Текст книги "Золото"

Автор книги: Блез Сандрар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА IX

30

Но дадим слово Иоганну Августу Сутеру.

Следующую главу я переписываю из толстой тетради, обернутой в подгоревший пергамент. Чернила выцвели, бумага пожелтела, грамотность оставляет желать лучшего, почерк, изобилующий росчерками и витиеватыми завитушками, труден для понимания, язык полон непонятных, чисто местных выражений, принятых в базельских краях оборотов речи, американизмов. Если кое-где и заметно трогательное и неловкое дрожание руки, то рассказ при этом продолжает идти своим чередом, просто и незатейливо. Человек, набросавший эти каракули, не жалуется. Он попросту рассказывает все как было, ограничиваясь перечислением событий в надлежащем порядке. И нигде не отступает от жизненной правды.

В переводе я передаю только суть:

31

«Где-то в середине января месяца 1848 года мистер Маршалл, плотник, нанятый мною для строительства мельниц, работал на моей новой лесопилке в Коломе, что была наверху, в горах, в восемнадцати часах езды от форта. Когда воздвигли деревянный остов, я отправил в горы мистера Виммера с семьей плюс несколько рабочих; с ними поехал мистер Беннет из Орегона, чтобы сложить вместе разные части и запустить механику. Миссис Виммер готовила на всех харчи. Лесопилка была мне необходима, потому что мне недоставало досок для большой паровой мельницы, которая тоже еще строилась в Брайтоне, а котлы и прочая машинерия для нее только что были доставлены после того, как их везли восемнадцать месяцев. Благодарю Господа нашего, а я и не чаял уже, что это мне удастся, а волы здоровы, спасибо. И еще мне надо было досок, чтоб возвести другие строения и особенно чтоб обнести оградой деревню Йерба-Буэна, что на самом краю Залива, ибо теперь там множество кораблей, а команды у них неспокойные, мародеры, и товары и скот пропадают незнамо куда.

Это случилось ближе к вечеру, когда лил дождь. Я сидел у себя в спальне, в форте, и сочинял длинное письмо другу в Люцерн. Вдруг ко мне ворвался мистер Маршалл. Он весь промок. Мне удивительно было видеть его, когда он успел, ведь я как раз только что послал в Колому вагонетку, груженную провиантом и железной арматурой. Он сказал, что должен сообщить мне кое-что очень важное непременно в строжайшей тайне и просит отвести его в самое укромное местечко, подальше от любопытных ушей и длинных языков, которые могут все испортить. Мы поднялись на самый верх, и он настоял, чтобы мы заперлись в комнате на ключ, хотя на всем ранчо, кроме нас, был еще только счетовод, сидевший за конторкой внизу. Ему еще чего-то не хватало, Маршаллу, и я хорошо помню, что снова спустился за стаканом воды для него, а поднявшись обратно, забыл запереть дверь на ключ. Едва Маршалл успел вытащить из кармана тряпичный сверток и начал показывать мне завернутые в него куски желтоватого металла, как в комнату вошел счетовод, которому понадобились какие-то бумаги. Маршалл быстро спрятал металл в карман. Увидев наше смущение, счетовод извинился и ушел. «Ради всего святого, я же просил вас закрыть дверь», – вскричал Маршалл. Он пришел в крайнее негодование, и мне стоило немыслимого труда успокоить его и убедить, что счетовод приходил по делу, а не подслушивал. После этого мы наконец заперли дверь на засов и даже придвинули к ней шкаф.

Тогда Маршалл снова вытащил свой металл. Там было множество маленьких крупинок каждая унции в четыре. Он сказал мне, что, когда попытался убедить рабочих, что это может быть золото, те подняли его на смех и обозвали дурнем. Я испытал металл, опустив его в царскую водку, потом прочитал целиком статью «Золото» в «Американской энциклопедии». После этого я подтвердил Маршаллу, что его кусок металла – золото, чистое золото.

Бедный парень словно обезумел. Он хотел немедленно вскочить на лошадь, чтобы опять ехать в Колому. Он умолял меня спешно собраться и скакать с ним. Я возразил, что уже стемнело и лучше переночевать в форте. Я обещал поехать с ним наутро; но он ничего не хотел слушать и поскакал во всю прыть, успев крикнуть: «Приезжайте завтра, завтра чуть свет!» Лило как из ведра, а он даже корки хлеба не захотел преломить.

Наступила ночь. Я вернулся в спальню. Нет, меня не оставила равнодушным находка золота в сточной грязи, у подножия моей лесопилки; но я отнесся к этому, как к любому хорошему ли, плохому ли повороту своей судьбы, с изрядной долей безразличия; и, однако, ночью я не смог заснуть, все представляя себе ужасные последствия и роковые отголоски, кои может иметь для меня это открытие, но все-таки и вообразить не мог, что рухнет моя Новая Швейцария! Наутро я раздал множеству своих работников подробнейшие указания и в 7 утра выехал; со мной были несколько солдат и один ковбой.

Мы поднимались по извилистой тропке, ведущей в Колому, и успели проехать лишь полпути, когда увидели лошадь без седока. Поднялись еще повыше, и из подлеска вышел Маршалл. В пути его застигла гроза, и он не смог скакать дальше в ночной тьме. Он продрог до костей и умирал от голода. Однако его вчерашнее возбуждение не прошло.

Мы продолжили подъем и приехали в это славное Эльдорадо. Небо немного прояснилось. Вечером мы кругом объехали берега канала, размытые неуправляемыми потоками дождевой воды. Я приказал открыть шлюзы, вода мгновенно сошла, и тогда мы спустились на дно в поисках золота. Мы нашли множество золотого песка, и мистер Маршалл с несколькими работниками даже вручили мне маленькие самородки. Я сказал им, что велю сделать из них перстень как можно скорее, насколько это возможно в Калифорнии, и я вправду много позже заказал этот перстень с печаткой: за неимением герба я приказал выгравировать торговый знак издательства моего отца, феникса, в огне сгорающего, а с внутренней стороны перстня была нижеследующая надпись:

ПЕРВОЕ ЗОЛОТО ОТКРЫТО В ЯНВАРЕ 1848 ГОДА

Три епископских жезла, базельский посох и мое имя: СУТЕР.

На следующий день я объехал Колому по всей протяженности, делая важные замеры и особенно придирчиво осмотрев водные протоки, после чего собрал всех работников. Я дал понять людям, что еще пять или шесть недель необходимо держать это открытие в тайне, а за это время довершить строительство лесопилки, за которую я уже заплатил 24 000 долларов. Когда я заручился их честным словом, то снова спустился в форт. Я предчувствовал несчастье и не знал, как выпутаться из этой проклятой истории с открытием золота. Мне было ясно, что такое дело не удастся хранить в секрете.

Так оно и случилось. Не прошло и двух недель, как я отправил в Колому с провиантом и инструментами одного белого, которого сопровождали еще несколько мальчуганов-индейцев. Миссис Виммер рассказала ему всю эту историю, а ее дети дали ему несколько крупинок золота. Вернувшись в форт, этот человек тут же бросился в лавки, которые располагались за оградой моих владений. Он потребовал у Смита бутылку водки. И хотел заплатить за нее этими золотыми крупицами, привезенными из Коломы. Смит спросил, с чего это он принимает его за сумасшедшего. Возчик отправил его ко мне за разъяснениями. Что мне оставалось? Я рассказал обо всем Смиту. Его компаньон, мистер Бреннен, немедленно пришел ко мне и забросал меня кучей вопросов, на которые я ответил, сказав ему все как есть. Он выбежал от меня, даже не закрыв дверь. Ночью они со Смитом погрузили все свои товары в вагонетки, украли моих лошадей и поспешно рванули в Колому.

Тогда от меня начали разбегаться работники.

Вскоре я остался совсем один в форте, не считая нескольких верных механиков и восьми инвалидов.

Тяжелее было расстаться со мною служившим у меня мормонам; но, когда золотая лихорадка сразила и их, они тоже потеряли всякое понятие о совести.

Теперь у меня под окнами было беспрестанное шествие. Все, что было способно двигаться, поднималось сюда из Сан-Франциско и других укреплений побережья. Все запирали свои лачуги, фермы, заведения и подымались в форт Сутер, чтобы потом попасть в Колому. В Монтеррее и других южных городах сперва подумали, что я пытаюсь таким образом привлечь новых колонистов. Шествие по дороге на несколько дней застопорилось, а потом пошло еще быстрее: эти города тоже шли туда. Они опустели; на мое злосчастное поместье обрушился людской потоп.

Начались мои злоключения.

Мельницы остановились. У меня украли все, вплоть до жерновов. Дубильни стояли пустые. Великое множество готовых к дублению бычьих шкур гнило в бадьях. Сыромятная кожа разлагалась. Мои индейцы и канаки разбежались вместе с детьми. Они подобрали все золото и обменяли его на водку. Пастухи бросили стада, плантаторы ушли с плантаций, работники – с рабочих мест.

Пшеница загнивала на корню, некому было собрать урожай моих фруктовых садов, самые лучшие молочные коровы в стойлах мычали в агонии. Бежала даже бригада самых верных людей. Люди приходили ко мне, они умоляли меня уйти с ними, восходить на Колому, искать золото. Боже мой, как это было невыносимо! Я ушел с ними. Мне не оставалось ничего другого.

Я погрузил товары и провиант в вагонетки и, сопровождаемый приказчиком, сотней индейцев и 50 канаками, отправился обустраивать лагерь золотоискателей в горы, у берегов горного ручья, который сегодня называют моим именем.

Поначалу все шло прекрасно. Но вскоре на нас обрушилось множество темных, неизвестно откуда взявшихся личностей. Они установили винокуренные котлы и завели знакомство с моими людьми. Я снялся с места и обустроил лагерь повыше на горе, но напрасными были мои старания, это сатанинское отродье винокуров следовало за нами по пятам, и я не мог помешать моим бедным индейцам и бедным дикарям с островов вкусить от незнакомого соблазна. Скоро они утратили способность выполнять самую простую работу, пили и играли на свое жалованье или подобранное золото и большую часть времени валялись мертвецки пьяные.

С высоты горной кручи я смотрел на всю эту необъятную страну, моими стараниями ставшую столь процветающей, а ныне преданную огню и разграблению. Мое одиночество нарушали доносившиеся до меня звуки выстрелов и гул толп, надвигающихся с запада. Я видел, как на берегу Залива строится незнакомый город, растущий прямо на глазах, а широкая гладь моря была полным – полна кораблей.

Я больше не в силах был это вынести.

Я снова спустился в форт. Я уволил всех, кто убежал и не пожелал пойти со мной. Я расторг все договора. Я уплатил по всем счетам.

Я был разорен.

Я назначил управляющего своим имуществом и, даже не взглянув на этот сброд бандитов, занимавший теперь мое место, пошел на берег реки Плюм взглянуть, поспел ли виноград в садах моих. Со мной были только индейцы, которых я же всему и научил.

Если бы я мог довести до конца свои планы, я очень скоро превратился бы в богатейшего человека в мире: открытие золота разорило меня».

ГЛАВА X

32

17 июня 1848 года комендант Мейсон, новоиспеченный американский губернатор, выезжает из Монтеррея, дабы лично отделить ложь от правды в тех фантастических слухах, что разносятся насчет открытия золотых копей в бассейне Сакраменто. 20-го числа он в Сан-Франциско. Большое поселение, где еще так недавно кипела жизнь, сейчас покинуто и совершенно обезлюдело; все мужское население на приисках.

«3 июля, – говорится в его рапорте, – мы приезжаем в форт Сутер. Мельницы безмолвствуют. Бесчисленные стада быков и лошадей снесли ограды и преспокойно пасутся в пшеничных и маисовых полях. Полуразвалившиеся фермы испаряют тошнотворную вонь. В самом форте царит большое оживление. Маленькие суденышки всевозможных конфигураций, паромы, шаланды выгружают горы товаров и снова загружаются. Вокруг стен лагерями стоят крытые вагонетки. Приезжают и опять отъезжают целыми обозами. Чтобы снять крохотную комнатенку, надо платить 100 долларов в месяц, а поселиться в жалкой одноэтажной хибарке обойдется помесячно в 500 долларов. Кузнец и железных дел мастер, оба все еще на службе у Сутера, зарабатывают до 50 долларов в день. На протяжении более пяти лье склоны холмов густо усеяны палатками, потрескавшимися от палящего солнца. Вся местность напоминает человеческий муравейник. Тут каждый намывает себе золота, кто в худую кастрюлю, а кто в индейские корзины плотного плетения или в отлично приспособленное "сито"».

«Полинезиец», газета, выходящая в Гонолулу, публикует следующее письмо, из которого мы приводим отрывок:

«Из Сан-Франциско наш путь лежал через долину Де-ла-Пуэбла в Сан-Хосе; это перевал, который можно преодолеть за двадцать часов. Никогда я не видывал краев столь обольстительных. Низины усеяны цветами, вдоль лугов бежит множество ручейков, холмы сплошь покрыты стадами. Я никогда не видел такого прекрасного пейзажа. Потом проходим мимо обветшалых построек Миссии Святой Клары, их черепичные крыши обвалились. Выходим на берег реки Сан – Иоахим, которую переходим вброд; потом поднимаемся к форту Сутер, идя по землям изумительного плодородия, способным прокормить огромное население. Но мы не встретили тут ни одной живой души. Фермы брошены: американцы, калифорнийцы, индейцы – все ушли на прииски. Покинув форт Сутер, мы последовали вдоль берегов реки Американос и вскоре вскарабкались на ближайшие из тех холмов, что громоздятся друг над другом до самой Сьерра-Невады наподобие террас. В полдень мы сделали привал, чтобы позавтракать и выпить кофе. Пока кипятили воду, один из нас опустил свою оловянную кружку в маленький ручеек, протекавший у нас под ногами: до краев наполнив ее песком, он промыл его и обнаружил на дне четыре крупинки золота. На закате мы дошли до лесопилки капитана Сутера, где было найдено первое золото. Так мы отмахали 25 лье, пройдя прииски золота, серебра, платины, железа, по проселочной дороге, где свободно проехал бы городской экипаж, в волшебном краю, где земля в цветах и струится множество ручейков. Я встретил там тысячу белых людей, моющих золото. Средняя добыча около унции в день на человека, и каждый старатель зарабатывает в среднем по 16 долларов. Чем глубже копают, тем больше доход. До настоящего времени те, кому особенно повезло, могли за день заработать до 200 долларов. Самородки разного калибра; вес самого крупного из добытых – 16 унций. Золото и платина содержатся во всех близлежащих горах. В пяти лье от лесопилки только что обнаружили самое богатое из всех известных месторождений серебра. Тут сокровища неисчерпаемые…»

33

Едва янки прослышали об этих необыкновенных месторождениях, их предпринимательский дух закипел вовсю. Десять тысяч желающих выехать в Калифорнию скопилось в Нью-Йорке и Бостоне. В одном только Нью-Йорке было основано 65 компаний с целью извлечения прибыли из этого нового дела. В них участвовали отпрыски самых богатых семей, а объединенный капитал исчислялся миллионами. За пару недель через единственный маленький отель на Бродвее прошло 500 человек, и все устремились на Дальний Запад. Уже в октябре 21 судно отправилось из большого порта на востоке в конечный пункт на тихоокеанском побережье; готовились к отплытию еще 48; 11 декабря с Гудзона отчалил сотый корабль. «Вся Новая Англия поднимается и устремляется в порты или готова к тому, чтобы проехать через весь континент; нечего и думать сосчитать точное количество кораблей и обозов», – пишет в этот день «Нью-Йорк гералд».

А само путешествие!

34

Тем, кто выбирал путь по суше, приходилось быть готовыми к тяготам и лишениям. Другие двигались, огибая мыс Горн, – отчаливая из нью-йоркской гавани, брали курс прямо на юг, переплывали Мексиканский залив, пересекали линию экватора, шли вдоль южного побережья Америки до мыса Горн, мыса бурь; потом такое же расстояние на север вдоль берегов Чили, снова пересекали экватор и шли прямо к Сан – Франциско – путешествие в 17 000 морских миль, длившееся от 130 до 150 дней.

Но большинство золотоискателей шли через перешеек. Настоящая человеческая лава поднималась по Гольфстриму, захлестывала пляжи Кубы и Гаити, чтобы потом подобно смерчу обрушиться на Чагрес, зловонную дыру, знойный край посреди болот. Преодолев все это, приходилось пробиваться через поселения вырождающихся индейских племен и деревни прокаженных негров и за три дня добираться до Панамы, невзирая на зыбкую почву, москитов, желтую лихорадку. Потом, чертыхаясь от ярости, отправлялись во Фриско.

Паломничество было такое, что нью-йоркский банк начал строительство железной дороги. В болотной трясине утопили тонны земли и гравия, тысячи рабочих заплатили своей жизнью, но строительство было доведено до конца. Что и говорить, не выдерживавшие тяжести вагонов шпалы вязли в грязи, но все-таки поезда ходили, а время проезда до Сан-Франциско сократилось на несколько недель.

На месте отправления вырос город, названный по фамилии руководителя всей этой затеи – Эспинуолл. Наладили и регулярное пароходное сообщение – из Англии, Франции, Италии, Германии, Испании, Голландии. Пыхтя, катили маленькие поезда на Панаму, везя толпы лихорадочно возбужденных, дождавшихся своей очереди испытать судьбу европейцев в красных рубашках, башмаках из рыжеватой кожи и бархатных панталонах.

Сан-Франциско. Калифорния. Сутер!

Эти три слова облетели весь мир, их повторяли повсюду, вплоть да самых глухих деревушек. Они пробуждали энергию, аппетиты, жажду золота, иллюзии, дух авантюризма. Теперь из всех точек земного шара одиночки, корпорации, секты, банды уезжали на землю обетованную, где достаточно только нагнуться, и соберешь кучи золота, жемчуга, бриллиантов; все стекалось к ЭЛЬДОРАДО. А на причалы Сан-Франциско беспрестанно прибывало множество южноамериканцев, камчадалов, крестьян из Сибири и азиатов всех рас, отплывавших из китайских портов.

Негры, русские, желтокожие рой за роем занимали форт Сутер, приходя на смену немцам, шведам, итальянцам, французам, уже отправлявшимся на прииски. Города рождались и росли с беспримерной в истории скоростью. Менее чем за семь лет количество их жителей стало исчисляться сотнями тысяч, а число жителей страны – миллионами. За десять лет Сан-Франциско превратился в одну из крупнейших мировых столиц. От деревушки Йерба-Буэна не осталось и следа. Землю под застройку продавали по той же цене, что в Лондоне или Нью-Йорке.

А Сутер был все-таки разорен.

35

Имя Сутера на устах у всех, кто взбирается на Сакраменто; но при этом каждый устраивается на самых лакомых кусочках земли, и там, где почва сочится сокровищами, все гребут их полными горстями. Плантация Сутера, его посевы, его поместье – средоточие деятельности золотоискателей. Эти бесчисленные маленькие речушки, возможность построить новую ферму, выбрав для нее самое удачное место, необычайное плодородие почвы, проложенные дороги, мосты, каналы – вот сколько соблазнов, чтобы обосноваться здесь накрепко. Деревни вырастают одна за другой. Форт лежит в руинах. Название Новой Швейцарии забыто. Местечкам в округе дают новые названия, и хотя в словах «Сутерсвилль», «Сутерскрик», «Сутерскаунти» и есть его имя, для самого Сутера, который сейчас далеко не в чести, эти названия не означают ничего, кроме напоминания о крахе его предприятия и о несчастье всей его жизни.

36

Иоганн Август Сутер вернулся в свой Эрмитаж.

Он собрал все, что осталось от его стад. Несмотря на случившееся, первый урожай приносит ему еще 40000 буасо [12]12
  Буасо – старинная французская мера сыпучих тел.


[Закрыть]. Кажется, на его виноградники и фруктовые сады снизошла благодать. Он мог бы снова разжиться на этом, ведь во всей округе нехватка продовольствия, ввозят продуктов меньше, чем потребно чрезмерной толпе переселенцев, и такой тьме старателей уже не раз угрожал голод.

Но душа Сутера больше не лежит к работе.

У него опускаются руки.

Самые верные работники, самые близкие помощники покинули его. Зря он так много им платил, на приисках зарабатывают еще больше. Некому обрабатывать землю. Ни одного пастуха не осталось.

Он мог бы снова сколотить состояние, спекулируя, извлекая прибыль из головокружительного роста цен на пищевые продукты; но зачем? Теперь, видя, как уменьшаются его запасы зерна, он понимает, что провианту скоро придет конец.

Разбогатеют другие.

Он замыкается в себе.

Он бездействует.

Он бездействует.

Он равнодушно посматривает на то, как захватывают и делят его земли. Заводят акты о собственности. Составляется новый кадастр. Последних прибывающих сопровождают служители закона.

37

После переуступки Техаса и Калифорнии правительство в Вашингтоне распространило действие федеральных законов на обе эти территории; но государственных служащих остро не хватало, и никаким органам власти не удавалось сдержать натиск разноязыких толп. Стоит губернатору Монтеррея отправить войска для поддержания порядка, как солдаты бросают оружие и пожитки и бегут на прииски, а если военный корабль, посланный федеральными властями с целью заставить уважать законы, высаживает на берег вооруженный экипаж, то капитан больше никогда не увидит ни одного матроса – даже жалованье в пятнадцать долларов в день не способно удержать их, всех тянет на прииски, где они исчезают навсегда.

Страна кишит ворами и бандитами. Desperados [13]13
  Отчаянные авантюристы (исп.).


[Закрыть]и outlaws [14]14
  Люди вне закона (англ.).


[Закрыть]устанавливают здесь законы – свои законы. Это яростное господство револьвера сорок пятого калибра и быстрой бессудной расправы. Могут вздернуть на лассо или просто пристрелить. Учреждаются «Комитеты бдительности», берущие медленно возрождающуюся гражданскую жизнь под свой контроль. Теперь те, кто захватил земли раньше всех, наконец могут найти понимание в Монтеррее и предъявить свои права собственников. Губернатор передает их справедливые требования кому следует, и правительство учреждает следственный комитет. Но Вашингтон слишком далеко, государственные комиссии пока еще доберутся, а поток иммигрантов не иссякает, они прибывают с растущей быстротой, наводняют страну, обустраиваются в большом количестве. Когда господа из комитета наконец оказываются здесь, им только и остается, что констатировать чудовищную неразбериху людей и предметов и абсолютное разрушение собственности, а если кто-то из них, на свою беду, примется изучать дело досконально, то и вовсе окажется в хвосте происходящих событий.

Выросли десять больших городов. Пятнадцать сотен деревень.

Тут ничего не поделаешь.

Остается воззвать к Закону.

Закон.

В сентябре 1850 года Калифорния на постоянной основе входит в конфедерацию Соединенных Штатов. Теперь это штат, наконец-то имеющий своих чиновников и должностных лиц, конституционные органы государственного управления.

И тут начинается ряд грандиозных, дорогостоящих, бессмысленных судебных тяжб. Закон.

Бессильный закон.

Служители закона, которых презирает Иоганн Август Сутер.