Текст книги "Вторжение"

Автор книги: Борис Руденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Руденко Борис
Вторжение

Борис Руденко

Вторжение

Василий Алексеевич Кузовкин вошел в свою квартиру. Дефицитный никелированный замок, приобретенный через хорошего и полезного знакомого, щелкнул звонко и категорично, в тон душевному настрою хозяина.

Кузовкин не спеша расстегнул пальто и повесил его на плечики вешалки, аккуратно разгладив складки. Потом подошел к зеркалу и, вытянув из кармана расческу, тщательно причесал островок растительности надо лбом. Из зеркала уверенно и независимо смотрел ответственный работник министерства – в меру моложавый, лысеющий и полноватый. Несмотря на небольшой рост, выглядел он весьма представительно.

Василий Алексеевич вытянул губы трубочкой, пошевелил бровями, чуть поправил очки, удовлетворенно хмыкнул и степенно прошел в комнату, не забыв, как всегда, погасить за собой в прихожей свет.

В комнате царил идеальный порядок. Василий Алексеевич сунул ноги в мягкие тапочки и включил телевизор. Сел в кресло, сладко, со вкусом потянулся и уставился на экран. Телевизор привычно загудел, но, прежде чем возник звук, по экрану метнулись молнии, и гудение смолкло.

"Предохранитель сгорел", – подумал Кузовкин и потянулся к задней панели. В этот момент где-то над ним раздался негромкий треск, будто рвалась плотная пергаментная бумага. В комнате явно запахло горелой изоляцией. Василий Алексеевич посмотрел вверх и замер.

Прямо над ним из стены выступала голова и половина туловища тощего и взъерошенного человека. Открыв рот, человек таращился на него с глупейшим выражением лица. Выработанная за годы службы способность сохранять самообладание не оставила Василия Алексеевича и теперь.

– Вы кто такой? – сердито спросил он. – Как вы сюда попали?

Человек с отчетливым стуком захлопнул рот.

– А вы? – растерянно отозвался он.

– Я? – Кузовкин саркастически усмехнулся. – Глупее ничего спросить не могли? Это моя квартира. Ну-ка вылезайте оттуда!

Человек пошевелился, уперся руками в стену позади себя и беспомощно взглянул на Кузовкина:

– Не могу никак.

Василий Алексеевич поднялся и оглядел субъекта внимательней. То, что он увидел, поразило его почти так же, как тогда, когда он узнал, что на симпозиум за границу поедет не он, а начальник другого отдела Матюшин.

В стене, в том самом месте, откуда торчал незнакомец, не было никакой дыры. Его туловище выходило из стены, никак не нарушая ее целостности.

Кузовкин осторожно пощупал стену, пиджак и провел пальцем по линии их соприкосновения где-то в районе живота странного гостя.

Тот поежился и смущенно хихикнул.

– Вы что? – ошеломленно спросил Кузовкин.

– Щекотки боюсь, – ответил незнакомец и покраснел.

– При чем тут щекотка? – непонимающе сказал Василий Алексеевич и озлился: – Да как вы сюда попали, в конце концов?

– Если бы я знал! – с тоской ответил незнакомец. – Вы понимаете, мы готовили эксперимент, имеющий чисто теоретическое значение. Я уходил из лаборатории последним и решил еще раз проверить правильность включения цепей...

– Вот и сидели бы в своей лаборатории, проверяли бы на здоровье, подхватил Василий Алексеевич. – Зачем же по чужим квартирам лазить? А может, вы жулик?

– Ну что вы, – безнадежно сказал незнакомец. – Я инженер-электроник. Я же вам объясняю. Эксперимент должен был доказать принципиальную возможность перемещения объектов вне пространства. Чисто принципиальную, вы понимаете? Ни на какие практические результаты мы и не смели рассчитывать.

Он дернул себя за вздыбленные волосы и махнул рукой.

– Я и нагрузку не давал, честное слово. Просто включил стартовый аккумулятор и прозванивал тестером. Вдруг вспышка, толчок – и вот, пожалуйста! – Он обвел вокруг себя рукой.

– А где же ноги... э-э... все остальное? – подозрительно спросил Кузовкин.

– Наверное, там осталось.

– То есть где это там?

– Может, в лаборатории... – неуверенно предположил незнакомец.

– Что вы меня дурачите, друг любезный! – возмутился Василий Алексеевич. – Тоже мне квартирный иллюзионист! Может, еще скажете, что ваши брюки там тоже с кем-нибудь ведут беседу?

– Да нет, что вы, – мучительно сморщился незнакомец. – Теория это предполагает. – Он немного поерзал. – Вот сейчас ногами шевелю. Вы понимаете, не знаю, как вам это объяснить, по-видимому, две области пространства совместились, а их граница случайно совпала с поверхностью этой стены, и теперь для сторонних наблюдателей я и здесь и там одновременно.

– Догадываюсь, что сторонний наблюдатель – это я, – ядовито заметил Василий Алексеевич. – Надеюсь, я не слишком обременяю вас своим присутствием?

Незнакомец свесил голову на грудь и удрученно молчал.

– Ну и долго вы собираетесь так висеть? – немного успокоившись, спросил Кузовкин.

– Не могу сказать ничего определенного, – ответил незнакомец таким тоном, словно речь шла не о возмутительном и противоестественном пребывании в его, Куэовкина, квартире, а о сводке, погоды на послезавтра.

Этот тон вызвал у Василия Алексеевича очередной взрыв негодования.

– Что за безответственность! – вскричал он с тем самым выражением, которое хорошо было известно всем его подчиненным. – А если бы вы в баню, в женское отделение, или в квартиру самого Терентия Федоровича... – Он спохватился и замолчал. – Тоже ничего определенного? Да за такую халатность гнать надо в три шеи!

Василий Алексеевич достал из кармашка белоснежный платочек и промакнул лоб и глубокие залысины.

– Нет, вы мне скажите, как вы намерены отсюда выбираться? – официально потребовал он.

– Наверное, надо отключить стартовую нагрузку, – уныло сказал незнакомец. – А может, что еще. Только в институте сейчас уже никого нет. Слушайте! – оживился он. – Позвоните Вадиму Сергеевичу Байкову. Скажите ему, что я, то есть Акимов...

– Говорите номер, – Василий Алексеевич взял с журнального столика блокнот, карандаш и приготовился записывать.

– Сейчас, – сказал Акимов. – Сейчас. Двести тридцать четыре... Нет, двести тридцать два... – Он похлопал себя по карманам пиджака, потом поскреб стену за собой.

– Ну так что же? – нетерпеливо поднял глаза Кузовкин.

– Понимаете, – беспомощно сказал Акимов, – номер у меня в записной книжке, а на память не помню.

– А книжка где?

– В брюках. – Акимов потупился. – В заднем кармане. Я ее чувствую, а достать не могу. Наверное, придется ждать до утра, пока в лаборатории кто-нибудь не появится.

От смущения он ерошил и без того растрепанные волосы.

– Черт с вами, – устало сказал Кузовкин. – Торчите теперь в стене как гвоздь. Безобразное отношение, просто безобразное.

Он не стал уточнять, к чему именно, хотя и без того было ясно, что имеется в виду и непонятная работа Акимова, и уютная квартира Василия Алексеевича, и его же, Василия Алексеевича душевное равновесие.

Он сделал круг по комнате, стараясь лишний раз не наступать на пушистый ковер на полу, потом взглянул на часы и вдруг всплеснул руками.

– Боже мой! Как я мог забыть?

– Что-нибудь случилось? – участливо спросил Акимов.

– Он еще спрашивает! – огрызнулся Кузовкин. – Ко мне сейчас гость должен прийти. Между прочим, дама. Как я ей буду все это объяснять?

– Симпатичная? – спросил Акимов и невесело улыбнулся.

– Что вы себе позволяете? – Василий Алексеевич даже чуть покраснел от возмущения и надулся. – Это моя невеста. Прошу оставить ваши двусмысленные смешки.

– Я и не подразумевал ничего такого... – растерялся Акимов.

– Вот именно! Такого! Ничего такого и быть не может, – с достоинством сказал Кузовкин.

– Почему же? – раздумчиво произнес Акимов.

Василий Алексеевич подозрительно уставился на него, и в этот момент в дверь позвонили. Кузовкин сорвался с места и забегал по комнате.

– Вот, пожалуйста, она! Какой кошмар! Что я ей скажу? Знакомьтесь, пожалуйста, это товарищ Акимов. Зашел в гости, понимаете ли, только брюки на работе оставил. Какой кошмар! Что же делать?

Акимов, весь преисполненный сочувствия, заелозил, с ощутимым усилием пытаясь забраться поглубже в стену. Затем, убедившись в бесплодности своих попыток, пошарил вокруг глазами.

– Накройте меня чем-нибудь, – громким шепотом подсказал он Кузовкину.

Тот впопыхах содрал с постели покрывало и кинул Акимову, ловко поймавшему его на лету. Звонок зазвонил еще раз.

– Ни звука у меня! – крикнул Василий Алексеевич и кинулся в прихожую.

– Васенька, ты что меня ждать заставляешь? – весело прощебетала румяная от легкого морозца Елена Николаевна, бросая на руки Кузовкину сумочку. – С кем это ты тут разговаривал?

– Я, Елена Николаевна... то есть... ни с кем, конечно, – закашлялся Василий Алексеевич, косясь на приоткрытую дверь в комнату.

Елена Николаевна удивленно уставилась на него и сделала большие глаза.

– Что с тобой? – спросила она. – С каких это пор мы перешли на "вы"? У тебя кто-нибудь есть?

– Нет, нет, что вы. Еле... что ты, Лена, – заторопился Василий Алексеевич. – Кто у меня может быть еще? Я как раз тебя жду, понимаешь ли... Пойдем поужинаем! – осенило его. – Да! Конечно же, поужинаем в ресторане. Да! Словом, приглашаю тебя поужинать.

Елена Николаевна, внимательно наблюдая за Кузовкиным, стала потихоньку приближаться к комнате.

– Посидим, отвлечемся, так сказать, от житейских... хе-хе... насущных... – бодро продолжал он, все больше обретая уверенность и пытаясь непринужденно перегородить ей дорогу. – Мы давно уже никуда с тобой не выбирались...

Из комнаты донесся сдавленный хлюпающий звук, отдаленно напоминающий чихание.

– У тебя кто-то есть, – высоким голосом сказала Елена Николаевна, решительно оттолкнула с дороги Василия Алексеевича и вошла в комнату.

Окинув взглядом раскрытую постель, висящее у стены заметно подрагивающее покрывало, которое отчетливо обрисовывало голову и тощие плечи Акимова, она молча повернулась и направилась к выходу.

– Леночка, куда же ты? Я сейчас все объясню. Это совсем не то, что ты думаешь... Это же далеко не женщина...

– Мне нет до нее дела, – обрезала на ходу Елена Николаевна. На пороге она остановилась и, слегка откинув назад голову, посмотрела в бегающие глаза Кузовкина.

– Подлец! – громко сказала она, вырвала сумочку и хлопнула дверью.

Кузовкин постоял несколько секунд, держа себя за хохолок, потом повернулся и поплелся в комнату.

Акимов жалобно смотрел на Василия Алексеевича поверх покрывала.

– Не могли потерпеть со своим чиханием, – печально сказал Кузовкин. Или вам там из лаборатории спину надуло? Форточки надо закрывать.

– Перышко попало в нос, – убитым голосом произнес Акимов. – Наверное, из подушки, – предположил он.

Василий Алексеевич механически посмотрел на подушку, вздохнул и достал из шкафчика початую бутылку коньяку и две рюмки. Наполнил их и протянул одну Акимову.

– В желудок-то это у вас попадет? – брюзгливо спросил он. – Или тут останется?

Акимов ненадолго задумался, решительно вздохнул и выпил коньяк. Он с минуту прислушивался к своим ощущениям, затем с сомнением проговорил:

– Попало, кажется!

– Еще бы! – сардонически засмеялся Кузовкин, тоже опорожнивший свою рюмку. – Это у вас и на дне морском, в безвоздушном пространстве получится. Знаю я вашего брата.

– Напрасно вы так думаете, – обиделся Акимов.

– Чего уж там, – ворчливо сказал Василий Алексеевич, махнул рукой и еще раз наполнил рюмки.

– И почему именно ко мне? – затосковал он. – Тридцать лет без "чепе", и на тебе, пожалуйста. Ведь каждый обязательно подумает, почему именно в мою квартиру? А с Еленой как теперь объясняться буду?

Они чокнулись и выпили.

– Отправить бы тебя сразу в милицию, – мечтательно произнес Кузовкин.

Акимов молча переживал бесконечную глубину своей вины. Глаза его заметно посоловели. Он моментально опьянел, как бывает с людьми, очень редко употребляющими спиртное.

– Товарищ Вася! – сказал он с выражением. – Не переживайте так. Завтра мы к ней всей лабораторией, честное слово... Хотите, прямо перед ней опыт повторим.

– Повторишь, пожалуй, – проворчал Василий Алексеевич. – Вот попадешь в следующий раз в зоопарк, там тебе тигры живо голову оттяпают...

Он опять слегка замечтался и снова налил рюмки.

– Ты не устал крючком-то стоять, экспериментатор? – спросил он, начиная понемногу проникаться сочувствием к Акимову.

– Да нет, сам удивляюсь, – ответил Акимов, поворачивая из стороны в сторону головой. – Ощущение такое, будто подвешен в воздухе. Опоры никакой не чувствую, но вроде ничего. Даже удобно. Только шея слегка затекает.

– Шея – это ничего, – сказал Василий Алексеевич. – Шею тебе и так надо намылить.

Они чокнулись и выпили.

– Ты ошибаешься, Вася! – горячо возразил Акимов. Язык его слегка заплетался. – Это же эпохальное открытие. Ты просто не понимаешь всей важности этого эксперимента. Это же переворот в науке!

– А вот как не вытащат тебя из стены твои приятели, что будешь делать, Архимед? – сказал злорадно Василий Алексеевич. – Так и придется до конца дней своих из штукатурки лекции о пространстве читать. А еще, – он даже хрюкнул от удовольствия, – не дай бог, под обоями клопы заведутся.

Посмаковав слегка эту мысль, Василий Алексеевич почувствовал себя немного отомщенным.

Акимов укоризненно посмотрел на него.

– Ты, Вася, хороший человек, но ты номенклатурный индивидуум, последние два слова он произнес со значительными затруднениями. – Не хватает в тебе творческого полета фантазии.

– Не знаю, чего там у меня не хватает, а вот ты, гляжу, как раз наполовину отсутствуешь, – убежденно сказал Кузовкин. – Небось есть хочешь? А?

Акимов опять засмущался, и вздохнул.

– Вообще-то я с самого утра ни крошки во рту не держал. Все как-то некогда...

Кузовкин поднялся из своего кресла, пошел на кухню и притащил большую миску с салатом, приготовленным еще с утра специально к приходу Елены Николаевны, и кусок хлеба. Положил все это на столик и придвинул к стене.

– Спасибо большое, – вежливо сказал Акимов и съел салат. – Вы уж извините меня в этом деле.

Он уже протрезвел так же быстро, как и поддался действию алкоголя, и сразу же перешел на "вы".

– А вы сами почему не ужинаете?

– Аппетита нет, – буркнул Кузовкин.

Раздался странный чмокающий звук. Свет в комнате слегка потускнел, фигура Акимова на стене заколыхалась. Он негромко ойкнул от неожиданности. Свет мигнул раз, другой и загорелся так же ярко, как и прежде.

– Что еще такое? – с тревогой произнес Василий Алексеевич.

– Не знаю, – немного испуганно ответил Акимов. – По-моему, я опять передвинулся.

Василий Алексеевич подошел к нему поближе и, к огромному своему изумлению, увидел, что между стеной и туловищем Акимова теперь есть зазор шириной примерно в два пальца. Теперь Акимов выступал не из стены, а прямо из воздуха.

Кузовкин почувствовал непреодолимое, почти мальчишеское желание сунуть палец в образовавшуюся щель и уже поднял руку, но вовремя одернул себя и спрятал руки за спину.

Акимов тоже очень внимательно изучал нынешнее свое положение и осторожно ощупал воздух там, где кончалось его тело.

– Не пускает, – сказал он через некоторое время.

– Что не пускает? – поинтересовался Кузовкин.

– Да вот это самое и не пускает, – Акимов ткнул пальцем в щель. – Свет проходит, вот обои дальше видно, а палец нет. Какое-то неощутимое и упругое поле. Сильней нажмешь – отталкивает. Хотите попробовать?

– Обойдусь, – буркнул Василий Алексеевич, но заглянул, чтобы проверить, целы ли обои.

– Граница областей пространства переместилась от стены к центру комнаты, – продолжал Акимов. – Если так пойдет дальше, я окажусь как раз над вашим креслом. Интересно, как все это выглядит с обратной стороны?

Василий Алексеевич представил себе и поежился.

– Очень интересно, – фальшиво сказал он.

После этого разговор шел как-то вяло. Заметно было, что Акимов очень устал. В конце концов, с огромным трудом подавив очередной зевок, он осторожно предложил ложиться спать. Он так и сказал: ложиться, – будто ему оставалось надеть пижаму и почистить зубы. Василий Алексеевич уже не спорил и не огрызался.

Он взгромоздил на журнальный столик стул, а на него положил подушку, на которой не без удобства устроился Акимов, очень скоро уснувший.

Ночь прошла для Кузовкина отвратительно. Акимов отчаянно храпел, чего Василий Алексеевич вообще не мог переносить, а теперь, еще и еще раз переживая происшедшее с Еленой Николаевной, и подавно не мог уснуть и всю ночь напролет проворочался в постели.

Уже под утро, когда ему с большим трудом удалось задремать, опять раздалось противное чмоканье, и со столика на пол с грохотом свалился стул – Акимов вместе со своим пространством передвинулся еще на пару сантиметров.

С мучительным стоном Василий Алексеевич встал и снова сунул стул с подушкой Акимову, сонно бормочущему извинения. Тот моментально захрапел опять, а Василий Алексеевич так больше и не сомкнул глаз.

Утром невыспавшийся, помятый и хмурый Кузовкин искусно сварил яйца вкрутую, накормил Акимова и сам заставил себя поесть. Акимов попытался как ни в чем не бывало завязать разговор, но Василий Алексеевич решительно пресек всякие попытки панибратства, тщательно выбрился, помассировал щеки, обретая необходимую респектабельность, оделся и только после этого позвонил в институт по номеру, названному Акимовым.

Брюзгливо, но точно и лаконично Кузовкин объяснил ситуацию какому-то мужчине, который подошел к телефону, потом пересказал все еще раз другому мужчине, судя по голосу, постарше и позначительней. Рассказ его время от времени прерывали взволнованные мужские и женские голоса, спрашивавшие, жив ли Акимов и все ли с ним в порядке. В конце концов Василию Алексеевичу категорически приказали ждать на месте и повесили трубку.

Очень скоро в уютную и комфортабельную квартиру Василия Алексеевича ввалилась целая толпа волосатых и бородатых, гладко побритых и коротко подстриженных людей, среди которых были даже девицы в совершенно неприлично вытертых джинсах. Все они орали, кричали, вопили, ахали, задавали глупые вопросы друг другу и Акимову, на которые тот едва успевал отвечать, вертя во все стороны головой.

Наконец по приказу строго одетого мужчины с крупными чертами лица двое или трое из них решительно выставили вон всех остальных, а вместе с ними и Василия Алексеевича, которого, очевидно, не успели запомнить как хозяина квартиры. Кузовкин собрался было возразить, но потом раздумал и пошел в министерство.

В этот день он, как обычно, ушел с работы чуть позже остальных, как всегда аккуратно заперев кабинет.

К своей квартире он подошел с некоторой опаской, но там было темно и тихо. В комнате чувствовался запах табака, хотя все было тщательно прибрано. Акимова в стене уже не было. И все равно неприятное ощущение не оставляло Василия Алексеевича. Все вещи вроде бы находились на своих местах, но на самом деле это было не так, Кузовкин ясно это видел. В квартире остро ощущалось недавнее присутствие компании безалаберных и безответственных людей.

На следующий день его вызвали в институт, где вежливо и подробно расспрашивали об обстоятельствах появления Акимова в квартире. О случившемся узнали на работе, и Василию Алексеевичу пришлось раз двадцать в приватных беседах с весьма ответственными лицами еще и еще повторять свой рассказ о необыкновенном вечере. От многократного повторения рассказ Кузовкина был теперь идеально отшлифован – в меру деловитости, немного юмора. Он, конечно, полностью исключил из рассказа эпизод с Еленой Николаевной, но на остроту изложения это не повлияло.

Еще чуть позже вся история попала в газеты, причем и тут все было расписано со слов Акимова самым лестным для Василия Алексеевича образом. Кузовкин стал знаменитостью, машинистки показывали на него в буфете пальцем и восхищенно шептались.

К этому времени он давно уже помирился с Еленой Николаевной, которая никак, впрочем, не могла ему простить того, что осталась в стороне от таких редких событий, хотя имела вполне реальный шанс разделить славу участия в них с Кузовкиным. Они поженились и съехались, удачно обменяв две однокомнатные квартиры на трехкомнатную в хорошем районе, с доплатой.

Однажды Кузовкин увидел Акимова на улице. Тот шел навстречу по тротуару со стареньким портфельчиком, без шапки, в недорогом клетчатом пальто, сосредоточенно глядя себе под ноги.

Василий Алексеевич остановился, перешел на другую сторону улицы и зашагал к себе в министерство.