Текст книги "Хищное творчество: этические отношения искусства к действительности"

Автор книги: Борис Диденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Разумный антропинум

В видовой антропологии (видизме) существует такое понятие как антропинум. Рассудочный антропинум – это минимальный уровень рассудочного поведения, отличающий людей от животных. В общем случае он расплывчат и неопределён, но всегда ощутим и всем понятен (идиот со своим ущербным мышлением всё же человек, а не обезьяна). Разумный, или социальный антропинум – это достигнутый людьми уровень гуманности, человечности общества. По усреднённым и обобщённым (статистическим) критериям он возрастает, но по многим конкретным и локальным показателям – снижается или же колеблется. И основное видовое различие заключается в том, что хищные гоминиды, не имея Разума, естественно, неспособны достигать и уровня разумного антропинума, но зато своим безнравственным поведением они в состоянии «успешно» снижать его, утягивая и ввергая людей в зверство.

Итак, как видим, самый огромный вред искусства заключается именно в том, что, завышая порог восприятия зла обществом, «приучая» и даже «приохочивая» ко злу, оно снижает разумный антропинум. Каким же конкретно образом вредит человечеству «великое благородное» искусство?

Паразитируя на трагическом фундаменте, искусство делает свою продукцию (с целью её сбыта) внешне более привлекательной и приемлемой для человеческого сознания. Достигается это самыми различными способами. Например, смешивается трагическое, т.е. жуткое, нечеловеческое со… смешным, весёлым, радостным. С людской точки зрения это совершенно неправомерно. Началось это «облагораживание ужаса» с Романтизма, провозгласившего синтез трагического с комическим. В ужасные описания и чудовищные картины вставляются развлекательные сценки. Хотя по отношению к сюжету и теме они явно лишние, но общую картину смазывают, и наивный диффузный человек разумный воленс-ноленс проглатывает отравленную хищной злобой подслащённую пилюлю.

В других случаях эксплуатируется понятие «возвышенного». При этом такая ядовитая пилюля золотится, например, при оформлении жутоописания используется привлекательная героика, освящённая историей, эпосом. При этом авторы играют на чувствах благородства и патриотизма у аудитории, на тех чувствах которых у них самих заведомо не имеется. Иногда то же самое происходит по недомыслию или, возможно, с честными национально-патриотическими целями. Создаются тогда хоть и не откровенные фальшивки, но всё равно вещи неудачные – напыщенные, надрывные (невзоровское «Чистилище») или необъективные (говорухинская «Россия, которую мы потеряли»). Но даже и эта честность, пусть и тенденциозная или даже «наигранная», весьма редка в искусстве, перенасыщенном суггесторным жульём, создающим, главным образом, конъюнктурные вещи, иногда – по-дьявольски изощрённые. Именно их часто именуют гениальными, что совершенно неверно.

Ненужность и даже вред этой «простоты с добрыми намерениями» в том, что очень важные, страшные темы получают неадекватное освещение, и крайне необходимый людям (зрителю) позитив произведения теряется полностью. Именно так можно предельно изгадить тему, если специально задаться такой целью. Не надо врать, искажать информацию, достаточно всего лишь сместить акценты, затемнить главное, выпятить ненужное или «переборщить в пафосе» – и чёрное дело сделано. Так же действует вся политическая (= суггесторная) пропаганда, но особо изощрённой виртуозности достигли в этом западные СМИ. Если что и губит их пропагандистское искусство, так это – наглость, неуважение к «клиенту», т.е. отсутствие «обратной связи», должной критики со стороны, самокритичность же отсутствует у них как таковая.

Именно всё это и завышает порог восприятия зла, одновременно снижает уровень разумного антропинума, другими словами, девальвируется человечность. По самому большому счёту, и традиционное искусство в целом есть не что иное, как некая позолоченная пилюля, дурманящая и не дающая человечеству возможности прозреть и адекватно оценить жуткие события, творящиеся в мире по воле хищных гоминид. Его можно сравнить с мерзким «драггером», угодливо навязывающим человеку очередную дозу наркотика, чтобы не дать ему протрезветь, прийти в себя. Насмотревшись всех этих ужасов, даже если автор их и осуждает (неважно с какой целью) сознание нормального диффузного человека в качестве защитной реакции как бы скажет себе: «Это ерунда, бывает и хуже, не стоит обращать внимания, трепать себе нервы, я же жив». Так человек и привыкает к самой страшной чудовищности: она перестаёт его трогать: то же самое, но гораздо быстрее происходит на войне, в боевых условиях.

Этот способ «романтического синтеза» трагического и комического оформлен и широко известен (вдолблен людям в головы), как хищный афоризм-слоган: «от смешного до трагического – один шаг». Этот шаг – суть их звериный прыжок: «ничего, что страшно и трагично, главное, что смешно!». Именно такова «сверхзадача» телевизионной передачи «Куклы»: выставлять политических монстров, могильщиков России в смешном виде, и тем самым выпускать народное недовольство в пар.

Существует и дополнительная к этому рекомендация «жизнелюбов» от искусства. Считается, что радоваться при наплыве неприятностей, не унывать в горе – это проявление доброты и наличия чувства юмора. Можно и нужно, конечно, в тяжёлых условиях шуткой поддержать настроение окружающих людей, снять у них напряжение, но делать это приходится через силу, преодолевая собственный страх. Это обычное, что называется, мужественное поведение разумного человека. Но странноватый, радостный смех придурка, оказавшегося «за компанию» в неприятных жизненных обстоятельствах, не должен возводиться в ранг индикатора наличия у такого «весельчака» чувства юмора.

В действительности же это есть непосредственное проявление хищной установки злорадствующего суггестора: «Им плохо, значит, мне хорошо и пусть моё веселье злит и огорчает их ещё больше!». Иногда подобная установка оформляется подсознательно, но это не меняет сути дела. В принципе, суггестор всегда радуется чужому несчастью, сам же он параноически убеждён в том, что уж ему-то удастся выбраться благополучно.

Именно так веселились и гоготали все наши знаменитые хохмачи – от Юрия Никулина (это его самая большая жизненная ошибка, что он так неосмотрительно «скорешился» с разрушителями Отечества) до своры зубоскалов без стыда и совести, всех этих откровенных врагов-затейников: Хазановых, Жванецких и прочих Винокуров, смаковавших беды и глупости «этой» страны, как пиво с раками «по 8 рублей». Их аморальность несомненна и столь же вопиюща.

Как рассказывали, Жванецкий после расстрела в 1993 году Белого Дома в пароксизме ненависти к «этому» народу и жуткой страсти к его убийцам звонил кому-то в Кремль и умолял, чтобы Ельцину срочно передали, что тот теперь может считать его (т.е. Жванецкого!) своей женой. Подобное не укладывается в голове. Но, как давно уже говорят и о чём неоднократно писалось, окружение Ельцина действительно составляют преимущественно гомосексуалисты.

А вот кто убил певца Евгения Мартынова, якобы скоропостижно скончавшегося? Не кто иной, как профессиональный хохмач Винокур. Он же об этом и рассказал, сам не понимая того. (Пусть это было и неумышленно, но всё равно неимоверно жестоко). Будучи вместе в США, он по телефону изменённым голосом (под иностранца), назвавшись представителем известной музыкальной фирмы, пригласил Мартынова встретиться в своём номере отеля для обсуждения вопроса скорейшего, незамедлительного выпуска в Америке диска с его песнями. Радостный певец, которому подобное и не снилось, да и наяву не могло быть реальным, прибежал в названный номер, а там, куда он нёсся, окрылённый надеждой, «сбывшейся» мечтой, – пьяный гогочущий Винокур. Через некоторое время «бедный Евгений» совершенно неожиданно умер от сердечного приступа. Это примерно то же самое, что и в случае с одесским математиком-самоучкой.

Сейчас все они пляшут и ёрничают на пепелище и руинах советской страны, но смотрится всё это смехачество в беде уже убого. Советское общество было действительно глупое и смешное, давало огромнейший простор для юмора и сатиры, сейчас же у нас подлое и страшное, и даже уже не общество, а нечто агонизирующее, и смеяться здесь столь же неуместно, как и у постели смертельно больного или на похоронах. К тому же все эти мерзкие «шутники» больше не нужны Заказчику – они для Запада полностью отработанный материал.

И просто ужасно, когда такое безоглядное, некритическое (или, наоборот, оголтело критиканское) поведение подхватывается диффузниками, количество жертв при этом возрастает неимоверно, ибо опасность в таких случаях неадекватного веселья игнорируется полностью, всё сводится к пляске смерти. «Перестройка» – на 1,5 миллиона в год население России сокращается. Досмеялись! Плоха была нам советская власть! Нашли себе (на погибель) лучше.

Можно утверждать, что все эстетические – и литературные, и поэтические, и художественные – манифесты есть не что иное, как кудахтанье над снесённым яйцом-болтуном. Это как-то несолидно в общечеловеческом плане. Ну, строит некий талант лицедейства уморительные рожи, но причём здесь высокогуманные проблемы? Тот гений сцены лучше всех может изобразить по системам Станиславского и Спилберга монстра от власти, но как это кривляние может поспособствовать тому, что подобные монстры там впредь не окажутся? Да даже он сам – этот таращащий глаза, наводящий ужас на зрителя киноартист не прочь стать пожизненным диктатором. И приживётся он на этом посту самым естественным образом. Ничем ему там плохо не будет. Так же привычно он будет таращить глаза и наводить – уже всамделишный – ужас, пока не пристрелят его во время очередного переворота. А может быть, и доживёт спокойно до старческого маразма, для народа – это без разницы. Что в лоб. что по лбу.

Хищная красота, и истинная

Страшно ещё и то, что, имея артистический дар (присущий в наибольшей мере суггесторам), можно делать унижающие человеческие достоинство вещи и даже бесчеловечные дела с какой-то грацией, изяществом и невольной привлекательностью. Это в миниатюре сравнимо с тем, как некоторым – мужчинам ли, женщинам – «идёт» ругаться матом. Таким суггесторам-манипуляторам удаётся занять очень выигрышную позицию. С одной стороны, как бы и не мараться этим унизительным занятием («мы же – артисты, это же великая и горькая правда искусства!»), как бы быть «далеко от параши», даже уткнувшись в неё носом. А с другой стороны, – всемерно использовать эту методику: делать постыдное занятие или чудовищное деяние привлекательным для не понимающих этого наивных недоэтичных диффузных людей.

Те бы инстинктивно отвергли бы всё это непотребство, но привлекательность, «красота» давит неосознанный нравственный протест, тем самым провоцируется бесчеловечность и вербуются «сторонники зла», «адепты хищности». Здесь, как нигде, требуется именно осознание несомого искусством «зла красоты». Это ещё одно свидетельство хищности понятия красоты.

Добрые вещи – помощь больным, спасение погибающих редко бывают красивы, это тяжёлая черновая, а то и грязная работа. А убивать – можно ловкими, отточенными красивыми движениями. Пистолеты, мечи и кинжалы – красивы и изящны. Пинцет, скальпель и капельница – невзрачны и смотрятся тускло и убого. Грациозный наёмный убийца-снайпер в шикарном костюме «от Версаче» с изящным кейсом, в котором лежит складная винтовка с оптическим прицелом. И боец пожарного расчёта в мешковатой амуниции, с чёрным от копоти лицом, неуклюже тянущий брандспойнтный шланг. Роскошный банкет финансиста – владельца угледобывающей отрасли страны – в ресторанном полумраке при свечах. И подземный малоаппетитный «тормозок» чумазого шахтёра в угольной пыли в полутьме забоя.

Но зато велики и прекрасны плоды «чернового», «грязного» труда. Спасённые, излеченные люди, тепло обогретого дома, цветущий сад и колосящееся пшеничное поле, в сравнении с обезображенным трупом жертвы «элегантного» киллера. «По плодам их вы узнаете их…». Именно поэтому лишь творчество, созидательный труд не оставляет осадка, это как бы плата Свыше. Все остальные утехи и деяния человеческие так или иначе, но всегда абстинентны, чреваты расплатой. И чем выше степень наслаждения, «кайфа», тем страшнее бывает похмелье.

В таком ракурсе напрашивается очевидный вывод, что красота не имеет никакого отношения к добру, тем более – к истине, что одно время считалось законом эстетики. «Высший акт разума, охватывающий все идеи, есть акт эстетический, и истина и благо соединяются родственными узами лишь в красоте». Из подобных никчёмных и бессмысленных текстов можно составить тома. Вопрос этот гораздо глубже.

И ответ на него лежит на ином, на этическом уровне. Утопист Шарль Фурье некогда открыл красоту труда. Он трактовал красоту, как ощущение радости от совместной деятельности. Заслуга марксизма в том, что было установлено тождество творческого труда и наслаждения. Но всё это возможно лишь при разумных порядках в обществе, когда каждый будет следовать своим собственным склонностям, «труд может стать тем, чем он должен быть – наслаждением». При совместной работе человек – как облупленный, он просматривается коллективом насквозь. И если в таких условиях человек добивается уважения своими делами, идущими на общее благо – то в этом заключено всё, что только возможно гуманного в этом мире, и даже больше. Признание в своей среде – высшая степень признания мастерства. В коллективе есть место и борьбе – творческому соперничеству, есть награды – уважение окружающих, есть подлинное равноправие – неважно сколько ты внёс в общее дело, лишь бы ты работал в меру сил и возможностей и честно, всё остальное автоматически приложится.

Но все такие благостные, идеальные системы рушатся, если в них заводятся хищные гоминиды, и выгнать их при этом нет никакой возможности. Тогда эти паразиты осёдлывают «добрый» коллектив и доводят его «до ручки». Именно так были погублены первые мировые социалистические системы. СССР держался до тех пор, пока репрессировались неспособные к честному труду на общество оппозиционные хищные силы, хотя и делалось это огульно. Социализм действительно рассчитан на хороших людей. Но ложка дёгтя бочку мёда портит; в то время как бочке дёгтя – и от ведра мёда хоть бы хны!

Поэтому чисто логически, и с учётом опыта мирового «социалистического строительства», напрашивается путь народных предприятий. Это – как бы строительство справедливого общества снизу, в то время как все прежние государственные социалистические системы были попытками построения таковых «сверху», оказавшимися неудачными: победили хищные паразиты. Лишь немногие страны пока что держатся, а Китай в этом плане представляется «остаточной» надеждой человечества, хотя, конечно же, он преследует лишь свои цели – исключительно «с китайской спецификой», и ещё неизвестно что от него можно ожидать.

Люди, как искры

В чём же основная разница между хищными и нехищными творцами? Имеется в виду опять же созидательная деятельность человека как таковая. Хотя и разрушительная, ниспровергающая некие привычные устои, работа тоже может быть творческой и даже позитивной, но только в том случае, если освобождается место для чего-то нового, а разрушается старое, ненужное, мешающее прогрессу.

Хищные гоминиды инстинктивно самообучаются уже с детства – атакуют, хитрят, предусматривают стратегию и тактику. Они постоянно оттачивают форму и совершенствуют приёмы нападения, выискивают средства удержания добычи: захваченных богатств в сохранности, порабощённых и обманутых людей, ставших подневольными бесправными данниками, – в повиновении.

Нехищные же люди, наоборот, ведут себя как стадные животные, больше всего сходства у них с шимпанзе, не в обиду сказано, – что есть, то есть. Перебирают всё подряд, с любопытством, но нерешительно рассматривают новые предметы со всех сторон, и зорко осматриваются, ожидая нападения. Им главное – это понять смысл, содержание, оценить опасность или пользу нового. Эстетический же аспект для них вторичен, форма, внешний облик анализируется ими в самую последнюю очередь. Топор крестьянина неказист с виду, и не идёт ни в какое сравнение с инкрустированным слоновой костью дуэльным пистолетом. Этический фактор восприятия превосходит эстетический, что и позволяет нехищным людям понимать «правду вещей», подобно тому, как глядя в глубокий колодец можно и днём увидеть звёзды. Так бессистемно они и накапливают информацию о мире, они не выбирают цели, поэтому могут попасть, нарваться на что угодно и приспособиться к любым условиям.

Вот почему так важно, чтобы диффузные люди попадали «в хорошие руки», самостоятельно они редко начинают творческий путь, их надо «включить», подтолкнуть (кого слегка, а кого и настойчиво), заставить «светить людям». Понятно, что решающую роль в судьбе диффузного человека играют «начальные условия»: семья, воспитание, образование. А всё это пока что весьма далеко от совершенства.

Таким образом, получается, что диапазон смыслов (всегда плоских) у безнравственных хищных творцов шире, как и положено быть «раздольному охотничьему участку», поэтому они выглядят, в своих произведениях и речах, на первый взгляд, умнее, разностороннее. У нехищных творческих людей нерешительность формирует внутренние запреты, самоограничение в мыслях. И они поневоле, не размениваясь на далеко идущую безнравственную «плоскостность», выталкивают себя вверх, в иное (этическое), вертикальное измерение.

Им попросту не может прийти в голову очень мерзкая мысль или же такая мысль будет немедленно вытеснена. Но это компенсируется достижением более высокого уровня мыслей, и только к нехищным творческим людям можно отнести библейские слова из Книги Иова: «человек рождается на страдание, как искры, чтоб сгорая устремляться вверх». Это и отличает их от хищных гоминид, которые даже и сгорая, бросая свою жизнь на достижение успеха, лишь отлетают куда-то в сторону и грузно шлёпаются на землю, шипя и чадя, могут и пожар вызвать. Они – прямо-таки «генераторы идей» безнравственного рода. Вот, например, «перл» одного из выдворенных (после отбывания тюремного срока) из СССР диссидентов-"шестидесятников": «аквариум с золотыми рыбками, устроенный в разрезанном животе собственной матери».

Собственно, за подобные «ценные метафоры» и иные безнравственные пассажи эти «борцы за свободу» и попадали в тюрьмы и психушки (на Западе таким выродкам немедленно создавался ореол «мучеников» и «гениев». Советская власть была не столько неуместно запретительной, «держимордной», сколько очень глупой. Она занималась совершенно не теми вещами: выдумала какую-то «подрывную литературу». Достаточно было бы пороть на стадионе и выдворять на Запад всех этих «вольнодумцев». Да ещё бы – с «нагрузкой»: каждого диссидента отправлять за рубеж в сопровождении двух-трёх уголовников с «выправленными» документами, пусть бы там промышляли. Сейчас-то уже поздно, но мечтать, говорят, не вредно), ничего страшного в их книгах не было. Все их антисоветские выпады всегда можно (и нужно!) было бы легко парировать, как это сейчас выяснилось. Мы просто были тогда лишены истинной информации о Западе, нам специально идеализировали этого монстра, и в итоге советское общество «провели на мякине». Хотя подобные жуткие образы и воображаемые, тем не менее это не что иное, как сублимация хищности, и дай нож и обстоятельства – такой «яркий литератор» прирежет и мать родную, и отца, и собственных детей кончит. И это не какое-то преувеличение, не плод воображения – подобных примеров не счесть!

Недавно в Атланте некий брокер Марк Бартон застрелил жену, своих двоих детей и ещё девятерых посторонних граждан уложил наповал, а потом и сам благополучно застрелился. Он мог быть вовсе и не брокером, а литератором, просто хотел, видимо, денег больше и быстрее заработать в «стране равных возможностей» (по доходности писательская профессия в США стоит где-то аж по-за 150 местом среди иных занятий). Но разорился, и вот – нашёл «выход».

С точки же зрения нехищного человека – это не только бессмысленная нелюдская жестокость, но и верх идиотизма! Какие деньги?! Из-за каких-то дизентерийного цвета бумажек распрощаться с жизнью! Там же, в Штатах, тепло, можно прекрасно бомжевать, в мусорных баках полно еды и одежды. Но ведь не случайно слово «неудачник» является предельно оскорбительным в лексиконе «западоидов». Не сумел пробиться «в люди» или разорился – значит ты больше не человек, а мразь. Жить с таким «клеймом» хищный западоид не может.

Способности нехищных людей развиваются медленно и трудно, но – верно. Нередко уходит вся жизнь на скромное свершение, но очень ценное для человечества, оно подобно евангельской вдовьей лепте или классической земной человеческой троице – дом, сын и дерево. Многие тратят свою жизнь на явно бесперспективное дело, но ведь и отрицательный результат – это тоже результат. Они идут по жизни в «стадных» условиях, оценка своего окружения необычайно важна и значима, учёт интересов других людей – это стержневой момент в творчестве и во всей деятельности нехищных людей.

Существует прямая связь истинного интеллектуального творчества с альтруизмом, нравственностью, здесь уже имеются очень интересные системные исследования (об этом дальше). Можно уверенно говорить о том, что творчество в Будущем останется привилегией нехищных людей, способных довольствоваться малым, а делать много и бескорыстно. Эпоха хищных «гениев» безвозвратно прошла, их звезда угасает, движется к закату. «На хапок» уже почти ничего не сделать, а зачем тратить жизнь на «сомнительные» дела, когда столько возможностей в мире ухватить сразу!