Текст книги "Квест – LEVEL 4"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Курт слегка наклонил голову – он был за сотрудничество. Зоя все переводила взгляд с Октябрьского на Гальтона и обратно. Внезапно доктор сообразил, что он и напористый контрразведчик очень похожи: оба наголо бритые, плечистые, искрящиеся энергией. Только у русского под носом чаплиновские усы – как затемненная десятка в центре мишени.

«Ну что?» – спросил он ее глазами.

«Да», – без слов ответила княжна.

Гальтон и сам был того же мнения. Неизвестно, какая сила – Бог, дьявол или голос из пузырька – свела их с этим большевиком, но отказываться от его предложения было идиотизмом. Интересы «пруссаков» полностью совпадали с целью миссии. Во всяком случае, в том, что касалось неистребимого господина Громова.

И доктор стал рассказывать о ходе экспедиции. Очень осторожно, с паузами. Всё, о чем нежданному союзнику знать не полагалось, опускал. Например, вовсе не говорил о мистере Ротвеллере. Не упомянул ни о таинственном голосе, ни о тайнике. Умолчал и о папке, изъятой из громовского сейфа. Зато о происках агентов ГПУ и о товарище Картусове поведал очень подробно, ни упуская ни одной подробности.

Октябрьский слушал, неотрывно глядя на говорившего своими синими, живыми глазами. Пару раз красивые брови контрразведчика взметнулись кверху, но, если у него и возникали вопросы, они были отложены на потом.

Но задан был только один, в самом конце:

– Это всё?

– Всё.

Должно быть, по твердости, с которой доктор произнес это короткое слово, Октябрьский понял, что расспросы ни к чему не приведут.

– Ладно. Сообщили то, что сочли возможным. Принято. Я вижу, что вы не вербовочный материал. Да и незачем мне вас вербовать. Останемся временными союзниками. К тому же я узнал от вас одну очень важную вещь. Просто замечательную вещь! – Контрразведчик широко улыбнулся. – Вы сказали, что на пароходе вас пытался убить альбинос, утверждавший, что он сотрудник нашего Главупра. Молодой человек не соврал. Это один из моих оперативников, по фамилии Кролль. Теперь ясно, что он был агентом Картусова.

– Ну и что тут замечательного?

– А то, что в затылок директору стрелял именно Кролль. И раз Громов после этого остался жив, значит, выстрел был липовый. Какой-нибудь трюк с холостым патроном и красной краской. Выходит, пули в голову Громов все-таки боится! Значит, убить его очень даже можно. А то я после того случая, честно говоря, засомневался. Сердце – ерунда, обычный мотор для перекачки крови. Лет через десять вы, медики, научитесь его перебирать по клапанам, а то и заменять на новое. Но мозг, – Октябрьский постучал себя по блестящему черепу, – это штаб сознания. Засадим свинец в башку – и привет Кащею Бессмертному. Большевистское вам спасибо, мистер Норд. Вы спасли мое материалистическое мировоззрение. Нет никакой мистики, ура! Мир стопроцентно познаваем.

Девяностодевятипроцентно, подумал Гальтон, вспомнив об оракуле из флакона, однако вслух, конечно, ничего не сказал.

– Итак, я попробовал уничтожить Громова – не получилось. Вы попробовали – тоже без результата. Давайте теперь возьмемся за дело вместе. Я буду вам помогать в качестве сугубо частного лица. Но прямого соучастия от меня не ждите. Приказ начальства есть приказ начальства. После вашего приключения на даче меня и так взяли в оборот. Заподозрили, не моих ли рук дело. Однако в брошенном такси обнаружены пятна крови, соответствующие следам жизнедеятельности американца Г.Л. Норда, оставленным в квартире на Большой Никитской. Что вы делаете удивленные глаза? Вы на подушке спали? Окурки папирос в пепельнице оставляли? Чай на кухне пили? Эксперты ГПУ свое дело хорошо знают. Или вы думаете, мы тут лаптем щи хлебаем?

– Оставим в покое следы моей жизнедеятельности. Сделав удивленные глаза, я не собирался поставить под сомнение профессионализм советской тайной полиции.

Зоя улыбнулась, как будто Гальтон сказал что-то смешное, хотя он говорил совершенно серьезно.

Усмехнулся и Октябрьский.

– Ладно – или, как говорят у вас, окей. Едем дальше. Когда выяснилось, что товарища директора ИПИ продырявили американские диверсанты, тут уж на орехи досталось Картусову, который их упустил. Но он, конечно, вывернулся. Этот швейцарец даст сто очков вперед Великому Инквизитору . Его излюбленный метод – провокация. Он использует худшие приемы царской Охранки ! Искусственно создает подпольные организации, чтобы заманить в них всех потенциально недовольных советской властью, а потом рапортует о раскрытии заговора!

Кажется, Иосиф Сталин действительно умел поддерживать высокий градус антагонизма между своими спецслужбами. О Картусове начальник военной контрразведки говорил почти с такой же ненавистью, как о Громове.

– В общем, Картусов получил строгача. А меня просто пожурили на Реввоенсовете. Сам секретарь ЦК товарищ Каганович пальчиком грозил: «Гляди, как империалисты боятся нашего профессора Громова. А ты, дурень, его ликвидировать хотел. Задумайся, Октябрьский, на чью ты мельницу воду льешь». Я обещал задуматься. А после заседания наши мне другое сказали. Жаль, мол, что диверсанты дело до конца не довели. У «Военной фракции» позиция какая? Нечего попусту тратить миллионы на дурацкое фантазерство. Надо крепить индустрию и оборону. Через семь-восемь лет у нас будут лучшие бронетанковые войска, лучшая авиация в Европе! Тогда угроза вражеской агрессии отпадет сама собой, и можно будет заняться обустройством жизни.

– А как же «пролетарии всех стран, объединяйтесь» и победа коммунизма во всем мире? – спросил Гальтон.

– Объединятся пролетариии, будьте спокойны. И коммунизм тоже победит. Когда трудящиеся увидят, какую мы у себя замечательную жизнь построим, тут вашим Ротвеллерам и конец. Безо всякого Коминтерна.

– Такая позиция Советской России наверняка устроит правительство моей страны, – сказал Норд тоном госсекретаря на дипломатических переговорах. – Однако давайте вернемся к делу. Какую помощь вы можете нам оказать?

Товарищ Октябрьский засмеялся:

– Сварю суп, налью в тарелочку, заправлю вам за воротник крахмальную салфетку, поднесу ко рту ложку, да еще скажу: «Кушай, деточка». Вам останется только ротик открыть.

– А если без аллегорий?

– А если без аллегорий, то положение, господа диверсанты, у вас на сегодняшний день такое. Вас разыскивают все службы ГПУ. На улицах и на дорогах патрули. Все больницы, медпункты и частные врачи предупреждены, что к ним может обратиться человек с поверхностным ранением кожных тканей головы и, возможно, сотрясением мозга. На случай, если группа попытается уйти из Москвы, на всех вокзалах установлен режим спецнаблюдения. Разумеется, всюду, куда нужно, разосланы ваши словесные портреты. По моим сведениям, за одни только последние сутки задержано для опознания 48 китайцев, корейцев, киргизов и прочих калмыков пожилого возраста – спасибо почтенному… Как вас зовут, дедушка? – поклонился он Айзенкопфу.

– Сяо Линь.

– …Спасибо почтенному Сяо Линю. Общая ситуация понятна?

– Понятна. Что же мы можем сделать, если нам даже на улице появляться опасно? – Норд тревожно переглянулся с коллегами.

– Без меня ничего. Со мной – всё.

– Например?

– Например, вы можете придавить гадину в ее собственном логове. – Октябрьский сделал руками жест, будто сворачивал кому-то шею.

– Где? На даче?

– Э, нет. Про дачу забудьте. Вокруг нее теперь зона «Три нуля», то есть тройное оцепление. По пути следования громовского кортежа меры безопасности тоже усилены: директору выделен броневик, по всему маршруту расставлены посты. Единственное звено, режим которого оставлен без изменений, – собственно Институт. Считается, что там всё благополучно, мышонок не проскочит. Вот по Институту, где нас не ждут, мы и ударим. Логика ясна?

Гальтона немного раздражала манера контрразведчика вести беседу – будто учитель втолковывает урок туповатому классу и всё время проверяет, понятно ли недоумкам сказанное. Но предложение звучало аппетитно. Ведь кроме самого Громова в Институте находится и «сыворотка гениальности». Материалист Октябрьский в нее пускай не верит, однако очень хотелось бы заполучить ее для лабораторного исследования.

– Логика ясна. Будем разрабатывать сценарий операции?

– Да всё уже разработано. – Орденоносный красавец подмигнул. – И роли распределены. Я буду Бертран, а вы Ратон.

Доктор наморщил лоб.

– В каком смысле?

– Ну, я обезьяна, а вы – кот.

Но Гальтон всё равно не понял.

Ему на помощь пришла Зоя.

– Это из басни Лафонтена. « Bertrand avec Raton, l'un singe et l'autre chat, commensaux d'un logis, avaient un commun maitre ». Про кота, который таскал для обезьяны каштаны из огня.

– А-а, – протянул Норд, уязвленный сконфуженностью, прозвучавшей в ее голосе. Она что, стесняется за своего предводителя перед этим большевистским позёром? – Я знаю про каштаны из огня. Просто как-то не сопоставил…

– На роль каштана в нашей басне назначен некто Громов, – все тем же шутливым тоном продолжил Октябрьский. – Вы мне его добудете. Обычно говорят «живым или мертвым», но я этого не прошу. Мертвым, только мертвым. Причем по-настоящему, с простреленной башкой. Я могу в этом смысле на вас рассчитывать?

– Моя пловелит, – уверенно пообещал Айзенкопф. – Мудлый Кун-цзы сказала: «Хочешь убить клыса – убей ее тли лаза».

– Вот-вот. Мудрый Кун-цзы прав. – Контрразведчик посерьезнел. – Ну а теперь шутки в сторону. Вы получите от меня самые точные данные, все необходимые инструкции. За приятной беседой время пролетит быстро. Не заметим, как ночь наступит. А там попьем чайку, и, как у вас говорится, Godspeed .

Вскоре после полуночи

в один из дворов университетского квартала, тихо пофыркивая мотором, въехал мотоциклет с коляской и уверенно подкатил к неприметному флигелю, что стоял сбоку от ярко освещенного Музея нового человечества.

«Институт, граждане диверсанты, находится под землей, на смежной с музеем территории. Флигелек не более чем прикрытие. Под ним двухэтажный бункер. На минус первом уровне работают рядовые сотрудники, их ночью не будет. Минус второй уровень предназначен для одного Громова. Он попадает на службу прямиком через подземный гараж, который тоже расположен на этаже „минус 2“. Но туда вы не полезете, потому что ворота гаража без шума не открыть, а проникнуть через Музей невозможно – слишком много охраны. Придется вам идти долгим, кружным путем, через проходную Института. Именно так попадают на работу обычные сотрудники. Ночью в проходной дежурят четыре охранника. С ними надо действовать вот как…»

Из коляски мотоцикла вылез человек в шлеме и кожаном пальто. На плече у него висел планшет на длинном ремешке. Еще двое остались в седлах.

Вокруг было тихо и безлюдно. Моросил мелкий дождь.

Человек с планшетом подошел к двери, которая была подсвечена тусклой лампочкой, и позвонил в массивную дверь. Она осталась закрытой, но внутри что-то пискнуло.

Тогда кожаный наклонился к филенке, в которую был вмонтирован микрофон.

– Пакет от товарища Картусова. Должны были протелефонировать.

– Фамилию назови, – проскрипела филенка.

– Курьер Курманбаев.

Дверь с тихим щелканьем приоткрылась.

Курьер вошел и быстро оглядел помещение раскосыми азиатскими глазами.

В проходной горел яркий свет, который не просачивался наружу, потому что металлические жалюзи были плотно закрыты. Довольно просторную комнату делил пополам деревянный барьер с дверцей. Проходная как проходная: голые стены с портретами вождей, стол с ободранной клеенкой, на столе телефон. Только ночных вахтеров многовато – четверо. И все как на подбор рослые, крепкие, в ладно подогнанной форме. Один сидел за столом, трое стояли у него за спиной, у каждого на поясе одинаковая кобура. « Маузер К-96 », отметил курьер Курманбаев, 20-зарядный. Серьезное оружие.

– Чего это вы втроем? – спросил сидящий. Из этого следовало, что хоть жалюзи и закрыты, но вести наблюдение за двором это не мешает.

– Новая инструкция. Повышенные меры безопасности. Курьеру кроме водителя положен сопровождающий.

Старший кивнул, новшество его не удивило.

– Давай пакет. Запишу.

Он раскрыл книгу, а Курманбаев полез в планшет, но хлопнул себя по лбу.

– Я же его за пазуху перепрятал, чтоб дождиком не подмочило…

Расстегнул свое широкое пальто, но вместо пакета вытащил оттуда пистолет-пулемет Томпсона с какой-то блямбой, прикрученной к стволу.

«Оружие использовать только американского производства. Будете уходить – бросите, как говорится, на месте злодеяния».

Дуло хищно заплевалось огнем и дымом, пули полетели вкривь и вкось, дырявя стены и мебель. Но очередь была такая щедрая, что хватило и на чекистов. Старшего швырнуло на пол вместе со стулом, остальные трое тоже были буквально изрешечены. Но курьеру этого показалось мало. Он переключил свое оружие в режим одиночных выстрелов и аккуратно прострелил каждому из упавших голову. Скуластое лицо педанта не выражало никаких эмоций. Выстрелы были негромкие, похожие на сочные плевки: плюм, плюм, плюм, плюм.

Закончив свою кровавую работу, убийца нажал на столе кнопку. Входная дверь, щелкнув, приотворилась. В проходную быстро вошли двое остальных седоков мотоциклета, мужчина и женщина, причем он налегке, а она с тяжелым ранцем за спиной.

– Боже! – женщина зажала нос.

В комнате пахло порохом, кровью и потрохами.

Мужчина, морщась, оглядел трупы.

– Зачем было тратить столько патронов, Курт?

– Попробовали бы сами палить из «томсона» с глушителем! Будто газон из шланга поливаешь. Эта штука годится только для чикагских гангстеров!

Мужчины разговаривали, а женщина времени не теряла. Она вынула из ранца полевой телефон , подключила его к пульту коммутатора и повесила себе через плечо катушку.

– Связь есть, – доложила она.

«Из проходной спуститесь по лестнице на один уровень».

– Туда, – показал Норд на дверь, расположенную напротив входа.

Они гуськом спустились по бетонной лестнице: впереди Курт, на ходу вставлявший в автомат новый диск, вторым – Гальтон с «кольтом» в руке, сзади Зоя, на боку у которой крутилась катушка, отматывая телефонный провод.

Длинный коридор, залитый ровным светом ламп; по обе стороны – двери с номерами.

«На минус первом ночью никого нет, двери кабинетов и лабораторий заперты. Нужно пройти до конца. Там еще одна лестница…»

– Я первый, здесь охраны нет.

Доктор обогнал Айзенкопфа, посмотрел на часы. Ноль девятнадцать. Еще одиннадцать минут, можно не торопиться. Почему бы не посмотреть, как выглядит какая-нибудь из лабораторий.

– Можете открыть? – спросил он биохимика, остановившись наугад у одной из дверей.

Курт повозился с замком секунд десять, повернул ручку.

– Прошу.

За дверью находилась комната, вся выложенная белоснежным кафелем. Столы блеснули в луче фонарика полированными металлическими поверхностями. На одном из них был установлен громоздкий аппарат непонятного назначения. Гальтон подошел, осветил табличку с угловатыми готическими буковками.

– А, это и есть знаменитый электрический супермикротом, – сказал Айзенкопф. – Наш, германский прибор. Позволяет делать срезы толщиной в один микрон. Изготовлен в единственном экземпляре по спецзаказу Москвы. Стоил двести тысяч рейхсмарок! Его используют для препарирования мозгового вещества.

– Говорите, в единственном экземпляре?

Гальтон поднял револьвер, к стволу которого был прикручен глушитель, и разрядил в супермикротом весь барабан. Двести тысяч рейхсмарок жалобно звякнули, разлетелись снопом золотых искр.

– Идем, пора спускаться на минус второй.

«В ноль тридцать вы должны быть у дверей минус второго уровня. Пока не позвоню, ничего не предпринимайте. Можете помолиться. In God we trust , и все такое. На директорском этаже без помощи Божьей вам будет худо…»

Вторая лестница выглядела точно так же, как первая, но ее нижний пролет упирался в глухую стальную панель. Ни замка, ни ручки, лишь сбоку черная кнопка звонка.

– Ровно половина, – посмотрел на часы Айзенкопф.

– Он сказал, что, возможно, придется подождать… Интересно, откуда он будет звонить?

– Из своего кабинета. Или из какого-нибудь другого тихого места, – покривила губы Зоя. – Он ведь Бертран, он рисковать не станет.

Гальтон не отрываясь смотрел на циферблат. Было так тихо, что отчетливо слышался каждый шажок секундной стрелки.

*

Во время инструктажа товарищ Октябрьский сказал:

– Вход на директорский этаж существует всего один – через дежурку, защищенную стальной дверью. Громов попадает туда прямо из гаража. Сотрудники, которых к нему вызывают, спускаются по лестнице. В любом случае нужно проходить через комнату, где сидят дежурные. Их только двое, зато оба первой категории. Охранник первой категории – это вроде ходячего броневика. Справиться с таким очень трудно. Только если напасть врасплох, а «расплохов» у них практически не бывает. Тем не менее, придется вам их обезвредить.

– То есть убить, – с намеренной жесткостью уточнил Норд. – Не жалко вам своих товарищей?

Вопрос был необязательный, но этот самоуверенный манипулятор здорово раздражал доктора своей насмешливой снисходительностью, а еще больше тем, как нагло поглядывал он на Зою.

Стрела попала в цель. Усмешка пропала с чеканного лица контрразведчика. Брови насупились, голос зазвенел.

– Еще как жалко! Они ни в чем не виноваты, лишь честно выполняют свою службу. Но революционная диалектика штука суровая. Всякий, кто оказывается препятствием на пути к цели, должен быть устранен. Времена не располагают к сантиментам. Жалость – проявление слабости, а кто слаб, проигрывает… – Он вдруг снова усмехнулся, глядя на Гальтона. – Ба, доктор, а может, это вы сами робеете? Боитесь руки кровью испачкать? Это ведь противоречит христианской морали. Вы подумайте. До Громова придется добираться по груде трупов.

– Тлупы это нисево, – успокоил Октябрьского несентиментальный Сяо Линь. – Доктол луководи, моя стлеляй. Моя убивай сибко-сибко легко.

Княжна хищно прибавила:

– У меня тоже рука не дрогнет. Я чекистскую братию всю бы истребила, до последнего мерзавца.

– Ой нет, прекрасная амазонка. – Русский погрозил ей пальцем. – Для вас я приготовил более мирное занятие. Будете телефонной барышней. Я за четверть часа научу вас управляться с полевым аппаратом.

– Я такой же боец, как они!

– Не такой же, а куда более важный, – ласково, будто капризничающему ребенку, сказал ей контрразведчик. – Без телефона ничего не получится. Во-первых, провод поможет вам, не путаясь и не теряя времени, найти обратную дорогу через лабиринт…

– Какой еще лабиринт?

– …А во-вторых, без телефона вы не узнаете пароль.

И Октябрьский рассказал следующее.

На директорском этаже особый режим, там устроена беспрецедентная система многослойной защиты. Попасть в лабораторию Громова можно лишь по особому мандату, которым Октябрьский с Кроллем воспользовались во время неудачного покушения. Однако теперь и мандата недостаточно – пропуск должен сопровождаться звонком директору лично от Картусова. Еще существует пароль для нарочных и курьеров. Он дает допуск лишь в самую первую комнату, к дежурным, но иного способа проникнуть на «минус второй» не существует.

Справиться с двумя охранниками первой категории непросто, однако это еще цветочки. Самое трудное – выбрать правильный путь через анфиладу смежных комнат. Дело в том, что этаж состоит из 25 совершенно идентичных квадратных отсеков, каждый площадью в 40 метров. Каждую смену маршрут, которым надлежит следовать, чтобы попасть в лабораторию, меняется. Неизменными остаются лишь исходная точка – дежурка и конечный пункт – лаборатория. Все промежуточные отсеки – не более чем дополнительные уровни защиты, ведь «минус второй» создан для одного-единственного человека, который сидит в этом лабиринте наподобие Минотавра .

Схема этажа выглядит вот так:

Три комнаты, непосредственно примыкающие к кабинету-лаборатории, выполняют функцию приемных-секретариатов. Каждый раз используется лишь одна из них, остальные две запираются.

Для того чтобы добраться до лаборатории, нужно, во-первых, знать маршрут нынешней смены. Если сунуться не в ту дверь, сразу включится сигнал тревоги. Но этого мало. В каждом помещении по пути следования дежурит по часовому. Это охранники второй категории, что соответствует уровню подготовки армейского разведчика. Однако особых навыков от часового и не требуется. При стуке в дверь он, согласно инструкции, должен достать оружие и снять его с предохранителя. Входящий сразу оказывается на мушке. Тем не менее часовых одного за другим нужно снять, не дав ни одному из них выстрелить. Комнаты устроены по принципу водонепроницаемых отсеков подводной лодки и обладают высокой степенью звукоизоляции, но выстрел без глушителя будет услышан охранником в соседнем помещении.

Методика продвижения по лабиринту следующая: постучать в дверь; снять часового: быстро просверлить дырку для телефонного шнура; закрыть переборку (она не может оставаться открытой долее трех минут – иначе сработает сигнализация); двигаться дальше.

– Когда я гулял по лабиринту с лукавым Кроликом, фарватер был вот какой.

Октябрьский положил на стол смятый листок.

– Какая загогулина у них там сегодня, мне сообщат только в полпервого ночи. Вместе с паролем для дежурки. Стало быть к 00:30 вы должны быть перед стальной дверью. Я звоню, называю пароль, вы кидаетесь на штурм. Без криков «ура!». Молча. С этого момента вы все время будете со мной на связи. Если случится что-то непредвиденное у вас или меня, будем принимать решения на ходу. Сегодня день, когда Громов едет в Кремль вкалывать товарищу Сталину очередную порцию своей дряни. Это значит, что кортеж прибудет за ним в 2.00, а не в 2.15, как в те дни, когда профессор едет домой баиньки. У вас на всё про всё максимум 90 минут – надо еще успеть унести ноги. Мы ведь не хотим, чтобы чекисты вас зацапали?

– 90 минут – вполне достаточно, – заметил Гальтон.

– Я сказал: «на всё про всё». А в приемной-секретариате перед кабинетом Громова вы должны оказаться в 00:55 и ни секундой позднее. То есть на прорыв через лабиринт у вас не более 25 минут.

– Почему в 00:55?

– По кочану. Если вы, Норд, собираетесь задавать столько вопросов по телефону из бункера, давайте я вас лучше сразу пристрелю. Без лишних мучений.

*

– Уже ноль тридцать одна, – нервно сказала княжна, не сводя глаз с аппарата.

В ту же секунду телефон заурчал, и она схватила трубку.

– Бертран говорит: пароль « Сакко и Ванцетти ».

Кто? Сначала Норд удивился, потом вспомнил: это двое анархистов, казненных в Массачусетсе за убийство инкассаторов. У коммунистов они считаются героями. Ванцетти так Ванцетти.

– Хорошо. Что бы ни случилось, не рассоединяйся. Курт, давайте. Как договорились.

Договорились так: Айзенкопф прямо с порога, не целясь (с «томпсоном» это все равно бесполезно), поливает дежурку сплошным огнем, пока не иссякнет магазин. Стрельбу он ведет, широко расставив ноги. Норд падает на пол и дублирует прицельными выстрелами из партера.

Невозмутимо кивнув, немец подошел к двери и вдавил кнопку замка.

– «Сакко и Ванцетти», – громко сказал он, и стальная перегородка отъехала.

Еще до того как она раскрылась полностью, в зазор просунулось уродливое дуло автомата и начало изрыгать сердито шипящее пламя. Гальтон немного замешкался. Пришлось дождаться, когда биохимик шагнет через порог и встанет там перевернутой буквой Y. Как только это произошло, доктор упал, вытянув руку с «кольтом» вперед. Прицельная стрельба требует хотя бы минимального осмотра зоны огня.

В зоне огня Норд увидел помещение, по устройству очень похожее на проходную верхнего этажа, но гораздо богаче обставленное. Мебель здесь была мореного дуба, стены задрапированы кумачом. Напротив входа висел портрет Иосифа Сталина в полный рост, а на стойке посверкивал начищенной бронзой небольшой бюст Ленина .

Все эти детали были несущественны, да Гальтон к ним и не приглядывался. Значение имели только охранники.

В момент, когда начала открываться дверь, они, должно быть, сидели за стойкой, но доктор застал их уже вскочившими. Увидел, как одного поперек груди вспарывает очередь. Второму пуля попала в правое плечо, но на этом выстрелы оборвались – «томпсон» заклинило.

Не оглянувшись на упавшего напарника, даже не схватившись за простреленное плечо, раненый с непостижимой быстротой качнулся в сторону – пуля из «кольта» прошла мимо. Гальтон ожидал, что чекист схватится за кобуру, однако тот поступил совершенно неожиданным образом: левой рукой цапнул со стойки бюст и метнул в Курта, яростно дергавшего затвор.

Сверкнув полированной лысиной, Ильич со свистом рассек воздух и ударил Айзенкопфу в середину лба. Немец без звука опрокинулся, придавив Гальтона.

Всё пропало, успел подумать доктор, отчаянно спихивая с себя тяжелое тело. Сейчас чекист откроет пальбу, на выстрелы набегут остальные, и конец!

Но выстрел грянул приглушенный, чмокающий. Это Зоя, не выпуская телефонной трубки, выстрелила через головы своих поверженных коллег из «браунинга».

Приподнявшись, Гальтон увидел, что она не промахнулась. Второй охранник, хоть и успел вытащить «маузер», стрелять уже не мог – прямо между глаз у него чернела дырка. За ней появилась и вторая, чуть выше. Убитый рухнул.

– Что с Куртом? – спросила Зоя.

Немец лежал, закатив глаза. У человека с нормальным лицом из рассеченного лба хлестала бы кровь, но у Айзенкопфа всего лишь отпечаталсь треугольная вмятина.

– Жив… – Норд нащупал пульс. – Оглушен. Неудивительно – от такого удара. Придется оставить его здесь. Заберем на обратном пути.

Доктор был потрясен. Вот так «первая категория»! Операция едва началась, а главная ударная сила отряда уже потеряна!

– Он спрашивает, как дела. – Зоя прикрыла ладонью микрофон аппарата. – Что отвечать?

– Дай… Мы внутри, – сказал доктор в трубку. – Сяо Линь выбыл. Но операция продолжается.

– Уверены? – помолчав, спросил Октябрьский. – Впереди лабиринт. А за ним секретариат, где двое охранников не первой – высшей категории.

Доктор раздраженно ответил:

– Уверен, не уверен – какая разница. Сейчас лишние вопросы задаете вы. Давайте маршрут, время идет!

– Ладно. Помечайте. Вы видите три двери. Правильная – та, что налево. Оттуда прямо. Потом направо. Успеваете?

– Да.

На листке заранее была нарисована схема этажа, и сейчас Гальтон лишь проставлял на ней стрелки.

– Значит, восемь охранников второй категории и два высшей? – наскоро посчитал он. – До нуля пятидесяти пяти остается девятнадцать минут. Нужно спешить.

– Вперед, Ратон. За каштаном! Стучаться в дверь сегодня нужно так. – Октябрьский пощелкал ногтем по микрофону: раз-два-три, потом еще два раза. – После каждого отсека докладывайте. Я всё время на связи.

*

Очень не хотелось подвергать Зою опасности, но теперь их осталось только двое. К тому же княжна не раз доказала, что ее опекать не нужно. Еще неизвестно, кто из них двоих метче и быстрее стреляет.

– Сними ранец и катушку. – Гальтон встал сбоку от левой двери, держа «кольт» наготове. Одернул на ней черную чекистскую кожанку, поправил фуражку со звездочкой. – Стучи в дверь. Когда он отопрет, будь вся на виду. Особенно руки. Как только он чуть-чуть расслабится, качни головой. И отскакивай.

– Ясно. Ты готов?

– Да.

Она громко постучала: тук-тук-тук, тук-тук. Через несколько секунд в двери что-то звякнуло. Зоя взялась за ручку и медленно отодвинула перегородку.

– С мандатом к товарищу директору, – сказал она.

Мужской голос ответил:

– Минуту, товарищ. Я должен позвонить на центральный пост. Такова новая инструкция.

– Из дежурки уже звонили. Теперь что, из каждой комнаты будут телефонировать? – недовольно произнесла княжна. – За час не доберешься!

– Особый режим. Иначе нельзя.

Зоя качнула головой – должно быть, чекист опустил оружие или повернулся к телефону.

Гальтон высунулся из-за двери, но Зоя, которая должна была освободить проем, не отскочила, и доктор ударился о нее плечом. Из-за этого пуля прошла мимо цели.

Человек в военной форме, собиравшийся снять с аппарата трубку, изумленно уставился на стену, от которой отлетели крошки штукатурки. Потом быстро повернулся к двери, вскинул руку с «маузером», но три следующих выстрела – две из «кольта» и один из «браунинга» – смели его со стула.

– Ты почему не отскочила?!

– А если бы ты промахнулся? Я должна была тебя подстраховать.

– Слушай, так не пойдет! – взбеленился Гальтон. – Делай, как я говорю. Иначе мы супа не сварим!

– Каши не сварим. Ты забываешь поговорки. Скорей доставай дрель. Дверь нельзя держать открытой больше трех минут.

Бормоча ругательства, доктор вынул маленькую, но мощную дрель, которой его снабдил Октябрьский.

– Скорей! Что ты возишься? – торопила княжна, следя за секундной стрелкой.

– Я не токарь, я ученый! …Готово. Вынь штекер. Суй сюда. Закрываю.

Еле успели. А впереди еще семь таких же отсеков. Не считая секретариата… Норд вытер со лба пот.

Зоя совала ему трубку.

– Нужно сообщить Ратону.

Выслушав сообщение, Октябрьский недовольно заметил:

– Долго провозились. Остается всего 14 минут. Живей, живей! Вы же кот, не черепаха!

– And you are a…!

Гальтон объяснил на простом и грубом английском, кем он считает телефонного подгонялу. Понял русский или нет, неизвестно.

– Попробуй только не отскочить! – свирепо предупредил доктор княжну. – Так плечом толкну – полетишь вверх тормашками!

И Зоя уяснила, что это не шутка.

Постучала, отодвинула перегородку, обменялась с часовым парой фраз (всё то же – про особый режим и звонок на центральный пост), а потом резво отпрыгнула в сторону. Норд высунулся и уложил чекиста одним точным выстрелом – можно сказать, реабилитировался за прежние конфузы.

Дырку на сей раз тоже просверлил гораздо быстрее.

– Две минуты десять секунд, – доложила Зоя.

Октябрьский напомнил:

– Остается двенадцать минут.

Как будто Гальтон не мог вычесть два из четырнадцати.

А дальше пошло еще быстрей.

С третьей комнатой, третьим часовым и третьей дыркой управились за минуту сорок.

Четвертый этап преодолели за 85 секунд. Правда, здесь на часового ушло две пули – после первой он еще шевелился и разевал рот.

– Передохнем минуту, а? – попросил доктор, чувствуя, как снизу, от коленей, подступает нервная дрожь. – Я же не мясник. И не Айзенкопф. За несколько минут я убил четверых человек.

Она предложила:

– Давай дальше я. Для меня эти кирпичномордые не люди. Знаешь, что чекисты вытворяли во время Гражданской войны? Теперь ты открывай дверь и заговаривай зубы, а я буду стрелять. Отскакивать не нужно. Я скромнее тебя, мне много места не потребуется.

Предыдущие охранники, увидев женщину, почти сразу же опускали пистолет. Пятый чекист держал Гальтона на мушке всё время, пока они разговаривали. Трубку с аппарата он снял левой рукой, продолжая настороженно смотреть на вошедшего.