Текст книги "Московская Русь до проникновения массонов"

Автор книги: Борис Башилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Башилов Борис
Московская Русь до проникновения массонов

БОРИС БАШИЛОВ

МОСКОВСКАЯ РУСЬ ДО ПРОНИКНОВЕНИЯ МАСОНОВ

РУССКАЯ ИСТОРИЯ И ИНТЕЛЛИГЕНТСКИЙ ВЫМЫСЕЛ

Мережковский однажды со свойственным ему преувеличением, писал: "Восемь веков от начала России до Петра, мы спали; от Петра до Пушкина просыпались; в полвека от Пушкина до Толстого и Достоевского, вдруг проснувшись, мы пережили три тысячелетия западного человечества. Дух захватывает от этой быстроты пробуждения – подобной быстроте падающего в бездну камня". Романы Мережковского о Юлиане Отступнике и Леонардо-да-Винчи хороши, они могут быть названы историческими романами, отражающими эпоху. Но русские "Исторические романы" Мережковского о Петре и Александре Первом никакими историческими романами не являются. Историческая действительность в них искажена, подогнана под субъективный взгляд автора, точка зрения которого ясно выражена в словах, что Россия спала 800 лет до Пушкина. Нет, Русь не спала восемь веков до появления солнечного гения Пушкина. В невероятно тяжелых исторических условиях она занималась упорным медленным накоплением физических и духовных сил. Пушкин – выражение этого многовекового духовного процесса, смысл которого остался скрытым для представителей русской интеллигенции, вся умственная, политическая и социальная деятельность которой есть стремление уничтожить плоды жертвенного служения предков идее самобытного национального государства и самобытной русской культуры. "...В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги и чтобы понять волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы, писал Бердяев в "Философии неравенства", одной из немногих своих книг, которая будет полезна последующим поколениям. В ней же он писал и действительно мудрые слова. "...В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорят великое прошлое и загадочное еще будущее". В других своих книгах Бердяев часто предстает пред нами как типичный русский интеллигент, последнее звено в ряде наследников Радищева. Ход мысли у Бердяева – типичный ход мысли русского интеллигента. Недаром в "Русской идее", этой типично интеллигентской книге, по своим воззрениям на русскую историю и народ, Бердяев заявляет: "Сам я принадлежу к поколению русского ренессанса, участвовал в его движении, был близок с деятелями и творцами ренессанса. Но во многом я расходился с людьми того замечательного времени... В моем отношении к неправде окружающего мира, неправде истории и цивилизации для меня имел значение Л. Толстой, а потом Карл Маркс". "...Моя религиозная философия не монистическая и я не могу быть платоником, как Г. С. Булгаков, О. Л. Флоренский, С. Франк и другие " "...Социальная проблема у меня играет гораздо большую роль, чем у других представителей русской религиозной философии, я близок к тому течению, которое на западе называется религиозным социализмом, но социализм этот решительно персоналистический. Во многом и иногда очень важном, я оставался и остаюсь одинок. Я представляю крайнюю левую в русской религиозной философии ренессансной эпохи, но связи с православной церковью не теряю и не хочу терять". Бердяев понимал какую роль играет прошлое для настоящего, но сам не пошел как и все интеллигенты, слушать шепот истлевших русских летописей, могильных плит, молчаливые рассказы курганов и стоящих на них каменных баб. Русским интеллигентам со времен Радищева и до наших дней был неведом этот сладостный, молчаливый разговор с ушедшими в небытие поколениями русских людей. "На друзьях, соратниках, учениках Н. Бердяева прежде всех других лежит тягостный долг защищать истину от Платона, защитить свободу от изменившего ей рыцаря, – писал Г. Л. Федотов в журнале эсеров "За свободу". Мережковский, классический русский интеллигент, конечно, считает, что до появления Пушкина Россия спала восемь веков. Мережковский, как русский интеллигент знает, конечно, всю историю Вавилона, Египта, Индии, народов всех стран и эпох. Мережковскому доступно все. Недоступно Мережковскому только одно – трезвый беспристрастный взгляд на культурное прошлое своего народа. Заметивши все в истории Вавилона и других стран, Мережковский не соизволил ничего заметить на протяжении восьми веков Русской Истории, вплоть до эпохи Петра. Типично интеллигентский или типично большевистский взгляд на русское прошлое. Разница только в сроках. Мережковский и другие интеллигенты считают, что Россия спала до Пушкина, а большевики, что она спала до появления интеллигента Ленина, родного внука Радищева. Стоит ли опровергать эту антиисторическую интеллигентскую заумь. Стоит ли доказывать, что восемь веков до Пушкина Россия прожила напряженной религиозной и национальной мыслью и только это дало возможность накопить ей духовные силы, необходимые для создания величайшей в мире Империи и создать духовную почву, на которой смог появиться Пушкин, а вслед за которым даже на искалеченной духовной почве, смогли вырасти такие гиганты, как Достоевский.

СТРАННАЯ ПЕЧАЛЬ ОДНОГО РУССКОГО "БОГОСЛОВА"

I

Представитель великого племени путаников – русской интеллигенции, проф. Федотов, писал однажды, что в Киевской Руси ни государство, ни церковь не стояли, по крайней мере – как сила чуждая, против народа и его культуры, что духовенство, книжники, "мнихи" древней Руси не могут быть названы в нашем смысле ее "интеллигенцией", потому что они не жили "в той пустоте, в которой живет русская интеллигенция средины XIX века", тем не менее он делает умственное сальто мортале и утверждает, что: "Все же именно в Киеве заложено зерно будущего трагического раскола в русской культуре. Смысл этого факта до сих пор, кажется, ускользал от внимания ее историков. Более того, в нем всегда видели наше великое национальное преимущество, залог как раз органичности нашей культуры. Я имею в виду славянскую Библию и славянский литургический язык. В этом наше коренное отличие, в самом исходном пункте, от латинского Запада. На первый взгляд, как будто, славянский язык церкви, облегчая задачу христианизации народа, не дает возникнуть отчужденной от него греческой (латинской) интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции. Великолепный Киев ХI-ХII веков, восхищавший иноземцев своим блеском и нас изумляющий останками былой красоты, – Киев создавался на Византийской почве! Но за расцветом религиозной и материальной культуры нельзя проглядеть основного ущерба: научная, философская, литературная традиция Греции отсутствует. Переводы, наводнившие древнерусскую письменность, конечно, произвели отбор самонужнейшего, практически ценного: проповеди, жития святых, аскетика. Даже богословская мысль древней церкви оставалась почти чуждой Руси. Что же говорить о Греции языческой? На Западе, в самые темные века его (VII-VIII), монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к священному языку церкви, читал римских историков, чтобы на них выработать свой стиль. Стоило лишь овладеть этим чудесным ключом – латынью – чтобы им отворились все двери... "...И мы могли бы читать Гомера, – печалуется Федотов, – философствовать с Платоном, вернуться вместе с греческой христианской мыслью к самым истокам эллинского духа и получить, как дар ("а прочее приложится"), научную традицию древности. Провидение судило иначе. Мы получили в дар одну книгу, величайшую из книг, без труда и заслуги, открытую всем. Но зато эта книга должна была остаться единственной. В грязном и бедном Париже XII века гремели битвы схоластиков, рождался университет, – в "Золотом" Киеве сиявшем мозаиками своих храмов, – ничего, кроме подвига Печерских иноков, слагавших летописи и Патерики. Спрашивается, зачем Киевской Руси были битвы схоластиков. Какой прок они принесли средневековой Европе и какой прок они могли бы принести Киевской Руси? То, что Киевская Русь развивалась духовно, вне влияния бесплодной средневековой схоластики, под могучим влиянием Евангелия, влиявшего на народ с такой силой, как нигде, – это для бывшего преподавателя истории святых в "богословском" институте ИМКА, господина Федотова неважно. Лучшим возражением на эти ложные утверждения русского европейца Федотова будут следующие строки самого видного идеолога славянофилов И. В. Киреевского. В своей работе "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" он писал: "...Там схоластические и юридические университеты, – в древней России молитвенные монастыри, сосредоточившие в себе высшее знание; там рассудочные и школьное изучение высших истин, – здесь стремление к их живому и полному познаванию; там взаимное прорастание образованности языческой и христианской (чего хотел бы и для древней Руси русский европеец Г. Федотов. Б. Б.), здесь постоянное стремление к очищению истины..." Перечислив все отличие русской жизни от европейской, Киреевский пишет: "...Потому, если справедливо сказанное нами прежде, то раздвоение и цельность, рассудочность н разумность будут последним выражением западно-европейской и древнерусской образованности". После произведенной Петром I революции духовная цельность, в высших кругах созданного Петром I шляхетства сменилась европейской духовной раздвоенностью. Ярким примером такой раздвоенности и является Г. Федотов, ни русский, ни европеец, то нанесшее страшный вред России интеллигентское "оно", которое Ф. Достоевский брезгливо называл "Стрюцкими".

II

"...Ничего кроме подвига Печерских иноков, слагавших летописи и Патерики... " (?!!) Для русского европейца г. Федотова это конечно очень мало. Он, если бы духовная история Киевской Руси зависела от него, охотно бы променял могучее влияние Евангелия на население Киевской Руси, все подвиги русских иноков и их все Патерики и летописи, то есть весь духовный фундамент русского народа на никому ненужные битвы схоластиков и такую же никому не нужную схоластическую премудрость средневековых университетов. И сделал бы это несмотря на то, что по его же оценке "такой летописи не знал Запад, да, может быть, и таких патериков тоже... " И по его же признанию: "Если правда, что русский народ глубже принял в себя и вернее сохранил образ Христа, чем всякий другой народ, (а от этой веры трудно отрешиться и в наши дни), то, конечно, этим он прежде всего обязан славянскому Евангелию. И если правда, что русский язык гениальный язык, обладающий неисчерпаемыми художественными возможностями, то это ведь тоже потому, что на нем, и только на нем говорил и молился русский народ, не сбиваясь на чужую речь, и в чем самом, в языке этом (распавшемся на единый церковно-славянский и на многие народно-русские говоры) находя огромные лексические богатства для выражения всех оттенков стиля ("высокого", среднего" и "подлого")... " Но даже если считать что русский народ "глубже принял в себя и вернее сохранил образ Христа, чем всякий другой народ", а от "этой веры, по мнению г. Федотова, трудно отрешиться и в наши дни", то, по мнению Федотова, это не перевешивает того факта, что "этот великий язык до XVIII века не был орудием научной мысли. А это по мнению горе-богослова, перевешивает все, и то, что он вплоть до победы в душах русской интеллигенции марксизма, этого отвратительного законного дитя европейской "научной мысли", создал самую христианскую государственность. По мнению этого горе-богослова, за свою приверженность Евангелию, а не схоластике за ограниченность (?!) древней Руси, русский народ заплатил "глубоким расколом Петербургской России". А это, заявляет г. Федотов, возвращает нас к теме об интеллигенции". Русская интеллигенция, горюет "богослов" Федотов, – столь же мало понимала, что все в русской жизни происходит от глубокого, не формального увлечения Евангелием. "...Русская интеллигенция конца XIX века столь же мало понимала это, пишет г. Федотов, – как книжники и просветители древней Руси. И как в начале русской письменности, так и в наши дни русская научная мысль питается преимущественно переводами, упрощенными компиляциями, популярной брошюрой. Тысячелетний умственный сон не прошел даром. Отрекшись от классической традиции, мы не могли выработать своей, и на исходе веков – в крайней нужде и по старой лености – должны были хватать, красть (compilare), где и что попало, обкрадывать уже нищавшую Европу, отрекаясь от всего заветного, в отчаянии перед собственной бедностью. Не хотели читать по-гречески, – выучились по-немецки, вместо Платона и Эсхилла набросились на Каутских и Липпертов. От киевских предков, которые, если верить М. Д. Приселкову, все воевали с греческим засильем, мы сохранили ненависть к древним языкам, и, лишив себя плодов гуманизма, питаемся теперь его "вершками", засыхающей ботвой." Вся эта нелепая тирада есть прямой результат того, что г. Федотов и подобные ему русские европейцы со времен праотца своего Александра Радищева только и делали, что отрекались от духовного наследия предков и где и как попало обкрадывали национальную Европу.

III

Г. Федотов представляет собой блестящий пример духовного скопца, ни русского, ни европейца, "стрюцкого", как брезгливо назвал таких интеллигентов Ф. Достоевский. И как у всех стрюцких, ложная идея у г. Федотова родит другую ложную идею, а совокупность ложных идей, – ложный нелепый вывод. Как храбрый портняжка в сказке Гримма, господин Федотов единым взмахом несколько исторических неоспоримых фактов и верных идей убивахом. Если верить г-ну Федотову, то ни Киевская, ни Суздальская, ни Московская Русь, а республиканский Новгород является главным творцом общерусской куль туры. "...Теперь мы знаем, – утверждает г. Федотов, – что главное творческое дело было совершено Новгородом. Здесь, на севере, Русь перестает быть робкой ученицей Византии, и, не прерывая религиознокультурное связи с ней, творит свое – уже не греческое, а славянское, или вернее, именно русское дело. Только здесь Русь откликнулась христианству своим особым голосом, который отныне неизгладим в хоре народов-ангелов. Мы знаем с недавних пор, где нужно слушать этот голос. В церковном зодчестве, деревянном и каменном, в ослепительной новгородской иконе, в особом тоне святости северных подвижников". И опять все это, как почти всегда у г. Федотова, историческая натяжка. Может быть и не сознательная, но все же ложь. Милый сердцу республиканца Федотова республиканский Новгород, был только одним слагаемым в том великолепном явлении, имя которому древне-русская культура.

* * *

Политический и культурный итог Киевской Руси был чрезвычайно значителен: В Киевской Руси уже сложились все основные черты русского культурно-исторического типа. Это было многонациональное государство имперского стиля. Господствующая народность этого государства сумела за короткий срок создать совершенно самобытный тип культуры. Характерная черта этой культуры – гармонический синтез великих культур востока и запада выплавленный в горниле тысячелетней русской культуры, унаследованной Киевской Русью от существовавших до нее русских государств (державы Кия, Причерноморской Руси, Державы Росоланей, Скифской Державы и т. д.) в новое культурное целое. Выработались методы колонизации обширных пространств, в которых мирная колонизация всегда предшествовала завоеванию. Господствующая народность государства – русские (русы) уже в Киевский период в лице своих князей стремится создать государство, как можно более христианское по своим устремлениям.

ПОЧЕМУ ПОБЕДИЛА МОСКОВСКАЯ РУСЬ

I

"До половины 14-го века, масса русского населения, сбитая врагами в междуречье Оки и Верхней Волги, робко жалась здесь, среди леса и болот, по полосам удобной земли. Татары и Литва запирали выход из этого треугольника на запад, юг и юго-восток. Оставался открытым путь на север и северо-восток – за Волгу", – писал Ключевский. В конце пятнадцатого столетия Московская Русь имела всего 2 миллиона людей, живших на территории в 50 тысяч квадратных километров. На территории очень далекой от всех тогдашних культурных центров мира, лишенной морей, расположенной в суровом климате и открытой для нападения с востока и запада, севера и юга. У тогдашней России было неизмеримо меньше шансов выжить, чем у шведов, поляков и турок. А Русь не только выжила, а даже, разбив всех своих врагов, в числе которых были величайшие завоеватели мира, создала крупнейшее государство в мире, объединив в его границах 165 народов и племен. За четыреста лет русский народ увеличил территорию в четыреста раз. Рост русского государства, несмотря на беспрерывные войны, которые он вел со всеми врагами, шел довольно быстро. В 1480 году Европейская Россия имела только 2,1 миллиона людей. (Почти в 5 раз меньше Австрии, в два раза меньше Англии, в четыре с половиной раза меньше Италии, в четыре с половиной раза меньше Испании и в 9 раз меньше Франции). Спустя сто лет в 1580 году Россия имела 4,3 миллиона. В 1648 году, когда Дежнев, обогнув мыс, носящий теперь его имя, выплыл из Ледовитого океана в Тихий, в России было всего 12 миллионов жителей, а во Франции 19.000.000. В 1480 году население Московской Руси равнялось только 6% самых крупных государств Европы того времени: Англии, Германии, Испании, Франции, Австрии и Италии. В 1680 году – 12,6 миллиона, в 1870 году – 26,8 млн., в 1880 году – 84,5 млн., в два с половиной раза больше Австрии, Италии, Франции, Англии, в три с лишним раза больше Италии и в четыре с половиной раза больше Испании. А накануне Первой мировой войны Россия имела около 190 миллионов населения. (130 миллионов русских), а все шесть названных раньше стран имели только 260 миллионов жителей. Не будь революции, в 1950 году Россия имела бы больше трехсот миллионов жителей. Россия всегда была чужой среди всех народов. Ни Запад, ни Азия никогда не признавали ее своей. Русский всюду и везде чувствует себя чужим, инородным телом.

II

"...Россия стонала под татарским игом 250 лет. Куликовская битва (1380) не покончила с ним. Последовали еще два века татарских походов на Москву, сопровождавшихся резней и разгромом всего на пути. Уже в 1382 году из Сарая (Золотая Орда) явился хан Тохтамыш с войском, сжег и опустошил Москву. В 1395 году Тамерлан разорил Россию до самого Ельца. В 1408 году Мурза Егидей разорил Россию, дошел де Москвы, взял выкуп и возобновил уплату дани. В 1439 году хан Улу-Махмет явился из Казани и разгромил Московскую область; в 1445 году он явился вновь, разгромил Московское царство, разбил русских у Суздаля и забрал в плен Великого Князя Василия II Темного. В 1451 году последовало нашествие Мазовши. В 1472 году сарайский Ахмет доходил до Алексина, а в 1480 году до Воротынска. С начала 16 века начинаются набеги крымских татар: они действовали. совместно с казанскими татарами, как например, в 1521 году, когда Россия была опустошена двумя братьями Махмет Гиреем крымским и Саип-Гиреем казанским. В 1537 году казанский хан Сафа-Гирей (крымский царевич) опустошим весь восток и северо-восток Московского царства, а именно Муромскую и Костромскую землю. В 1552 году Казань опять была в союзе с Крымами крымское войско доходило до Тулы. Так татары громили Московское царство с трех сторон: от Казани, от Сарая и из Крыма. В последний раз Москва была сожжена при Иоанне Грозном в 1571 году Крымским ханом Девлет Гиреем и обложена Казы-Гиреем в 1591 году при Федоре Иоановиче. Татары жгли, громили и грабили, убивали в сражениях храбрейших русских воинов, заставляли платить себе дань и подарки и развращали христианскую Россию страхом, привычкою к грабежу и погрому, жаждой мести, свирепостью и всякими дикими обычаями. После Куликовской битвы, например, тогдашняя Россия была так обескровлена, что в 1382 году Дмитрий Донской не мог даже набрать войско против Тохтамыша. Москва имела все основания считать Казань своим опаснейшим врагом, казанские татары были ближайшими, а потому и наиболее предприимчивыми громилами. Платонов пишет: казанские татары в союз с черемисами и мордвою "обрушивались изгоном на русские окраины, разоряя жилища и пашни и уводя полон; черемисская война жила без перестани в русском Заволжье, она не только угнетала хозяйство земледельцев, но засоряла торговые и колонизационные пути". "Сообщение с русским северо-востоком, с Вяткою и Пермью, должно было совершаться обходом далеко на север". Князь Курбский пишет: "и от Крыма, и от Казани – до полуземли пусто бяша". России оставалось – или стереться и не быть, или замирить буйных соседей оружием. Тогдашний "полон" был явлением жестоким: он вел к пожизненному рабству с правом продажи в другие страны. По словам летописи: татары русских "куют (в цепи) и по ямам полон хоронят". Тотчас же после завоевания Казань выдала русских пленников сразу 2.700 человек; 60.000 пленных вернулось из Казани только через Свияжск; и несметное число вернулось на Вятку, Пермь, Вологду. Общее число освобожденных из одной Казани наверное доходило 100.000 человек. Это означает, что татары искореняли Русь не только грабежом, огнем и боевым мечом; они изводили ее и рабством плена. Но тот кто хочет понять все значение взятия Казани, тот должен раскрыть карту России и проследить течение русских рек. Издревле русские реки были торговыми путями страны. Один великий торговый путь шел "из варяг в греки": от Невы и Волхова через Днепр в Черное море; другой от великих северо-западных озер через Шексну и Мологу, через Волгу в Каспийское море в Персию и Индию; третий, добавочный, от Северной Двины через Вятку и Каму в Волгу. В то время реки были артериями жизни – колонизации, торговли (транзита, экспорта и импорта) и культуры. По самому положению своему, по самой судьбе своей Москва находилась в речном центре страны и борьба за речную свободу и речное замирение была для нее железной необходимостью. В глубоком материке, в суровом климате, задержанная игом, отдаленная от запада, осажденная со всех сторон, – шведами, ливонцами, литвой, поляками, венграми, турками, татарами крымскими, сарайскими (Золотая Орда) и казанскими, – Россия веками задыхалась в борьбе за национальную свободу и за веру и боролась за свои реки и за свободные моря. В этом и состоял ее так называемый "империализм, о котором любят болтать ее явные и тайные враги." В значительной степени именно в силу этого история России – это история почти непрекращающихся войн. История России это история осажденной крепости. С 1055 по 1462 год, по подсчету историка Соловьева, Россия перенесла 245 нашествий. При чем 200 нападений на Россию было совершено между 1240 и 1432 годом, то есть, нападения происходили почти каждый год. С 1365 года по 1893, за 525 лет, Россия провела 305 лет в войне. Неудивительно, что закаленный в боях, привыкший жертвовать собой русский чаще побеждает, чем жители страны, в истории которых войны играли меньшую роль. В течение долгих веков Русь несла тяжелые жертвы от нападения врагов.

III

Как же можно объяснить, что маленький, "невежественный" народ, живший в суровой местности, сумел побороть всех своих сильных, культурных врагов и создать величайшее государство. Объяснить это можно только двумя причинами, других объяснений найти нельзя: Первое – духом народа, второе – государственной организацией сил этого народа. Изумительной стойкостью и энергией русских и тем, что Московское княжество, а затем царство, как справедливо указывает Солоневич в "Народной Монархии", "всегда представляло более высокий тип государства, чем нападавшие на них государства". Потому что "государственная организация Великого Княжества Московского и Империи Российской всегда превышала организацию всех своих конкурентов, противников и врагов – иначе ни Великое Княжество, ни Царство, ни Империя не смогли бы выдержать этой борьбы не на жизнь, а на смерть". Дальше Солоневич не менее справедливо подчеркивает, что: "Все наши неудачи и провалы наступили именно тогда, когда нашу организационную систему мы подменяли чьей-либо иной. Неудачи и провалы выправлялись тогда, когда мы снова возвращались к нашей организации". Чем объясняется успех русского национального государства? Тем, что Россия всегда имела более лучшую государственную организацию, чем народы Европы. Уменьем уживаться с покоряемыми врагами. Необычайной духовной стойкостью русского народа и его упорством в борьбе за поставленные цели. И наконец, тем что все слои народа в течение всей русской истории всегда дружно поддерживали национальную власть. "Если бы организационная сторона русской государственности равнялась бы современной ей западно-европейской, то Россия просто напросто не существовала бы: она не смогла бы выдержать". "Россия падала в те эпохи, когда русские организационные принципы подвергались перестройке на западно-европейский лад: удельные наследники Ярослава Мудрого привели к разгрому Киевскую Русь, отсутствие центральной власти привело к татарскому игу, Петровская европеизация привела к крепостному праву, (и рождению антинациональной европейской по духу интеллигенции. Б. Б.), Ленинское "догнать и перегнать Америку" – к советскому. "Сейчас мы можем сказать, что государственное строительство Европы несмотря на все ее технические достижения было неудачным строительством. И мы можем сказать, что государственное строительство России, несмотря на сегодняшнюю революцию, было удачным строительством". Всего этого не может не заметить самый поверхностный исследователь исторического прошлого русского народа. Но тем не менее этого упорно не замечали ни иностранные, ни русские историки за очень редким исключением. Почему не замечали? Да потому, что "Русскую государственную одаренность Европе нужно отрицать во что бы то ни стало, вопреки самым очевидным фактам истории, вопреки самым общепринятым законам логики. Ибо, если признать успех наших методов действия, то надо будет произнести суд над самими собой. Нужно будет вслед за нашими славянофилами, а потом и за Шпенглером и Шубартом сказать, что Западная Европа гибнет, что ее государственные пути начиная от завоевания Рима и кончая Второй Мировой войной, как начались средневековьем, так и кончаются средневековьем, и, что, следовательно, данный психический материал ни для какой имперской стройки не пригоден по самому его существу. Тогда нужно будет признать, что устроение человеческого общежития, начиная от разгрома Римской Империи и кончая Второй Мировой войной, несмотря на всякие технические достижения, было сплошным провалом и что попытки пятнадцати веков кончаются ныне возвратом к методам вандалов, лангобардов и франков. И что следовательно, какого бы то ни было лучшего устроения жизни европейских народов нужно ожидать или от России, или от англосаксов. Но это означало бы отказ от государственной национальной самостоятельности всех племен Западной Европы. Это означало бы признание реакционности и бессмысленности свей политической истории Европы за последние полторы тысячи лет: ничего, кроме непрерывной резни не получилось. И нет решительно никакого основания предполагать, что что-нибудь получится: те методы завоевания, включения, колонизации и прочего, которые практиковались вандалами и лангобардами тысячу пятьсот лет тому назад – повторяются и сейчас, с истинно завидной степенью последовательности и постоянства".

ПОЧЕМУ СРЕДНЕВЕКОВАЯ РУСЬ ЧУЖДАЛАСЬ СРЕДНЕВЕКОВОГО ЗАПАДА?

I

В настоящее время можно слышать еженедельно передающиеся по лондонскому радио лекции крупнейшего английского ученого проф. Арнольда Тойнсби, автора шеститомного труда "Исследование истории", нашумевшей книги "Цивилизация на испытании" и других трудов, получивших широкую известность в англосаксонском мире. Тойнсби рассматривает всю историю человечества не как конгломерат разрозненных фактов, но как единый всемирный процесс жизни различных циклически развивающихся и сменяющих одна другую культур, (цивилизаций, как называет их он) соответствующих историческим типам их носителей. Последняя декларация "Американского" Комитета явно доказывает, что "американские вожди преследуют определенную цель – загнать большевизм в предусмотренные для него западным миром русские границы". Безусловно прав проф. И. А. Ильин, писавший в статье "Мировая политика русских государей", что "Европе не нужна правда о России, ей нужна удобная о ней неправда. Европейцам нужна дурная Россия: варварская, чтобы "цивилизовать ее по своему", угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить, – реакционная, чтобы оправдать для нее революцию и требовать для нее республики, – религиозно-разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католицизма, хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее сырье или по крайней мере на выгодные торговые договоры и концессии". При анализе исторических взаимоотношений Запада и Востока (России и Европы), взгляды Тойнсби современного английского историка и русского писателя Данилевского вполне совпадают. Оба они считают Запад агрессивной, нападающей стороной в этой культурноисторической борьбе. Запад, но не Восток, который лишь обороняется. Тойнсби идет даже далее Данилевского, он говорит не только про военную агрессию Запада, но и его мирное, идейное и экономическое наступление на Восток. Кульминационный пункт этой агрессии, он считает, в русской истории эпоху Петра I. Тойнсби признает, что Европа вела наступательную политику на Россию, начиная с XIII века, и продолжает ее по наши дни.

II

Взаимоотношения между Россией и Западом до раскола христианства были очень дружные. Русские имели хорошие политические и экономические связи со всем миром. Русские князья имели родственные связи со всеми важнейшими династиями Европы. Когда же ухудшились взаимоотношения между Россией и Западной Европой? Арнольд Тойнсби в своей нашумевшей книге "Мир и Запад" пишет:. "...Отчуждение началось в XIII веке после того, как Россия подпала под татарскую власть; владычество татар над Россией было, однако, временным, потому что татары были степные кочевники, которые никак не могли себя чувствовать дома среди русских полей и лесов; длительные потери России, как результат этого временного завоевания ее татарами, вызваны отнюдь не ее татарскими завоевателями; а ее западными соседями. Потому что это они воспользовались выгодой, когда Россия лежала распростертой в бессилии, чтобы урезать ее владения и присоединить к Западу западные окраины в лице Белоруссии и западной части Украины. И это лишь в 1945 году Россия восстановила свое право на владение последним куском тех громадных территорий, которые были отняты у нее державами Запада в XIII и XIV веке". Как отразилась агрессивная роль Европы во время монгольского ига на историю России в отношении русских к Западу? Тойнсби говорит, что "эти завоевания Запада за счет России в конце европейского средневековья оказали сильное влияние на внутреннюю жизнь России и на ее отношения к завоевателям с Запада. Давление на Россию с Запада не только отдалило Россию от него, а стало одним из суровых фактов русской жизни. В течение нескольких сот лет, – пишет Тойнсби, – не русский и восточный мир наносил удары Западу, а Запад наносил удары Миру, что и испытало на себе ее человечество, входящее в состав этого мира в подавляющем, по сравнению с Западом, большинстве, и в том числе входившие в него все русские, мусульмане, индусы, китайцы, японцы и т. д. Все они назовут Запад агрессором новейшего времени и в состоянии привести образчики этой агрессии". "Русские напомнят нам, – пишет Тойнсби о том, что в их землю армии Запада вторгались в годы: 1941, 1915,1812,1709 и в 1610 году". О таких же агрессивных фактах политики Запада скажут нам африканские и азиатские народы. И что это Запад, а не кто либо другой захватил в свои руки пустующие земли в обеих Америках, Австралии и Новой Зеландии. Североамериканские индейцы могут, – по Тойнсби, – напомнить Западу, что они были буквально сметены с поверхности американского материка европейскими колонистами завоевателями, чтобы уступить свои земли им и привезенным для работ на плантациях их африканским рабам. Эти напоминания и обвинения поразят Запад в нынешнее время и даже вызовут у него гневные отрицания... Запад же сделал свободными ныне Бирму, Индонезию, Индию, Цейлон, так что у современных британцев совесть сейчас чиста в отношении их к агрессивной войне. С 1902 года (Война с бурами в Трансваале) Британия, а с 1898 года (Война с Испанией) С. Штаты не вели больше никакой агрессивной воины. "Но мы забываем, – пишет Тойнсби, – что немцы, которые напали на своих соседей, включая Россию, в первой мировой войне и вторично во вторую мировую войну, были также людьми Запада, и что русские, азиаты и африканцы не делают никакого различия между разными ордами "франков" (по-русски: "европейцев"), что является общим именем для всех народов Запада в их целом".