Текст книги "Кто воевал числом, а кто – умением. Чудовищная правда о потерях СССР во Второй Мировой"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Бывшие советские военнопленные Иосиф Дугас и Яков Черон, один из которых попал в плен в 1942 году под Харьковом, отмечают: «Как правило, освободив от немцев определенную территорию, советское командование собирало все военнообязанное население и, часто без оружия и военной формы, гнало его в бой. Так, например, было в харьковском наступлении мая 1942 года. Солдаты называли наспех мобилизованных «воронами» (по темной гражданской одежде). В наступлении «ворона» могла быть вооружена лопатой, штыком, в редких случаях винтовкой, из которой она не умела стрелять. Вопрос: кем считать этих «ворон», попавших в плен, – солдатами, гражданскими лицами или партизанами? Немцы поступали так: если у «вороны» была наголо под машинку острижена голова или же она имела винтовку – «ворона» считалась пленным. Иногда немцы «ворон» просто выгоняли, даже не рассматривая прическу. Со стороны советского командования было преступлением посылать этих людей» [64]64
  Дугас И.А., Черон Ф.Я. Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным. Париж: YMCA-Press, 1994. С. 406. Авторы опровергают распространенное в советское время мнение о том, что немцы будто бы в большом количестве помещали в лагеря для пленных гражданское население, за счет чего увеличивали число пленных. Они утверждают, что «из всех статей Гаагской конвенции немцы, кажется, не нарушали только той, которая определяет, кто является военнопленным» (там же).


[Закрыть]. Нет сомнений, что их все же надо считать красноармейцами. Ведь на отражение атак и несчастных «ворон», и красноармейцев в форме немцы одинаково тратили боеприпасы. Со временем уцелевшие «вороны» получали и винтовки, и обмундирование, но шансов довоевать до конца войны у них имелось немного. И, как правило, погибшие в первых же боях из числа призванных непосредственно в части не попадали в общую базу мобилизованных, равно как и в общую базу безвозвратных потерь.

Отдельные примеры показывают, что призыв непосредственно в части составлял значительную величину. Так, член Военного Совета Южного фронта и бывший заместитель наркома обороны по кадрам Е.А. Щаденко писал 6 октября 1943 года члену ГКО Г.М. Маленкову, что войсками фронта только за сентябрь 1943 года призвали непосредственно в части 115 тыс. человек, из которых 18 675 человек (18 %) являются призывниками, прежде не служившими в Красной Армии, а остальные – бывшими красноармейцами, оставшимися на оккупированной территории [65]65
  Российский Государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 83, оп. 1, д. 29, лл. 75–77.


[Закрыть]. Можно с уверенностью предположить, что значительная часть, если не большинство тех, кто назвал себя бывшими военнослужащими, в действительности в Красной Армии не служили, но предпочли назвать себя бывшими красноармейцами, чтобы избежать обвинений в уклонении от призыва и дезертирстве в 1941 году. Как мы уже убедились, в последние месяцы войны, когда боевые действия велись в странах Европы, непосредственно в части призывали в основном бывших «остарбайтеров» призывного возраста.

Общее число мобилизованных в 42,9 млн человек составит около 20,8 % от довоенной численности населения. Отметим, что объем германского призыва во Вторую мировую войну оказался вполне сопоставим с советским. Всего в вермахт (с учетом армии мирного времени) было призвано 17,9 млн человек, из которых около 2 млн человек было отозвано для работы в народном хозяйстве. Таким образом, чистый призыв в 15,9 млн человек составил 19,7 % от населения Германии в 80,6 млн человек в 1939 году (включая население Австрии и протектората Богемии и Моравии) [66]66
  Мюллер-Гиллебранд Б.Указ. соч. Т. 3. С. 323, 328.


[Закрыть].

В начале Второй мировой войны, в 1939 году, в германской сухопутной армии насчитывалось примерно 140 тыс. женщин, из которых 50 тыс. женщин были собственно гражданскими служащими, а 90 тыс. считались гражданским вспомогательным персоналом (Helferinen), на который, однако, распространялись некоторые армейские дисциплинарные нормы и определенная униформа. В 1944 году около 300 тыс. женщин, относящихся как к служащим, так и к вспомогательному персоналу, служило в резервной армии и других тыловых учреждениях сухопутной армии на территории Рейха, а около 20,5 тыс. женского вспомогательного персонала служили в действующей армии и на оккупированных территориях. В люфтваффе насчитывалось около 130 тыс. женщин, а на флоте – 20 тыс. (последние несли службу только на берегу). Всего в германских вооруженных силах служило около 470 тыс. человек. В ноябре 1944 года число женщин в люфтваффе за счет мобилизации возросло до 300–350 тыс. человек, а общая численность женского персонала – до 640–690 тыс. человек, однако большинство вновь призванных не смогли использовать из-за отсутствия достаточного числа женщин-начальников, а также достаточного времени и средств на подготовку. Женщин не использовали в боевых частях и не вооружали. В конце февраля 1945 года Гитлер изменил свою принципиальную позицию о непривлечении женщин к боевым действиям и разрешил формирование одного женского батальона, чье значение, однако, должно было быть больше пропагандистским, а не военным. Однако уже в марте ОКВ издало приказ, отменяющий все прочие приказы о вооружении женщин, так что батальон так и не был создан. Оружие могли иметь только расчеты зенитных орудий и женщины, назначавшиеся в караулы [67]67
  Cassin-Scott, Jack. Women at War 1939-45. London: Osprey Publishing Ltd, 1980. P. 23, 31–32.


[Закрыть]. В последние месяцы войны оружия уже не хватало для вооружения мужчин-призывников.

В Германии, в отличие от СССР, женщины никогда не направлялись в боевые части, а служили только в глубоком тылу – штабными писарями и делопроизводителями, радистками, машинистками и телеграфистками, медсестрами, а также наблюдателями на постах ВНОС и в метеослужбе. Поэтому потери среди них убитыми и умершими были минимальными и являлись следствием болезней и воздушных бомбардировок, а на оккупированных территориях – еще и следствием нападений партизан. Безвозвратные потери женщин вряд ли превышали несколько тысяч человек. С другой стороны, тысячи немецких женщин-военнослужащих оказались в плену, но обычно в качестве интернированных, так как практически все они были демобилизованы в апреле 1945 года.

Мобилизационная способность СССР и Германии оказалась практически равна по отношению к общей численности населения. Советский Союз мог мобилизовать несколько большую долю населения благодаря помощи западных союзников в виде ленд-лиза, что позволяло высвободить для нужд фронта дополнительную рабочую силу из промышленности, а также благодаря практически полному прекращению всякого гражданского производства уже в 1941 году, тогда как в Германии еще и в 1943 году значительная часть промышленности производила продукцию для удовлетворения нужд гражданского населения. Кроме того, в СССР в гораздо большем масштабе были привлечены для работы в народном хозяйстве женщины, лица пожилого возраста и подростки. В Германии мобилизационная способность возросла за счет использования труда иностранных рабочих и военнопленных (5655 тыс. человек в сентябре 1944 года) [68]68
  Мюллер-Гиллебранд Б. Указ. соч. С. 327.


[Закрыть]. Однако в СССР в большей мере призывали в армию лиц пожилых возрастов.

В Красной Армии число убитых и число раненых были близки друг к другу. Замечательный белорусский писатель-фронтовик Василь Быков, автор действительно честных книг о войне, в своих мемуарах очень хорошо объясняет, почему в Красной Армии на одного убитого приходилось значительно меньше раненых, чем в вермахте, да и в других армиях Второй мировой войны: «Наши потери в наступлении были чудовищны, наибольшее их количество, конечно, приходилось на долю раненых. Легкораненые с поля боя выбирались сами; тяжелораненые нередко подолгу находились в зоне огня, получая новые ранения, а то и погибая. Выносить раненых с поля боя имели право лишь специально назначенные для того бойцы – санитары и санинструкторы. Никому другому сопровождать раненых в тыл не разрешалось, попытки такого рода расценивались как уклонение от боя. Конечно, девочки-инструкторы старались как могли, но санинструкторов полагалось по одной на роту, раненых же на поле боя всегда набирались десятки. Как было успеть при всем желании? И не успевали; раненые вынуждены были долго ждать помощи и, истекая кровью, умирали на поле или по дороге в санбат.

До сих пор в точности неизвестно, кому принадлежит «гениальная» идея использования на войне женщин. Кажется, это чисто советское новшество, в немецкой армии ничего подобного не наблюдалось до конца войны. При очевидной бездефицитности людского (мужского) материала на войне какая надобность была посылать под огонь молодых, мало приспособленных к своеобразию боевой жизни девчат? Какая от них была польза? Разве что в скрашивании досуга и быта старших командиров и политработников, временно лишившихся жен и тыловых подруг» [69]69
  Быков В. «За Родину! За Сталина!» Цена прошедших боев // Родина. М., 1995. № 5. С. 32–33.


[Закрыть].

За счет того, что у нас раненых вытаскивали с поля боя не дюжие мужики-санитары, как у немцев, а хрупкие девушки, вчерашние школьницы, равно как и за счет того, что раненых в бою (т. е. тех, кто не умер сразу же, как только его поразила пуля или осколок) в Красной Армии было в несколько раз больше, чем в вермахте, шансов у советского раненого на то, что его вынесут с поля боя и доставят в госпиталь, было на порядок меньше, чем у их немецких товарищей по несчастью. Поэтому среди советских раненых гораздо больше была доля тех, кто умирал на поле боя еще до того, как ему успеют оказать помощь. Благодаря действию этих двух факторов на одного убитого в вермахте приходилось гораздо больше раненых, чем в Красной Армии. Вследствие этого резко повышались безвозвратные потери Красной Армии, которые на порядок превышали потери вермахта.

Вот только один пример. За июль 1943 года, во время Курской битвы, потери войск Воронежского и Степного фронтов согласно подсчетам Л.Н Лопуховского по донесениям о потерях составляли 189 тыс. человек, в том числе 70,1 тыс. убитыми, пленными и пропавшими без вести. Противостоявшая им группа армий «Юг» за тот же период лишилась 46,2 тыс. солдат и офицеров, в том числе 9,3 тыс. человек – убитыми и пропавшими без вести. Из этого числа не менее 4 тыс. человек было потеряно в боях против советского Юго-Западного фронта. Тогда на долю Степного и Воронежского фронтов приходится примерно 42 тыс. выбывших из строя германских военнослужащих, в том числе около 8,5 тыс. – безвозвратно [70]70
  Лопуховский Л.Н. Прохоровка – без грифа секретно. М.: Яуза, ЭКСМО, 2005. С. 513–520, 530–533.


[Закрыть]. Таким образом, соотношение по общим потерям оказывается 4,5:1 в пользу немцев, а по боевым безвозвратным – уже 8,25:1. Это доказывает, что доля санитарных потерь у немцев в общих потерях была гораздо большей, чем в Красной Армии.

Точное число раненых в Советских Вооруженных Силах установить довольно затруднительно, поскольку в разных источниках фигурируют разные цифры, и не всегда понятно, к какой категории раненых относится та или иная цифра. Возможно, что ближе всего к истине цифра 19,7 млн раненых. Она получается, если мы возьмем данные о том, что в результате ранений было уволено из армии 16 % раненых. Эти данные содержатся в отчете 1946 года о работе тыла в годы войны. Если взять данные о числе уволенных по ранению красноармейцев из «Грифа секретности снят» в 3050,7 тыс., то получится общее число раненых 19 066,9 тыс. Правда, если мы возьмем данные «Грифа» о числе умерших от ран 1104,1 тыс. человек и предположим, что умершие от ран составляют 6,5 % от общего числа раненых, как это показано в отчете 1946 года, то общее число раненых получится всего лишь 16 986,2 тыс. Но мы предполагаем, что цифра уволенных инвалидов более надежна, так как если занижали, то в первую очередь – число умерших от ран. При этом речь фактически идет о числе ранений, а не раненых, так как многие бойцы были ранены более чем один раз. Число больных, показанное в «Грифе секретности снят» в 7641,3 тыс. человек, из которых 86,7 % вернулись в строй, кажется мне близкой к истине (по данным отчета 1946 года, в строй вернулось более 85 % больных). В этом случае общее число раненых и больных можно оценить в 26 708,2 тыс. человек. При этом число раненых оказывается даже меньше числа убитых на поле боя, составившего, по нашей оценке, 22,34 млн человек. Соотношение получается не 3:1, как традиционно считается, а 0,85:1. Этот парадокс легко объясним. Дело в том, что из-за огромных потерь в Красной Армии часто получалось так, что во время атаки подавляющее большинство ее участников оказывались убитыми или ранеными. В этих условиях у раненых было мало шансов, что их вынесут с поля боя, и большинство из них умирало, так и не дождавшись помощи. Как отмечается в отчете 1946 года, «потери санитаров-носильщиков в некоторых соединениях достигали 80–85 % убитыми и ранеными от огня противника» [71]71
  Тыл Красной Армии в Великой Отечественной войне (Русский архив: Великая Отечественная. Т. 25(14)). М.: Терра, 1998. С. 706.


[Закрыть]. Ясно, что при таких потерях среди санитаров потери среди атакующих вообще могли приближаться к 100 %, так что большинство раненых не могли вынести с поля боя. К тому же, в отличие от вермахта, в Красной Армии значительную часть санитаров-носильщиков составляли женщины, которым очень трудно было вытащить на себе раненого бойца. Женщин направляли в санитарки для того, чтобы высвободить мужчин в качестве активных штыков для участия в атаках.

Есть и другие данные о советских потерях ранеными и больными. В архиве Военно-медицинского музея в Санкт-Петербурге сохранилось более 32 млн карточек учета военнослужащих, поступивших в годы Великой Отечественной войны в военно-медицинские учреждения. Речь здесь идет о тех, кто был эвакуирован в полевые и тыловые медучреждения, так как отсутствуют личные учетные карточки на тех, кто умер или выздоровел в медсанбатах и полковых медицинских пунктах [72]72
  Конасов В.Б., Терещук А.Б. Новый подход к учету безвозвратных потерь в годы Великой Отечественной войны // Вопросы истории. 1990. № 6. С. 187.


[Закрыть]. Если предположить, что недоучет в равной мере касался и раненых, и больных, то общее число раненых можно оценить в 22,8 млн, а больных – в 9,2 млн Тогда число раненых и убитых будет почти равно между собой – 1,02:1.

Известно, что в медсанбатах и полковых медицинских пунктах было возвращено в строй 10,5 % всех раненых, 10,9 % обмороженных и 49,3 % больных, а всего – около 23,8 % всех пораженных в боях и больных (в том числе 20,5 % – в медсанбатах) [73]73
  Капилевич Я.Б. Организация лечения легкораненых // Военно-медицинский журнал. 1970. № 5. С. 64.


[Закрыть]. Долю пораженных в боях, умерших на ПМП и в медсанбатах, можно оценить не более чем в 5 %, поскольку она была в 2–2,5 раза меньше доли возвращенных в строй. Число же больных, умерших на ПМП и в медсанбатах, было ничтожно. Таким образом, примерно 27 % всех пораженных в боях и больных Красной Армии в годы войны не были эвакуированы. Если 32 млн пораженных в боях и больных, на которых сохранились учетные карточки, – это около 73 % от их общего числа, то все санитарные потери можно оценить в 43,9 млн человек.

Альтернативный подсчет санитарных потерь можно произвести по показателю средней загруженности конечной сети эвакогоспиталей за период войны – 85–87 пораженных в боях на каждые 10 коек из максимального числа развернутых [74]74
  Смирнов Е.И. Некоторые уроки опыта медицинского обеспечения боевых действий войск // Военно-медицинский журнал. 1970. № 5. С. 12.


[Закрыть]. Показатель максимального развертывания конечной сети – 1 719 450 коек [75]75
  История Второй мировой войны 1939–1945. В 12 тт. Т. 9. М.: Воениздат, 1978. С. 515.


[Закрыть]. Известно также, что через эвакогоспитали за годы войны прошло 51,5 % от общего числа раненых. Поскольку среди всех пораженных в боях раненые и контуженые военнослужащие Красной Армии составляли 96,9 % [76]76
  Кузьмин М.К. Советская медицина в годы Великой Отечественной войны. М., 1979. С. 82; Кувшинский Д.Д. Актуальные проблемы этапного лечения современной боевой травмы // Военно-медицинский журнал. 1974. № 5. С. 9.


[Закрыть], то без большой погрешности можно относить показатели для раненых ко всем пораженным в боях и наоборот. Поэтому общее число пораженных в боях можно оценить в 28,7 млн человек (среди которых 27,8 млн раненых и контуженых). Число больных можно оценить в 15,2 млн человек, приняв во внимание, что больных было около 34 % от числа всех, прошедших через лечебные учреждения [77]77
  Смирнов Е.И. Война и военная медицина. С. 172.


[Закрыть]. В сумме это дает 43,9 млн санитарных потерь – цифру, не отличающуюся от той, что мы получили выше по данным о числе личных учетных карточек военнослужащих, поступивших в военно-медицинские учреждения. Число эвакуированных больных можно оценить в 50,7 % от общего числа (с включением сюда и умерших в медсанбатах), или в 7,7 млн человек, а число эвакуированных, пораженных в боях, – в 25,8 млн человек, или в 89,9 % от общего числа (сюда включены и умершие в медсанбатах).

Очевидно, что цифры потерь ранеными, приведенные в книге «Гриф секретности снят», учитывают только тех из них, которые подверглись эвакуации, но и число этих последних здесь, скорее всего, оказывается заниженным. Если же брать соотношение потерь раненых и убитых, включая сюда и легкораненых, то оно окажется 1,2:1.

Точный размер потерь Красной Армии ранеными (или пораженными в боях) в настоящий момент установить не представляется возможным, но различные методы оценок дают общее число раненых, даже с включением оставшихся в строю легкораненых, лишь незначительно превышающее число убитых.

Военные потери и переписи населения СССР

Посмотрим, каким должен быть размер недоучета населения по переписи 1939 года, чтобы была верна наша оценка безвозвратных потерь Красной Армии в 26,9 млн человек.

Внимательное изучение советских переписей приводит к выводу, что их точность постепенно повышалась в период с 1926 по 1979 год [78]78
  Данные переписей населения Советского Союза взяты с сайта «Демоскоп Weekly» (http://demoscope.ru/weekly/pril.php#1926). Там они взяты из следующих источников: Всесоюзная перепись населения 1926 года. М.: Издание ЦСУ Союза ССР, 1928-29. Том 9. Стр. 122–125. Том 10. Стр. 67–77. Том 11. Стр.40–51. Том 14. Стр. 26–37. Том 15. Стр.62–73. Том 16. Стр. 30–37. Том 17. Стр. 46–49; Всесоюзная перепись населения 1939 года // РГАЭ РФ (быв. ЦГАНХ СССР), фонд 1562, опись 336, ед. хр. 966-1001 (Разработочная таблица ф. 15А. Национальный состав населения по СССР, республикам, областям, районам); Всесоюзная перепись населения 1939 года. Таблица ф. 11. Возрастной состав населения // РГАЭ, ф.1562, оп. 336, д.604, 607, 608; Всесоюзная перепись населения 1959 года. Таблица 2,5. Распределение всего населения и состоящих в браке по полу и возрасту. РГАЭ, ф.1562, оп. 336, д. 1535–1548; Всесоюзная перепись населения 1979 года. Таблица 7с. Распределение населения по полу и возрасту. РГАЭ РФ, ф. 1562, оп. 336, д.д. 6126–6140.


[Закрыть]. В качестве индикатора степени недоучета населения мы используем величину мужского и женского перевеса в различных возрастных группах.

Согласно переписи 1926 года в когорте 10–19 лет женский перевес составил 516 155 человек, что равнялось 3,08 % от численности мужчин в данной когорте. Заметим, что, если бы действовали чисто биологические факторы, вплоть до возраста 29 лет сохранялся бы мужской перевес, который только начиная с возрастной группы 30 лет сменился бы женским перевесом. Когорта 10–19 лет, т. е. лиц 1907–1916 годов рождения, не могла быть затронута ни Первой мировой, ни Гражданской войной и связанной с ними репрессиями, т. е. факторами, которые способствуют возникновению женского перевеса. Поэтому можно предположить, что женский перевес в возрасте 10–19 лет возникает главным образом за счет недоучета населения в ходе переписи. Ведь мужчины отличаются большей социальной и территориальной мобильностью, чем женщины, и поэтому хуже учитываются статистикой, чем женщины.

В когорте 20–29 лет перепись 1926 года показывает женский перевес в 1 425 832 человек, что составляет 11,68 % от числа мужчин в этой когорте. Однако на женском перевесе в возрасте 25–29 лет явно сказались последствия Первой мировой и Гражданской войн. Поэтому мы определили женский перевес в группе 20–24 лет, которая практически не была затронута влиянием Первой мировой и Гражданской войн, по крайней мере с точки зрения действия факторов, способствующих созданию женского перевеса. Мужчины этих возрастов почти не участвовали в боевых действиях и не становились жертвами террора. Для этой группы женский перевес составил 389 000 человек, или 5,80 % от численности мужчин.

Согласно переписи 1939 года, в когорте 10–19 лет женский перевес составил 234 030 человек, или 1,27 % от численности мужчин. Относительная величина этого перевеса оказывается в 2,4 раза меньше, чем по результатам переписи 1926 года. Это говорит в пользу того, что учет населения в 1939 году мог быть существенно точнее, чем в 1926 году.

В 1939 году женский перевес для когорты 20–24 лет составил 455 298 человек, или 6,60 % от численности мужчин. Таким образом, его относительный размер был даже немного выше, чем в 1926 году. Разница могла образоваться за счет жертв репрессий 1937–1938 годов, для которых мужской перевес в данной группе мог составить до 50 тыс. человек.

Наличие столь большого женского перевеса в когорте 20–24 лет указывает на то, что и для переписи 1939 года был характерен значительный недоучет населения.

Для когорты 20–29 лет женский перевес, по переписи 1939 года, составил 836 396 человек, или 5,56 % от численности мужчин. Основная его часть, вероятно, пришлась на недоучет мужского населения. В когорте 30–39 лет женский перевес достиг 817 754 человек, или 6,62 % от численности мужчин. В этой когорте представлены рожденные в 1900–1909 годах, так что здесь не могло быть влияния на женский перевес Первой мировой войны, а влияние Гражданской войны было минимальным.

В когорте 40–49 лет женский перевес достигает 1 216 863 человек, достигая 17,24 % от численности мужчин. Здесь уже ощутимо влияние Первой мировой и Гражданской войн. Сравнение одних и тех же возрастов, по переписям 1939 и 1959 годов, мало что дает, поскольку в первом случае женский перевес во многом является следствием Первой мировой и Гражданской войн, а во втором – Второй мировой войны. Поэтому используем данные переписи 1979 года, где на когорту 40–49 лет последствия Второй мировой войны уже не влияли. Здесь женский перевес составил 1 411 545 человек, или 8,25 % от численности мужчин. Этот показатель можно считать наиболее близким к показателю естественного женского перевеса в данной когорте в отсутствие демографических катастроф. Для когорты 10–19 лет в 1979 году существует мужской перевес в 968 277 человек, составляющий 4,33 % от численности мужчин, а для когорты 20–29 лет этот перевес равен 272 387, или 1,21 % от численности мужчин. Вероятно, такой же мужской перевес существовал бы в этих когортах и в 1939 году, если бы не было повышенного недоучета мужчин по сравнению с женщинами. Для того чтобы оценить, каким был повышенный недоучет мужчин по сравнению с женщинами в ходе переписи 1939 года в когорте 40–49 лет, попробуем определить, каков был суммарный женский (или мужской) перевес в когортах 10–39 лет во время переписи 1979 года. Он оказывается мужским и составляет 717 563, что равно 1,17 % от численности мужского населения в этих когортах. Сравним этот показатель с показателем женского перевеса для когорт 10–39 лет переписи 1939 года, когда он составил 1 888 180 человек, или 4,12 % от численности мужского населения. Таким образом, повышенный недоучет мужчин в 1939 году мог составить для возрастов 10–39 лет около 5,29 % от численности мужского населения. Можно допустить, что для когорты 40–49 в 1939 году этот показатель также был примерно равен 5,29 % от численности мужского населения, или 373 381 человека.

Но недоучет мужского населения в когортах 10–49 лет в большинстве регионах СССР переписью 1939 года еще больше усиливался за счет того, что в ряде мусульманских регионов, а также в некоторых других регионах, где были сильны позиции традиционных религий и традиционного уклада жизни, в этих возрастах существовал значительный мужской перевес, обусловленный недоучетом женского населения. Женский перевес в этих регионах, как правило, начинается с возраста 50 лет. В данном случае трудно допустить, что в Средней Азии и на Кавказе население считали гораздо точнее, чем в остальных регионах СССР, так что показали реально существовавший мужской перевес в возрастах 10–29 лет. На самом деле мужской перевес в данном случае образовался за счет значительного недоучета женского населения. Дело в том, что мусульмане неохотно показывают чужим, в том числе переписчикам, своих женщин, и их недоучет характерен для большинства мусульманских стран. Для Азербайджанской ССР мужской перевес в возрасте от 10 до 49 лет составил 107 519 человек, для Армянской ССР (в возрасте 10–39 лет) – 11 493 человека, для Туркменской ССР – 42 782 человека, для Узбекской ССР – 206 736 человек, для Таджикской ССР – 60 014 человек, для Казахской ССР – 267 001 человек, для Киргизской ССР – 30 648 человек. Кроме того, для Кизлярского округа Орджоникидзевского (ныне Ставропольского) края РСФСР мужской перевес составил 3723 человека, для Агинского национального округа Читинской области (в возрасте 10–39 лет) – 945 человек, для Бурят-Монгольской АССР (в возрасте 20–49 лет) – 11 787 человек, для Дагестанской АССР (в возрасте 10–39 лет) – 8945 человек, для Калмыцкой АССР – 3842 человека, для Республики немцев Поволжья (в возрасте 10–39 лет) – 5945 человек, для Чечено-Ингушской АССР (в возрасте 10–39 лет) – 7625 человек. Наконец, для коренного населения Якутской АССР (якутов и других народов Севера) мужской перевес составил, по нашей оценке, 9159 человек. Всего в возрасте 10–49 лет для Якутской АССР мужской перевес составил 30 526 человек (женский перевес в 1939 году начинался только с возраста 97 лет), но для некоренного населения этот перевес – следствие не недоучета женщин, а реального резкого преобладания мужчин среди старателей, занимавшихся добычей золота. Интересно, что вследствие огромных потерь мужского населения в ходе Великой Отечественной войны после войны пришлось создавать лагеря заключенных в Якутии, чтобы обеспечить рабочей силой добычу золота и других полезных ископаемых. Хотя первые заключенные появились в Якутии еще в 1940–1941 годах в связи с началом строительства дорог и добычи оловянных руд.

Если взять данные переписи 1959 года, то мы увидим, что для Азербайджана и республик Центральной Азии мужской перевес в возрастах 10–29 лет уменьшился или сменился женским перевесом. Так, в Азербайджане в возрасте 20–29 лет появился перевес мужчин в размере 4,95 % от численности женщин, тогда как в 1939 году мужской перевес в этой когорте составлял 12,25 % от численности женщин. Да и в когорте 10–19 лет величина мужского перевеса в 1939–1959 годах уменьшилась с 14,80 до 4,26 %. Для Туркменской ССР мужской перевес в возрасте 10–19 лет в 1939 году составлял 14,31 %, а в 1959 году – 12,45 % от численности женского населения. Для когорты же 20–29 лет мужской перевес в 1939 году в 11,29 % от численности женщин в 1959 году сменился женским перевесом в 3,38 %. Для Узбекской ССР в 1939 году мужской перевес в когорте 10–19 лет составлял 10,32 % от числа женщин, а в когорте 20–29 лет – 6,11 %. В 1959 году в когорте 10–19 лет мужской перевес снизился незначительно – до 10,19 %. Зато в когорте 20–29 лет появился женский перевес в 7,54 %. В Таджикской ССР в 1939 году для когорты 10–19 лет мужской перевес достигал 18,75 %, а для когорты 20–29 лет – 9,24 %. В 1959 году для когорты 10–19 лет мужской перевес составил 18,47 %, а в когорте 20–29 лет появился женский перевес в 11,96 % от численности женского населения. В Киргизской ССР в 1939 году мужской перевес в возрастах 10–19 лет составлял 7,36 %, а в когорте 20–29 лет – 0,69 %. В 1959 году для когорты 10–19 лет этот показатель почти не изменился – 7,64 %, зато в когорте 20–29 лет появился женский перевес в 6,50 %. В Казахской ССР в 1939 году в когорте 10–19 лет мужской перевес составлял 3,13 %, а в когорте 20–29 лет – 26,92 %. В 1959 году здесь в когорте 10–19 лет мужской перевес вырос до 6,22 %, зато в когорте 20–29 лет он упал до 5,08 %. Эти факты свидетельствуют о том, что в ходе переписи 1959 года существенно повысилась точность учета по сравнению с переписью 1939 года.

В сумме для переписи 1939 года в когортах 10–49 лет мужской перевес для мусульманских и других «традиционных» регионов составил 778 164 человека. В данном случае для нас важно, что примерно на это число должен быть увеличен женский перевес в остальных регионах Советского Союза в когортах 10–49 лет, образовавшийся за счет недоучета мужчин.

Согласно данным переписи 1959 года в когорте 10–19 лет мужской перевес составил 323 499 человек, или 2,01 % от численности мужчин. В когорте 20–29 лет наблюдался женский перевес в 577 261 человека, что составило 3,04 % от численности мужчин. Данные когорты практически не были затронуты влиянием Второй мировой войны, поэтому уменьшение относительной величины женского перевеса в 1,83 раза в когорте 20–29 лет и смена женского перевеса более естественным мужским перевесом в когорте 10–19 лет, что означало уменьшение относительной величины женского перевеса в 2,58 раза, свидетельствуют о значительном увеличении точности учета по сравнению с переписью 1939 года. И в этом нет ничего удивительного. Перепись 1939 года проводилась в условиях, когда только что был пройден пик репрессий. В постановлении СНК СССР от 26 июля 1938 года «О Всесоюзной переписи населения 1939 г.» (п.15) указывалось, что граждан, уклоняющихся от дачи сведений или дающих заведомо неверные сведения, следует привлекать к судебной ответственности. Но это как раз и могло стать дополнительным поводом для того, чтобы избегать встречи со счетчиком. Наоборот, перепись 1959 года проводилась в разгар хрущевской оттепели, когда у людей значительно ослаб страх, порожденный сталинской эпохой. У людей теперь было гораздо меньше оснований бояться контактов с государством. Более того, постепенное расширение пенсионной системы и других социальных выплат, начало масштабного жилищного строительства побуждали людей активнее регистрироваться в госорганах. Кроме того, повысился образовательный уровень населения, а соответственно – и уровень подготовки счетчиков. Если же брать мужчин основных контингентов, участвовавших в войне, то им в 1939 году было от 10 до 49 лет, а в 1959 году – соответственно от 30 до 69 лет. В результате войны их численность резко снизилась. Кроме того, значительная часть ветеранов войны в 1959 году перешла в более пожилые контингенты, в которых люди обладают гораздо меньшей территориальной мобильностью и гораздо охотнее регистрируются. Поэтому можно без большой погрешности принять, что весь недоучет мужчин призывных контингентов, определяемый благодаря наличию женского перевеса, относится целиком к разности в точности учета этих контингентов переписями 1939 и 1959 годов.

Таким образом, в когорте 10–19 лет разницу в повышенном недоучете мужчин между переписями 1939 и 1959 годов можно оценить в 3,28 % от численности мужчин в этом контингенте в 1939 году, или 604,4 тыс. человек, а в когорте 20–29 лет – в 2,52 % от численности мужчин в этом контингенте в 1939 году, или 1293,7 тыс. человек. Для когорты 30–39 лет женский перевес в 1939 году, как мы уже установили, составлял 6,62 % от численности мужчин. В 1959 году этот перевес в данной когорте во многом формируется под влиянием Второй мировой войны. Поэтому возьмем для сравнения данные переписи 1979 года. Тогда в когорте 30–39 лет женский перевес составил 523 101 человека, или 3,52 % от численности мужского населения. Приняв, что примерно таким же была бы относительная величина женского перевеса в данной когорте в 1959 году, если бы удалось исключить влияние войны, размер женского перевеса в 1939 году, обусловленный разницей в точности учета мужского населения в 1939 и 1959 годах, в этой когорте можно оценить в 3,10 % от численности мужского населения, или в 382 936 человек. Ранее в когорте 40–49 лет недоучет мужского населения для переписи 1939 года был нами оценен в 5,29 % от численности мужского населения, или в 373 381 человека. Также размер мужского перевеса в мусульманских и других традиционных регионах оценивается нами в 778 164 человека. Таким образом, общий повышенный недоучет мужского населения в призывных контингентах в переписи 1939 года, устанавливаемый на основе женского перевеса, мы оцениваем в 3 432,6 тыс. человек. Но в эту цифру входит также женский перевес, образовавшийся за счет жертв террора 1937–1938 годов, когда к расстрелу было приговорено 681 692 человека, преимущественно мужчин. Данные о половозрастной структуре этого контингента отсутствуют. Но мы можем попытаться распространить на всю совокупность данные о жертвах Большого террора, захороненных на Бутовском полигоне. Всего здесь было расстреляно и захоронено 20 761 человек, из них 19 903 мужчин (96 %) и 858 женщин (4,13 %). Если считать, что примерно таким же было соотношение полов и для всех жертв 1937–1938 годов, то мужской перевес будет равен примерно 625,4 тыс. человек. Но расстреливали также и лиц в возрасте 50 лет и старше. Лиц 1870 года рождения и старше было всего 342 человека из 20 222 человек, по которым имеются данные о возрасте, т. е. 1,69 %. Было также расстреляно 524 человека 1888 года рождения, или 2,6 % от общего числа, а лиц 1884–1887 годов рождения было расстреляно в совокупности более 1200 человек, или более 5,9 % [79]79
  Подсчеты В.Н. Сачкова (Кого расстреляли на Бутовском полигоне. http://libelli.ru/works/but_pol.htm). Подсчет сделан по: Бутовский полигон. 1937–1938. Книга памяти жертв политических репрессий. Вып. 1–7. М.: Общество «Мемориал», 1997–2003.


[Закрыть]. Если предположить, что на каждый из 1871–1883 годов, а также на 1889 год в среднем приходится не менее 1 % жертв, общую долю жертв, родившихся ранее 1890 года, можно оценить в 24,2 %. На них могло приходиться около 151,3 тыс. мужского перевеса среди всех жертв 1937–1938 годов. В этом случае на тех среди расстрелянных, кому в 1939 году было бы от 10 до 49 лет, придется около 474,1 тыс. человек мужского перевеса.