Текст книги "Срочка"

Автор книги: Борис Цеханович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Б. Цеханович
Срочка

Неожиданный телефонный звонок оторвал меня от увлекательного романа. С досадой поднялся с дивана и нехотя поднял трубку, считая что звонят матери.

– Да…

– Алло, алло… Боря ты что ли? – Зазвучал знакомый голос.

– Серёга, – радостно завопил я ответ, – Серёга, ты что уже из армии звонишь? Куда попал? В какие войска? – Вопросы так и сыпались из меня. Пять дней тому назад мы, одноклассники, проводили Сергея Бабаскина в армию. Он был пятым из класса кто ушёл в армию, а моя очередь наступала только через три недели, поэтому так радостно и откликнулся на звонок. Опыт друга и лишняя информация об армии мне не помешает.

– Нет, Боря, из дома звоню…. Не попал в армию…

– Так ты что дома что ли? Я так правильно понимаю?

– Да, приходи.

– Серёга, лечу…. Жди.

Положил трубку и слегка задумался – С чего бы это? Полтора года назад, в 1972 году, мы успешно закончили школу и более половины выпускников, кто собирался поступить в высшие учебные заведения и кто подавал на это надежду, как это не странно – не поступили. В том числе и Сергей. Про себя я вообще не говорю: Сергей и я поступали в военные училища. Правда, разные, но оба не поступили. После неудачной попытки, приехали домой и устроились на работу, так чтобы весной когда нас призовут – поступать из армии. Но весной мне и Сергею в военкомате предложили отсрочку на полгода и мы сделали летом новую попытку и снова неудачную. И вот наступила осень. Почему Сергея отправили обратно? Что помешало? Непонятно? Ладно, разберёмся.

Пять минут сборов и через пятнадцать минут сидел на небольшой кухне у товарища, с увлечением слушая его рассказ. Всё оказалось довольно просто.

– Боря, честно говоря, когда на областном пересыльном пункте мне предложили отсрочку на год, чтобы снова поступать в училище – я не отказался. Сейчас засяду, подготовлюсь и буду документы в Пермское авиационно – техническое подавать.

Я сделал несколько глотков горячего чая и с осуждением протянул: – Ну ты, Серёга, и даёшь… Ты хоть представляешь, что если опять не пройдёшь по конкурсу, то ты потеряешь целый год. Целый год…. Понимаешь… – ГОООД! Не…, я так делать не буду. На следующий год из армии буду в училище поступать.

Решить то решил, но чувствовал себя неуверенно. Быстро пролетели последние беззаботные дни, с которыми заканчивалось моё детство. Впереди была настоящая, неизвестная жизнь и как она сложится, будет зависеть только от меня. Я был готов к армии. Готов всем своим воспитанием, семьёй, школой, комсомолом, книгами и фильмами о Великой Отечественной войне, рассказами старших товарищей об армейской службе и был не только готов – Я ЖЕЛАЛ СТАТЬ СОЛДАТОМ, настоящим мужчиной.

Вечер проводов прошёл скромно: был я из того круга, где такие и подобные мероприятия проходили без бурного возлияния алкоголя, с последующим битиём морд, как это зачастую проходит у большинства молодёжи. Были родители, соседи, несколько одноклассников, в том числе и Сергей.

Утром мать меня проводила до автобуса в районный центр, тихо всплакнула. Отец провожать не стал – сильно, по мужски пожал руку и скупо пожелал: – Служи, сын, так чтобы ни тебе, ни нам не было стыдно за тебя.

В обед был в военкомате и здесь меня ожидал первый неприятный сюрприз. По отцовской линии у меня все были военными. Дед с 1918 года по тридцать девятый год, был сотрудником НКВД, а отец с 1950 года по настоящее время служил по линии МВД. Поэтому с детства мечтал быть офицером. Сначала мечтал быть офицером – пограничником, но в десятом классе «заболел» пехотой, поэтому сразу после школы поступал в Московское общевойсковое училище, а когда там завалился, то через год подал документы в Омское общевойсковое, где тоже не прошёл по конкурсу. Так как парнем был высоким и крепким то, переговорив в военкомате с майором Прокофьевым, который курировал нас, кандидатов в училище, решил в армию идти в ВДВ. Для этого прошёл в Перми даже десятидневные курсы парашютистов. Но был один момент, который меня волновал – зрение. Правый глаз – единица, левый – минус ноль двадцать. Обоими глазами видел хорошо, но тут нужно сто процентное зрение. Я достал таблицу окулистов, выучил её и без проблем проходил все медицинские комиссии. Надо было и сейчас вспомнить её, но поленился и у окулиста вскрылся мой недостаток.

– Цеханович, да что это такое? – Искренне расстроился майор Прокофьев. – Я ж тебя уже вбил в списки в ВДВ, а тут такое…

– Товарищ майор, товарищ майор, ну сделайте что – нибудь…, я вас очень прошу. Это ж левый глаз, не правый ведь…

– Нет, не могу. Если бы всё здесь решалось – то никаких проблем. А так особенно десантников, на областной мед. комиссии, да и в части проверять тщательно будут и потом на военкомат бумагу пришлют – не качественный отбор. Всё будет решать военком, после обеда, но я с ним предварительно переговорю…..

Военком, полковник Кайзер, листанул несколько листочков медицинского осмотра и поднял на меня глаза.

– Ну, что, товарищ призывник, твою просьбу мне озвучили. Но есть приказ министра обороны и с таким зрением ты можешь служить только в ВВС, войсках связи и в стройбате. Так что – Выбирай.

Члены комиссии, за исключением сочувствующего мне майора Прокофьева, с безразличием разглядывали меня, видя перед собой лишь очередного призывника. Был ещё свой интерес и у военкома, а остальным было «до лампочки».

– Товарищ полковник, в стройбат не согласен идти – не для этого десять классов заканчивал. В Военно – воздушные силы самолётам хвосты крутить и взлётку подметать – не хочу. А связисты в пехоте есть и в десантниках. Пишите меня туда.

Мой решительный ответ оживил всех и члены комиссии, очнувшись, стали с интересом разглядывать стоявшего перед ними в трусах призывника. А полковник Кайзер, с удовольствием оглядев меня, предложил: – Есть ещё один вариант. Даём тебе отсрочку на год и поступай ещё раз в училище. На третий раз наверняка пройдёшь. Ну, согласен?

– Никак нет. Из армии тогда буду поступать, – я испугался, что меня сейчас отправят домой, поэтому ответил чересчур решительно, даже требовательно. Военком озадаченно хмыкнул и посмотрел на майора Прокофьева, а тот болезненно поморщился и его можно было понять. В нашем районе было только две средние школы и нас, парней – десятиклассников, да ещё желающих поступать в военные училища было мало. Поэтому, для выполнения плана по кандидатам в военные училища, нам готовы были предоставлять любые отсрочки. Вот и сейчас Прокофьев надеялся, что я соглашусь.

Военком помедлил, а потом решительно сказал: – Что ж, решение ваше уважаю – в добрый путь.

Потом повернулся к майору и почти приказал: – А вам, товарищ майор, на областном призывном пункте определить призывника в хорошую команду.

На следующий день в обед, к военкомату, был подан автобус и наша команда в количестве двадцати человек, во главе с майором Прокофьевым, под звуки марша «Прощание славян», под слёзы матерей и дикие крики пьяной, провожающей молодёжи, двинулась в Соликамск.

Пребывание на вокзале до посадки в поезд, было единственным неприятным моментом моего пути в армию. Мы были наслышаны, что когда с вокзала отправляют партии призывников, туда собираются вся шпана и хулиганьё города и банально грабят: отбирают хорошие вещи и деньги. Если Соликамских призывников не трогали, так как они были окружены родственниками и друзьями, то основной удар приходил на призывников с Чердынского и Красновишерского районов. Милиция предпринимала все усилия взять всё под свой контроль, усиливалась на этот момент дополнительными силами, вызывался дежурный взвод внутренних войск, но всё было бесполезно и все усилия милиции сводились не допустить банальной мокрухи и крупных драк.

Вот и сейчас, до посадки в поезд было два часа, но небольшое здание вокзала уже было битком набито призывниками трёх районов. Заплаканные матери и невесты будущих солдат, полупьяные и датые отцы, сильно пьяные и пережравшие друзья призывников. Поддатая шпана и шакалившее хулиганьё, снующее среди нас и вокруг вокзала. Вспотевшая и мечущая в бессилье милиция, довольные солдаты ВВ, которые шатались среди призывников и дающие советы, как себя вести в армии в первые полгода и не упускающие момента, втихушку от командира взвода, опрокинуть сто грамм водки, щедро льющиеся кругом. Встрёпанный командир взвода, беспомощно пытающийся собрать датых солдат в кучу. Весь этот бедлам ошеломил нас.

Майор Прокофьев сунул нас в угол зала ожидания, назначил меня старшим и умчался оформлять билеты на команду, а нас сразу же попытались зажать до десятка наглых шакалов. К чести призывников Чердынского района, никто не спасовал: пару особо «бурых» хорошо получили по морде и те изменили тактику. Рано или поздно придётся выходить в туалет на улицу и там они постараются нас по одиночке и окучить. Но и здесь им не повезло – парни терпели до самого отхода поезда, лишь я и ещё один из наших решили рискануть и прорваться к туалету. Первую попытку зажать нас сделали в предбаннике выхода на перрон, действовал противник вяло, поэтому мы легко прорвались на перрон. Вторую попытку предприняли у туалета, когда мы входили и тут пришлось немного подраться и, опять удачно отбившись, мы без потерь и ущерба вернулись к своим.

Под призывников к пассажирскому поезду до Перми были прицеплены три плацкартных вагона, а за ними в довершении ко всему добавили и вагон для перевозки осужденных, что при посадке добавило немало хлопот как ментам, так и охране зеков. Посадка в вагоны проходила сумбурно: призывники с Чердынского и Красновишерского района сели организовано, так как нас никто не провожал, а вот с Соликамскими была проблема. Толпа родных, провожающих столпилась у вагонов и скорость употребления спиртных напитков стремительно возросла. Матери, знакомые девушки и невесты, заливаясь слезами, висли на плечах провожаемых. Поддатые отцы и взрослые мужики, стараясь скрыть волнение, хмурились, отворачивались, гораздо чаще и молча пили водку. Периодически хлопали сыновей по плечу и снова пили. Друзья и товарищи пили не останавливаясь, быстро превращаясь в стадо бабуинов. Они что то бессмысленно орали, также бессмысленно обнимали уезжающих, отдавая дань традиции. Бегали вдоль состава, прыгали на вагоны, пытаясь приклеить на стёкла вагонных окон мятые рублевики, чтобы деньги всегда были у военного, а иной раз и разбить их, что тоже являлось частью традиции. Человек двадцать упившихся молодцов безуспешно пытались раскачать вагон и десять упарившихся милиционеров рьяно таскали их на перрон, где жалкая и редкая цепь ментов и ВВэшников пыталась отсечь пьяную толпу шпаны и хулиганов от такой же пьяной толпы провожающих. А рядом с ними оркестр исполняющий друг за другом военные марши. Несколько автозаков, цепь автоматчиков с рвущимися с поводков и лающих овчарок. Сидевшие на снегу на корточках рядами несколько десятков зеков. Мигающие у вокзала мигалки милицейских воронков, куда закидывали шпану, хулиганов, упившихся провожающих и вся эта картина, заливаемая сильным жёлтым светом десятков прожекторов с высоких мачт, потрясала и впечатляла.

С трудом, но всё – таки сумели посадить соликамских призывников, слава богу, в соседний вагон. Ещё несколько минут сумасшедшия на перроне и поезд под звуки «Славянки» тронулся мимо перрона, оставляя всё это сзади и уже в прошлом.

Через сорок минут всё повторилось в Березниках, где в третий вагон грузили березниковских призывников. Их то посадили, но соликамские, догнавшие за сорок минут движения, своих оставшихся провожающих, пьяной толпой вырвались на перрон вокзала и сразу же сцепились с местной шпаной. Мигом организовалась грандиозная свалка, куда втянулись и провожающие. Причём дрались ни стенка на стенку, а каждый сам за себя. Но здесь хорошо сработали березниковские милиционеры, которые быстро разрезали толпу дерущихся. В течении нескольких минут безошибочно разобрались и тех кто уезжал, жёстко загоняли в вагоны, а тем кто оставался повезло меньше. Им крутили руки и закидывали в воронки. И звуки бессмертной «славянки» опять покрыли картинку, кусочек провинциальной жизни.

Ночь в поезде была бурная: соликамские и березниковские призывники допивали водку, дрались между собой и успокоились лишь за два часа до областного центра. В Перми наш вагон дружно вышел на перрон, а вот остальные два вагона выдирались оттуда долго и мучительно. Загрузились в автобусы и поехали на сборный пункт. Здесь всё сразу же закрутилось и после обеда, пройдя медицинскую комиссию, в трусах я стоял перед комиссией обл. военкомата.

Пролистали моё личное дело, ставшее несколько толще и председатель комиссии сходу задал вопрос, которого я боялся: – Товарищ, Цеханович, предлагаем вам отсрочку на год, для поступления в военное училище.

– Товарищ полковник, – я твёрдо смотрел на членов комиссии, – я принял решение идти в армию и оттуда поступать в военное училище.

Полковник посмотрел на майора Прокофьева, который представлял своих призывников, в том числе и меня: – Как у вас обстановка с кандидатами?

– Нормально, товарищ полковник, резерв есть. Рекомендую его в команду номер 752.

Я не знал что это за команда, поэтому молчал. Полковник наклонился к членам комиссии, те утвердительно кивнули головой и председатель, сделав пометку в списке, отложил в сторону личное дело.

– Хорошо, товарищ призывник, успехов вам службе и в учёбе.

Слова об учёбе поставили меня в тупик и когда Прокофьев вышел из комнаты, я подошёл к нему: – Товарищ майор, чего то я не понял – Куда всё – таки попал?

Майор доброжелательно похлопал меня по плечу: – Не дрейф, Цеханович, всё нормально. Сегодня формируется команда и вечером вас отправляют в Еланский учебный центр. Через полгода выйдешь оттуда сержантом и пойдёшь дальше служить куда – нибудь за границу. Но учиться будешь на командира отделения связи.

Через час всех построили и стали вызывать по списку, формируя команду, выкликнули и меня. Сводили покушать и ещё через час колонной повели через весь город на вокзал Пермь II, где при посадке в поезд повторилось всё то, что было в Соликамске и в Березниках, но только в миниатюре. Хорошо и качественно сработала милиция, провожающие пили гораздо меньше, но было много других вывихов, которые проявлялись в более цивилизованных формах. Завтра вечером, как сказал сопровождающий нас офицер с Елани – будем на месте.

Часть первая
Учебка

Глава первая

– Приготовиться к высадке, – все оживлённо зашевелились так как за три часа езды на электричке всем осторчертело пялиться в окна вагона, за которыми ни черта не было видно от вечерней темноты. Наша, разношёрстная команда насчитывала двести человек, собранных с двух областей и как нам стало известно, предназначена для учебного батальона связи. Электричка на Еланском разъезде по расписанию стояла три минуты, вот и за них мы должны были организованно высадиться. Оделись, построились в проходах. За окном замелькали тусклые, пристанционные огни освещения и всё те же ёлки.

– Ёлки – палки, – с горечью скаламбурил я, – в тайге до армии жил и служить придётся опять в лесу.

Все стояли спокойно, ожидая, когда остановится электричка, но как всегда среди спокойных и умных находятся беспокойные и дураки. Компания из нескольких призывников, державшиеся несколько особняком от других, вдруг взбаламутилась, то ли от отходняка, то ли от деревенской несостоятельности и с воплями – Сейчас нас будут переодевать – начали перочинными ножиками наносить удары друг другу по одежде, кромсая на лоскуты неплохие курточки, фуфайки и пальто. Разорвав на куски верхнюю одежду, они начали рвать на ленточки штанины, разрывая их от самого низа до пояса. Остальные, со спокойным любопытством наблюдали за этим дебилизмом. Покончив со своей одеждой, великовозрастные болваны стали с ножиками приставать к другим, но получили дружный отпор, после которого успокоившись, сели на сиденья, выставив голые коленки на всеобщее обозрение.

На улице было морозно, градусов 15–20, а когда электричка отъехала нашим разочарованным взорам представился обычный, унылый железнодорожный разъезд, окружённый заснеженными ёлками и огромными сугробами. Ну, может быть, путей было больше чем на обычном разъезде.

– Чёрт, – с ещё большей досадой подумал я и наверно не только я, – неужели всё – таки в лесу придётся служить? А где же тогда сама часть?

Пока нас проверяли, считали и строили в колонну, вокруг который бегал толстый майор, как оказалось представитель нашего учебного батальона связи, мы изрядно продрогли и с радостью восприняли команду на начало движения. Пройдя метров двести, согрелись и теперь все с изрядной долей злорадной ехидности наблюдали за безмозглыми ухарями, которые страдали от холода всё больше и больше. Они изо всех сил кутались в свою изорванную одежонку, а ленты штанин связали узлами внизу. Но это совсем им не помогло и теперь голые, сизые от холода ноги с каждым шагом выглядывали среди длинных и рваных лент.

Я шёл недалеко от них и слышал как толстый майор, преодолевая одышку, сказал им: – Ну что, дурачьё, теперь крепитесь. Вам повезло, что батальон находится недалеко от КПП….

Перевалив железнодорожные пути, наша колонна по снежной, наезженной дороге углубилась в лес, прошла метров триста и неожиданно вышла на чистое огромное пространство, на котором нашему изумлённому взору предстал большой, залитый огнями город.

– Ничего себе – ПОВЕЗЛО! Всё таки будем служить в городе, – такая шалая мысль наверно мелькнула у многих, но уже через минуту впечатление от большого города пропало. Слева от дороги, на краю ровного пространства лежало большое село, как мы потом узнали – Калиновка. Слева, на дальнем краю большого поля помаргивали огоньки деревни Порошино, нашего почтового адреса на последующие полгода. А прямо перед нами переливался огнями учебный центр Елань, а по военному – 44–я учебная танковая Лисичанская Краснознаменная дивизия.

Дивизия, как мы узнаем в последующие несколько дней, насчитывала переменного и постоянного состава около 15 тысяч человек. В переменный состав входили мы – новобранцы, из которых в течении шести месяцев готовили младших командиров и специалистов всех родов войск. И каждый полгода, отсюда, эшелонами уходили в основном в Группу советских войск в Германии около 13 тысяч готовых сержантов. В постоянный состав входили сержанты и офицеры, которые и готовили, обучали, превращая молодых, безусых людей в младших командиров. Казармы пяти учебных полков, линейной ракетной бригады и десятка отдельных учебных батальонов, жилого офицерского городка, склады различных видов всё это раскинулось на огромной площади и создавали в вечерней темноте панораму большого города.

Через десять минут движения прогрохотали по железному мосту и втянулись в каменную арку ворот. Ещё десять минут и впереди замаячили первые казармы. Толстый майор пытался вести нас в ногу, но у него это не получалось: колонна, шаркая ногами по замерзшему асфальту, брела по дороге с настороженным любопытством оглядывая окрестности, понимая что на ближайшие месяцы это будет нашим домом. С особым любопытством мы оглядывали попадавшихся нам военнослужащих, которые делились как бы на две категории, разительно отличавшиеся друг от друга. Первая часть, в подавляющем большинстве, передвигалась строем и строевым шагом, в длиннющих новеньких, ещё не совсем обмятых, в туго перетянутых ремнями шинелях. Это были молодые солдаты, которые кто неделю назад, а кто и больше прибыл в учебку – то есть переменный состав. Старослужащие солдаты и сержанты – постоянный состав, наоборот свободно перемещались по территории учебного центра в одиночку и группами. Хорошо подогнанная форма, щеголевато и ладно сидела на них, выдавая уже опытных военнослужащих, знающих себе цену. В основном они то и стояли вдоль дороги, спокойно покуривая и поглядывая на будущих своих подчинённых.

Я уже внутренне смирился с тем, что служить буду связистом и мне было здорово любопытно, куда за границу попаду после учебки.

Приблизились к казарме – Батальон связи – прошелестело по шеренгам и тут, стоявший на обочине сверхсрочник с погонами старшины, вдруг крикнул в нашу колонну: – Парни, кто хочет служить в артиллерии и кого документы на руках… Нам надо десять человек – Ко мне! И за мной….

– Вот оно…, к чёрту связь…, если что, мне ничего не будет, а это шанс, может быть единственный послужить в нормальных войсках, – горячо толкнуло сердце в груди. Ещё в Перми, на сборном пункте, у нас собрали все документы и они хранились у нашего старшего команды высокого старшего лейтенанта. Но в электричке, он все документы почему то выдал на руки.

Не раздумывая над последствиями, я выскочил из строя, за мной выбежало ещё несколько человек и сгрудились вокруг старшины, тот мгновенно пересчитал нас, радостно вскрикнул: – Десять…. За мной…., – и побежал по расчищенной дорожке за казарму, а следом за ним ринулись мы. Сзади слышались задышливые крики кинувшегося за нами толстого майора, требующего остановиться, вернуться, но он сразу же безнадёжно отстал.

Дальше всё слилось в одну стремительную ленту состоявших из мелких, быстро меняющихся событий – штаб полка через пятнадцать минут бега, полковая санчасть и такой же стремительно– беглый мед. осмотр дежурным врачом, рывок на вещевой склад, где хорошо поддатый прапорщик выдал нам новенькое обмундирование. В кочегарке в душе мы помылись, переоделись в форму, а гражданку сложили в выданные на складе наволочки, которые тут же утащили на склад. А в одиннадцать часов, в полутёмной казарме, хмурый сержант с красной повязкой дежурного по батарее хлопнул рукой по кровати второго яруса и буркнул: – Вот твоя кровать, товарищ курсант. Отбой…

Забравшись под чистые простыни и прислушиваясь звукам ночной казармы, я попытался пройтись по впечатлениям прошедшего дня, но тут же провалился в глубокий и здоровый сон.

– ….. «Батарея…., Подъём!!! – Громкая команда пробилась в затуманенное сном сознание и вопреки утверждениям отца, что в армии не буду вылезать из нарядов на работу из – за того что я соня, мгновенно проснулся и через минуту застёгивая рукава гимнастёрки, вместе со всеми стоял в строю взвода. Перед строем с деловым видом метался высокий, худощавый младший сержант, активно делая замечания по форме некоторым из солдат. Точно также суетясь, строились вокруг нас на центральном проходе остальные подразделения и многолюдство ошеломило меня.

– Взвод, Равняйсь. Смирно! Равнение На Лево. – Громко печатая сапогами, младший сержант повернулся и, приложив руку к головному убору, направился к крепкому, невысокого роста старшему сержанту, появившемуся из глубины казармы. – Товарищ старший сержант, четвёртый взвод для проведения утренней физической зарядке построен. Командир отделения младший сержант Тетенов.

– Вольно. – Поставив задачу Тетенову на проведение зарядки, старший сержант вывел меня из строя и завёл в Ленинскую комнату. Достав из кармана разлинованный лист ватмана и опросив, записал мои данные в список взвода. Аккуратно, скупыми, но чёткими движениями сложил лист и положил его во внутренний карман гимнастёрки. После вновь осмотрел меня, стоявшего перед столом по стойке «Смирно» с головы до ног.

– Товарищ курсант, вы зачислены для прохождения службы в состав четвёртой учебной батареи, в четвёртый взвод, в третье отделение. Там где вы спали ночью и есть ваш взвод и ваше отделение. Я – заместитель командира взвода и одновременно командир первого отделения. Во втором отделении сержанта нет, а командир вашего отделения младший сержант Тетенов. Ну, на построении вы его видели. Командира взвода лейтенанта Князева вы увидите на полковом построении после завтрака. Как взвод вернётся с утренней зарядки, вы начинаете жить жизнью подразделения. Вопросы есть? Нет, ну и отлично.

Я вышел за сержантом из Ленинской комнаты и впервые внимательно оглядел казарменное помещение. Наша четвёртая батарея располагалась на втором этаже казармы и занимала половину этажа. Вторую часть этажа занимала пятая батарея и соединялась с нашей большим, широким проёмом, делая широкий центральный проход, который проходил через весь этаж, общим на две батареи. Прошёл и встал на границу между нашей батареей и пятой. Посмотрел направо, потом налево и весело присвистнул, от того что в обоих батареях всё до мельчайшей детали было одинаково: – Ну, надо ж. Если ночью проснусь поссать, то спросонья можно и попутать где твоя батарея, а где соседей…. А у меня ведь кровать как раз на границе батарей.

Внимательно посчитал, тесно стоявшие кровати в два яруса нашего взвода – тридцать одна. В одной паре второго яруса нет. И таких кроватей пять во всём расположении. Ага, это наверно кровати замкомвзводов. А пятая? В батарее четыре взвода – значит, всего 125 человек. Да в пятой батарее столько же – значит на этаже проживало 250 человек.

Прошёлся по расположению и остановился напротив дневального по батарее со штык – ножом на ремне, который подмигнул и добродушно спросил: – Ну, как первая ночь в армии?

Весело подмигнул ему в ответ: – Да также как и у тебя. Меня Борис зовут. Давно сюда прибыл?

– Юрка, Комиссаров. Я с третьего взвода и только неделю назад прибыл. – Дневальный протянул руку и я с удовольствием пожал её, так как он мне понравился, а Юрка добавил, – давай, Боря, наслаждайся последними минутами свободы. Скоро ты будешь принадлежать только армии…

Экскурсия моя закончилась довольно быстро – туалет на шесть кабинок, столько же писсуаров. Большой и светлый умывальник на двадцать кранов, тут же за стенкой небольшая и чистая курилка. Напротив туалета, умывальника и курилки дверь в небольшую, хорошо оборудованную бытовую комнату. В комнате были ещё две двери. Слева – сушилка, жаркий и сухой воздух, но запахан от сушившихся там валенок, бушлатов был довольно специфичный, но к удивлению не неприятный. Правая дверь вела в батарейную каптёрку. В расположении были ещё два помещения, куда я смог зайти: небольшой учебный класс на шесть классных столов, где ещё стоял в углу хорошо выполненный макет местности с окопами, колючей проволокой и другими элементами переднего края. За стеной была душевая, но судя по тому, что она была набита лыжами – душ тут не принимали. В Ленинской комнате уже был, а в канцелярию батареи меня ещё пока никто не приглашал.

Я успел ещё посидеть пару минут в одиночестве, как распахнулись двери и в расположение с шумом ввалились толпа разгорячённых зарядкой курсантов.

После построения, меня представили взводу и теперь, наблюдая за сослуживцами, заправлял кровать, в точности повторяя их движения. Но у меня получалось плохо и медленно. Я отошёл на середину центрального прохода и критически посмотрел на свою кровать, которая по качеству заправки резко отличалась от остальных в худшую сторону. Не успел огорчиться, как меня кто то сзади сильно хлопнул по плечу.

Обернувшись, застыл в изумлении, увидев перед собой одноклассника Володю Дуняшина.

– Володя, ты это или не ты? Или мне всё это кажется? – Радостно воскликнул я, обрадовшись, что тут не один.

Дуняшин жизнерадостно рассмеялся: – Не… Боря, это не я. Это физическая оболочка, а душа моя дома – на Бубыле.

Я засыпал товарища вопросами, но он критически осмотрев мою кровать, сказал: – Давай сначала заправлю правильно твою кровать, а потом пообщаемся. А то тебе влетит от сержанта.

Володя расправил кровать, а потом стал её заправлять, комментируя каждую операцию. Заправив, достал ровную дощечку, приложил её к краю матраца и стал на верхний край начёсывать ворс одеяла. Через три минуты матрац, обёрнутый одеялом, превратился в параллелограмм с чёткими и ровными краями. Сверху Володя уложил такой же кирпичик подушки.

– Ничего, через пару дней сам также будешь отбивать кровать, – увидев моё удивление, покровительственно произнёс Дуняшин, – а пока у нас есть пять минут, я тебя введу в курс дела.

– Я тоже в четвёртом взводе, только в первом отделении и прибыл сюда неделю назад. Замкомвзвод, старший сержант Бушмелев, нормальный мужик – хоть и дедушка. На дембель весной уходит. Спокойный, справедливый, бестолку не гоняет. В батарее рулят он и старшина батареи старший сержант Николаев. Ну, ты его ещё увидишь. А так, он мастер спорта по боксу, правда шубутной, любит чтобы все вокруг него носились, как ужаленные в жопу. Остальные сержанты, даже старослужащие на вторых ролях. Младший сержант Тетенов – ещё та сука. Вот его опасайся. Он прослужил всего полгода и только две недели назад прибыл из Рижской учебки, а ставит себя перед нами как будто он дедушка. Сам месяц назад такой же как мы был, а сейчас перед нами выёживается. Смотри, будь с ним осторожней, а то из нарядов не вылезешь. Командир взвода, лейтенант Князев, тоже молодой офицер, но нормальный. В принципе, как я успел заметить, офицеры занимаются своими делами, а нами сержанты. И сержанты здесь самые главные по нашей курсантской жизни. Пацаны во взводе ничего, но тут есть свои особенности. Сам потом разберёшься… Да, готовить нас будут на командиров орудий Д–30. Что это такое я ещё сам не знаю. А потом в Германию…

А так – ничего, жить можно. Только свободного времени совсем нету. Вот ни минуты, – закончил свой рассказ товарищ.

…. На полковом разводе, я увидел остальных офицеров батареи и своего командира взвода. Высокий, с открытым, русским лицом, улыбчивый лейтенант понравился мне. После развода нас завели в расположение, всему взводу выдали погоны, петлицы, шевроны и до обеда, исколов себе все пальцы, мы усердно пришивали, отпарывали и вновь пришивали все эти причиндалы, пока всё не было пришито правильно. Было много смеха так и ругани сержантов, особенно со стороны Тетенова. Погоны надо было пришивать так, чтобы они на один сантиметр заходили за шов на плече, но не все в том числе и я сразу не сообразили про это, хотя сержанты и подсказывали нам. Вот у многих и получалось, что когда одеваешь шинель, то погоны у них «сползали» на спину. Такая же ерунда получалось у некоторых с петлицами: после долгого пыхтения и тихих матюков они их пришивали на обратных сторонах отворот шинели. Во время этого занятия сумел перезнакомиться практически со всеми курсантами взвода. Я оказался последним, кто пришёл в батарею и взвод и как бы моё прибытие окончательно завершило комплектование батареи. Вызвали меня и в канцелярию к командиру батареи капитану Климович, который оглядев меня, шутливо спросил.

– Земляки мы с тобой наверно, Цеханович?

Я нерешительно пожал плечами: – Да я не знаю, товарищ капитан. А вы что тоже с Ныроба? А то во взводе ещё курсант Дуняшин оттуда…