Текст книги "По следам группы Дятлова"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Повесть-расследование

Авторское вступление

 Я ознакомился с существующими версиями трагедии. Их много. У каждой есть свои сторонники, которые весьма убедительно критикуют конкурирующие гипотезы и не очень убедительно отстаивают свою собственную.  При этом на первый план выдвигаются факты и детали, которые вписываются в предлагаемую концепцию, а всё противоречащее ей дезавуируется или игнорируется. Так оно, впрочем, обычно и бывает в подобных дискуссиях.

         Сам я, пожалуй, готов присоединиться к одной из существующих версий и потом обязательно расскажу, к какой именно. Только сначала предлагаю устроить совместное расследование. Давайте пройдем по канве  событий и посмотрим, какой сюжет психологически устраивает большинство из вас.

         Слово «сюжет» я употребил не случайно.

         В предыдущем посте я вскользь упомянул о сложности, с которой столкнулся, когда стал копаться в этой таинственной истории. Сложность эта этического свойства.

         Понимаете, девять погибших лыжников – реальные люди. У них наверняка остались родственники, знакомые. Не хочется никого обижать и травмировать слишком вольной игрой ума. Да, прошло больше полувека, но для кого-то дятловцы – живая память, а не персонажи квеста. Для меня теперь, когда я прочитал про каждого, они тоже не фигуры на шахматной доске.

Все симпатичные. Всех жалко. Это Игорь Дятлов, Зина Колмогорова, Семен Золотарев

В конце концов я решил, что поступлю естественным для писателя образом: беллетризую повествование.

         Я изменил имена. Кто захочет искать сходство с прототипами – ради бога. Но это не те, жившие когда-то люди. Из двух девушек, Зины Колмогоровой и Люды Дубининой я даже сделал микс и поделил его надвое так, что определить кто есть кто невозможно.

         При этом все фактические обстоятельства драмы, разыгравшейся февральской ночью 1959 года, я сохраняю в точности. За исключением финала, конечно. Но его ведь все равно никто не знает, верно?

         Наши следственные действия будут разделены на три этапа. Я даю старт и излагаю ход событий, но направление и итог зависят только от вас. Предлагается девять версий.  Две из них я сочинил сам, разгулялось воображение. Остальные – традиционные. Восемь версий вы отсеете – коллегиально. Останется одна, консенсусная.

         В самом конце я объясню, как была устроена внутренняя механика выбора алгоритмов, а также расскажу, сторонником какой из гипотез являюсь я.

Ну что, готовы?

         Сосредоточились…

         Вперед!

ЧАСТЬ I

 

 То, что вы видите это не картина Малевича. Это фотография, сделанная над Северным Уралом американским самолетом-разведчиком U-2 первого февраля 1959 года в 21.52 c высоты 20.000 метров. На сотни километров – ни одного населенного пункта, ни единого огонька.

Выше – с пятисоткратным увеличением – крошечный фрагмент центральной части того же снимка. Серый фон – это голый заснеженный склон горы. Маленькое прямоугольное пятнышко – палатка, поставленная на плоской площадке. Из-под брезента сочится слабый свет.

         Там, на четырехметровом пространстве, в тесноте да не в обиде, сидят девять молодых людей: семь мужчин, две девушки. Никто не ждет беды, но через восемь  минут произойдет  страшное.

***

– Не верите – не надо, – проворчал Юрка Донченко. – Честное слово, видел! Прямо у вершины горы. Небольшой такой огненный шар. Пока вы вылезали, он исчез.

         В ответ раздался смех. У Юрки была репутация трепача и выдумщика. Только добрая Люда Коломийцева сказала:

         – Это наверно кто-нибудь костер жег.

         Но Донченко заступничества не принял.

         – Ага, костер. Шар был круглый и двигался!

         – Я знаю. Это были огни святого Эльма! – с серьезным видом изрек Саша Копцов, посасывая трубку. Она была незажжена, курить в палатке не разрешалось, но Саше нравилось держать в зубах мундштук вишневого дерева. В походе он перестал бриться и надеялся, что за две недели обрастет бородой.

         Все опять засмеялись. Насмешить эту компанию было нетрудно.

         – Нечистая сила! – подхватил другой Юрка, Криворученко. Он был редактором походной стенгазеты. Выводил на тетрадном листе лозунг: «Встретим 21 съезд увеличением туристорождаемости!», подсвечивая себе электрическим фонариком. Для творческого труда слабого света от двух спиртовых ламп было маловато.

         – Лучше нечистая сила, чем костер, – веско сказал Максим Зайцев. –  Хорошие люди в такой глуши бродить не станут.

         Все посмотрели на него, а Зайцев с непроницаемым видом подкрутил мушкетерский ус. Это был мужчина под сорок, намного старше остальных. Сидел он в одной рубашке, холод ему был нипочем. Сквозь расстегнутый ворот виднелась крепкая волосатая грудь и верх синей татуировки: то ли богатырский шлем, то ли купол церкви.

         Максим Зайцев с самого первого дня похода поставил себя наособицу. То ли из-за разницы в возрасте. То ли из-за того, что чувствовал себя чужим в сплоченной компании студентов и выпускников Уральского политеха. Зайцев работал на Усть-Лобзинской турбазе инструктором и в походе участвовал – как шутил сам – «не от безделья, а за зарплату». Ребята про него знали немногое. Фронтовик, четыре ордена. А еще Юрка Донченко, у которого батя раньше служил охранником в лагере, рассказал остальным, когда инструктора не было рядом, что тот, наверное, сидел. Такие татуировки абы кому не делают. Однако Юрка, как уже говорилось, слыл фантазером, и большой веры ему не было.

         Подержав паузу, Зайцев подмигнул:

         – Спокойно, ботва. Дедушка с вами.

         Ему нравилось пугать туристов, но молодежь не испугалась, а заинтересовалась.

         – Кто в этих местах может жечь костры? – с любопытством спросил Марат Лебедев. – Охотники? Беркены?

         В безлюдных лесах и горах с незапамятных времен обитал скуластый, низкорослый народец. В энциклопедиях его причисляли к малым народностям Севера, хотя точной численности этого охотничьего племени никто не знал. Новорожденных и умерших они не регистрировали, детей от школы прятали, в армии не служили, в больницах не лечились. Жили при советской власти так же, как при царях – били зверя да пили водку. Ни с русскими, ни с манси не роднились, всё сами по себе: никто им не нужен, и они тоже никому ни за чем не сдались.

         Туристы на пути ни одного беркена не встретили. Только на деревьях кое-где попадались непонятные письмена, вырезанные ножом – переписка лесных обитателей.

         – Я слыхал, – оживился Донченко, – будто где-то в горах есть капище Беркен-Чага, ихнего бога. И будто беркены таскают к нему в подношение золотой песок и самоцветы.

         – Брехня, – отрезал Зайцев. – Если б беркены умели мыть золото, продавали бы. Никогда такого не бывало. А самоцветов в этих краях нету.

         Но Юрке хотелось интересного.

         – А еще говорят, здесь по речкам и ручьям добывают золото черные старатели. Из кавказских выселенцев. Кого встретят в лесу – режут.

         – Черные артельщики есть, это правда, – солидно кивнул Максим. – Мужики лихие, живут по своим законам. Но зимой какое золото? Все ручьи промерзли. Гуляют старатели в городах, по ресторанам.

         В палатке был не такой мороз, как на улице, но всё же минус. Все сидели в свитерах, в шерстяных носках. Обувь была сложена в углу, у железной печки. Перед тем как лечь спать, все надевали валенки или войлочные тапки, но сначала как следует их нагревали. Только печка-самоделка сегодня что-то капризничала. Дежурный по лагерю Коля Шмит  провозился с ней битый час и плюнул. Сходил в ближний лесок, сложил у входа в палатку кучу хвороста для завтрашнего костра. По вечерам лыжники питались всухомятку, только разогревали на спиртовке чайник. Зато утром обязательно ели горячее: кашу с тушенкой, бульон из кубиков.

         Пока остальные болтали, Шмит трудился. Разложил на клеенке сухари, стал резать корейку. Торопился – по распорядку ужин начинался в десять.

         Режим в походе соблюдался строго. С Игорем Долотовым,  старшим группы, шутки плохи. Так-то он был парень свойский, веселый, но малость ушибленный общественной работой. Говорил: «Это не просто турпоход, это идеологическое мероприятие. Никаких карт, никаких блатных песен. И железно сухой закон».

         Пока разбивали палатку, Долотов один поднялся на утес – установил памятный вымпел в честь XXI съезда КПСС. Звал с собой, но добровольцев зябнуть на ледяном ветру не сыскалось.

         Сейчас Игорь сидел и дулся. Не только из-за вымпела.

         Его злило, что все так почтительны с Зайцевым. Что бы ни наплел – верят: про беркенов, про черных старателей.

         Захотелось тоже рассказать что-нибудь интересное.

         – А я вот чего нашел, – вспомнил Игорь. – Глядите.

         Достал две длинные тряпки.

         – Портянки что ли? – наморщила нос Люда. – Зачем ты их притащил?

         – Передайте-ка мне… – Зайцев внимательно рассмотрел  грязно-серые полосы материи. – Это же солдатские обмотки. В начале войны такие были… Нет, ткань другая. Мягче, теплее. Совсем протерлась. Откуда они тут? Главное, недолго провалялись, даже не задубели от мороза. Не иначе, вертолет пролетал, мусор выкинул, ветром разметало.

         Снова все, развесив уши, слушали этого пижона, хотя находка была его, Игоря!

         Имелась еще одна причина, по которой Долотов глядел на инструктора с ненавистью. Причина эта носила нежное имя Зина и сидела рядом с Игорем. Они все время держались вместе: где он, там и она; где она, там и он.

         Но сегодня вечером Зина Добрынина была на себя непохожа. Молчала, нервно ежилась, иногда вздрагивала. Долотову казалось, будто между ними возникла прозрачная непроницаемая стенка. Он почувствовал эту преграду сразу же, как только спустился к палатке с утеса.

         – Большая гора вон там (Зина показала в сторону и вверх) называется у беркенов "Гора Мертвецов". Слышите, как она гудит? Всё время гудит, весь вечер.

         Все замолчали, прислушались.

         – Ага, – неуверенно сказал Донченко. – Вроде как порыкивает.

         Но никто его не поддержал, а Зайцев кинул на девушку какой-то особенный взгляд, смысл которого Игорь не понял и от этого еще больше разозлился.

         Зина продолжила, ни к кому не обращаясь:

         – Я читала, что беркены считают себя бессмертными. Они верят, что человек ныряет в смерть, как в воду. Выныривает в другом времени, и там он снова живой. Еще я читала, что мертвецов они не зарывают, а укладывают в пещеры. Но это неправда…

         – Откуда ты знаешь, что неправда? – спросил Долотов.

         Где Зина прочитала про верования беркенов, он не спросил – она вечно сидела, уткнувшись в какую-нибудь книжку.

         – Алё, на камбузе! – гаркнул Зайцев дежурному. – Колька, уже десять! Жрать охота!

         – Без двух минут, – ответил Шмит, быстро работая ножом.

         Наклонившись к соседке, Долотов спросил:

         – Куда ты с ним ходила, пока я устанавливал вымпел?

         – Никуда.

         – Не ври! Людка сказала, что вы с Зайцевым спустились из леса, с Горы Мертвецов.

         – Я просто хотела посмотреть на засечки, – быстро ответила Зина, но поглядела не на Игоря – на Зайцева. Тот тоже на нее смотрел. – Там стволы деревьев почти все в узорах…  Я хотела сфотографировать, но затвор от холода заело. А Максим меня сам догнал. Нельзя, говорит, в лес одной ходить. Инструкция.

         – Тоже мне инструктор, – оскалился Долотов, страдая. – И чего там, на горе?

         – Там…

         Зайцев –  у него был превосходный слух –  поднес палец ко рту, будто губу почесал или пригладил ус. Зина осеклась.

         Это окончательно добило Игоря.

         – Целовалась с ним? – прошипел он девушке в самое ухо.

         Она вспыхнула.

         – Дурак! Ничего тебе больше не скажу!

         Дежурный по лагерю, гордый своей пунктуальностью, объявил:

         – Ровно двадцать два ноль ноль. Сеньоры и сеньориты, кушать подано!

Вдруг земля содрогнулась.

         Мощный удар обрушился на палатку со стороны, обращенной к горе.

         Полог прогнулся почти до самой земли.

         Свет погас. Наступила кромешная тьма.

         Никто даже не вскрикнул – так это было неожиданно и страшно.

         Наступила абсолютная тишина. Казалось, стихла даже вьюга, только что трепавшая края брезента и завывавшая в ночи голодной волчицей.

ЧАСТЬ II

Авторская ремарка

Я хочу обратиться к «дятловедам», которые упрекают меня в разного рода вольностях. Я не утверждаю, что всё было именно так, как я описываю. Это беллетристика. Погодите, то ли еще в третьей части будет.

Вот реальные, а не беллетристические следы группы Дятлова (фото из материалов следствия)

– Спокойно, товарищи! – бодрясь сказал Долотов. – Это лавина. Если бы накрыла, нас бы уже не было!

         – Не накрыла так накроет, – отозвался с другого конца палатки инструктор Зайцев. – Притормозила на плоском месте. Сейчас ветер посильней дунет – и кранты. Полундра!

         Он попробовал нащупать застежки на клапанной дверце, чертыхнулся, открыл складной нож, рассек тесемки. Снаружи была сплошная снежная стена.

         – Режь крышу, у кого ножи есть, скорее! – закричал Зайцев и, оттолкнув соседа, попробовал проткнуть палатку. Но она накренилась и провисла, разрезать ее было непросто.

         Игорю Долотову не понравилось, что распоряжается кто-то другой.

         – Всем приподняться! Натянуть палатку спинами! Колька, у тебя тоже нож, ты корейку резал. Кромсай!

         Вдали снова что-то грохотнуло, девушки завизжали.

         – Есть! – Нож Зайцева с хрустом распорол ткань. – Вылазь! Живо! Может, уйдем! Где наша не пропадала!

         Он толкнул вперед ближайшего, Сашу Копцова. Тот протиснулся в щель, а сзади лезли, мешая друг другу, Донченко  и Лебедев.

         Коля Шмит, пыхтя, тыкал в стенку ножом. Тот проходил насквозь, делал небольшие разрезы и срывался. Получилось только с четвертой или пятой попытки.

         – Зина, давай! Я за тобой! – Игорь раздвинул края дыры. Добрынина на четвереньках выбралась наружу.

         – Хоть обуйтесь, померзнете! – выкрикнул Зайцев, натягивая бурки.

         Его не слушали, всем хотелось поскорей выбраться из тесного мешка.

         В ночи что-то рычало и вздыхало. Вплотную к палатке, частично подмяв ее, жался снежный гребень. Метель вырывала из него хлопья. Казалось, белая стена вот-вот снова придет в движение.

         Все побежали вниз по склону – просто для того, чтобы быть подальше от угрожающей массы снега. Почти никто не успел схватить верхнюю одежду, а обутых было только двое: дежурный по лагерю  (он не успел снять валенки) да Зайцев.  Максим выбрался последним и поэтому отстал. Зато в руке у него был фонарик.

         – Быстрей, быстрей! – покрикивал Долотов. – Уходим!

         – Не вниз! – заорал инструктор. – Пойдет лавина – догонит! В сторону надо!

         Все остановились, не зная, кого слушать.

         – Куда в сторону? Ни черта не видно! И там снег глубже! – Игорь махнул рукой, но все же взял немного влево. – За мной, товарищи!

         У кого-то в кармане тоже оказался фонарик – впереди заметался луч. Но он был слабый, выхватывал из темноты только косо летящую метель.

         Поколебавшись, Зайцев бросился вслед за остальными.

         Бежали долго,  подгоняемые шумными вздохами горы. Что-то на ней осыпалось, двигалось.

         Ребята были спортивные, закаленные, но снег лежал неровно. На продуваемых ветрами участках он был плотно сбит и пружинил под ногами, а кое-где достигал метровой глубины, и там движение группы замедлялось. То и дело кто-то падал, ему помогали подняться.

         – Я больше не могу… – выдохнула Люда. – Всё… Правда, всё…

         Марат и Коля подхватили ее, но и они выбились из сил.

         – Товарищи, еще чуть-чуть! – Долотов показывал куда-то вперед. – Вон дерево! Большое! А вокруг маленькие! Сделаем костер!

         Действительно, впереди чернел довольно высокий кедр, окруженный низкорослыми пихтами, елями, чахлыми березками.

Тот самый кедр

 

 – А лавина? – нервно оглянулся Донченко. – Она сюда не докатится?

         – Навряд ли. – Зайцев остановился, прикидывая расстояние. – Километра полтора пробежали. Там и снега-то столько нет, на горе. Но здесь оставаться нельзя. Открытое место, ветер доконает.

         – Максим, а когда можно будет назад вернуться? – спросила Зина, переступая с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…

         Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.

         Зайцев покачал головой:

         – Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.

         Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.

         – Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!

         – Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.

         – Разожгу.

         Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там  ветками.

         – Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало,  поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.

         – Есть! Греемся!

         Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.

         Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.

         Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.

         Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:

         – Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!

         – Куда уходить?

         Он встал.

         – Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.

         – А костер? – вскинулся Долотов. – Бросим?

         Они заспорили.

         – Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. – Кто со мной елки ломать?

         – Я. Хоть согреюсь, – сказал Шмит.

         – И я, – поднялся Копцов.

         Игорь попробовал их остановить:

         – Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.

         Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.

         – Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит... – дрожа сказала Зина.

         – Ерунда.

         Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.

         Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.

         – Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.

         – Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.

         – Перестань, – сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…

         – Эй, доходяги, околеете! Айда с нами!

         Из мрака к костру вышел Зайцев. Он держал на плечах  две молодые пихты, был весь облеплен снегом, усы заиндевели, низ лица будто оброс белой бородой. Дед Мороз да и только.

         – Я пойду… – Люда с трудом встала. – Извини, Игорек. Не могу здесь… Страшно.

         Он ничего ей не сказал. Не ответил и Зайцеву. Долотову и самому уже было ясно, что долго на ветру не продержаться, однако признать правоту инструктора не позволило самолюбие.

         Когда Максим с Людой ушли, Игорь поднялся. Прикрыв ладонью глаза, посмотрел назад, в сторону оставленной палатки.

ЧАСТЬ III

Что это такое, сейчас узнаете…

****

 – Смотрите, кто это?!

         Долотову показалось, что сквозь пургу белеет странный – то ли размытый, то ли растрепанный силуэт, нечто среднее между человеком и медведем. Игорь зажмурился.

         Остальные тоже обернулись, но склон был пуст: внизу снег, поверху черно-серая муть.

         – Померещилось…, – смущенно пробормотал Игорь. – Ребята, надо к палатке возвращаться. Рискнем. Иначе пропадем тут…

         Криворученко сказал:

         – Я не могу. Ногу не чувствую. Совсем…

         С ним остался второй Юра, Донченко. Договорились, что они будут жечь костер, а трое остальных поднимутся наверх, оденутся и вернутся на лыжах, с теплыми вещами и спиртом.

         – Держитесь, ребята, – сказал Долотов. – Мы постараемся быстрее.

         Но подниматься было гораздо труднее, чем спускаться. Сил осталось мало, окоченевшие мышцы не слушались, а встречный ветер бросал в лицо снежную труху, слепил, валил с ног.

         Первым во мгле потерялся Марат Лебедев. Он сбился, взял правее, чем нужно. Несколько раз падал и поднимался. Наконец упал – и больше не встал.

         Добрынина и Долотов какое-то время держались вместе, но вот Зина на несколько шагов отстала – и уже не увидела Игоря. Кричать она не могла, сел голос. Девушка пригнулась к самой земле, побрела дальше одна.

         Игорю Долотову не повезло, он соскользнул в снежную яму. Еле выкарабкался, потратив на это остаток сил. Кое-как проковылял сотню метров. Потом полз. Замер. Несколько минут шевелился. Перестал.

         Так уж вышло, что Зина Добрынина, самая хрупкая в группе, поднялась выше всех. (Поисковики потом найдут ее замерзшее тело всего в пятистах метрах от палатки).

Несколько часов спустя метель начала стихать. В рассветных сумерках по склону, словно бесплотный призрак, заскользила бесформенная белая фигура (та самая, которую увидел сквозь метель Игорь  и решил, что примерещилось).

Выглядела она как-то так

Это был не призрак и не снежный человек – просто человек. Он быстро и легко перемещался на коротких широких лыжах, обшитых особым материалом. Такие лыжи не оставляют на снегу следов.

         Неизвестный остановился над Зиной. Проверил пульс (его не было), профессионально ощупал одежду покойницы. Двинулся дальше. Так же быстро обыскал Марата и Игоря.

         Два Юрия, неподвижно лежавшие у давно погасшего костра, тоже задержали белого человека ненадолго.

         Зато у оврага, из которого слышались тихие голоса, неизвестный замер. Упал, слился со снегом.

         Люда, Коля и Саша правильно поступили, когда послушались опытного инструктора. Они вырыли глубокую яму на дне овражка, накрыли снег срубленными елками. Ветер сюда не попадал, лапник давал какую-никакую защиту от холода. Все четверо сильно замерзли, но были живы, и ничего себе не отморозили.

         Часа два назад Зайцев наведался к кедру – еще раз позвать остальных, но нашел там только двух Юриев, уже бездыханных. Горько выругался. Снял с мертвецов теплую одежду.  Отнес своим. Свитера и лыжные штаны погибших помогли четверке продержаться до рассвета.

         – Еще часок, и туман рассеется, – сказал Зайцев. – Тогда поглядим, что там с лавиной.

         – Хоть бы остальные ребята были живы, – всхлипнула Люда. Она плакала без остановки с той минуты, когда Максим вернулся с ужасным известием.

         Разговор был вполголоса – Саша Копцов и Коля Шмит, прижавшись друг к другу, спали.

         Послышался легкий шорох. Зайцев поднял голову –  с края оврага на него упало что-то белое, косматое, огромное. Максим даже не успел понять, что это человек.

         Неизвестный упал инструктору коленями на грудь, проломил ребра, убил. Мощным, техничным ударом кулака умертвил Люду Коломийцеву. Приподнявшемуся Саше ребром ладони расколол череп. Шмит не проснулся, и его неизвестный бить не стал – просто сжал сонную артерию.

         Этих четверых неизвестный обшарил с особенной тщательностью. Но обыск не дал того, на что он, очевидно, рассчитывал.

         С каждой минутой убийца делался всё мрачней. Наконец шипяще выругался не по-русски: «Oh shit. Shit, shit!».

         Зачем-то перетащил тела одно за другим в сторону от хвойного настила.

         Усатый мужчина и девушка смотрели в небо широко раскрытыми глазами.  В ее удивленно разинутый рот падали снежинки. (Потом язык и глаза Добрыниной, как и глаза Зайцева, выклюет лакомка-вóрон).

         Белый человек передернулся – ему вдруг показалось, что девушка похожа на Дину Дурбин, любимую актрису его детства.

        Он поднялся на край оврага. Сел, обхватив голову руками, и оставался неподвижным до тех пор, пока в 9.05 – с пятиминутным опозданием – в небе не раздался гул двигателей.

         Самолет-эвакуатор летел с минимальной скоростью, на небольшой высоте.

         Сидящий встрепенулся, выстрелил в небо бледно-лиловой ракетой. Через несколько секунд на снег упала металлическая капсула системы surface-to-air recovery. Человек открыл ее. Снял свой snow camouflage suit, обшитый снаружи синтетическим мехом. Переоделся в комбинезон. Застегнул ремни, прикрепленные к аэростату,  подкачал гелия из специального баллона – и над оврагом вырос диковинный каплевидный пузырь (см. картинку № 1).

         Аэростат взлетел, от него вниз тянулся нейлоновый канат.

         Со второго захода самолет подцепил канат вилкой-захватом. Человека оторвало  от земли. Он несся, рассекая воздух, над замерзшей речкой, над горным склоном, над деревьями. Лебедка плавно тянула ношу вверх.

         Еще через несколько минут удальца обнимали, хлопали по спине, называли «Джеком». Но он был угрюм, на поздравления не отвечал. Потребовал немедленно связать его с Центром.

         Пилоты ушли в кабину, оставили Джека наедине с рацией.

         Он лаконично доложил, что задание выполнено. Замеры земли и воды в заданном квадрате взяты. Миссия выполнена.

         – Отличная работа, парень! – обрадовался начальник. – Теперь мы сможем доказать, что Советы проводят подземные испытания и нарушают мораторий…  Но почему у тебя такой голос? Ты болен? Ранен?

         – Скверная история, сэр. Я совершил ужасную ошибку.

         – Что такое? – встревожился начальник.

         – Вчера в точке эвакуации появилась группа из девяти лыжников. Я был уверен, что это команда захвата, переодетая туристами. Типично советский идиотизм – какие могут быть туристы зимой в диких горах Северного Урала? Я ликвидировал их…

         – Ты поступил правильно.

         – Нет, сэр. Я ошибся. У них не было ни оружия, ни средств связи, ничего. Боже, сэр, я убил девять чертовых хайкеров! Там было две девчонки, лет по двадцать…

         После длинной паузы Центр ответил:

         – Ты поступил по инструкции. Всякий на твоем месте сделал бы то же самое… Надеюсь, ты не оставил следов? Не хватало нам только международного скандала.

         – Обижаете, сэр. Что я, новичок? В 22:00 с помощью вакуумной гранаты я спровоцировал сход снежного пласта, вынудил их покинуть палатку. Пятеро погибли от холода. Остальных я убрал без применения оружия, но на всякий случай отнес на лед ручья и засыпал снегом. Весной талая вода унесет трупы дальше по течению…

         Когда сеанс закончился, Джек заглянул к пилотам.

         – Ребята, дайте выпить. На душе погано.

         Ему протянули флягу с бурбоном.