Текст книги "Двуликий Берия"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Мы видим, что Провидение даст силы германскому народу в содружестве со всеми народами Европы уничтожить навсегда на земле кровавый еврейский кошмар и освободить мир от власти «золотого тельца», провозгласив единственной ценностью человечества – труд».

Сталин, в отличие от Берии, вряд ли читал опус Лужского, но еще во время войны начал действовать по нехитрым рецептам этой брошюры. В 1942 году озаботился национальным составом деятелей искусства и заменил руководство Московской и Ленинградской консерваторий и Большого театра на представителей «коренной национальности». А после 1945 года разобрался с сомнительными по пятому пункту руководителями средств массовой информации, учеными и театральными критиками, утвердив «русский приоритет» во всех отраслях знания. Евреям же отныне был закрыт путь в номенклатуру.

В годы войны Берия трижды выезжал на фронт. Два раза – в августе – сентябре 1942 года и в марте 1943 года на Кавказ в качестве представителя Ставки Верховного главнокомандования. Третий раз ему довелось сопровождать Сталина во время поездки в район Ржева на Калининский фронт в августе 1943-го. В качестве полководца Лаврентию Павловичу пришлось действовать лишь один раз в своей жизни – осенью 1942-го на Кавказе. О том, сколь успешны были его действия, существовали диаметрально противоположные мнения, причем рубежом между ними закономерно стал день ареста Берии. Еще в 1950 году второй секретарь Компартии Грузии М.И. Барамия защитил кандидатскую диссертацию на тему «Выдающаяся роль т. Берии в обороне Кавказа» (издать ее отдельной книгой помешал арест в следующем году по так называемому «мингрельскому делу»). О полководческом искусстве Лаврентия Павловича в битве за Кавказ писал и генерал армии Герой Советского Союза И.И. Масленников, в 1939 году выдвинутый Берией на пост командующего пограничными войсками и заместителя наркома внутренних дел, а в 1942–1943 годах командовавший Северной группой войск Закавказского фронта и Северо-Кавказским фронтом. В 1952 году в августовском номере журнала «Военная мысль» появилась статья Завьялова и Калядина «Битва за Кавказ». По поводу этой статьи Масленников направил специальное письмо начальнику Военно-научного управления Генерального штаба, где отмечал: «На странице 56, характеризуя мероприятия Ставки Верховного главнокомандования СССР, авторы лишь вскользь и чрезвычайно бегло упоминают об огромной творческой работе и принципиальных политических организационных мероприятиях, которые осуществил товарищ Лаврентий Павлович Берия, создавший коренной перелом, изменивший всю обстановку, несмотря на чрезвычайно трудное положение, сложившееся на кавказских фронтах к августу 1942 года. Подобная характеристика деятельности товарища Л.П. Берия не дает исчерпывающей картины всех мероприятий, которые были проведены под личным и непосредственным руководством товарища Лаврентия Павловича Берия.

Л.П. Берия, владея сталинским стилем руководства, личным примером показал образцы большевистского, государственного, военного, партийно-политического и хозяйственного руководства Закавказским фронтом (август 1942 – январь 1943 гг.), блестяще претворил указание товарища Сталина».

В ходе следствия по делу Берии военные, вполне естественно, о полководческом таланте поверженного маршала отзывались совершенно иначе. Генералы Генерального штаба Покровский и Платонов написали специальный доклад для следователей «К вопросу о преступной деятельности Берии во время обороны Кавказа». Там, в частности, утверждалось: «Для выполнения задачи обороны в восточной части Кавказского хребта 8 августа была создана Северная группа войск Закавказского фронта, командующим которой, видимо, по настоянию Берии был назначен генерал Масленников, до этого неудачно командовавший армией на Калининском фронте… Генерал Масленников, несомненно, пользуясь покровительством Берии, нередко игнорировал указания командующего фронтом и своими действиями задержал перегруппировку войск».

А С.М. Штеменко, разжалованный из генералов армии в генерал-лейтенанты по обвинению в близости к Берии и ездивший вместе с ним на Кавказ во главе оперативной группы офицеров Генштаба, показал: «…В действиях Берии было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону. Прежде всего, Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом из НКВД, которой была поручена оборона перевалов… В эту группу входили люди, мало компетентные в военном деле …

Вторым действием Берии, дезорганизовывавшим оборону Кавказа, была замена ничем не опорочившего себя командующего 46-й армией генерала Сергацкова генералом Леселидзе. Такая ненужная замена командующего в напряженной обстановке никак не могла способствовать упрочению обороны… При пребывании Берии на Кавказе военное командование было фактически отстранено им от руководства. Берия в своей деятельности стремился опираться на сотрудников НКВД, большинство из которых было совершенно некомпетентными в военном деле.

По существу все эти действия Берии, связанные с обороной перевалов Главного Кавказского хребта, как главной задачей в тот период, наносили вред этой обороне и создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье».

Штеменко вторил бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев: «В Закфронт прибыли войска НКВД. Эти войска были на особом учете и в распоряжении Берии. Поэтому они не были использованы для боевых активных действий.

Я поставил перед Ставкой вопрос о передаче в распоряжение командования Закфронта хотя бы части войск НКВД, находившихся на территории Закфронта (15–20 полков). И.В. Сталин одобрил мою мысль, но присутствовавший при этом Берия резко воспротивился этому, допуская грубые выпады в адрес командования фронта. Из 121 тысячи войск НКВД, которые в большинстве своем бездействовали, Берия согласился передать в распоряжение Закфронта всего лишь 5–7 тысяч, и то по настоянию И.В. Сталина».

А ведь Тюленева командующим фронтом назначили по рекомендации Берии! 1 сентября 1942 года Лаврентий Павлович телеграфировал Сталину: «Командующим Закавказским фронтом считаю нужным назначить Тюленева, который отдает работе все и при всех его недостатках, по моему мнению, более отвечает этому назначению, чем Буденный. Надо отметить, что в связи с его отступлениями авторитет Буденного на Кавказе значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности, безусловно, провалит дело». Бывшего командарма Первой конной Берия ставил невысоко, да и на его бывшего подчиненного конармейца Тюленева не возлагал слишком больших надежд. И, кажется, в своей оценке не ошибся.

Других высших командиров Закавказского фронта Берия в донесениях в Ставку охарактеризовал также весьма нелицеприятно. О командующем 9-й армией генерал-майоре В.Н. Марцинкевиче он писал, что «командир он весьма ограниченный, безынициативный… безусловно случайно оказавшийся командармом». Кроме того, Марцинкевич показался Лаврентию Павловичу человеком рассеянным и, как отметил Берия, «а при докладе явно врал». Генерал Субботин, строивший оборону на Тереке, был назван плохим организатором, столь же рассеянным, как Марцинкевич, да еще и с плохой памятью. Правда, вполне возможно, что генералы в разговоре с Берией специально прикидывались рассеянными и забывчивыми, потому что толком не знали обстановку на фронте. Берия чувствовал, что они врут. Впрочем, перечисленные недостатки были свойственны едва ли не большинству советских генералов. А хроническая недостоверность донесений почти всех штабов заставила Сталина опираться, кроме обычных боевых донесений штабов фронтов и армий, также на два других, более надежных источника. Во-первых, это донесения представителей Генштаба в армиях и фронтах, в задачу которых входило прежде всего установление истинного хода боевых действий, за исход которых они в принципе не отвечали. Во-вторых, это донесения Особых отделов армий и фронтов, более объективно отражавших реальную обстановку.

Штеменко же, описывая позднее в мемуарах свою месячную командировку в Закавказье, хоть и не упоминает ни словом Берию (его функции он передает начальнику Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту П.И. Бодину), но и не находит как будто никаких следов дезорганизации советской обороны. Вот как он описывает в мемуарах предшествовавший командировке вызов к Верховному главнокомандующему: «Обратите особое внимание на бакинское направление, – сказал Сталин, обращаясь к Бодину… – Этих полковников надо будет взять с собой, когда поедете».

Дальше, по словам Сергея Матвеевича, события развивались следующим образом: «Лишь через несколько дней после вызова в Ставку, а именно 21 августа Бодин объявил мне: «Подготовьтесь, завтра в 4 часа поедете со мной на аэродром. Возьмите шифровальщика и нескольких направленцев»… Утром в назначенное время поехали в машине Бодина на Центральный аэродром. Там нас уже ждал самолет Си-47. Бодину представился командир корабля полковник В.Г. Грачев.

Летели в Тбилиси через Среднюю Азию. Прямой путь туда был уже перекрыт немцами. В Красноводске приземлились вечером, а когда стемнело, пошли через Каспийское море на Баку, Тбилиси.

В Тбилиси сели почти в полночь и прямо с аэродрома направились в штаб фронта. Город еще не спал. Многие улицы были ярко освещены и полны людей.

П.И. Бодин немедленно заслушал доклад начальника штаба фронта А.И. Субботина и объяснил, с какими задачами мы прибыли. Их было немало: уточнить на месте обстановку, наметить дополнительные меры по усилению обороны Закавказья и провести их в жизнь, создать резервы из войск, отошедших и отходящих в Закавказье с севера, а также за счет мобилизации новых контингентов из местного населения и, наконец, ускорить подготовку оборонительных рубежей, прежде всего на бакинском направлении. В заключение Бодин обратился к командующему фронтом: «Известно ли вам, что союзники пытаются использовать наше тяжелое положение на фронтах и вырвать согласие на ввод английских войск в Закавказье? Этого, конечно, допустить нельзя. Государственный Комитет Обороны считает защиту Закавказья важнейшей государственной задачей, и мы обязаны принять все меры, чтобы отразить натиск врага, обескровить его, а затем и разгромить. Надежды Гитлера и вожделения союзников надо похоронить…»

С чего это вдруг начальник Оперативного управления Генштаба начинает говорить от имени ГКО? И почему генерал-лейтенант, ничуть не смущаясь, делает выговор командующему фронтом маршалу Буденному? Да потому, что этот монолог в действительности произнес не Бодин, а Берия, в этом у меня нет никаких сомнений; генеральный комиссар госбезопасности мог не то что выговор маршалу закатить, а при необходимости (конечно, с санкции Сталина) стереть его в лагерную пыль.

Штеменко продолжает: «Практически наша деятельность здесь началась с того, что уже 24 августа в Закавказье было введено военное положение. Все войска, организованно отходившие с севера, сажались в оборону на Тереке, в предгорьях Кавказского хребта, на туапсинское и новороссийское направления. А те части и соединения, которые оказались обескровленными в предшествовавших боях, утеряли органы управления или вооружение, отводились в тыл. На главном бакинском направлении 28 августа стала формироваться 58-я армия. В районе Кизляра сосредоточивался сводный кавалерийский корпус.

После того как мы тщательно разобрались с обстановкой, было решено создать оборонительные районы оперативно важных центров. Всего таких районов насчитывалось три: Бакинский особый, Грозненский и Владикавказский. Начальники их получили права заместителей командующих армиями, оборонявших подступы к этим районам.

На оборону Военно-Грузинской дороги целиком была поставлена стрелковая дивизия. Главные силы ее запирали вход в районе Орджоникидзе. Туда же перебрасывалась еще одна дивизия из Гори.

Много хлопот доставило бакинское направление. При выезде на место мы установили, что строительство оборонительных рубежей идет там очень медленно. Сил для этого явно не хватало. 16 сентября Государственный Комитет Обороны по представлению военных (точнее, Берии. – Б. С.) принял специальное постановление о мобилизации на оборонительное строительство в районах Махачкалы, Дербента и Баку по 90 тысяч местных жителей ежедневно. После этого дело пошло полным ходом. Днем и ночью строились окопы, противотанковые рвы, устанавливались надолбы. Помимо того, 29 сентября Ставка приказала осуществить здесь еще ряд мер по упрочению обороны и направила сюда целевым назначением 100 танков…

Не менее тревожная обстановка сложилась на Таманском полуострове и в Новороссийске… 1 сентября на базе Северо-Кавказского фронта там была создана Черноморская группа войск, подчиненная Закавказскому фронту. Через несколько дней в командование этой группой вступил генерал-лейтенант И.Е. Петров. Командующий 47-й армией и всем Новороссийским оборонительным районом Военный совет фронта предложил назначить генерал-майора А.А. Гречко (обоснованным считает замену прежнего командующего 47-й армией и член Военного Совета Закавказского фронта Л.М. Каганович, утверждавший, что «в верхушке 47-й армии не было духа уверенности». – Б. С.), а руководителем обороны самого города Новороссийска – контр-адмирала С.Г. Горшкова (фактически эти кандидатуры выбрал Берия. – Б. С.). Это предложение Ставка утвердила. Результаты сказались немедленно. 10 сентября советские войска остановили врага в восточной части Новороссийска между цементными заводами и заставили его перейти к обороне.

Главный Кавказский хребет не входил в зону действий ни Черноморской, ни Северной групп. Оборонявшая его 46-я армия по идее должна была находиться в непосредственном подчинении командования фронта. Но потом при штабе фронта появился особый орган, именовавшийся «штабом войск обороны Кавказского хребта». Возглавлял его генерал Г.Л. Петров из НКВД. Надо прямо сказать, что это была совершенно ненужная, промежуточная инстанция. Фактически этот штаб подменял управление 46-й армии.

С обороной гор дело явно не клеилось. Командование фронта слишком преувеличивало их недоступность, за что уже 15 августа поплатилось Клухорским перевалом. Вот-вот мог быть взят и Марухский перевал, вследствие чего создалась бы угроза выхода немцев на юг, к Черному морю. Допущенные оплошности исправлялись в самом спешном порядке. Срочно формировались и направлялись на защиту перевалов отряды из альпинистов и жителей высокогорных районов, в частности сванов. Туда же, на перевалы, подтягивались дополнительные силы из кадровых войск. В районе Красной Поляны и к востоку от нее занял оборону крупный отряд полковника Пияшева, преградив противнику путь к морю. В горы выдвигались также вооруженные рабочие отряды. Против врага поднялась вся многонациональная семья народов Кавказа. На боевых рубежах и в тылу противника шла гибельная для непрошеных гостей борьба».

Отмечу, что все мероприятия по обороне Закавказья, принятые во время пребывания там Берии, Штеменко, очень квалифицированный генштабист, и сорок пять лет спустя считал правильными. Сергею Матвеевичу не понравилось только создание штаба генерала НКВД Г.Л. Петрова (здесь сыграло роль соперничество двух ведомств). И назначение генерала К.Н. Леселидзе Штеменко не считал ошибкой. Может, потому и назвал его фамилию следователям, что Константин Николаевич умер в 1944-м и ничем повредить ему Штеменко не мог. Также и заменить в мемуарах Берию на П.И. Бодина было совершенно безопасно. Павел Иванович, оставленный начальником штаба Закавказского фронта, 1 ноября 1942 года вместе с группой офицеров попал под бомбежку в районе Орджоникидзе и на следующий день умер от полученных ран (во время той бомбежки был тяжело ранен и член Военного Совета фронта Л.М. Каганович). А ведь Штеменко имел возможность свалить все ошибки и неудачи на Берию. Поминал же Лаврентия Павловича в мемуарах маршал Жуков, разумеется, только в черных красках. Сергей Матвеевич, однако, предпочел бывшего шефа НКВД по имени не называть, но зато некоторыми деталями ясно показал посвященным, кто же в действительности летал вместе с ним на Кавказ. Потому что люди осведомленные знали, например, что полковник В.Г. Грачев был личным пилотом Берии и что как раз 21 августа 1942 года Берия прибыл на Кавказ.

Выходит, лукавил Штеменко перед следователями в 1953-м, когда клеймил «врага народа» Берию за предательскую роль в обороне Кавказа. Наверняка опасался, что могут обвинить в близости с Лаврентием Павловичем и притянуть к его делу. Ведь многие военачальники, быть может, не без оснований считали Сергея Матвеевича «человеком Берии». Вот и бывший начальник Генштаба маршал А.М. Василевский в 1976 году так характеризовал Штеменко в беседе с Константином Симоновым: «Это человек в военном отношении образованный, очень работоспособный, и не только работоспособный, но и способный, энергичный, с волевыми качествами… Когда Сталин послал на Кавказ Берию с поручением спасти там положение после поражения Южного фронта, Берия просил рекомендовать, кого из работников Генерального штаба ему взять с собой, и мы ему порекомендовали Штеменко как молодого и способного штабного работника, он взял его с собой, и несколько месяцев Штеменко был с ним. Это, к сожалению, многое потом определило и в его судьбе, и в его поведении». В июне 1952 года Штеменко был снят с поста начальника Генштаба и назначен заместителем командующего Приволжским военным округом во многом из-за близости с Берией. Сталин опасался усиления влияния «лубянского маршала» среди военных. Вместе с тем столь сильное понижение в военной иерархии не помешало избранию Сергея Матвеевича через несколько месяцев на XIX съезде партии кандидатом в члены ЦК КПСС. Поэтому нельзя расценивать устранение Штеменко, к которому Сталин, очевидно, сохранил доверие, как подготовку к устранению Берии с политической арены. Иосиф Виссарионович не хотел давать Лаврентию Павловичу слишком много власти, однако отнюдь не спешил отправить его в небытие.

Но вернемся к битве за Кавказ и посмотрим, как запомнилась поездка отца на фронт Серго Берии, который сам летел с ним в качестве радиста (возможно, он и был тем шифровальщиком, о котором пишет Штеменко): «Ярче всего отложилась в моей памяти оборона Кавказа… Мой отец был направлен туда как представитель Ставки, а я попал на Северный Кавказ с группой офицеров Генерального штаба, оказавшись в непосредственном подчинении Сергея Матвеевича Штеменко… как начальник радиостанции…

Из Москвы мы вылетали на самолете отца. Штеменко, он тогда еще был полковником, генерал-лейтенант Бодин, еще несколько офицеров…

Еще в Москве, за несколько часов до отлета отец приказал собрать с разных фронтов военнослужащих грузинской национальности… – средний командный состав. Скажем, командиров полков. Эти люди, считал отец, со своим боевым опытом, прекрасным знанием местных условий при формировании частей, которые должны были оборонять Кавказ, были просто незаменимы… Даже с нами уже летело несколько таких офицеров…

Летели через Баку. И здесь не обошлось без неприятностей. Самолет загорелся, и лишь мастерство полковника Грачева, личного пилота отца, позволило сбить пламя в воздухе. Ночью мы благополучно приземлились в Тбилиси… Не теряя времени, наша группа отправилась в Моздок, на подступах к которому уже шли бои.

Там отца уже ждал генерал-полковник Масленников, начальник погранвойск, заместитель наркома внутренних дел. По приказу отца незадолго до этого его вместе с несколькими пограничными частями перебросили по воздуху в этот район, где пограничники, не имея ни танков, ни противотанковой артиллерии, должны были встать на пути танковой армии Клейста…

Еще в Москве отец договорился со Сталиным, что части, которые в свое время были направлены в Иран… будут возвращены в Союз и использованы для обороны Кавказа. Отдельные противотанковые мобильные соединения из состава «иранских» частей должны были прибыть на место дней через десять, но это время надо было продержаться. Сил же для настоящей обороны… было явно мало.

Первоочередной задачей отец считал закрытие перевалов. Их сразу же перекрыли пограничные части и горнострелковая дивизия…

Все эти две недели, пока немцы не были остановлены и обстановка не стабилизировалась, отец находился там. И лишь когда убедился, что оборона надежна, уехал в Новороссийск…

Еще более тревожная ситуация сложилась на Южном фронте. Штаб фронта полностью утратил управление войсками и был деморализован. По согласованию со Ставкой и ГКО отец тут же освободил от должности командующего фронтом Семена Буденного…

Я видел Буденного, находящегося, как мне показалось, в состоянии прострации. Когда отец приехал к нему, тот начал убеждать: «Незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить!» Отец, хотя и знал, что, как военачальник, представлял собой маршал Буденный, был поражен. Командующий фронтом не мог внятно объяснить, где какие части находятся, кто ими командует. Когда он докладывал отцу об обстановке, тот сразу понял, что больше говорить не о чем. Прервав разговор, отец начал вызывать к себе командиров всех рангов и выяснять, что же там происходит в действительности.

На моих глазах делали карту боевых действий, а маршал Буденный сидел в сторонке с отсутствующим взглядом. Мне показалось, что он вообще толком не понимает, о чем идет речь…

Командующими армиями тогда же отец назначил двух молодых командиров. Оба, насколько я тогда понял, произвели на него хорошее впечатление своей компетентностью и решительностью. Речь – о Константине Николаевиче Леселидзе (командующем 46-й армией. – Б. С.)… и о втором выдвиженце отца, Андрее Антоновиче Гречко (командующем 47-й армии, а в середине октября возглавившем под Новороссийском 18-ю армию, где начальником политотдела был будущий генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев. – Б. С.)…

В районе Новороссийска, а бои шли в самом городе, мы пробыли неделю… Отец использовал это время с максимальной отдачей. Помню один разговор, состоявшийся у него в штабе Южного фронта (вероятно, в действительности – Черноморской группы войск Закавказского фронта. – Б. С.) сразу же по приезде. Отец поинтересовался соотношением сил воюющих сторон. Тут и выяснилось, что бойцов вполне достаточно, но… во втором эшелоне. Просочились, доложили, из первого. Что ж, на войне всякое бывает, но где же командиры? Словом, кое-кому досталось, но порядок навели».

В целом рассказ Серго Лаврентьевича не противоречит свидетельству Штеменко. То, что предшественники Берии, что называется, «проспали» перевалы, признает в своих мемуарах и Иван Владимирович Тюленев: «Анализируя сейчас причины захвата врагом этих важных перевалов, следует сказать, что в этом была немалая доля вины командования и штаба Закавказского фронта, опрометчиво решивших, что перевалы сами по себе недоступны для противника. Некоторые из нас считали главной задачей войск фронта оборону Черноморского побережья, где были развернуты основные силы 46-й армии. А она, в свою очередь, неправильно организовала оборону перевалов и попросту «проспала» их. Врага нужно было встретить на склонах гор, а не ждать, пока он поднимется». Сам Тюленев был хорошо знаком Берии, поскольку командовал Закавказским округом в 1938 году, сменив Егорова, как раз в то время, когда Лаврентий Павлович был первым секретарем Компартии Грузии. Становится также понятным назначение Леселидзе – Берия при обороне Кавказа собирался опереться прежде всего на грузин, потому и подбирал кадры грузинских офицеров, которыми должен был командовать грузинский генерал. Тут было не только вполне понятное национальное чувство Лаврентия Павловича, но и трезвый расчет. Многолетний опыт работы в Закавказье убедил Берию, что относительно более лояльны Советской власти из местных народов именно грузины. Сталин делал соотечественникам определенные послабления – меньше забирал из Грузии производимой продукции, больше давал поставок из централизованных фондов. В результате уровень жизни здесь был повыше, чем в Азербайджане и Армении, не говоря уж о горских республиках Северного Кавказа. К тому же немало грузин гордилось, что их земляк стал главой бывшей Российской империи. Поэтому и дезертиров в грузинских частях было меньше, чем в армянских и азербайджанских. Как раз накануне командировки Берии на Кавказ, 20 августа, Сталин отдал директиву командованию Закавказского фронта, потребовав изъять из 61-й стрелковой дивизии и направить, как неблагонадежных, в запасные части 3767 армян, 2721 азербайджанца и 740 представителей «дагестанских народностей».

А вот бывший начальник штаба 3-го стрелкового корпуса полковник Мельников в письме министру обороны Н.А. Булганину от 15 июля 1953 года стремился разоблачить «преступную деятельность Берия, прибывшего в г. Сухуми в качестве члена Комитета обороны. Берия прибыл с большой группой своих приближенных. На заседании в Сухуми, на котором присутствовали Военные Советы Зак. фронта и 46-й армии и секретари горкомов Краснодарского края, он свирепо отстранил от должности Командующего, начальника штаба и начальника тыла 46-й армии и других. Назначил командующим армией генерала Леселидзе, а начальником штаба – привезенного с собой полковника Миколадзе. Он создал большой Военный Совет армии и включил в его состав врагов народа, как, например, бывшего Секретаря Сухумского обкома Барамия. Угрожал расстрелом и другими кознями секретарям горкомов Краснодарского края за то, что они не наводят порядка, и за то, что требуют рабочей силы для оборонительных работ, и сказал, что не даст из Грузинской ССР людей для оборонительных работ. Между тем он ни словом не обмолвился на руководство Грузинской ССР и Абхазской АССР, которые своею деятельностью и пассивным созерцанием усугубляли беспорядки и увеличивали панику.

Например, противник в течение трех дней бомбил г. Сухуми. В городе возникли пожары, паника и грабежи. А руководство Абхазской АССР, и в частности секретарь обкома Барамия и начальник Управления НКВД (по фамилии, насколько припоминаю, Гагуа), после первой бомбежки сбежали в горы и бросили город и население на произвол судьбы. Однако к ним со стороны Берия никаких мер не было принято. Также не помню, чтобы были привлечены к ответственности командир 394 стрелковой дивизии Контария и командиры полков этой дивизии за сдачу перевалов.

Как я уже указывал, Берия прибыл в г. Сухуми с большой группой приближенных ему работников. Вместе с ним прибыли Нарком внутренних дел Грузинской ССР Рапава, полковник Миколадзе, а также Соджая, Пиашев и много других лиц.

Для упрочения угрожаемого положения на Клухорском и Марухском направлениях требовалось принять меры для усиления этих направлений более стойкими частями. Предлагалось перебросить из Батуми 9 горнострелковую дивизию, а на ее место передислоцировать 394 дивизию. В этом Берия отказывал. Позже, видимо под давлением сверху, были направлены на усиление этих направлений 9 горнострелковая дивизия, 155 стр. бригада и 107 стр. бригада, прибывшая с Брянского фронта.

На меня, как на начальника штаба корпуса, и на комиссара корпуса полковника (ныне генерал-майор) Буинцева была возложена Военным Советом армии ответственность за Марухское направление. Для этого нам передали 107 стр. бригаду, с которой мы прибыли к Марухскому перевалу. По прибытии нами было установлено наличие специальной группы, присланной Берия со специальным назначением руководства этим направлением. Об этом, видимо, и не знал Военный Совет армии. Подобные же группы от Берия находились и на других направлениях, и в частности, на Клухорском направлении находилась группа под руководством Серова (Зам. Министра НКВД СССР). Фактически мы были отстранены от руководства боевой деятельностью подчиненных нам войск.

Возникает необходимость проверить истинное политическое лицо всех лиц, коих Берия привез с собой, назначал и продвигал их по службе».

Мельников обрушился и на генерала И.И. Масленникова, не сомневаясь, что близкий к Берии генерал теперь, как минимум, попадет в опалу: «Северной группой войск командовал генерал Масленников И.И. В начале ноября 1942 года противник нащупал слабое место в нашей обороне в районе – Нальчик, прорвал оборону и за двое суток узким коридором вышел к окраинам Орджоникидзе. Такое неожиданное появление противника нас удивляло. В ходе продвижения противник разогнал части 10 стр. корпуса, который только что приступил к формированию в районе южнее селения Ардон. Командиром этого корпуса был назначен генерал Лавягин, для которого, как было известно, появление противника было неожиданным. Генерал Масленников И.И. отдал под суд генерала Лавягина.

Войска 9 армии готовились к наступлению на Молгабег. Вследствие неожиданного прорыва немцев на Орджоникидзе наступление было отменено, и 3 стр. корпус спешно выдвигался в район Орджоникидзе для занятия рубежа обороны в районе поселка Кировский. Нам представлялось, что сил в группе войск было достаточно для быстрого и полного разгрома противника.

Кроме 3 стр. корпуса, в районе Орджоникидзе находились в резерве, как было известно, дивизия НКВД и 10 гвардейский стр. корпус. Командир 3 стр. корпуса полковник (ныне генерал, Командующий ПриВО) Перекрестов предлагал нанести удар во фланг и тыл прорвавшейся группировки немцев. Командующий 9 армией генерал Коротеев поддерживал это предложение командира 3 стр. корпуса. Но, как было нам известно, генерал Масленников И.И. отверг его, 10 гвардейский стр. корпус впоследствии был введен в бой лобовым ударом, завязался затяжной бой. В ходе напряженного боя в один из дней командир корпуса и начальник штаба были вызваны на командный пункт армии. Командарм генерал Коротеев развернул заранее заготовленную карту и указал нам рубеж для занятия войсками корпуса в случае отхода. Эта карта с рубежами, на которые должны отойти наши войска, видимо, была прислана из штаба группы войск. Мы все чувствовали и знали, что Масленников И.И. не мог терпеть такого способного и опытного командарма, как генерал Коротеев.

Руководство генерала Масленникова И.И. сводилось к постоянным угрозам расстрела. Были случаи, когда он своими действиями грубо компрометировал действия командиров соединений. Например, 3 стр. корпусу была передана одна стрелковая дивизия (номер ее не помню), которая находилась в движении. Вместе с этим Масленниковым И.И. было приказано с утра следующего дня начать наступление.