Текст книги "СССР и Россия на бойне. Людские потери в войнах XX века"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Любопытно, что авторы книги «Гриф секретности снят» приводят в своей книге близкие к действительности данные о безвозвратных потерях двух армий Войска польского за весь период боевых действий на советско-германском фронте – 24 707 человек [369], никак не задаваясь, однако, вопросом, как эти данные могут коррелировать со столь небольшими потерями в Берлинской операции, где поляки как раз и понесли наибольшие потери.

Анализ данных сборника «Гриф секретности снят» также показывает, что в Берлинской операции оказались серьезно занижены безвозвратные потери 1-го Украинского фронта. Согласно данным сборника, войска фронта к началу операции 16 апреля 1945 года насчитывали 550 900 человек и состояли из 44 стрелковых и трех кавалерийских дивизий, а также 4 механизированных и 5 танковых корпусов, двух отдельных танковых бригад и трех самоходно-артиллерийских бригад. При этом указывается, что в составе 1-го Украинского фронта в Берлинской операции участвовали 3-я и 5-я гвардейские, 13-я и 52-я общевойсковые и 3-я и 4-я гвардейские танковые армии, а также 2-я воздушная армия [370]. Замечу, что слабой стороной сборника «Гриф секретности снят» является то, что в перечень соединений там почему-то не включены артиллерийские дивизии и бригады. Ведь артиллерийские дивизии по штатной численности личного состава 7—10 тыс. человек превосходили, например, кавалерийские дивизии и часто не уступали стрелковым. Между тем, из книги «Последний штурм» следует, что 44 стрелковые дивизии, участвовавшие в Берлинской операции в составе 1-го Украинского фронта, включали в себя 9 дивизий 28-й армии, которая была передана в состав фронта 20 апреля 1945 года, т. е. уже после начала Берлинской операции. Кроме того, авторы «Грифа» почему-то забыли посчитать одну воздушно-десантную дивизию в составе 5-й гвардейской армии. Для полноты картины отметим также, что авторы книги «Гриф секретности снят» занизили число стрелковых дивизий на 2-м Белорусском фронте на три, показав там только 33 дивизии и указав, что 19-я и 5-я гвардейские танковые армии в операции не участвовали. На самом деле один из стрелковых корпусов 19-й армии все-таки участвовал в Берлинской операции, что увеличивает число стрелковых дивизий у Рокоссовского до 36. Кроме того, у него в действительности было две, а не одна отдельная танковая бригада, как это показано в «Грифе» [371].

Можно предположить, что в сборнике «Гриф секретности снят» численность войск 1-го Украинского фронта на 16 апреля 1945 года дана правильно и в эту численность также включена не показанная в «Грифе» 9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. Заметим, что, принимая во внимание недоучет девяти стрелковых дивизий у Конева и трех стрелковых дивизий и одной танковой бригады у Рокоссовского, общая численность советских войск, участвовавших в Берлинской операции, занижена тысяч на 135. В действительности она, вероятно, составляла около 2040 тыс. человек, а с учетом двух армий Войска польского – около 2,2 млн человек.

К началу Пражской наступательной операции 6 мая группировка 1-го Украинского фронта увеличилась до 71 стрелковой дивизии, 3 кавалерийских дивизий, 4 механизированных и 5 танковых корпусов, 3 отдельных танковых и 3 самоходно-артиллерийских бригад. Очевидно, была там еще и одна воздушно-десантная дивизия, пропущенная авторами «Грифа». Был также еще и ряд артиллерийских дивизий и бригад, численность которых мы для наших расчетов принимаем пропорциональной численности стрелковых соединений, полагая, что они придавались стрелковым и другим соединениям примерно в одинаковой пропорции.

Попробуем оценить, какова была бы численность группировки 1-го Украинского фронта в начале Пражской операции, если бы не потери в Берлинской операции, закончившейся для войск фронта непосредственно перед началом Пражской операции. При этом надо учитывать, что численность воздушно-десантной дивизии была примерно равна численности стрелковой дивизии, а численность одной кавалерийской дивизии равнялась примерно трети от численности стрелковой. Точно так же танковый и механизированный корпуса каждый были примерно равны по численности полнокровной стрелковой дивизии. А две отдельные танковые бригады и три самоходно-артиллерийские вместе взятые были примерно равны по численности одной стрелковой дивизии. Тогда общую численность группировки 1-го Украинского фронта перед началом Берлинской операции, без девяти дивизий 28-й армии, можно оценить примерно в 47 расчетных стрелковых дивизий, а численность группировки того же фронта к началу Пражской операции – в 83,2 расчетной стрелковой дивизии. С учетом численности войск 1-го Украинского фронта к началу Берлинской операции, численность войск фронта, привлеченных к участию в Пражской операции, можно оценить в 975,2 тыс. человек, тогда как на самом деле в момент начала Пражской операции она составила 806,4 тыс. человек [372]. Потери 1-го Украинского фронта в Берлинской операции, согласно «Грифу секретности снят», составили 86 245 раненых и больных и 27 580 убитых и пропавших без вести. Если вычесть их из 975,2 тыс. человек, то получится 861,4 тыс. человек. Это на 55 тыс. больше, чем действительно осталось людей в войсках 1-го Украинского фронта к началу Пражской операции. 55 тыс. – это приблизительный объем недоучтенных безвозвратных потерь, без учета возможных пополнений, поступивших в войска фронта к началу Пражской операции. Тогда общие безвозвратные потери фронта в Берлинской операции можно оценить в 82,6 тыс. человек, что в 3 раза больше цифры, приведенной авторами «Грифа». Однако для оценки общего объема безвозвратных потерь всех советских войск в Берлинской операции мы считаем более целесообразным использовать коэффициент в 3,9, полученный на примере польских армий. Во-первых, в случае с поляками мы имеем дело непосредственно с данными о безвозвратных потерях. Во-вторых, существует большая вероятность того, что войска 1-го Украинского фронта, понесшие тяжелые потери в Берлинской операции, получили пополнение перед Пражской операцией. Тем более что в ходе Берлинской операции было освобождено немало военнопленных и «остарбайтеров» призывного возраста. Следует также сказать, что войска 1-го Белорусского фронта уже после начала Берлинской операции, 20 и 30 апреля, получили централизованное пополнение общей численностью 16 900 человек [373]. Скорее всего близкое по численности пополнение еще в ходе Берлинской операции получил и 1-й Украинский фронт. Например, входивший в состав фронта 7-й гвардейский механизированный корпус, выведенный из боя 30 апреля, до начала Пражской операции получил пополнение людьми и техникой [374]. А 3-я гвардейская армия только в период с 20 по 30 апреля получила пополнение в 6600 человек [375]. К тому же нельзя исключить, что на 1-м Белорусском фронте, понесшем самые тяжелые потери, коэффициент занижения потерь был еще большим, чем на 1-м Украинском фронте.

Еще перед Берлинской операцией, в период с 1 февраля по 20 марта 1945 года, в войска 1-го Украинского фронта было влито свыше 40 тыс. человек пополнения из числа «советских граждан призывного возраста, освобожденных из немецкой неволи». При этом среди освобожденных преобладали именно «остарбайтеры», а не бывшие военнопленные. Так, как докладывал 7 апреля 1945 года начальник Политуправления 1-го Украинского фронта генерал-майор Ф.В. Яшечкин, «в числе 3870 человек, поступивших в феврале на пополнение частей соединения, где начальником политотдела генерал-майор Воронов (т. е. в 13-ю армию. – Б.С.), бывших военнослужащих 873 человека, вновь призванных в армию 2997 человек, в том числе 784 женщины» [376]. Таким образом, доля бывших военнопленных среди нового пополнения не превышала 23 %. А то, что 20 % среди призывников составляли женщины из «остарбайтеров», доказывало, что людские ресурсы Красной Армии были близки к истощению. Женщин направляли в тыловые подразделения, чтобы высвободить оттуда «активные штыки» для последних боев.

Многие из впервые призванных «остарбайтеров», кто погиб в боях за Берлин, наверняка не попали в базу данных безвозвратных потерь Министерства обороны России [377], поскольку были призваны непосредственно в части. При работе с ОБД «Мемориал» мне лишь однажды встретился погибший или пропавший без вести военнослужащий, о котором было указано, что он призван непосредственно в часть. А я просмотрел несколько десятков тысяч персоналий. При послевоенных подсчетах этих людей, скорее всего, включали в потери мирного населения, что неправомерно, или вообще не учитывали в качестве безвозвратных потерь.

Оценка истинной величины безвозвратных потерь Красной Армии

Официальные цифры советских безвозвратных потерь оказываются в несколько раз меньше действительной величины, потому что учет безвозвратных потерь в Красной Армии был поставлен очень плохо. Командиры всех уровней стремились их приуменьшить. И это отразилось в документах военного времени.

В приказе заместителя наркома обороны от 12 апреля 1942 года говорилось: «Учет личного состава, в особенности учет потерь, ведется в действующей армии совершенно неудовлетворительно… Штабы соединений не высылают своевременно в центр именных списков погибших. В результате несвоевременного и неполного представления войсковыми частями списков о потерях (так в документе. – Б.С.)получилось большое несоответствие между данными численного и персонального учета потерь. На персональном учете состоит в настоящее время не более одной трети действительного числа убитых. Данные персонального учета пропавших без вести и попавших в плен еще более далеки от истины». И в дальнейшем положение с учетом личного состава и потерь не претерпело существенных изменений. В приказе наркома обороны от 7 марта 1945 года «О неудовлетворительной работе по учету погибшего и пропавшего без вести рядового и сержантского состава и мерах по ее улучшению», за два месяца до конца войны с Германией, констатировалось: «Проверкой работы Управления по учету погибшего и пропавшего без вести рядового и сержантского состава вскрыты серьезные недостатки в работе над письмами, поступающими в Управление от трудящихся – родственников военнослужащих… За 1944 год 40 % полученных писем были возвращены обратно отправителям с запросом дополнительных справок… Вместо внимательного разбора поступающих писем о розыске военнослужащих, в Управлении установлена неправильная практика отнесения их к числу без вести пропавших только потому, что они потеряли связь со своими семьями. Контроль за прохождением писем по розыску военнослужащих не организован. В течение 1944 года Управлением получены ответы от воинских частей только на 26 % своих запросов». В приказе также отмечалось, что «командиры войсковых соединений и частей, а также военные комиссариаты на запросы Управления не отвечают месяцами, дают неудовлетворительные ответы; военные советы фронтов, армий и военных округов не уделяют должного внимания этому важному вопросу и не контролируют постановку дела по розыску военнослужащих в войсковых соединениях, частях и учреждениях [378].

Поскольку официальные цифры советских военных потерь далеки от реальности, необходимо было найти альтернативные способы подсчета безвозвратных потерь Красной Армии.

Для альтернативной оценки мы использовали более высокие цифры безвозвратных потерь Красной Армии, чем названы в сборнике «Гриф секретности снят». Так, авторы этого сборника определяют потери Советских Вооруженных Сил в 1942 году убитыми и пропавшими без вести в 2 888 837 [379]. Между тем значительно более высокая величина безвозвратных потерь Красной Армии за 1942 год приводится Д.А. Волкогоновым – 5 888 236 человек, по его утверждению – «результат долгих подсчетов по документам» [380]. Эта цифра в 2,04 раза превосходит цифру, данную в книге «Гриф секретности снят», причем, судя по всему, в нее не включены небоевые потери, не включены и умершие от ран. При аналогичном помесячном учете безвозвратных потерь вермахта умершие от ран включены.

Скорее всего подсчет безвозвратных потерь за 1942 год был сделан в начале 1943 года. Д.А. Волкогонов приводит разбивку потерь по месяцам. Для сравнения у нас имеется помесячная динамика потерь Красной Армии пораженными в боях за период с июля 1941 года по апрель 1945 года включительно. Соответствующий график воспроизведен в книге бывшего начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии Е.И. Смирнова «Война и военная медицина». Помесячные данные за 1942 год о потерях Советских Вооруженных Сил приведены в таблице 18 [381].

Таблица 18.Потери Красной Армии в 1942 году

Здесь следует отметить, что в показатель «пораженные в боях» входят раненые, контуженые, обожженные и обмороженные. А в показатель «раненые», чаще всего используемый в статистике, обычно включаются только раненые и контуженые. Доля раненых и контуженых среди пораженных в боях для Красной Армии в годы Великой Отечественной войны составляет 96,9 % [382]. Поэтому без большой погрешности можно относить показатели для раненых ко всем пораженным в боях и наоборот.

Еще до публикации этих данных Д.А. Волкогонов пытался оценить советские потери в Великой Отечественной войне, причем тогда он уже, скорее всего, располагал приведенными выше данными о безвозвратных потерях Красной Армии в 1942 году. По мнению Волкогонова, «число погибших военнослужащих, партизан, подпольщиков, мирных граждан в годы Великой Отечественной войны колеблется, видимо, в пределах 26–27 миллионов человек, из них более 10 миллионов пали на поле боя и погибли в плену. Особенно трагична судьба тех, кто входил в состав первого стратегического эшелона (и основной массы стратегических резервов), кто вынес главные тяготы войны в 1941 году. Основная, прежде всего кадровая, часть личного состава соединений и объединений этого эшелона сложила головы, а около трех миллионов военнослужащих оказались в плену. Немногим меньше были наши потери и в 1942 году» [383].

Вероятно, Волкогонов имел пред собой также данные о числе советских пленных по годам, опубликованные американским историком Александром Даллином (о них – чуть ниже). Там число пленных в 1941 году определяется в 3355 тыс. человек. Вероятно, Волкогонов округлил эту цифру до 3 млн. В 1942 году число пленных, по А. Даллину, составило 1653 тыс. человек. Вероятно, Волкогонов вычел эту величину из своих данных о безвозвратных потерях 1942 года, получив число убитых и умерших в 4235 тыс. Не исключено, что он счел, что в 1941 году среднемесячный уровень потерь убитыми был примерно таким же, как и в 1942 году, и тогда потери 1941 года убитыми оценил примерно в половину от потерь 1942 года, т. е. в 2,1 млн человек. Не исключено, что Волкогонов решил, что, начиная 1943 года, Красная Армия стала воевать лучше, среднемесячные потери убитыми сократились вдвое по сравнению с уровнем 1942 года. Тогда в 1943 и в 1944 годах ежегодные потери он мог оценить в 2,1 млн человек убитыми и умершими, а в 1945 году – примерно в 700 тыс. человек. Общие потери Красной Армии убитыми и умершими, без умерших в плену, Волкогонов мог оценить в 11,2 млн человек, а число умерших пленных А. Даллин оценивал в 3,3 млн человек. Общие потери Красной Армии убитыми и умершими Волкогонов мог оценить в 14,5 млн человек, что было больше 10 млн, но меньше 15 млн. В точности этой цифры исследователь, вероятно, не был уверен, поэтому и написал осторожно: «более 10 миллионов» (но не более 15 млн, а когда пишут «более 10 млн», подразумевается, что эта величина все-таки меньше 15 млн).

Интересно, что данные Волкогонова использовала еще одна группа исследователей. В.И. Феськов, К.А. Калашников и В.И. Голиков следующим образом определяют потери Красной Армии в Великой Отечественной войне [384]:

Таблица 19.Потери личного состава Вооруженных Сил СССР в период войны

Если принять данные А. Даллина о 3,3 млн умерших советских пленных, то общее число погибших и умерших военнослужащих Красной Армии можно оценить в 14,6 млн человек, хотя Феськов, Калашников и Голиков такой цифры и не устанавливают, поскольку не пытаются определить число умерших пленных. Зато число в 14,6 млн погибших практически совпадает с предполагаемым нами числом, которое должен был получить в результате своих расчетов Волкогонов. Поскольку Феськов, Калашников и Голиков для безвозвратных потерь 1942 года берут практически ту же цифру, что и Волкогонов, но увеличивают ее на 1,8 тыс. человек, можно предположить, что они были знакомы с тем документом, откуда взял свои данные Волкогонов. Не исключено, что в этом же документе приведены также данные о безвозвратных потерях в 1941, 1943, 1944 и 1945 годах и что этим документом воспользовались авторы книги «Красная Армия в победах и поражениях» (или, наоборот, в свое время Волкогонов мог быть знаком с их расчетами). Что же касается численности пленных, то для 1942–1945 годов они даны по книге А. Даллина. А для 1941 года приведена другая распространенная цифра, оглашенная, в частности, на Нюрнбергском процессе.

Ошибкой в данном случае, как нам представляется, является предположение Феськова, Калашникова и Голикова о том, что, начиная с 1943 года, потери Красной Армии убитыми резко сокращаются. Однако приводимые ими данные о потерях ранеными и больными, в целом совпадающие с данными сборника «Гриф секретности снят», равно как и данные Е.И. Смирнова о динамике числа раненых за всю войну, говорят об обратном. В 1943, 1944 и 1945 годах среднемесячное число раненых было существенно больше, чем в 1942 году, тогда как во второй половине 1941 года среднемесячное число раненых было существенно меньше, чем в 1942 году. Исходя из этого и предполагая, что число убитых пропорционально числу раненых, можно сделать вывод о том, что, начиная с 1942 года, среднемесячное число убитых возрастало и, достигнув максимума в июле и августе 1943 года, в дальнейшем серьезно не падало, оставаясь на уровне, выше уровня 1942 года. Если даже какие исчисления, сделанные в Наркомате обороны или позднее в Министерстве обороны, и говорят о падении числа убитых в 1943–1945 годах, то это может быть связано с тем, что данные Наркомата обороны о безвозвратных потерях не учитывают безвозвратных потерь призванных непосредственно в части. Такого рода призыв стал особенно активно осуществляться с начала 1943 года и продолжался вплоть до самого конца войны.

За счет призванных непосредственно в части покрывались не учтенные в донесениях вышестоящим штабам безвозвратные потери. Характерно, что в советско-японской войне, где боевые действия происходили на территории Внутренней Монголии и Маньчжурии и где призыв местного китайского и монгольского населения в советские воинские части, разумеется, был невозможен, эту дополнительную неучтенную убыль предполагали покрывать за счет получения дополнительных стрелковых дивизий. Так, командующий войсками Забайкальского фронта маршал Р.Я. Малиновский, представляя Сталину 18 июня 1945 года план боевых действий фронта против Японии, в разделе о пополнениях писал: «Для покрытия ожидаемых потерь в первый месяц операции необходимо предусмотреть подачу:

По личному составу – 120 тысяч…

Кроме того, предусмотреть усиление фронта семью-девятью стрелковыми дивизиями с двумя-тремя корпусными управлениями и тремя истребительными артбригадами» [385]. Численность войск Забайкальского фронта к 9 августа, дню начала войны с Японией, составляла 638 300 человек [386]. Таким образом, только учтенные потери, которые собирались возместить за счет маршевого пополнения, предполагались за месяц боев примерно в одну пятую от численности личного состава. Однако помимо этого Малиновский хотел получить 7–9 стрелковых дивизий и три истребительно-противотанковые бригады. Очевидно, он учитывал, что в боях против Германии противотанковая артиллерия несла наибольшие потери, и предполагал пополнить ее после первого месяца боев. А вот дополнительные стрелковые дивизии ему, по всей вероятности, были нужны, чтобы восполнить те потери, которые в донесениях не фигурировали и не покрывались маршевым пополнением, и сохранить таким образом прежнюю силу своих ударных группировок. 9 стрелковых дивизий и 3 истребительно-артиллерийские бригады по своей численности не уступали 120-тысячному маршевому пополнению. Несомненно, Малиновский ориентировался на уровень ежемесячных потерь в войне против Германии.

Однако советское командование переоценило силу сопротивления японской Квантунской армии. И дело было не только в том, что японское правительство вследствие атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки уже через неделю после начала боевых действий в Маньчжурии приняло решение о капитуляции. К моменту советского нападения почти все боеспособные дивизии и современное вооружение были переброшены на Тихоокеанский театр боевых действий. К августу 1945 года подавляющее большинство дивизий Квантунской армии были 1945 года формирования, причем главным образом – в июле. Японское командование оценивало их боеспособность лишь в 15–20 % от уровня боеспособности обычной полнокровной пехотной дивизии. В новых дивизиях преобладали необученные призывники из студентов и инвалидов. Японским войскам катастрофически не хватало вооружения, боеприпасов и горючего, и в их распоряжении в Маньчжурии было не более 50 боеготовых самолетов. Также отсутствовала противотанковая артиллерия, а танки были легкие и устаревшие, но и те из-за отсутствия горючего и подготовленных экипажей так и не смогли вступить в бой [387]. В результате потери Забайкальского фронта, по официальным советским данным, составили 2228 человек безвозвратных потерь (включая 522 – небоевых) и 6155 человек санитарных потерь, из которых почти половина – 2996 человек, приходится на больных. Даже если учесть, что японцы оценивают советские безвозвратные потери за всю советско-японскую войну вдвое выше – в 20–25 тыс. человек против 12 031 по официальным российским данным [388], и предположить, что общие потери Забайкальского фронта занижены вдвое, до цифры предполагавшихся потерь, как минимум, в 120 тыс. человек останется еще 103 тыс. человек.

Сравнение данных таблицы позволяет сделать вывод, что данные Д.А. Волкогонова существенно занижают истинный размер безвозвратных потерь. Так, в мае 1942 года безвозвратные потери советских войск будто бы составили лишь 422 тыс. и даже уменьшились по сравнению с апрельскими на 13 тыс. человек. Между тем, именно в мае германские войска пленили около 150 тыс. красноармейцев на Керченском полуострове [389] и около 240 тыс. – в районе Харькова [390]. В апреле же советские потери пленными были незначительными (наибольшее их число – порядка 5 тыс. человек, было взято при ликвидации группы генерала М.Г. Ефремова в районе Вязьмы). Получается, что в мае потери убитыми и умершими от ран, болезней и несчастных случаев не превышали 32 тыс. человек, а в апреле достигали почти 430 тыс., и это при том, что показатель числа пораженных в боях с апреля по май упал всего на 3 пункта, или менее чем на 4 %. Ясно, что все дело в колоссальном недоучете безвозвратных потерь в период общего отступления советских войск с мая по сентябрь включительно. Ведь именно тогда было захвачено немцами подавляющее большинство из 1653 тыс. советских пленных 1942 года [391]. По Д.А. Волкогонову за это время безвозвратные потери достигли 2129 тыс. против 2211 тыс. за четыре предшествовавших месяца, когда потери пленными были незначительны. Не случайно в октябре безвозвратные потери Красной Армии вдруг увеличились на 346 тыс. по сравнению с сентябрем при резком падении показателя пораженных в боях на целых 29 пунктов и отсутствии в это время сколько-нибудь крупных окружений советских войск. Вероятно, в октябрьские потери были частично включены недоучтенные потери предшествовавших месяцев.

Наиболее надежными нам представляются данные о безвозвратных потерях за ноябрь, когда Красная Армия почти не понесла потерь пленными, а линия фронта была стабильна вплоть до 19-го числа, когда советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом. Поэтому можно считать, что потери убитыми учтены в этом месяце полнее, чем в предшествовавшие и последующие, когда быстрое перемещение фронта и штабов затрудняло учет, и что безвозвратные потери в ноябре приходятся почти исключительно на убитых, поскольку советские войска почти не несли потерь пленными. Тогда на 413 тыс. убитых и умерших будет приходиться показатель в 83 % пораженных в боях, т. е. на 1 % среднемесячного числа пораженных в боях приходится приблизительно 5,0 тыс. убитых и умерших от ран. Если же принять за базовые показатели января, февраля, марта или апреля, то там соотношение, после исключения примерного числа пленных, будет еще большим – от 5,1 до 5,5 тыс. погибших на 1 % от среднемесячного числа пораженных в боях. Декабрьские же показатели явно страдают большим недоучетом безвозвратных потерь из-за быстрого перемещения линии фронта.

Данные немецких архивов подтверждают, что в ноябре число захваченных советских пленных было минимальным за весь 1942 год и составило 22 241 человек [392]. Строго говоря, из 413 тыс. убитых и пропавших без вести следовало бы вычесть 22 тыс. пленных и оперировать числом 391 тыс. убитых в ноябре. Мы, однако, предпочитаем оставить число 413 тыс., памятуя вероятный недоучет убитыми в последние 11 дней ноября и полагая, что число 22 тыс. его в какой-то мере компенсирует.

Установленное для ноября 1942 года соотношение между числом пораженных в боях и количеством убитых представляется нам близким к среднему за войну в целом. Тогда безвозвратные потери Красной Армии (без пленных, умерших от ран и небоевых потерь) в войне с Германией можно оценить, умножив 5 тыс. человек на 4656 (4600 – сумма (в процентах) потерь пораженными в боях за период с июля 1941 года по апрель 1945 года, 17 – потери пораженными в боях за июнь 1941 года, 39 – потери пораженными в боях за май 1945 года, принятые нами за одну треть потерь соответственно июля 1941 года и апреля 1945 года). В результате мы приходим к цифре в 23,28 млн погибших. Из этого числа следует вычесть 939 700 военнослужащих, числившихся пропавшими без вести, но после освобождения соответствующих территорий вновь призванных в армию. Большинство из них не было в плену, часть бежала из плена [393]. Таким образом, общее число погибших сократится до 22,34 млн человек. По последней оценке авторов книги «Гриф секретности снят», небоевые потери Красной Армии составили 555,5 тыс. человек, в том числе не менее 157 тыс. человек были расстреляны по приговорам трибуналов [394]. Тогда общие безвозвратные потери Советских Вооруженных Сил (без умерших в плену) можно оценить в 22,9 млн человек.

Следует отметить, что, по утверждению тогдашнего начальника ГлавПУРа А.С. Щербакова в записке Сталину в конце октября 1942 года, только за первые 16 месяцев войны было потеряно «339 767 человек, умерших от болезней и несчастных случаев, не связанных с выполнением боевой задачи». Даже если допустить, что в эту цифру на самом деле включены также расстрелянные по приговорам трибуналов, разница уж очень велика. Если верна цифра небоевых безвозвратных потерь в 555,4 тыс. человек, приведенная в книге «Гриф секретности снят», то получается, что за последние 30,5 месяца войны они составили 215,6 тыс. человек, т. е. в 1,6 раза меньше, чем за первые 16 месяцев, хотя по логике должны были бы быть, как минимум, в 1,9 раза больше. Число умерших от болезней и несчастных случаев примерно прямо пропорционально численности вооруженных сил, а она в последние два с половиной года войны возрастала. Можно предположить, что в действительности – перед нами сумма умерших и заболевших, а также раненных в результате несчастных случаев, причем только в тыловых частях. Ведь в своей записке Щербаков сперва приводит данные о потерях вермахта и Красной Армии по данным Совинформбюро убитыми, ранеными, пропавшими без вести и пленными (соответственно СССР – 5 443 614 человек, Германия – 12 млн, из которых не менее 4,2 млн убитыми), а затем привел другие цифры – по подсчетам Генштаба: СССР – 10 406 079 человек, Германия – 9 330 000 [395]. Однако если принять, что число 339 767 включает заболевших в тыловых частях за первые 16 месяцев войны, то тоже получается неувязка. Авторы книги «Гриф секретности снят» полагают, что в частях за пределами действующей армии заболело 4593,6 тыс. человек за все время войны [396]. Невозможно допустить, что в первые 16 месяцев войны заболело всего лишь около одной пятнадцатой от общего числа заболевших за всю войну. Правда, нельзя исключить, что оценка числа заболевших в тыловых частях значительно занижена и в действительности это число не превышает 1 млн человек. Тогда число 339 667 может относиться ко всем небоевым потерям в первые 16 месяцев войны. Но скорее можно предположить, что цифра 555,4 тыс. занижает небоевые безвозвратные потери, возможно, потому, что не включает жертвы трибуналов и какие-то еще категории потерь, например, потери частей вне действующей армии. Однако для конечных расчетов мы все-таки используем эту цифру. Возможное ее занижение даже на 300–400 тыс. человек результат все равно принципиальным образом не меняет, а точно оценить величину недоучета мы в данном случае все равно не можем.

Что же касается данных Совинформбюро и Генштаба о потерях вермахта и Красной Армии, приведенных в записке А.С. Щербакова, то они абсолютно фантастичны и не имеют ничего общего с действительностью. В период с 22 июня 1941 года по 10 сентября 1942 года германская сухопутная армия потеряла на Восточном фронте 1 637 280 человек, в том числе 336 349 убитыми и 75 990 пропавшими без вести [397]. Потери люфтваффе могли составить до 30 тыс. убитыми, ранеными и пропавшими без вести, потери германского флота вряд ли превышали 1 тыс. человек. Даже если добавить не учтенные Ф. Гальдером потери сухопутных сил с 11 сентября по 22 октября 1942 года, которые могли составить порядка 110 тыс. человек, суммарные потери вермахта на Востоке за первые 16 месяцев не могли превысить 1780 тыс. человек, т. е. были в 5,2 раза меньше, чем оценивал советский Генштаб. Что же касается советских потерь, то, как мы покажем ниже, к концу октября 1942 года только пленными потери составили около 5,5 млн человек, а с учетом не попавших в плен окруженцев общее число пропавших без вести должно было составить не менее 6 млн человек. Кроме того, убитыми за этот период, по нашей оценке, Красная Армия должна была потерять порядка 7,6 млн человек и, по крайней мере, такое же число раненых, не попавших в плен. Тогда общие боевые потери Красной Армии за первые 16 месяцев войны можно оценить в 21,2 млн человек, что в 2,04 раза превышает оценку советского Генштаба.