355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Блаженный Августин » Исповедь » Текст книги (страница 4)
Исповедь
  • Текст добавлен: 7 мая 2020, 11:30

Текст книги "Исповедь"


Автор книги: Блаженный Августин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

V

10. Есть своя прелесть в красивых предметах, в золоте, серебре и прочем; только взаимная приязнь делает приятным телесное прикосновение; каждому чувству говорят воспринимаемые им особенности предметов[93]93
  Глазам, например, красота, обонянию – запах, осязанию – мягкость или твердость и т. п.


[Закрыть]
. В земных почестях, в праве распоряжаться и стоять во главе есть своя красота; она заставляет и раба жадно стремиться к свободе[94]94
  Лабриолль и Трабукко – оба переводят vindictae aviditas: «жажда мести». Вряд ли можно с ними согласиться: Бл. Августин говорит о мирских благах, пусть низших, но пользование которыми в определенных границах законно. Месть – это «отход от закона Твоего, Господи», и ей нет места среди законных благ. Следуя Раумеру, здесь принято значение vindicta как палочки, которой магистрат должен был коснуться освобождаемого раба. Мечты раба о свободе ничуть не противоречат Божиему закону.


[Закрыть]
. Нельзя, однако, в погоне за всем этим отходить от Тебя, Господи, и удаляться от закона Твоего. Жизнь, которой мы живем здесь, имеет свое очарование: в ней есть некое свое благолепие, соответствующее всей земной красоте. Сладостна людская дружба, связывающая милыми узами многих в одно. Ради всего этого человек и позволяет себе грешить и в неумеренной склонности к таким, низшим, благам[95]95
  В метафизике и антропологии Бл. Августина большое значение имеет теория трех степеней добра: первая, высшая: summum bonum – Бог, средняя: воля media vis, medium bonum («О свободной воле», 2, 19, 52), низшая: временные блага. Эта «вертикаль» построена на фундаменте этическом: воля, способность активная, по природе своей «обоюдоостра»; она может слушаться Бога, стать сама себе законом или подчиняться существам низшим. Если она устремлена к Богу, она здорова и заслуживает имени voluntas (иначе это cupiditas); если она повинуется себе, ее отбрасывает вниз, к временному и преходящему.


[Закрыть]
покидает Лучшее и Наивысшее, Тебя, Господи Боже наш, правду Твою и закон Твой. В этих низших радостях есть своя услада, но не такая, как в Боге моем, Который создал всё, ибо «в Нем наслаждается праведник, и Сам Он наслаждение для праведных сердцем»[96]96
  Пс. 63:11.


[Закрыть]
.

11. Итак, когда спрашивают, по какой причине совершено преступление, то обычно она представляется вероятной только в том случае, если можно обнаружить или стремление достичь какое-либо из тех благ, которые мы назвали низшими, или же страх перед их потерей. Они прекрасны и почетны, хотя по сравнению с высшими, счастливящими человека, презренны и низменны. Он убил человека. Почему? Он влюбился в его жену или ему понравилось его имение; он хотел его ограбить, чтобы на это жить; он боялся, что тот нанесет ему крупные потери; он был обижен и горел желанием отомстить. Разве совершил бы человек убийство без причины, из наслаждения самим убийством? Кто этому поверит? Даже для того жестокого безумца, о котором сказано, что он был зол и жесток просто так себе, без всяких оснований, приведена причина: «Рука и душа не должны становиться вялыми от бездействия»[97]97
  Саллюстий. «Заговор Катилины», 16, 3, где приведены эти слова Катилины. Саллюстий в течение II–V вв. по Р.Х. был одним из любимейших писателей в африканских школах. Бл. Августин часто и с уважением упоминает его в «Граде Божием».


[Закрыть]
. В чем дело? Почему? Чтобы, совершая преступление за преступлением, получить по взятии города почести, власть, богатство; чтобы не бояться законов и не жить в затруднительных обстоятельствах, нуждаясь и сознавая свои преступления. Сам Катилина, следовательно, не любил преступлений своих и, во всяком случае, совершал их ради чего-то.

VI

12. Что же было мне, несчастному, мило в тебе, воровство мое, ночное преступление мое, совершенное в шестнадцатилетнем возрасте? Ты не было прекрасно, будучи воровством; представляешь ли ты вообще нечто, о чем стоило бы говорить с Тобой? Прекрасны были те плоды, которые мы украли, потому что они были Твоим созданием, прекраснейший из всех, Творец всего, благий Господи, Ты, высшее благо и истинное благо мое; прекрасны были те плоды, но не их желала жалкая душа моя. У меня в изобилии были лучшие: я сорвал их только затем, чтобы украсть. Сорванное я бросил, отведав одной неправды, которой радостно насладился. Если какой из этих плодов я и положил себе в рот, то приправой к нему было преступление. Господи Боже мой, я спрашиваю теперь, что доставляло мне удовольствие в этом воровстве? В нем нет никакой привлекательности, не говоря уже о той, какая есть в справедливости и благоразумии, какая есть в человеческом разуме, в памяти, чувствах и полной сил жизни; нет красоты звезд, украшающих места свои; красоты земли и моря, полных созданиями, сменяющими друг друга в рождении и смерти; в нем нет даже той ущербной и мнимой привлекательности, которая есть в обольщающем пороке.

13. И гордость ведь прикидывается высотой души, хотя Ты один возвышаешься над всеми, Господи. Разве честолюбие не ищет почестей и славы? Но Тебя одного надлежит почитать больше всех и славить вовеки. И жестокая власть хочет внушить страх, – но кого следует бояться, кроме одного Бога? Что можно вырвать или спрятать от Его власти? Когда, где, каким образом, с чьей помощью? И нежность влюбленного ищет ответной любви, – но нет ничего нежнее Твоего милосердия, и нет любви спасительнее, чем любовь к правде Твоей, которая прекраснее и светлее всего в мире. И любознательность, по-видимому, усердно ищет знания, – но Ты один обладаешь полнотой его. Даже невежество и глупость прикрываются именами простоты и невинности, – но ведь ничего нельзя найти проще Тебя. Что невиннее Тебя? – ведь злым на горе обращаются собственные дела их[98]98
  «…придет праведный суд. Псалмопевец дает нам понять, что наказание каждому человеку вытекает из его греха: его неправда обращается ему в казнь. Нельзя думать, что Бог в Своем покое и несказанном Свете выискивает у Себя, чем наказать за грехи; нет, он сообщил такую природу греху, что то, чем услаждается человек, творящий грех, становится у Бога наказующего орудием наказания» («На Псалмы», 7, 16–17); «Рыл ров и выкопал его и упал в яму, которую приготовил. Злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя».


[Закрыть]
. Лень представляется желанием покоя, – но только у Господа верный покой. Роскошь хочет называться удовлетворенностью и достатком. Ты – полнота и неиссякающее изобилие сладости, не знающей ущерба. Расточительность принимает вид щедрости, – но ведь все блага в избытке раздаешь Ты. Скупость хочет владеть многим; Ты владеешь всем. Зависть ведет тяжбу за превосходство, – что превосходит Тебя? Гнев ищет мести, – кто отомстит справедливее Тебя? Страх, боясь необычной и внезапной беды, заранее старается обеспечить безопасность тому, что любит. Что для Тебя необычно? Что внезапно? Кто сможет отнять от Тебя то, что Ты любишь? И где, кроме Тебя, полная безопасность? Люди убиваются в печали, потеряв то, чем наслаждалась их жадность, которая не хочет ничего терять, – но только от Тебя нельзя ничего отнять[99]99
  Всякий грех – это некое соперничество с Богом, неловкое и безуспешное искание благ, которые может дать только Бог и которые нельзя найти без Него. Воровство, совершенное Августином, является с этой точки зрения посягательством на свободу и утверждением собственной воли.


[Закрыть]
.

14. Так блудит душа, отвратившаяся от Тебя и вне Тебя ищущая то, что найдет чистым и беспримесным только вернувшись к Тебе. Все, кто удаляются от Тебя и поднимаются против Тебя, уподобляются Тебе в искаженном виде[100]100
  «Душа в своих грехах в гордой, извращенной и, так сказать, рабской свободе стремится уподобиться Богу. Так и прародителей наших оказалось возможным склонить на грех только словами: „Будете, как боги“» («О Троице»).


[Закрыть]
. Но даже таким уподоблением они свидетельствуют о том, что Ты Творец всего мира, и поэтому уйти от Тебя вообще некуда.

Итак, что же было мне мило в том воровстве? И в чем искаженно и извращенно уподоблялся я Господу моему? Или мне было приятно хотя бы обмануть закон, раз уж я не мог сокрушить его в открытую, и я, как пленник, создавал себе куцее подобие свободы, безнаказанно занимаясь тем, что было запрещено, теша себя тенью и подобием всемогущества? Вот раб, убегающий от господина своего и настигший тень[101]101
  Umbra – «тень»; adumbrare – о несовершенном подражании, – обезьянничанье. По Платону, все неизбежно тянется подражать Богу. Дьявол подражает Богу, как подражает человеку обезьяна.


[Закрыть]
. О тлен, о ужас жизни, о глубина смерти! Может ли быть любезно то, что запретно, и только потому, что оно запретно?

VII

15. «Что воздам Господу»[102]102
  Пс. 115:3.


[Закрыть]
из того, что собрала память моя и перед чем не устрашилась бы душа моя? Возлюблю Тебя, Господи, возблагодарю, исповедую Имя Твое, ибо отпустил Ты мне столько злого и преступного! По милости Твоей и по милосердию Твоему растопил Ты грехи мои, как лед. По милости Твоей Ты не допустил меня совершить некоторых злодеяний, – а чего бы я не наделал, я, бескорыстно любивший преступление? И я свидетельствую, что всё отпущено мне: и то зло, которое совершил я по своей воле, и то, которого не совершил, руководимый Тобою. Кто из людей, раздумывая над своей немощью, осмелится приписать свое целомудрие и невинность собственным силам и станет меньше любить Тебя? – будто ему не нужно Твоего милосердия, по которому отпускаешь Ты грехи обратившимся к Тебе?[103]103
  «Не смей любить (Бога) меньше потому будто, что ты мало в чем виноват: люби Его еще больше за то, что тебе много дано. Если любят за то, что давший не требует возврата, то насколько больше надо любить Давшего тебе что-то в полное владение. Тот, кто с самого начала пребывает в целомудрии, Им наставлен; кто стал из развратника целомудренным, Им исправлен; кто до конца остается развратным, Им покинут» (О св. Девственности, 42).


[Закрыть]
И пусть человек, которого Ты призвал и который, последовав за голосом Твоим, избежал того, о чем он прочтет в моих воспоминаниях и в моих признаниях, не смеется надо мною: меня ведь, больного, вылечил Тот Врач, Который не дал ему захворать или, вернее, не дал захворать так сильно. Пусть за это он возлюбит Тебя в такой же мере, нет, даже больше. Ибо он увидит, Кто избавил меня от таких недугов греха, и увидит, что это Тот же, благодаря Которому он не запутался в таких же недугах греха.

VIII

16. Что извлек я, несчастный, из того, вспоминая о чем, я сейчас краснею, особенно из того воровства, в котором мне было мило само воровство и ничто другое? Да и само по себе оно было ничто, а я от этого самого был еще более жалок. И однако, насколько я помню мое тогдашнее состояние духа, я один не совершил бы его; один я никак не совершил бы его. Следовательно, я любил здесь еще сообщество тех, с кем воровал. Я любил, следовательно, кроме воровства еще нечто, но и это нечто было ничем. Что же на самом деле? Кто научит меня, кроме Того, Кто просвещает сердце мое и рассеивает тени его? Зачем приходит мне в голову спрашивать, обсуждать и раздумывать? Ведь если бы мне нравились те плоды, которые я украл, и мне хотелось бы ими наесться, если бы мне достаточно было совершить это беззаконие ради собственного наслаждения, то я мог бы действовать один. Нечего было разжигать зуд собственного желания, расчесывая его о соучастников. Наслаждение, однако, было для меня не в тех плодах; оно было в самом преступлении и создавалось сообществом вместе грешивших.

IX

17. Что это было за состояние души? Конечно, оно было очень гнусно, и горе мне было, что я переживал его. Что же это, однако, было? «Кто понимает преступления?»[104]104
  Пс. 18:13. –?


[Закрыть]
Мы смеялись, словно от щекотки по сердцу, потому что обманывали тех, кто и не подумал бы, что мы можем воровать, и горячо этому бы воспротивился. Почему же я наслаждался тем, что действовал не один? Потому ли, что наедине человек не легко смеется? Не легко, это верно, и однако, иногда смех овладевает людьми в полном одиночестве, когда никого другого нет, если им представится или вспомнится что-нибудь очень смешное. А я один не сделал бы этого, никак не сделал бы один. Вот, Господи, перед Тобой живо припоминаю я состояние свое. Один бы я не совершил этого воровства, в котором мне нравилось не украденное, а само воровство; одному воровать мне бы не понравилось, я бы не стал воровать[105]105
  Бл. Августин поставил вопрос о коллективной психологии, о психологии толпы. Он живо его интересовал, и он к нему неоднократно возвращался.


[Закрыть]
. О, вражеская дружба, неуловимый разврат ума, жажда вредить на смех и в забаву! Стремление к чужому убытку без погони за собственной выгодой, без всякой жажды отомстить, а просто потому, что говорят: «пойдем, сделаем», и стыдно не быть бесстыдным.

Х

18. Кто разберется в этих запутанных извивах? Они гадки: я не хочу останавливаться на них, не хочу их видеть. Я хочу Тебя, Справедливость и Невинность, прекрасная честным Светом Своим, насыщающая без пресыщения. У Тебя великий покой и жизнь безмятежная. Кто входит в Тебя, входит в «радость господина своего»[106]106
  Мф. 25:21.


[Закрыть]
и не убоится, и будет жить счастливо в полноте блага. Я в юности отпал от Тебя, Господи, я скитался вдали от твердыни Твоей и сам стал для себя областью нищеты[107]107
  Новая контаминация евангельской притчи о блудном сыне и любимой темы неоплатоников о нищете души, отвратившейся от Бога. «Душа, которая поворачивается к материи, страдает и нищенствует, лишается своей силы. Но если она вернется к Разуму, она получит полноту и обретет вновь свою целостность» (Порфирий. «Начала», 37, 32:2–34:3).


[Закрыть]
.

Книга третья
I

1. Я прибыл в Карфаген; кругом меня котлом кипела позорная любовь[108]108
  Карфаген уже во времена Страбона был самым цветущим городом Ливии (Страбон, 833). Геродиан, писавший в середине III в. по Р.Х., говорит, что он уступает в богатстве и населенности только Риму и оспаривает у Александрии ее право на второе место после Рима (История, 7, 6). Христианство рано там утвердилось, но и язычество было очень сильно. См.: «О граде Божием», 2, 4; 7, 26. Veni Carthaginem et circumstrepebat me… sartago… Sartago – «сковородка» взята ради ассонанса: sartago – Carthago, ассонансы были во вкусе риторской школы.


[Закрыть]
. Я еще не любил, но жаждал любить и в тайной нужде своей ненавидел себя за то, что еще не так нуждаюсь. Я искал, что бы мне полюбить, любя любовь: я ненавидел спокойствие и дорогу без ловушек[109]109
  Бл. Августин был тонким наблюдателем душевных состояний человека, умел характеризовать и анализировать их. Свои юношеские переживания он описывает в свете уже своего позднейшего опыта, христианского и философского: а) «жаждал любить» – замечательное по силе и краткости описание душевного состояния; б) «в тайной нужде»: et secretiore indigentia… Фраза трудная. Бл. Августин хочет любви («жаждал любить»), но (по его мнению) он не прилагает достаточных усилий, чтобы утолить эту жажду, и за это корит себя. Может быть, он имеет в виду тот душевный голод, о котором говорит дальше; в) «ненавидел себя»: чувство глубокой неудовлетворенности; г) «я ненавидел спокойствие…», т. е. ясность, покой христианской жизни или, по крайней мере, спокойную, чистую дружбу; д) «Дорогу без ловушек» (букв. без «мышеловок»), т. е. жизнь, не знающую порочной любви и ее тревог.


[Закрыть]
. Внутри у меня был голод по внутренней пище, по Тебе Самом, Боже мой, но не этим голодом я томился, у меня не было желания нетленной пищи не потому, что я был сыт ею: чем больше я голодал, тем больше ею брезгал.

Поэтому не было здоровья в душе моей: вся в язвах, бросилась она во внешнее, жадно стремясь почесаться, жалкая, о существа чувственные. Но если бы в них не было души, их, конечно, нельзя было бы полюбить.

Любить и быть любимым мне сладостнее, если я мог овладеть возлюбленной. Я мутил источник дружбы грязью похоти; я туманил ее блеск адским дыханием желания. Гадкий и бесчестный, в безмерной суетности своей я жадно хотел быть изысканным и светским. Я ринулся в любовь, я жаждал ей отдаться. Боже мой милостивый, какой желчью поливал Ты мне, в благости Твоей, эту сладость. Я был любим, я тайком пробирался в тюрьму наслаждения, весело надевал на себя путы горестей, чтобы секли меня своими раскаленными железными розгами ревность, подозрения, страхи, гнев и ссоры.

II

2. Меня увлекали театральные зрелища, они были полны изображениями моих несчастий и служили разжигой моему огню. Почему человек хочет печалиться при виде горестных и трагических событий, испытать которые он сам отнюдь не желает? И тем не менее он, как зритель, хочет испытывать печаль, и сама эта печаль для него наслаждение. Удивительное безумие! Человек тем больше волнуется в театре, чем меньше он сам застрахован от подобных переживаний, но когда он мучится сам за себя, это называется обычно страданием; когда мучится вместе с другими – состраданием. Но как можно сострадать вымыслам на сцене? Слушателя ведь не зовут на помощь; его приглашают только печалиться, и он тем благосклоннее к автору этих вымыслов, чем больше печалится. И если старинные или вымышленные бедствия представлены так, что зритель не испытывает печали, то он уходит, зевая и бранясь; если же его заставили печалиться, то он сидит, поглощенный зрелищем, и радуется.

3. Слезы, следовательно, и печали любезны? Каждый человек, конечно, хочет радоваться. Страдать никому не хочется, но хочется быть сострадательным, а так как нельзя сострадать, не печалясь, то не это ли и есть единственная причина, почему печаль любезна? Сострадание вытекает из источника дружбы[110]110
  Риторская школа считала своей прямой задачей подготовку учеников к деятельности судебного оратора. Одним из важнейших приемов, которым надлежало обучить будущего адвоката, было уменье вызвать у судей сострадание к своему подзащитному. О сострадании рассуждали уже со времен Аристотеля («Риторика», VI. 1449 b 28; 1450 a 12), ср.: Циц., «Об ораторе», II. 188-196. Бл. Августина интересовала самая сущность сострадания.


[Закрыть]
. Но куда он идет? Куда течет? Зачем впадает он в поток кипящей смолы, в свирепый водоворот черных страстей, где сам, по собственному выбору, меняется, утрачивает свою небесную ясность, забывает о ней. Итак, прочь сострадание? Ни в коем случае! да будут печали иногда любезны. Берегись, однако, скверны, душа моя, ты, находящаяся под покровом Бога отцов наших, достохвального и превозносимого во все века[111]111
  Дан. 3:52.


[Закрыть]
; берегись скверны.

И теперь я доступен состраданию, но тогда, в театре, я радовался вместе с влюбленными, когда они наслаждались в позоре, хотя всё это было только вымыслом и театральной игрой. Когда же они теряли друг друга, я огорчался вместе с ними, как бы сострадая им, и в обоих случаях наслаждался, однако[112]112
  Театр в Карфагене в IV в. по Р.Х. процветал. Из слов Бл. Августина можно заключить, что в театральный репертуар входили преимущественно произведения авторов «новой комедии» (Плавт, Теренций), где действие чаще всего вращается вокруг бедствий влюбленной пары, завершающихся обычно счастливым концом.


[Закрыть]
. Теперь я больше жалею человека, радующегося на позор себе, чем того, кто вообразил, что жестоко страдает, лишившись губительного наслаждения и утратив жалкое счастье. Это, конечно, настоящее сострадание, но при нем печаль не доставляет удовольствия. Хотя человека, опечаленного чужим несчастьем, одобряют за эту службу любви, но, по-настоящему милосердный, он предпочел бы не иметь причины для своей печали. Если существует зложелательная благожелательность – что невозможно, – тогда и человек, исполненный искреннего и настоящего сострадания, мог бы пожелать, чтобы были страдальцы, которым бы он сострадал. Бывает, следовательно, скорбь, заслуживающая одобрения; нет ни одной заслуживающей любви. Господи Боже, любящий души, Твое сострадание неизмеримо чище нашего и неизменнее именно потому, что никакая печаль не может уязвить Тебя. «А кто способен к этому»?[113]113
  2 Кор. 2:16.


[Закрыть]

4. Но я тогда, несчастный, любил печалиться и искал поводов для печали: игра актера, изображавшего на подмостках чужое, вымышленное горе, больше мне нравилась и сильнее меня захватывала, если вызывала слезы. Что же удивительного, если я, несчастная овца[114]114
  Бл. Августин вспомнил Вергилия: «Буколики», 3, 3.


[Закрыть]
, отбившаяся от Твоего стада, не терпевшая охраны Твоей, опаршивел мерзкой паршой? Потому-то и была мила мне печаль, – не та, которая проникает до глубины души: мне ведь не нравилось терпеть то, на что я любил смотреть – рассказ о вымышленных страданиях как бы скреб мою кожу, и как от расчесывания ногтями, начиналось воспаление и отвратительная гнойная опухоль.

Такова была жизнь моя, Господи: жизнью ли была она?

III

5. И надо мною, окружая меня, витало далекое и верное милосердие Твое. Гноем какой неправды не был я покрыт! Кощунственным было любопытство мое: покинул я Тебя и дошел до бездны неверности, до обманчивого угождения демонам, в жертву которым приносил злые дела свои. И за каждое из них бичевал Ты меня![115]115
  Характеристика, которую дает себе Бл. Августин, не подтверждается свидетельством Винцентия, одного из его противников-донатистов, епископа в Картене, знавшего Бл. Августина в его студенческие годы («Письма» obsequia; circum – ventoria впервые это слово встречается здесь. Прил. на -orius от nomina agentia на -or чрезвычайно часты в поздней латыни).


[Закрыть]

Я осмелился даже во время совершения службы Твоей в церковных стенах гореть желанием и улаживать дело, верным доходом с которого была смерть: за это поразил Ты меня тяжелым наказанием, но оно было ничем сравнительно с виною моей. О ты, великий в милосердии своем, Господь мой, прибежище мое от грозных опасностей, среди которых бродил я, в гордой самоуверенности далеко уходя от Тебя; я любил пути свои, а не Твои, любил свободу, свободу беглого раба[116]116
  Ср. «Исповедь», II, 6.


[Закрыть]
.

6. Тянули меня к себе и те занятия, которые считались почтенными: я мечтал о форуме с его тяжбами, где бы я блистал, а меня осыпали бы похвалами тем больше, чем искуснее я лгал. Такова слепота человеческая: слепотою своею люди хвалятся. Я был первым в риторской школе: был полон горделивой радости и дут спесью. Вел я себя, правда, гораздо спокойнее. Господи, Ты знаешь это, и вообще не принимал никакого участия в «опрокидываниях», которыми занимались «совратители»[117]117
  Буквально: «опрокидыватели» – eversores – люди, которые «опрокидывали» установленные нравственные понятия.


[Закрыть]
(это зловещее дьявольское имя служило как бы признаком утонченности). Я жил среди них, постыдно стыдясь, что сам не был таким, я бывал с ними, иногда мне было приятно с ними дружить, но поступки их всегда были мне отвратительны. Это было дерзкое преследование честных новичков, которых они сбивали с прямого пути, так себе, забавы ради, в насыщение своей злобной радости. Нет деяния, больше уподобляющегося деяниям дьявольским[118]118
  «Что может быть отвратительнее, что больше собирает на человеке гнев в день гнева и праведного суда Божия, как не радость чужой беде, когда человек уподобляется дьяволу?» («Об обучении оглашенных», 11). Падшим ангелам «уподобляются люди, которые радуются чужим несчастиям, смеются и потешаются над ними и желают придать себе цену с помощью „опрокидываний“ и чужих ошибок» («Об истинной религии», 40).


[Закрыть]
. Нельзя было назвать их вернее, чем «совратителями». Сначала они были сами, конечно, совращены и развращены, соблазняемые втайне и осмеянные лживыми духами в самой любви своей к осмеянию и лжи.

IV

7. Живя в такой среде, я в тогдашнем моем неустойчивом возрасте изучал книги по красноречию, желая в целях предосудительных и легкомысленных, на радость человеческому тщеславию стать выдающимся оратором. Следуя установленному порядку обучения, я дошел до книжки какого-то Цицерона[119]119
  Бл. Августин с трудами Цицерона был хорошо знаком. В труде «Против академиков», I, 3, 7, он называет его «наш Цицерон». Вряд ли нашелся бы хоть один человек из современников Бл. Августина, прошедших школу, которым имя Цицерона было неизвестно. «Какого-то Цицерона» объясняли по-разному: 1) Бл. Августин подчеркивал свое презрение к языческой культуре, ставшее обычаем у христианских писателей первых веков христианства; 2) желая отметить вмешательство Провидения, Бл. Августин нарочито умаляет значение человека.


[Закрыть]
, языку которого удивляются все, а сердцу не так. Книга эта увещевает обратиться к философии и называется «Гортензий»[120]120
  «Гортензий» был написан весной 45 г. до Р.Х.; Цицерон в философии искал утешения после смерти любимой дочери своей, Туллии. От этой книги дошли до нас только отрывки разной величины; Цицерон взял себе за образец «Protrepticus» Аристотеля (H. Diels. Arch. fur Geshichte d. Philosophie, 1888, 5. 477–497), от которого тоже дошли одни отрывки. Так же, как и Аристотель, Цицерон утверждал, что мудрость выше богатства, наслаждения, вообще всех временных благ; единственная достойная человека жизнь – это жизнь духа. В «Гортензии» дана была и краткая история философии; имена философов и суть их доктрин (Фалес, Сократ, Демокрит, Аристотель, Феофраст, Посидоний и др.).


[Закрыть]
. Эта книга изменила состояние мое, изменила молитвы мои и обратила их к Тебе, Господи, сделала другими прошения и желания мои. Мне вдруг опротивели все пустые надежды; бессмертной мудрости желал я в своем невероятном сердечном смятении и начал вставать, чтобы вернуться к Тебе[121]121
  Из притчи о блудном сыне: «Встану, пойду к отцу моему…» (Лк. 15:18). «Бессмертная мудрость»: Бл. Августин приводит место из «Гортензия» («О Троице» Цицерон говорит о бессмертии: «Если, как думали самые знаменитые из древних философов, души наши вечны и божественны, то следует полагать, что если эти люди утвердились в своем пути, т. е. в размышлении и страсти к исследованию, то чем меньше соприкасались они с человеческими пороками и заблуждениями, тем легче им было подняться к небу и вернуться туда».


[Закрыть]
. Не для того, чтобы отточить свой язык (за это, по-видимому, платил я материнскими деньгами в своем девятнадцатилетнем возрасте; отец мой умер за два года до этого), не для того, чтобы отточить язык взялся я за эту книгу: она учила меня не тому, как говорить, а тому, что говорить.

8. Как горел я, Господи, как горел я улететь к Тебе от всего земного. Я не понимал, что Ты делаешь со мною. У Тебя ведь мудрость[122]122
  Иов. 12:13.


[Закрыть]
. Любовь к мудрости по-гречески называется философией; эту любовь зажгло во мне это сочинение.

Есть люди, которые вводят в заблуждение философией, которые прикрашивают и прихорашивают свои ошибки этим великим, ласковыми честным именем; почти все такие философы, современные автору[123]123
  То есть Цицерону.


[Закрыть]
и жившие до него, отмечены в этой книге и изобличены. Тут явно спасительное предупреждение, сделанное Духом Твоим через Твоего верного и благочестивого раба: «Смотрите, чтобы кто не увлек вас философией и пустыми обольщениями по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно»[124]124
  Кол. 2:8–9.


[Закрыть]
.

В то время, Ты знаешь это, Свет моего сердца, мне не были еще известны эти слова апостола, и тем не менее я наслаждался этой книгой[125]125
  То есть «Гортензием».


[Закрыть]
потому, что она увещевала меня любить не ту или другую философскую школу, а самое мудрость, какова бы она ни была; поощряла любить ее, искать, добиваться, овладеть ею и крепко прильнуть к ней. Эта речь зажгла меня, я весь горел, и мой пыл ослабляло только одно: там не было имени Христа, а это имя по милосердию Твоему, Господи, это имя Спасителя моего, Твоего Сына, впитал я с молоком матери: оно глубоко запало в мое детское сердце, и все произведения, где этого имени не было, пусть художественные, отделанные и полные истины, не захватывали меня целиком.

V

9. Итак, я решил внимательно заняться Священным Писанием и посмотреть, что это такое. И вот я вижу нечто для гордецов непонятное, для детей темное; здание, окутанное тайной, с низким входом; оно становится тем выше, чем дальше ты продвигаешься. Я не был в состоянии ни войти в него, ни наклонить голову, чтобы продвигаться дальше. Эти слова мои не соответствуют тому чувству, которое я испытал, взявшись за Писание: оно показалось мне недостойным даже сравнения с достоинством Цицеронова стиля[126]126
  То же испытал блаженный Иероним. После чтения классиков стиль пророков показался ему грубым и противным («Письма»).


[Закрыть]
. Моя кичливость не мирилась с его простотой; мое остроумие не проникало в его сердцевину. Оно обладает как раз свойством раскрываться по мере того как растет ребенок-читатель, но я презирал ребяческое состояние, и надутый спесью, казался себе взрослым.

VI

10. Так и попал я в среду людей, горделиво бредящих, слишком преданных плоти и болтливых. Речи их были сетями дьявольскими, птичьим клеем[127]127
  «Сети дьявольские» (1 Тим. 3:7; 2 Тим. 2:26). Бл. Августин говорит о манихеях. Обозначение всякого соблазна «птичьим клеем» – метафора весьма обычная у христианских писателей. Августин часто ею пользуется и в «Исповеди», и в других сочинениях (P. Courcelle. La colle et le clou de l’âme. Revue Belge de Philologie et d’histoire, 1958, № 1, р. 72–95). Августин так объяснял причину своего присоединения к манихеям: «Ты знаешь, Гонарат, что я попал к этим людям, потому что они обещали всякого, кто пожелает их слушать, привести к Богу и освободить от всех заблуждений, ибо они руководствуются простым, чистым разумом, отказавшись от грозного авторитета (Церкви). Что иное заставляло меня, презрев религию, внушенную мне с детства родителями, почти девять лет идти за этими людьми и внимательно их слушать, как не их утверждения: мы (т. е. христиане) запуганы суевериями, нам приказывают верить, а не рассуждать, они же никого не принуждают к вере, не объяснив предварительно истины. Кого не соблазнили бы подобные обещания? а тем более юношу, жаждавшего истины, болтливого гордеца, каким я тогда был». – «О пользе веры», 1, 2; «Я убедил себя, что следует больше доверять тем, кто учит, а не тем, кто приказывает». – «О блаженной жизни», 1, 4.


[Закрыть]
, состряпанным из смеси слогов, составляющих имена: Твое, Господа Иисуса Христа и Параклета, Утешителя нашего, Духа Святого[128]128
  Лица манихейской троицы не равны между собой. Вот как характеризует ее один из манихейских главарей: «Отец обитает в первозданной высшей обители света, который Павел иначе называет «неприступным»; Сын – во второй, зримой нами; природа его двойная, и это знал апостол, который называет Христа силой Божией и премудростью Божией (1 Кор. 1:24); мы верим, что сила его пребывает на солнце, а премудрость на луне; мы говорим, что Дух Святой, третий по своему достоинству, имеет пребывание свое повсюду в воздухе; от его силы и духовного излияния земля зачала и родила Христа страждущего (patibilem lesum): он есть жизнь и спасение людей и висит он на каждом дереве» («Против Фавста», 20, 1 – 2).


[Закрыть]
. Эти имена не сходили у них с языка, оставаясь только словесным звоном и шумом: истина не жила у них в сердце. Они твердили: «истина, истина» и много твердили мне о ней, но ее нигде у них не было. Они ложно учили не только о Тебе, который есть воистину Истина, но и об элементах мира, созданного Тобой; а мне следовало бы забросить даже тех философов, которые говорят об этом правильно, из любви к Тебе, Отец мой, высшее благо, краса всего прекрасного[129]129
  «Все прекрасное ниже Его, но от Него, как дневной свет от солнца» (Плотин. Эннеады, 6, 9, 4).


[Закрыть]
.

О Истина, Истина! из самой глубины души своей, уже тогда я вздыхал по Тебе, и они постоянно звонили мне о Тебе, на разные лады, в словах, остававшихся только словами, и в грудах толстых книг! Это были блюда, в которых мне, алчущему Тебя, подносили вместо Тебя солнце и луну[130]130
  Солнце и луна играли важную роль в учении манихеев. Это были небесные корабли, доставлявшие в царство света божественные частицы, освободившиеся из плена материи. И сами эти светила считались божественными. «Они говорят, что эти корабли сделаны из чистой божественной субстанции» («О ереси», 46: свет, зримый нашими глазами, причисляют к высшим божествам» («О блаженной жизни», 4).


[Закрыть]
, прекрасные создания Твои, но только создания Твои, не Тебя Самого, и даже не первые создания Твои, – первенство принадлежит духовным созданиям Твоим, а не этим телесным, хотя они и светлы и находятся на небе.

Я алкал и жаждал, однако, и не их, первенствующих, а Тебя Самого, Истина, в которой «нет изменения, и ни тени перемены»[131]131
  Иак. 1:17.


[Закрыть]
. Передо мною продолжали ставить эти блюда со сверкающими призраками[132]132
  Phantasma: Бл. Августин объясняет это слово как зрительный образ, произвольно созданный; он противоположен реальному образу, который хранит память: phantasia. Образ отца был для Августина phantasia, а образ деда, которого он никогда не видел, phantasma («О музыке», 6, 11, 32). Августин был первым латинским писателем, употребившим это слово в его философском значении.


[Закрыть]
; лучше было, конечно, любить это солнце, существующее в действительности для нашего глаза, чем эти выдумки для души, обманутой глазами. И, однако, я ел эту пищу, думал, что Ты здесь: без удовольствия, правда, потому что я не чувствовал у себя на языке подлинного вкуса Твоего: Тебя не было в этих пустых измышлениях, и я от них не насыщался, а больше истощался. Еда во сне совершенно напоминает еду, которую ешь, бодрствуя, но она не питает спящих, потому что они спят. Эти вымыслы ничем не напоминали Тебя, такого, каким я знаю теперь Тебя; это были призраки, те мнимые тела, подлиннее которых эти настоящие тела, которые мы видим нашим плотским зрением как на небе, так и на земле; их видят животные и птицы, и с ними вместе и мы их видим. Они подлиннее, чем образы их, составленные нами[133]133
  По памяти, по воспоминанию о том, что мы действительно видели.


[Закрыть]
. И опять-таки эти образы подлиннее предположений, которые мы, исходя из них, начинаем строить о других телах, больших и бесконечных, но вообще не существующих. Я питался тогда этими бреднями и не мог напитаться[134]134
  Реальны предметы, которые мы видим; меньше реальности в наших представлениях об этих предметах, и совершенно нереальны предположения, построенные на основании этих представлений.


[Закрыть]
.

А Ты, любовь моя, в Котором немощь моя становится силой, Ты – не эти тела, которые мы видим, хотя они и на небе, и не те, которых мы там не видим, ибо Ты создал те и другие и не считаешь их среди высших Твоих созданий[135]135
  Высшими созданиями являются создания духовные – ангелы. Conditionibus: Бл. Августин употребляет это слово в библейском и церковном смысле: «создания» в значении абстрактном (акт творения) и конкретном («это создание»).


[Закрыть]
. Насколько же Ты далек от тех моих призраков, от тех призрачных тел, которых вообще не существует. Подлиннее их созданные нами образы существующих тел, а подлиннее этих образов сами тела, и однако они – не Ты, и Ты даже не душа, оживляющая тела, которая лучше и подлиннее тел. Ты жизнь душ, жизнь жизни, сама себя животворящая и неизменная, жизнь души моей.

11. Где же был Ты тогда для меня и далеко ли? Я скитался вдали от Тебя, и меня отогнали даже от стручков, которыми я кормил свиней[136]136
  Притча о блудном сыне (Лк. 15:16). Бл. Августин, может быть, намекает на утрату интереса к литературе, которую он сравнивает со стручками. Ср.: Иероним. «Письмо к Дамазу о блудном сыне»: «Можно истолковать «стручки» иначе: пищей демонам служат стихи поэтов, мирская мудрость, пышные речи риторов».


[Закрыть]
. Насколько басни грамматиков и поэтов лучше, чем эти западни. Поэма в стихах о летящей Медее[137]137
  Медея после убийства детей улетела на колеснице, запряженной крылатыми драконами, из Коринфа в Афины.


[Закрыть]
принесет, конечно, больше пользы, чем рассказ о пяти элементах, по-разному раскрашенных в виду пяти «пещер мрака»[138]138
  Манихеи делили царство мрака на пять областей или пещер: была пещера Мрака, Дыма, Бурного Ветра, Разрушительного Огня, Вредной Воды.


[Закрыть]
, которые вообще не существуют, но которые губят уверовавшего. Стихи и поэмы я отношу к настоящей пище. Если я декламировал стихи о летящей Медее, то я никого не уверял в истинности самого события; если я слушал такие стихи, я им не верил, а тому я поверил. Горе, горе, по каким ступеням свели меня в бездну адову, потому что, томясь по истине и не находя без нее покоя, я искал Тебя, Боже мой (Тебе исповедуюсь, сжалившемуся надо мной еще тогда, когда я и не думал исповедоваться), я искал Тебя, руководствуясь не разумом, которым Ты захотел отличить меня от зверей, а руководствуясь телесными чувствами. Ты же был во мне глубже глубин моих и выше вершин моих[139]139
  Бога надо искать, утверждает Бл. Августин, в самой глубине своего сердца: Бог выше самого высокого в человеке, но Он присутствует даже в сердце грешника.


[Закрыть]
. Я натолкнулся на ту дерзкую и безрассудную женщину из Соломоновой загадки, которая сидела в дверях на кресле и говорила: «Спокойно ешьте утаенный хлеб и пейте краденую вкусную воду». Она соблазнила меня, видя, что я живу во вне, завися от своего плотского зрения, и пережевываю пищу, которую она давала мне глотать[140]140
  Притч. 9:13–17. «Загадка» – aenigma; «загадкой, говоря кратко, называется «темная Аллегория» («О Троице». Ср. Квинт. 8, 6, 52: «Аллегория более темная называется загадкой». Августин толковал это место Соломоновой притчи символически: «безрассудная женщина» представляет собой человека, живущего во внешнем и материальном.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю