Текст книги "Что я видел"
Автор книги: Борис Житков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Мальчики сидели около стола, и Пётр Викторович показывал, как складывать бумагу и потом вырезать, чтоб вышла птичка. Мальчики вырезали, и выходила птичка. Если её снизу подёргать, то она машет крылышками.
И все мальчики сделали таких птичек. И мне захотелось такую. Я схватил одного мальчика за руку и закричал:
– Дай, дай!
А потом сказал:
– Пожалуйста.
А мальчик птичку поднял совсем вверх и сказал:
– Ишь, какой! Возьми да сделай.
Тогда я заплакал. А на меня никто не глядел.
Все мальчики кричали и дёргали птичек. И птички махали крылышками. Мальчики говорили:
– А моя вон как!
– А моя ещё лучше!
– А моя шибче!
Я рассердился, стал махать руками, как птица, и закричал:
– А я ещё бегать могу!
И побежал. А они всё равно не глядели. Я их стал нарочно хлопать руками, когда бегал. Один мальчик сказал:
– Ты что дерёшься?
Я его хотел опять хлопнуть. И вдруг Пётр Викторович меня поймал и говорит:
– На тебе птичку.
А я махал руками и нарочно хлопнул по птичке. Птичка упала на пол, а я убежал и всё махал руками. И вдруг увидел бабушку. Она с девочками и мальчиками сидела у низенького столика.
Бабушка застучала ножницами по столу и сказала очень громко:
– Алёша, сейчас же ко мне!
КАК МЫ КОВРИКИ ДЕЛАЛИ
Я увидал мальчиков. Они качались на очень больших лошадях. Я убежал туда и схватил одну лошадь за хвост. Она не стала качаться. Мальчик рассердился и крикнул:
– Пусти!
А я не пускал. Тогда он стал слезать. И говорил:
– Ну, погоди! Ну, погоди!
А я со всей силы закрыл глаза и крепко-прекрепко стал держать хвост. Я думал, мальчик начнёт меня тащить или бить, чтоб я пустил.
А меня взяли за плечо. И это бабушка. Она сказала:
– Перестань сейчас же безобразничать!
И за плечо увела меня к столику, где сидели мальчики и девочки. Посадила на скамеечку и села со мной. А там девочки и мальчики вырезали из бумаги тесёмочки: красные, белые и всякие. А потом из тесёмочек делали коврики и радовались. Я сначала не хотел, а потом тоже стал вырезать тесёмочки. Только очень криво. Бабушка сказала, чтоб я потихонечку. Я стал потихонечку и вырезал одну красную совсем хорошо. Потом ещё зелёную. Тоня всё говорила, а мальчики смеялись, что она непонятно говорит.
Бабушка сказала Тоне, чтоб она потихоньку говорила, а то мы не станем понимать. И пусть скажет как надо. И все её стали передразнивать и смеялись. Тоня стала понемногу говорить, как будто читает. И тогда мы понимали. И всё ей давали: и ножницы, и бумагу, и бумажные тесёмочки давали, и всё, что она просила.
КАК МЫ ЗАПУСКАЛИ АВТОМОБИЛЬЧИКИ
Потом пришёл Пётр Викторович и говорит:
– Пойдём, Алёша, заводные автомобильчики пускать.
Я сказал:
– Почему заводные?
Он сказал, что их ключиком заводят. И они сами бегают. У них в серединке машинка.
Один мальчик сказал:
– Я тоже хочу.
И мы пошли. А когда Пётр Викторович завёл и пустил, я сказал:
– Я знаю. Это не автомобильчик, а танк.
Он был зелёный. Сверху башня. А из башни выходит пушка. А сбоку у танка ключик. Надо сначала ключиком повертеть, а потом поставить на пол.
И тому мальчику, что с нами пошёл, Пётр Викторович тоже дал танк. Такой же, как мне.
Мы сели на пол и стали пускать танки. Я на его танк, а он на мой: чтоб столкнулись. А они не попадали. И пробегали мимо. Мы их ловили и опять запускали. И потом они попадали. Они как столкнутся, так – трах! И один упадёт. Совсем набок. Лежит и жужжит. Это в нём машинка жужжит. А потом пускали танки вместе. У кого скорей. Только я не мог заводить. И мне другой мальчик заводил.
Потом Пётр Викторович показывал вагончики и паровозики из бумаги. И танки тоже. И аэропланчики. Это мальчики-пионеры наделали. Он пускал аэропланчики, так они через всю комнату перелетали. И даже через тех мальчиков, которые на лошадях качались. Мы потом аэропланчики приносили, и Пётр Викторович опять их запускал.
И он сказал, что всех научит, как такие аэропланчики делать. И мы стали кричать, чтоб сейчас научил. Он сказал, чтоб приходили завтра.
КАК Я КАТАЛСЯ НА ЛОШАДИ
Потом пришла тётя и сказала, что она будет учить, как петь песню. Кто хочет петь, пусть идёт.
Мальчики слезли с лошадей и сказали, что хотят петь.
А я скорей побежал к лошадям.
Я никак не мог влезть, потому что высоко.
Тоня прибежала, и тогда я сел, потому что она меня подняла. На лошади было очень высоко, и я испугался.
А Тоня убежала к бабушке. Я тихонько сидел и всё боялся. И крепко держался руками.
А потом стал болтать ногами. И лошадь стала немножко качаться. А потом немножко больше. Я совсем не стал бояться. И ещё сильнее стал раскачивать.
Лошадь даже вперёд пошла, как у мальчиков. Я стал радоваться и стал кричать:
– Го, го! Но, но!
А потом стал кричать:
– Берегись! Берегись!
И стал падать. А не упал. Потому что я руками очень сильно ухватился.
Я стал кричать:
– Тоня! Тоня!
А она не шла.
Я сидел и уже не качался. Я совсем не шевелился, потому что боялся, что упаду. Я закричал со всей силы:
– Бабушка!
И услыхал, что бабушка идёт. Тогда я заплакал.
Бабушка меня сняла и спросила:
– Разве ты ушибся? Ну, так чего же ты плачешь?
А я не сказал, что испугался, а сказал, что хочу домой.
КАК ПРЕДСТАВЛЯЛИ ЗАЙЧИКОВ
Бабушка сказала, что скоро пойдём и не будем смотреть, как девочки и мальчики будут представлять. Я спросил, как это "представлять". Бабушка сказала, что девочки и мальчики наденут такие костюмы и шапочки, что будут зайчиками, уточками, свинками. И будут играть, как будто они на самом деле такие. Только будут говорить по-человечьи.
Я сказал, что я не хочу домой и буду смирно сидеть. И я смирно сидел, а Тоня и ещё девочки и мальчики учились, как рукавички делать. Сначала они из бумаги вырезали, а потом из материи. И шили иголками. И выходила совсем как варежка.
А потом пришли две тёти. А с ними девочки, большие, как Тоня, и мальчики, тоже большие. И они стали надевать на себя мордочки и всякие штанишки с хвостиками. И с красными ножками. И шапочки были с ушами, а потом ещё с длинными носами, как у птицы. И все стали как птицы, а другие – как зайчики. А ещё были как свинки. И они вдруг забегали. Я пошёл смотреть. А одна птица прямо на меня. И хотела заклевать длинным носом.
Я закричал "ай" и побежал к бабушке. А все стали радоваться и смеяться.
А тётенька сказала:
– Лена, не шали. Будем начинать.
Вышел сначала мальчик и стал говорить. А я ничего не понял. Потому что он как-то не так говорил. Бабушка сказала, что это не по-русски и что здесь говорят по-украински. И что я потом привыкну. Потом выходили птицы, и у них на руках крылья. Они хлопали крыльями и тоже что-то говорили. И зайчики тоже говорили. А потом тётенька заиграла на рояле, и зайчики стали прыгать. Они очень высоко прыгали и болтали ушками.
Я стал смеяться. Они сначала танцевали, а потом запели. И опять танцевали. А потом перестали.
Я стал кричать:
– Ещё, ещё!
Бабушка сказал мне, чтоб я замолчал. И мы с бабушкой пошли. И я, когда шёл, погладил одну птицу, потому что я с бабушкой не боялся.
А Тоня за нами побежала, взяла меня за руку и сказала, что она меня будет одевать.
А я сказал:
– Ха-ха! У меня одна шапка.
Бабушка дала мне железный кружочек, где написано семьдесят семь, и сказала, чтобы я взял у тётеньки шапку. Я дал и забыл, как это сказать: "семьдесят семь".
А она посмотрела и раньше меня сказала:
– Семьдесят семь.
А я ей сказал:
– Сам знаю, что семьдесят семь.
Тётенька дала мне шапку и сказала что-то, только непонятно, потому что по-украински.
Тоня сказала мне "до свиданья" и сказала "приходи к нам".
Мы с бабушкой сели на трамвай и поехали домой.
Я НА ВЕЛОСИПЕДЕ КАТАЛСЯ И СТРЕЛЯЛ ИЗ РУЖЬЯ
А потом мы пошли с бабушкой во двор. И там есть одна комната. Там дают игрушки, чтоб играть, потом чтоб назад отдать. Там тётя мне велосипед дала, чтоб на одной ноге ездить. Я сначала не мог, а потом немного мог. Я очень падал, только не плакал. А бабушка смотрела, как я катаюсь.
Потом мне дали ружьё. Оно стреляет палочкой. И мы с Клавдей стреляли в мишку. Он сидел, а когда мы попадали, он падал; мы его опять сажали. Потом Клавдя опять заряжала ружьё палочкой, и мы опять стреляли. А другие мальчики катали шар и сбивали деревянные столбики – кегли.
А потом все мальчики относили игрушки назад, к тётеньке в комнату, потому что игрушки дают не насовсем, а поиграть. Мы с Клавдей потом тоже кегли брали и катали шар, чтобы их сбивать. Я тоже один раз попал.
А Клавдя сбила три сразу и хлопала в ладоши и кричала:
– Ага, ага!
А в той комнате, куда мы уносили игрушки, по стенкам висят разные аэропланчики. Они заводные и сами летают. Нам с Клавдей не давали, а давали только большим мальчикам. Потом там висели ещё луки – это чтобы стрелами стрелять и попадать в кружок. Это тоже маленьким не дают, а то маленькие нечаянно всех застрелят, даже больших.
НЕВОД
КАК МЫ ПОЕХАЛИ НА НЕВОД
Мы с бабушкой утром пили чай, и я пил молоко. Вдруг бабушка сказала, чтоб скорей, потому что мы сегодня поедем смотреть, как рыбу ловят и как её неводом вытаскивают из воды. Бабушка сказала, что это далеко и что мы будем ночевать у одной тёти – учительницы, а дома ночевать не будем.
Я очень захотел ехать и сказал бабушке, что, может быть, я не буду молоко допивать. А бабушка велела, чтоб допивал и не копался.
Бабушка положила в корзинку хлеба, потом сыру, потом яблок и ещё ножик положила.
Я молоко скорей допил, и мы пошли. А кошку заперли в кухне, потому что она цветы портит.
Мы с бабушкой пошли по улице, где прямо на улице растут высокие-превысокие деревья.
И между деревьями – дорожка, а трамваи ходят с одного боку и с другого, а по дорожке можно идти и ничего не бояться.
Потом я устал, и мы немножко посидели на скамеечке, потому что там скамеечки поставлены под деревьями, чтоб отдыхать.
Потом мы пришли на пристань, а там стоял уже маленький пароходик.
Мы с бабушкой пошли на пароходик, и там было много людей.
Один дядя встал и сказал, чтобы мы с бабушкой садились. А я к бабушке не хотел на коленки садиться, потому что я не маленький. А бабушка мне дала немного места, и я чуть-чуть сел.
Потом наш пароходик засвистел, и мы поехали. Мне было немножко страшно, потому что очень близко вода, и я боялся, что нас сейчас зальёт.
А она не заливала.
КАК Я РАССЕРДИЛСЯ НА ДЕВОЧКУ
Я всё держал бабушку за юбку. Никто не видел, что я держал.
Там была одна девочка, она сказала бабушке:
– Здравствуйте, Марья Васильевна!
А бабушка мне сказала:
– Ты пусти теперь девочку посидеть, постой около.
И я выпустил юбку и пустил эту девочку противную.
Бабушка говорит:
– Зачем ты таким бычком на девочку смотришь? Посидел, дай другим посидеть.
А я взял и не стал на неё смотреть совсем. И совсем от неё отвернулся.
Бабушка сказала:
– Очень плохо!
А я всё равно так и стоял.
Потом мы приехали к пристани. Бабушка встала, а девочкина мама сейчас туда и уселась. Бабушка ещё ей головой кивала и всё говорила:
– До свиданья, до свиданья! Приходите как-нибудь к нам поиграть с Алёшей.
А я с ней ни за что играть не буду.
НА МЕНЯ ВОЛНА НАБРОСИЛАСЬ
Мы с бабушкой пошли на берег, и опять она сказала:
– Очень плохо ты сделал! Очень плохо!
И мы пошли всё по песку около самой воды. И мне в туфли набралось очень много песку.
Бабушка ещё раз сказала:
– Очень плохо!
А я сказал:
– А песку сколько набралось!
И перестал идти. Бабушка сказала, чтоб я сел на песок. Я сел, а она с меня сняла туфли и носочки, а надевать не стала и сказала, чтоб я шёл босиком.
Я сказал, что босиком тоже не пойду.
Бабушка говорит:
– Ну, хорошо. Тогда посиди здесь. Я завтра сюда приду.
Взяла и пошла.
А я сидел и песок руками хватал и сыпал.
А бабушка на меня не глядела и всё уходила.
Я закричал: "У-у-у!" Вскочил и побежал. Песок был очень тёплый. Я добежал до бабушки и ещё вперёд побежал. Бабушка тоже немножко побежала. А я ещё скорей. И кричал, как Клавдя:
– Ага, ага, ага!
Потом я всё бежал впереди. И забегал немножко в воду, самую чуточку. Я забежал в воду и посмотрел на бабушку, а бабушка ничего: она только сказала, чтоб не очень бегал, потому что устану, нам ещё долго идти.
Я шёл в воде и даже бегал так, что брызгало, и со всей силы бил ногами, чтоб брызги летели. А бабушка кричит:
– Смотри, какой пароход!
Я стал смотреть. Он большой, как был наш, на котором мы ехали. И я видел, как у него колеса шлёпают. На пароходе люди ехали и смотрели. Я стал им рукой махать. Пароход уже совсем проходил, и вдруг оттуда кто-то платком белым тоже начал махать. А я рукой ещё сильней замахал.
Бабушка крикнула:
– Алёша, назад!
А тут как набежит волна, да меня прямо всего и выкупала. Чуть не с головой. И даже курточку замочила. Это от парохода такие волны идут, и до самого меня дошли. Я сначала испугался, а потом убежал совсем на песок: там им меня не достать.
Бабушка сказала:
– Я же тебе кричала: назад. Теперь что ж убегать, все равно вымок. Снимай всё сейчас!
Я всё снял, и бабушка говорит:
– Полезай в воду и ляг на животик, где мелко.
БАБУШКА МНЕ КОРАБЛИК СДЕЛАЛА
Бабушка сняла свои туфли и чулки и меня за руку повела в воду, и я не хотел ложиться, потому что холодно в воде. А бабушка меня вбок потянула за руку, и я упал прямо в воду, и она меня за руку держала и смеялась. И я тоже стал смеяться, и потом стало ничего в воде и совсем не холодно. Бабушка сказала, чтоб я лежал, а сама стала мои штаны выжимать и курточку тоже. Потом положила сушить на песок. Он очень тёплый. Даже горячий. А потом мы с бабушкой сидели на песке, и она надела на меня свою кофточку, и мы стали есть хлеб, сыр и пить молоко. И смеялись, как это волна на меня нашла.
Потом бабушка взяла яблоко, его на половинки разрезала. И потом одну половинку ложечкой всю выела. И вышла лодочка. Только бабушка там немножко оставила, не всё до конца съела, и мы туда воткнули сухую веточку, и вышла мачта. И я пускал в воду эту лодочку с мачтой. Я потом в неё ещё песку насыпал. А потом так насыпал, что она потонула. А я её всё равно вытащил.
Я захотел потом спать. И мы пошли с бабушкой, где нет солнца; бабушка сняла свою юбку и постелила, а я лёг и заснул.
МЫ ПРИШЛИ, ГДЕ НЕВОД
Я проснулся, потому что бабушка говорила, чтоб я одевался. И всё у меня было сухое. Оно высушилось на солнце. Я оделся и просил, чтоб опять лодочку сделать, а бабушка сказала, что надо идти уже, а то ещё далеко. Потом мы пошли наверх, на берег, и я увидал много домиков. Они все белые, а крыши у них очень смешные: они серые и толстые.
Бабушка сказала, что домики из глины сделаны, а крыши из камыша. Камыш – как трубочка, и очень длинный. Он растёт. Я потом видел. Бабушка мне показывала, как он растёт из воды у берега. Он – как трава, только высокий, выше, чем бабушка, и выше, чем папа. А сам он – как трубочка. Мне дали такую палочку. Я ударил, и она сейчас сломалась. Его нарежут и накладывают на крыши много-много.
И куда мы с бабушкой пошли, там тоже такая крыша, и домик тоже белый, и там живёт бабушкина одна знакомая. Она нам чаю давала и баранок. Она сказала, что невод скоро будут закидывать и мы пойдём смотреть.
Я спросил:
– Куда кидать его будут?
Она сказала, что в реку. Сначала кинут, а потом вытянут. А невод – это сетка. Очень большая. Ею рыбу ловят.
Я всё равно не знал, как это ловят, и очень хотел пойти глядеть.
И я всё говорил:
– Ну, пойдём! Ну, пойдём!
А они чай пили. Выпьют – и опять пьют.
Я говорил:
– Не надо чай пить.
И хотел начать плакать, а бабушка сказала, чтоб я вышел во двор и чтоб там поплакал, потому что всё равно теперь невод не бросают, а когда будет вечер, тогда будут бросать.
Я сел на сундук. Там коврик лежал. Я потом лёг на коврик и не заплакал, потому что заснул.
НЕВОД
Мы пошли на реку. Там на песке лежала сетка. Она из верёвок. Мы долго шли, пока пришли, где её конец. Вот это какой невод! У него чурочки привязаны на одной стороне. А это не чурочки, а пробки, только они такие большие. А на другой стороне у невода не пробки, а какие-то железки. Это, мне бабушка сказала, чтоб он тонул.
Очень много людей нашло смотреть, как невод будут кидать и как рыбу из воды вытянут. Вдруг приехала лодка, очень большая, и в ней дяди. Они рыбаки.
И в лодку стали складывать невод. Весь невод туда складывать стали. И вышла гора. А верёвку не взяли. Она у нас осталась. Она привязана к берегу.
Потом как стали рыбаки вёслами грести, так лодка пошла, прямо как пароход. А уйти она всё равно не могла, потому что верёвка от невода осталась у нас. А верёвка не стала их пускать. Они тогда начали невод выбрасывать вон.
Они его кидают, и их пускает немножечко ехать, а потом они ещё кидают, и тогда опять им можно немножечко ехать.
И они стали потом снова поворачивать к берегу, только уж далеко-далеко от нас. И там они уж всё выкинули, они только сами остались, и у них верёвка. Они её привезли на берег и сами с ней выскочили.
И я увидел: на воде цепочка плавает, а бабушка сказала – это пробки и это от невода.
А я сказал, что невод утонул.
Бабушка сказала, что низ утонул, а верх плавает.
А я кричал:
– Нет, утонул, утонул!
А там один дядя. Он приехал на телеге. И у него стояла там телега и лошадь.
Он подошёл и говорит:
– Чего это ты кричишь? Кто утонул? Никто не утонул, не кричи.
А я сказал:
– Не кто, а невод.
Дядя сказал:
– Он не утонул, а он в воде стоит, как стенка.
Я говорю:
– Как это – стенка?
А дядя стал рукой показывать и говорит:
– Вон, где пробки на воде, это верх, и оттуда он вниз висит до самого дна, а железки на самом дне лежат. И теперь рыбе никуда нельзя уйти, потому что её неводом загородили.
КАК НЕВОД ВЫТАСКИВАЛИ
Я не стал на дядю глядеть, потому что рыбаки начали наматывать верёвки на катушки. Потому что там большие катушки на берегу стояли. Больше, чем человек. И из катушек большие палки торчали.
Рыбаки эти палки пихали со всей силы, и катушки вертелись. И всё наматывали верёвку. А тут мальчик какой-то закричал:
– Ой, тянут, тянут!
И ещё мальчики побежали и стали рыбакам помогать крутить катушки. Я тоже хотел побежать и тоже закричал:
– Ой, ой, тянут!
Бабушка меня за руку держала, а я вырвал руку и побежал. Бабушка не побежала. А потом я прибежал, где рыбаки, и не мог достать, чтоб палку пихать, и я стал мальчика одного сзади пихать, чтоб помогать. А они начали смеяться, а я всё равно пихал.
Тогда пришла бабушка и сказала, что я нехорошо делаю и дядям мешаю, и они боятся, что на меня наступят.
Один дядя всё кричал:
– А ну, ещё! А ну, навались!
И я тоже кричал:
– А ну, навались!
Мне очень хотелось, чтоб и я тоже толкал, а бабушка сказала, что довольно, и меня потянула. Я не плакал, потому что все глядели и мальчики смеялись.
КАКИЕ В НЕВОД РЫБЫ ПОПАЛИСЬ
Потом я посмотрел на реку, а пробки совсем уж близко были. И рыбаки пошли прямо в воду и стали тащить, где пробки. И стал из воды выходить невод. И все люди побежали смотреть, что там будет.
А там большой-большой мешок. Он тоже из сетки, и в нём что-то было видно. А потом его ещё вытянули, и там были рыбы. Они очень блестели и прыгали, а их вынимали оттуда.
Один – самый главный – рыбак всё кричал:
– Гляди, щука! Береги руки!
Меня бабушка тянула вперёд, чтоб я видел. А я всё равно видел, я сел на корточки и через ноги видел. Потому что дядя стоял. Если тётя какая-нибудь станет, то юбка, и ничего не видно. А это впереди дядя был, что приехал с лошадью. Я тоже закричал:
– Щука! Береги руки!
Этот дядя посмотрел на меня и потом говорит:
– А ты знаешь, какая щука?
Я ничего не сказал, потому что не знал, какая. А дядя вдруг схватил одну рыбу и говорит:
– Вот она, щука! Сунь ей палец – откусит.
А я встал – и назад, потому что он прямо на меня щукой. Она хотела выскочить, и я боялся – вдруг он её пустит и она меня укусит.
А один мальчик мне показал руку.
– Вот, – говорит, – пальца нет. Это щука откусила.
Дядя взял и щукой на меня пихнул и крикнул:
– У-ух!
Я закричал:
– Ой!
И я зашёл скорей за бабушку, потому что он мне щукой в самый нос, а она живая. Потом были совсем широкие рыбы, и дядя говорил, что это лещи.
Рыб всех вынимали из невода, и там были совсем маленькие ещё, с красненькими перышками, и это окуньки, я знаю, потому что мы потом ели таких.
Мы у той тёти ночевали и вечером ели окуньков: у них красненькие перышки снизу.
И ещё я потому знаю, что один дядя-рыбак дал мне такого окунька и сказал:
– Держи! Ты помогал, вот тебе за работу.
А я боялся держать, потому что он был живой и дёргался. Я всё-таки держал, а потом дал бабушке, чтоб она держала. А в неводе всё рыбы, рыбы, и вдруг была шапка, совсем мокрая и чёрная. Бабушка сказала, что это какой-нибудь мальчик уронил в воду, она намокла и потонула.
Бабушка сказала, что вот уже темно совсем и надо идти, что теперь рыбу уже положили на телегу и вон дядя повёз её.
А мальчишки все набрали маленьких рыбок. Они в шапки набрали и понесли. Я сказал, что тоже хочу в шапку, а бабушка сказала, что мне уже дали рыбку, а они побольше – им и дали побольше.
Я сказал, что боюсь щуки. Бабушка сказала, что её надо бояться. Она очень кусачая, она всех рыб заедает, даже маленьких утёночков хватает. Они плывут по воде, а она снизу зубами за ножки утянет и съест.
У ней во рту всё зубы, и очень острые, как булавки. Даже хуже.
МЫ ПОШЛИ НОЧЕВАТЬ
Бабушка сказала, что мы сейчас пойдём в деревню – купим молока. Я молока попью, и спать.
Бабушка сказала, что вот в эту стеклянную банку мы молока возьмём.
А потом вдруг говорит:
– А мы вот что сейчас сделаем.
И пошла к самой реке. И в банку набрала воды прямо из реки. И туда окунька кинула. А он взял и стал там плавать! Я закричал: "Ура! Ура!" – и стал хлопать в ладоши. И кричал:
– Смотрите! Смотрите, что у нас!
И никто не пришёл, потому что мальчики ушли домой с рыбами. Я сказал бабушке, чтоб дала мне нести. А бабушка сказала, что я буду смотреть на рыбку, а не на дорогу и упаду. И тогда всё пропало, потому что банка разобьётся и тогда что мы будем делать?
И мы принесли окунька к тёте, у которой нам ночевать. А за молоком не пошли. Потому что у тёти молоко уже было. Окунька поставили на стол, и он плавал в банке. Мы пили молоко и смотрели на окунька. Я тёте сказал, что мы его в Киев повезём и он у нас будет жить. И я ему буду давать есть каждый день. И что я ему буду всё давать.
Тётя засмеялась и сказала, что, наверное, я ему компот буду давать. А бабушка не стала смеяться и сказала, что она знает, как с рыбками надо. И что у неё есть про это книжка. А у знакомых есть большой ящик, стеклянный такой. И она принесёт его к нам. И туда можно воду наливать. Мы нальём, и будет видно, что там окунёк делает. А он там плавать будет.
Я сказал тёте:
– Вот и совсем не компот. И ничего не смешно.
И сказал:
– Ага!
Бабушка вдруг рассердилась и сказала:
– Фу, как гадко говоришь! Выйди из-за стола.
Я сначала не вышел, а потом вышел.
Бабушка велела, чтоб я сейчас же раздевался, и там, на сундучке, постель.
Я хотел лечь, а бабушка мне сначала ноги помыла в тазике и ничего не говорила. Только говорила:
– Фу, как гадко!
Потом я лёг и потихоньку говорил:
– Вовсе не компот. И не смешно.
А потом заснул.
КАК МЫ ДОМОЙ ПРИЕХАЛИ
Утром мы поехали домой. И повезли окунька. На пароходе все смотрели и говорили:
– Это что же?
И потом говорили:
– Ишь, окунёк какой!
И все знали, что я окунька везу.
Я сам его всё время держал.
А когда мы с бабушкой пили чай в Киеве, Клава тоже с нами пила. И смотрела, как плавает окунёк. Она принесла камешков, чтоб пустить к нему в банку. Бабушка сказала, чтоб камешки сначала помыть под краном, а потом пускать.
Клава помыла и напустила камешков к окуньку.
КОЛХОЗ
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ ПРИЕХАЛ К НАМ
Вдруг кто-то позвонил, и Клава побежала спрашивать кто. А это пришёл один дядя. Бабушка сказала:
– Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста. Выпейте чайку с нами.
И сказала: "Матвей Иванович", и ещё сказала: "пожалуйста".
Я тоже говорил "Матвей Иванович" и "пожалуйста", потому что он мне очень понравился. У него большие сапоги, как у военного, и очень красивая рубашка, потому что на ней сделаны разные цветочки: красненькие, и чёрненькие, и жёлтенькие. Он сел, а потом встал и сказал:
– Что ж яблочка-то? Я же вам яблочков привёз.
Он пошёл в прихожую. И Клава за ним побежала. А я не побежал, потому что бабушка сказала:
– Сиди, пожалуйста.
Клава всё равно ничего не увидала, потому что Матвей Иванович принёс деревянный чемоданчик. И ничего не было видно. Потом он сел и чемоданчик положил на колени. А Клава за ним стояла и всё смотрела. Бабушка ей сказала:
– Не егози и сядь на место.
Она села, а я ей сказал, только тихонько:
– Ага!
ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО
Матвей Иванович раскрыл чемоданчик и вынул оттуда яблоко.
Оно было такое большое, что больше бабушкиной чашки. И очень красивое. Оно очень красное.
Бабушка сказала:
– Кладите на блюдечко.
А оно – как раз во всё блюдечко. Такое большое. И потом Матвей Иванович ещё вынул, и ещё, и ещё. И весь стол заставил яблоками.
И всё говорит:
– Ось, ось, ось...
А это не ось, а значит "вот".
И сказал:
– Ось какие у нас!
Бабушка говорит:
– Это что же, апорт?
Матвей Иванович говорит:
– Да, да. Это апорт.
Это такие яблоки называются "апорт".
А потом мы стали их есть, и они очень вкусные.
ПРО САМОЕ МАЛЕНЬКОЕ НА СВЕТЕ ЯБЛОЧКО
Мне было жалко есть моё яблоко, потому что оно очень красивое. И я его катал по дивану. Бабушка сказала, пусть оно будет моё, а есть мне дала половину от своего яблока. Я её очень долго ел, а потом оставил на после. А Матвей Иванович стал смеяться. Он меня не "мальчиком" называл, а "хлопчиком".
Матвей Иванович сказал:
– Ха-ха-ха! Хлопчик ел-ел, аж уморился. Приезжай к нам. Я тебе яблочков дам. Ось каких!
И стал показывать на пальце. Совсем немножко. Я сказал:
– Я знаю, это не яблочко, а вишня.
Матвей Иванович опять стал смеяться:
– Ха-ха-ха! Вишни уже все поели и на варенье поварили. А то яблочки.
И все стали на меня глядеть, и Клава тоже.
Я сказал:
– Я всё равно знаю: это не живое, а кукольное яблочко. Это на ёлке такие.
Матвей Иванович меня потянул за руку, совсем к себе. И посадил на коленку.
– Ты слухай, хлопчик!
Я засмеялся, что "слухай". И Матвей Иванович тоже засмеялся. И опять сказал:
– Ты слухай!
КАКОЙ САД ЕСТЬ В КОЛХОЗЕ
И сказал, что есть дерево большое, а яблочки на нём маленькие, как вишни, и их там много-много. И они настоящие. И в них тоже косточки. Если косточку посадить в землю, так вырастет дерево, а потом на нём яблочки вырастут. Тоже такие маленькие. Из них варенье варят. И ещё у них растут яблочки побольше. Они – как мой кулак. Матвей Иванович сказал, чтоб я кулак сделал и чтоб я всем показал. И я Клавке показывал. Она тоже кулак сделала. А Матвей Иванович сказал, что не такие, а такие, как мой. И потом есть яблочки длинненькие. Только их очень мало.
А ещё есть такие зелёные. А они совсем не зелёные, а поспели. И очень вкусные. А потом у них есть сливы. Есть очень большие. Чуть не с яйцо. И жёлтого цвета. И что если я две такие съем, так больше уж мне нельзя давать. Потому что я могу объесться. А Клава может съесть только три таких. А бабушка сказала, что она знает эти сливы и больше одной никогда не ест. Даже когда в варенье.
Я стал тихонько просить, чтоб туда ехать. И чтоб сейчас. А Матвей Иванович услыхал и сказал, что это далеко и что туда надо ехать на лошадях. Что весь этот сад в колхозе. И я увижу, какой это колхоз, когда приеду с бабушкой на лошадях.
Я сказал:
– Ну да! А у нас лошадей нет.
МЫ ПОЕДЕМ В КОЛХОЗ
Матвей Иванович сказал, что у них есть лошади. Много всяких. И он пришлёт, чтоб повезли бабушку. И меня тоже. Потому что там очень хотят, чтоб бабушка приехала и научила бы девочек делать корзиночки. И ещё – чтобы показала, как делать представление. Потому что у них есть школа, и в школе будут устраивать представление.
Мальчики и девочки оденутся по-разному и будут представлять про партизан. Это про войну. И как царских генералов выгоняли вон. А царские генералы хотели всё отобрать. Бабушка сделает, что мальчики оденутся, как генералы. А другие мальчики и девочки будут партизаны и будут их выгонять.
Я сказал, что я тоже хочу посмотреть, как генералов будут выгонять. И маленькие яблочки тоже хочу. И сливы великанские тоже хочу.
А Матвей Иванович всё смеялся и говорил:
– Ге-ге! У нас ещё орехи растут. От них пальцы чёрные.
Я сказал, что вовсе не чёрные. И что Матвей Иванович нарочно говорит. А я не боюсь.
Матвей Иванович сказал:
– Ось побачишь.
Я слез с колена и тихонько сказал бабушке:
– Что это: "Ось побачишь"? Зачем он мне так говорит?
А бабушка сказала:
– Это значит: "Вот увидишь".
И Матвей Иванович сказал, что орехи так пачкают, что хуже, чем чернила: потом три дня руки не отмоешь.
ГРУША ДЮШЕС
Потом Матвей Иванович стал уходить. А бабушка ему говорила, чтоб он ещё чай пил. Он сказал, что он больше не хочет чай пить, а чтоб бабушка съела грушу. Он пошёл в прихожую, и Клавка опять за ним побежала. И я тоже побежал. Я только до двери добежал. И увидал, что у Матвея Ивановича там корзиночка с крышечкой. Крышечка тоже из прутиков.
Матвей Иванович вынул оттуда грушу, большую-пребольшую. Он её за хвостик понёс прямо к бабушке.
Груша совсем коричневая, как будто печёная. А она не печёная. И её надо тихонько брать, потому что очень мягкая.
Бабушка закричала:
– Ах, какой большой дюшес!
Я тоже стал кричать:
– Почему дюшес?
Бабушка сказала:
– А это груша – дюшес.
А я кричал, чтоб мне дали подержать. И мне дали немножко подержать. А есть её никому не дали. Бабушка сказала, что сначала её нарисует, чтоб потом девочкам вышивать. Потому что она очень красивая.
А Матвей Иванович говорил, что скоро пришлёт лошадей. И нас повезут в колхоз, где всё растёт. И яблоки всякие, и маленькие и большие. Груши, вот такие, прямо на дереве висят, и ещё есть ягоды разные.
А потом прямо на земле растут арбузы, и я увижу, как они растут. И там есть один такой большой, что его повезут показывать в Москву. Потому что он – прямо как самовар.
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ УЕХАЛ
Я хотел плакать, чтоб меня Матвей Иванович взял с собой. А бабушка на меня поглядела, и я не стал. А потом Матвей Иванович погладил нашу кошку и сказал:
– Ну, бувайте здоровеньки.
И ушёл.
А мы все пошли опять смотреть грушу. Бабушка её стала рисовать, и я тоже захотел рисовать. И Клава тоже стала рисовать. У Клавы немножко вышло, а у меня не вышло. А я всё равно нарисовал домик.
А у бабушки вышла настоящая груша. Только она очень долго рисовала.
А мы с Клавой стали ловить кошку, чтоб её купать. Бабушка услыхала и сказала, чтоб не смели. А что кошку можно чесать гребешком.
И мы с Клавой стали чесать.
КАК МЫ ЕХАЛИ В КОЛХОЗ
МАТВЕЙ ИВАНОВИЧ ЗА НАМИ ПРИСЛАЛ ЛОШАДЕЙ
Я всё бабушку спрашивал, когда поедем в колхоз. А потом вдруг утром бабушка меня разбудила и сказала, чтоб я скорей одевался и что лошади приехали. И чтоб я очень скоро пил молоко. И зажгла электричество, потому что было не очень светло. Мы скорей пошли на улицу, а там стояли две лошади и тележка, очень красивая. Она зелёная, и ещё цветочки нарисованы. А на тележке скамеечка. Около лошадей стоял дядя. Он поправлял у лошадей на головах волосы.