сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
С Игорем Роговым, юным другом обороны, как называли у нас всех активистов его возраста, я познакомился при довольно забавных обстоятельствах. Я шел по улице, а он несся на коньках по тротуару, на буксире у собаки. Разлетевшись и не сумев свернуть вовремя, он наехал на меня. Толчок был так силен, что я не удержался на ногах и упал; шлепнулся и мальчуган. Конечно, он оказался проворнее и поднялся первый и, чтобы избежать наказания, умчался, ни слова не говоря, погоняя свою собаку. А назавтра… мы встретились с ним в клубе, как говорится, нос к носу. Игорь очень смутился и готов был, кажется, провалиться сквозь землю, если бы это было возможно.
Оказалось, что он уже давно участвует в работе клуба, выполняя разные поручения Сергея Александровича и регулярно посещая кружок юных собаководов в своей школе. Его отец, Алексей Иванович Рогов, пользовался большой известностью в нашем городе как садовод-мичуринец. Любитель природы, цветов и животных, Алексей Иванович привил эту страсть и своему сыну. У Игоря была молодая овчарка Гера; это с ее помощью он едва не разбил мне нос при нашей первой встрече.
Если поездка в Москву для каждого из нас была радостным событием, то для Игоря – тем более.
– Как красиво! Как красиво! – то и дело восклицал он.
Возвращаясь однажды после прогулки в гостиницу, Игорь вдруг сказал Сергею Александровичу:
– А вы знаете, что я сделаю?
– Что? – спросил Сергей Александрович.
– Выращу собаку и передам ее для Красной Армии!
– А Гера? – спросил я.
– А что Гера! Возьму вторую!
С Герой, любимицей отца и настоящим членом роговской семьи, мальчик, вероятно, не решился бы расстаться; да, кроме того, у нее уже были щенки и, обладая хорошей родословной, она числилась в списках производителей клуба.
– Зачем тебе брать со стороны? – заметил Сергей Александрович. – А щенки Геры? Вот ты и вырасти одного…
– Я так и сделаю! – пообещал мальчик.
Отдать собаку, может быть, и не большой подвиг; но все, что делается от чистого сердца, с благими намерениями, заслуживает уважения.
НЕУДАЧА. СТОИТ ЛИ ОГОРЧАТЬСЯ?
Ринги продолжались два дня. На третий день, наконец, были объявлены оценки и владельцам лучших собак выданы призы.
Как празднично, торжественно выглядит процедура вручения призов на Всесоюзной выставке! Но я не досмотрел ее до конца. Да, признаться, она меня и не касалась вовсе: в Москве мой Джери не удостоился приза. На ринге он получил только «удовлетворительно». И это явилось для меня большой неожиданностью и большим ударом.
«Как же так? Как могло случиться это?» – спрашивал я себя. Столько возгласов одобрения и восхищения слышал я по адресу своего друга! Уже успел привыкнуть к ним и воспринимал их как должное. Его хвалил судья на ринге в нашем городе; им восхищались и в осоавиахимовском лагере под Москвой… И вдруг такое несчастье!
«Удовлетворительно»… Так много собак получило эту оценку!
Я был совершенно уничтожен. После стольких успехов – и полная неудача! Конечно, бывает еще хуже, когда вашу собаку совсем выведут с ринга, но это уже позор, полный провал.
Ругал себя за то, что не уберег Джери и вывел его на ринг не в выставочном виде. Ведь еще судья предупреждал меня, что надо привезти собаку в Москву в полном порядке! А я ухитрился показать его здесь хуже, чем дома. Но главное все же было не в этом. Имелась еще одна причина неудачи, и более важная причина, не носившая временного характера. И она-то угнетала меня больше всего.
Джери был хорош дома, на областной выставке, но он оказался совсем не столь безупречным здесь, в Москве. Почему? Да потому, что в Москве другая мерка, здесь были собраны сильнейшие.
Конечно, большая честь съездить в столицу, даже если ты там и не заслужишь приза, но все же мне было очень грустно. Растерянно бродил я по выставке и даже не заметил, как оказался в отделении эрделей. Вчерашний эрделист сидел на своем месте около собаки. Пес лежал, свесив бородатую морду к полу, и зоркими глазами следил за публикой, а прямо перед ним, на стене, висела табличка с надписью:
отлично
Я был уязвлен в самое сердце. Как? Эта рыжая обезьяна (так я в сердцах обозвал собаку) получила первое место на ринге, а мой красавец гигант только «удовлетворительно»?!
Мне показалось это явной несправедливостью. Молча, совершенно подавленный, я отошел в сторону и издали угрюмо наблюдал за эрдельтерьером и его хозяином.
К эрделисту поминутно подходили интересующиеся и просили показать победителя. Хозяин, улыбаясь и похлопывая собаку по курчавой спине, выводил Рипа на середину павильона, с видимым удовольствием принимая и это внимание и успех своего питомца.
Кто-то просит поставить собаку боком, чтобы лучше были видны ее достоинства: как на ринге. Эрделист охотно выполняет просьбу. Одной рукой он берется за ошейник, другой – за короткий хвост и переставляет Риппера, как вещь. Пес воспринимает это совершенно невозмутимо. Публика смеется. Я тоже не могу удержаться от улыбки. Уж очень смешно: взять собаку за хвост, как за ручку, и переставить, будто она не живая! Подошел другой эрделист и привел еще одну отличницу собаку. Завязался разговор, обычный в таких случаях, когда сойдутся два знатока. До меня долетали отрывки фраз:
– Хороша, ничего не скажешь!
– Ушко легковато…
– Ну, как легковато?! Что же вы, поклонник тяжелых ушей?
– Не тяжелых, но и не таких легких. Это мы называем фокстерьерное ухо. У эрдельтерьера ухо должно быть поставлено так, чтобы при настораживании оно походило на римскую пятерку, опущенную концом вниз, и чтобы конец был направлен в уголок глаза.
«Тяжелое», «легкое» ухо… Уж, кажется, я привык к языку собаководов, – и все же попробуй тут разберись!
Спор продолжался в вежливых, уважительных тонах. В сущности, спорить-то было не о чем: обе собаки хороши.
Выждав, когда наплыв любопытных немного схлынет, подошел и я к эрделисту. Он встретил меня приветливо. Заметив, что лицо мое пасмурно, сочувственно осведомился:
– Э-э, да вы что-то не в духе! Неудача на ринге? – поинтересовался он. – Пес какой у вас? Давайте пойдем посмотрим на него.
Мы пошли туда, где был привязан Джери. Эрделист окинул его взглядом знатока и затем без тени боязни или хотя бы вполне естественной осторожности похлопал ласково по спине.
– Ну, и что же? – снова повернулся он ко мне. – И вы убиваетесь? Вот она и видна, ваша молодость да неопытность. Вам гордиться надо, что вырастили такого «дядю»!
– Так ведь провалился же он! – напомнил я.
– «Провалился, провалился»… Так ведь где провалился-то? В Москве, на Всесоюзной выставке. А на уральской, у вас, он прошел первым? Первым! Плохо разве? Разве не победа для вас, что вы, купив у себя на месте щенка, сумели вырастить пса, который заслужил право быть экспонированным на Всесоюзной выставке? Сюда же самый цвет отбирают! Ну, и, уж конечно, подавай все без сучка без задоринки…
Он говорил то, что думал я сам и о чем недавно, утешая меня, толковал и Сергей Александрович.
Я отвязал Джери, и добровольный критик и советчик, прищурясь и отступив на шаг, подверг дога вторичному и более детальному осмотру.
– Насчет шеи говорил судья?
– Да, сказал, что сырая.
– Ну конечно, видите, какой подвес. – И эрделист показал на мясистую складку, свисавшую под шеей Джери. – По стандарту допускается не больше двух сантиметров, а у него по крайней мере пять висит! Шея у собаки должна быть сухой, жилистой. Оружие собаки – зубы, челюсти, а без хорошей шеи их не пустишь в ход. Шея должна быть подвижна, быстра в движениях, чтобы ничего не болталось и не мешало. В борьбе мгновение может сыграть решающую роль! А задние ноги? Про ноги тоже говорил?
– Сказал, что прямозадость, – неохотно ответил я.
– Тоже ничего не скажешь – верно. Рахит был?
– Был…
– Ну вот, рахит в первую очередь поражает передние лапы. Они росли медленнее; задние, которым не пришлось бороться с болезнью, обогнали их в росте.
– Да разве это имеет такое большое значение? – воскликнул я, забыв в эту минуту все, чему учили меня в клубе.
– Может быть, для вашего дога особого значения и не имеет, а вообще, конечно, да. Выпрямленная нога – как ходуля; она не так упруга, как чуточку согнутая. Возьмите пружинящую, гибкую палку – из нее вы сделаете лук. А прямая сухая палка – трость, подпорка, не больше. Так и ноги. Ноги – механизм движения и должны быть безупречными. Для дога, для прыжков это всё! Э-э, бросьте отчаиваться! В нашем деле без этого не бывает. Самому-то не всегда все видно. Да и не одними только выставочными данными определяется ценность собаки для любителя. Друг он вам? Любит вас? Слушается? Тоскует, когда вас нет дома?
– Тоскует, на днях целый погром устроил, – сказал я повеселевшим голосом, вспомнив, с какой настойчивостью недавно отстаивал Джери свое право повсюду следовать за мной.
– Вот то-то и оно! А это же самое главное для нашего брата – собачника! Будет ваш пес поживать на славу, и столько еще будет у вас с ним интересного – сами не поверите!
Разговор был прерван появлением дежурного, который с середины зала громко провозгласил:
– Выводить собак! Выстраиваться!
Я стал отвязывать Джери, эрделист поспешил за своим Риппером.
Закрытие выставки ознаменовалось парадом всех участников. Около полутысячи собак с их проводниками выстроились на зеленом поле стадиона. На них смотрели десятки тысяч зрителей. Просторный стадион не мог вместить всех желающих посмотреть на это.
После разговора с эрделистом настроение у меня резко изменилось. Еще полчаса назад я готов был считать себя чуть ли не несчастнейшим человеком на всем земном шаре (и все из-за Джери!) – теперь успокоился и почти перестал думать о провале Джери. Мысли приняли другое направление. Я вновь был в отличном расположении духа.
К началу парада над стадионом появился дирижабль. Гудя, как шмель, он стал кружиться над полем, поблескивая на солнце алюминиевыми боками. Затем снизился, из него неожиданно вывалился комок конфетти, комок распался в ту же секунду на тысячи снежинок, и крылатые листовки закружились над головами людей.
Собаки, звеня цепями, зашевелились, залаяли. Протяжный окрик команды донесся с правого фланга. Парад начался!
Собирая за собой толпы любопытных, мы прошли по стадиону к Центральному парку культуры и отдыха имени Горького. В конце парка показался взвод красноармейцев; рядом с каждым бойцом бежала собака. У каждой собаки под высунутым языком виднелась маска.
Взвод спустился по пригорку в низину, пересек ее наискось и выстроился на берегу Москвы-реки. Расстояние было большое, издали фигуры людей казались игрушечными, а собаки – совсем букашками.
Командир взмахнул рукой. На животных надели противогазы. Со стороны медленно наползало чуть колеблемое ветром белое смрадное облако. Люди у реки один за другим взмахнули руками. По этому сигналу неуклюжие резиновые комки с четырьмя отростками вместо лап рванулись с места и исчезли в молочном тумане.
Секунда… другая… третья… Затаив дыхание зрители на пригорке ждали. Облако тихо клубилось и медленно текло по низине.
Но вот из клубящейся мглы выпрыгнул резиновый шар. Нелепо взмахивая отростками лап, он подкатился к вожатому и сел у его ног, тяжело вздымая боками и чуть вздрагивая резиновой выпуклостью на том месте, где полагалось быть хвосту. Выкатился второй шар, за ним – третий…
Боец раскрыл портдепешник [18] и вынул донесение. Затем расстегнул застежки и растянул резиновую прорешку противогаза. Высунулась желтая кудлатая мордочка. Ткнувшись носом в руку бойца, эрдельтерьер преданно лизнул ее горячим языком. Человек наклонился и ласково провел ладонью по собачьей голове, затем взмахом руки послал собаку прочь от себя. Резиновый шар мгновенно сорвался с места и нырнул в молочную мглу.
Думал ли кто-нибудь из нас в ту минуту, что не пройдет и десяти лет, как грянет война, и в это тяжелое время четвероногие друзья человека будут ходить в разведку, приносить под огнем противника донесения, отыскивать тяжелораненых на поле битвы; будут ценой собственной жизни взрывать вражеские танки, найдут миллионы мин, заложенные врагом, спасут тысячи человеческих жизней, заслужив такое же уважение и благодарность, какую снискали собаки академика Павлова, принесенные в жертву науке.
В ГОСТЯХ У ЭРДЕЛИСТА
Мы уезжали обратно на Урал. С нами половину пути ехал Алексей Викторович, эрделист, владелец Риппера. Понятно, что разговор опять шел на интересующие нас темы. Алексей Викторович много рассказывал о своих питомцах. У нас, уральцев, они возбудили большое любопытство.
– Эрдельтерьеры, – говорил он, – отличаются необычайной храбростью. Буры, например, применяют их для охоты на львов. Эрдельки бесстрашно бросаются на африканского владыку. Они, как саранча, облепляют его со всех сторон, щиплют, кусают, и, пока он возится с ними, охотники пристреливают его. Но главное – это способность эрделей прекрасно ориентироваться в любых условиях.
– Связь, – вставлял Сергей Александрович.
– Совершенно верно. Связь. В современном бою, при чрезвычайно высокой насыщенности огневыми средствами, очень трудно сохранить связь. И эрдельтерьер может сослужить здесь хорошую службу. Он невелик, подвижен, шерсть у него неяркая, выстрелов он не боится, (вообще не трус!), отлично ориентируется. На войне такой пес – бесценный друг. Этот четвероногий связист может своевременно доставить донесение.
Мы с уважением и завистью посматривали на эрделей. С завистью потому, что на Урале тогда еще не было ни одного представителя этой породы. Словно сговорившись, мы стали дружно упрашивать Алексея Викторовича дать для нашего клуба несколько собак.
Эрделист согласился дать нам пять-шесть щенков. Договорились, что поеду за ними я, сразу после Нового года.
Точно к указанному сроку я приехал к Алексею Викторовичу. Он встретил меня как старого знакомого и сразу повел в питомник.
Питомник был расположен на окраине города, на высоком берегу Волги. Летом здесь, наверно, было чудесно. Но сейчас стоял январь, раскидистые ветви яблонь, которыми была засажена почти вся территория питомника, гнулись под тяжестью снега, мороз посеребрил все кругом игольчатым хрупким инеем.
Мы направились в щенятник. Велико было мое изумление, когда я увидел на снегу посредине выгула [19] весело резвящихся щенков.
– Не ожидали! – довольный произведенным эффектом, произнес Алексей Викторович. – Вот вам и эрдельки! Морозище тридцать градусов, а младенцам и горя мало! Играют себе, как будто им не четыре месяца от роду!
Мы зашли в выгул. «Младенцы» горохом подкатились к нашим ногам. Отскакивая от земли, как резиновые мячики, они силились лизнуть моего спутника в лицо. А он, этот большой пожилой мужчина, страдавший к тому же одышкой, принялся играть с ними, как ребенок. Раздувая полы шинели, он бегал от них, тяжело стуча сапогами по утоптанному снегу, а щенки взапуски катились за ним. Треугольные лопушки-ушки трепыхались по ветру, куцые хвостики вздрагивали от радостного возбуждения.
Я не мог налюбоваться на них. Возьмешь щенка в руки, он вертится, как юла; опустишь на землю – сейчас же примется прыгать тебе на грудь, добиваясь, чтобы ты поднял его к лицу.
А прыгали они здорово – подскакивали по меньшей мере на метр с четвертью, а иные и на полтора.
Мы заглянули в домик, поставленный в углу выгула. Он был пуст. Ни один малыш не грелся там. Все они предпочитали свежий, морозный воздух теплому щенячьему гнезду.
У крайнего выгула начальник питомника задержался дольше. Потыкавшись носом в сетку, щенята убежали играть. Одного Алексей Викторович задержал, ласково окликнув:
– Снукки!
Щенок остановился у сетки.
Это была полугодовалая самочка, и держалась она уже степеннее своих более младших товарищей.
– Видели? – обратился ко мне Алексей Викторович. – Вот эту собачку наметил дать вам. Только сначала еще присмотрюсь к вам поближе… Поживете у нас здесь денька два-три, тогда и решим… Это ведь класс! Прочли? – И он ткнул пальцем в табличку над дверями выгула.
Я прочитал:
Помёт Риппер – Даунтлесс.
Родились 22 IV 1934 г.
– Ну, Риппера-то вы знаете по московской выставке, а Даунтлесс не видали?
Я отрицательно мотнул головой.
– Пойдемте, я сейчас покажу вам обоих.
Мы отправились к нему на квартиру. При нашем появлении из комнаты неторопливо вышли одна за другой две рыжие собаки. Они были схожи меж собой как две капли воды, и только потому, что одна была несколько крупнее, я определил, который – Рип.
– А вот и родители! – весело сказал Алексей Викторович. – Знакомьтесь: Даунтлесс. А это – Рип, не забыли еще?
Конечно, я не забыл Риппера – победителя Всесоюзной выставки в своем классе. Даунтлесс же видел впервые. В Москву она не ездила: у нее были щенки.
