Текст книги "Преступление в Медовом Раю"

Автор книги: Борис Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Подробности их дальнейшей жизни известны со слов Эрреры. – В первый момент после превращения состояние было, как всегда, паршивое. Я еле слез с платформы и добрался до края луга. Сознание было еще человеческим, я понимал, что должен подождать остальных, но мною уже владело предчувствие опасности. Я был готов к бою, я знал, неизвестно как, но знал, что камеры в носу по обе стороны боевого шипа полны яда. Очень хотелось есть. Это чувство голода, как я теперь понимаю, сильно отличается от человеческого – голодным было все тело. Была слабость, и я сознавал, что это слабость от голода. Раскинул крылья по земле и почувствовал, что слабость понемногу проходит. К этому времени мои товарищи гидры собрались рядом со мной, они тоже были слабы, некоторые намного слабее меня. Я чувствовал и воспринимал их мысли: "Опасность неизвестно откуда", "питаться, питаться" и настойчивое "я человек". Довольно скоро мы во всем разобрались. Усваивали пищу крыльями и брюхом. Впитывать могли органику прямо из почвы, но она усваивается медленно и условно невкусна. Самое вкусное трава, листья, плоды. Плоды можно есть и ртом, при этом появляются приятные вкусовые ощущения. Отлетев от ракеты на такое расстояние, что ощущение опасности почти полностью исчезло, мы сразу же сели кто на плодовые кусты, кто на деревья и начали их "усваивать". Переварили почти все, до самой земли. Кстати, быстрее всего усваиваются животные, они тоже вкусны, пожалуй, вкуснее плодов. Однако, животных надо предварительно убить. Как это делается, вы знаете. Мы тоже знаем, но иначе. Изнутри. Убивать приятно, "усваивать" теплое животное вдвойне приятней. Вкусней, что ли. Мы знали вкус убийства, если так можно сказать. Подкрепившись, вот точное выражение, именно подкрепившись, мы лежали на земле, кто свернул крылья, кто продолжал подпитываться из почвы. Но теперь, когда, изнуряющий голод был заглушен, мы смогли разговаривать. Да, разговаривать. Карканье, которое было нам известно до трансформации, это основная несущая звуковая частота. Она может передавать какую-то долю простейшей информации. Очень ограниченный круг сигналов. Но на эту частоту накладываются обертоны высоких и сверхвысоких частот. Кроме того, звуковые оберчастоты чередуются со звуками электростатических полей. Они перемежаются на манер гласных и согласных в человеческом языке. С новым способом передачи мысли освоились как бы автоматически и быстро привыкли к "голосам" друг друга. "Голоса" окрашены так же индивидуально, как и человеческие, и мы быстро привыкли. Что меня больше всего поразило, так это возможность передачи наших мыслей. Сложные, абстрактные понятия передавались без труда. Значит, их информационный аппарат был подготовлен к обмену сложной информацией. Если они могут передавать и воспринимать мысли, – значит, они сами могут мыслить. Значит, они разумные? Неожиданное открытие! Мы были крупными экземплярами гидр. Все понимали, что это хорошо. И мы очень нравились друг другу. – Я даже влюблена была в синего лебедя по имени Эррера! – вмешалась в рассказ Ютта, ехидно улыбаясь. – ...Да. Мы поняли, что даже человеческий разум лучше всего проявляется, когда мы сыты, инстинкты, так сказать, не глушат. Однако инстинкты нам помогали. Например, мы "знали", куда нам лететь, где искать укрытие на ночь. Ночной холод и возможный дождь были неприятны. Однако человеческие ли побуждения двигали нами или инстинкты, а может, мысли синих лебедей, не берусь утверждать с точностью. Я скомандовал лететь, и стая поднялась в воздух. Видеть мы могли все, что делается по бокам, и все, что впереди. Было очень красиво вокруг, пейзаж напоминал заброшенный английский парк. У меня создалось впечатление, что все это кем-то когда-то распланировано, больно уж пейзаж был живописен. Я помню свой восторг и удивление товарищей и еще тогда подумал, что гидры отличаются от животных восприятием эстетических категорий. Еще одно подтверждение их мыслительной способности. Это меня поразило вторично. Но совсем мы ошалели от удивления, когда долетели до гор. Горы были изъедены водой и ветром, изрыты пещерами. На каменных карнизах около пещер копошились синие лебеди. Их было не меньше полутора сотен, больших и маленьких. Они медленно переползали из пещер на карнизы и обратно, занятые какими-то делами. Это напоминало бы птичий базар на северных островах если бы... в пещерах не горели костры. Они знали огонь, точнее, мы знали огонь, мы его не боялись и чувствовали уют костра и завидовали теплу в чьей-то пещере. Мы нашли себе пару пещер и позаимствовали у семейства гидр огонь. За него пришлось драться, они не коллективисты. Потом натаскали сучьев и дров, быстро пригрелись и уснули. Наутро мы проснулись от пения местных кузнечиков. И это тоже было приятно, несмотря на голод. Утром произошло забавное приключение. Одна из гидр, самка, клюнула Мзию, самую маленькую из нас. Две женщины не поладили друг с другом, и у одной не выдержали нервы. Когда мы выскочили из пещеры, Крошка, всегда такой сдержанный и ленивый, когтем распорол ей кожу от шеи до середины брюха. – Ага, – сказал Том. – Теперь понятно. А то на экране что-то моталось и крутилось, не мог понять, что именно! – Рэд озверел, если можно так сказать. Мзие было больно, но живы остались обе. Заживает на них моментально. Остальное стадо сделало выводы. Больше нас не трогали. Дальше все пошло как по маслу. Мы позавтракали листьями и плодами, потом слушали кузнечиков и валялись в траве па солнце. Летали в разведку по окрестностям, нашли группу озер... – Это было великолепно, записал все, что вы видели! – Так прошел второй день. Нам было хорошо там. Как в отпуске, где-нибудь в комфортабельно оборудованных джунглях, когда существует опасность нападения, но ты хорошо вооружен. Но больше всего это нравилось Антуану. Он даже к нам стал относиться, как к родным, когда мы потеряли человеческий облик. Он цитировал Библию. "Страна, текущая молоком и медом! – разглагольствовал он. – Страна обетованная. Ты правильно назвал ее, Эррера, это "Медовый рай". "Этой стране, – заявил он в другой раз, – не хватает только Его Величества человеческого разума. Она должна быть одухотворена богочеловеческой мыслью". "Не хочешь ли ты сам одухотворить этот рай своей боговой мыслью?" "Не "боговой", а божественной. И эти убогие сейчас существа,– Антуан мотнул головой на синих лебедей, – способны развивать свои мыслительные способности! "Так ты метишь в "Отцы цивилизации"? – спросил Рэд шутя. Нам надоела перепалка, тем более все были уверены, что это шутка и Антуан просто дразнит Крошку. Следующий день мы опять провели как все. Купались в теплом озере, питались зеленью, спали на солнце и вдыхали ароматы деревьев и трав. Удивительная это была жизнь – сытая, с небольшим расходом сил. Забот у нас, да и у них, не было, изредка драки, изредка любовь. А мы к тому же были сильнее всех в этой колонии. Даже гидры-предводители нас боялись. Верите или не верите, а нам даже начали нравиться некоторые из синих лебедей. Честное слово! В середине третьего дня семейство, сидевшее на соседнем фруктовом дереве, вдруг поднялось в воздух и потянулось к востоку. К нему присоединилось еще одно семейство. Я скомандовал, и мы прибились к стае. На нас не обратили внимания, точнее, показали нам, что в нашем присутствии не нуждаются. Нас стало восемнадцать че... особей. Летели часа два, пока не показалась зона и город, который мы так отважно атаковали на вездеходе. Самец первого семейства протрещал какой-то звук, нам ничего не сказавший. Похоже, что это был код или пароль, по которому отворялся сезам. После этого мы всей компанией спокойно спланировали на площадку рядом со скульптурной группой. Тут же самцы забрались на верхние места амфитеатра, самки сели рядом ниже, птенцы – на нижнем ряду. Для нас демонстративно были оставлены соответствующие места. Вот тут-то и началось "кино". На полированной части пьедестала, там, где мы наблюдали какие-то сполохи красок, теперь показывалась история нынешних хозяев страны. – Да. Я видел это, – сказал Том. – Я все записал, но не все понял... – Естественно. Комментарий шел. Непрерывно. Но сейчас вкратце мы расскажем основное. Итак, как мы поняли, исконными обитателями страны были те самые жуки. Само название непереводимое. Жуки создали высокую цивилизацию, мы видели удивительные достижения в области биологии, когда создавались искусственные составы, более вкусные и питательные, чем натуральные, невероятные находки в технике, вы, наверное, видели их транспортные устройства, в медицине... Особенно, пожалуй, в медицине. И вот когда они достигли того, что половина населения, работая десятую часть суток, могла прокормить всех, у них появилась идея – изменить свое потомство так, чтобы последующие поколения, во-первых, могли летать, сами жуки были бескрылыми, а во-вторых, не думать о пропитании, одежде, жилье. Пусть, мол, эти прозаические заботы не отвлекают их от более высоких дел и стремлений. Пусть занимаются "прогрессом". Поскольку достижения биологии и медицины были огромны, они имели возможность приступить к практическому изменению внешнего вида своих потомков. Конечно, этому предшествовало всепланетное обсуждение нового облика жителей будущего. Устраивались конкурсы художников-фантастов. Наконец был выбран образ голубого лебедя. Первое время он многим не нравился, сыпались жалобы, заявлялись протесты. Но довольно скоро привыкли. Когда мнение народа стабилизировалось, начались работы по выведению нового разумного существа. Значительно более разумного и красивого. Недолгое время существовали одновременно две расы, потом жуки вымерли, и остались одни синие лебеди. Да, они были более совершенными, чем их предки, лучше защищены, приспособлены для выживания. Но и выживать-то им было просто. Отцы оставили им Медовый рай, полный вкусной еды, дружественных или безвредных зверей. Оставили им города с жилищами, самоработающими заводами, самовырастающими, передвигающимися клумбами, самопоказывающимися развлечениями; для получения всего этого не нужно было прикладывать ни ума, ни рук. И то, что синих лебедей научили все это использовать и даже совершенствовать, ни к чему в дальнейшем не привело. Почему-то все перестало интересовать синих красавцев. Прекрасно оборудованные лаборатории опустели первыми,– так я себе это представляю, – перебил сам себя Эррера.– Потом начали выходить из строя установки и приспособления. Отказали автоматические средства и методы лечения. И синие лебеди начали дичать. Они переселились из домов в пещеры, и только огонь в их очагах да речь оставляли их пока что разумными существами. Сама информационная установка показывала только достижения жуков. Наверное, для того, чтобы пробудить у будущих наследников гордость за предков, чтобы побудить их идти вперед. Но они не оставили им необходимость в движении. Только одну жажду развлечений. И синие лебеди летают к этому месту, показывают своим детям, чего добились их предки. Может, они надеются, что какое-то из следующих поколений проснется от равнодушия и спячки и хоть что-нибудь сделает? И тут я обнаружил, ребята, что позабыл стихи. Стихи одного старого поэта. Я сказал об этом Рэду. "И на что они тебе сдались, стихи эти?" – ответил он мне. Я не мог сразу объяснить, что меня в этом факте тревожит, и мне пришлось подумать. "Мне кажется, – сказал я ему, – что со стихами я потерял что-то человеческое. И я не уверен, что нечто человеческое не потеряли и вы все". Он ничего не ответил, но, кажется, согласился. Наутро четвертого дня, после плотного завтрака (мы сожрали целый лес), когда все решили поваляться, я скомандовал отлет. И тут Антуан Пуйярд сказал, что остается. "Почему?" – спросил я. "Мне нравится эта жизнь! – сказал он. – Это тот самый рай, о котором мечтало человечество тысячи лет. Что я потерял на грязной Земле, этой пустыне, засиженной людьми, как мухами? А здесь рай. Ты сам назвал его "медовым", и так оно и есть!" – "Там твоя родина!" – я узнал голос Жаннет. "Родина человека, – он поправился, – родина мыслящего существа там, где ему хорошо! Мне хорошо здесь!" Он уже не считал себя человеком. Мы уговаривали его все вместе. Мы убеждали его, хотя сами были растеряны. Хорошо сказала Ютта. "Теперь, – сказала она, – когда мы знаем, как выглядит рай, мы должны воссоздать его на Земле. Мы должны рассказать людям, что должна собой представлять наша планета. Мы сделаем нашу планету такой же и еще лучше. Потому что некому принести нам все блага. Потому что на Земле никому не придет в голову только жрать и валяться на солнце! Мы должны предостеречь от этого". – "Этой планете сейчас не хватает мысли, – сказал Пуйярд. – Я остаюсь, чтобы пробудить их мысль. И я добьюсь этого. И я буду властвовать над этим миром, который, как я верю, еще при моей жизни обгонит цивилизацию Земли!" – "А ты после смерти станешь их богом! Позаботишься о своем культе еще при жизни!" Впервые Жаннет восстала против мужа. "Да, стану богом, как тот на пьедестале". – "А как же Земля, Антуан? Как же наша прекрасная, возрождающаяся Земля? Кто будет лечить ее раны и сажать на ней медовые сады?" Это был голос Мзии. "Десять миллиардов! Я не буду лечить раны, которых не наносил! А ты останешься со мной, Жаннет?" "Нет! Антуан, а не думаешь ли ты, что, возвратившись в человеческий облик, ты будешь стыдиться своих слов и мыслей?" – "Нет, крошка, не думаю!" "Тогда летим с нами, и мы обещаем тебе обратный переход. В другом случае... – Рэд угрожающе поднял длинную гибкую шею. Белый шип в трубчатом клюве шевельнулся. – Нас здесь больше!" Мы уговорили его. Он прилетел. Остальное вы знаете сами...

Гаррисон очень волновался. Солнце давно стояло в зените, а гидры не появлялись. Машина тихонько гудела, готовая к приему гостей. Внезапно из-за леса появились чудовища. Они летели низко и тяжело, растянувшись цепочкой. Видно было, что устали. Первая гидра тяжело рухнула на платформу. Несколько секунд, и Том стащил на почву обессиленную Мзию. Пока он заворачивал ее в одеяло и вливал в рот подкрепляющий бальзам, на платформе трансформировалась следующая гидра. Это оказалась Ютта. Она сама встала, подгибающимися ногами сделала первый шаг и попала в руки Гаррисона. Одеяло, бальзам, отдых. Жаннет – одеяло, бальзам, отдых. Эррера – одеяло, бальзам... Том метался к платформе, подхватывал тела товарищей, бальзам, более или менее бережно отволакивал в сторону, отдых. Следующим был Крошка. Антуан завис в воздухе на высоте метров двадцати. Видны были даже его фасеточные глаза. Он следил за Рэдом. Огромный синий лебедь тяжело спланировал на платформу и лег. Том стоял наготове с одеялом и порцией бальзама. Селинджер после трансформации сам встал и сделал нетвердый шаг по металлическому щиту. В это время Антуан, громко каркнув, скользнул по воздуху, как плоская тарелочка для стрельбы, и врезался в Рэда. Удар ядовитым клювом, и синяя гидра села на Крошку, плотно обхватив его крыльями. Тело убитого Селинджера еще некоторое время конвульсивно вздрагивало. Все оцепенели, странная слабость заткнула им рты и лишила дара движения. И только истошный крик Мзии вернул им ощущение реальности. Они признавались потом друг другу, и в этом они все сходились, что первой мыслью было: "Ошибка! Это настоящая гидра, а не Антуан!" Но через несколько минут на платформе стало два человеческих тела – мертвое, сожженное желудочным соком тело Рэда и живое – Антуана Пуйярда. Внезапно Антуан соскочил с платформы. Ударом головы он сбил с ног Эрреру, сел на него и охватил руками. Он все еще был синей гидрой. Рэда похоронили под развесистым оранжевым деревом, за краем площадки. Приволокли камень, пистолетом выжгли на нем надпись. Товарищи были подавлены. К тому же невыносимо молчаливое горе Мзии у них, еще слабых после второй трансформации, отнимало последние силы. Они пытались утешить ее, что-то говорили. – Не надо, ребята, – монотонно отвечала она на их слова. – Не надо, ребята. Я же психолог. Сейчас я сосредоточусь по системе йогов, сяду и отключусь. – И продолжала ходить. В тот вечер никто не ужинал. Отнесли в каюту Пуйярда ужин всей группы. Это сделала Жаннет, пытавшаяся скрыть свой страх перед мужем. Но Антуан или не заметил, или же не пожелал заметить ее испуга. Он перестал каркать и кричать. Когда Эррера заглянул в дверь, он увидел, что заключенный ест сидя. Нормально, как голодный, но воспитанный человек. И молодой офицер задрожал от обиды, ярости и горя. Наутро команда помогла Мзие исследовать психику Антуана. Он был здоров, хотя несколько вял. "Естественная реакция", – сделала она профессиональное заключение. Вид у нее был страшный, она постарела. Резко обострились черты лица, массивный нос выделялся на похудевшем лице, и даже волосы потеряли свой живой блеск. Ютта всю ночь успокаивала ее, как ребенка, расчесывала ей волосы и пела тихие песни. Так они обе и не уснули. Десантники ходили вялые, говорили тихо, зарядку не делали и даже не позавтракали. Когда же Эррера утром взглянул на экран, он не поверил себе. С телевизора глядел на него не моложавый и уверенный, непроницаемый и строгий капитан, а старик с морщинистым лицом и покрасневшими глазами. Старый человек, подавленный горем. – Пора начать суд! – зло сказал Эррера после несостоявшегося завтрака. Занятие неприятное, но необходимое! Приведите Пуйярда! – В торжественную минуту он, незаметно для себя, заговорил, как Кэндзибуро Смит, значительно и официально. Привели связанного преступника. Он сел, прислонился к ноге ракеты и начал молча рассматривать бывших товарищей, как будто впервые их увидел. – Антуан Пуйярд, – Эррера встал, – почему ты убил своего товарища Рэда Селинджера? – Я был голоден. – Но ведь ты же человек! – не выдержала Ютта. – Я был голоден. Ты ошибаешься, Ютта, я не был человеком. Я был синим лебедем. И я больше не хочу быть человеком. Человек не единственная форма разумной жизни. Я хочу остаться здесь! Казалось, что из тени ракеты светят два угля. – Но ведь и остальные были синими лебедями, но они не убили! – Я раскаиваюсь в содеянном. Но я был голоден, очень ослабел, а в нем было много пищи! Поймите это! – Нечего церемониться с этим негодяем! – закричал Гаррисон. – Он только делает вид, что не понимает. Убил товарища, потому что хотел пожрать! Он хуже зверя! Он... он! Дай мне пистолет, Эррера, я сам разрежу его на четыре части! – Прекрати истерику, Том... Антуан, твое объяснение несостоятельно. Гидры не едят друг друга, даже когда очень голодны. Гидры не едят... Кругом был лес, кусты, трава. Еда была! – Вы судите меня за убийство? – Пуйярд постепенно возбуждался – А я повторяю, я был тогда синим лебедем! – Мы судим тебя, кроме этого, за измену! За измену человеческому образу жизни! Но и за Рэда тоже! -голос Эррера был тверд. – Как у него с психикой, Мзия? – спросил Том. – Нормально. Он вменяем. Спокоен. – В ее голосе была горечь. – Нет! – раздался крик. – Он ненормален! Он сошел с ума! Его надо лечить! – Не кричи, Жаннет, – тихо сказал Антуан, – Мзия права, я нормален. Я просто не хочу на вашу грязную, зараженную Землю. Я хочу остаться в Медовом раю... А вы не смеете меня судить здесь по своим законам Я житель Медового рая, а вы люди Земли! Оставьте меня здесь. Это моя новая родина! – Возьмите его с собой! -крикнула Жаннет. – На Земле его вылечат от безумия. Он не преступник! – На нее жалко и страшно было смотреть. – У него не выдержали мозги. Был опасный эксперимент, и он жертва эксперимента! Нельзя его бросать. Это все равно что бросить калеку или раненого! – Жаннет, не я, а вы калеки. Вы можете остаться на прекрасной планете властелинами Медового рая. Самыми могущественными, сытыми, сильными, свободными. Никому ничем не обязанными. Не связанными никакими обязательствами ни перед кем. Вы можете не видеть толпы меднорожих энтузиастов труда. Дышать воздухом и быть вольными, как... синие лебеди!.. Жаннет, пойдем со мной. В этом раю мы заведем детей. Здесь у них прекрасное будущее. Ты ведь хотела иметь детей? – Я не хочу, чтобы мои дети были гидрами! – Жаннет зарыдала горько, взахлеб. – Ты чудовище, Антуан! Наступило молчание, прерываемое всхлипываниями женщины. – Мзия, – офицер нашел ее глазами, -а что ты скажешь? – Я боюсь оказаться пристрастной, – ровным невыразительным голосом сказала она. – Мне больно за Жаннет. – А действительно, правы ли мы, осуждая Антуана? – Эррера думал вслух. -Кто знает, как работает "обратная связь" при переходе от гидры к человеку? Я очень любил Рэда, – офицер помолчал. – Очень... Но, убив одного, надо ли и второго? Наступило долгое и мучительное молчание. Ответила Ютта. – Может, мы и не будем его убивать, – сказала девушка. – Но мы судим убийцу. Мы судим предателя, человека, отказавшегося от Родины, от творческого труда, ради сытости и власти! – Ради свободы! – рванулся вперед Антуан. – Эти полуживотные станут у меня разумными. Я дам им цивилизацию! Я дам им искусство, и я буду свободен и крылат, а вы останетесь рабами друг друга! – Нет, – сказал ему, сидевший до этого тихо, Том, – не научишь. Искусство там, где есть борьба, движение духа! Искусство может удовлетворить ищущего, возбудить остывающее сознание, указать дорогу потерявшемуся в мире, но что оно может дать отупевшему от сытости? – И я скажу – нет, – произнес Эррера. – Пусть я останусь рабом восьми миллиардов подобных мне на грязной, по твоему выражению, Земле. Я буду чистить этот нужник, пока он не станет лучше Медового рая. Мне не надо власти на планете, где нечего делать! Я человек, и мне нужны заботы! И вот что я еще скажу: да, мы слишком долго упражнялись в стрельбе. Мы были готовы защищаться и убивать. Мы убили, первыми убили разумное существо. Но еще страшнее то, что мы не были готовы к борьбе со сладкой отравой сытого и опасного безделья. Не справились с ароматом благополучия! Но отступником среди нас оказался один. Только Антуан не хочет оставаться человеком. Кстати, Антуан, сегодня утром я вспомнил стихи, которые никак не мог отыскать в своей памяти там, у пещер: Где же дом? – и скользящей ногою, Спотыкаясь о брошенный лом, Тяжкий, ржавый, под черной скалою Затянувшийся мокрым песком... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . А с тропинки, протоптанной мною Там, где хижина прежде была, Стал спускаться рабочий с киркою, погоняя чужого осла. – Я не понимаю смысла твоей декламации, – желчно сказал Антуан. – Смысл? Смысл в том, что ты можешь и сбежать от этой работы сюда, в Медовый рай, но мы будем таскать камни на Земле! Да, будем. В конце концов, это мы назвали планету Медовым раем! Но отступником среди нас оказался один. Только Антуан предал человеческие надежды, Родину и своих товарищей. Только он не хочет быть человеком и изменил человечеству! – Да, Антуан, – медленно сказал молчавший до того капитан, – ты отказался от Земли, от всех привязанностей, даже от творческого труда ради сытости, удобств и власти над горстью полуживотных! Я отказываюсь тебя понимать! – Верно! – сказал Том. – Теперь ответим на вопрос: "Не гидра ли принимала решение?" Нет. Сравнить Землю и Медовый рай гидра не могла. Гидра не видела Земли. Сравнивал человек. – Эрре-ра сделал паузу.– Я предлагаю вернуть ему внешность синего лебедя и стереть память обо всем человеческом! – А я? Как же я, Эррера? – голос Жаннет дрожал. – Я люблю Антуана, понимаешь? Я всю жизнь знала, что в нем хорошо, а что плохо. Хорошего больше, поверь мне! Мы его вылечим на Земле! – Жаннет, – голос Антуана был злобен, – я не хочу на Землю. – Жаннет, -Эррера понял ее и постарался быть с ней мягче, – мы готовы пойти тебе навстречу. Мы оставим тебя с ним в Медовом раю. И, если хочешь, не сотрем тебе человеческую память. Хочешь? – Нет, – печально сказала она. Ни тени сомнения не было в ее лице и в се голосе. – Нет, – повторила она.-Лучше я останусь вдовой, как Мзия. – Антуан, ты свободен! – сказал Том и двинулся к Биотрансформатору. Пуйярд встал. Он помолчал немного, казалось, он что-то хотел сказать, но не сказал, круто развернулся и, ни на кого не глядя, направился к площадке. Потом молча разделся и лег на металлический лист. Головой влево, как предписывала инструкция. – Антуан! – крикнул Том Гаррисон, доставая пистолет.– Не думай убить еще одного, не долетишь до Земли! Пуйярд поднял голову и презрительно улыбнулся.

С восходом солнца ракета в огне и дыме стартовала из Медового рая. Она исчезла в сияющем небе, и ветер рассеял дым. Эррера и Ютта сидели рядом в стартовых креслах и смотрели в иллюминатор. Медовый рай опять превращался в маленькую планетку, укутанную серебряной ватой. Полтора года в космосе, и они будут дома. Эррера протянул к ней руку и захватил в ладонь ее пальцы. Тихонько попросил: – Ютта, роди мне ребенка! Ее лицо, уши и шея залились краской, но он не видел этого, он ждал. Не поворачивая головы, она кивнула. А над оранжевыми, синими и зелеными лесами, окружавшими покрытую горячими шлаками площадку, в медовом воздухе еще долго раздавалось одинокое карканье.