Текст книги "Роль моей семьи в мировой революции"

Автор книги: Бора Чосич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Игры

Дядя сделал тандем. На чердаке нашел велосипед, старый, приварил к нему какие-то трубы, велосипед вдруг стал длинный. Дядя сказал: «Это для влюбленных парочек!» – но отдал его теткам. Тетки сели на тандем, но тут же, во дворе, свалились. Младшая тетка порвала чулки. Тем не менее тандем быстро завоевал популярность в городе, несмотря на происшествие с чулками, тетки в конце концов скоординировали движение своих ног.

Я был на представлении, во время которого гаснет свет, а на сцене появляется блондинка в шелковом платье и в цепях. Мама шептала; «Это Югославия, но ты молчи!» Представление было дневное, из-за детей. Мама говорила: «После театра мне все кажется каким-то странным!» – или: «Каждый раз частица меня остается в зрительном зале!» А другой артист играл в представлении, где исполнял двенадцать ролей, в том числе мать и ее уходящего сына. Артист, меняя место и голос, говорил: «Ты уходишь, мой сын, и сейчас?» – и: «Да, мать, потому что обязан!» Все это длилось долго, артист вспотел, но потом все-таки кланялся. Мама сказала: «Бедняга!» Был комикс, он назывался «Между долгом и любовью!». В комиксе речь шла об отважном командире немецкой подводной лодки, влюбленном в дочь английского консула. В комиксе было много потоплений английских кораблей, поцелуев, вообще ужасов войны. В комиксе встречались слова типа «плутократия», «сердечко» или «федермессер». На обложке был гвардеец со скрещенными руками, достаточно молодой. Под ним была подпись: «Наш плененный король!» Тетка читала знаменитый роман с продолжениями «Грешница», великое произведение о спасении вдвоем. Мама читала «Голод» Кнута Гамсуна, немецкого шпиона, с неприятным рисунком на обложке. Отец читал какую-то свою бухгалтерскую книгу за 1929 год, ничего не понимая. Я читал знаменитую освобожденческую брошюру «Мики в борьбе против привидений», с участием Хромого Дабы, врага человечества. Дедушка читал огромную книгу по имени «Балканская война». В книге было все об Иосифе Бродиле, Славянском Капельмейстере, авторе «Сербского попурри», а также музыкальной пьесы «Сербские дни и мечты», умершем в результате военных поражений в Крагуевце, в 1912 году. Дедушка сказал: «Вот это называется музыка!» Дядя читал самоучитель «Как стать фокусником», с картинками. Дедушка читал газету о различных национальных патриотических деяниях под названием «Обновление». Он говорил: «Тьфу!» Я читал невнятную книгу Паласио Вальдеса, тетрадку из серии «Розовая библиотека для юношества», потом книгу о превращении в карликов «Приключения Карика и Вали». Тетка читала воззвание под заглавием «Сербы!». Кто-то приехал на велосипеде и привез бумажку, которая называлась «Патриоты!». Все, что мы читали, лежало на столе, последнюю бумажку, правда, засунули под паркет, паркетина потом скрипела. Отец сказал: «Сейчас я вам переведу солдатскую песню!» Песню пели по радио, на немецком диалекте. Отец слушал, уставившись в люстру, и говорил: «Это о какой-то чувихе по имени Лили Марлен, которая ждет перед казармой своего хахаля, или что-то в этом роде!» Мама сказала: «Ах вот как!» И потом: «Хорошо, что ребенок не знает немецкого!» Были и другие неприличные песни, которые знал дядя, но сербские. У моего товарища по имени Тура было присловье, в котором очень нехорошо говорилось о его отце и о нем лично. Подобные слова я видел на стенах. Дедушка сказал: «Пусть его читает, но чтоб не повторял!» Я читал комикс о китайском мудреце с одного корабля, Шан Лине, который говорил: «Ибо в книгах писано!» – и тому подобное, все какими-то загадками. Отец приходил домой рано, я спрашивал: «Почему папа не в трактире?» Мама отвечала: «Комендантский час!»

Мы пошли встречать родственницу, родственница приехала на куче вещей, рассованных по вагону. Родственница сказала: «Я здесь устроила настоящую гостиную, просто жалко выгружать!» Затем сказала: «Свояка уж больше не увидите, учитывая, что усташи его зарезали, бедолагу!» Какие-то цыгане предложили услуги по выгрузке сундуков, мама сказала: «Кому война, а кому мать родна!» Родственница сказала: «Со мной выехала и Штефица, но по дороге бросилась под поезд в связи со слабыми нервами!» Наконец сказала: «Там всех убивают, не знаю, как меня отпустили!» Отец сказал: «Не знаю, куда все ее вещи влезут, разве что в подвал!» Мама сказала: «Важно сохранить– жизнь!» – и тому подобное. Отец рассказал, как его приятеля Самуила Ротштейна накачивали велосипедным насосом, пока он не лопнул. Мы слушали секретную радиостанцию «Лондон», радиостанция сказала: «Он заплатит за все!» Кто-то позвонил, мы повернули ручку радиоаппарата, чтобы заиграла обычная музыка, но это был дядя, который сказал: «Какие-то люди висят на фонарях, как кошки, и все босые!» Начали прибывать родственники из разных краев, некоторые, с обгорелыми лицами, привозили узлы. Родственники говорили: «И сказать-то нечего!» Отец говорил: «Да Бог с ним!» Мама раскатывала матрацы по паркету, везде лежали родственники, надо было перешагивать через них. Один говорил: «У меня кровать в форме аэроплана, красного!» Мама говорила: «Мне бы только успеть начистить картошки для всех!» Родственники сидели на террасе и, не шевелясь, смотрели в небо. Отец говорил: «Вот так вот!» Дедушка сказал: «Ну и выставка!» Тетки стали рисовать отдельные лица из числа родственников, до сих пор им совершенно незнакомых. Мама говорила: «Была бы голова цела!» Соседи говорили: «У вас вроде как интернат!» Дедушка отвечал: «Ну и?»

Отца арестовали из-за значка на лацкане. На значке были скрещенные ложка, вилка и молот, значок свидетельствовал о принадлежности к скобяной профессии, весьма серьезной. Им же больше всего мешал молот, признак рабочего, но ложка и вилка говорили о чем-то противоположном, отца отпустили. Арестовывали и других, из-за значков и тому подобного. Дядя сказал: «Убили Гомбровича, аптекаря!» Дедушка сказал: «Увели Штернбергов, с детьми!» Тогда отец сказал: «Убили Никицу, сифоном по голове, педики кокнули!» Я сказал: «Убили всех!» У меня убили кролика по кличке Муца. Кролика убили поленом и сделали из него рагу. Мама вздыхала: «Война!» Я в школьном коридоре вступил в плевательницу. Мама на руках отнесла меня в умывальную, призывая по ходу на помощь служителя. Потом мне ногу вымыли, но все-таки… Я все вещи разделил на пять частей. Первая часть называлась «Крейсер», вторая – «Монополия» и так далее. В одном кармане у меня лежали шарики от подшипника, шурупы и ключи, это называлось «Четвертая часть, или Железная». Потом я все это записал в книжку, книжку назвал «Штаб». Дедушка нашел список, в нем было: «Два немецких солдата типа „Линеол" стреляют с колена» – или: «Один англичанин в положении „лежа товсь" с выщербленным шлемом». Дедушка испугался, бросил книжку в плиту и сказал: «Из-за тебя всех нас перестреляют!» После этого я стал составлять новые списки. В них я заносил названия предметов, например: «Авандекорация», «Портрет прадеда Василия», «Нудльбрет, обыкновенный». Воя Блоша спросил: «Что это у тебя?» Я ответил: «Хочу знать, что есть на свете!» Мама сказала: «Ив конце концов сойдешь с ума!» Потом я составил список всех известных имен, из семейного круга и других. Дедушка сказал: «Он работает на гестапо!» Мама сказала: «Я этого не переживу!» Папа сказал: «Алонзанфанделяпатри!»

Рудика Фрелих хвастал, что у него убили отца. Рудика вместо «р» выговаривал «г», поэтому его звали «Француз», что не соответствовало действительности. Рудика рассказывал другие вещи об убийствах в его семье, с улыбкой. Один тип сказал: «Мой батяня постоянно пускал газы с целью уничтожения клопов, но потом сам задохнулся!» Отец сказал: «Сегодня убили Гавранчича, руководителя соколов, моего друга!» Мама сказала: «Приказчика, что ходил к госпоже Даросаве, застал муж и ударил его сифоном по голове! – и добавила: А потом отрезал ему это самое!» Тетки плакали, говоря о разных вещах. Одна сказала: «Империализм как последняя стадия капитализма!» Другая сказала: «Пожар сердца!» Дедушка сказал: «Говно все это!»

Дядя стал харкать кровью. Он сказал: «Все-таки подцепил!» Дядя сказал: «Мне нужны мед и масло!» Женщины, самые разные, приносили ему наилучшую еду, довоенную. Дядя съедал все, что ему приносили, и попутно чинил часы, очень хорошо. Дядя, лежа в кровати, показывал фокус с куском туалетной бумаги, в котором проделывается дырка для пальца. Дядя, непрерывно принимая посетительниц женского пола, рассказывал о своей работе на загребском трамвае, об актрисе Фанике Иллер, с которой был знаком лично. Дядя кашлял, ел абсолютно белый хлеб с медом и маслом и всем показывал маленькую неприличную игрушку, сделанную своими руками. Дядя вырезал фотографии кинозвезд из довоенного, в зеленых тонах, журнала «Панорама» и делал из них для меня что-то вроде театра. В дядином театре был только один номер, в котором вырезанные актрисы задирали ноги с помощью ниток. Мама говорила: «Проклятая война!» Отец говорил: «А сейчас я сделаю стойку на руках!» Дедушка говорил: «Лучше помолчи!» Я смотрел в окно «задом наперед»: небо было внизу, город свисал сверху. Мама причитала: «Тебе станет дурно и ты упадешь!» Отец сказал: «Каждый сам кузнец своего счастья!» Пришла одна официантка и сказала: «Он сделал мне ребенка!» Дядя возразил: «Впервые вижу!» Отец сказал: «Это еще ничего не значит!» Тетки ударились в плач. Мама перестала молоть мясо и спросила: «Кто вы, мадемуазель, могу ли я узнать?» Официантка хлопнула дверью и крикнула: «Да пропадите вы!»

Тетка рассказала историю о какой-то оперной певице и заключенном, спрятанном в колодце, был еще какой-то художник из церкви, потом еще судья, толстяк, которого убила певица. Судья тоже пел, судью звали Крста Ивич, художника звали Марио. Тогда же Ильза Вернер придумала песенку «И за миллион не надо!», у нее были тонкие ноги, потом она свистела, здорово, как мужик. Один русский, эмигрант, придумал печку, которая топилась окаменелым дерьмом. Отца нашли в каком-то трамвае, он не был уверен в том, что помнит свой адрес. Отца привел футболист, игрок «БСК», друг человечества. Футболист сказал: «Это ерунда!» Отца искали покупатели, покупателям были нужны мясорубки, а также стаканы, небьющиеся. Отец спросил: «Что, сейчас?» Покупатели требовали и другие артикулы, но потом сказали: «Главное, достань гильзы!» Приходили какие-то люди, у одного была гитара и студенческая фуражка. Он играл «Дубинушку» и тихо напевал. Они объяснялись жестами, хотя все были в одной комнате. Дедушка сказал: «Это безобразие!» Тетки сказали: «Это игра!» Были и другие игры, настоящие. Одна была в виде песенки «Ехала деревня мимо мужика» и тому подобное. Ее знал один тип, дядя сразу записал. Дядя записывал и анекдоты, анекдоты назывались «сальные». Я провертел дыру в стене, сквозь дыру я подслушивал, что происходило у госпожи Мары, с ногой в качестве модели для чулка. К ней приходили разные люди, она говорила: «Это мой брат!» В дырку доносились слова: «Вы как хотите?» – и: «Так хорошо?» Дедушка спросил: «Откуда дырка в стене?» Дыркой пользовались и другие, особенно тетки. Госпожа Мара говорила: «Брат принес солонину!» – и тому подобное. Потом пришел Никола, наш родственник, сапожник и пролетарский боец. Никола сказал: «Мастерскую оставляю другим, я взял кусок мыла, хлеб и книгу „Что должен знать мужчина", и вот ухожу!» Мама спросила: «Ты хоть знаешь, на что идешь?» Никола помолчал и сказал: «Знаю!» Я сказал: «Партизанская борьба!» Мама запричитала: «Не дай Бог, кто тебя услышит!» Никола, полностью экипированный, сказал: «Тетя, я не хоровод иду водить, а в тяжкий бой, из которого нет возврата!» Мама плакала. Отец сказал: «Алон занфан!» Дедушка спросил: «Девка-то есть?» Дядя сказал: «Береги корешок!» Никола сказал на прощанье по-русски: «Здравствуйте!» Мы увлеклись новой игрой, отец назвал ее «Домашняя индустрия». Отец приносил большие коробки, полные спичек, и много маленьких, но пустых. Из больших спички надо было переложить в маленькие, в каждую точно по пятьдесят штук. Отец наделил всех работой и смотрел, приговаривая: «Заработаем кучу денег!» Дедушка некоторое время работал молча, потом стал злиться на монополию из-за сверхурочных работ и из-за непрерывного счета до пятидесяти, не допускающего малейших отклонений. Мама, считая, декламировала какие-то стихи Йована Дучича, сбежавшего посла. Тетки работали молча, упорно соревнуясь, но потом сразу обе упали в обморок. Дедушка недоумевал: «Из-за спичек, что ли? – и добавлял: – Мать их так!» Потом с этим покончили. Дедушка взялся протыкать дырки в каких-то картонках, эти картонки были для неизвестно чего. Дедушка сказал: «Это будет большое дело с хорошим заработком, хотя я и не знаю, для чего это!» Мама называла картон странным словом «папендекл». Я делал из картона домики и все такое, но это было дело десятое. Дядя сказал: «Мне тут одна предлагает прибивать шторы, пять динаров штука!» Дедушка крикнул: «Тащи!» Дядя притащил груду зеленого полотна и какие-то планки, их надо было соединять под стук молотка, это было невыносимо. Мама сказала: «Чем только мы не занимаемся, чтобы поддерживать элементарное существование!» Соседи стучали в стену и кричали: «Вы думаете, мы железные?» Мама сказала: «Они правы!» И еще: «Проклятая нищета!» Дядя сказал теткам: «Вы можете жить, зарабатывая изготовлением надписей для витрин фотоателье!» Тетки спросили: «Как это?» Дядя принес модели различных надписей типа: «Чего нет на ветрине, того есть в могазине!» Тетки исправили грамматические ошибки и с помощью акварельной краски взялись за работу. Раньше тетки писали виды Бледского и других озер, сейчас расписывали рекламу, но без фашистского лозунга «Виктория!», обязательного для каждой витрины. Дядя сказал: «Ну тогда не знаю!» Отец сказал: «Один сапожник предлагает заготавливать подошвы для деревянных башмаков!» Отец принес мешок деревянных обрезков, все опять стали стучать, портя старые столы, очень дорогие. Я строил башню из кусочков дерева, предназначенных для ног порабощенного народа. Мою башню разобрали, чтобы выполнить ежедневный план по производству новой обуви, фашистской. Дядя колотил молотком по пальцам и говорил: «Кем только я не был, а сапожником – никогда!» Мама сказала: «Настоящие сапожники сейчас там, где Никола, бедняга и герой!» Консьержка спросила: «А у вас есть патент?» Отец ответил: «Нет!» – и вышвырнул ее вон. После этого консьержка стала говорить: «Доброе утро, господин Чосич!» – и тому подобное. Мама пыталась сделать шляпу из бумаги, газетной. Сначала на маминой голове можно было прочитать фразы типа «Севастополь пал!» или «Мир в Сербии?», потом тетки все это закрасили красками, очень игривыми. Дедушка сказал: «Как вам не стыдно!» Дядя вставил в деревянные подметки своих ботинок маленькие пружинки, он говорил: «Будто крылья выросли!» Его полюбовницы спрашивали: «Откуда у вас эта прелесть?» Дядя отвечал: «Из Франции, посредством посылки!» Дядя приладил к носкам теткиных башмаков лампочки, батарейки поместил в каблуках, очень больших. Тетки не очень-то шастали на вечеринки, но надевали башмаки для того, чтобы поблистать, и ради веселья. Дядя сказал: «Да я могу такую машину выдумать, какой никогда не было!» Дядя взял части старых велосипедов, мои негодные ролики, тазы, в настоящее время не употребляемые, из всего этого принялся делать кресло, которое могло двигаться по улицам по всем правилам. Мама сказала: «Куда это нас приведет?» Другие конструировали средства передвижения с помощью каких-то палок, но это уже было гораздо опаснее. Я вновь отказался есть суп с мучной заправкой и клецками. Суп назывался «айнпрен», мама сказала мне: «Ты меня в грязь втаптываешь!» И еще: «Ты еще у меня поплачешь!» Это было страшно. Дядя производил манипуляции руками, в частности указательным пальцем в носу, это выглядело как порнография. Отец ходил всюду со списком в помощь сиротам войны, в другом кармане у него была бумажка с жирным оттиском пятиконечной звезды, отец спрашивал: «Кто подаст лесным ребятам?» Мама сказала: «Голову снимут!» Дедушка сказал: «Пьяному море по колено!»

Пришел человек и сказал: «Дайте мне тысячу динаров, а потом я вам эту солонину принесу!» И еще: «Мой адрес такой-то и такой-то!» Мама дала тысячу динаров и пошла по этому адресу, там ей сказали: «Этот дом разрушен в результате бомбардировки со стороны немецкой люфтваффе, и сейчас в означенном никто не живет!» Другой человек сказал: «Я достану вам рафинад, только дайте мне какую-никакую одежду, а я вам скажу свою фамилию и номер дома!» Мама дала человеку отцовы брюки, по адресу ей сказали: «Мы такого не знаем, а из наших никто не торгует брюками, даже сейчас!» Одна женщина сказала: «Вот фотография моего мужа, который скоро привезет из Врнячкой Бани специальный аппарат для обогрева жилища, только сначала надо уплатить часть суммы!» Мама посмотрела на фотографию и сказала: «Несчастные люди, чем только не приходится заниматься!» Мама заплатила полную стоимость, женщина взяла фотографию и ушла навсегда. Мама и дядя отправились в сектор учета, чтобы отыскать адреса этих людей, им были известны только фамилии. В секторе учета были ящички, о каждом человеке было известно, где он и что он, но о тех, кого искали мама и дядя, не было ничего. Мама сказала: «Каждый считает своим долгом надуть меня!» Дядя сказал: «Мандавошки!»

Отец доставал различные драгоценные вещи, мама спрашивала: «Ты можешь через своих достать лекарство ацетилхолин для одной моей приятельницы, у которой весьма расстроилась нервная система? – потом добавляла: – Если можешь, достань где-нибудь два килограмма смальца, независимо от цены!» Далее она спрашивала: «Не можешь ли ты достать то самое для госпожи Даросавы? Она хочет подарить это мужу на день рождения!» Отец отвечал: «С этим теперь плохо!» Тогда мама сказала: «Не распространяйся при ребенке!» Я в это время выпиливал из фанеры нарисованного на ней индейца, но мне все было известно о предмете, который госпожа Даросава разыскивала мужу на день рождения. Воя Блоша объяснял: «Это надевают, и от этого не бывает ребенка!» Я сказал: «Наверняка есть и другие открытия, о которых я понятия не имею!» Воя Блоша сказал: «Не думаю!» Я сказал: «У меня есть книга, в которой нарисованы все вещи, и с ценой, что сколько стоит!» Мадемуазель с первого этажа ходила с забинтованной ногой, Воя Блоша сказал: «Которые этим делом занимаются, носят бинт на ноге, я это установил!» Я спросил: «А может, она просто упала?» Воя Блоша сказал: «Ага, как же!» Пришел пекарь и спросил: «Не поможете ли ради экономии наклеить хлебные карточки?» Дедушка немедленно уселся склеивать обрывки, он занимался этим с помощью муки и воды. Я сказал: «А я наклеивал в альбом марки Ямайки, Новой Зеландии и другие, так что карточки запросто!» Занимаясь этим ремеслом, я пользовался лупой и пинцетом, лупа была с трещиной. Тетки продолжали наклеивать открытки из серии «Артисты моей жизни», которая начиналась с Тайрона Пауэра, широко улыбающегося. Дядя посмотрел склеенные карточки и сказал: «Их можно было сделать совсем как настоящие, но и так сойдет!» Дедушка подтвердил: «А то!» Пришла какая-то женщина и сказала: «Сейчас узнаем всю правду!» Женщина вытащила маленькие кубики с картинками, бросала и расставляла их в каком-то определенном порядке, вспоминала кавалерийских капитанов, в настоящий момент всяко находящихся в плену. Дедушка говорил: «Быть не может!» Я сказал: «И у меня есть кубики с крейсерами и взятием Сингапура!» Мама сказала: «Не встревай!» Потом мама сказала: «Для меня важнее всего знать, когда он перестанет пить!» Женщина сказала: «Пока ничего определенного сказать не могу, зайду в среду!» Дядя сказал: «Я знаю одного человека, который может увидеть любое событие, уставившись в лампу!» Дедушка сказал: «Это брехня, или лампа специальная!» Дядя сказал: «В лампе, самой обычной, человек видит различные битвы и поражение оккупантской мощи совершенно ясно!» И еще: «И всего-то за полтину!» Дядя сказал: «Есть и другие люди, например один силу измеряет!» Дядя сказал: «Надо только ударить по прибору в то место, где написано: "Здесь!"» Приходили люди и говорили: «Пристально вглядитесь в эту открытку с изображением молодой кухарки, и вы заметите, как на ней исчезает одежда!» Они исполняли этот номер с помощью ниточек, дедушка сказал: «Как вам не стыдно!» Те же люди вынимали открытку с портретом Адольфа Гитлера, очень причесанного, вместо его лица появлялся череп. Дедушка спросил: «Вы что, из полиции?» Они удивились: «Как, мы?» Тогда дедушка дал им три динара.

Отец приносил сигареты марки «Арда», болгарские. Дедушка крутил козьи ножки из сухих листочков, используя при этом туалетную бумагу. Консьерж курил что-то другое, оно долго воняло по всей лестнице. Воя Блоша сказал: «Давай и мы попробуем!» Я сказал: «У меня живот болит!» Воя Блоша сказал: «Все дымят!» Но сильнее всего дымило предприятие «Шелл» в Чукарице, которое подожгли американские бомбардировщики. Дедушка сказал: «Так им!» Это был самый грандиозный дым в моей жизни и вообще. Мы изучали науку «Природоведение», потом мы фотографировались во дворе, на память. Поп рассказывал о каких-то событиях в африканской пустыне и о каком-то льве. Другой, в обычной одежде, пришел и сказал: «Всем вам надо трудиться на ниве нового порядка!» Дедушка услышал и сказал: «Тьфу!» Двое сказали: «Пойдем вместе домой!» Один обнял меня за шею, второй полез рукой в пах, они говорили: «Мы ведь друзья?» Дедушка подстерег их за углом с палкой и заорал: «Что это вы лапаете невинного ребенка, который мне совсем чужой!» – потом измолотил их. Моему другу Србе Радуловичу трамваем отрезало ступню, потом он носил искусственную, деревянную, запихнутую в ботинок. Мама говорила: «Вот видишь!» Другой благодаря катанию на велосипеде потерял ногу до колена, мама сказала: «В твоем окружении сплошные инвалиды!» Я сказал: «А я тут при чем?» Учитель сербского языка Божидар Ковачевич продекламировал стихотворение «Начало дахийского восстания», акцентируя слова типа «беглецы», «сироты рая» и «молот и мотыга». Потом он сказал: «Народ не уничтожить!» Рудика Гриммельсгаузен, сын полицая, встал и спросил: «Вы что это, против немцев говорите?» Учитель Божидар Ковачевич сказал: «Боже сохрани!» Отец сказал: «Вот ты и гимназист, смотри мне!» Дядя спросил, как зовут наших учительниц, я ответил. Он сказал: «Здорово, ей-богу!» Нам сказали: «Сейчас на некоторое время воздержитесь от учебы вследствие вражеских воздушных налетов, а потом начнем!» Мы спускались в подвал, мама, несмотря на лето, надевала шубу и дрожала, произнося абсолютно непонятные слова. Отец говорил: «Ерунда!» И еще: «Мать их в душу американскую!» Дедушка говорил: «Зачем ты их, наших будущих освободителей, так?» Бомбы в процессе падания испускали странную музыку, мама говорила: «Похороните меня в шубе!» Я пошел посмотреть парфюмерный магазин с рассыпанной пудрой и человеком в витрине, очень окровавленным. Воя Блоша сказал: «Пойдем посмотрим на кишки консьержа, они на телефонных проводах висят!» На проводах были и другие части человеческого тела, не поддающиеся в данный момент идентификации. Мама говорила фольксдойчу, организатору противовоздушной обороны: «Что же это такое, из-за вас, горстки фрицев, нас всех переколотят?!» Тот отвечал: «А что делать?» И еще: «Это все негры, они не смотрят, куда швыряют, при чем тут мы!»

Опять летели самолеты американского производства. С самолетов бросали какие-то бумажки цвета серебра. Дедушка заорал: «Срать я хотел на ваши моторы!» Вокруг дома сыпались осколки зенитных снарядов. Мама делала веревочную туфлю, левую. Отец смотрел в окно и вопил: «Катитесь вы!» Пришел Граца и сказал: «Пошли собирать шрапнель!» И еще: «У меня картинки есть!» На картинках были какие-то люди, совершенно голые, изображавшие кучу-малу. Люди были волосатые. Немцы вечером устроили торжественную стрельбу трассирующими снарядами. Отец приговаривал: «Красота!» Тетка читала брошюру «Наш плененный король» и другую книгу, которая называлась «Санин». Мы все спали на полу – тетки, отец, мама и еще какие-то люди. Я нашел в грязи кучу банкнот. Мама сказала: «Купим килограмм смальца!» Дядя приехал на велосипеде и сказал: «Разбомбили аптеку Делини!» Отец сказал: «Ты давай потише!» Мама шила какие-то штаны, дедушка крутил радио, отыскивая «Беромюнстер», чтобы послушать последние известия. Пришел человек и сказал: «На Кумодраже зарезали ученика приказчика!» Мама сказала отцу: «Сидеть дома!» Отец ответил: «Не засирай мозги!» Вокруг луны появился какой-то круг. Дедушка сказал: «Началось!» Пришел другой человек и рассказал, что он видел каких-то русских. Мама спросила: «Наших или настоящих?» Человек ответил: «Не знаю!» Другой сказал: «Кто-то ворует детей и делает из них сардельки!» Еще один сказал: «Знаменитая партизанская комиссарша ездит верхом и режет муде попам!» Другой сказал: «Есть бордель с женщинами по тринадцать лет!» Третий вещал: «Грядет страшный суд, покайтесь!» У него была борода. Дедушка сказал: «Давай кончай!» Мама спросила: «Почему ты не умеешь рисовать?» Я спросил: «Что?» Тетки сказали: «Займись чем-нибудь культурным!» Я спросил: «Зачем?» Дядя сказал: «Пора тебе девчонку найти!» Я ответил: «Не до того мне!» Отец сказал: «Я слышал, есть такие самописки, которые валяются на улице, а когда колпачок снимешь, она взрывается!» Дедушка сказал: «Мне подписывать нечего!» Мама сказала мне: «Ничего не поднимай с земли, даже золото!» Дедушка сказал: «Все это американцы с немцами выдумали!» Тетки сказали: «Но папа!» Дядя отвел меня в кафе, там были молодые ребята, которые пили и говорили непонятные вещи, например: «Еще чуть-чуть!» – или: «Скоро они пятки смажут!» Вдалеке слышалась канонада, дедушка говорил: «Русский святой Илья!» Отец вывел меня на улицу и сказал: «Пойдем прогуляемся, пока не загремело!» Мама сказала: «Я опять надену шубу, несмотря на холодный подвал!» Один так сказал: «Я заберусь под кровать, и никто меня оттуда ни живым, ни мертвым не выковыряет!» Тетки стали произносить непонятные слова типа «сталинский орган», потом то же самое, но по-немецки. Отец выглядывал, чтобы понять, кто в кого и откуда стреляет. Мама шептала: «Берегите мужа!» Я кричал: «Единственного отца убьют!» Он смеялся, я тащил его за ноги, и так далее. Два бойца Двадцать первой сербской освободительной бригады, вспотевшие, влетели и спросили: «Кто здесь бывший офицер?» Свояк принялся плакать. Они сказали: «Да нет, не расстреливать, нам офицер нужен!» Тетки напялили на него шинель из сундука, на скорую руку приметали звезду, свояк сказал: «Вот потому и плачу!» И еще: «Мамочка моя!» И еще: «Не видать мне вас больше никогда!» Отец сказал: «Засранец!» Бойцу пуля попала в ногу, раненого доставили теткам на перевязку. Свояк вернулся к обеду, веселый, сказал: «Меня только куда-то вписали и отпустили!» Свояк об армии говорил так: «Тут я и говорю полковнику, тут мне полковник и говорит!» – и так далее. Дедушка вздохнул: «А пошел бы ты!»