Текст книги "Царские дети и их наставники"

Автор книги: Борис Глинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

   Во вторник, от 9 до 12 час, с перерывом на час, шло преподавание новой истории, а от 2 до 3 часов государю предоставлялось "забавляться игрою в волан"; в 3 часа наступали занятия "математическими операциями, арифметикой и геометрией", а в 4 часа позволялось забавляться стрельбою в мишень.

   В среду, до полудня, государь должен был присутствовать для слушания дел на заседаниях Верховного Совета; в два часа он обучался игре на бильярде, а с 3 до 4 шли занятия древней историей, после чего государь шел "забавляться ловлею на острову".

   В четверг, до 12 часов, с перерывом на час, шли занятия географией, от 2 – 3 – танцы, от 3 – 4 – новая история, от 4 до 5 – "концерт музыческий", а вечер посвящался прогулкам, поездкам и отдыху.

   В пятницу, до 12, государь опять заседал в Верховном Совете; от 2 до 3 играл на бильярде; от 3 до 4 проходил "прочие математические части и искусства из механики, оптики" и проч., а после 4-х катался, гулял, отдыхал.

   В субботу, до полудня, решено было "по изволению то, что в географии и математике, во всю неделю учинено, творить", и на этом заканчивались занятия недели.

   Таковое распределение занятий науками было составлено на вторую половину 1727 года, причем в "предначертании" было сказано: "В каждой науке надлежит собственное краткое описание учинить, которое обучение Его Императорского Величества особливо учреждено быть имеет. Если же Е. И. В. ввечеру, в 7 часу, иль пол восьмого кушать изволить, то может после ужина, пока час к почиванию придет, паки от божественной книги что-нибудь читать повелеть, и потом, по совершении молитвы, во имя Божие, на покой идти".

   Кроме этого "предначертания" Остерманом был представлен подробнейший план учения на будущее время, составленный из XI отделений, – об учении вообще, о новой истории или статистике, о политике, о военном искусстве, о древней истории, об арифметике и геометрии, о космографии, о физических знаниях, об архитектуре, о науке, отличность воспитания обнаруживающих, о расположении дней и часов. К этой программе Остермана известный проповедник и архиепископ Феофан Прокопович присоединил также рассуждение, "каким образом и порядком надлежит багрянородного отрока наставлять в Христианских законах".

V.

   Приведенная программа обучения двенадцатилетнего императора не отличается особенной последовательностью занятий и полнотою. Так, изучение древней истории идет об руку с новой, на языки не обращено никакого внимания. Нет в ней и плана прохождения военных наук.

   В программе встречаются такие странные часы занятий, как игра на бильярде, игра в волан, ужение рыбы. Но если мы вспомним уроки Зотова Петру I, полное отсутствие образования у Екатерины I, то нельзя не признать, что просвещение в России, твердое начало которому положил ее Великий Преобразователь, уже несомненно сделало значительные успехи. Умный иностранец Остерман, по мере сил и разумения, делал попытку дать своему царственному ученику более или менее полное образование, в духе иностранной жизни начала прошлого столетия. Он желает развить в своем ученике ловкость, любовь к искусствам и понимание всемирной истории. В этих-то видах он и отводит в программе обучения место физическим упражнениям – танцам, играм, как равно требует от него не простого запоминания исторических событий и притом преимущественно военного характера, но объясняет ему "перемены, приращение и умаление разных государств, причины тому, а особливо добродетели правителей древних с воспоследованною потом пользою и славою".

   И действительно, мы видим, на первых порах, что старания просвещенного наставника не пропадают даром. Государь имеет здоровый вид, не по летам силен, ловок и бесстрашен; не пропадают даром и уроки истории, и государь, при содействии Андрея Ивановича, умеет извлекать из опыта прежних народов достойные образцы для подражания. Так, однажды, присутствуя в самом начале своего царствования на заседании Верховного Совета, юный государь обратился к присутствовавшим со следующею речью:

   – После того, как Бог изволил меня, в малолетстве, всея России императором учинить, настоящее мое старание будет, чтобы исполнить должность доброго императора, то есть, чтоб народ, мне подданный, с богобоязненностью и правосудием управлять; чтоб бедных защищать, убогих и неправедно отягощенных от себя не отгонять, но веселым лицом жалобы их выслушивать и, по похвальному императора Веспасиана примеру, никого от себя печального не отпускать.

   Эта речь, с ссылкою на исторический пример доброго римского императора Веспасиана, вне всякого сомнения, отражает на себе влияние уроков Остермана и, по всей вероятности, даже целиком была продиктована ему наставником. Во всяком случае, из слов молодого императора мы можем убедиться, что он был преисполнен самых добрых намерений и воодушевлен доблестными историческими примерами, учившими его любить и заботиться о благе вверенного ему народа.

   В своем стремлении оказать благотворное влияние на ум и сердце отрока-императора, Остерман находил значительную поддержку в сестре Петра II, великой княжне Наталии Алексеевне, бывшей на год старше брата и отличавшейся удивительной сердечностью, высоким для своего времени умственным развитием и нежной, разумной любовью к брату. Она, подобно наставнику, понимала, что государю надлежит учиться и трудиться, окружать себя достойными людьми и избегать всяких развлечений не по возрасту. И нужно отдать справедливость обоим этим лицам, Наталии Алексеевне и Андрею Ивановичу, что в первое время вступления на престол Петр II охотно занимался науками, как равно проводил большую часть времени в доме Меньшикова, играя в карты с сестрою и великими княжнами, Анною и Елизаветою, а также упражняясь в воинских занятиях с приходившими к нему для этого кадетами. Этих кадет для него была набрана целая рота, и обучение ее воинским артикулам происходило три раза в неделю. Домоседству и учебным занятиям государя в значительной степени способствовало и стесненное его положение в доме Меньшикова.

   Петр II был ограничен будущим своим тестем во всем – и в своих денежных средствах, и в выборе знакомых, и в распределении времени. Если молодой император в первое время терпел такую опеку, то лишь потому, что еще недостаточно сознавал свои силы и не имел под рукою людей, на коих мог бы опереться в желании отстранить тягостное вмешательство в его жизнь посторонних лиц. И действительно, мы видим, что когда Меньшиков перешел всякие границы в своих честолюбивых и корыстных планах, Петр Алексеевич стал к нему охладевать и начал показывать явное желание освободиться от опеки регента. На несчастье последнего, он еще не поссорился с Остерманом, который, будучи обижен временщиком, перестал ему оказывать поддержку во влиянии на воспитанника.

   Вскоре около Петра II объявился и молодой друг, который явно стал его настраивать против Меньшикова. Этим другом оказался князь Иван Долгорукий, 18-летний юноша, уже успевший много пожить в свой краткий век, человек ветреный, проводивший легкомысленно время, обращавший ночь в день и день в ночь, любивший более всего кататься и охотиться с борзыми. Долгорукий обладал, впрочем, добрым сердцем и, действуя вредно на молодого императора примером своей жизни, вместе с тем, однако, способен был оказывать и хорошее влияние на его поступки.

   Так, когда Петру II предложили однажды подписать какой-то смертный приговор и молодой государь уже обмакнул перо в чернила, чтобы дать свое согласие на смертную казнь, Долгорукий укусил своего венценосного друга за ухо, желая этим показать, как должно быть больно тому, кому отрубают голову.

   За исключением этого случая, мы не знаем следов доброго влияния на юношу-императора со стороны его ветреного друга; обратных же примеров можно указать немало. Сблизившись с Долгоруким, Петр Алексеевич стал пренебрегать занятиями с Остерманом, все чаще пропускал уроки, посвящая свое время увеселительным прогулкам за город, катаниям по улицам, а всего больше – охоте. Охота на зайцев, лисиц и волков стала его любимым занятием и, в противоположность своему великому деду, он находил в этом препровождении времени излюбленное применение своим не по возрасту кипевшим и развившимся физическим силам.

   Отвлекая государя от занятий науками, Долгорукий вместе с тем успел настолько вооружить Петра против Меньшикова, что скоро последний должен был уступить место иным, более влиятельным, лицам. Меньшиков сначала получил отставку, а вслед за тем был сослан в отдаленный и глухой город Берегов вместе со всем семейством, а в том числе и с нареченной невестой государя.

   С падением Меньшикова, семейство Долгоруких всецело овладело государем, что во всяком случае не послужило последнему на пользу. Петр II окончательно забросил научные занятия и, преждевременно выйдя из опеки, попал во власть новых приближенных.

   Долгорукие решили, подобно Меньшикову, упрочить свое положение при помощи брачных уз и уговорили императора обвенчаться с сестрой Ивана Долгорукого, княжной Екатериною Алексеевною, бывшей на несколько лет старше своего венценосного жениха.

   Обручение с княжной Долгорукою, поездка на коронацию в Москву отдалили Остермана от государя, и доброму влиянию наставника наступил слишком быстрый конец. Тщетно, со слезами на глазах, советовал и умолял Андрей Иванович ученика подумать о будущем России, о своем здоровье и духовном развитии, грозил отказаться даже от самой обязанности наставника. В ответ Петр II обнимал только наставника, обещал исправиться, но потом снова принимался за пиры с Долгоруким, за охоту и веселье.

   Вскоре Остерман лишился и последней поддержки при особе государя: великая княжна Наталия Алексеевна скончалась, и Петр II оказался во власти семейства Долгоруких. Тогда наставнику не осталось ничего, как, спасая самого себя, совершенно устраниться от воспитания и целиком погрузиться в заботы о делах государственного управления, которые к тому времени пришли в значительный упадок. Делу Петра Великого, его преобразованиям грозила большая опасность, и умный иностранец с грустью замечал, что с усилением влияния Долгоруких не только наступил последний час его доброго воздействия на государя, но и самому преобразованному государству начинает грозить опасность возвращения к прежнему допетровскому порядку вещей.

   Этому, однако, не суждено было исполниться, и как ни сильны были Долгорукие, они не смогли предупредить своей горькой участи: не успев повенчать государя с представительницей их рода, они внезапно лишились своего мощного покровителя.

   Петр II, не достигнув и пятнадцатилетнего возраста, скончался 18 января 1729 года. Он заразился оспою и, прострадав около двух недель, умер на руках действительно любившего его воспитателя – Андрея Ивановича Остермана.

VI.

   Смерть юного Петра Алексеевича сильно встревожила членов Верховного Совета. Кому быть наследником престола? – вот вопрос, который требовал немедленного решения. Князья Долгорукие попытались было объявить наследницею невесту Петра II, княжну Екатерину Алексеевну Долгорукую, но замысел их не встретил сочувствия остальных государственных сановников. Вскоре Долгорукие даже были лишены занимаемых ими государственных должностей и сосланы в Сибирь, в город Березов.

   Члены Верховного Совета, желая сохранить свою власть, решили устранить от престола и дочь Петра I, Елизавету Петровну, а также его внука, Петра Феодоровича, сына Анны Петровны, жившего при Гольштинском дворе, почему и остановили свое внимание на герцогине Курляндской, Анне Иоанновне, племяннице Петра Великого, дочери его покойного брата Ивана Алексеевича. В этом решении они руководствовались тем соображением, что Анна Иоанновна охотно согласится на ограничение своей самодержавной власти, лишь бы только быть возведенной на русский престол. И действительно, когда Анне Иоанновне были объявлены условия ее избрания, она приняла эти условия без возражений.

   Однако впоследствии планы "верховников" не осуществились: Анна Иоанновна, под влиянием Остермана, объявила себя, по примеру предшественников, самодержавною императрицею. Руководительство государственными делами, впрочем, государыня предоставила своему приближенному из курлян-дских дворян, Иоганну Эрнесту Бирону, который устранил от власти и влияния русских людей и дал преобладающее значение в нашем отечестве иностранцам.

   Посмотрим же, при каких обстоятельствах протекало детство новой императрицы.

   Царевна София Алексеевна, желая в свое время устранить брата Петра от престолонаследия и нанести удар Нарышкиным, решила женить болезненного и косноязычного Ивана Алексеевича. Выбор ее остановился на Прасковье Феодоровне Салтыковой, которая и объявлена была государевой невестой. Жених и невеста мало чем походили друг на друга: 18-летний жених вызывал всеобщее чувство сожаления хилым и болезненным видом; 22-летняя же невеста поражала своим пышущим здоровьем, миловидностью и ласковостью обращения. Она была высока, стройна, полна; волосы длинными густыми косами ниспадали на ее плечи; круглый подбородок, ямки на щеках, косички, красиво завитые на невысоком лбу, – все это придавало ей привлекательный вид. В супружестве с царем Иваном Алексеевичем Прасковья Феодоровна имела пять дочерей, из коих одной, а именно четвертой ее дочери, Анне, высокий жребий сулил стать второю самодержавною императрицею в России.

   По смерти (в 1696 году) Ивана Алексеевича, царица Прасковья с тремя оставшимися в живых детьми поселилась в подмосковном селе Измайлове, где ей в собственность был отдан государем дворец, земли же Измайловские считались за нею лишь в пожизненном пользовании. Кроме того, Петр I назначил ей от казны деньгами и припасами приличное ее сану содержание.

   Здесь, в Измайловском селе, царица Прасковья зажила совершенно особою от московских порядков того времени жизнью. Преобразования, внесенные Петром I в тогдашнюю русскую жизнь, мало коснулись села Измайлова. Все порядки здесь, времяпровождение и обычаи напоминали ту московскую былую старину, с которой Великий Преобразователь вступил в жестокую борьбу. В многочисленных маленьких горницах дворца царили беспорядок, грязь, духота и ничегонеделание. Царицу окружала целая толпа богомолок и богомольцев, нищих, гадальщиц, калек, карликов, шутов и скоморохов. Эти приживальщики, в грязных изодранных рубищах, или гнусливо тянули жалобные песни, или же кривлялись, плясали, забавляя тем невзыскательную на удовольствия Измайловскую обитательницу и ее дочек. Особенным расположением здесь пользовались разные предсказатели и юродивые.

   Петр I, ломавший старые порядки России и преследовавший все, что напоминало о невежественной старине, относился, однако, к образу жизни царицы Прасковьи и порядкам в ее дворце снисходительно. "Двор моей невестки, – говорил Петр, – госпиталь уродов, ханжей и пустосвятов".

   Прасковья Феодоровна, в дни приезда государя, все же убирала подальше своих приживальщиков и старалась подлаживаться под вкусы царя-преобразователя. Она даже ездила, по его желанию, на немецкие ассамблеи, возила туда дочерей, когда они выросли, умела царя вкусно угостить, весело принять и не позволяла себе осуждать его новшеств. Она старалась выражать этим новшествам, в беседе с царем, сочувствие и повиновалась каждому его желанию и совету. В числе таких желаний государя было то, чтобы царица дала своим дочерям, сообразно требованиям нового времени, приличнее воспитание.

VII.

   Когда девочки – Екатерина, Анна и Прасковья – еще были малолетними, они были окружены обширным штатом мамушек и нянек, которые гуляли с своими воспитанницами в тенистых садах села Измайлова, посещали хозяйственные заведения, местный стеклянный завод, молились с ними по церквам, забавлялись на прудах, которых в Измайлове было до двадцати. Царевны пускали в пруды щук и стерлядей с золотыми сережками и сзывали рыб на корм по колокольчику. Дома их обучали шитью и вышиванию шелком и золотом.

   Когда царевнам наступила пора серьезного учения, Прасковья Феодоровна приказала иеромонаху Кириану Истомину, искусному составителю в то время учебников, доставить ей азбуку. Истомин преподнес царице писанный золотом и красками "букварь словянороссийских письмен со образованиями вещей и со нравоучительными стихами". Букварь этот юные ученицы стали перечитывать столько раз, что они, наконец, выучили по нему грамоту и все содержание букваря наизусть. Покончив с наукой чтения, царевны прошли также и искусство письма, заключавшееся в списывании с рукописных прописей, состоявших из кратких двустиший нравственного и божественного содержания.

   И наука чтению, и искусство письма были пройдены царевнами, согласно требованиям тогдашней педагогики, при помощи обычных наказаний, без коих, как полагали наши предки, никакая наука не может укрепиться в головах учеников. В тогдашних стихах польза наказаний так была воспета:

   "Розгою Дух Святой детище бити велит,

   "Розга убо ниже мало здравию вредить,

   "Розга разум во главу детям вгоняет,

   "Учит молитве и злых всех истязает;

   "Розга родителям послушны дети творит,

   "Розга божественного писания учит".

   По обучении царевен чтению и письму, Прасковья Феодоровна пригласила в качестве воспитателя и учителя немецкого языка старшего брата знакомого уже нам Андрея Ивановича Остермана, – Иоганна Христофора-Дитриха. Это был очень важный, напыщенный немец, но ограниченный и малообразованный. Несмотря на то, что Иоганн Остерман был мало пригоден к ответственной должности воспитателя детей, царица Прасковья вряд ли сознавала все его недостатки и рада была, угождая великому царю, принять в свой дом даже и такого иностранца. Кроме учителя из немцев к царевнам был приглашен и преподаватель-француз, на обязанности которого лежало, за 300 р. в год, дочерей Прасковьи Феодоровны «танцу учить и показывать зачало и основание языка французского». Стефан Рамбурх – так звали француза – не особенно выдавался педагогическими способностями, и в течение пяти лет царевны не овладели не только французским письмом, но даже – французской разговорной речью.

   Впрочем, преподаватели не особенно усердствовали в своем деле: скупая царица неаккуратно платила им положенное жалование, и Рамбурх только через много лет после своего приглашения получил расчет от самого государя. Равным образом не пошли царевнам впрок и уроки танцев, и только одна Екатерина Ивановна достигла в танцевальном искусстве некоторых успехов благодаря природной резвости и ловкости.

   Таким образом, мы видим, что образование царевен было скудное и они не могли похвастаться особенными научными успехами и умственным развитием. Образованность коснулась их более своей внешней стороной, по существу же они мало отличались от прежних царевен допетровского времени, вынеся из детства склонность к праздности, привязанность к шутам и скоморохам и недостаток уважения к человеческой личности. Родительский дом не выработал в них сильных характеров, требующих самодеятельности и разумного применения природных сил. Все их детство протекало в страхе перед грозным царем, в вечном стремлении угодить ему.

   По желанию Петра и согласно его выбору, Анна Иоанновна была обручена с герцогом Курляндским, Фридрихом Вильгельмом, предварительно, однако, никогда в жизни не видав своего суженого. Узнав от дяди о своем заочном сговоре с герцогом, Анна, послушная воле преобразователя, писала жениху: "Из любезнейшего письма вашего высочества, отправленного 11-го июля, я с особенным удовольствием узнала об имеющемся быть по воле Всевышнего и их царских высочеств, моих милостивейших родственников, браке нашем. При сем не могу не удостоверить ваше высочество, что ничто не может быть для меня приятнее, как услышать ваше объяснение в любви ко мне. Со своей стороны, уверяю ваше высочество совершенно в тех чувствах, что при первом, сердечно желаемом, с Божьею помощью, счастливом личном свидании, предоставляю себе повторить лично, оставаясь между тем, светлейший герцог, вашего высочества покорнейшею услужницею".

   Равным образом и герцог Курляндский не особенно рассуждал при выборе себе подруги жизни и вполне подчинился в этом отношении воле русского государя, почему выбор его и остановился, вместо бойкой, румяной и полной царевны Катерины, на смуглой, угрюмой и рябоватой Анне, которую решено было Петром Великим выдать замуж первою.

   Свадьба состоялась 31 октября 1710 года, а 9 января 1711 года молодой герцог уже скончался на мысе Дудергоф, по дороге из Петербурга в Митаву, куда он вез на постоянное жительство свою молодую супругу. Овдовев так рано и неожиданно, Анна Иоанновна, однако, из политических соображений дяди не вернулась в дом матери, а поселилась в Митаве, куда ей через двадцать лет скучной, однообразной и скромной вдовьей жизни было совершенно неожиданно привезено радостное известие об избрании ее Верховным Советом на всероссийский престол с ограничительными правами управления Россией, начертанными князем Голицыным в духе аристократической шведской конституции.

   Жизнь среди немцев мало изменила вкусы и привычки Анны Иоанновны; она даже не выучилась говорить на немецком языке, основательно забыв при этом и скудные уроки Остермана и Рамбурха. Привыкнув к лишениям и в материнском доме, и при курляндском дворе, новая русская императрица вела чрезвычайно скромный домашний образ жизни, но зато тратила очень много денег на торжественные выезды и приемы: этим она как бы вознаграждала себя за прежние годы лишений. Во дворце она в значительной степени привила привычки Измайловской усадьбы: мы видим вокруг Анны Иоанновны постоянно массу карликов, шутов и скоморохов, встречаем государыню вечно занятою или рукоделием, или игрою в карты, или развлекающей себя музыкою, а всего чаще – пустыми кривляньями придворных шутов.

   Как некогда ее матушка в селе Измайлове доверила все хозяйство стольному Юшкову, который и распоряжался неограниченно ее средствами, так и Анна Иоанновна, став русскою императрицею, доверила управление государством своему любимцу Бирону, извлекавшему из такого положения неисчислимые для себя выгоды. Подобно матери, будучи по природе не злою женщиною, она, однако, часто давала полную волю гневу; подобно же матери, она была чрезвычайно благочестива. Оставаясь вдовою, Анна Иоанновна чувствовала недостаток в семье и приблизила к себе поэтому племянницу, дочь сестры Екатерины, известную впоследствии в истории правительницу Анну Леопольдовну.

VIII.

   Екатерина Иоанновна, старшая дочь царицы Прасковьи, была любимой дочерью матери и иначе не называлась ею, как "свет-Катюшка". Воспитанная, как мы видели выше, наравне с сестрой Анною, она отличалась от последней привлекательной наружностью, веселым, непринужденным нравом, любовью к обществу. Это была девушка, не привыкшая к делу и помышлявшая только о веселье, о гостях и развлечениях. Дядя ее, Великий Петр, однако, любил свою веселую и болтливую племянницу и был всегда рад, когда она без устали, от всей души, отплясывала на немецких ассамблеях и оглашала танцевальные комнаты остротами, шутками и смехом. В 1716 году, когда ей минуло уже 25 лет, дядя по собственному выбору выдал ее замуж за герцога Мекленбург-Шверинского, Карла-Леопольда. У них родилась дочь, ставшая впоследствии правительницей России, под именем Анны Леопольдовны.

   Сам герцог имел было намерение жениться на вдовствующей герцогине Анне Иоанновне, но Петр нашел для себя более удобным выдать за него засидевшуюся уже в девицах "свет-Катюшку". Карл-Леопольд не посмел спорить и решил:

   – Что делать! Так судьба назначила; надобно быть довольным: Катерина, по крайней мере, любимица царицы.

   Шесть лет "свет-Катюшка" прожила с мужем, и нельзя сказать, чтобы счастливо: супруг ее был необразован и отличался грубым, вспыльчивым и сварливым характером, так что муж и жена постоянно ссорились и не ладили между собою. Наконец Екатерине Иоанновне невмоготу стала эта жизнь и она, покинув чужие края, к великой радости обожавшей ее матушки, вернулась в родное село Измайлово вместе с дочерью, Елизаветой-Христиной-Екатериной, родившейся в 1718 году. Екатерина Иоанновна уже со дня рождения дочери начала хлопотать через Прасковью Феодоровну перед государем о разрешении ей вернуться в Россию, но только через четыре года, т.е. в 1722 году, ей удалось осуществить свое заветное желание.

   Неудачное замужество дочери чрезвычайно огорчало царицу Прасковью, и она посылала ей частые письма с советами, утешениями и лаской. Трогательно-нежно относилась бабушка и к малолетней внучке, неоднократно посылая и ей свои послания, полные любви, шуток и заботы. Эти бабушкины послания, писанные тщательными каракулями на маленьких листочках, бережно и красиво обрезанных, доставляли, конечно немалое утешение дочери на чужбине. Вот два образчика этих писем.

   "Друг мой сердечный внучка, здравствуй с батюшкою и с матушкой. Пиши ко мне о своем здоровьи, и про батюшкино, и про матушкино здоровье своею ручкою. Да поцелуй за меня батюшку и матушку: батюшку в правый глазок, а матушку – в левый. Да посылаю тебе, свет мой, гостинцы: кафтанец теплый, для того, чтобы тебе тепленько ко мне ехать. Да послана к тебе баулочка, а в ней сто золотых, – и ты изволь ими тешиться, да досконца. Утешай, свет мой, батюшку и матушку, чтобы они не надсажались в своих печалях, и позови их ко мне в гости, и сама с ними приезжай; и я чаю, что с тобою увижусь, что ты у меня в уме непрестанно. При сем отдай поклон отцу и матери от меня. Да посылаю я тебе свои глазастарые; уже чуть видят свет; бабушка твоя старенькая хочет тебя, внучку маленькую, видеть".

   В том же (1722) году Прасковья Феодоровна опять писала внучке: "Внучка, свет мой, желаю я тебе, друг мой сердечный, всякого блага от всего моего сердца; да хочется, хочется, хочется тебя, друг мой внучка, мне, бабушке старенькой, видеть тебя, маленькую, и подружиться с тобою: старый с малым очень живут дружно. Да позови ко мне батюшку и матушку в гости и поцелуй их за меня, и чтобы они привезли и тебя, а мне с тобою о некаких нуждах тайных подумать и переговорить. При сем еще здравствуй".

   Бабушка, посылая подарки внучке, заботилась, однако, не только об одних увеселениях ее, но начинала уже помышлять об умственном развитии "махоточки-внучки". В этих видах она обучила одну из своих крепостных девушек грамоте, дабы та в свою очередь, когда настанет время, могла передать эту книжную мудрость маленькой Мекленбургской герцогине. "Которая у меня девушка грамоте умеет, – писала она дочери, – посылает к вам тетрадку; а я ее держу у себя, чтоб внучку учить русской грамоте".

IX.

   Переехав на постоянное жительство в родное Измайлово, Екатерина Иоанновна заняла здесь отдельное помещение, причем ее дочка спала вместе с нею, в одной комнате. Жизнь герцогини Мекленбургской потекла отныне по-старому, как это было до переезда ее за границу; жизнь на чужбине, среди иностранцев, не оставила на Екатерине Иоанновне никакого значительного следа. Она проводила целый день без дела, в вечном принимании и кормлении гостей до отвала. Обстановка ее отличалась неряшливостью; окружена она была юродивыми, шутами, калеками. Таким образом, первые годы жизни маленькой Елизаветы-Екатерины-Христины протекли при неблагоприятных обстоятельствах, не обещавших ей в будущем ничего хорошего. Несмотря на малолетство, она уже четырех лет, однако, принимала участие в весельях матери, танцевала на ее вечеринках и присутствовала на устраиваемых Екатериной Иоанновной спектаклях и концертах.

   По смерти царицы Прасковьи герцогиня Мекленбургская переехала в Петербург, а с воцарением ее сестры, Анны Иоанновны, придворное положение Екатерины Иоанновны сделалось особенно благоприятным. Вдовствующая императрица была бездетна и решила приблизить к себе племянницу, дочь Екатерины Иоанновны, с тем, чтобы в будущем передать престол ее потомству. Малолетняя герцогиня была разлучена с матерью и переведена в императорский дворец, где ее воспитание поручили надзору прусской уроженки, – вдове генерала, г-же Адеркас. В 1733 году, с приездом к Анне Иоанновне, юная Елизавета-Екатерина-Христина была миропомазана и наречена Анною.

   Пятнадцатилетняя Анна Карловна, или Леопольдовна, – (так ее принято именовать в истории), – не могла получить, как мы уже видели, правильного воспитания и образования; вместе с тем она и не унаследовала бойкого и общительного характера Екатерины Иоанновны. В ней скорее проглядывали отцовские черты: она была строптива, угрюма и замкнута в себе. Наряду с таким характером, она соединяла, однако, довольно привлекательную наружность: была среднего роста, полная, с темными волосами и черными глазами. Но природная беспечность приучила ее слишком мало обращать внимания на свою внешность, не заботиться о туалете, прическе и пр.

   Что касается г-жи Адеркас, то это была чрезвычайно почтенная, пожилая женщина, много видевшая на своем веку, побывавшая вместе с мужем во Франции, Германии и Испании. Умная, любознательная и начитанная гувернантка успела, при всех недостатках своей воспитанницы, дать ей хорошее знание иностранных языков – французского и немецкого, а также развить в ней любовь к чтению. Анна Леопольдовна очень много читала с г-жою Адеркас, причем ее любимым чтением были драматические произведения, где действующими лицами являлись угнетенные принцессы, выражающие свои чувства угнетателям. Склонность к такого рода чтению являлась в значительной степени результатом положения царственной племянницы в доме Анны Иоанновны, где ей постоянно приходилось подчиняться своевластию и распоряжениям любимца государыни, герцога Бирона. Как бы то ни было, однако, на примере Анны Леопольдовны мы наглядно видим, что книга уже проникает во дворец и светское чтение иностранных произведений получает здесь право гражданства, что в допетровское время считалось предосудительным для женщин.

   Бирон лелеял мысль женить своего сына на Анне Леопольдовне; но последняя решительно воспротивилась этому, и императрица, наперекор временщику, дала согласие на брак с принцем Брауншвейгским, Антоном-Ульрихом, воспитывавшимся вместе с нею во дворце Анны Иоанновны. Хорошенький принц, с длинными белокурыми, вьющимися локонами по плечи, был выписан на 14 году жизни императрицею из Германии, в качестве будущего супруга наследницы русского престола. Но молодые люди не сошлись характерами, и Анна Леопольдовна невзлюбила жениха; только планы ненавистного ей Бирона понудили ее дать согласие на брак с принцем Брауншвейгским, каковой и состоялся в 1739 году. От этого брака родился принц Иоанн, который и должен был стать наследником Анны Иоанновны.