Текст книги "Сосны. Город в Нигде"

Автор книги: Блейк Крауч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Как такое может быть?

– Еще не знаю.

Ухватившись за балясину, Тереза с трудом поднялась.

Добралась до импровизированного бара на старинном умывальнике, служащего лишь элементом декора.

Даже не потрудилась смешивать очередной джин-тоник. Просто бросила льда в стакан для виски и наполнила его элитной водкой.

Сделав долгий глоток, добрела обратно до лестницы.

– Не знаю, как это переварить, Адам, – проговорила она и, пригубив, поняла, что эта порция алкоголя свалит ее с ног окончательно.

– Я тоже. Ты спрашивала меня, что случилось, по моему мнению?

– Ага.

– У меня нет никаких ответов для тебя. Пока что. Строго между нами, мы снова вплотную занялись агентом Столлингсом. Взялись вплотную за всех, кто имел доступ к месту происшествия до моего прибытия. Но пока что ни к чему не пришли. И, как тебе известно, это произошло более года назад.

– Что-то тут не сходится, – заметила она.

Хасслер уставил на нее взгляд, полный тревоги. И проронил:

– Ни хрена.

* * *

Проводив его до машины, Тереза стояла на мокрой улице под дождем, глядя, как габаритные огни становятся все меньше и меньше, прежде чем скрыться за вершиной холма.

Вверх и вниз по улице виднелись огни гирлянд рождественских елок в домах соседей. Они с Беном елку пока не ставили, да и вряд ли соберутся в этом году. Подобное слишком смахивало бы на приятие этого кошмара, окончательное признание, что он не вернется домой никогда.

* * *

Позже, когда такси развезли всех по домам, она лежала внизу на диване, борясь с кружением мира вокруг.

Не могла уснуть, не могла отключиться.

Каждый раз, открывая глаза, фокусировала взгляд на настенных часах, минутная стрелка которых мучительно медленно тащилась от двух к трем часам утра.

В 2.45, больше не в силах выдерживать тошноту и головокружение ни секунды, Тереза скатилась с дивана, вскарабкалась на ноги и нетвердой походкой побрела на кухню.

Взяв из буфета один из пары-тройки оставшихся чистых стаканов, наполнила его водой из-под крана.

Выпила и вновь наполнила еще два раза, прежде чем жажда утихла.

В кухне царил полнейший разгром.

Приглушив свет рельсовых светильников, она принялась заполнять посудомойку, чувствуя какое-то удовлетворение от того, как та мало-помалу заполнялась. Включив ее, пошла по дому с пластиковым мешком, собирая пивные стаканы, бумажные тарелки, скомканные салфетки.

К четырем утра дом выглядел получше, да и Тереза уже не чувствовала себя настолько пьяной, хотя позади глаз появилась заметная пульсация – первый признак подступающей головной боли.

Проглотив три таблетки «Адвила», она стояла перед кухонной раковиной в предрассветной тишине, слушая, как дождь барабанит за стенами по доскам террасы.

Наполнив раковину горячей водой и выдавив туда жидкости для мытья посуды, Тереза смотрела, как на поверхности проклевываются пузырьки.

Погрузила ладони в воду.

Держала их там, пока боль от горячей воды не стала нестерпимой.

Она стояла на этом же именно месте в ту последнюю ночь, когда Итан пришел с работы поздно.

Не слышала, как закрылась входная дверь.

Не слышала его шагов.

Отскребала сковородку, когда ощутила, как его руки обнимают ее за талию, ощутила его дыхание на шее.

– Извини, Ти.

Продолжая скрести, она говорит:

– Семь часов, ну, восемь. Это поздно. Сейчас десять тридцать, Итан. Я даже не знаю, как это назвать.

– Как наш человечек?

– Уснул в гостиной, дожидаясь, чтобы показать тебе свой приз.

Ее бесит, что прикосновение его ладоней к ее телу обезоруживает ее гнев в считаные миллисекунды. Она ощутила ошеломительную тягу к нему в тот же миг, когда впервые увидела его через бар в «Тайни Бигз». Несправедливое преимущество.

– Мне придется лететь в Бойсе прямо с утра, – говорит он ей на ухо.

– Его день рождения в субботу, Итан. Шесть ему исполняется лишь раз в жизни.

– Я знаю. И мне это совсем не по душе. Но придется ехать.

– Ты знаешь, как на нем скажется то, что тебя здесь не будет? Сколько раз ему спрашивать, почему ты не…

– Я все понял, Тереза, ладушки? Думаешь, тебе от этого хуже, чем мне?

Оттолкнув его ладони с бедер, она оборачивается к нему лицом и спрашивает:

– А это новое задание имеет какое-нибудь отношение к попыткам найти ее?

– На сей раз я этого не сделаю, Тереза. Мне надо вставать в пять утра, чтобы успеть на рейс. А я даже вещи не собрал.

Уже направляясь прочь из кухни, он вдруг останавливается и оборачивается на пороге.

Секунду они просто смотрят друг другу в глаза, разделенные столом для завтраков с простывшей едой на тарелках – последней трапезой, которую Итан съест под этим кровом.

– Ты же знаешь, – говорит он, – тут все кончено. Проехали. Но ты ведешь себя, будто что-то…

– Я просто устала от этого, Итан.

– От чего?

– Ты работаешь и работаешь, и работаешь, а что остается для нас? Объедки.

Он не отвечает, но Тереза видит, как играют желваки у него на челюсти.

Даже так поздно вечером, после пятнадцатичасового рабочего дня он выглядит изумительно, стоя тут под рельсовыми светильниками в этом черном костюме, видеть который на нем ей никогда не надоедает.

И вот уже гнев ее идет на убыль.

Частью души она тянется к нему, нуждается в нем.

Она целиком в его власти.

Прямо волшебство какое-то.

Глава 05

Она идет к нему через кухню, и Итан обнимает ее, прячет нос в ее волосах. Он частенько так делает, пытаясь в последнее время вновь уловить тот первый запах-знакомство – своеобразную смесь духов, кондиционера и какой-то глубинной эманации, от которой у него сразу сердце занялось. Но то ли все теперь изменилось, было утрачено, то ли стало столь целостной его частью, что он больше не в состоянии уловить тот аромат, уносящий его прямиком в те первые дни, когда это все-таки удается. Он даже более значим, чем ее короткие белокурые волосы и зеленые глаза. Ощущение новизны. Свежий оборот. Как пронзительный октябрьский день, насыщенная синева небес, Каскадные и Олимпийские горы, покрытые свежим снегом, и деревья в городе, только-только тронутые желтизной и багрянцем.

Он ее обнимает.

Боль и стыд от того, что он заставил ее вынести, еще не утихли. Он не может сказать наверняка, но подозревает, что, поступи так с ним Тереза, он бы уже ушел. Изумляется ее любовью к нему. Ее верностью. Настолько превосходящей то, чего он заслуживает, что это лишь обостряет чувство стыда.

– Пойду погляжу на него, – шепчет Итан.

– Ладно.

– Когда я вернусь, ты посидишь со мной, пока я буду есть?

– Конечно.

Повесив пальто на перила лестницы, он сбрасывает свои черные туфли и мягко взбегает по ступеням, переступив скрипучую пятую.

Больше плохих половиц нет, и вскоре он стоит на пороге спальни, приоткрывая дверь, пока сквозь щель между дверью и косяком не прорезается полоска света.

На пятый день рождения Бена они покрасили стены под космос – чернота. Звезды. Спирали далеких галактик. Планеты. Там спутник, тут ракета. Астронавт в открытом пространстве.

Сын спит в клубке спутанных одеял, сжимая в руках небольшой приз – золотой пластиковый мальчик бьет по футбольному мячу.

Итан тихонько крадется по полу, огибая разбросанные там и тут игрушки «Лего» и «Хот Вилз».

Приседает у кровати на корточки.

Зрение уже достаточно приспособилось к темноте, чтобы он мог разглядеть черты лица Бенджамина.

Мягкость.

Безмятежность.

Миндалевидные глаза, как у матери, сейчас закрыты.

Губы Итана.

Он ощущает буквально физическую боль, стоя на корточках в темноте у кровати сына, которому скоро исполнится шесть лет, накануне дня, который предстоит упустить напрочь.

Его мальчик – самое совершенное и прекрасное творение, какое ему только доводилось видеть, и он остро чувствует неумолимый ход тысяч мгновений, которые мог бы провести с этим маленьким человеком, который станет мужчиной куда быстрее, чем он может даже вообразить.

Касается щеки Бена тыльной стороной кисти.

Наклонившись вперед, целует мальчика в лоб.

Отводит прядку волос ему за ухо.

– Я так горжусь тобой, – шепчет тихонько. – Ты даже представить себе не можешь.

В прошлом году, утром того дня, когда отец скончался в лечебнице, изнуренный годами и пневмонией, он спросил у Итана хриплым, скрипучим голосом: «Ты сыну-то время уделяешь?»

«Все, какое могу», – ответил он, но отец по глазам увидел, что он врет.

«Ты об этом будешь жалеть, Итан. Придет день, когда он повзрослеет, и будет уже поздно, и ты бы отдал целое королевство, только бы вернуться и хоть часок провести с сыном в детстве. Подержать его на руках. Почитать ему книгу. Покидаться мячом с человеком, в глазах которого ты безгрешен. Он еще не видит твоих промахов. Он смотрит на тебя с чистой любовью, и так будет не вечно, так что наслаждайся этим, пока оно есть».

Итан часто думает об этом разговоре, по большей части по ночам, когда лежит без сна в постели, а все остальные спят, и собственная жизнь проносится перед глазами со скоростью света – бремя счетов и будущего, прошлых ошибок и упущенных мгновений – вся утраченная радость – наваливается тяжким валуном на грудь.

– Вы меня слышите? Итан!

Порой кажется, что даже не вздохнуть.

Порой мысли несутся настолько быстро, что надо найти одно светлое воспоминание.

Уцепиться за него.

Спасательный круг.

– Итан, я хочу, чтобы вы ухватились за мой голос и дали ему вытащить вас на поверхность сознания.

Позволять ему проигрываться снова и снова, пока тревога не утихнет, пока не навалится усталость и можно будет наконец-то ускользнуть в небытие.

– Я знаю, что это трудно, но вы должны попытаться.

В единственный отрезок его дней, который еще сулит ему покой…

– Итан!

Сны.

Его глаза распахнулись.

Свет бил ему в лицо – маленькая, сфокусированная точка яркой, ослепительной голубизны.

Фонарик.

Итан моргнул, свет исчез, и когда он открыл глаза снова, на него смотрел человек сквозь очки в золотой оправе менее чем в футе от его лица.

Маленькие черные глаза.

Бритая голова.

На возраст намекает лишь жиденькая серебряная бородка, но кожа гладкая и чистая.

Тот улыбнулся – мелкие, безупречно белые зубы.

– Теперь вы меня слышите, да?

Официальные интонации. Стандартная вежливость.

Итан кивнул.

– Вы знаете, где вы находитесь?

Итану пришлось на миг задуматься – он грезил Сиэтлом, Терезой и Беном.

– Давайте начнем с чего-нибудь другого. Вы знаете, как вас зовут? – спросил мужчина.

– Итан Бёрк.

– Очень хорошо. И опять же, вы знаете, где вы находитесь, Итан?

Он чувствовал, что ответ маячит где-то на периферии сознания, но все было спутано, несколько реальностей боролись между собой.

В одной он был в Сиэтле.

В другой – в больнице.

В третьей – в идиллическом горном селении под названием… на месте названия зияла дыра.

– Итан!

– Да?

– Если я скажу, что вы в больнице Заплутавших Сосен, подтолкнет это вас к чему-нибудь?

Это не только подтолкнуло к чему-нибудь – это вышибло на поверхность все разом, будто жесткий, внезапный удар полузащитника, воспоминания о его последних четырех днях выскочили и выстроились в рабочем порядке, в последовательность событий, на которую он мог уверенно опереться.

– Ладно, – проговорил Итан. – Ладно. Помню.

– Всё?

– По-моему, да.

– Что вы помните последним?

Ему потребовалось какое-то время, чтобы выудить воспоминание, стряхнуть паутину с синапсов, но он его откопал.

– У меня была жуткая головная боль. Я сидел на тротуаре Главной улицы и…

– Вы потеряли сознание.

– Именно.

– Вы еще чувствуете эту головную боль?

– Нет, она прошла.

– Меня зовут доктор Дженкинс.

Пожав Итану руку, тот уселся на стул у его постели.

– Какого рода вы доктор? – поинтересовался Итан.

– Психиатр. Итан, мне нужно, чтобы вы ответили для меня на пару вопросов, если вы не против. Вы говорили какие-то интересные вещи доктору Митеру и его медсестре, когда вас доставили сюда впервые. Вы знаете, о чем я говорю?

– Нет.

– Вы говорили о трупе в одном из домов города. И что вы не могли связаться со своей семьей.

– Я не припоминаю, чтобы говорил с медсестрой или доктором.

– Вы тогда были в бреду. У вас в анамнезе есть психические заболевания, Итан?

До сих пор он был распростерт в кровати.

Теперь же, поднатужившись, сел.

Сквозь закрытые жалюзи пробивались полоски света.

На улице день.

На каком-то утробном уровне он обрадовался этому факту.

– Какого рода этот вопрос? – осведомился Итан.

– Такого, за который мне платят. Вы объявились здесь вчера ночью без бумажника, без документов…

– Меня вытащили из автокатастрофы несколько дней назад, и то ли шериф, то ли бригада «Скорой помощи» не сделали свою сраную работу, и теперь я застрял здесь без телефона, денег и документов. Я не терял свой бумажник.

– Расслабьтесь, Итан, никто не утверждает, что вы сделали что-то дурное. Опять же, мне нужно, чтобы вы отвечали на мои вопросы. У вас в анамнезе есть психические заболевания?

– Нет.

– У вас в семье были психические заболевания?

– Нет.

– Были ли у вас в анамнезе посттравматические стрессовые расстройства?

– Нет.

– Но вы были в действующих войсках во время второй войны в Заливе.

– Откуда вам об этом известно?

Дженкинс указал подбородком.

Итан бросил взгляд себе на грудь и увидел свой армейский жетон на шариковой цепочке. Странно. Он всегда держал его в ящике прикроватного столика. Не мог даже припомнить, когда в последний раз его надевал. Вряд ли он мог прихватить его с собой в эту командировку и уж наверняка не помнил, чтобы брал его в дорогу или решил надеть.

Пробежал взглядом свое имя, звание, номер социального страхования, группу крови и религиозные предпочтения («РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДП.: НЕТ»), выгравированные на пластинке из нержавеющей стали.

Старший уорент-офицер[11]11
  Уорент-офицер – группа воинских званий в англоязычных странах, занимает промежуточное положение между сержантами и младшими офицерами; является приблизительным аналогом прапорщика в СССР и России.


[Закрыть] Итан Бёрк.

– Итан!

– Что?

– Вы служили во время второй войны в Заливе?

– Ага, водил UH-60.

– Что это?

– Вертолет «Блэк Хоук».

– Как я понимаю, сражения видели?

– Да.

– Массированные?

– Можно сказать и так.

– Вы были ранены?

– Не понимаю, какое это имеет отношение к…

– Просто отвечайте на мои вопросы, пожалуйста.

– Получил пулевое ранение во второй битве за Фаллуджу зимой две тысячи четвертого. Мы занимались эвакуацией раненых и только что приняли на борт группу морских пехотинцев.

– Кто-нибудь погиб?

Итан сделал глубокий вдох.

Выдохнул.

Если честно, вопрос удивил его, и теперь он поймал себя на том, что должен сжать нервы в кулак, чтобы устоять перед калейдоскопом образов, примириться с которыми ему помогли лишь бесчисленные сеансы терапии.

Ударная волна от выстрела из РПГ, взорвавшегося у него за спиной.

Оторванная хвостовая секция и винт, падающий с высоты ста пятидесяти футов на улицу внизу.

Внезапные перегрузки завертевшегося вертолета.

Сигналы тревоги надрываются, как безумные.

Невероятная неуступчивость ручки управления.

Удар почти не так страшен, как он боялся.

Сознание потерял всего на полминуты.

Привязной ремень заклинило, до своего «Ка-Бара» [12]12
  «Ка-Бар» – американская марка боевых ножей.


[Закрыть] не дотянуться.

– Итан! Кто-нибудь погиб?

Огонь повстанцев уже вспарывает обломки машины с другой стороны, кто-то палит из АК.

За треснувшим ветровым стеклом двое санитаров ковыляют прочь от вертолета.

Контужены.

– Итан…

Прямо на четырехлопастной винт, вращающийся еще достаточно быстро…

Вот.

И нету.

Кровь заливает ветровое стекло.

Снова автоматные очереди.

Идут повстанцы.

– Итан!

– Погибли все, кроме меня, – выговаривает Итан.

– Вы были единственным выжившим?

– Совершенно верно. Меня взяли в плен.

Дженкинс записал что-то в блокнот в кожаном переплете и сказал:

– Мне надо задать вам еще несколько вопросов, Итан. И чем честнее вы будете, тем выше мои шансы вам помочь; это единственное, чего я хочу. Вы слышали какие-нибудь голоса?

Итан постарался не испепелить врача взглядом.

– Шутите?

– Не могли бы вы просто ответить…

– Нет.

Дженкинс чиркнул в своем блокноте.

– У вас были какие-нибудь затруднения с речью? К примеру, не была ли ваша речь бессвязной или спутанной?

– Нет. И я не в бреду. И у меня нет галлюцинаций или…

– Ну, будь у вас галлюцинации, вы бы об этом на самом деле и не догадывались бы, не так ли? Вы бы верили, что вещи, которые вы видите или слышите, существуют на самом деле. Я имею в виду, что если бы я, ваше пребывание в этой больничной палате и весь наш разговор были бы вашей галлюцинацией, вы бы не ощутили никакой разницы, не так ли?

Сбросив ноги с кровати, Итан опустил их на пол.

– Что вы делаете? – спросил Дженкинс.

Итан направился к одежному шкафу.

Слаб, ноги подкашиваются.

– Вы не в состоянии покинуть больницу, Итан. Результаты вашей МРТ еще изучают. У вас закрытая травма черепа, и мы не знаем, насколько она серьезна. Нам нужно продолжить обследование…

– Я пройду обследование. Только не здесь. Не в этом городе.

Распахнув дверь шкафа, Итан снял костюм с плечиков.

– Вы вошли в офис шерифа без рубашки. Это верно?

Итан сунул руки в рукава своей белой рубашки, оказавшейся свежевыстиранной. Смрад человеческого тлена сменил аромат стирального порошка.

– От меня воняло, – сказал Итан. – Разило так же, как от трупа, который я только что…

– Как вы говорите, нашли в брошенном доме.

– Я не говорю, что нашел. Я на него наткнулся.

– И вы явились в жилище Мака и Джейн Скози, которых прежде ни разу не встречали, и подвергли мистера Скози словесным нападкам на его же переднем крыльце. Это утверждение справедливо?

Итан принялся за пуговицы, дрожащими пальцами старясь впихнуть их в петли. Где-то попал не в ту, но ему было наплевать. Одеться. Выбраться отсюда. Отряхнуть с ног прах этого городишки.

– Разгуливать по городу с потенциальной травмой головного мозга – отнюдь не самый разумный из возможных образов действия, – изрек Дженкинс, поднимаясь со стула.

– Что-то здесь неладно, – отозвался Итан.

– Знаю, как раз это я и пытаюсь…

– Нет. С этим городом. С людьми в нем. С вами. Что-то не так, и если вы думаете, будто я собираюсь тут сидеть и позволю вам трахать мне мозги еще хоть секунду…

– Я не трахаю вам мозги, Итан. Никто не трахает вам мозги. Вы хоть представляете, насколько параноидально звучит это заявление? Я лишь пытаюсь определить, не страдаете ли вы транзиторным психозом.

– Что ж, не страдаю.

Натянув и застегнув брюки, Итан наклонился за туфлями.

– Простите, если я здесь не поверю вам на слово. «Аномальное состояние рассудка, как правило, характеризующееся утратой контакта с реальностью». Это азбучное определение психоза, Итан. Возможно, он вызван автокатастрофой. Гибелью напарника у вас на глазах. Или какая-то скрытая военная травма вдруг выплыла на поверхность.

– Вон из моей палаты, – бросил Итан.

– Итан, ваша жизнь может быть…

Итан поглядел на Дженкинса через комнату, и, должно быть, что-то в его взгляде, в его осанке говорило о вполне реальной угрозе насилия, потому что психиатр вдруг выпучил глаза и впервые заткнулся.

* * *

Медсестра Пэм подняла голову от бумаг, которые заполняла, сидя за столом на посту медсестры.

– Мистер Бёрк, что это вам взбрело в голову – на ногах, одеты и не в постели?

– Удаляюсь.

– Удаляетесь? – повторила она, словно не вполне понимая смысл слова. – Из больницы?

– Из Заплутавших Сосен.

– Вы не в состоянии покинуть даже…

– Мне нужны мои личные вещи – сейчас же. Шериф сказал мне, что их могла забрать из машины бригада «Скорой помощи».

– Я думала, они у шерифа.

– Нет.

– Вы в этом уверены?

– Да.

– Что ж, могу надеть свою детективную шляпку Нэнси Дрю и…

– Хватит отнимать у меня время. Вам известно, где они?

– Нет.

Отвернувшись от нее, Итан зашагал прочь.

Медсестра Пэм окликнула его.

Остановившись у лифта, Итан нажал кнопку «Вниз».

Теперь медсестра кинулась следом – он слышал ее торопливые шаги по клетчатому линолеуму.

Обернулся и смотрел, как она приближается к нему в этом очаровательном атавизме форменной одежды медсестер.

Не доходя нескольких футов, она остановилась.

У него преимущество в росте на четыре или пять дюймов. Да еще и в возрасте.

– Я не могу позволить вам уйти, Итан, – сказала она, – пока мы не узнаем, что вас мучает.

Двери лифта со скрежетом разъехались.

Итан попятился от медсестры в кабину.

– Спасибо за помощь и заботу, – проговорил он, нажимая кнопку G три раза подряд, пока она не загорелась, – но по-моему, я уже это понял.

– Что?

– То, что с этим городом что-то неладно.

Поставив ногу на порог лифта, Пэм помешала дверям закрыться.

– Итан. Умоляю. У вас просто мысли путаются.

– Уберите ногу.

– Я беспокоюсь за вас. Все здесь о вас беспокоятся.

Он стоял, прислонившись к стенке, но теперь оттолкнулся и ступил вперед, остановившись в считаных дюймах от Пэм, глядя на нее сквозь четырехдюймовый промежуток между дверями.

Опустил взгляд и постучал по носку ее белой туфли носком своей черной.

Долгие несколько секунд она удерживала позиции, и Итан даже начал гадать, не придется ли ему применить физическую силу, чтобы устранить медсестру Пэм из лифта.

Но она наконец отодвинула ногу.

* * *

Стоя на тротуаре, Итан подумал, что городок выглядит слишком тихим для конца дня. Не слышно было ни единого автомобильного двигателя. Фактически говоря, вообще ничего, кроме щебета птиц и посвиста ветра в кронах трех высоких сосен, осеняющих газон перед больницей.

Вышел на середину улицы.

Постоял там, приглядываясь и прислушиваясь.

Наслаждаясь теплом солнца на лице.

Ветерок доносил приятную прохладу.

Поглядел на небо – синий хрусталь.

Ни облачка.

Ни изъяна.

Местечко прекрасное, нет вопросов, но впервые эти горные стены, огородившие эту долину, внушили ему не только благоговение. Итан не смог бы объяснить, почему, но они наполнили его страхом. Ужасом, постичь который он пока не мог.

Он чувствовал… нечто странное.

Может, он страдает от последствий травмы. А может, и нет.

Может, изоляция от окружающего мира, продолжающаяся уже пять дней кряду, начала взимать свою дань.

Ни айфона, ни Интернета, ни «Фейсбука».

Если вдуматься, такое кажется невозможным – не иметь контакта ни с семьей, ни с Хасслером, вообще ни с кем за пределами Заплутавших Сосен.

Он зашагал к офису шерифа.

Лучше просто ретироваться. Перегруппироваться. Заново оценить факты по ту сторону этих горных стен.

Из комфорта нормального города.

Потому что здесь определенно творится какой-то сюр.

* * *

– Шериф Поуп у себя?

Белинда Моран подняла глаза от своего «Солитера».

– Здравствуйте, – проговорила она. – Чем могу вам помочь?

– Шериф у себя? – переспросил Итан, на сей раз чуть погромче.

– Нет, он на минутку вышел.

– Значит, скоро вернется?

– Я не знаю, когда он ожидается обратно.

– Но вы сказали «на минутку», вот я и подумал…

– Это просто фигура речи, молодой человек.

– Вы меня помните? Агента Бёрка из Секретной службы?

– Да. На этот раз вы в рубашке. Так мне ваш вид нравится куда больше.

– Тут никаких звонков для меня не было?

– А с чего бы это им быть? – прищурившись, вскинула она голову.

– С того, что я сказал некоторым людям, что они могут дозвониться до меня здесь.

– Вам никто не звонил, – покачала головой Белинда.

– Ни моя жена Тереза, ни агент Адам Хасслер?

– Никто вам не звонил, мистер Бёрк, и вам не следовало говорить, чтобы они звонили вам сюда.

– Мне нужно еще раз воспользоваться телефоном в вашей комнате для совещаний.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – нахмурилась Белинда.

– Почему это?

От ответа она воздержалась, только сохранила насупленный вид.

* * *

– Тереза, это я. Просто пытаюсь дозвониться до тебя. Я снова был в больнице. Не знаю, звонила ли ты мне в офис шерифа или в гостиницу, но я никаких сообщений не получал. Я все еще в Заплутавших Соснах. Так и не смог отыскать ни свой телефон, ни бумажник, но с этим городом я покончил. Собираюсь позаимствовать из офиса шерифа патрульную машину. Позвоню тебе вечером из Бойсе. Скучаю, люблю.

Подавшись на стуле вперед, он дождался нового гудка, прикрыл глаза и постарался припомнить.

Номер был тут как тут.

Он накрутил его, выслушал четыре гудка, а затем тот же самый голос, что и в прошлый раз, ответил:

– Секретная служба.

– Это снова Итан Бёрк звонит Адаму Хасслеру.

– Он в данный момент недоступен. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Это Марси?

– Да.

– Вы припоминаете наш вчерашний телефонный разговор?

– Знаете, сэр, мы каждый день принимаем массу звонков, и я просто не могу уследить за каждым…

– Вы сказали, что передадите агенту Хасслеру сообщение.

– В отношении чего?

Закрыв глаза, Итан сделал глубокий вдох. Если оскорбить ее сейчас, она просто бросит трубку. Если же дождаться возвращения в Сиэтл, можно будет выпустить ей кишки публично и уволить ее с порога.

– Марси, это касательно мертвого агента Секретной службы в Заплутавших Соснах, штат Айдахо.

– Гм-м. Что ж, если я сказала, что передам ему сообщение, значит, наверняка сделала все, как обещала.

– Но я не получил от него вестей. Вы не находите это странным? Что агент из регионального отделения Хасслера – я – нашел другого агента, который был убит, агента, которого меня отправили сюда разыскивать, – и спустя целых двадцать четыре часа Хасслер даже не ответил на мой звонок?

Небольшая пауза, а затем:

– А я-то могу вам чем-нибудь помочь?

– Да, я бы хотел поговорить с агентом Хасслером сию же секунду.

– Ой, простите, он в данный момент недоступен. Могу я вам чем-нибудь…

– Где он?

– Он недоступен.

– Где? Он?

– Он в данный момент недоступен, но я уверена, что он вам перезвонит, как только найдет удобным. Сейчас у него дел невпроворот.

– Кто вы такая, Марси?

Итан почувствовал, что трубку вырывают у него из руки.

Поуп грохнул трубку на рычаг. Глаза шерифа пытались прожечь Итана насквозь, как пара раскаленных углей.

– Кто вам сказал, что вы можете заявиться сюда и пользоваться моим телефоном?!

– Никто, я просто…

– Вот именно. Никто. Подымайтесь.

– Простите?

– Я сказал «подымайтесь». Вы либо выйдете отсюда своим ходом, либо я выволоку вас через вестибюль самолично.

Медленно поднявшись, Итан встал с шерифом лицом к лицу через стол.

– Вы говорите с федеральным агентом, сэр.

– Я в этом не уверен.

– Что это значит, черт побери?

– Вы не предъявили мне ни документов, ни телефона, ничего…

– Я изложил свою ситуацию. Вы съездили в дом 604 по Первой авеню, видели труп агента Эванса?

– Да.

– И?..

– Ведется следствие.

– Вы вызвали бригаду экспертов-криминалистов, чтобы обработать…

– Все улажено.

– А что значит хотя бы это?

Поуп просто смотрел на него, и Итан подумал: Он псих ненормальный, а у тебя никакой поддержки в этом городе. Просто бери машину и дуй отсюда. Пригвозди его, когда вернешься с кавалерией. Он лишится своего жетона и предстанет перед судом за палки в колеса федеральному расследованию.

– Я вынужден просить об одолжении, – примирительным тоном обронил Итан.

– Каком?

– Я бы хотел позаимствовать один из ваших автомобилей.

Шериф рассмеялся:

– С чего бы это?

– Ну, очевидно, с того, что со времени несчастного случая у меня машины нет.

– Тут вам не прокат автотранспорта.

– Мне требуется какое-нибудь транспортное средство, Арнольд.

– Это просто невозможно.

– Это ваш департамент шерифа? Вы ведь можете делать, что хотите, верно?

Шериф моргнул.

– У меня нет машин, чтобы вам одалживать. – Поуп двинулся вдоль стола для совещаний. – Пойдемте, мистер Бёрк.

Он остановился у распахнутой двери в ожидании Итана.

Едва тот оказался в пределах досягаемости, Поуп схватил его за руку и подтянул к себе, своей большой, мощной ладонью сдавив бицепс Итана в сокрушительной хватке.

– У меня в не столь отдаленном будущем могут возникнуть к вам вопросы, – процедил шериф.

– О чем?

Поуп лишь усмехнулся:

– Даже не помышляйте покинуть город.

* * *

Шагая прочь от департамента шерифа, Итан, искоса оглянувшись через плечо, увидел, что Поуп наблюдает за ним сквозь щелку в жалюзи комнаты для совещаний.

Солнце скрылось за горами.

Город застыл в молчании.

Удалившись от офиса Поупа на квартал, Итан уселся на бордюр на тихой улочке.

– Это неправильно, – прошептал он и продолжал шептать снова и снова.

Итан чувствовал слабость и голод.

Он пытался разложить все по полочкам, все, что стряслось с момента его прибытия в Заплутавшие Сосны. Пытаясь по крохам собрать целостную картину, думая, что если бы смог обозреть все это разом, то сумел бы сложить из этих противоестественных соитий проблему, поддающуюся решению. Или хотя бы осмыслению. Но чем усерднее тужился, тем сильнее становилось ощущение, будто мысли вязнут в каком-то ватном облаке.

Откровение: сидя здесь, ни черта он не изменит.

Поднявшись на ноги, он двинулся к Главной улице.

Ступай в отель. Может, там ждет весточка от Терезы или Хасслера.

Ложная надежда. Он и сам это знал. Не будет там никакой весточки. Ничего, кроме враждебности.

Я вовсе не теряю рассудок.

Я вовсе не теряю рассудок.

Снова и снова он повторял свое имя. Номер социального страхования. Свой фактический адрес в Сиэтле. Девичью фамилию Терезы. Дату рождения сына. Все это представлялось реальным. Как обрывки информации, отождествляющей его личность.

Обретая утешение в именах и числах.

В следующем квартале его внимание привлекло звяканье.

Через улицу виднелся пустырь с несколькими столами для пикника, парочкой грилей и площадкой для метания подков. Соседи собрались на вечеринку. Группка женщин беседовала возле пары красных кулеров. Двое мужчин переворачивали на грилях бургеры и сосиски, дым возносился в недвижном вечернем воздухе синеватыми спиралями. От ароматов стряпни под ложечкой у Итана засосало, и он понял, что даже голоднее, чем думал.

Новая цель: поесть.

Итан пересек улицу по направлению к стрекоту сверчков и спринклеров, тарахтящих в отдалении.

Гадая: настоящие ли они?

Дети гонялись друг за другом по траве – крича, смеясь, вереща.

Салочки.

Звяканье доносилось от игры в подковы. Две группы мужчин стояли друг напротив друга в песочницах, и сигарный дым окутывал их головы, как взорвавшиеся нимбы.

Итан уже почти дошел до пустыря, думая, что лучше подойти к женщинам. Пустить в ход шарм. Похоже, это приличные граждане, обитающие в идеальном моменте американской мечты.

Одернув пиджак, он сошел с тротуара на траву, разглаживая складки и поправляя воротничок.

Пять женщин. Одной чуть за двадцать, троим от тридцати до сорока, одна седовласая – между пятьюдесятью пятью и шестьюдесятью.

Они попивали лимонад из прозрачных пластиковых стаканчиков, обсуждая какие-то соседские сплетни.

Никто пока его не заметил.

Когда он был уже в десяти футах, пытаясь измыслить какой-нибудь ненавязчивый способ встрять в их разговор, его ровесница, оглянувшись на него, улыбнулась.

– Эй, привет, – вымолвила она.

На ней были юбка ниже колена, красные сандалии и блузка в клетку. Короткая прическа казалась винтажной, будто позаимствованной из ситкома пятидесятых.

– Привет, – отозвался Итан.

– Решили без приглашения заявиться на нашу маленькую соседскую вечеринку?

– Должен признаться, меня привлек аромат того, что вы жарите на гриле.

– Я Нэнси. – Отделившись от группы, она протянула руку.