Текст книги "Библия Раджниша. Том 3. Книга 2"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Беседа 20.
БОЯЗНЬ АДА, ЖАЖДА РАЯ: НЕНАВЯЗЧИВАЯ ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ СПАСИТЕЛЯ

18 января 1985 года

Бхагаван,

Разве это плохо – пытаться спасти кого-нибудь? Не это ли часть сострадания?

Сострадание – это очень деликатное дело. Оно, несомненно, занимает некоторое место в попытке спасти других людей, но существует много условий, которые вначале необходимо выполнить.

Первое условие – это то, что вы сами спасены; иначе, во имя спасения других вы будете просто уничтожать их. А пытаясь спасти других, вы будете упускать возможность спасти себя. Только человек, который сам пришел домой, может помочь кому-либо. Слепой не может помочь слепым. Ваши глаза должны быть открыты; вам самим необходимо видеть свет прежде, чем вы начнете говорить другим, что это такое.

Сострадание, несомненно, включает в себя идею спасения других, но не против их воли. Если кто-то не хочет быть спасенным, вы не должны принуждать его; тем более вы не должны спасать его с помощью меча. Это не спасение. Это просто означает, что во имя спасения вы стараетесь властвовать над людьми.

В Райпуре есть очень старинный пруд. Благодаря его древности, его называют будха талуб – старый, древний пруд, и он является частью Райпура. Эта часть города также называется будха паду – очень старая, древняя часть; будха означает «старик». Пруд действительно очень красив своей древностью – старые каменные ступеньки покрыты толстым слоем мха.

Я часто приходил туда просто посидеть, поскольку туда никто больше не приходит. Пруд стал грязным; мох плавает на воде толстым слоем, и вода почти зеленая. Пруд не очищали уже много лет, поэтому никто туда не приходит. В других местах тоже есть пруды; водой из этого пруда никто не пользуется. А поскольку это такое тихое место, я хожу туда каждый вечер просто посидеть и полюбоваться закатом солнца.

Однажды, когда я сидел там, в пруд внезапно упал человек и стал кричать: «Помогите! Помогите!» Я не заметил, когда он подошел и как поскользнулся. Любой мог поскользнуться; из-за росшего на них мха ступеньки были очень скользкие. Я прыгнул в воду на помощь этому человеку и вытащил его из пруда. Он был очень рассержен.

Он сказал мне: «Зачем вы это сделали?»

Я сказал: «Странно, вы же звали на помощь».

Он сказал: «Да, я звал на помощь, потому что испугался, но, в действительности, я хотел покончить жизнь самоубийством, а вы помешали мне. Я не стал бы кричать, если бы знал, что здесь кто-то есть; обычно сюда никто не ходит. Что вы здесь делаете? »

Я ответил: «Странно, но когда вы стали кричать "Помогите! Помогите!", я подумал, что вы тонете. Напрасно я весь вымок в этом грязном пруду, а вы еще сердитесь».

Он сказал: «Да, конечно, я сержусь, потому что я закричал от страха. Я не хотел, чтобы меня спасали».

И вы знаете, что я сделал? Я просто толкнул его обратно в пруд. А что еще оставалось делать? Он снова стал кричать: «Помогите! Помогите!»

И я сказал: «Теперья не собираюсь помогать вам. Дважды я помог вам: первый раз, вытащив вас из воды; второй раз, столкнув вас в воду. Теперь делайте, что хотите».

Он сказал: «Что же вы за человек?» И стал тонуть, то появляясь из воды, то скрываясь под водой, и все время крича: "Помогите!"»

Я сказал: «Против вашей воли я не буду вас спасать».

Он сказал: «Я же говорю помогите», – но я продолжал спокойно сидеть.

Я сказал: «Попробуйте сами». Когда я столкнул его, он упал в воду не далеко от берега, поэтому было совершенно ясно, что ему удастся выбраться. И ему удалось. Он наглотался воды, но вылез и сказал: «Вы – странный человек».

Я сказал: «Я странный человек? Это вы странный человек! Вначале я спас вас; вы рассердились. Затем я помог вам, столкнув вас обратно в воду; вы опять рассердились и стали звать на помощь».

Он сказал: «Да, когда я оказываюсь в воде, я начинаю бояться смерти, но, в действительности, я хочу покончить жизнь самоубийством».

Я заявил ему: «В таком случае приходите сюда в другое время, так как в это время я всегда нахожусь здесь, а когда вы начинаете кричать "помогите", не помочь вам я не могу. Но я не могу помогать вам против вашей воли».

Сострадание не может позволить делать даже добро другому человеку, если он не готов к этому.

Сострадание дает полную свободу, уважение и чувство собственного достоинства другому человеку.

Все эти люди, которые старались спасти других, являются побочными продуктами христианства и его обусловленности.

В буддизме нет места для спасения других. Будда говорит: «Я могу показать вам путь, а вы должны идти сами. Я не могу идти вместо вас. И если вы не хотите идти, то кто я такой, чтобы заставлять вас идти? Более того: я могу сказать, что я ходил по этой тропе и я могу описать ее красоты, но в любом случае я не могу заставить вас идти. Это будет уже не сострадание, это будет жестокость. Если вы получите удовольствие от того, что пойдете каким-нибудь другим путем, то я благословлю вас. Даже если вы направитесь в ад, я благословлю вас».

Махавира абсолютно четко указал: «Никто никогда никого не спасал, Это невозможно по самой природе, так как если кто-то может спасать вас, то кто-то может также и не спасать вас. В этом случае ваше бытие не принадлежит вам, оно дается вам кем-то посторонним. Это подобно тому, как если бы кто-то дал вам деньги, а кто-то другой украл бы их, – вы не хозяин этих денег. По крайней мере, вы владеете только своим самовыражением, своим просветлением – тем, чего никто не может у вас отнять. Это простая логика: если кто-то может дать вам что-то, то кто-то может вас и лишить чего-то; здесь нет проблемы. Если можно вас заставить стать просветленным, то можно вас заставить не становиться просветленным».

Махавира очень ясно выражается, и я согласен с ним: по крайней мере, что-то одно предельное должно быть оставлено -для индивидуальности. Просветление – это предельное переживание. Его нельзя занять у кого-то, нельзя передать, купить, произвести над ним насилие; иначе оно не будет чем-то реальным.

Благодаря именно христианской глупости была распространена идея о том, что никакая другая религия до христианской и не помышляла о спасении кого-либо. Если вы знаете путь, то познаете радость пути; вы можете петь песню, вы можете танцевать танец. Если кто-то чувствует, что способен идти вместе с вами и стать вашим попутчиком, но не последователем, то это всегда получит одобрение. Здесь нет места насилию, и вы не обязываете его ничем.

Это прекрасные характерные черты, которые возникли в сознании человека на Востоке несколько тысяч лет назад: если вы указываете путь, сообщаете все детали этого пути и обучаете, как пройти по нему, то даже в этом случае вы не принуждаете кого-либо быть вам обязанным. Вы это делаете не для него; это просто ваше личное переживание, которым вы хотите с кем-то поделиться. Это он обязывает вас тем, что слушает вас, что дает вам возможность поделиться с ним своим переживанием. Он помогает вам облегчить вашу ношу; а если вы хотите облегчить свою ношу, вы должны быть благодарны ему – здесь нет и вопроса о спасении.

Но после возникновения христианства это стало почти всеобщим явлением. После христианства пришло мусульманство, и, конечно, они дошли до самого логического конца: или вы должны быть готовы к своему спасению, или должны быть готовы умереть. Вам не предоставляют иного выбора, потому что они верят в то, что если вы живете, не будучи спасенными, то тем самым вы совершаете грех и поэтому будете мучиться в аду. Убивая вас, они, по крайней мере, избавляют вас от возможности попасть в ад.

А погибнуть от руки спасителя – это почти то же самое, что быть спасенным. Именно это говорили мусульмане, что если вы убиваете кого-то, чтобы спасти его, то он спасен; об этом позаботится Бог. Этот некто спасен, а вы приобретаете еще больше добродетели, спасая людей таким образом. Мусульмане убили миллионы людей на Востоке. И самое странное то, что они верили в правоту своего дела. Наиболее опасное явление, когда кто-то, совершая ошибку, верит, что он все делает правильно. Его невозможно переубедить, он не предоставляет вам возможности переубедить себя. В Индии я пытался любым способом постичь мусульманских грамотеев, но они непостижимы. Они не хотят обсуждать религиозные вопросы с людьми; не являющимися мусульманами.

Они порицают человека за то, что он не мусульманин. Точно так же, как христиане называют нехристиан еретиками, мусульмане называют немусульман каффирами – это еще даже хуже, чем еретик. Каффир произошло от слова куфр, что означает грех, грешник. Каффир означает грешник: всякий, кто не является мусульманином, – грешник. Других категорий не существует; есть только две категории. Если ты мусульманин, тогда ты святой... Чтобы быть святым, надо лишь быть мусульманином, и тогда ты спасен, поскольку ты веришь в одного Бога, в одного пророка – Мухаммеда – и в одну священную книгу – Коран. Достаточно верить в эти три вещи, чтобы стать святым. А те, которые не являются мусульманами, – каффиры, грешники.

Странно то, что в Индии наибольшая часть населения -мусульмане, даже сегодня, после отделения Пакистана. До отделения Пакистана Индия, несомненно, была самой большой мусульманской страной в мире. После образования Пакистана была надежда, что у мусульман будет своя собственная страна. Они получили большую часть страны в соответствии с многочисленным мусульманским населением, но не все мусульмане переехали в Пакистан. Все индусы в Пакистане были убиты, поэтому Пакистан – чисто мусульманская страна. По мусульмане, не переехавшие в Пакистан, а оставшиеся в Индии, по своему количеству превосходят всех мусульман других стран мира, включая Пакистан.

В Индии, хотя это и индусская страна, проживает самое большое количество мусульман. Поэтому осуществить взаимное общение все еще невозможно. Я прилагал все усилия, но если вы – не мусульманин, то как можно достичь взаимопонимания? О каком-либо диалоге даже нет и речи: вы – каффир. В университете у меня был коллега-профессор, который меня очень любил. Он был мусульманин. Я спросил его: «Фарид, не могли бы вы организовать?..» Джабалпур – один из самых больших мусульманских центров, и там много великих ученых. Там жил очень знаменитый ученый, Бурха-нуддин. Он был стар и известен по всей Индии и вне Индии как ученый в области мусульманства. Я попросил Фарида: «Найдите способ, чтобы я мог поговорить с ним».

Он ответил: «Это будет очень трудно до тех пор, пока вы не сможете притвориться мусульманином».

Я сказал: «Это слишком трудно, потому что, тогда вы должны обучить меня основам ислама – их молитве и тому, как они себя ведут. И, кроме того, Бурхануддин знает меня, -много раз мы выступали в одном и том же месте, – поэтому мне будет очень трудно действовать. Я могу попробовать, вреда не будет. В худшем случае нас с вами разоблачат и мы сможем посмеяться над всем этим».

Он сказал: «Вы можете посмеяться, но мое положение будет не из завидных. Меня убьют и скажут: «Ты – мусульманин, а оказываешь поддержку каффиру и обманываешь одного из великих Учителей». Но у него было желание помочь мне. Он начал обучать меня языку урду. Его очень трудно изучить, потому что он абсолютно отличается от любого языка, который произошел от санскрита. Написание на языке урду начинается в верхнем правом углу страницы и идет справа налево.

Поэтому очень трудно приспособиться: там все наоборот. Книгу надо начинать читать с конца; там начало книги. Все предложения начинаются справа и идут налево. Из-за способа написания на языке урду еще пока не найден метод печатания на урду. Способ письма на урду совершенно не научный, надо все время догадываться о том, что написано. Поэтому те, кто привык читать на урду, делают это на основе догадок относительно того, что должно быть написано. Но для изучающих этот язык строить догадки очень трудно.

Я старался в течение шести месяцев. Я изучил достаточно для того, чтобы обмануть кого-нибудь и заставить его думать, что я не слишком образован, но немного образован. Я изучил их молитвы; а Фариду удалось достать для меня парик, и он подстриг мою бороду на мусульманский манер. Их бороды имеют такой странный вид, что когда я думаю об этом, то в животе у меня начинает урчать. В конце концов мне полностью сбрили усы и оставили только бороду.

Я воскликнул: «Боже мой! Если бы ты сказал мне обо всем этом раньше, я не стал бы тратить на это шесть месяцев!» Во всяком случае они были правы, поскольку я знаю, что усы доставляют много хлопот – особенно такие усы, как у меня, неподстриженные и неухоженные. Я не позволяю Мукте подстригать их. С такими усами очень трудно пить чай или фруктовый сок, потому что половина напитка остается на усах. Именно поэтому мусульмане нашли способ: они сбривают усы, а бороду оставляют. Но вид получается ужасный.

Но я сказал: «Все в порядке, мы справимся. Несколько дней я не буду покидать свой дом. Дайте мне парик и позвольте мне увидеться с Бурхануддином». Мое лицо совершенно изменилось, когда Фарид подстриг мою бороду на мусульманский манер, – по бокам борода была очень густая, а на подбородке – очень редкая; почти как у Ленина. В парике и без усов у меня был совершенно другой вид.

Мы отправились к Бурхануддину; старик сделал замечание относительно моих глаз. Он сказал: «Где-то я видел эти глаза».

Я воскликнул: «Боже мой! Фарид, где же Маулана, -маулана означает учитель, он был известен как Маулана Бурханудцин – мог видеть меня? Я ведь никогда не бывал в этом городе».

Фарид задрожал, у него был нервный срыв: мы не подумали о глазах. Старик продолжал смотреть, затем он промолвил: «Я кое-что подозреваю».

Я сказал: «Фарид, он что-то подозревает». Фарид припал к его ногам и произнес: «Не надо ничего подозревать – вы знаете этого человека. Простите меня, я просто старался помочь ему, так как он хотел поговорить с вами».

Старик сказал: «Вначале скажи, кто он, так как, насколько я помню, я знал этого человека и много раз видел его. Вы просто сбрили ему усы».

Я сказал: «Это хорошо, Фарид, что ты говоришь правду и что ты не только сбрил мне усы...» Я снял парик и сказал: «Взгляните на парик».

В тот момент, когда я оказался без парика, Бурхануддин сразу же узнал меня и воскликнул: «Это вы!»

Я ответил: «Что остается делать? Вы xорошо меня знаете и не собираетесь провести со мной личной беседы. Вы думаете, что достаточно быть мусульманином, чтобы стать святым? А какой грех совершил я?»

«Конечно, я – не мусульманин, но сам Мухаммед не был мусульманином, когда родился. Он был каффиром, грешником. И можете ли вы мне сказать, кто обратил Мухаммеда в исламскую веру? Он никогда не был обращен в веру. Как Иисус оставался евреем, так и Мухаммед оставался язычником всю свою жизнь; мусульманство – это то, что началось после его смерти. Поэтому, если Мухаммед – каффир мог быть посланником Божьим, не могу ли и я обсуждать это откровение?»

Бурхануддин сказал: «Это то, чего я боюсь. Вот почему мы не поощряем беседы мусульман с не мусульманами».

Я сказал: «Это просто говорит о вашей слабости. Что такое страх? Я открываю себя вам, чтобы быть спасенным вами. Спасите меня, – а если вы не можете спасти меня, тогда позвольте мне спасти вас».

Но этот человек просто повернулся к Фариду и сказал: «Убери его – я не хочу больше разговаривать. А ты должен придти завтра повидаться со мною».

Фарид был наказан, избит. Я не мог в это поверить: он был профессором университета, хорошо известным ученым, который руководил студентами, проводившими исследовательские ра– боты по мусульманству, по литературе урду и по Корану. Бурханудцин нанял несколько хулиганов – они задали Фариду хорошенькую трепку. Он показал мне свое тело; по всему его телу были отпечатки мусульманского отношения к нему. '

Он сказал: «Я говорил вам раньше, что если что-то пойдет не так... Они избили меня просто за то, что я хорошо известный человек, – если бы я был кем-то другим, они убили бы меня».

От христианства глупость передалась мусульманству. За исключением этих двух религий, ни одна религия не верит в то, что можно кого-то спасти; и действительно, другие религии больше знают о сострадании, чем эти две религии. Эта идея -быть спасителем – просто нелогична. Постарайтесь понять это.

Вы прожили много жизней; вы занимались своими делами. Вы несете ответственность за уничтожение всего сделанного. Как я могу уничтожить это? Я не делал этого, я никогда не был вашим напарником в этом. Вы жили абсолютно свободной личной жизнью, и в соответствии с этим вы выросли и дошли до стадии, на которой сейчас находитесь. Это не случайно, этот рост – результат долгого, долгого процесса. А теперь, чтобы уничтожить этот процесс, вы должны взять на себя большую ответственность. Я могу показать вам способ, как я уничтожил свой процесс. Несомненно, что этот же самый метод поможет вам уничтожить ваш процесс – возможно, с небольшими изменениями, которые вы сами можете разработать.

Вы можете разработать их вместе со мной, но тогда будет иметь место диалог, а не указание. Я не могу указывать вам: «Делайте это», – и предоставить вам простую панацею вашего спасения: «Верьте в меня, и вы спасены». Тогда единственной проблемой было бы недоверие ко мне. Вы думаете, это -единственная проблема – недоверие мне? Если это единственная проблема, тогда верованием в меня проблема решается и вы спасены. Но это – не проблема. Когда вы веруете в меня, ваш гнев все еще останется гневом, ваша алчность все еще останется алчностью, ваша зависть все еще останется завистью.

Вера в меня, или в Иисуса, или в Мухаммеда ничего не изменит.

Вы думаете, что люди, которые верят в Иисуса, отличаются каким-то образом от людей, которые не верят в Иисуса, а верят в Мухаммеда или в кого-нибудь еще? Нет, не отличаются. Глубоко в душе они – те же самые люди с той же самой завистью, с тем же самым высокомерием, с тем же самым эгоизмом, с той же самой жестокостью. Все то же самое, весь этот мусор – тот же самый.

Вера вообще ничего не изменяет, поэтому, как же вы можете быть спасены? Вся эта идея – идиотская.

Махавира и Будда намного более изощрены, чем Иисус и Мухаммед. Один из моих споров с монахами-джайнами начинался с одного и того же вопроса. Махавира говорит: «Никто никого не может спасти, кроме самого себя. Каждый должен спасать себя сам». Будда говорит: «Будьте светом для самого себя». Это было его последним наказом перед смертью.

Когда Будда умирал, его ближайший ученик, Ананда, стал плакать. Там были тысячи учеников, по крайней мере десять тысяч учеников находились там. Они все были готовы разрыдаться, но скрывали свои слезы, так как Будде не нравилось это. Ананда сказал: «По крайней мере, пока он удаляется от нас, пусть чувствует, что его ученики последовали его наказу».

Но Ананда не смог сдержать себя. Это было трудно сделать всем, но Ананде это было труднее, чем кому-либо, так как по крайней мере в течение шестидесяти лет он был как тень Будды, всевозможно прислуживая ему и не прося ничего взамен. Это было настоящим наслаждением прислуживать ему и тихо сидеть рядом с ним в то время, как он разговаривал с другими, отвечая на их вопросы. Ананда никогда не прерывал их. Очень трудно найти такого преданного человека.

Он был старшим братом Будды, его двоюродным братом; он был старше Будды. Перед тем, как он был принят в санньясу, Ананда поставил Будде три условия. Он сказал: «После моего посвящения я стану твоим учеником; что бы ты ни сказал – все верно, я обязан все выполнить, и я все выполню. Но пока еще я твой старший брат, поэтому обещай мне как старшему брату три вещи, а затем посвящай меня, ведь после этого я никогда больше не смогу о чем-либо попросить». Он попросил выполнить три условия, но он никогда не злоупотреблял данным обещанием.

Первое условие было следующим: «Ты не скажешь мне: "Ананда, отправляйся куда-нибудь, чтобы распространить слово". Я намереваюсь оставаться с тобой, чтобы прислуживать тебе. Ты должен обещать мне». Второе условие было следующим: «Даже если ночью я приведу с собой кого-то, кто нуждается в помощи, ты не сможешь отказать ему. Кого бы я ни привел, ты должен всем помочь; независимо от того, устал ты или нет после трудового дня; это не имеет значения. Если я привожу к тебе кого-то, ты обязан помочь ему; ты не можешь отказать». Третье условие было следующим: «Если я задаю вопрос, ты не можешь сказать мне, как говоришь другим: "Будь бессловесным в течение двух-трех лет, созерцай, и тогда я отвечу тебе". Нет, ты должен ответить немедленно». Будда, как младший брат, обещал Ананде, что эти три условия будут выполнены им.

Но Ананда был необычный человек; иначе Будда поколебался бы, прежде чем принять эти условия, поскольку посвящение в санньясу не может быть осуществлено на каких-то условиях. Он мог бы просто сказать: «Если ты ставишь передо мной условия, то посвящение в санньясу невозможно», – ведь к нему много раз приходили люди и выставляли условия, а он отказывал им, но Ананде он пообещал. В истории посвящения в санньясу это был беспрецедентный случай. Но я могу понять, почему он так сделал; он знал Ананду с самого детства – он не был человеком, который мог бы чем-нибудь воспользоваться. Будда знал, что Ананда никогда не воспользуется этими обещаниями, – так что он мог дать их.

И Ананда не воспользовался ими. Он никогда не задавал ни одного вопроса, он никогда никого не приводил; и, конечно, Будда никогда не говорил ему, чтобы он ушел. Если бы Будда сказал так, Ананда ушел бы, – он даже никогда бы не напомнилоб обещании, – но Будда никогда не просил его об этом.

Этот человек не мог сдержать себя: шестьдесят лет совместной жизни – очень большой срок. Он был как тень, -а теперь он стал одинок. Слезы наполнили его глаза. Будда открыл глаза, чтобы последний раз взглянуть на своих учеников. Увидев слезы в глазах Ананды, он произнес: «Ананда, будь светом для себя. Я не был светом для тебя и не был твоим спасителем. Моя смерть ничего не меняет. Теперь, действительно, ты должен понять, о чем я говорил тебе на протяжении шестидесяти лет: не строй никаких иллюзий по поводу того, что ты прислуживаешь мне и что ты очень предан мне, – очень трудно найти такую преданность, – но это не спасет тебя».

Вы должны пройти через преобразование.

И это – единственное, что вы можете сделать.

Это такая внутренняя работа, что даже Учитель не может добраться туда.

Кроме вас, никто не может добраться туда.

И в этом – красота души человека: она абсолютно никому не доступна.

Ваш центр защищен существованием: никто не может даже коснуться его.

Вопрос о спасении кого-либо и не возникает. Да, человек, имеющий сострадание, прилагает все усилия, чтобы объяснить вам путь, объяснить вам, как это произошло с ним. Но он просто хочет рассказать вам о себе. Возможно, вы что-то почерпнете из его рассказа, но это зависит от вас.

Через двадцать пять веков со времен Махавиры и Будды буддизм полностью исчез из Индии, так как буддийские монахи никак не могли пойти на компромисс с индуизмом. И я думаю, что это совершенно правильно: не надо ни с кем идти на компромисс. Они предпочитали быть убитыми, сожженными или даже покинуть страну, но не идти на компромисс. Поэтому случилась странная вещь: буддизм возник в Индии, Будда родился в Индии, а буддизма в Индии нет. Было время, когда вся Индия пылала страстью к буддизму. Или они должны были умереть... но известно, что ни один буддист не был обращен в новую веру, это невозможно. Если вы что-нибудь поняли, то как сможет вас кто-то обратить в новую веру?

Они покинули страну и рассеялись по всей Азии, поэтому вся Азия обратилась к буддизму. Кроме Индии, весь континент – буддийский. Буддисты со всей Азии приезжают в Индию воздать должное месту, где Будда стал просветленным. Храм, который был воздвигнут как мемориал в честь просветления Будды, имеет священнослужителя-брамина, поскольку все буддисты покинули Индию, и чтобы найти священнослужителя... Для мемориального храма в честь просветления Будды даже не нашлось ни одного буддиста. Ну, а брамин... весь этот переворот, сделанный Буддой, был против брахманизма.

Ну, а брамины – это профессиональные священнослужители. Вы можете говорить им что-то, вы платите за это, но они останутся священнослужителями – это не имеет значения. А

для них это тем более не имеет значения, поскольку индуизм имеет тридцать три миллиона богов. Если вы поклоняетесь тридцати трем миллионам богов, то поклоняться еще одному-двум богам не составляет проблемы. И они не вмешиваются в вашу религию: они просто участвуют в богослужении как профессионалы.

Я разговаривал с этим священником-брамином, который участвовал в богослужении в храме Будды. Это перешло к нему просто по наследству. Многие века его родственники участвовали в богослужении; они стали почти владельцами этой должности. Я спросил его: «Будда каким-то образом влияет на вас?»

Он ответил мне: «Такой вопрос далее не возникает; мы -профессиональные священнослужители. Кто-то является профессиональным врачом, кто-то – профессиональный инженер; но это не значит, что их профессия стала их религией. Моя религия – индуизм, и я хожу в индусский храм совершать свой религиозный обряд. Это просто оплачиваемая работа. Мне платят; и я все время получаю много подарков от посетителей из всех буддийских стран – Шри-Ланка, Япония, Вьетнам, Индонезия, Индокитай, Корея, Тайбэй – вся Азия. Мне достается очень много подарков; это, действительно, очень доходная работа, но я – брамин и я – против буддизма».

Буддисты исчезли, так как они не пошли на компромисс, а небольшое джайнское течение осталось, так как они пошли на компромисс. Это был один из спорных вопросов для меня везде в Индии, во время встреч с монахами-джайнами или во время встреч с ними на какой-нибудь конференции. Все они говорили: «Махавира родился для того, чтобы избавить все человечество от греха».

Я сказал: «Это совершенно неправильно – вы просто используете имя Махавиры вместо Иисуса Христа. Это христианское влияние, которое ничего общего не имеет с Махави-рой. Он родился не для того, чтобы спасти человечество, а если он родился для этого, то есть доказательство, что мир не спасен. Точно так же и распятие Иисуса не спасло мир. Никто не способен спасти мир; это не их дело. Если вы можете спасти себя, то это более чем достаточно. А если вы сможете распространить немного света и благоухания вокруг себя, значит вы счастливы и благословенны».

Спасение кого-либо – действительно неблагодарная работа – вы знаете, как я спасал человека на древнем пруду в Райпуре. Он кричал: «Помогите! Помогите!», но не мог даже поверить в то, что я столкнул его обратно в пруд. Когда он вылез, то сказал: «Первыйраз было все нормально, потому что я кричал: "Помогите! Помогите!", – но потом я уже стоял на земле, а вы столкнули меня».

Я сказал: «Я просто исправил то, что я сделал раньше, так как это было неправильно, это было против вашей воли. Если вы хотите покончить жизнь самоубийством, то я благословляю вас. Если вас надо немножко подтолкнуть, то я не такой уж скупой, чтобы не предоставить вам такой возможности».

Случилось так, что, когда я был студентом, у меня был друг, который был влюблен в бенгальскую девушку. Сам он не был бенгальцем, но был по-настоящему фанатичным любовником. Он почти превратил себя в бенгальца; он даже стал говорить на хинди, как говорят на нем бенгальцы. Его невозможно было отличить, от бенгальца, так прекрасно он говорил на бенгали. Все это можно понять; но он стал говорить на хинди, на своем родном языке, так, как говорят бенгальцы, – а бенгальцы испортили его!

Он узнал также, как повлиять на эту девушку и на ее родителей, чтобы показать, что хотя он по происхождению не бенгалец, но является почти бенгальцем. Он стал одеваться как бенгалец, он стал носить с собой зонтик, как это обычно делают бенгальцы, – я, правда, не знаю зачем. Если идет дождь, то все понятно, если стоит жара, то все понятно; но, независимо от того, идет дождь или нет, стоит жара или нет, холодно или нет, зонтик всегда при них. У него множество назначений: отгонять собак; чтобы можно было им ударить кого-нибудь или с кем-нибудь драться.

У него много назначений, и он всегда под рукой. Зонтик стал неотъемлемой частью бенгальца – поэтому мой друг стал носить с собой зонтик.

Я обратился к нему: «Тхакур», – он принадлежал к касте тхакур.

Он сказал: «Ты мой друг, но не называй меня Тхакуром, называй меня "тхакоор", – так, как говорят бенгальцы: "о" вместо "у", – иначе нашей дружбе придет конец».

Я сказал: «Я не бенгалец, и будет .выглядеть глупо называть тебя Тхакоор; мне придется напрасно тратить свое дыхание. Тхакур звучит отлично».

Но семья не приняла его, так как бенгальцы очень высокомерны в таких случаях. Они похожи на французов в Европе. Они думают, что их язык – самый лучший и их культура – самая лучшая. Даже если француз понимает английский язык, он не будет на нем говорить, он будет говорить только по-французски. Он не может так низко пасть и говорить по-английски. Так же поступают и бенгальцы: они умеют говорить на хинди, но никогда не будут это делать.

Я посещал Калькутту сотни раз, но только люди, говорящие на хинди, приходили слушать меня. Даже в Калькутте -в столице Бенгалии – ни один бенгалец не пришел на встречу со мной. У меня было несколько друзей, которые пришли повидаться со мной, и я спросил их: «Почему вы не приходите на эти встречи?»

Они ответили: «До тех пор, пока ты не будешь говорить на бенгали, ни один бенгалец не придет».

Вы удивитесь, но в Калькутте всех, кто живет вне Бенгалии, называют индийцами. Они – бенгальцы, а все, кроме них, – индийцы. Странно было узнать об этом. Впервые мне пришлось узнать в Бенгалии, что я – индиец, а они -бенгальцы.

Итак, эта семья отказала Тхакуру. Они заявили: «Ты можешь говорить на бенгали, ты можешь говорить даже на хинди, ты можешь носить с собой зонтик; ты все хорошо устроил...» Парень стал есть рыбу и рис, так как это основная пища бенгальцев – рис и рыба. Он не ел никаких других сладостей, кроме бенгальских. Он был настоящим Меджну-ном, Фархадом, Ромео – человеком именно такого типа.

Но семья отказала ему. Они заявили: «Мы не примем тебя». Но он не собирался слышать от них слово «нет». Он заперся в своей комнате, а его семья пыталась убедить его открыть дверь.

Он сказал: «Я не собираюсь открывать дверь. Я буду умирать в этой комнате до тех пор, пока вы не пойдете и не убедите ее семью. Или я женюсь на их дочери, или я умру».

Тогда члены семьи сказали: «Как мы сможем убедить их? Эти люди даже не считают себя индийцами. А ты стал почти бенгальцем».