Текст книги "Шершавые вирши"

Автор книги: Борис Новосадов

Шершавые вирши

 
Слог сонетный расканоним,
Развульгарим, рассвятим,
Иней слов раскипитим,
Сладкость рифмы разлимоним!..
 

В. Н. «Сумбурные сонеты» (1929).

«Дикое диво я ждал с опозданием…»

 
Дикое диво я ждал с опозданием.
В храме резвился, посвистывал храп.
Время неверным, знать, стать христианами,
С градом событий ребятам играть.
 
 
Ватой скрываю веснушки, не мушками.
Текст моих маний туманнее Темз.
Мнимые минусы мучат уснувшее
Темпом разверстки разорванных тем.
 
 
Яды приятные в склянках у Янкеля
Рабски прельстили всесильным: all right!
Честные черти загнали архангелов
В радостью душною дышащий рай.
 

1931 Tartu

СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

Б. В. Правдину

 
Заложен слоем детской злобы,
Слугою брошен в ров на слом,
Разинув рот, разбитый глобус
Свистит неистовый псалом.
 
 
Лениво скинутая нищим
В осколков пеструю страну,
Болонка блошек тщетно ищет,
Лукаво лая на луну.
 
 
Зацеловав лазурь Сицилий
Страстнее суеты сует,
Зеленой плесени бациллы
Внезапно узрят резкий свет.
 

1931 Pärnu

«Страшно в центре грешной страны…»

 
Страшно в центре грешной страны
Со страусами стройными встретиться;
Страсти стараются запортретиться
В трелях расстроенной струны.
 
 
Болезненному сердцу не по нутру
Балетно танцующий скелетик;
Выскулить игрушечный пистолетик
Лестно малолетнему Петру.
 
 
Властно скажет чижу аминь
Несносная снасть птицелова —
Сладко бросить неловкое слово
Хворостом в слабеющий камин
 

1931 Tartu

ЛЮБОВЬ

 
В пустынных просторах Средней Азии
Бродил двугорбый верблюд
И печалился в нечаянном экстазе,
Что некому сказать: люблю!
 
 
Просадив последнюю сестерцию
На смазку непристойного божка,
Про алчность волчьего сердца
Завыл голодный шакал.
 
 
Орел задыхался от восторга,
Лобзая ускользающую синь.
Даже ящеру стало дорого
Зреть улыбку при слове: merci.
 

1931 Tartu

«Наши мысли летят в переулки тайн…»

 
Наши мысли летят в переулки тайн,
Души покамест не застужены,
А ведь их не накормят ни Эйнштейн, ни
Times,
Ни разговорчики за ужином.
 
 
Нас на ярмарку глупых сердец свезла
Жажда облапать беспредельное.
Будем яблочки кушать добра и зла,
Нам ерунда – грехопадение.
 
 
Перед нами мальчишкою Авраам,
Нами сто библий пережевано.
Мы построим уже послезавтра храм
Богу наиболее дешевому.
 

1931 Pärnu

«Я раз прочитал украдкою…»

 
Я раз прочитал украдкою
Папирус своих годин
И быль их довольно краткую
Хочу завершить один.
 
 
Презренье я сделал козырем,
В азарте смешав ходы,
И смолк над бездонным озером
Зеленой, как злость, воды.
 
 
Мой разум пропах сорбонною
И загнан судьбой в тупик.
Я даму свою червонную
Кладу на девятку пик.
 

1931 Tartu

«Разменяв сердечко по сантиму…»

 
Разменяв сердечко по сантиму
На лобзанья изуверных уст,
Скоро стану я невозмутимым
И махну рукой на спазмы чувств.
 
 
Упразднив угарность ревнованья
И свиданья в качестве лекарств,
Закалюсь в солончаковой ванне
Неудач в разгадке дам и карт.
 
 
Я пройду стальным нахальным танком
Сквозь огонь пронзительных страстей
И прикажут райским пуританкам
Окурить мне опием постель.
 

1932 Tartu

«Водевиль „Борьба добра и зла“…»

Юрию Иваску

 
Водевиль «Борьба добра и зла» —
Надоевший боевик театра «Космос»,
А сменить приемы ремесла
Помешала режиссеру косность.
 
 
Пусть теперь взамен спины слона
Электроны служат креслом для природы,
Гениальный шулер Сатана
Изучил до мелочей колоду.
 
 
Умирают боги и цари,
Но работают, как каторжники, черти,
Злые и голодные псари
Только падалью питающейся смерти.
 

1932 Tartu

БЕССМЕРТИЕ

 
Вечность измеряется веками
И пластами умершей земли;
Рассыпаются от ветра камни,
Гаснут солнца в мировой пыли.
 
 
Забывается язык звенящих песен
Вместе с их богами у рабов;
Письмена же поедает плесень
Даже в недрах храмов и гробов.
 
 
Только простенькая сказка чья-то
До сих пор скитается в толпе,
Да бормочат часто китайчата
Пачки слов пьянчуги Ли-тай-пе.
 

1932 Pärnu

«Рифмачи выцеживали строки…»

 
Рифмачи выцеживали строки
Из настойки выхоленных слов.
Фантазировали критики строгие
О странностях их голов.
 
 
Девушки влюблялись в поэтов,
Воспевавших экстазно весну…
Но коснулось сокращение бюджета
И духовных подачек муз.
 
 
Пришел формалист квартальный,
Поплевал на ладони слегка
И сорвал вывеску: гениальность —
С дверей лирического кабака.
 

1932 Pärnu

«Незачем небыли рассказывать…»

 
Незачем небыли рассказывать,
Слагая слова в сонет,
Про сердце – несгораемую кассу,
В которой ни копейки нет.
 
 
Тошно до-нельзя изношенным
Бежать за чем то в мираж,
А ремонт на пути невозможен —
Пора выходить в тираж.
 
 
Вернусь я в замок семибашенный,
Прикроюсь сладеньким сном,
И надену смирительную рубашку
На мечту о счастьи ином.
 

1932 Pärnu

«Не умею любить по-Божьему…»

 
Не умею любить по-Божьему
Пустую, бесплотную душу —
Тоскуют до невозможности
И рот и глаза и уши.
 
 
И разве за это взыщется
С безбрежно-жадного сердца?
Весна приходит язычницей
И горе всем иноверцам.
 
 
Нам чувств слишком мало роздано
И им ли хиреть в бездельи?
Недаром учуял Розанов,
Что дух – только запах тела.
 

1932 Pärnu

«Ловля слов позвонче, попевучей…»

 
Ловля слов позвонче, попевучей
Нам мешает на людей глядеть.
В поисках изысканных созвучий
Можно от восторга обалдеть.
 
 
Говорят, мы рождены в сорочке,
Потому и все нам трын-трава.
Знай, нанизывай на строчку строчку
Хмелем отдающие слова.
 
 
Но не стоит забывать и это:
Творчество для нас не чепуха —
Бессердечнее любви поэта
Вопль уже зачатого стиха.
 

1933 Pärnu

«Драчливы и злы, как голуби…»

 
Драчливы и злы, как голуби,
Которым кидают зерна,
Готовы мы кулаками голыми
Друг другу по скулам дернуть.
 
 
Но стоит исполниться воздушному
Замку житейского уюта —
Мы станем несносно добродушными,
Забыв и Каина и Иуду.
 
 
И будут довольны на небе,
Внимая мирным аккордам,
И только одержимый манией
Сплюнет и вспомнит чорта.
 

1933 Pärnu

«Настали годы новой эры…»

 
Настали годы новой эры
С девизом яростным: банзай!
Становятся тупыми нервы,
Осоловелыми глаза.
 
 
Пускай постится хилый Ганди
Пора пришла мечей иных.
Уже солдатскими шагами
Затоптан пепел мирных книг.
 
 
Печальный духоборец Будда
Являться в плоти перестал
И больше никогда не будет
Пришествий кроткого Христа.
 

1933 Pärnu

«Я совсем усталый странник…»

 
Я совсем усталый странник
По тропинкам пыльным слова,
Сплю без ярлыков охранных
На базарах света злого.
 
 
Знаю я, что все лишь случай
И что нет чудес без боли,
Никогда не станет лучше,
Никогда не будет воли.
 
 
Но среди гнилых предместий,
Где унылы песен звуки,
Сказку о вселенской мести
Я начну творить со скуки.
 

1933 Pärnu

«Я с Христом здороваюсь издали…»

худ. Карлу Буриану. Вена

 
Я с Христом здороваюсь издали
И в ссоре с Его Отцом,
А молюсь китайскому идолу
С неистово злым лицом.
 
 
Он глазеньем своим пронзительным
Сжигает мозги людей
И чуют угрюмые зрители,
Что нет ничего нигде.
 
 
Не уйти из святой покойницкой.
Я знаю: нет новых вех,
А за мной в темноту погонится
Его неприятный смех.
 

1933 Pärnu

«Я не прочь признать грехопаденье…»

 
Я не прочь признать грехопаденье,
Как завязку главного узла.
Продал дьявол Евочке без денег
Божье дерево добра и зла.
 
 
Все свершилось в час злосчастный разом: —
Мир стал жертвой рока и сивилл,
А неукротимый робот – разум
Человечью прыть закабалил.
 
 
И с тех пор Земле, всеобщей маме,
С рельс казенных больше не сойти,
И нельзя ни словом, ни томами
Оправдать нелепого пути.
 

1933 Pärnu

«Неизвестно – кому молиться…»

 
Неизвестно – кому молиться
И какие мямлить слова:
Потускнели сонные лица
Невеселого божества.
 
 
Все туманней новые весны
И отчетливей скучный путь.
Примирись лучше с жизнью постной
И о счастьи совсем забудь.
 
 
Ничего нет – один обычай
Или похоть: существовать.
Не побрезгав мелкой добычей,
Сядет смерть на мою кровать.
 

1934 Pärnu

«Надо уметь кидаться…»

Борису Нарциссову

 
Надо уметь кидаться
В пропасть, раскрыв глаза,
А не как принц Датский,
Хватаясь за волоса.
 
 
Надо забыть о смерти,
Одетой в желтый скелет,
И скукой из толстой Берты
Выпалить на тот свет.
 
 
Надо прославить гимном
Времени едкий яд
И не считать дивным,
Что Божьи трупы горят.
 

1934 Pärnu

«Около – ни души…»

 
Около – ни души.
Тьма кругом холодна.
Шепчет чорт: согреши,
Выкинься из окна.
 
 
Горечь дум и обид
Рад я перемолоть,
Только кто воскресит
Жадную мою плоть?
 
 
Дайте изведать всласть
Раньше мир и себя.
В бездну хочу упасть,
Жизнь до слез полюбя.
 

1935 Pärnu

«Нам не считать рублей…»

 
Нам не считать рублей,
Нас не волнуют внуки.
И это – только клей
На паутине скуки.
 
 
Знаем, создатель скуп
В ласках для скандалистов.
Сварим себе суп
И без лавровых листьев.
 
 
Будет дни, как семечки грызть,
Свету в ладошки хлопать
И выкурим свою жисть
В небес голубую копоть.
 

1935 Pärnu

HIGH LIFE

Борису Правдину

 
Принц Уэльский, принц Уэльский…
Свят господской скуки лоск,
Скепсис англо-саксо-кельтский,
Скорбь без искренности слез.
 
 
В льстивом вальсе стиль улыбок:
Знай, по лисьему виляй!
А шартрез зеленый выпукл
В трезвом блеске хрусталя.
 
 
Маска сладкого бесстрастья —
Ласковый к безволью плюс,
И закат усталой касты
Вкусно преподносит Пруст.
 

1935 Tallinn

VA BANQUE

 
Постыло торчать пешкой
Невыдвинутою в бой —
Как тебя там, не мешкай,
Не хнычь над моей судьбой!
 
 
Скорей посылай  в атаку
На вражеского ферзя —
Прислушиваться к тик-таку
Часов больше нельзя.
 
 
Гроссмейстер, ты слишком скучен
Медлительностью игры —
Рискуй! А не то научим
Тебя транжирить миры.
 

1935 Tallinn

«Замела нас крысой жалость…»

 
Заела нас крысой жалость
Мука о легионах —
Так еще не дрожалось
Даже сердцам влюбленных.
 
 
Пускай над нами гогочут
Праведных злые толпы —
Каждый из них захочет
Добиться однажды толку.
 
 
Поймут и пойдут за нами,
Глупыми и смешными,
И наше рваное знамя
Станет для них святыней.
 

1935 Tallinn

HEITI TALVIK

Из цикла «Dies irae» (1934)

9.

 
Дать ли сигнал: мы тонем!
Иль спину согнуть холуем?
Нет! За борт всех тех, кто стонет,
И вновь овладеть рулем!
 
 
Пусть призрев катастрофы.
Влагу пьяную пьет наш челн —
Долг наш втиснуть в изящные строфы
И стихийную ярость волн.
 

(перевод с эстонского.)

1935 Tallinn

HEITI TALVIK

Из цикла «Сумерки Богов» (1934)

4

 
Вера во вселенскую суть —
Мягкое ложе сонливым.
А нам не дают уснуть
Острой тревоги приливы.
 
 
Пусть порыв наших воль
Ищет в вере путей к нирване,
Жизни соль —
В дерзаньи.
 
 
Пляска идей да слов —
Только мираж линючий.
Знанье, твердыню трусов,
Бомбардирует случай.
 
 
Мы не знаем,
Что зреет в нас на галерке
За фонарным светом сознанья…
Будем зорки!
 

(перевод с эстонского.)

1935 Tallinn

BETTI ALVER

Зубы

 
Мои зубы всё считают
Миндалем и райской манной —
Много жаждав и изведав,
Станет мысль в итоге пряной.
 
 
Высоко в кривой мансарде
Я о меде, злате Eesti
Напишу однажды эпос,
Пост блюдя по долгу чести.
 
 
В платье бархатном, парадном,
Щеки пудрою скрывая,
Вниз гляжу, как ястреб, зорко,
Кофей хлебом заедая.
 
 
И жую я спешно, плачу,
Слыша голос новой эры —
Зубы, ведомо, фальшивы,
Ну, а слезы стоят веры.
 

(перевод с эстонского.)

1935 Tallinn

Из цикла «Лето 1934-го года»

написанного Марии Яновне Л. († 1935)

 
Чуял я – не к добру
Нашего счастья свежесть…
 

Б.Н. (1935)

 
Начинается всегда плохо
И кончается нехорошо.
Плачется иногда сквозь хохот
И не хочется, что большой.
 
 
Дурманят часто надежды,
Клокочет от весен кровь.
Счастье прячется где же?
Или – одна любовь?
 
 
И вот  – мне нельзя не злиться,
Что рок – бездарный поэт:
Меняются только лица,
Влагаемые в сюжет.
 

1934 Pärnu

 
Любовь моя несуразная —
Нечленораздельный жаргон.
Тобою, как тряпкой красною,
Я взбешен и раздражен.
 
 
А Ты мой порыв улыбкою
Гоняешь только вокруг
И тело Твое гибкое
Выскальзывает из рук.
 
 
И становлюсь я матовым,
Смиряю свои мечты —
Меня, чудака лохматого,
Разве полюбишь Ты?
 

1934 Pärnu

 
Тобой навсегда отравлен
И вижу: выхода нет,
Зацепят чортовы грабли
Скоро и мой скелет.
 
 
Для жизни осталось мало,
Для вечности  – ни гроша.
У древа добра поймали
Сердитые сторожа.
 
 
За все я скажу: спасибо,
Махну рукой и айда!
А пристальных глаз красивость
Оплачу в пути туда.
 

1934 Pärnu

 
Живу и стишки рожаю,
Каждый – в двенадцать строк,
Радуюсь словесному урожаю
И думаю: это в прок.
 
 
Мир для меня огромен
И неуютно пуст.
Тишь сменяется громом
Без трепета Божьих уст.
 
 
Но сам я к себе ласков
И к Тебе, голубой,
А песнь моя стала пляской
Священною пред Тобой.
 

1934 Pärnu

 
Света мало в окошке.
Дышится как нибудь.
Вечно черные кошки
Перебегают путь.
 
 
В счастье – нездешний Китеж —
Веры нет у меня.
Это и Ты видишь,
За холодность не кляня.
 
 
Не полюбить мне вовсе,
Как следует, горячо,
И встретит меня осень
Уже потухшей свечой.
 

1934 Pärnu

 
Теряю от страсти голову
И чувствую все острей,
А сердце мое, как олово,
Плавится на костре.
 
 
Любовь я восторгом праздную
И сладкой бессонницей чту.
А тело Твое прекрасное
Лелею, словно мечту.
 
 
Есть много в Тебе лучистого,
Ты – солнышко на снегу,
И я, влюбленный неистово,
Как честь Тебя берегу.
 

1934 Pärnu

 
Припаду к Твоим ногам сегодня
И скажу: не раб я, не слуга,
Но реке, как море многоводной,
Не войти обратно в берега.
 
 
Ты – костер в моем морозном мраке,
Без Тебя – на плахе голова.
Как укусы бешеной собаки,
Жгут Твои прощальные слова.
 
 
Для меня осталась Ты святыней,
Пред которой босиком стою,
Воспевая варварской латынью
Роковую праведность Твою
 

1934 Pärnu