Текст книги "Так откуда у нас взялись варяги?"

Автор книги: Борис Синюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   Самое интересное, что как евреи, так и казаки–разбойники никогда не пахали и не сеяли, кроме как в нынешнем Израиле и на нынешнем Дону, Тереке и так далее. У них же даже Каин–земледелец – презренный человек, позднее – амхаарец. Поэтому выступать от имени «татар» со следующими словами «Мамай» не мог: «Пусть не пашет ни один из вас хлеба, будьте готовы на русские хлеба». И Дмитрий Донской, будучи «татарином», не мог так сказать, он ведь прекрасно знал, что никто из них, казаков–разбойников и без этого призыва не сеет и не пашет. Но вот если Мамай был московским аборигенским князем, то эти слова как раз по нему. В ожидании Дмитрия Донского он вполне мог обратить свой призыв к «чуди белоглазой», добавив: – «Уйдем подальше в леса и переживем невзгоду на лесных дарах, пусть Донской со своей братией поголодает». Так эти слова и остались в истории, а вставить их позднее можно было в любой рот. Впрочем, Дмитрий Донской мог тоже часть этих слов сказать, без упоминания про сев и вспашку, дескать придем и наедимся дарового русского (чудского) хлеба. Так его разбойникам сподручнее было воевать. Притом заметьте, согласно официальной истории Донской все время очень опасался своей затеи с этой Куликовской битвой (кстати, была в будущей Москве), он очень даже рассчитывал на проигрыш. И тому пример – его переодевание в простую «форму» казака–разбойника, без всяких там царских финтифлюшек: дескать, попаду в плен, сойду за рядового, подневольно направленного воевать.

   И еще одна очень интересная деталь. Вот как нам об этом сообщает Бушков: «Дмитрий, отправляясь на битву, заранее позаботился о «пропагандистском обеспечении». Он берет с собой десятерых купцов–сурожан (сурожанами звали тех, кто постоянно торговал с городом Сурожем в Крыму, имея там, говоря современным языком, «торговые представительства»). Все десять купцов перечислены поименно: Василий Капица, Сидор Алферьев, Константин Петунов, Кузьма Ковря, Семен Антонов, Михаил Саларев, Тимофей Весяков, Дмитрий Черный, Дементий Саларев, Иван Шиха. Особо уточняется: князь взял их для того, чтобы они «рассказали в дальних странах, как люди знатные». Рассказали о грядущей битве с Мамаем».

   Ничего лучшего Бушков не нашел для этой цитаты, как сравнить ее с «1 сентября 1939 года, когда «коварные поляки» напали на радиостанцию в немецком городе Глейвице», то есть с пропагандой Геббельса. Между тем, при желании тут можно найти несколько интересных моментов. Во–первых, ни одна история не сохранит полный перечень никчемных «купцов», я думаю, для того, чтобы мы поняли, что все они «русские». Во–вторых, все так называемые «русские» имена ни что иное, как имена еврейские. В третьих, это как же Дмитрий, будучи «русским» и практически в осаде, «пригласил купцов», находящихся не только «за линией фронта», но и вообще на краю земли, в глубочайшем тылу своего противника? А вот, если Донской – казак–разбойник, то эти пресловутые «купцы» находятся в тылу его войска и как раз и являются его потенциальными покупателями рабов. И этой своей «геббельсовой пропагандой» он только рекламировал свой будущий товар и себя – его владельца. Попросту, хвастается будущим своим владением.

   Дальше в лес – больше дров, как говорится. Иеромонах Даниил служит в Орде. Он почему–то ссорится с Дмитрием Донским, как будто тот действительно казак–разбойник («татарин»), а не русский князь. Ибо русскому князю никак не достать ордынского иеромонаха в Орде для «ссоры». Затем Даниил покидает Орду и обосновывается в Московии, и начинает призывать русских князей объединиться против Орды. Будто это Сергий Радонежский, а не ордынский иеромонах. Далее Бушков выражает надежду следующего содержания: «Логично будет предположить, что Даниил, известный своей несгибаемой антиордынской позицией, окажется при Дмитрии Донском, когда тот двинется на Мамая. Однако происходит фантастический вираж, которому историки до сих пор не могут подыскать вразумительных объяснений, – потому что увязли в плену классической версии. Когда полки приходят на Куликово поле, Даниил вдруг обнаруживается в стане… великого литовского князя Ольгерда, союзника Мамая, идущего на подмогу «татарам»! (Ольгерд немного опоздал и, узнав о поражении Мамая, благоразумно отступил). Так кто же был Ордой? Если признать, что Дмитрий Донской, поведение Даниила как раз логично и вполне объяснимо…» Только Бушков на этом и останавливается, не объяснив нам, как и чем именно это «вполне объясняется»? «Объяснимо», и точка, а дальше – совсем о другом, к чему я и перейду вскоре.

   Между тем Дмитрий Донской, будучи русским князем, как я уже написал, не мог ссориться с ордынским иеромонахом: для него это очень далеко ходить в Орду и ссориться там с «чужим» иеромонахом. Так что придется признать, что Донской – атаман казаков–разбойников, «ордынец», «татарин» и так далее по порядку представитель московских врагов. А Мамай – совсем русский, москвитянин, который настоящим москвитянином для историков так и не стал, остался чудью белоглазой. Хотя и чудью волею историков он перестал быть. И ему на помощь идет Ольгерд, так как он тоже чудь. Об этом даже сегодня никто не будет спорить. Наверное, для иеромонаха Даниила Ольгерд оказался ближе, так что он не попал к Мамаю. Но это же – одно и то же? Вы согласны? Поэтому к моей версии не надо ставить «глубокомысленное многоточие», «догадайся, мол, сама», «вполне объяснимо»!

   А еще дальше в лес, у Бушкова еще больше «дров»: «Между прочим, в воинстве Дмитрия, оказывается, есть и… разбойники. Основание? Цитирую «Повесть»: «…некий муж, именем Фома Кацибей, разбойник, поставлен был в охранение великим князем на реке…». Князья, значит, с Дмитрием не пошли, а вот разбойники пошли. Интересно. А вот Мамая, кстати, сопровождают не «разбойники», а князья и бояре…»

   Сказав все это, Бушков вновь остановился, опять заставил нас отгадывать неотгадываемую загадку. Наподобие: «зеленое, длинное, висит в гостиной и пищит» (селедка). Которая зеленая потому, что покрасили, висит потому, что повесили, а пищит, чтоб труднее отгадать. Но это же явное: Дмитрий нападает на будущие московские земли в качестве казака–разбойника, а Мамай – русский князь, обороняется, притом великий князь, так как с ним идут не только бояре, но и простые князья. Кацибей же, я думаю, стал впоследствии знаменитым Кочубеем, «принадлежавший к богатой семье, владеющей огромными земельными наделами с крепостными крестьянами на Левобережной Украине».

   И уж в самой тайге – сплошь «дрова»: «И, наконец, вот что говорится о Мамае: «Безбожный же царь Мамай, увидев свою погибель, стал призывать богов своих…» Знаете, каких? Ну, Магомета, конечно. Однако Магомет на самом последнем месте… «…богов своих: Перуна и Салавата, и Раклия, и Хорса, и великого своего пособника Магомета». Вот так. Отчего–то Мамай призывает старых богов, и Перун с Хорстом – уж точно славянские… Кто такой Салават, мне попросту неизвестно – но уж никак не мусульманский святой… А Раклий, по некоторым сведениям, – другое имя Самаргла, а Самаргл опять–таки языческий бог Древней Руси».

   Прежде, чем цитировать дальше Бушкова, должен заявить, что никаких православных богов у голубоглазой чуди в те времена и не должно было быть. Им хорошо было и с Перуном. Это именно Дмитрий Донской припер им Христа за пазухой, так как Иван Калита не успел, помер, а дружину его выперли. И только Дмитрию, впервые узаконившему передачу царства сыновьям, а не названным разбойным «младшим братьям», как это водилось и водится до сих пор в разбойных шайках, удалось через своих наследников как следует, с помощью водки приучить голубоглазую чудь к восточному христианству–несторианству.

   Бушков же, сообщив нам последнюю свою мысль, которую я только что процитировал, подводит итог всему им ранее сказанному. И у него вывод совсем не тот, что я должен был от него ожидать. Вот как у него это вышло: «Так кто же с кем воевал на Куликовом поле? Почему и за что? …на Куликовом поле столкнулись две династии – старая и новая. Быть может, существовали некие неизвестные нам династические связи, давшие в свое время «ордынцам», то есть, жителям Южной Руси, повод претендовать на власть над всей Русью. На Куликовом поле сошлись единокровные враги. «Спор славян между собою» шел из–за московского престола – и только. А это коренным образом меняет дело…»

   Другими словами, у Бушкова Русь была примерно таким же государством как сегодня. От Черного до Белого моря и Балтики. Урал и Зауралье я не считаю, так как завоевано оно, вернее, «покорено» и присоединено» почти на наших глазах. Хазары если и были когда, то – испарились. А христианство свое мы получили как когда–то хазары, путем опроса послов от мусульман, иудеев и христиан, только это уже было при Владимире Красном солнышке, который выбрал христианство исключительно на почве любви к водке. Хазары, кстати, разрываясь между противоречивыми пристрастиями, так и не смогли толком остановиться ни на одной из трех религий, исповедовали их все разом: пьяницы – христианство, трезвенники – мусульманство, а евреи, не пьющие, а только причащающиеся, – иудаизм. Потому и испарились.

   Находясь на таких просторах, на каковых, причем гораздо меньших, Западная Европа наплодила десятки государств, мы лет пятьсот дрались все со всеми. Потом как–то так случилось, что на юге у нас остались одни военные (Орда), а на севере – одни гражданские (Русь). Естественно, военные победили гражданских под водительством Дмитрия Донского. Вот и вся история.

   Хотя, нет, не вся. Мамай, будучи «гражданским», проиграл и куда–то делся. Вместо его как черт из табакерки вынырнул Тохтамыш, наверное, тоже «гражданский», так как от «военной» Орды у нас есть уже представитель – сам Дмитрий Донской. Этот «гражданский» сжег Москву, а «военный» куда–то убежал от него «собирать войско». «Гражданский» же Тохтамыш, сжегши Москву, не знал, что же ему дальше делать? Поэтому пошел, как говорится, куда глаза глядят, а глаза у него почему–то глядели именно туда, откуда ранее пришел Дмитрий, на юг. Наверное, решил из «гражданского» переквалифицироваться в «военного». Дмитрий же, набрав по лесам рать и увидев, что от Москвы остались одни головешки, пошел не Тохтамыша догонять, а – немного в сторону, «брать» Рязань. Наверное, хотел там подождать, пока Москва заново отстроится. А Тохтамыш, черт с ним, пусть сперва там, на юге воевать научится. Поэтому у Бушкова возникла идея, уточняющая традиционную историю, что Тохтамыш – москвич, организовал заговор против Донского, а потом спрятался от него в Рязани. И именно там Донской его покарал, не дал ему стать на юге военным.

   Но, так как оказывается, что и Дмитрий Донской, и Тохтамыш, спустя три года, оба разом, независимо друг от друга, и еще раз разбили воскресшего Мамая, то Бушков сделал вывод, что Донской и Тохтамыш – одно и то же лицо. Поэтому я как бы зря вообще пишу о Тохтамыше. Вот такие–то дела.

   Хотя, я и думаю, что, взяв власть над будущей Москвой, которой тогда вообще еще не было, Дмитрий был бы удивительным ослом, если бы не завоевал Рязани. Ведь Рязань как раз на полпути в Орду, из которой Дмитрий прибыл, и ему бы не было никакого резона без взятия Рязани заботиться об изменении порядка наследования, с бандитского на династический.

   Что касается Тохатмыша, то это просто местный московский партизан, мстящий Донскому за порабощение своей родины: стоило Донскому куда–то отлучиться по своим делам в новом своем государстве (ту же Рязань покорять), как Москва тут же и была сожжена Тохтамышем. И именно потому, что владеть ею Тохтамыш уже не мог из–за нехватки сил и боязни Дмитрия, хорошо вооруженного. Сжег и испарился в лесные дебри.

   Осталось рассказать, почему же пик и начало «набегов крымских татар» приходится на 1506 год. Именно тогда, когда Россия под властью Московии стала самой большой державой Европы. Согласно традиционной истории Дмитрий Донской, провозгласив наследование престола от отца к сыну, то есть к собственному его сыну, столкнулся с широчайшей оппозицией. Историки не говорят, что оппозиция ему была именно из–за этого способа наследования, но пишут, что Донской чрезвычайно жестоко подавлял ее, казня своих князей через одного, почище будущего Ивана Грозного. Притом именно он выдумал страшнейшие, мучительнейшие виды казни, притом прилюдные, показательные. И даже это говорит за то, что он был казак–разбойник, так как у меня в других работах показано, что изощренные способы пыток выдуманы как раз казаками–разбойниками. Я это доказал в других своих работах, исследуя русские слова, произошедшие от еврейско–хазарских корней.

   Дело в том, что до Донского чудские рабы в Кафе никому не известно, как появлялись там. Донской раззвонил через упомянутых купцов, что он отныне владеет этим источником. Но, так как никакой письменности еще не успело завестись в Московии, то до Ивана III, правнука Донского, никто в Европе вообще не знал об этом царстве–государстве. Недаром вся наша более ранняя история московская компилируется из истории Киевской Руси, каковая потому простирается аж до Костромы и Зауралья, что именно оттуда шла лиственница в Венецию, к «грекам». О Московии, этом неиссякаемом источнике чудских рабов, узнали лишь с Ивана III, умершего в 1505 году. И именно он заставил узнать о себе, выкупив кусок земли в Константинополе (Новый Афон), женившись на римской невесте, выдававшейся за византийскую и привезенную ему через Западную Европу и Балтику. Как будто ее нельзя было привезти по Днепру. Он же «заразил» Московию «жидовской ересью» и платил дань Ватикану, но об этом у меня – в других работах. То есть, весь мир узнал, что рабы идут из этой самой Московии. И именно перед смертью Ивана III – начале правления Василия Ивановича (1505–34).

   Надо было что–то делать с этой «историей». Конечно, не в те самые времена начала 16 века, а много позднее, уже при Романовых, ставших «настоящими джентльменами». Как раз во времена Петра I и Карамзина. Вот тогда–то и была «найдена» Петром Радзивилловская летопись Нестора в Кенигсберге, и «пошла писать губерния». «Позвали варягов володеть нами» совсем с другой стороны, чем они пришли к нам в действительности и без всякого призыва, начиная с Евпатия Коловрата, Ивана Калиты и Дмитрия Донского. Выдали их всех за природных москвичей, а исконних прамосквичей – за татар. Но этого было мало.

   Во–первых, я имею в виду невесту Ивана III. Сам факт привоза ее кружным путем показывает, что у Дмитрия и его наследников шибко испортились отношения со своей бывшей родней, казаками–разбойниками, оставшимися на Дону и Днепре, включая Кочубея. И другой причины я не вижу, как изменение правил наследования московского престола. Если уж Донской взял власть над будущей Московией от имени казаков–разбойников, то и передавать ее он должен был не своему сыну, а своему «названному младшему брату» в казаках. То есть, владыка должен был избираться из его наследников не по родству, а по профессии. Но, какой же дурак, попробовав царствовать по–настоящему, на это согласится? У нас даже генеральные секретари и нынешние президенты этого делать не хотят. Именно поэтому в течение последующих 300 лет именно с Дона казаки–разбойники пытались восстановить «справедливость» (Болотников, Пугачев, Разин). Другими словами, вместе с Донским не все казаки до единого пришли с ним на Русь, «володеть» ею. Это были уже не времена Ильи Муромца, единовластно представлявшего Дон, к которому все остальные казаки–разбойники приходили и униженно просились в «казаченки». Как к мужу приходят мужики о чем–нибудь просить, заранее называя себя уничижительно–пренебрежительно. То есть, Донской – это лишь часть разбойного казачества.

   Во–вторых, исходя из изложенного, надо было как–то «узаконить» оставшихся на Дону казаков, переставших якобы быть разбойниками. Именно поэтому Карамзин мимоходом, явно не желая распространяться на эту тему, указывает, что «рязанские казаки» появились на свет только в 1444 году, а днепровские – и того позже, в 1517–м. Заметьте, в самый разгар работорговли «крымских татар» нашими людьми. В самый пик «объединения Руси под эгидой Москвы». И спрашивается, совершенно без толку, как могли крымские татары сквозь это густое прирожденное, дружелюбное нам, воинство, как расческа сквозь волосы, проникать на «святую» Русь и выводить оттуда пешим порядком на полторы тысячи верст по 100 тысяч рабов разом? Вопрос, совершенно «неуместный» для наших историков.

   В третьих, желая хоть немного оградить наших царей от справедливого обвинения в работорговле собственным народом, историки наши пишут, что не только сквозь казаков, но и сквозь Московию «проникали» крымские татары аж до самой Литвы и Польши. И большую часть своих пленников брали именно там, так как наш народ не очень «нравился» покупателям. Очень уж был строптивый и при первом же удобном случае старался убежать (Карамзин).

   В результате история Хазарского каганата и составной ее части, казачества, была «утеряна», места их древнего обитания были частично сровнены с землей, а старинные города перенесены на новые места (Рязань, Астрахань). Мало того, все, что можно было затопить, затопили «водохранилищами» от дотошных археологов (Саркел, Самара и многие другие – подробности в других моих работах).

   Вместе с этим исчезли и хоть какие–то сведения о первом этапе работорговли голубоглазой чудью. Второй же этап, который скрыть уже было невозможно, – сперли на крымских татар, которые этим сегодня очень гордятся. Совершенно незаслуженно. Поэтому я хочу кое–что добавить.

   Дело в том, что в Крыму под именем «крымских татар» ныне понимают как бы одну нацию, хотя их фактически – две: собственно степные татары и татары–караимы, «отатаренные» матримониально евреи из Кафы (Феодосии). Степные татары никакого отношения к работорговле не имели, да они вряд ли и вообще выходили когда–либо через Перекоп. А вот приморские татары–караимы жили не только в Феодосии, но по всем другим древнейшим городам–портам. И они–то никакие не татары вовсе, а невообразимый сплав народов всего Средиземноморья, основа которого – еврейская кровь. При этом феодосийская, восточная ветвь, собственно караимы – это хазары. Вот они и занимались многие века работорговлей, а все стальные – просто торговлей, и они в основном «греки», то есть из Моисеева колена. Рабов же караимам поставляли казаки–разбойники. И не только из Московии, а с Днепра, и даже с Волги, хотя Московия к началу 16 века стала благодаря Дону просто кладезем чуди голубоглазой, так как эта чудь «не знала оружия» как такового – приходи и бери.

Иван III и Хазарский каганат

   Российские историки очень хотят, чтобы Хазарский каганат прекратил свое существование в 10 веке, иначе им некуда затолкать в хронологическую шкалу пресловутое татаро–монгольское иго, без которого даже советской и постсоветской историографии, как говорится, – зарез. Нельзя же в самом деле в одном и том же месте, в одно и то же время иметь две сверхдержавы относительно древнего мира, от которых столько настрадалась «святая» Русь. Ей же, вернее ее князьям, между хазарами и татарами надо было еще принять христианство из Византии и как следует помеждуусобничать, чтобы было основание для совершенно легкой победы над ними татар.

   Западные историки, например Кёстлер, доказывают, что хазары существовали еще и в 13 веке и развивают мысль, что потом они, видоизменившись в венгров, отправились в Будапешт и далее – в Польшу. Российские же комментаторы этого взгляда с такой пеной у рта не согласны с Кёстлером, что сделали комментарий к его книге толще самой этой книги (подробнее – в других работах). Ведь и правда, не переписывать же в очередной раз из–за какого–то Кёстлера свою такую «стройную» историю, целиком и полностью основанную на татаро–монголах, если не считать «призвание Рюрика».

   Я же хочу сейчас доказать, что хазары были живы–здоровы не только в 13 веке, но и в 15, при Иване III, о котором я упоминал немного выше, а более подробно – в книге «Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории». Это было, заметьте, перед самыми Романовыми. Поводом для этого послужила упомянутая работа Бушкова, «самого издаваемого российского автора», и в частности, известное историческое «стояние на реке Угре русских и татар».

   По–хорошему мне надо бы сделать из него довольно длинную цитату, чтобы было понятно, о чем идет речь, но у него столь много охов и вздохов (книга–то почти художественная), что я решил просто пересказать его текст по возможности кратко, изредка вставляя в него оригинальные фразы автора. Я думаю, он меня простит, так как изменять его смысл я ни в коем случае не собираюсь. Просто я не склонен размножать его эмоции по этому вопросу. Итак.

   «…в 1480 г. Войска великого князя московского Ивана III, первого «государя всея Руси» (т.е. владетеля объединенной державы) и «орды» татарского хана Амата (Шахмата) встали на противоположных берегах реки Угры. После долгого «стояния» татары отчего–то пустились в бегство – и это считается концом «ордынского ига» на Руси». Вообще говоря, Иван III вроде бы не хочет сражаться с Ахматом. Во всяком случае так ему советуют два его боярина, упирая на необходимость соблюдать какую–то «старину», какие–то древние традиции, что означает: Ахмат – прав, а Иван – не очень. При этом Бушков сразу нам поясняет то, о чем я уже рассказал: на Руси существует две династии: военная южная с Ахматом во главе и гражданская северная – с Иваном. Церковный же православный иерарх Ивана очень хочет этой войны, чтоб Иван доказал этим супостатам, кто в Москве хозяин.

   Надо понимать, что и сам Ахмат не хочет войны, ибо два эти войска стоят по разные берега Угры и несколько месяцев подряд ведут через речку переговоры. Причем на словах верх как бы за Иваном. Ахмат, начав с больших, все сбавляет свои требования. А Иван как бы не замечает этого и продолжает их отклонять. По–современному, тянет резину, сам на берегу не появляясь.

   Пока эта бодяга на Угре тянулась, Иван послал на родину Ахмата другое войско, запасное, и разгромил там жен, стариков и ребятишек, так как Ахмат взял с собою на Угру все наличные военные силы. Вообще–то все это – ерунда, так как и в те времена была разведка, и невозможно себе представить в трезвом виде, чтоб два известных государя были настолько дураки. У одного в два раза больше силы, но он чувствует себя сильно неправым по отношению к наступившему противнику. У другого сил вообще почти никаких, а он приперся с ними на Угру воевать с более сильным противником, но и не воюет, а как бы даже извиняется, хотя не только по своему, но и по мнению противника во всем прав. Узнав же, что остался без жен, стариков и детишек, даже не обозлился, не бросился (дважды оскорбленный) как раненый лев на врага (кругом неправого). А побежал назад словно заяц, хотя отлично знал, что ничем уже никому из родни не поможешь. На этом и закончилось татарское иго. Все это, естественно, изложено московскими летописцами, так как татарские летописцы испарились вместе со своим бывшим игом.

   Бушков, конечно, остался недоволен таким идиотским развитием событий и откопал у историка Лызлова следующую фразу, тоже характеризующую ситуацию с российским «пониманием», которую я передам своими словами, чтоб вы не ломали язык слишком уж древним русским. В общем, «беззаконный царь» Ахмат выскреб всех, кто умел держать оружие, и прибыл к российским рубежам. Великий же князь Иван послал свою запасную армию в Большую орду, как написано выше и навел там указанный же великий «шмон». При этом эта запасная армия, посланная всего лишь великим князем Иваном, оказалась под командованием хоть и «служилого», но все–таки «царя» Городецкого. Откуда такой «служилый царь» в услужении у Ивана–князя взялся, неизвестно. Но этому «служилому царю» Городецкому его личный слуга и одновременно мурза довольно бестактно говорит: «О царь! Нелепо было бы великое сие царство до конца опустошить и разорить, ведь отсюда и ты сам родом, и мы все, и здесь – отчизна наша. Уйдем же отсюда, и без того довольно разорения устроили, и Бог может прогневаться на нас». Поэтому «беззаконному царю» Ахмату незачем уж так было спешить как зайцу с Угры. «Служилый царь» Городецкий, так и хочется дать ему титул Совестливого, много вреда не нанес.

   Конечно, наследники казака–разбойника Дмитрия Донского сильно укрепились. Но и «великое царство» Ахмата все еще сильно. А какое там может быть «великое царство» кроме Хазарского каганата, так как нынешние историки пред явными фактами почти поголовно отказываются верить как в бога в «татаро–монгольское иго»? И не повторять же мне и без этого выделенную фразу, так сказать, о доме родном, «откуда все мы родом, об отчизне нашей». То есть, окрепшие на работорговле отщепенцы из Хазарского каганата беспредельно стесняются, начиная с самого Ивана III и кончая его «служилым царем» Городецким, воевать против своих же сограждан в отличие от нынешних наших царей, бесконечно воюющих Чечню. Которая тоже – часть Хазарского каганата.

   Перескочу–ка я прямиком к Суворову, но сперва остановлюсь на Петре «Великом». Носовский и Фоменко совершенно справедливо и доказательно сообщают нам, что Петр «Великий» как огня боялся Москвы и носа не высовывал из Петербурга, так как кроме Питера ему ничего в России уже не принадлежало. А кому тогда принадлежала вся нынешняя Россия, если не Хазарскому каганату, хотя, может быть, он уже так и не назывался. Во всяком случае, Запад нашего «Стеньку» Разина называл «русским маркизом» и на портретах рисовал его не в казацких широких штанах, а совершенно как турецкого султана, таким благородным с виду. Примерно как Магомета II – завоевателя Византии. Не верите? Справьтесь в книгах «новохронологистов». Пора к Суворову.

   «Емелька» Пугачев представлен нам таким деревенским парнем, а война его «пугачевщина» – такой игрушечной, «инвалиды» из «Капитанской дочки» его победили. Между тем вторая наша «Великая» императрица так перепугалась Пугачева, что невольно приходит в голову: она знала о нем гораздо больше, чем мы с вами. Многие из вас знают, что Пугачева победил сам Суворов, этот величайший полководец, не проигравший за всю свою жизнь ни единого сражения? Которого знает, и которым восхищается вся Европа. И он ведь не дома сидел, ожидая, когда его позовут на войну с Пугачевым. Он вел утомительнейшую и ответственнейшую войну с турками. Так вот, война была прервана с неизбежными в таких случаях потерями, и не один Суворв с денщиком был вызван оттуда на борьбу с опаснейшим врагом. Почти все войска были с турецкого фронта отправлены маршем вместе с ним. Обстрелянные войска, надежные. А нам все тычут в нос историки какого–то Михельсона с инвалидами, не годными на турецкую войну, дескать расправившимися с Пугачевым. Да и не поехал бы такой своенравный полководец инвалидов возглавлять, он лучше бы в плен к туркам сдался.

   Теперь обратите внимание на то, как эта очень гордая собой баба (переписку с Вольтером помните?) терпела почти скабрезные выходки Суворова (который тоже понимал свое значение спасителя этой бабы) и осыпала его высшими орденами. А если и этого недостаточно, то обратите внимание на переименования всего, что связано с Пугачевским «бунтом», вплоть до реки Яика – в Урал, и все это от бессильной злобы, которая не угасла и после победы Суворова. Это даже не испуг бабы, это отметина на всю ее дальнейшую жизнь. Как каинова печать. И она же, в общем–то, сильная баба была. Она не испугалась уничтожить собственного мужа, законнейшего из русских царей, а Пугачева испугалась примерно как Сталин Гитлера в первый год войны.

   А у нас в истории с 10 века никакого Хазарского каганата нет. А Бушков все сваливает на какую–то династическую вражду между «военным» и «гражданским» племенем «русских» царей, каковы реальны примерно как марсиане в Кремле. Или как русская изба без тараканов. Пусть в детском саду рассказывают эти сказки.

Уточнение концепции Хазарского каганата

   Хазарский каганат – понятие многосложное и обширное. Это не то, что нам сообщают о нем историки, зацикленные на династиях царей, завоеваниях и переселениях народов. Хазарский каганат – в первую очередь – понятие торговое и промышленное (объект, цель, средства). Во вторую очередь – связано с вытекающими из этого историческими фактами (идеология, разбойничество, конкуренция, политика). И только в третью очередь связано со всем остальным историческим материалом (цари, войны, переселения), который историки выпячивают на передний план, тем самым затуманивая или вообще выбрасывая самые важные для понимания истории сведения. Именно поэтому Хазарский каганат выглядит сегодня в истории наподобие модного эстрадного «хита», сгинувшего из сознания публики вместе с исполнителем. Мы сегодня толком не знаем ни места его нахождения (кроме столицы Итиля), ни хазарского языка, ни религии, ни состава населения, ни даже того, чем же он на самом деле занимался, за счет чего существовал? Именно поэтому я останавливаюсь на его правдоподобной концепции, которая вытекает из множества разрозненных фактов, растекшихся по всем закоулкам истории как нефтяные пятна по мировому океану.

   Восточное колено торгового племени до прибытия на Баскунчак торговать солью прошло неимоверно сложную и стремительную стадию становления. Позади было создание общемирового торгового языка, различных видов письменности, наработаны правила общения с любым встретившимся на пути народом без единого взмаха меча или простой палки, но с большой выгодой для себя. Созданы три общемировых религии для аборигенов с целью недопущения их к собственной религии торгового племени, но главное, чтобы управлять ими с наименьшей затратой своих собственных сил. В торговом племени сосредоточился весь опыт мира по самым различным и важным для выживания технологиям и техническим средствам, включая сюда искусство как не очень обязательную по тем временам часть мировых знаний. В общем, торговое племя было на две головы выше любого встретившегося им племени не только по знаниям, но и по интеллекту в понимании его как машины мышления.

   Поэтому им легко было организовать сумасшедшие прибыли на торговле солью от Тихого океана до Византии, отладить этот процесс как на заре прошлого века был отлажен автомобильный конвейер Форда. Но, это был только первый этап – накопление первичного капитала Хазарского каганата и создание сумасшедшей по величине, ступенчатости и отлаженности торговой сети, включая сюда торговые пути. Естественно, в обмен на соль в каждом регионе имелось что–то специфическое, свойственное лишь данному региону и имевшее более высокую цену в других регионах. И я даже не хочу всего этого перечислять, так как это почти сегодняшнее многообразие товаров, отметив лишь то обстоятельство, что не только сами местные природные ресурсы играли главную роль, но и местный опыт их обработки, делающий эти ресурсы намного дороже и привлекательнее для всех. Именно поэтому во всей рыночной сети Хазарского каганата появлялся перекрестный спрос на экзотические товары, но все народы производили отнюдь не товары как таковые, а только предметы потребности, и лишь – для себя. Поэтому торговому племени не много требовалось ума, какового было в избытке, чтобы начать организацию именно товарного производства экзотики. Ибо сами аборигены не могли бы в принципе понять в ней нужду, так как не общались сами с торговой сетью евреев. Или общались с нею на микроскопическом участке, где это было невозможно понять без газет и радио, как невозможно вообразить астраханскому рыбаку цену зернистой икры в Западной Европе.