Текст книги "Самая таинственная тайна и другие сюжеты"
Автор книги: Борис Акунин
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Самоубийство самой завидной пары Европы
Этот неприлично красивый денди – Макс Линдер, великий комик мирового кинематографа.
Когда я придумывал Эраста Фандорина, визуально представлял себе кого-то в этом роде
Для той эпохи это была гениальная придумка: сделать звездой комедийного кино не смешного человечка, не карикатурного толстяка, не клоуна, а импозантного джентльмена умопомрачительной красы. Женщины получали в одном флаконе сразу два своих самых любимых угощения: можно было и полюбоваться, и похохотать.
Линдер был звездой первой величины. В Голливуде ему платили больше, чем Чаплину; в Европе соперничать с ним было вообще некому.
И вот этот баловень Фортуны женился. На нежной восемнадцатилетней девушке по имени Элен Питерс.
Ее портрета я в сети не нашел, но пара выглядела, вероятно, примерно так (это кадр из линдеровского фильма)
Она не была охотницей за сокровищами – сама происходила из богатой, добропорядочной (это важно) семьи. Жили молодожены привольно и блазированно: путешествовали по разным гламурным местам, развлекались, умиляли публику своей семейной идиллией. Родили очаровательную крошку. А через два года после свадьбы, вроде бы ни с того ни с сего, после похода в театр, вернулись в гостиничный номер, наглотались снотворного, укололись морфием, вскрыли вены. Умерли.
Как выяснилось впоследствии, пара до этого уже пыталась покончить с собой – но скандал был скрыт от прессы.
Конечно, после трагедии все стали писать, что великий актер страдал депрессиями, злоупотреблял наркотиками, боялся краха карьеры – в общем, всё, что пишут в подобных случаях.
Но истинная причина несомненно таилась в отношениях между супругами. Была там какая-то тягостная тайна, толкавшая (и в конце концов столкнувшая) образцово-показательную чету в могилу.
Элен за несколько дней до смерти написала подруге, что живет в постоянном страхе быть убитой.
Однако Линдер в последнем письме другу пишет нечто противоположное: «Всё, довольно! Я больше не могу жить с таким чудовищем! Это действительно невозможно. Сегодня вечером я излил на жену всё свое отвращение. Она предложила умереть вместе. Я согласился».
Так кто был инициатором – он или она?
И потом, как это возможно: двадцатилетняя девочка, мать полуторагодовалого ребенка – чудовище, из-за которого сорокалетнему бонвивану, всякое повидавшему на своем веку, смертельно опротивела жизнь?
Странная история, очень странная.
P. S. Сразу несколько человек прислали мне фотографию юного «чудовища». Любуйтесь и плачьте.
Я над этой загадкой голову ломать не стану – на мне группа Дятлова висит. А вы попробуйте. Автору версии, которая покажется мне самой интересной, пошлю любую из моих книжек на выбор, с надписью «Мастеру дедукции».
По следам группы Дятлова (часть первая)
26.06.2012
Я ознакомился с существующими версиями трагедии. Их много. У каждой есть свои сторонники, которые весьма убедительно критикуют конкурирующие гипотезы и не очень убедительно отстаивают свою собственную. При этом на первый план выдвигаются факты и детали, которые вписываются в предлагаемую концепцию, а всё противоречащее ей дезавуируется или игнорируется. Так оно, впрочем, обычно и бывает в подобных дискуссиях.
Все симпатичные. Всех жалко. Это Игорь Дятлов, Зина Колмогорова, Семен Золотарев
Сам я, пожалуй, готов присоединиться к одной из существующих версий и потом обязательно расскажу, к какой именно. Только сначала предлагаю устроить совместное расследование. Давайте пройдем по канве событий и посмотрим, какой сюжет психологически устраивает большинство из вас.
Слово «сюжет» я употребил не случайно.
В предыдущем посте я вскользь упомянул о сложности, с которой столкнулся, когда стал копаться в этой таинственной истории. Сложность эта этического свойства.
Понимаете, девять погибших лыжников – реальные люди. У них наверняка остались родственники, знакомые. Не хочется никого обижать и травмировать слишком вольной игрой ума. Да, прошло больше полувека, но для кого-то дятловцы – живая память, а не персонажи квеста. Для меня теперь, когда я прочитал про каждого, они тоже не фигуры на шахматной доске.
В конце концов я решил, что поступлю естественным для писателя образом: беллетризую повествование.
Я изменил имена. Кто захочет искать сходство с прототипами – ради бога. Но это не те, жившие когда-то люди. Из двух девушек, Зины Колмогоровой и Люды Дубининой, я даже сделал микс и поделил его надвое так, что определить, кто есть кто, невозможно.
При этом все фактические обстоятельства драмы, разыгравшейся февральской ночью 1959 года, я сохраняю в точности. За исключением финала, конечно. Но его ведь все равно никто не знает, верно?
Наши следственные действия будут разделены на три этапа. Я даю старт и излагаю ход событий, но направление и итог зависят только от вас. Предлагается девять версий. Две из них я сочинил сам, разгулялось воображение. Остальные – традиционные. Восемь версий вы отсеете – коллегиально. Останется одна, консенсусная.
В самом конце я объясню, как была устроена внутренняя механика выбора алгоритмов, а также расскажу, сторонником какой из гипотез являюсь я.
Ну что, готовы?
Сосредоточились…
Вперед!
Это не картина Малевича. Это фотография, сделанная над Северным Уралом американским самолетом-разведчиком U-2 первого февраля 1959 года в 21.52 с высоты 20 000 метров. На сотни километров – ни одного населенного пункта, ни единого огонька.
Ниже – с пятисоткратным увеличением – крошечный фрагмент центральной части того же снимка. Темный фон – это голый заснеженный склон горы. Маленькое прямоугольное пятнышко – палатка, поставленная на плоской площадке. Из-под брезента сочится слабый свет.
Там, на четырехметровом пространстве, в тесноте да не в обиде, сидят девять молодых людей: семь мужчин, две девушки. Никто не ждет беды, но через восемь минут произойдет страшное.
– Не верите – не надо, – проворчал Юрка Донченко. – Честное слово, видел! Прямо у вершины горы. Небольшой такой огненный шар. Пока вы вылезали, он исчез.
В ответ раздался смех. У Юрки была репутация трепача и выдумщика. Только добрая Люда Коломийцева сказала:
– Это наверно кто-нибудь костер жег.
Но Донченко заступничества не принял.
– Ага, костер. Шар был круглый и двигался!
– Я знаю. Это были огни святого Эльма! – с серьезным видом изрек Саша Копцов, посасывая трубку. Она была не зажжена, курить в палатке не разрешалось, но Саше нравилось держать в зубах мундштук вишневого дерева. В походе он перестал бриться и надеялся, что за две недели обрастет бородой.
Все опять засмеялись. Насмешить эту компанию было нетрудно.
– Нечистая сила! – подхватил другой Юрка, Криворученко. Он был редактором походной стенгазеты. Выводил на тетрадном листе лозунг: «Встретим 21 съезд увеличением туристорождаемости!», подсвечивая себе электрическим фонариком. Для творческого труда слабого света от двух спиртовых ламп было маловато.
– Лучше нечистая сила, чем костер, – веско сказал Максим Зайцев. – Хорошие люди в такой глуши бродить не станут.
Все посмотрели на него, а Зайцев с непроницаемым видом подкрутил мушкетерский ус. Это был мужчина под сорок, намного старше остальных. Сидел он в одной рубашке, холод ему был нипочем.
Сквозь расстегнутый ворот виднелась крепкая волосатая грудь и верх синей татуировки: то ли богатырский шлем, то ли купол церкви.
Максим Зайцев с самого первого дня похода поставил себя наособицу. То ли из-за разницы в возрасте. То ли из-за того, что чувствовал себя чужим в сплоченной компании студентов и выпускников Уральского политеха. Зайцев работал на Усть-Лобзинской турбазе инструктором и в походе участвовал – как шутил сам – «не от безделья, а за зарплату». Ребята про него знали немногое. Фронтовик, четыре ордена. А еще Юрка Донченко, у которого батя раньше служил охранником в лагере, рассказал остальным, когда инструктора не было рядом, что тот, наверное, сидел. Такие татуировки абы кому не делают. Однако Юрка, как уже говорилось, слыл фантазером, и большой веры ему не было.
Подержав паузу, Зайцев подмигнул:
– Спокойно, ботва. Дедушка с вами.
Ему нравилось пугать туристов, но молодежь не испугалась, а заинтересовалась.
– Кто в этих местах может жечь костры? – с любопытством спросил Марат Лебедев. – Охотники? Беркены?
В безлюдных лесах и горах с незапамятных времен обитал скуластый, низкорослый народец. В энциклопедиях его причисляли к малым народностям Севера, хотя точной численности этого охотничьего племени никто не знал. Новорожденных и умерших они не регистрировали, детей от школы прятали, в армии не служили, в больницах не лечились. Жили при советской власти так же, как при царях, – били зверя да пили водку. Ни с русскими, ни с манси не роднились, всё сами по себе: никто им не нужен, и они тоже никому ни за чем не сдались.
Туристы на пути ни одного беркена не встретили. Только на деревьях кое-где попадались непонятные письмена, вырезанные ножом, – переписка лесных обитателей.
– Я слыхал, – оживился Донченко, – будто где-то в горах есть капище Беркен-Чага, ихнего бога. И будто беркены таскают к нему в подношение золотой песок и самоцветы.
– Брехня, – отрезал Зайцев. – Если б беркены умели мыть золото, продавали бы. Никогда такого не бывало. А самоцветов в этих краях нету.
Но Юрке хотелось интересного.
– А еще говорят, здесь по речкам и ручьям добывают золото черные старатели. Из кавказских выселенцев. Кого встретят в лесу – режут.
– Черные артельщики есть, это правда, – солидно кивнул Максим. – Мужики лихие, живут по своим законам. Но зимой какое золото? Все ручьи промерзли. Гуляют старатели в городах, по ресторанам.
В палатке был не такой мороз, как на улице, но всё же минус. Все сидели в свитерах, в шерстяных носках. Обувь была сложена в углу, у железной печки. Перед тем как лечь спать, все надевали валенки или войлочные тапки, но сначала как следует их нагревали. Только печка-самоделка сегодня что-то капризничала. Дежурный по лагерю Коля Шмит провозился с ней битый час и плюнул. Сходил в ближний лесок, сложил у входа в палатку кучу хвороста для завтрашнего костра. По вечерам лыжники питались всухомятку, только разогревали на спиртовке чайник. Зато утром обязательно ели горячее: кашу с тушенкой, бульон из кубиков.
Пока остальные болтали, Шмит трудился. Разложил на клеенке сухари, стал резать корейку. Торопился – по распорядку ужин начинался в десять.
Режим в походе соблюдался строго. С Игорем Долотовым, старшим группы, шутки плохи. Так-то он был парень свойский, веселый, но малость ушибленный общественной работой. Говорил: «Это не просто турпоход, это идеологическое мероприятие. Никаких карт, никаких блатных песен. И железно сухой закон».
Пока разбивали палатку, Долотов один поднялся на утес – установил памятный вымпел в честь XXI съезда КПСС. Звал с собой, но добровольцев зябнуть на ледяном ветру не сыскалось.
Сейчас Игорь сидел и дулся. Не только из-за вымпела.
Его злило, что все так почтительны с Зайцевым. Что бы ни наплел – верят: про беркенов, про черных старателей.
Захотелось тоже рассказать что-нибудь интересное.
– А я вот чего нашел, – вспомнил Игорь. – Глядите.
Достал две длинные тряпки.
– Портянки, что ли? – наморщила нос Люда. – Зачем ты их притащил?
– Передайте-ка мне… – Зайцев внимательно рассмотрел грязно-серые полосы материи. – Это же солдатские обмотки. В начале войны такие были… Нет, ткань другая. Мягче, теплее. Совсем протерлась. Откуда они тут? Главное, недолго провалялись, даже не задубели от мороза. Не иначе, вертолет пролетал, мусор выкинул, ветром разметало.
Снова все, развесив уши, слушали этого пижона, хотя находка была его, Игоря!
Имелась еще одна причина, по которой Долотов глядел на инструктора с ненавистью. Причина эта носила нежное имя Зина и сидела рядом с Игорем. Они все время держались вместе: где он, там и она; где она, там и он.
Но сегодня вечером Зина Добрынина была на себя непохожа. Молчала, нервно ежилась, иногда вздрагивала. Долотову казалось, будто между ними возникла прозрачная непроницаемая стенка. Он почувствовал эту преграду сразу же, как только спустился к палатке с утеса.
– Большая гора вон там (Зина показала в сторону и вверх) называется у беркенов «Гора Мертвецов». Слышите, как она гудит? Всё время гудит, весь вечер.
Все замолчали, прислушались.
– Ага, – неуверенно сказал Донченко. – Вроде как порыкивает.
Но никто его не поддержал, а Зайцев кинул на девушку какой-то особенный взгляд, смысл которого Игорь не понял и от этого еще больше разозлился.
Зина продолжила, ни к кому не обращаясь:
– Я читала, что беркены считают себя бессмертными. Они верят, что человек ныряет в смерть, как в воду. Выныривает в другом времени, и там он снова живой. Еще я читала, что мертвецов они не зарывают, а укладывают в пещеры. Но это неправда…
– Откуда ты знаешь, что неправда? – спросил Долотов.
Где Зина прочитала про верования беркенов, он не спросил – она вечно сидела, уткнувшись в какую-нибудь книжку.
– Алё, на камбузе! – гаркнул Зайцев дежурному. – Колька, уже десять! Жрать охота!
– Без двух минут, – ответил Шмит, быстро работая ножом.
Наклонившись к соседке, Долотов спросил:
– Куда ты с ним ходила, пока я устанавливал вымпел?
– Никуда.
– Не ври! Людка сказала, что вы с Зайцевым спустились из леса, с Горы Мертвецов.
– Я просто хотела посмотреть на засечки, – быстро ответила Зина, но поглядела не на Игоря – на Зайцева. Тот тоже на нее смотрел. – Там стволы деревьев почти все в узорах… Я хотела сфотографировать, но затвор от холода заело. А Максим меня сам догнал. Нельзя, говорит, в лес одной ходить. Инструкция.
– Тоже мне инструктор, – оскалился Долотов, страдая. – И чего там, на горе?
– Там…
Зайцев – у него был превосходный слух – поднес палец ко рту, будто губу почесал или пригладил ус. Зина осеклась.
Это окончательно добило Игоря.
– Целовалась с ним? – прошипел он девушке в самое ухо.
Она вспыхнула.
– Дурак! Ничего тебе больше не скажу!
Дежурный по лагерю, гордый своей пунктуальностью, объявил:
– Ровно двадцать два ноль ноль. Сеньоры и сеньориты, кушать подано!
Вдруг земля содрогнулась.
Мощный удар обрушился на палатку со стороны, обращенной к горе.
Полог прогнулся почти до самой земли.
Свет погас. Наступила кромешная тьма.
Никто даже не вскрикнул – так это было неожиданно и страшно.
Наступила абсолютная тишина. Казалось, стихла даже вьюга, только что трепавшая края брезента и завывавшая в ночи голодной волчицей.
/Продолжение следует/
ВНИМАНИЕ!
Теперь вам предстоит выбрать, в каком направлении двинется наша реконструкция дальше.
Всё будет зависеть от следующей фразы.
Опрос. Выбираем алгоритм
И не торопимся!
Участников: 5843
«Ша, зелень! – крикнул Зайцев. – Слушай сюда!»: 1044 (18.0 %)
В темноте раздался дрожащий Зинин голос: «Я… умерла?»: 1583 (27.3 %)
«Спокойно, товарищи!», – бодрясь сказал Долотов.: 3164 (54.6 %)
Срок голосования – ровно сутки. Потом перейдем к следующему этапу.
А теперь – про Макса Линдера.
Спасибо всем, кто порадовал оригинальными версиями. Приз достается telegamochkaза следующую дедукцию:
«Элен работала на разведку. На советскую разведку. И после того, как Макс узнал об этом, его жена стала для него чудовищем. И потому, что работала на «красного молоха», и потому, что редкий муж придет в восторг, узнав в жене коллегу Маты Хари – со всем присущим женской стороне этой профессии арсеналом. Элен боялась разоблачения – и гибели. Макс же презирал ее и питал к ней искреннее отвращение. Писал ли он сам другу о планируемом совместном самоубийстве – или это была сделанная Элен подделка, но все кончилось смертью Макса и «девушки, похожей на Элен». Настоящая же Элен уехала в Советскую Россию, где прожила до 60-х годов прошлого века.
Кстати, чем еще можно объяснить отсутствие фотографий Элен?
По следам группы Дятлова (часть вторая)
28.06.2012
Итак, читатели без колебаний зарубили на корню шесть версий, а там две, которых мне жалко. С другой стороны, очень любопытно безусловное лидерство «линии Долотова» (54,6 %!). Честно говоря, я этого не ожидал. Очевидно, слово «товарищи» по-прежнему имеет над людьми какую-то мистическую власть.
Осталось три варианта финала. Какой развязки желало бы большинство, определится после сегодняшнего голосования.
А еще хочу обратиться к «дятловедам», которые упрекают меня в разного рода вольностях. Я не утверждаю, что всё было именно так, как я описываю. Это беллетристика. Погодите, то ли еще в третьей части будет…
Вот реальные, а не беллетристические следы группы Дятлова (фото из материалов следствия)
– Спокойно, товарищи! – бодрясь сказал Долотов. – Это лавина. Если бы накрыла, нас бы уже не было!
– Не накрыла так накроет, – отозвался с другого конца палатки инструктор Зайцев. – Притормозила на плоском месте. Сейчас ветер посильней дунет – и кранты. Полундра!
Он попробовал нащупать застежки на клапанной дверце, чертыхнулся, открыл складной нож, рассек тесемки. Снаружи была сплошная снежная стена.
– Режь крышу, у кого ножи есть, скорее! – закричал Зайцев и, оттолкнув соседа, попробовал проткнуть палатку. Но она накренилась и провисла, разрезать ее было непросто.
Игорю Долотову не понравилось, что распоряжается кто-то другой.
– Всем приподняться! Натянуть палатку спинами! Колька, у тебя тоже нож, ты корейку резал. Кромсай!
Вдали снова что-то грохотнуло, девушки завизжали.
– Есть! – Нож Зайцева с хрустом распорол ткань. – Вылазь! Живо! Может, уйдем! Где наша не пропадала!
Он толкнул вперед ближайшего, Сашу Копцова. Тот протиснулся в щель, а сзади лезли, мешая друг другу, Донченко и Лебедев.
Коля Шмит, пыхтя, тыкал в стенку ножом. Тот проходил насквозь, делал небольшие разрезы и срывался. Получилось только с четвертой или пятой попытки.
– Зина, давай! Я за тобой! – Игорь раздвинул края дыры. Добрынина на четвереньках выбралась наружу.
– Хоть обуйтесь, померзнете! – выкрикнул Зайцев, натягивая бурки.
Его не слушали, всем хотелось поскорей выбраться из тесного мешка.
В ночи что-то рычало и вздыхало. Вплотную к палатке, частично подмяв ее, жался снежный гребень. Метель вырывала из него хлопья. Казалось, белая стена вот-вот снова придет в движение.
Все побежали вниз по склону – просто для того, чтобы быть подальше от угрожающей массы снега. Почти никто не успел схватить верхнюю одежду, а обутых было только двое: дежурный по лагерю (он не успел снять валенки) да Зайцев. Максим выбрался последним и поэтому отстал. Зато в руке у него был фонарик.
– Быстрей, быстрей! – покрикивал Долотов. – Уходим!
– Не вниз! – заорал инструктор. – Пойдет лавина – догонит! В сторону надо!
Все остановились, не зная, кого слушать.
– Куда в сторону? Ни черта не видно! И там снег глубже! – Игорь махнул рукой, но все же взял немного влево. – За мной, товарищи!
У кого-то в кармане тоже оказался фонарик – впереди заметался луч. Но он был слабый, выхватывал из темноты только косо летящую метель.
Поколебавшись, Зайцев бросился вслед за остальными.
Бежали долго, подгоняемые шумными вздохами горы. Что-то на ней осыпалось, двигалось.
Ребята были спортивные, закаленные, но снег лежал неровно. На продуваемых ветрами участках он был плотно сбит и пружинил под ногами, но кое-где достигал метровой глубины, и там движение группы замедлялось. То и дело кто-то падал, ему помогали подняться.
– Я больше не могу… – выдохнула Люда. – Всё… Правда, всё…
Марат и Коля подхватили ее, но и они выбились из сил.
– Товарищи, еще чуть-чуть! – Долотов показывал куда-то вперед. – Вон дерево! Большое! А вокруг маленькие! Сделаем костер!
Действительно, впереди чернел довольно высокий кедр, окруженный низкорослыми пихтами, елями, чахлыми березками.
Тот самый кедр
– А лавина? – нервно оглянулся Донченко. – Она сюда не докатится?
– Навряд ли. – Зайцев остановился, прикидывая расстояние. – Километра полтора пробежали. Там и снега-то столько нет, на горе. Но здесь оставаться нельзя. Открытое место, ветер доконает.
– Максим, а когда можно будет назад вернуться? – спросила Зина, переступая с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…
Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.
Зайцев покачал головой:
– Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.
Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.
– Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!
– Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.
– Разожгу.
Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там ветками.
– Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало, поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.
– Есть! Греемся!
Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.
Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.
Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.
Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:
– Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!
– Куда уходить?
Он встал.
– Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.
– А костер? – вскинулся Долотов. – Бросим?
Они заспорили.
– Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. – Кто со мной елки ломать?
– Я. Хоть согреюсь, – сказал Шмит.
– И я, – поднялся Копцов.
Игорь попробовал их остановить:
– Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.
Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.
– Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит… – дрожа сказала Зина.
– Ерунда.
Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.
Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.
– Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.
– Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.
– Перестань, – сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…
– Эй, доходяги, околеете! Айда с нами!
Из мрака к костру вышел Зайцев. Он держал на плечах две молодые пихты, был весь облеплен снегом, усы заиндевели, низ лица будто оброс белой бородой. Дед Мороз да и только.
– Я пойду… – Люда с трудом встала. – Извини, Игорек. Не могу здесь… Страшно.
Он ничего ей не сказал. Не ответил и Зайцеву. Долотову и самому уже было ясно, что долго на ветру не продержаться, однако признать правоту инструктора не позволило самолюбие.
Когда Максим с Людой ушли, Игорь поднялся. Прикрыв ладонью глаза, посмотрел назад, в сторону оставленной палатки.
(Окончание следует…)
ВНИМАНИЕ! Выбираем следующую фразу, от которой будет зависеть концовка.
Опрос. Голосуйте сердцем
Но лучше все-таки подумайте
Участников: 5084
– Товарищи, надо возвращаться.: 1003 (19.9 %)
– Смотрите, кто это?!: 2030 (40.3 %)
– Что это было? Вы слышали?!: 2008 (39.8 %)
Срок голосования – сутки.
