Текст книги "Милочка Мэгги"
Автор книги: Бетти Смит
Жанр:
Зарубежная классика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава шестая
Пэтси прожил в Америке год. Долг за проезд был полностью выплачен, как и долг за одежду. Он скопил около тридцати долларов. За прошедший год мать написала ему дважды. Оба письма извещали, что его послания получены, и выражали надежду на продолжение денежных поступлений. Она не писала ни про Мэгги Роуз или кого-то еще из его знакомых, ни про жизнь в деревне или свою собственную. Оба письма были скопированы из книги Берти и не содержали никаких личных дополнений.
Пэтси понимал, что ему следовало бы уйти от Мориарити и найти работу получше, но не знал, как за это взяться. Потом он убедил себя, что новая работа могла оказаться еще хуже старой. В конце концов он решил, что лучше смириться с теми недостатками, к которым он привык, чем привыкать к неизвестным. Кроме того, он стал бы в некотором роде скучать по Мэри. Он был ни капли в нее не влюблен, но привык полагаться на ее доброту и отзывчивость.
Кроме того, Бидди становилась, как называл это Пэтси, навязчивой. Она относилась к особому типу женщин – стань он с ней заигрывать, она бы разделала его под орех. Но она с таким же успехом разделала бы его под орех, дай он ей понять, что она не стоит того, чтобы с ней заигрывать.
Однажды после обеда она загнала Пэтси в угол, пытаясь заставить его согласиться с ней в том, что у Тедди Рузвельта вставная челюсть. Пэтси согласен не был, но уже готов был сдаться, чтобы убраться восвояси, когда она внезапно прекратила спор и самыми простецкими словами сделала ему недвусмысленное предложение.
В общем-то Патрик Деннис был не из тех, кто отказывается от подарков судьбы, но он предпочитал, чтобы эти подарки были молоды и свежи, и приятно податливы, а не окованы железом, как Бидди.
– Я не могу этого сделать, – вырвалось у него, – с тобой.
– Значит, думаешь сыскать кого получше, а? – зловеще поинтересовалась она.
– Не в том дело, – примирительно начал Пэтси, – просто такие вещи делают после женитьбы.
«Господи, прости мне эту ложь, – подумал он, – но так я разом выберусь из этой ситуевины».
– И ради этого мне нужно за тебя замуж? – Бидди задохнулась от возмущения. – Да ты последний мужчина на свете, за которого я бы помыслила выйти.
– А кто делал тебе предложение? Как будто мне не найти кого получше…
– Что ты сказал? – рыкнула она.
– Ничего, – поспешил ответить Пэтси. – И прими мои извинения, если все же ляпнул что-то не то. Разумеется, ты стала бы мне отличной женой, ведь ты такая работящая и здоровая…
– О, Пэдди, милый! – Бидди захлопала ресницами.
– Да только, – продолжал он, – мне бы нужна женщина помоложе… не совсем молодуха, конечно, – поспешно добавил он, боясь снова ее оскорбить.
– Ровесница мисс Мэри?
– Я не думаю о ней как о жене.
– И правильно, что не думаешь. Она бы никогда не вышла за конюха.
– Может, ей повезет, и она выйдет за кого похуже, – Пэтси был уязвлен.
– С чего бы это, она на таких, как ты, даже плевать бы не стала!
– А вот и стала бы, – возмущенно заявил Пэтси.
И они продолжили спорить дальше.
* * *
Из-за того, что Бидди все твердила, что Мэри даже плевать на него не станет, и что он недостоин чистить ей башмаки, и еще потому, что Мориарити постоянно предупреждал его не «возыметь идей» насчет его дочери, Пэтси все больше думал о Мэри.
«Мне она не нужна, – думал он, – и, Господь свидетель, я ей тоже ни на что не сдался, и не потому, что я конюх. Здесь не Старый Свет, где конюхи не женятся на господских дочках. Это Америка, где в этом самый шик, как сказал бы Мик-Мак, чтобы бедный работяга женился на хозяйской дочери. А книжки, что она дает мне читать, – там же все про то, как бедный юноша женится на дочери хозяина-богатея и, когда старик играет в ящик, становится владельцем фабрики. – Пэтси вдруг осенило: – А может, она попросила меня прочесть ту книжку, думая, что я пойму намек, женюсь на ней и… Но нет, – решил он, – она не способна на такие женские штучки.
И настолько ли она выше меня, как говорит Бидди? Конечно, образование она получила приличное, до двадцати лет училась в школе на учительницу. А я что? Отходил в школу шесть лет. Но разве я не выучил латынь вдоль и поперек, когда был церковным служкой и святой отец дубасил меня по башке (после мессы, надо отдать ему должное), если я что-нибудь читал неправильно?
Ну играет она на пианино. Но разве мой слух не настолько хорош, чтобы я мог – ну раньше мог – попадать в такт любой мелодии, когда танцевал джигу?
Она богата, а я беден. Это святая правда. Но все деньги ее отца не смогут купить ей то, что у меня есть даром, – молодость. Мне двадцать один, а ей – двадцать семь. А для незамужней это много – почти старость.
Когда я выхожу прогуляться, я мог бы идти под руку с двумя девушками, стоит только пригласить. А бедная мисс Мэри! Уж, верно, у нее никогда не было ухажера. И какая она собой. Милая, да, но эх, какая же невзрачная лицом. Чересчур невзрачная. А фигура ее где? Разве она мне ровня? Я бы солгал самому себе, если бы не считал, что хорош собой, и сегодня перед сном помолюсь о прощении за гордыню о своей наружности».
Итак, Пэтси пришел к заключению: «Она бы ничуть не прогадала, если бы вышла за меня. Но я даже думать об этом не стану, потому что люблю Мэгги Роуз и никогда не смогу полюбить другую. И разве она не ждет меня с любовью в сердце? Это ложь, что она завела другого хахаля. Она бы никого, кроме меня, не смогла полюбить. И, когда я скоплю тысячу долларов, я вернусь. Скажу ей, что ждать больше не надо, и…»
Пэтси продолжал мечтать.
* * *
Шел сентябрь второго года жизни Пэтси в Америке. Поужинав, он сидел на каменной скамье в мощеном приямке, куда открывалась решетчатая дверь столовой в цокольном этаже. Он сидел и курил вечернюю трубку, оттягивая время, когда ему придется вернуться в свою жалкую комнатенку.
Пэтси наблюдал за людьми, снующими вверх и вниз по улице, и присматривался к тем, кто поднимался по ступенькам, чтоб позвонить в дверь Мориарити. Ему вовсе не было интересно. Ему было любопытно.
Вечером по пятницам к двери часто подходили полицейские, в форме и без. Ритуал всегда был один и тот же. Полицейский звонил в звонок. Появлялся Мориарити и протягивал руку. Вместо того чтобы пожать ее, полицейский что-то в нее вкладывал. Босс возвращал какую-то часть в руку полицейского, и тот спускался вниз по ступенькам, приветствуя другого полицейского, который в это же время поднимался наверх.
В конце концов любопытство заставило Пэтси спросить у Бидди, в чем было дело. Его неведение ее потрясло.
– Ты сколько здесь живешь, год, больше? И до сих пор ничего не знаешь? Да это же Босс собирает взятки. С борделей, да. Они не могут работать без взяток. Хозяйки борделей платят полицейским, чтобы те их не арестовывали. А полицейские платят нашему Боссу, чтобы тот не настучал на них Большому Человеку.
– А кто такой этот Большой Человек?
– Тип, который забирает половину взяток, которые Босс собирает с полицейских, которым платят хозяйки борделей.
– Разве Босса не могут за это арестовать?
– А кто его арестует-то?
– Полицейский.
– Не арестует, потому что все полицейские тоже платят взятки, а их-то кому арестовывать?
Однажды вечером в октябре Пэтси сидел на каменной скамье и курил свою глиняную трубку, когда увидел, как на крыльцо взбирается грузный полицейский. Он уже привык к полицейским, но этот был не такой, как все. Этот пришел вечером в среду. Остальные приходили по пятницам.
Высокий полицейский нажал кнопку звонка. Мориарити открыл дверь и протянул руку. Вместо того чтобы что-нибудь в нее положить, полицейский радушно ее пожал. Босс в удивлении отдернул руку и вытер ее о пиджак.
– Простите, – обратился к нему полицейский. – Я живу в Бруклине, но мой участок – на Манхэттене.
Пэтси насторожился. Что-то такое было в этом голосе…
– Тогда какого черта ты делаешь здесь, на моем участке? Хочешь перевестись – иди к инспектору.
– Я пришел справиться о… – Пэтси пропустил остальное, потому что грузный полицейский перешел на шепот. Но он был уверен, что слышал, как прозвучало его имя. – Вот его адрес, – закончил полицейский обычным голосом. Босс перегнулся через крыльцо.
– Эй, парень!
Пэтси посмотрел наверх. Босс молчал. Пэтси поднялся на ноги. Босс продолжал молчать. Пэтси вынул трубку изо рта. Тогда Мориарити заговорил:
– Патрик, здесь офицер хочет с тобой поговорить. Отведи его в свою комнату.
Пэтси торопливо забрался по лестнице на свою антресоль. Пока грузный полицейский, вздыхая и хрипя, влезал следом за ним, он запалил керосиновую лампу. Полицейский снял шлем. Вокруг его лысой головы светился рыжий нимб… Он огляделся, куда бы присесть. У него сильно болели ноги. Но в комнате был только один стул, и он был слишком вежлив, чтобы занять его без приглашения. Наконец Пэтси присел на койку, и здоровяк завладел стулом. И вздохнул с облегчением.
Полицейский представился:
– Я тот, кто отлупил тебя в графстве Килкенни примерно два года назад.
Да, Пэтси уже понял, что это был Рыжий Верзила. И гадал, что ему теперь от него нужно.
– Я себя не ругаю за то, что так с тобой тогда обошелся. Когда я это делал, то считал, что поступаю правильно. И надеюсь, ты зла не держишь, ведь все в конце концов обернулось к лучшему.
Сердце Пэтси подпрыгнуло в груди. Рыжий Верзила сказал, что все обернулось к лучшему. Означало ли это, что Мэгги Роуз вместе со старшим братом приехала в Америку и тот пришел к Пэтси свататься? Да. Именно для этого он и пришел, не иначе. И Пэтси женится на Мэгги Роуз. Да, женится!
– Да. И для тебя, и для моей сестрицы все обернулось к лучшему. У тебя отличная работа, а моя малышка…
Пэтси с нетерпением подался вперед и положил руку Рыжему Верзиле на колено. От счастья он почти потерял дар речи.
– Мэгги Роуз! Где она? Как у нее дела?
– Счастлива, как жаворонок, – добродушно улыбнулся Рыжий. – Она в положении.
– В положении? В каком положении?
– А ты разве не слышал? Она вышла замуж через несколько месяцев после того, как ты уехал.
– Кто… кто вышел замуж? – сдавленно крякнул Пэтси.
– Моя сестрица. Это у ее мужа я твой адрес раздобыл.
– Какого мужа?
– Ее мужа. Ты его знаешь. Помнишь того парня, который продал тебе билет, чтобы ты сбежал от меня в Америку? – рассмеялся Рыжий Верзила. – Я слышал, он малый не промах, дважды в неделю ездил по десять миль на велосипеде, чтобы ее обхаживать.
– Он женился на ней с помощью моего собственного велосипеда? – Пэтси был вконец огорошен. – А деньги-то, которые он мне за него дал, у меня украли.
– Как так? – Рыжий Верзила был в равной степени сбит с толку.
– Так это тот ливерпульский щеголь?
– Ты про велосипед? Понятия не имею, какой он был марки.
– Так, значит, она вышла замуж, – уныло произнес Пэтси.
– Вышла, еще как. И пишет, что счастлива. Ай, это ж я тогда меж вами встрял. Сколько из-за этого девятин[13]13
Девятина, или новенна – чтение определенного набора молитв в течение девяти дней подряд.
[Закрыть] прочитал потом! Ай, и почему мы все так на тебя ополчились? И я – больше всех. Но моя матушка изо всех сил постаралась, чтобы заварить всю ту кашу, а твоя матушка, упокой Господи ее душу, не хотела меня слушать…
– Матушка? – прервал его Пэтси. – Ты сказал: «Упокой Господи…»?
Так Пэтси узнал о смерти матери. Это было уже слишком. За несколько минут он узнал, что навсегда потерял и Мэгги Роуз, и мать. Рыжий Верзила продолжал говорить, надеясь смягчить испытанное Пэтси потрясение.
Тимми уверил Пэтси, что его мать умерла не в одиночестве. За несколько месяцев до смерти к ней вернулся старший из ее сыновей, Нили, который уехал в Австралию еще до рождения Пэтси, – его жена умерла, а дети разъехались кто куда или женились.
Пэтси старался сдержать горе. Ему не хотелось, чтобы Рыжий Верзила видел его слезы. Когда сдерживаться стало невмоготу, он извинился перед гостем, сказав, что ему нужно освежиться. Он спустился вниз и сполоснул лицо над лошадиным корытом. Слезы тут же смешивались с водой из крана. Пэтси плакал, и его одолевали тоскливые мысли: «Останься я чуть на подольше, Мэгги Роуз была бы со мной, и теперь, когда матушка умерла, мы могли бы без помех пожениться. Не то чтобы я желал матушкиной смерти. Но если ей все равно это предстояло…»
Он вытер лицо грубым полотенцем, выданным ему в пользование, и опустился на колени перед корытом, чтобы прочитать заупокойную молитву. В темноте конюшни лошади переминались с ноги на ногу, хрустя соломой, и Пэтси был рад соседству этих звуков. Большая рыжая кошка, петляя, направилась к нему, выгнула спину и на секунду прислонилась к его бедру, а потом уселась рядом, подняла лапу и принялась умываться. В компании кошки Пэтси было не так одиноко.
Глава седьмая
После ухода Рыжего Верзилы Пэтси отправился в бар поразмыслить над кружкой пива. Домой он вернулся уже за полночь. Залез к себе на чердак и бросился на койку.
Мэри стояла у окна и видела, как вернулся Пэтси. Накинув халат, она шмыгнула из дома и вскарабкалась по лестнице. Одна из лошадей тихо заржала. Мэри замерла посередине лестницы, боясь, что услышит отец. Но все было спокойно. Она окликнула Пэтси по имени, но тот не ответил. Она вошла в комнату. Пэтси вскочил и зажег лампу. Мэри тут же ее задула. Пэтси был в панике.
– Мисс Мэри, пожалуйста, уходите. Не приведи Господь, отец ваш узнает, что вы в такой поздний час были у меня в спальне.
– Забудь про моего отца. Патрик, пожалуйста, расскажи мне все.
Пэтси покачал головой.
– Плохие новости из Ирландии?
Пэтси молчал.
– Что-то с матушкой?
Пэтси отвернулся.
– Патрик, я твой друг. Расскажи мне о своих неприятностях как другу. Не держи их в себе. Расскажи, Патрик. Тебе станет легче.
Пэтси поддался и начал рассказывать. О детстве, о матери, о Малыше Рори и о Мэгги Роуз. О том, как его отлупил Рыжий Верзила, и о том, как он тайком сбежал из Ирландии, и о том, как в первый же день в Америке у него украли деньги. Потом он рассказал о смерти матери и о замужестве Мэгги Роуз.
Мэри слушала рассказ Пэтси с глазами, полными слез.
– А теперь, – заключил он, – старой жизни конец, а новая, которую я пытаюсь устроить… То есть в этой новой жизни, которую мне все устраивают, нет ничего хорошего. Я больше никого не люблю и не хочу, чтобы кто-нибудь любил меня.
– Патрик, это все неправда. Ты так говоришь, потому что тебе обидно и одиноко в чужой стране.
– Это правда. Я больше никогда никому ничего не дам, но сам возьму у каждого столько, сколько смогу.
Мальчишеский запал Пэтси вызвал у Мэри улыбку.
– Ах, Патрик, да ничего подобного. Ты никогда не сможешь так жить. Зачем, ведь ты так молод и так полон жизни. Ты кому угодно понравишься, если только позволишь людям…
Пэтси вдруг не выдержал и жалобно разрыдался. Мэри участливо раскрыла объятия.
– Патрик, милый, иди ко мне. Иди ко мне.
Мэри стояла перед ним, протянув к нему руки. Свободный пеньюар скрывал отсутствие в ее фигуре женственных изгибов. Распущенные волосы свисали до талии, и в золотистом свете лампы она казалась почти хорошенькой.
Пэтси было так одиноко и так хотелось любви, что он подошел к Мэри. Она крепко обняла его, приговаривая: «Ну же, ну же». Словно мать, утешающая ребенка. «Ну же», – еще раз повторила она. Он обнял ее за талию, а она погладила его по плечу.
– Ну же. Не плачь.
Они обнялись. Но как ни были крепки их объятия, они не сливались в единое целое. Тело Мэри оставалось прямым и напряженным. Оно не знало, как расслабиться рядом с телом Пэтси.
Пэтси вспомнил, как он в последний раз обнимал Мэгги Роуз, как прогибалась под его рукой ее тонкая талия и как выгибались бедра. Он вспомнил тот вечер. Он стоял, поставив ногу на каменную стену, а девушка льнула к нему. Он вспомнил, как его бедро сочеталось с изгибом ее талии и как удобно было его согнутой руке обнимать ее тело.
«Когда девушка с парнем так друг другу подходят, – думал Пэтси, – Господь друг для друга их и создал. Зачем, зачем я покинул свою Мэгги Роуз? – Он вздохнул. – А с этой доброй девушкой, которую я сейчас обнимаю, мы никогда друг другу не подойдем», – грустно решил он.
Пэтси затих, и Мэри решила, что он успокоился.
– Я пойду, – сказала она и замешкалась.
Он поцеловал ее в щеку и посветил лампой, чтобы она смогла спуститься с его чердака.
После того как Мэри проскользнула обратно в дом, Пэтси тоже спустился вниз и постоял во дворе. Прислонившись к стене конюшни, он курил трубку и думал о Мэри – какой она была славной, какой доброй и понимающей. Он чувствовал к ней симпатию. Это было почти как любовь. Но тут его настроение резко изменилось. Из-за куста бульденежа вышла Бидди.
– Вот оно как. Значит, мой красавчик передумал насчет подождать до женитьбы, прежде чем заниматься сам знает чем.
– Бидди, уйди, – устало ответил Пэтси.
– Никуда я не пойду, пока все не выскажу.
Пэтси с отвращением посмотрел на Бидди. По ее спине спускалась толстая коса, извивавшаяся растрепанной черной змеей. Креповое кимоно прикрывало плоть, явно не скованную никакой другой одеждой. Кимоно постоянно подрагивало, словно под ним что-то кипело. Пэтси поморщился.
«Интересно, ей не больно оттого, что у нее все там ходит ходуном без корсета?» – полюбопытствовал про себя Пэтси.
– Я вас видела. Я спала, но начался этот шум, и что мне было делать, кроме как проснуться? Поначалу я решила, что это лошади по сену топчутся. Потом глянула на твое окно и увидела, как вы обжимаетесь перед лампой.
– Иди спи дальше. – Пэтси вытряхнул трубку, постучав ею по каблуку ботинка. Затоптав пару тлевших угольков, он повернулся, чтобы вернуться в свою комнатенку. – Спокойной ночи.
– Послушай-ка! – Бидди повысила голос. – Я донесу Боссу. На вас обоих.
– Расскажешь, – свирепо прошептал Пэтси, – и я донесу Боссу на тебя! Как ты по вечерам в свой выходной четверг работаешь в борделе Мадам Деллы в Гринпойнте.
Бидди с шумом втянула в себя воздух, и ее лицо стало пунцовым, чего не скрыл даже лунный свет.
– Это грязная ложь, – выдохнула она.
– Знаю, – согласился Пэтси. – Но Босс решит, что правда. Разве он не из тех, кому нравится предполагать в людях худшее?
– Вот и проверим! – пригрозила Бидди.
* * *
На следующее утро за завтраком Мэри рассказала родителям о смерти матери Пэтси.
– Значит, он теперь сирота? – спросила Миссис.
– А что такого? – заявил Майк. – Нам тоже однажды предстоит отойти в мир иной. – Он полил стоявшую перед ним овсянку в суповой тарелке сгущенным молоком.
– Папа, Патрик слишком хорош для конюшни. Он не был рожден прислугой. Не мог бы ты использовать свое влияние… положение… чтобы подыскать ему работу получше?
– Ни за что. Я не собираюсь снова проходить через все эти неприятности и обучать нового конюха.
– Тогда по крайней мере позволь ему занять пустую комнату на верхнем этаже. Та комнатенка над конюшней не годится, чтобы в ней жить.
– Еще немного, – пошутил Майк, – и ты захочешь выйти за него замуж.
– Я этого хочу, – тихо ответила Мэри. – И выйду, если он мне предложит.
– Ха-ха-ха! У-ха-ха! Ты – с конюхом! Вот смеху-то. У-ха…
И тут случилось невиданное. Миссис подняла голос в присутствии Босса:
– Не вижу здесь ничего смешного.
Майк аккуратно отложил ложку.
– Что ты сказала? – Голос его предвещал недоброе.
– Ей скоро двадцать восемь. До сих пор никто к ней не сватался.
Мэри поморщилась.
– Поэтому, если этот парень захочет на ней жениться, позволь ему это сделать. Другой возможности у нее может не быть.
– Что ты сказала? – проревел Майк, хватая кольцо для салфетки, словно собираясь запустить им в жену.
Миссис подскочила так быстро, что опрокинула стул.
– Ничего, – прошептала она. – Я ничего не сказала. Прости меня, – и поспешила прочь из комнаты.
– Видишь, что ты наделала? Это все твои дурацкие разговоры за столом. Мать так разнервничалась, что есть не смогла.
– Прости, папа, – тихо ответила Мэри. – Я уже опаздываю на урок.
Мориарити остался наедине с успевшей остыть овсянкой.
Пэтси подметал тротуар. Глянув сквозь тюлевые занавески, Босс увидел, как Мэри остановилась поговорить с конюхом. Разговор был оживленный. Иногда Пэтси кивал, и они обменивались улыбками. На прощание Мэри похлопала его по плечу. Когда она, уходя, обернулась, он помахал ей рукой.
Майк подождал, пока Мэри завернет за угол, и спустился вниз разобраться с Пэтси. Незаметно встав у конюха за спиной, Босс заорал:
– Ты!
Пэтси едва не выронил метлу, и Майку это было приятно.
– Слушай, ты! Знай свое место. Слышишь? Если увижу, что ты набиваешься в друзья к мисс Мэри, будешь иметь дело со мной. Понял?
– Это она хочет со мной дружить. Это мило с ее стороны.
– Я тебе уже говорил: она со всеми мила. Даже с уличными дворнягами. Еще раз повторяю: выброси из головы свои идеи.
– Какие идеи?
– Не воображай, что достоин на ней жениться.
– Такой идеи у меня нет. Но если бы я захотел на ней жениться, а она захотела бы за меня выйти, кому какое дело? Мы бы сами разобрались, ведь мы оба совершеннолетние. Но успокойтесь. О женитьбе я не думаю.
– Рад слышать, – саркастично заявил Майк. – Потому что моя дочь тоже не думает о женитьбе – особенно с конюхом.
– Я не родился конюхом, – тихо сказал Пэтси. – Это вы меня в него превратили. И Мэри…
– Мисс Мэри, – поправил Майк.
– Мэри, – продолжил Пэтси, – не смотрит на меня как на конюха.
– Черта с два! – с издевкой изрек Майк. – Еще скажи, что она тебя любит.
– Да, – тихо ответил Пэтси.
– А ты любишь ее.
Пэтси поколебался с ответом.
– У меня к ней симпатия.
– Симпатия! Симпатия, говоришь, мистер Патрик Деннис Мур! А то, что она – мое единственное дитя и после нашей с Миссис смерти вместе с мужем унаследует всю мою собственность и деньги, к этой симпатии имеет отношение?
– Да. Если мне придется мириться с вами в качестве тестя, клянусь Богом, я заслужу этим и собственность, и деньги.
– Убирайся вон! – взревел Майк. – Убирайся к чертям из моего дома!
– Из конюшни, – поправил Пэтси.
– Ты уволен! Без рекомендаций! Собирай свои манатки и проваливай!
* * *
Пэтси не «собрал манатки» и не «свалил», потому что на следующий день они с Мэри пошли в мэрию и поженились.