Текст книги "Стой, кто идёт"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Я все расскажу! – завопил ульфанец, хватая Хихикинса за ногу. Видите, я уже говорю! У нас нет людей в этом секторе, только техника и разведчики. Стреляют роботы, а их легко выключить, если подобраться сзади.

– Нет людей? – переспросил Хихикинс. – Почему?

– Потому. – Ульфанец показал на черную лужу, из которой только что выбрался Мирр. – Это табачная смола. Ребята отказываются дышать таким дымом, хотя лично я считаю, что он не вреднее любого другого. Дедушка дышал им каждый день и дожил до девяноста лет. Так что, если...

– Молчать! – рявкнул Хихикинс. – Не очень-то я верю твоим россказням. Не иначе, это грязный ульфанский трюк. Роботы одинаково стреляют и по своим и по чужим.

Пленник отрицательно затряс головой:

– У нас есть такие устройства... они непрерывно передают кодированный сигнал. Возьмите мое, но тогда уж не отпускайте меня далеко.

– И точно, – сказал Мирр, – пока он с нами, не слышно ни взрывов, ни выстрелов.

– Благодарю за службу, рядовой Мирр! – Голосок лейтенанта затерялся где-то в недрах респиратора. – Это может стать поворотным моментом битвы, а может быть и всей кампании. Я сейчас же доложу капитану Трепловеру.

Лейтенант поднес наручный коммуникатор к области рта и что-то забормотал, а Райан схватил руку Мирра и энергично затряс. Даже Фарр изобразил что-то вроде дружелюбной ухмылки.

– Великолепно, Войнан, просто изумительно! – трещал Райан. – Если бы не пленник, нам не прожить здесь и недели, а теперь... похоже, скоро будем праздновать победу! Мне всегда хотелось въехать в город на танке. Девушки бросают мне цветы, сигареты... бросают девушек!!!

Его внимание отвлек слабый, но безошибочно недовольный оттенок в голосе лейтенанта. Он был тем заметнее, что оказался совершенно неожиданным.

– Со всем уважением, сэр, – говорил Хихикинс, – но я не верю, что ульфанцы ударятся в панику, когда услышат, что мы стройными рядами бесстрашно маршировали прямо на их роботов. Точнее сказать, я уверен, что они умрут со смеху. Да, я понимаю, как вы расстроены, не получив подтверждения своей теории, но...

Некоторое время Хихикинс слушал, кивая головой.

– Я совсем не хотел сказать, что вы...

Он послушал еще немного и – невероятно! – плечи его опустились.

– Так точно, сэр, я понимаю, какая это честь – умереть за Терру!

Райан схватил Мирра за руку.

– Мне это не нравится, Войнан!

Лейтенант Хихикинс выключил радио, вздохнул, повернулся к своим солдатам и снял маску, ухитрившись при этом даже не кашлянуть. Рот его пополз вверх и вправо и принял форму запятой, долженствующей, очевидно, выразить своей формой крушение иллюзий. Мирру стало его жалко. После короткой паузы лейтенант сказал:

– Капитан Трепловер шлет свои поздравления. Вы показали себя настолько ценной боевой единицей, что в штабе решили отправить вас на планету Трелькельд. Вы будете там через пару часов. Я, естественно, отправляюсь вместе с вами.

Привлекая внимание лейтенанта, Райан пошевелил пальцами.

– Этот Трелькельд, что за планета?

– Мы теряем на Трелькельде больше людей, чем успеваем туда переправлять.

– Боже мой! – Райан повернулся к Мирру и вперил в него прокурорский взгляд. – Это ты виноват, Войнан, мы еще не успели выпить по чашке кофе, а уже торопимся на вторую войну!

Мирр ответил самым неприличным из всех ругательств, но мысли его были заняты другим. Для того, чтобы хоть как-нибудь продлить свою жизнь, существует один-единственный способ: каким бы невозможным это ни казалось на первый взгляд, какие бы трудности ни поджидали его – он обязан вспомнить, что случилось с ним в прошлой жизни и расторгнуть контракт с Легионом. Начинать было совершенно не с чего, шансы встретить человека, знавшего Мирра на Земле, – ничтожны.

Труся в составе ценной боевой единицы к месту посадки в звездолет, Мирр не переставал думать о тайне, окутавшей его прошлое. Все, кому не лень, твердят, что он погряз во грехе, но, покопавшись в себе, Мирр не обнаружил никаких антиобщественных устремлений. Это поставило его перед философской проблемой: узнает ли он криминальную тенденцию, если ему сунут ее под нос? Способен ли кто-нибудь сознательно признать себя преступником? Не считает ли замышляющий преступление "плохой" человек себя таким же "хорошим", как любой образцовый член общества.

Мирру пришлось прервать свои размышления, потому что прибыл звездолет – по размытой дуге вынырнул из-за горизонта и тяжело осел на мягкую почву. Без всякого видимого человеческого участия его двери распахнулись, и Хихикинс пригласил всех внутрь. Вздрогнув от прикосновения не защищенных более пяток к ледяному металлическому полу, Мирр ввалился в корабль и отрешенно плюхнулся на первую попавшуюся скамью. Он не участвовал в битве за места с привязными ремнями, с холодным реализмом рассудив, что ужасы межзвездного перелета – ничто по сравнению с опасностями, подстерегающими легионера на передовой. Надежд на избавление у него меньше, чем у любого другого. К прошлому не ведет ни единой тропинки, и он обречен мотаться по галактике в похожих друг на друга, как две капли воды, железных гробах...

Внезапно взгляд Мирра упал на маленький синий предмет, лежащий прямо перед ним на полу, и он понял, что этот звездолет – тот же самый, что доставил их на Ульфу. В прошлый раз синяя лягушка была сплющена до неузнаваемости, но молекулярная память уже успела вернуть ей первоначальный вид. Пожелав своему телу того же, Мирр подобрал лягушонка и с грустью уставился на него – будь он разумным, много чего мог бы порассказать.

– Что это ты нашел? – Усевшийся рядом Динкль нагнулся, чтобы получше рассмотреть загадочный предмет. – Ух ты! Кто-то весело пожил!

Мирр крепче ухватил изготовившуюся упрыгать лягушку.

– Что-что?

– Такие штуки выдают только в "Голубой лягушке" на Аспатрии, да и то постоянным клиентам.

– В "Голубой лягушке"? – разволновался Мирр. – Это что? Бар? Ресторан? Ночной клуб?

Динкль кивнул.

– Самый шикарный в Пионер-сити и на всей Аспатрии. Не понимаю, как человека, получающего жалкие легионерские крохи, могло занести в такое место.

– Все зависит от мировоззрения, – пробормотал Мирр, засовывая драгоценное земноводное поглубже в карман. – Кое-кто просто не может заставить себя держаться от таких мест подальше!

5

В некотором отношении планета желтых небес Трелькельд оказалась не столь кошмарной, как представлялось Мирру. Если ульфанская кампания была карательной операцией против взбунтовавшихся колонистов – Мирру сама идея гражданской войны казалась отвратительной – то на Трелькельде Легион просто-напросто расчищал покрытый джунглями континент для геологической разведки. Еще одним обстоятельством, успокаивавшим мятущуюся совесть Мирра, было отсутствие на планете разумных форм жизни. Коммерции угрожали только дикие животные...

Однако на этом месте список преимуществ Трелькельда резко обрывался.

Обитатели трелькельдских джунглей были такими злобными, противными на вид и расплодились в таком количестве, что планета казалась испытательным полигоном Природы, задавшейся целью вывести здесь наимерзейшего монстра Вселенной. В приступе изобретательности она создала животных, которые, заманивая жертву, притворились растениями, и растений-хищников, прикидывавшихся для этой же цели животными. Тут обитали насекомые, страстно желавшие быть раздавленными – меньше чем через секунду их кровь прожигала пластиковую подошву и сотни яиц в момент контакта с человеческой плотью превращались в личинок, за минуту оставлявших от ноги несчастного только гремящие в сапоге кости.

Водились в джунглях электрические змейки, змейки-удавки, и змеи-кинжалы – цель их существования заключалась в стремлении доказать справедливость своих имен – птицы-гранаты, птицы-томагавки, и дятлы-черепушки – все они с утра до ночи занимались тем же; бронированные монстры, столь полные жизнью, что даже их конечности, отрезанные лучом лазера, бесчинствовали еще полдня, причиняя разрушений больше, чем причинил бы родитель, останься он единым целым.

У каждого в двести третьем полку был в джунглях свой "любимец". Мирр, например, наибольшее отвращение питал к сорокоротке, сложносоставной зверюшке, похожей на исполинскую гусеницу. Каждый ее сегмент был самостоятельной гадиной, отдаленно напоминающей круг сыра, с четырьмя короткими быстрыми ножками, ужасными челюстями, и массой нервных окончаний на спине и животе. Эти отдельные составные части были довольно опасны сами по себе – злобные, быстрые, агрессивные поганки, попасть в которые из винтовки было неимоверно трудно – но когда штук десять или двенадцать соединялось в полноправную сорокоротку – берегись! Чтобы заставить чудовище распасться, нужно было поджарить не менее половины сегментов. Правда, остальные тут же разбегались и возобновляли атаку со всех сторон. Именно в схватках с сорокоротками Мирр почувствовал, хотя и несколько запоздалую, благодарность к компании ПКС за то, что остатки своих скудных средств она потратила на защитные чашечки, а не на красивые, но менее полезные предметы экипировки.

Тогда же мысль о побеге завладела Мирром безраздельно.

Первым делом нужно было вытянуть как можно больше информации из лейтенанта Хихикинса, но поговорить с ним один на один долго не предоставлялось возможности – лейтенант, которого вновь охватил патриотический зуд, проводил все часы бодрствования в гуще схватки. Только на третий день Мирру удалось загнать его в угол неподалеку от полевой кухни. Когда Хихикинс осознал, что капкан захлопнулся рот его сделал несколько неудачных попыток с неудовольствием сжаться.

– Мне некогда болтать с вами, Мирр, – прошипел он нетерпеливо ковыряя ногой землю. – Мы не спасем Терру работая языками!

– Но дело обстоит именно так, сэр! – возразил Мирр, стараясь произносить только те слова, которые обязательно найдут путь к сердцу юного лейтенанта. – Мы спасем ее!

Хихикинс отпрянул.

– Что за чушь вы несете, Мирр?

– Сэр, сорокоротки сожрали уже уйму наших, и... и... – Ужасаясь собственной лжи, Мирр выпалил: – Я придумал, как бороться с ними!

– Слушаю.

– Ну... – в поисках вдохновения мысли Мирра обгоняли одна другую. – В общем, они особенно опасны, когда соединяются дюжинами, значит, этого нельзя допускать!

– Каким образом?

– Их надо опрыскивать маслом, сэр! Тогда они будут соскальзывать друг с друга! Сойдет любая смазка – даже крем для загара...

– Ваша идея гнусна и отвратительна, – зловеще сказал Хихикинс.

Мирр, который думал точно так же, схватил лейтенанта за руку.

– А еще мы можем опрыскать их чем-нибудь, чтобы изолировать нервные окончания. Любой быстросохнущий лак – лак для волос, например.

– Интересно, что подумают на Терре про Легион, если мы начнем заказывать крем для загара и лак для волос?

С этими словами Хихикинс вырвал руку и подозрительно уставился на Мирра:

– И вообще, что это за разговоры? Очередной трюк "зеленых"?

– Прошу вас, сэр, не надо так говорить! – с жаром сказал Мирр, чувствуя, что наконец-то разговор принимает нужный оборот. – Никто не может быть более предан Легиону и вам лично! Знайте же, повиноваться меня заставляет не усилитель команд, а любовь к... э-э... Терре и уважение к вам как к офицеру.

– Не пытайтесь ублажить меня!

– Это святая правда, сэр!

– Если бы я хоть на секунду поверил, что это серьезно...

– Совершенно серьезно, сэр...

– Ну... в таком случае, спасибо, Мирр. Такого мне раньше никто...

Хихикинс несколько раз моргнул, потом достал носовой платок и высморкался.

– Иногда мне хочется, чтобы побольше людей в Генеральном Штабе стали похожи на генерала Голлубея, который запретил пользоваться усилителями в своей дивизии... Ведь я никогда не _у_з_н_а_ю_, прирожденный я лидер, или нет!

– Да, сэр, это серьезнейшая проблема. И все потому, что кто-то вделал в ваше горло дурацкую мембрану, и она вибрирует... с какой частотой? Десять килогерц?.. Восемь?..

– Двенадцать, – автоматически ответил Хихикинс. – Знаете, Мирр, я получил огромное удовольствие от нашей беседы. Мне и в голову не приходило, что вы так чувствительны и... Куда вы, Мирр?

– На передовую, сэр! – и Мирр указал на зеленоватую стену джунглей границу освоенной человеком территории.

Время от времени полумрак под деревьями разрывался пурпурными вспышками, слышны были крики людей, заглушаемые ревом, хрипом и шипением разнообразной фауны, изгоняемой из своих владении. Подбегая к линии огня, Мирр чувствовал себя слегка виноватым в том, что облапошил ничего не подозревающего лейтенанта, но если жизнь дорога ему, нельзя быть слишком разборчивым в средствах.

Он внимательно осмотрелся и через несколько секунд нашел то, в чем испытывал крайнюю нужду: запас электронных модулей. Запас этот имел форму валяющейся под кустом лучевой винтовки, чудовищно изуродованной неким таинственным актом насилия. Не сомневаясь, что владелец ее пребывает в столь же плачевном состоянии, Мирр поднял оружие, с облегчением обнаружив, что к нему не прилипло ни единого ошметка органического происхождения. Он вытащил из приклада блок лучевого генератора и засунул себе в карман.

В это время взрослый кнутолом, занятый исключительно мыслями о том, как бы поэффективнее оправдать обе части своего имени, прыгнул на пегое дерева, и в следующую минуту Мирр отбивался от него искореженной винтовкой, в то время как исправная бесполезно болталась за спиной. Он взмок и чуть не верещал от страха, когда ему, наконец, удалось сбить с себя и прикончить зверюгу.

Инцидент напомнил Мирру, что может случиться, стоит лишь ослабить бдительность. Он решил отложить планирование побега до тех пор, пока обстановка не станет более благоприятной для мыслительных процессов. Следующее напоминание пришло через час, когда всего в нескольких метрах от него человек с латинскими чертами лица, имени которого Мирр так и не запомнил, был подхвачен каким-то чешуйчатым монстром и с прощальным "Мамма миа!" запихнут в разверзшуюся пасть.

Когда темнота подвела итог дневной битве, остаткам взвода лейтенанта Хихикинса было позволено вернуться в лагерь, насладиться котелком болтанки и отдохнуть на кучках сухой травы. Как ни устали солдаты, мало кто смог уснуть, потому что сено было местного происхождения, и каждая составляющая его травинка двигалась по собственному усмотрению, норовя пустить корни в каждом телесном отверстии, до которого могла добраться.

Мирр уселся в углу и, отвлекаясь только на то, чтобы отшвырнуть чересчур расшалившуюся травинку, принялся разбирать генератор. Освещение в палатке было явно недостаточным для столь деликатной работы, но Мирр с радостью обнаружил, что пальцам его темнота ничуть не мешает. Если бы его представления об электронике разошлись с действительностью так же далеко, как и представления о звездолетах, все его планы пошли бы прахом.

Мирр работал два часа и, благодаря всевышнего за то, что пуговичные терминалы дают возможность обойтись без паяльника, соорудил устройство, хотя и с ограниченным радиусом действия, но способное нейтрализовать все звуковые колебания частотой двенадцать килогерц. Еще десять минут заняла маскировка устройства в шлеме, а затем довольный Мирр улегся на шаловливую травку.

Украдкой наблюдавший за ним Райан приподнялся на локте:

– Эй, Войнан, что это за штуку ты запихал в шлем?

– Потише, – прошипел Мирр. – Мне совсем не хочется, чтобы про нее узнал весь взвод!

– Но что это такое?

– Это... э-э... микроплеер. – Мирр несколько раз взмахнул руками, словно дирижируя невидимым оркестром. – Куда бы я ни шел, хочу, чтобы в ушах звучала музыка!

– Хотелось бы мне смастерить что-нибудь подобное! – с восхищением прошептал Райан. – Все, что я знаю про плееры так это, что у них есть сниматель и говоритель, а между ними...

– Хватит! – оборвал его Мирр. – Это древняя штука, Верни, и устарела она в ту секунду, когда ее изобрели. Не возражаешь, если мы немного поспим?

– Я хотел взбодрить тебя, Войнан. Тебе что, не нравятся розыгрыши?

– Если бы у меня была роза, я бы засунул ее тебе в...

Смертельно уставший Мирр уснул, и снились ему ночью простые, короткие сны, которые и должны сниться человеку, чья память уходит в прошлое всего на три дня.

Выйдя из-под власти специальных обертонов командирского голоса, Мирр обрел некоторую свободу. Приходилось, конечно, выполнять все именные приказания, но стоило Мирру скрыться от офицерского ока – а сделать это во всеобщей неразберихе было до смешного легко – и он сразу приступал к своим делам. Юному лейтенанту-идеалисту ни разу не пришло в голову спросить, чем это Мирр занимается, для этого достаточно было напустить на себя угрюмый и решительный вид.

Обретя свободу, Мирр первым делом посетил равнину, на которой садились звездолеты, и убедился, что его новые познания о космическом транспорте оказались неверными, по крайней мере, в одном важном пункте. Избавившись от представления о звездолетах, как о грандиозных сверкающих иглах, он тем не менее думал, что на каждом железном ящике висит табличка, на которой указан порт назначения Обнаружив, что это не так, Мирр понял воспоминания эти связаны с каким-то другим средством передвижения.

Он доказал самому себе, что все еще прекрасно разбирается в электронике, однако машина в Форт-Экклсе, предназначенная исключительно для стирания греховных и преступных воспоминаний, решила изъять все о звездолетах и управлении ими. Значит ли это, что жизнь его была связана с космосом? Кем он был? Пилотом? Конструктором?

Мирр немного позабавился с идеей, что сможет определить, кем был, просто-напросто вычеркивая из воображаемого списка знаний области, в которых стал полным невеждой Однако трудно было различить невежество натуральное и искусственное. Он ничего не знает о спаривании и размножении жучков-древоточцев, но значит ли это, что он не занимался спасением от них мебели?

Решив, что действие лучше размышлений, Мирр вернулся в настоящее. Он определил цель – Аспатрия – и все свободное время отирался поблизости от космодрома, надеясь пробраться на звездолет, идущий в нужном направлении. Он хотел порасспрашивать звездолетчиков, но после десятка увиденных стартов уверился в мысли, что корабли управляются автоматами. Тогда он стал приставать к отбывающим с Трелькельда легионерам. Подобная активность имела своим результатом потрясающее открытие: есть в галактике места, по сравнению с которыми Трелькельд – все равно, что лужайка для пикника.

Через три дня после того, как Мирр построил нейтрализатор, взвод перебросили на Торвер, дождливую планету, где несносный Копгроув Фарр умер ужасной смертью, пнув по неосторожности какую-то поганку, взорвавшуюся с такой силой, что миллион спор прошили его насквозь. Когда десять минут спустя его хоронили, он был уже с ног до головы покрыт молоденькими грибками. Мирр простил Фарра за многочисленные замечания, касающиеся его ног, и с удвоенной силой принялся за поиски звездолета, направляющегося на Аспатрию.

Еще через неделю лейтенант Хихикинс со своим взводом оказался на планете Халднот, где, спасаясь от местного крокодила, бедолага Бенджер вскарабкался на дерево и был тут же сожран самим этим деревом. К тому времени Мирр совершенно отчаялся, хотя и унаследовал ботинки Бенджера, которые, после того как он вытряхнул из них остатки прежнего владельца, пришлись точно по ноге.

Устраиваясь на ночь, Мирр, прежде чем богатырский сон свалил его, успел подумать, зачем сочинившие контракт адвокаты приложили столько трудов, чтобы закабалить легионера на тридцать, сорок или даже пятьдесят лет. Судя по тому, что творилось в 203-ем, можно было с уверенностью заключить, что Мирр будет отравлен, раздавлен, разорван или съеден самое большее через две недели. Не исключалась вероятность того, что все эти события произойдут одновременно.

Скоро Мирр обнаружил, что он, как и его товарищи, часто плачет, с каждым днем теряет в весе и постоянно оглядывается через плечо. К исходу первого месяца от пухлости Райана не осталось и следа, а обрывки блестящего зеленого костюма, свисавшего с его скелета, создавали впечатление, будто он весь покрыт неизвестными науке водорослями. Рядовой Динкль, проведший в боях времени больше остальных, приобрел привычку креститься и по всякому поводу поминать Судный День.

– Послушать, как он твердит про Армагеддон, – прошептал как-то Райан Мирру за завтраком, – так это прямо конец света!

– Я предупреждал тебя насчет идиотских шуток! – ответил Мирр, хватая подходящий лоскут костюма Райана и оборачивая его вокруг шеи собеседника. Он начал уже затягивать его, но вовремя опомнился и ужаснулся тому, что собирался совершить. – Прости, Верни! Не знаю, что на меня нашло...

– Ладно уж, – пробормотал Райан, массируя горло. – Знаешь, я ведь был профессиональным комиком, но почему-то даже в лучшие времена мои шутки действовали на людей точно так же.

– А я вот не помню никаких лучших времен... В этом-то и беда. По мне, времена всегда были одинаковыми...

Мирр нащупал в кармане голубого лягушонка, маленького товарища по несчастью, подарившего ему проблеск надежды.

– ...но все равно, это не повод душить меня.

– Забудем об этом, ладно?

С несчастным видом Мирр кивнул и погладил ровную пластмассу, словно надеясь вызвать таким образом исполняющего любые желания джина.

Полотнище, закрывающее вход в палатку, откинулось, и в треугольном просвете появился лейтенант Хихикинс. Что-то в нем показалось Мирру странным и, приглядевшись, он заметил, что лейтенант сменил грязные лохмотья на новенький сверкающий мундир. Его сопровождал запуганного вида сержант, который держал заполненный маленькими конвертиками деревянный ящик и кипу каких-то тонких тряпок голубого цвета.

– Все ко мне! – крикнул Хихикинс. – Наконец-то! Настал день, которого мы все так ждали!

– А что это за день, сэр? – осторожно полюбопытствовал Райан.

– День отдыха! Разве я не говорил?

– Нет, сэр. Неужели нам положены выходные?

– Что за вопрос! – Рот Хихикинса попробовал растянуться в улыбку, но так как это вызвало чрезмерное напряжение в коротковатых губах, ему пришлось ограничиться подергиванием уголков. – Что за глупый вопрос! Неужели вы могли подумать, что ваши офицеры настолько ленивы и бессердечны, что не сознают, как вы устали? Нет, ребята, мы прекрасно понимаем, что вы не можете сражаться бесконечно, что вам нужно отдохнуть, расслабиться, подлечить душевные раны!

– Прекрасно, сэр. Сколько продлится наш отпуск?

Хихикинс взглянул на часы.

– Вы, Райан, служите в Легионе тридцать дней, значит, вам положено три часа отдыха.

Райан отступил на шаг.

– Чтоб меня вши сожрали!

– Следите за выражениями! – нахмурившись, сказал Хихикинс. – Однако не беспокойтесь: я вправе добавить вам и Мирру еще кое-какое время за безупречную службу. Именно это я и собираюсь сделать. Вы насладитесь максимально возможным периодом отдыха вместе со всем взводом. Четыре часа!

– Четыре часа... – прошептал Райан. – Даже не верится. Это слишком много...

– Да нет же, Райан, вы заслужили это, а кроме того, знайте, что дорога к месту отдыха не входит в отпущенное время! – Благожелательность так и перла из Хихикинса. – Эти четыре часа даже не начнутся, пока вы не ступите на Аспатрию!

Сердце Мирра, с интересом прислушивавшегося к разговору, замерло при последних словах лейтенанта. Он твердо решил не делать ничего, что могло бы привлечь к нему нежелательное внимание, но в ту же самую секунду пальцы его ослабли и выпустили котелок с овсянкой. Лейтенант Хихикинс с неодобрением наблюдал, как Мирр встал и принялся счищать липкую кашу с лохмотьев костюма.

– Чего это вы так разволновались, Мирр? – спросил лейтенант. Задумали дезертировать на Аспатрии?

– Ни в коем случае, сэр! – забормотал Мирр, стараясь выглядеть воплощением преданности долгу.

– Это меня радует, потому что... – Хихикинс ласкательно погладил опухоль на горле, – я приказываю всем вернуться на корабль не позже, чем через четыре часа после приземления в Пионер-сити... А теперь стройтесь получать деньги и выходные костюмы.

Отстояв очередь, Мирр получил конверт, на котором стояло его имя, и костюм, сработанный из материи, весьма напоминавшей гофрированную бумагу.

Порадовавшись тому обстоятельству, что Легион снабжает отпускников чистой одеждой, Мирр вскрыл конверт и обнаружил, что из причитающихся ему трехсот монет сто вычтены за бумажный костюм, а еще сорок перечислены в полковой пенсионный фонд. Последнее, учитывая среднюю продолжительность жизни легионера, прямо намекало на коррупцию в высших сферах. Мирр решил не задавать лишних вопросов, поскольку оставшихся денег должно было хватить на приличный обед в "Голубой лягушке".

Если повезет, то за два часа, что он проведет в ресторане, Мирр нападет на какой-нибудь важный след. Он не вполне представлял себе, что это будет – узнавший его официант, имя или адрес в памяти кредит-компьютера – но это был единственный шанс, и Мирр намеревался ухватиться за него обеими руками. Как только всплывет факт дезертирства, ему потребуется укромное местечко, но за три столетия своего существования Пионер-сити разросся до такой степени, что без труда вмещал четыре миллиона человек, и Мирр был уверен, что сможет прятаться столько времени, сколько понадобится. Не исключено, что времени этого хватит, чтобы пройти по следам, ведущим из шикарного ночного клуба Конечно, есть вероятность, что в прежней жизни опии разу не был на Аспатрии, что лягушонок попал к нему каким-то неведомым путем, но Мирр поскорее прогнал эти мысли.

Под бдительным взором лейтенанта Хихикинса разношерстная компания уселась в звездолет. Пассажирское отделение в нем оказалось побольше, чем в уже знакомых Мирру кораблях, и включало душевую с туалетом. Как только прогудел клаксон и звездолет отправился в свой безынерционный полет, Мирр устремился в душевую. Сержант, он же сортирный смотритель, предложил ему на выбор холодный душ за пять монет или горячий за двадцать. Мирр выбрал удовольствие подороже, но сэкономил на бритве, решив сохранить короткую золотистую бородку, отросшую за месяц. Лицо, смотревшее на него из зеркала, казалось тверже и взрослее, чем запомнившееся из недалекого прошлого.

– Как тебе моя борода? – спросил он Райана, натягивавшего бумажный костюм.

– Она придает тебе je ne sais quoi, – ответил Райан, – только я не знаю, что, это такое.

Мирр уставился на товарища.

– Еще одна так называемая шутка?

– Что значит "так называемая"? – негодующе переспросил Райан. – Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что я рядом и всегда готов подбодрить тебя!

– Ну что ж, может ты и прав...

Мирру пришло в голову, что Райан – единственный его друг в целом свете, и что если его план сработает, они расстанутся навеки. В том, что именно Мирр, вступивший в Легион, чтобы служить в нем до скончания дней, собирается дезертировать, заключалась какая-то зловещая ирония – ведь Райану, представлявшему службу недельным отпуском в горах, суждено было тянуть солдатскую лямку до самой своей недалекой смерти. Быстро убедившись, что никто не смотрит в их сторону, он вытащил из ячейки шлем Райана и заменил его своим собственным. Райан с удивлением наблюдал за этими манипуляциями.

– Что это ты задумал?

– Дарю тебе микроплеер. – Мирр показал пальцем на нейтрализатор команд и перевернул шлем. – Он мне больше не понадобится.

– А когда ты вернешься, он тебе тоже не... – Заметив, что Мирр трясет головой, Райан вытаращил глаза: – Войнан, неужели ты имеешь в виду то, что я думаю, что ты имеешь в виду? Я всегда говорил, что ты гений, но это уж слишком!..

Мирр приложил палец к губам и чуть слышным шепотом объяснил, как работает его изобретение.

– Эта штука поможет тебе остаться в живых, пока не подвернется возможность смыться. Постарайся проделать это во время боя, тогда тебя сочтут убитым и никому в голову не придет заниматься поисками.

– Почему ты сам не смылся?

– У меня есть кое-какие дела на Аспатрии, по крайней мере, я надеюсь на это. Может еще увидимся.

– Надеюсь... А еще, Войнан, желаю тебе найти то, что ищешь.

С чувством, близким к отчаянию, мужчины пожали друг другу руки. Мирр выскочил в общий зал и плюхнулся на скамью рядом с тупо глядевшим в пол Динклем. Динкль тут же вскочил и перекрестился, затем уселся и вновь впал в мрачное оцепенение.

– Очнись, Малыш, – сказал ему Мирр, – ведь ты идешь в увольнение!

Динкль слегка шевельнулся.

– На Аспатрию? Боже спаси и сохрани!

– Плохой пейзаж?

– Теперь уже хороший – с тех пор, как в восемьдесят третьем мы вышибли мозги из туземцев.

– Но тебя почему-то совсем не тянет туда?

Динкль кивнул:

– Слишком много воспоминаний.

– Везет некоторым! У меня-то их нет!

– Вот пристрели приятеля, которого жрет ковер-самолет, сразу запоешь по-другому.

Мирр похолодел. Короткая служба в Легионе приучила его к мысли, что существует бесчисленное множество способов перехода в мир иной, но история, рассказанная Динклем, каждый раз оказывала на него одно и то же действие: красные кровяные тельца превращались в крохотные звенящие кубики льда. Уняв дрожь, Мирр попробовал успокоить Динкля:

– Сделанного, – сказал он, – не вернешь.

Динкль уставился на него свинцовыми глазами.

– Это что, новое течение в философии? Ты раздвигаешь границы человеческого познания?

– Не вижу оснований для подобных высказываний! – вспылил оскорбленный Мирр. – Я хотел только сказать... прошлое ушло... его нет...

– Но оскары-то не ушли и продолжают здравствовать, сынок, – молвил Динкль и перекрестился.

Сверхъестественный ужас с новой силой охватил Мирра, но любопытство превозмогло.

– Что это за оскары, про которых ты все время твердишь?

– Сверхчеловеки, сынок. Здоровенные лысые ребятки с мускулами в самых невероятных местах. Кажется, что они сделаны из полированной бронзы.

– Статуи?

– Статуи не двигаются. – Голос Динкля звенел бездонной пустотой. – А вот оскары бегают быстрее ветра, ломают голыми руками деревья, и ничто, н_и_ч_т_о_ не берет их – радиация, пули, бомбы – все отскакивает! Они-то и кончили войну на Аспатрии. Их даже офицеры боялись, поэтому нас и вывели из лесов.

– Я что-то не совсем понял, – сказал Райан. – Оскары – коренное население Аспатрии?

– Вы, головастые ребята, ничегошеньки не знаете, что творится в реальной галактике! – Динкль оторвался от горестных воспоминаний, чтобы бросить на Райана презрительный взгляд. – Аспатрия – одна из самых древних земных колоний. В общем-то, война из-за этого и началась. Аспатрианцы сидят на своей планете вот уже триста лет, им и взбрело в голову вкусить независимости и не платить налогов. Что будет с Федерацией, если каждый недоумок...

– Но кто такие оскары? – не сдавался Мирр. – Откуда они взялись?