355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Богдан Сушинский » Стоять в огне » Текст книги (страница 8)
Стоять в огне
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 19:08

Текст книги "Стоять в огне"


Автор книги: Богдан Сушинский


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

18

Готванюк вернулся к следующему полудню. Отряд Иванюка перебазировался в глубь урочища, и до него было не менее трех часов пути. Федор вышел на рассвете, и за это время настолько устал, что едва держался на ногах.

– Иванюк не поверил мне, – доложил он Беркуту. – Вообще не поверил.

– Что значит: «не поверил»? Что ты от меня? Что выполняешь мой приказ?

– Нет, просто он стал требовать доказательств. Которых у меня не было. А без доказательств, мол, подозревать человека он не может. Иванюк несколько раз говорил с Романцовым. Тот подробно описывает село, в котором родился, называет фамилии председателя колхоза и бригадиров. И брат у него служит на Северном флоте. В плен попал уже за Днепром. Сначала был во временном лагере где-то под Киевом. А недавно его перевезли сюда. Находился в бараке, куда согнали самых крепких для отправки в Германию, на работы. Словом, зацепиться не за что. Поэтому Иванюк и не верит.

– Ну, то, что не верит, может, и правильно делает… Но ведь мы не требуем судить Романцова. Речь идет об осторожности. Фактов у нас пока что нет, это так. Но и то, что ему рассказал о себе Романцов, тоже не убеждает. Чем завершилась ваша встреча?

– Иванюк пообещал, что некоторое время будут присматриваться к Романцову.

– И все?

– Спрашивал, отчего это Беркут не увеличивает отряд? Предлагал присоединить нашу группу к его войску.

– А ты?

– Ответил, что мы делаем свое дело честно. Нападаем на противника почаще, чем они. И не убегаем в леса, а держимся под боком у Подольска. Действовать так в составе большого отряда мы бы не смогли.

– Да ты – стратег! Только, знаешь, я тоже подумывал: а не объединиться ли? По крайней мере, большие операции нам уже пора проводить совместно с отрядом Иванюка и согласовывать их с другими отрядами. Связи с Москвой у него все еще нет?

– Кажется, нет.

– «Кажется»!… – хмыкнул Беркут. – Об этом нужно было узнать точнее. Если до осени у него не появится рация, придется посылать кого-нибудь через линию фронта. Давно пора.

– А что будет с Романцовым? Если окажется, что подозревать его не в чем, тогда?…

– Тогда облегченно вздохнем. И извинимся. Ты хотел еще что-то сказать?

– Да так, ничего… Когда прощались, Иванюк вдруг стал расспрашивать о тебе. Он ведь видел тебя всего один раз. Да и то мельком. Интересовался, правда ли, что хорошо владеешь немецким и свободно разгуливаешь по Подольску в форме эсэсовского офицера.

– Куда как свободно! – усмехнулся Беркут, осторожно поворачиваясь на бок, чтобы не потревожить раненую ногу. – Бываю на всех балах местного офицерства.

– Ничего не поделаешь: где бы хлопцы Иванюка не появлялись, везде слышат о Беркуте. Говорят, будто ты даже разъезжал на лимузине в форме фашистского генерала.

– Раз говорят – надо попробовать.

– Знаешь, о чем я думал, пока шел? Может, стоит привести этого Романцова к нам? Ведь интересуется же человек.

– В том-то и дело, что очень уж напористо он интересуется.

* * *

Оставшись один, Беркут еще раз попытался проанализировать обстоятельства, при которых пленный оказался в лагере Иванюка. Теперь, имея представление о планах гестапо относительно «Рыцарей Черного леса», он не верил, что Штубер мог допустить побег Романцова. Пленных привезли в крепость, чтобы отрабатывать на них приемы рукопашного боя, как на манекенах. Фельдфебель сам сказал об этом Мазовецкому во время их дружеской беседы. А докладывая Штуберу, что тренировка закончена, этот же фельдфебель заявил, что пленные в подземелье. Стало быть, фашисты не собирались отвозить их вечером в лагерь. Опасались нападения партизан. Как же в таком случае машины с пленными оказались на шоссе? И почему этому Романцову так легко дали бежать? Даже не преследовали его? С другой стороны, невозможно, чтобы спектакль с докладом фельдфебеля был разыгран специально для него. Штубер не мог предвидеть появления Беркута в крепости именно в это время.

Фельдшер сказал, что лежать придется еще недели две. А тем временем Штубер будет действовать. Судя по всему, он задумал большую операцию. И толчком к ней наверняка послужил его, Громова, визит в крепость. Штубер понял, что наговорил «оберштурмфюреру Ольбрехту» много лишнего, но потом, видимо, решил: почему бы не извлечь выгоду из собственной болтовни. Теперь, когда Беркут знает, что в крепости находятся пленные, он легко поверит «беглецу». Тем более, что Романцов сможет сообщить несколько совершенно правдивых деталей о событиях и обстановке в крепости.

Словом, похоже, что Романцова подключили к неожиданной, не спланированной заранее операции, на которую Штубер пошел без соответствующей подготовки. В конце концов, не так уж и велика трагедия, если провалится еще один агент из аборигенов. Ну а то, что Крамарчук стал свидетелем «побега»… Так ведь кто мог предвидеть такое?

Уходя из крепости, Беркут твердо решил, что появится там еще раз – ровно через три дня. Ему казалось, что игру со Штубером стоит продолжать. В конечном итоге, если не его самого, то хотя бы нескольких «рыцарей» можно было бы заманить в лес и здесь основательно допросить. Но теперь все срывается. Впрочем, уже и сейчас у него есть основания предупредить партизанские отряды о возможной засылке к ним «рыцарей». Именно на это намекал гауптштурмфюрер. Так что польза от распития коньяка в башне Штубера очевидна.

Вошел Мазовецкий. В землянке было душно, и Владислав помог командиру выйти на воздух. На поляне за лагерем они сразу же разделись до пояса – самое время позагорать.

– Странная тишина, – задумчиво произнес поляк, растирая свое крепкое мускулистое тело. – С некоторых пор я больше всего опасаюсь именно тишины. И вообще, может, война уже давно закончилась и мы зря сидим здесь?

– Если вот так, тихо, посидим еще неделю, немцы наверняка всполошатся: куда девались партизаны?

– Ага, – кивнул Мазовецкий, – так всполошатся, что бросят на розыски несколько полков под прикрытием самолетов. Но особенно встревожится наш друг Штубер.

– Меня сейчас больше интересует этот загадочный беглец Романцов. Одно из двух: либо это действительно пленный, но завербованный фашистами, либо профессиональный провокатор. В обоих случаях его следует ликвидировать.

– У Иванюка есть кое-какие связи, правда, не очень надежные, с лагерем военнопленных. Нужно использовать этот канал. Должны же там хоть что-нибудь знать о побеге и сбежавшем.

– Это ничего не даст. Если Романцов – провокатор, значит, настоящего Романцова среди живых уже нет. Так что в лучшем случае из лагеря могут подтвердить: да, бежал пленный под номером таким-то. Ну и что? Мы ведь не можем привести в лес, на очную ставку, целый барак.

– Почему так безнадежно? Давно предлагаю напасть на лагерь, перебить охрану и освободить пленных.

– Я уже говорил об этом с комиссаром «Чапаевца», ты же знаешь, он базируется севернее нашего лагеря. Люди из этого отряда тоже наладили связь с пленными и даже с кем-то из охранников. Однако никаких серьезных операций командование пока не планирует. Ждет, когда в лагере сформируется подпольная группа, которая поддержала бы партизан во время нападения. Иначе будет слишком много жертв и среди партизан, и среди пленных. Что же касается Романцова… Самое верное – устроить неподалеку от крепости засаду и захватить в плен одного из «рыцарей» Штубера. Если Романцов – их агент, пленный наверняка выдаст его.

– Осталось захватить этого самого «рыцаря», – вознес руки к небу Владислав. – Это так просто. В засаду идти сегодня?

– Я и не говорю, что просто. Но это реальный выход. Не будем спешить. Захватить кого-либо из «рыцарей» без открытого боя вряд ли удастся. Штубер наверняка учитывает возможность такого захвата и принял меры. Пошлем на разведку Клима Вознюка. Парень местный, окрестности знает. Пусть хотя бы денек понаблюдает за крепостью.

– А потом?

– Есть одна идея. Жаль, что погибла группа твоего земляка капитана Залевского.

– Патриотов великой Польши, о которых ты рассказывал?

– Нам бы сейчас очень пригодилось их подземелье, – объяснил Беркут, – и их связи.

– Не впервые жалею, что опоздал со знакомством с ними.

– Тогда я мог бы потерять лучшего из своих бойцов. Зов крови и обет землячества оказались бы сильнее.

– Как провидец ты уже ничем не рискуешь.

…А ведь тогда Громов так и не смог выяснить, почему группа Залевского провалилась. Просто однажды, придя к усадьбе капитана, он увидел, что дом взорван. Подземелье, как ему объяснили, тоже. А еще через несколько дней узнал, что капитан Залевский покончил с собой в камере гестапо, а Янек и Владислав повешены. До сих пор Беркут не терял надежды установить, кто именно предал группу, и отомстить за нее. Да, было время, когда он со своими бойцами неделями отсиживался у Залевских, пока фашисты прочесывали лес и томили солдат в засадах. Надежно укрывало их подземелье Залевских и в суровые зимние месяцы. Да что там… они и продержались так долго в тылу врага во многом благодаря существованию этой удивительно надежной базы.

«Странно: польская разведка позаботилась о создании таких баз, а наша почему-то нет, – подумал Андрей. – Насколько они облегчили бы участь подпольщиков и партизанского движения!»

19

Прошла неделя с тех пор, как Беркут побывал в крепости. Теперь Штубер уже понимал, что рассчитывать на дальнейшие контакты с ним не приходится. И если прежде потери своего отряда и посещение Беркута он мог оправдывать конечной целью – вербовкой командира партизанской группы, то сейчас вся эта затея уже казалась ему слишком наивной.

Сегодня он снова вызвал к себе водителя Йозефа Каммлера. Тот явился сразу же. Лихо отдал честь. Страх перед тем, что его может арестовать гестапо, уже прошел, и теперь Каммлер чувствовал себя чуть ли не героем. Как-никак, он сумел перехитрить партизан, вырваться из когтей самого Беркута и даже стрелял в него.

– Еще раз расскажите, как все это происходило. Только не торопитесь. Со всеми подробностями. И не привирая. Сами знаете, чего мне стоило вырвать вас из рук гестапо. А ведь там на вас смотрели как на изменника, выполнявшего все приказы бандитов ради сохранения собственной шкуры. Впрочем, так оно на самом деле и было. Ведь ради спасения?… – Штубер насмешливо взглянул на Каммлера. Ему приятно было видеть, как с лица солдата сползает маска самодовольства, а вместо нее появляется серая тень страха.

– Не совсем, господин гауптштурмфюрер. Там возникла такая ситуация, что…

– Я вызвал вас не затем, чтобы выслушивать оправдания. Они меня не интересуют. Еще раз обо всем этом происшествии… Я весь внимание.

Водитель снова со всеми подробностями рассказал, как он оказался в плену у Беркута и что происходило потом, вплоть до его возвращения в крепость.

– Вы действительно стреляли? – недоверчиво переспросил Штубер, как только солдат дошел до того момента, когда Беркут отпустил его.

– Могу поклясться на Библии, господин гауптштурмфюрер.

Штубер поморщился. Всякое упоминание о церкви или Святом Писании вызывало в нем какое-то необъяснимое раздражение. Он очень редко задумывался над тем, существует ли Бог на самом деле. Но и никогда не мог понять, что заставляет мужчину становиться на колени перед иконой. Поэтому любые клятвы «на Библии» воспринимал, как неумную шутку.

– И уверены, что попали в кого-либо?

– Не уверен. Я стрелял в бандита, который был в форме оберштурмфюрера… Думаю, что не промахнулся. Но он не упал. Почему-то… Не могу сказать точно. Я сразу умчался оттуда. Вы же понимаете: замешкайся я хоть на мгновение…

– И этот партизан просил передать мне, что он умеет сдерживать свое слово?

– Именно об этом он и просил. Двое других настаивали на моей смерти. Но оберштурмфюрер был против. Решительно против, – чеканил Каммлер.

«Жаль, что Беркут не прислушался к их совету, – подумал Штубер. Он встал из-за стола и подошел к бойнице. – Если б не этот идиот, подробности визита Беркута оставались бы моей личной тайной. – А теперь о них знает все отделение гестапо. Не говоря уже об абвере».

– Итак, оберштурмфюрер спас вам жизнь, а в благодарность за это вы сразу же выстрелили в него? – вопрос вырвался у Штубера непроизвольно. Лишь потому, что его раздражал болван-водитель, на котором военная форма висела, как на полигонном чучеле.

– Но ведь, господин гауптштурмфюрер… Это же явный враг…

– Конечно, конечно, – спохватился Штубер. Меньше всего ему хотелось, чтобы солдат заподозрил его в жалости к врагу, который он, Штубер, никогда не испытывал. – Вы свободны. Единственное, что я вам советую и приказываю: поменьше болтать о своих «подвигах». Вы поняли меня?

«А ведь если операция против партизан не удастся и кретинам из гестапо придет в голову найти виновного, этот олух будет для них неоценимым свидетелем», – подумал Штубер, когда шофер вышел. Несколько минут он нервно вышагивал по своей каморке, затем дернул за бечевку, на конце которой там, внизу, у денщика висел колокольчик.

Ганс Крюгер явился немедленно. Это был деревенский парень, лицу которого, казалось, не были присущи какие-либо проявления чувств и сквозь невозмутимость которого отчетливо просматривалась умственная неполноценность. Именно это и определило его судьбу. Потому что Штуберу нужен был именно такой денщик: по-крестьянски старательный, трудолюбивый и несколько туповатый, которому и в голову не придет размышлять над словами и поступками своего командира.

– Вызови шарфюрера Лансберга. А когда он выйдет отсюда, пригласи фельдфебеля Зебольда.

Ганс кивнул. Этот кивок напоминал неуклюжий поклон состарившегося швейцара. Отвечать, как подобает военному, Штубер так и не приучил его.

* * *

Карл Лансберг вошел сразу же, словно в ожидании вызова стоял за дверью. В отличие от Ганса, этот крепкий двадцативосьмилетний парень напоминал старых прусских интеллигентов. Если бы Штубер не знал, что перед ним сын уголовного преступника-рецидивиста и что на счету Карла как минимум двенадцать крупных террористических акций, две из которых получили международную огласку, то считал бы, что имеет дело с холеным профессорским сынком. Эта внешность, эти изысканные манеры… Штубер никак не мог понять, откуда они у Лансберга. Но они исправно служили Карлу той маской, благодаря которой его принимали как своего в любом порядочном обществе. К тому же он с уверенностью дилетанта умел свободно поддерживать разговор на любую тему, чем особенно нравился старшему поколению интеллигентов и женщинам.

Служба безопасности учла это: Карл Лансберг, он же агент по кличке Магистр, специализировался на убийствах интеллектуалов, «склонных, – как это деликатно формулировалось, – к явному покраснению».

В среде офицеров службы безопасности даже бытовал мрачный полуанекдот о том, что, перед тем как уничтожить свою жертву, Лансберг читает ей популярную лекцию о путях развития европейской философской мысли сороковых годов двадцатого столетия. Затем вручает свою визитную карточку и только потом стреляет. Но таким образом, чтобы кровь залила визитку, которую он приобщает к своей коллекции.

– Как тебе здешний климат, Магистр? – спросил Штубер, выслушав его приветствие и разливая в рюмки коньяк.

– По ночам видится Франция, – настороженно усмехнулся Карл.

– Мне тоже. Или Испания. В зависимости от расположения планет. Так что самое время выпить, – подал ему рюмку, – за скорейшее возвращение на средиземноморское побережье. Никто не заставит нас поверить, что там уже не осталось работы для истинных профессионалов.

– Видит Бог – никто, господин гауптштурмфюрер. – Магистр резким движением опорожнил рюмку, подошел к столу, поставил ее и отступил на три шага назад. – Разрешите уточнить: существует ли в действительности хоть какая-нибудь надежда?

– Просто так надежды в природе не существует. Ее вызывают, как духов. Сейчас мои люди налаживают контакты со Скорцени, который, будем молиться, еще не забыл, что где-то там, в России, сражается Вилли Штубер. Точно так же, как я не забыл боевого друга Карла Лансберга.

– Вы слишком добры ко мне, – приложил Лансберг руку к сердцу.

«Хотя бы здесь не устраивал свои крокодильи спектакли!» – поиграл желваками Штубер. Но вслух сказал:

– Впрочем, многое зависит от успеха нашей миссии здесь, в черных лесах Подолии.

– Бывали и посложнее, – скромно опустил взгляд шарфюрер.

– Разумеется. Полагаю, что до осени управимся. Нужно только уцелеть, сохранив себя для теплого солнца и ласковых женщин. Вот, собственно, и все. Я и пригласил тебя только для того, чтобы немного подбодрить. Не так уж много у меня здесь друзей, на которых по-настоящему можно положиться.

Магистр сердечно поблагодарил, но с места не тронулся. Он не верил в существование начальства, которое вызывает подчиненных только для того, чтобы подбодрить и поблагодарить за преданность. В этот раз чутье тоже не подвело его.

– Этот водитель… Йозеф Каммлер, который не устает расписывать свои подвиги в борьбе с партизанами… Что он собой представляет?

– Трепло, господин гауптштурмфюрер. Никогда не уважал людей, которые, впутавшись в историю, о которой им знать не положено, не умеют молчать.

– Правильно, Карл. Я ждал от тебя именно этих слов. Я так понимаю, что партизаны его просто-напросто помиловали… И теперь, радуясь жизни, парень даже не догадывается, что испортил нам интереснейшую игру с противником. И продолжает портить ее. Не говоря уже о странной откровенности Каммлера при общении с полевыми жандармами. Неужели о таких случаях следует рассказывать каждому патрульному, тем более что ты еще не успел доложить о них своему командиру?

– Это глупо, – глухо пробубнил Магистр с таким видом, словно речь шла о его собственных просчетах.

– Рад, что наши мнения совпадают, Карл, – хищно сощурился Штубер. – А почему, собственно, я советуюсь с тобой? Да потому, что была мысль привлечь к нашим делам и этого парня. Но ты же сам видишь: такого болтуна следует держать подальше.

– Ясное дело, господин гауптштурмфюрер, – подальше.

– Мы не можем допустить, чтобы о каждой, даже небольшой нашей операции становилось известно всему вермахту. Что тогда подумают о нас в Главном управлении имперской безопасности, где предпочитают иметь дело только с агентами с безупречной репутацией? Исключительно безупречной!

– Я понял вас, господин гауптштурмфюрер, – щелкнул каблуками шарфюрер. – Разрешите идти?

– Пожалуйста, Карл, пожалуйста… Полагаю, что нам и впредь следует время от времени встречаться за рюмкой коньяку или чашкой кофе.

Через несколько минут перед Штубером уже стоял Зебольд.

– Витовт! – резко проговорил Штубер. С Зебольдом ему незачем было разводить дипломатию. – Беркут исчез. Наши условия он не принял. Тем хуже для него. Как там поживает Звонарь?

– В условленном месте постоянно дежурят два наших агента. К сожалению, до сих пор Звонарь на связь не выходил.

– Это еще не провал. Возможно, его пока что держат при штабе, присматриваются. Беркут не так наивен, чтобы сразу довериться первому встречному, который к нему прибьется.

– Но ведь Звонарь – опытный агент, – проворчал фельдфебель. Штубер знал, каких сил стоило ему это признание. Зебольд терпеть не мог Звонаря.

– А как дела у Совы?

– Только что звонили из гестапо. Вышел на связь. Судя по информации, внедряется успешно.

– Ну и прекрасно. А теперь приступим к операции под кодовым названием «Тевтонский меч». Пополнение из полицейских прибыло?

– Прибудет через час. Двадцать человек.

– Отлично. Отберите десять наших «рыцарей» и десять олухов-полицейских и завтра же выступайте в Днестрянский лес. Он невелик. Партизанских отрядов или хотя бы групп там нет. О том, как действовать отряду, мы уже вкратце говорили. Главное, побольше рейдов в окрестные села. С населением до поры обращайтесь более-менее корректно. Ваша задача: выявить возможно большее количество нелояльных личностей, склонных к партизанским действиям, а также родных и близких коммунистов и офицеров Красной армии. Охотно принимайте любого, кто попросится к вам. Обрастайте людьми, формируйте большой партизанский отряд. Вступайте в контакты с другими партизанскими отрядами, выявляйте их базы, тайные склады оружия и продовольствия, каналы связи с населением, явочные квартиры. Особое внимание уделяйте партизанской агентуре и агентуре советской разведки в местной полиции, городской управе, уездной больнице и других учреждениях.

– Яволь, господин гауптштурмфюрер… Но… – замялся Витовт.

– Что означает ваше загадочное «но», Зебольд?

– Я вспомнил, что по крайней мере два партизана знают меня в лицо.

– С одним вы даже подружились, мой фельдфебель, – оскалился Штубер. – Был такой грех, был.

– А, тот поляк, адъютант Беркута…

– Я учел это обстоятельство. Лично вы в лесу пробудете недолго. Формально командиром вашего «партизанского отряда» будет Савченко. Он украинец, знает местный говор, а значит, к нему – больше доверия.

– Агент Лютый… – кивнул Зебольд, явно одобряя выбор Штубера.

– Вот именно– Лютый. Пусть это станет и его партизанской кличкой. Сегодня вечером я проинструктирую Савченко подробнее. Вы же будете заместителем командира отряда. Выдавайте себя за прибалтийца. Кажется, вы немного владеете литовским?

– Наш детский приют находился недалеко от границы с Литвой. Могу изображать литовца, основательно подзабывшего свой язык. Тем более что проверять здесь некому. Кроме Беркута.

– Пока он поймет, что к чему, вы уже будете в крепости.

– Значит, с населением мы пока должны обращаться деликатно? – на всякий случай уточнил Витовт, давая понять, что с его порочным знакомством покончено. Это был единственный пункт, который смущал опытного террориста, сковывал фантазию.

– Понимаю, вы привыкли к эффектной работе. Но две-три недели придется потерпеть. И еще одно. Об этом будете знать только вы: через три дня здесь, неподалеку от крепости, появится еще одна группа. Выдающая себя за группу Беркута. Возглавит ее Магистр. Задача группы – полная дискредитация в глазах населения беркутовцев и всего партизанского движения. Они будут откровенно грабить население и казнить при малейшем подозрении в сочувствии оккупантам. Вот у них все методы хороши. Часть недовольных действиями Беркута, конечно же, придет к вам. За помощью. Как говорят русские, из огня да в полымя. Охотно принимайте их.

– Нетрудно представить себе судьбу этих несчастных. Уж мы-то «поможем».

– И последнее: у вас будет трое постоянных связных. В разных местах. О них мы еще поговорим. Но ни один из ваших людей не имеет права появляться в крепости до тех пор, пока не завершится операция.

– Яволь, господин гауптштурмфюрер.

Зебольд вышел. Удовлетворенный беседой, Штубер приблизился к бойнице, еще раз взглянул на полоску леса меж двух холмов и вновь зловеще оскалился. В последнее время он истосковался по настоящей работе, и радовался, что наконец-то может начать важную операцию, к которой так долго и тщательно готовился. Не разглашая при этом замысла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю