Текст книги "Влюбиться без памяти"

Автор книги: Бетти Лэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Да...

Врач вернулся к своему столику, чтобы выписать рецепт.

– Принимайте эти таблетки, и ваше недомогание пройдет.

Когда Мэри покинула его кабинет, она чувствовала себя на седьмом небе. После стольких месяцев горя и отчаяния так внезапно вспыхнуло счастье, осветив всю ее жизнь.., и вместе с тем невероятно ее усложнив. Джону Марицелли было тридцать девять лет. Хочет ли он иметь ребенка? Собирается ли жениться на ней?

Должна ли она довериться ему и немедленно рассказать обо всем?

Поистине, будет слишком много признаний за столь короткое время!

Глава 12

Город Эль-Пасо получил свое название благодаря близости границы с Мексикой. Проехав современные кварталы, Мэри пересекла типичные южноамериканские улочки. Резервация, куда Джон обещал ее отвезти, наверное, находилась неподалеку, судя по индейцам, продававшим здесь свои товары.

Могла ли Мэри предположить, что ее отношения с соседом зайдут так далеко?

Когда машина выехала за город, Мэри думала о будущем со смешанным чувством радости и тревоги. А ее прошлое все еще было закрыто темной пеленой.

Когда она позировала, Джон сказал по поводу Кэрол, думая тогда, что она страдает амнезией:

"В конце концов, некоторые люди считают, что мы живем несколько жизней, забывая о минувших. И если она не помнит своего прошлого, то это все равно, что забыть предыдущую жизнь. Вот и все".

И в этот момент Мэри испытала странное чувство, будто она всегда знала Джона Марицелли.

Может быть, они встречались в прошлой жизни? У Мэри не было никакого суждения на этот счет. Но она полагала, что Джон не является для нее незнакомцем, вследствие очевидного родства душ. В общем, он представлялся ее другой половиной. Чтобы встретиться, им пришлось пройти сквозь много испытаний. И теперь они соединились.

Открывавшийся перед нею пейзаж, залитый последними лучами бабьего лета, казался ей незабываемо прекрасным. И она была уверена, что будет помнить его вечно!

Возвращаясь домой, она снова пыталась оживить свою память. Тщетно. Ей не удалось восстановить хоть какие-нибудь детали, способные рассказать больше, чем она знала.

Вернувшись на ранчо, Мэри решила, несмотря на свое жгучее желание оказаться в объятиях Джона, отложить на завтра сообщение о важном открытии доктора Мак-Брита.

Джон облегчил ей задачу, дав время на размышления. Когда она вошла в дом, яростно зазвонил телефон.

– Алло? – воскликнула она, запыхавшись.

– Где ты была? – взорвался он. – Я чуть не умер от тревоги. После обеда я дважды был на ранчо, и, не видя твоего автомобиля, уже все передумал.

Мэри не могла сдержать улыбки. Какая бы ни была фантазия у Джона Марицелли, он наверняка не рисовал себе возможности стать отцом!

– Действительно все? – поддразнила она его. – Что, например?

– Поездка в Шерритаун, автомобильная катастрофа и даже новая причуда, способная заставить тебя изменить мнение обо мне.

– Это все?

– Я художник, а не писатель, – рассмеялся он. Мэри повертела с секунду в руках телефонный провод и тихо сказала:

– Да, Джон, момент был бы неудачным для меня.

– Момент?.. Какой момент? Дорогая, что еще происходит? Всего полдня тебя не видишь и начинаешь теряться. Ты хуже, чем повесть с продолжениями в газете: пропустишь один эпизод, и уже ничего не понимаешь.

Мэри рассмеялась.

– Я пройдусь сейчас через рощу и явлюсь к тебе.

Никогда еще Мэри не испытывала такого желания увидеться с ним. Но ей нужна была ночь для размышлений.

– Джон, перестань беспокоиться. Я все расскажу тебе завтра. Нет ничего такого, что не могло бы подождать, но прежде всего знай, что я тебя люблю...

– Мэри, почему столько тайн?

– Я устала, вот и все. – Она вздохнула. – Разве ты не повторял мне тысячу раз, что перед нами – вся жизнь?

– Конечно.

– Я тоже так думаю, Джон.

– Прекрасно, дорогая. Я буду терпелив и не задам больше никаких вопросов.

– Спасибо, Джон...

Наступило молчание. Затем, словно доказывая, что любопытство свойственно не только женщинам, он все же спросил:

– Скажи только, где ты была?

– Мы договорились: никаких вопросов.

– Да, действительно... Тогда до завтра, дорогая.

В телефонной трубке раздался щелчок, неприятно отозвавшийся в ушах Мэри. Внезапно ее охватила тревога. Хватит ли у нее сил хранить целую ночь этот чудесный секрет? Чувство одиночества снова охватило ее, и внезапно на ум пришли мрачные мысли... А что, если Джон не захочет отцовства? И вдруг станет ее упрекать? Женщина, утратившая память, может пережить любовь, но сумеет ли она быть матерью? Найдутся ли у нее требуемые для этого качества?

Удрученная Мэри опустилась лбом на край стола. Что расскажет она своему ребенку, когда он повзрослеет и будет расспрашивать о ее юности?

Мэри судорожно снова схватила аппарат и набрала номер Кэрол. Ей надо было поговорить с кем-нибудь, чтобы рассеять это беспокойство.

Звонок в антикварный магазин остался без ответа. Куда делась ее сестра? Мэри перезвонила ей домой и чуть не вскрикнула от облегчения, услышав голос Кэрол.

– Алло?

– Я тебя не беспокою?

– А, это ты? Подожди минуту, у меня стоит молоко на огне.

Эта деталь и само ожидание показались ей благодатными. Как Кэрол воспримет новость?

– Все в порядке, дорогая? – спросила та, беря трубку.

– Да... Нет... Я не знаю, – пробормотала Мэри. Эта ее любимая фраза вызвала у Кэрол улыбку.

– Я предполагаю, что Джон тоже его не знает, – передразнила она.

– Ради бога, Кэрол, на каком языке ты говоришь!

Помолчав, Кэрол на этот раз отчетливо повторила:

– На обычном. Но я ела шоколад.

– Разве тебя никогда не учили не говорить с полным ртом? И кроме того, ты наберешь лишний вес. Ты знаешь, сколько калорий в одной ложечке какао?

Кэрол прыснула в трубку.

– Ты звонишь именно для того, чтобы сообщить мне это?

– Нет. Но повтори твою фразу, пожалуйста.

– Я только сказала, что, как предполагаю, Джон опять не знает ничего...

Мэри улыбнулась.

– Все зависит от того, что я должна ему сообщить.

– Боже правый, Мэри, что ты еще выдумала?

– Ничего. На этот раз я имею дело с совершенно реальным событием.

– Что ты хочешь сказать?

Мэри выждала несколько секунд, чтобы не смазать эффект.

– Я беременна.

От возгласа Кэрол у нее чуть не лопнули перепонки.

– Теперь повтори снова! А может быть, ты проглотила что-нибудь, помутившее тебе голову?

– Моя дорогая, я не ела ничего с утра – и не без причины. У меня была ужасная тошнота, и я только что вернулась от врача.

– Мэри, перестань шутить и повтори то, что ты сейчас сказала!

– Я беременна.

– От кого? – спросила сестра машинально.

– Ради бога, Кэрол, не строй дурочку. Ведь не пастор же в Шерритауне может претендовать на отцовство!

– Это... Джон?

– Разумеется. Кто это может быть еще? В трубке установилась непонятная тишина. Почему Кэрол не осыпает ее восторженными поздравлениями? Разве ей неприятно было бы иметь племянника или племянницу?

– Джон в курсе?

– Нет еще.

– Но ты рассказала ему, по крайней мере, о твоем несчастном случае и твоих вымыслах?

Мэри чуть не повесила трубку. Поистине, быть сестрами вовсе не значит быть похожими или понимать друг друга! Лучше было бы не звонить.

– Спасибо за твое поучение, Кэрол. Я ожидала от тебя другой реакции. Да, я во всем призналась Джону, который не придал этому никакого значения.

– Он ошибается.

– Что ты хочешь сказать?

– Я нахожу его слишком легкомысленным.

– Кэрол, ты с ума сошла?

– Нисколько.

Гнев заглушил поднявшуюся в душе Мэри тревогу.

– Я не понимаю, к чему ты клонишь, Кэрол. Объясни, пожалуйста.

– Действительно. Чтобы ничего не скрывать от тебя, я хочу сказать, что, по моему мнению, Джон поступил безрассудно по отношению к тебе. Ничего нельзя построить серьезного на столь шатких основах, как у вас.

– Его нисколько не беспокоит мое прошлое.

– Я тебе повторяю: он ошибается! Это не лучший метод, чтобы помочь тебе снова обрести память. И теперь ты ждешь ребенка, не зная даже...

Дурное предчувствие овладело молодой женщиной. Почему голос Кэрол был таким мрачным, словно она видела что-то чудовищное, готовое обрушиться на сестру?

– Мэри, послушай меня, – начала она медленно. – Я, возможно, причиню тебе боль, но, может быть, она поможет тебе выбраться из этого тумана...

Пальцы Мэри так сильно сжали трубку, что побелели.

– Скажи мне только, что я должна знать.., по поводу Джона?

– Джона? Он женат...

Глава 13

С остановившимся взглядом Мэри смотрела перед собой и видела проплывавшие перед нею абсурдные сцены. Одноактная пьеса для двоих! Она играла главную роль, а роль партнера исполняли то маленький мальчик, то девочка с такими же наивными глазами, как у нее самой. Что касается диалогов, то их не принял бы ни один режиссер на свете!

"Мама, почему у меня нет отца?" – "Очень просто, мой маленький. Как объяснил мне доктор Мак-Брит, ты представляешь собой редкий случай чуда". "Правда? Мама, расскажи мне о твоем прошлом". – "Увы, мой ангел, у твоей мамы нет никакого прошлого".

С несколькими вариантами сценарий оставался все тем же со времени страшного разоблачения, сделанного Кэрол. Когда ей стало известно об этом? Покидая ранчо, сестра еще ничего не знала. А Мэри, напротив, испытывала странное чувство, будто она ведала об этом всегда... Разве во время их первой встречи Джон не намекал на свадебное путешествие, говоря об Ирландии? И потом, во время сна разве не звал он свою жену? Дорогая Маришка... И той пришлось не лучше, чем Мэри Армстронг!

Словно в тумане, молодая женщина долго сидела перед телефоном.

Снова ей нужно было укрыться где-нибудь. Увидеть Джона? Вынести горечь объяснений? У нее не было для этого ни физических, ни душевных сил.

Женат. Он был женат. Почему он скрыл от нее свой брак? Конечно, однажды он почти рассказал ей об этом. Мэри ему помешала. И, разумеется, Джон только радовался этому.

Собирался ли он разводиться? Конечно, нет. В противном случае он настоял бы, чтобы она узнала его прошлое. Это молчание, значит, было предательством.

Острая головная боль охватила ее виски. Было слишком поздно, чтобы что-то предпринять. Завтра она соберет свои вещи и закроет дом. Мэри выпила большой стакан воды, проглотила две таблетки аспирина и прошла в свою комнату.

Увидев кровать, она расплакалась, и рыдания глухо раздавались в стенах темной комнаты. В отчаянии теряя над собой контроль, она сбросила простыню и подушки, опрокинула на пол стоявшие на столике безделушки.

"Я сумасшедшая", – подумала она с ужасом, выйдя из спальни и захлопнув за собой дверь.

Измученная, подавленная Мэри устроилась в соседней комнате. Она даже не разделась и упала на постель, чувствуя, что в ее душе не осталось ничего живого. Стыд душил ее. И она уснула как мертвая...

Была еще ночь, когда Мэри проснулась. Сколько времени она спала? Она попыталась собраться с мыслями, и из уст ее вырвался стон. Что она делала в этой комнате? Почему она не сняла свой желтый костюм? Постепенно воспоминания возвращались к ней, не вызывая больше печали. Все поглотил гнев, оставив после себя только тяжелую усталость. Ее руки и ноги болели. Голова была пуста. Она попробовала связать свои мысли. Но это оказалось невозможно. Мэри одновременно была и живой и мертвой. Амнезия уже вызывала в ней это странное чувство...

Внезапно на первом этаже послышался звук шагов, и молодая женщина поняла, почему она проснулась. Кто-то ходил по кухне... Проскрипела, открываясь, дверь. Чья-то рука повесила на рычаг телефонную трубку, которая так и оставалась висеть на проводе.

Она вскочила на ноги. Ужас овладел ею... Небо было чистым и звездным. Светила луна. Сколько было времени? Мэри вспомнила, что не закрыла на замок входную дверь, и в ее комнате также не было замка...

Не зажигая света, молодая женщина вооружилась подсвечником, достаточно тяжелым, чтобы оглушить человека. Крадучись, она вышла на площадку и стала спускаться по лестнице. Ступени скрипнули, и тотчас же знакомый голос раздался в холле:

– Мэри?

Облегчение, которое она сперва испытала, перешло в холодный гнев. С необычайной отчетливостью перед нею предстала снова сцена их первой встречи в этом доме. Не думая об абсурдности происходящего, Мэри продолжала спускаться по лестнице. Джон повернул выключатель. Вспыхнул свет.

Он рассмеялся.

– Мэри, дорогая, что за сцену ты повторяешь? Он поднялся на две ступени и остановился, пораженный.

– Еще шаг, и я вас ударю.

– Мэри, проснись! Ты случайно не страдаешь лунатизмом?

– Успокойтесь. Нет.

Ее облик, видно, был необычен, ибо удивленная улыбка появилась на губах ночного посетителя.

– С кем ты тут билась, любовь моя? Ради бога, поставь этот подсвечник, иначе я подумаю, что желание раскроить мне голову – твое любимое наваждение.

Не обращая внимания на ее угрозы, он приблизился к ней и сжал в своих объятиях. Уткнувшись носом в кожаную куртку, Мэри почувствовала себя раздавленной у него на груди. Он взял ее оружие и бросил на пол.

– Этого достаточно, – сказал он. – Что произошло, Мэри? Ты вся дрожишь. Кто-то тебя напугал? Уже несколько часов я пытаюсь до тебя дозвониться. Почему ты сняла телефонную трубку?

Лавина вопросов оставила ее равнодушной. Когда Джон осыпал ее лицо градом поцелуев, ее кровь осталась холодной, и она выскользнула из его рук.

– Оставьте меня в покое, Джон! Я вправе выключать телефон, когда захочу, резко проговорила она, направляясь в гостиную.

– И спать одетой? Когда я приехал, в доме не горел свет.

– Теперь вы шпионите за мной?

Мэри с гневом обернулась. Со своими волосами в беспорядке, помятой одеждой, заплаканным лицом она производила, наверное, странное впечатление. Джон окинул ее с головы до ног взглядом своих темных глаз и озадаченно и беспокойно сказал:

– Я думаю, что нам надо поговорить, Мэри.

– Мне нечего сказать. Кроме того, что оставьте навсегда привычку появляться здесь посреди ночи.

– Сейчас всего лишь десять часов!

– Для вас это не время!

– Покончим с этим, Мэри. Наверняка сегодня что-то произошло. Ты была в ненормальном состоянии, когда звонила мне вечером. И сейчас тоже.

– Вы думаете! – воскликнула она, прищурив глаза. – Значит, существуют состояния нормальные и ненормальные. По вашим теориям важно лишь настоящее, а я как раз не хочу объяснять сегодняшний день. Поскольку он прошел, то, пользуясь вашими словами, он не имеет уже никакого значения!

– Но... Ты бредишь, честное слово!

– Нисколько! Я слушала ваши замечательные советы и только воплощаю их в жизнь. Джон схватил ее за плечи и сильно встряхнул.

– Хватит, комедия уже длилась достаточно.

– Жизнь – это и есть комедия!

– Почему ты так изменилась?

– Я?

Ее васильковые глаза расширились и потемнели, она равнодушно смотрела на склонившееся к ней страдающее и напряженное лицо. Предатель!

– Да, ты! – ответил он резко.

– Я только меняюсь, как все на свете, Джон. Разве вы не следуете этому правилу? Разве вы тот же самый, каким я встретила вас месяц назад?

Он, казалось, не понял намека.

– Абсолютно тот же, Мэри.

– В таком случае я узнала только одну сторону вашей натуры.

– Объясни.

Молодая женщина колебалась.

Глухая боль снова поднималась в ней. Хватит ли у нее смелости идти до конца? У нее закружилась голова.

– Я думаю... – начала она.

– Ты думаешь... Хорошо, я тебя слушаю.

– Я любила только одну сторону твоей души, Джон. И я нашла, что этого недостаточно, – заключила она, отведя взгляд.

Он резко выпустил ее из своих рук.

– Ты больше меня не любишь... Мне это нужно понять?

Она колебалась. Если Джон Марицелли хотел, чтобы все ему было сказано, не наступил ли подходящий момент?

– А вы, Джон, ничего не хотите мне открыть?

Он казался удивленным.

– Я?

– Да, вы!

– Можешь ли ты выражаться яснее, Мэри? Сомнения одолевали ее. Зачем говорить? Ее беременность могла показаться шантажом.

– Не спрашивайте меня больше, Джон. Я вас больше не люблю. Это все.

Серая бледность покрыла лицо Джона. Его челюсти сжались. Мэри закрыла глаза. Когда она открыла их, он исчез. Дверь зияла черным квадратом на фоне ночного неба.

Мэри положила руку себе на живот. Их ребенок останется для нее единственным светом.

Глава 14

На другой день Мэри проснулась в слезах, словно вынырнув из чудесного сна, после которого реальная действительность предстала перед нею со всей своей суровостью.

Молодая женщина попыталась с бьющимся сердцем вспомнить детали этого волшебного сна... Небольшая речка, по берегу которой они с Джоном гуляли, взявшись за руки. Вокруг тянулись песчаные дюны, заросшие вереском... Морские птицы, рассыпавшиеся в поле, словно большие цветы. Лежа в высокой траве, Мэри слабо протестовала, когда Джон расстегивал ее лиф. "Веди себя пристойно, прошу тебя", – говорила она смеясь..."Почему? – шептал он, – разве у нас не свадебное путешествие?"

Потом они любили друг друга среди этой идиллии.

С поразительной отчетливостью Мэри увидела одежду, которая была на них. Она – в красной полотняной юбке и кружевной белой кофточке, он – в простых джинсах и тенниске. Но лицо его было очень молодо, не такое суровое, более радостное... Его волосы были длиннее, как у студента.

Рыдания потрясли ее. Таким был, наверное, медовый месяц Джона Марицелли и... Маришки.

Когда Мэри спустила ноги на пол, новый приступ тошноты напомнил о ее состоянии. Она едва успела добежать до ванной комнаты. Взглянув в зеркало, она увидела свое бледное лицо, и будущее представилось ей более катастрофическим. Мэри проглотила пилюли, выписанные доктором Мак-Бритом. Затем, вернувшись в спальню, она стала укладывать одежду в чемодан.

Куда ей теперь ехать? Остаться здесь? Нечего было и думать об этом. Присутствие Джона будет невыносимым. Отправиться к сестре в Хьюстон казалось не лучше. Все вокруг будут болтать о ее несчастье... Нет, надо было бежать! Опять бежать. Может быть, вернуться в Нью-Йорк и попробовать работать в другой газете? У Мэри не было никаких сбережений, а ей предстояло одной воспитывать ребенка.

Ранчо было снято на год, и ей оставалось лишь захватить свои личные вещи. Кэрол приедет позже, чтобы помочь уложить остальное.

Спустившись в гостиную, она заметила телефон со снятой трубкой. После внезапного отъезда Джона молодая женщина приняла меры, чтобы изолировать себя.

Вдруг ее взгляд упал на подаренную Кэрол небольшую картину, которую она так и не успела повесить.

Мэри вздрогнула. Как это раньше она не узнала? Ведь этот пейзаж был тем самым, который предстал перед нею во сне!.. Речка.., дюны.., вереск... Джон забыл нарисовать морских птиц...

Морские птицы... Эта деталь озадачила ее. Мэри была горожанка. Откуда появились во сне морские птицы?

Теперь она могла объяснить свой сон. Эта картина напоминала о женитьбе Джона Марицелли, и ее охватило горькое, щемящее чувство. Не могло быть и речи о том, чтобы забрать с собой этот пейзаж, и еще меньше – о том, чтобы оставить его здесь. Он стоил дорого. Но ни она, ни Кэрол не могли бы продать столь необычное полотно. Тщательно завернув в плотную бумагу, Мэри бросила его на заднее сиденье автомобиля. Она решила повесить его на ограде овчарни, проезжая мимо.

Сон сменился кошмаром... Очистив холодильник, сделав уборку и надев джинсы и свитер, Мэри с тяжелым сердцем заперла старый дом и уселась за руль.

Ее глаза наполнились слезами. Старое ранчо исчезло в тумане.., таком же расплывчатом, как ее прошлое и редкие воспоминания счастья.

Проселочная дорога, которая вела к овчарне, обогнула березовую рощу. На последнем повороте Мэри почувствовала страх: что, если Джон увидит ее из своей мастерской? Обычно в это время он работал. Она подумала также о своем неоконченном портрете... Ей не хотелось, чтобы он оставил у себя это свидетельство их любви. Но как его достать?

Велико было ее удивление, когда она увидела на окнах деревянные ставни. Значит, Джон уехал?

Мэри вышла из машины. Нигде не было видно "мегари". Ворота были широко распахнуты. Неужели вчерашняя сцена вызвала этот внезапный отъезд? Джон был так уязвлен, что покинул свое любимое пристанище? Выходит, он искренне утверждал, что любит ее?

Несколько секунд Мэри стояла оцепенев. Где же он? Сказав себе, что больше не желает и слышать о нем, она втайне надеялась увидеть его на дороге или позади дома... Его высокую фигуру, улыбающееся лицо, растрепанные белокурые волосы... Его ужасные шорты цвета хаки и рубашку, измазанную краской...

Мэри машинально подошла к старой овчарне. Ее рука легла на ручку двери... Та была не заперта. Такая забывчивость? Может быть, Джон увез все свои картины?

С бьющимся сердцем она вошла в мастерскую, где царил полумрак. Действительно, картины были сняты со стен, и, разумеется, он увез ее неоконченный портрет.

Но он оставил свой мольберт, на котором лежала большая папка для рисунков. Глаза Мэри наполнились слезами. Мебель и стены здесь еще хранили воспоминания об их недавних встречах...

Не в силах больше вынести эту атмосферу, наполненную призраками, Мэри хотела уже уйти, но ее вдруг удержало любопытство. Что было в этой папке? Может быть, те наброски углем, которые он делал с нее?

Стыдясь своей слабости, Мэри взяла ее и положила на стол. Потом, затаив дыхание, открыла и замерла, пораженная. В ней было два рисунка. Молодая женщина без труда узнала себя на пожелтевшей бумаге... Да, действительно, это была она. Но откуда Джон взял этот фон?..

У нее закружилась голова. Глухая боль застучала в висках. Мэри поднесла руку к голове, и с ее глаз словно спала пелена. Она упорно вглядывалась в эскизы, набросанные пером... Это была она, сидевшая перед маленьким домиком, который не напоминал ни овчарню.., ни старое ранчо...

Внезапно хлынувшие слезы ослепили ее. Ее колени задрожали. Мэри опустилась на стул и, уткнувшись лицом в ладони, увидела другие образы, которые вереницей поплыли перед ее глазами.

То была целая жизнь, возникшая из прошлого, о которой рассказали эти зыбкие рисунки...

"Сен-Патрик" только что причалил к берегу, и из всех его пассажиров самыми веселыми были, несомненно, Джон Марицелли и его красивая жена Маришка.

Беззаботные, как дети, они взяли напрокат фургон, чтобы попутешествовать по Ирландии... К несчастью, дождь заставил их изменить свои намерения. Джон только что продал свои первые полотна... Его успех был еще впереди. Оставив фургон, они сняли небольшой домик в Керри.

Он напоминал миниатюрный замок. Из серого камня, стоящий посреди песчаных дюн, в которых прячутся морские птицы. Небольшой ручей петляет среди зарослей дрока и желтой ромашки. Джон без конца повторял, что лучше любить друг друга в хорошей постели, чем в скверных спальных мешках, выдаваемых вместе с зелено-красным фургоном, который тянет старая кляча, такая же медлительная, как жители этих мест.

В этом игрушечном доме для Джона и Маришки время остановилось. Ранним утром, когда луч солнца пробивал ирландские облака, Маришка устраивалась на крыльце, а Джон бесконечно набрасывал ее портрет.

"Но я постоянно верчусь, – говорила она со смехом. – Как ты можешь работать?"

"Это не имеет никакого значения, любовь моя. Твой образ – в моем сердце".

"Я тебя так люблю, Джон..."

"Я обожаю тебя, Маришка..."

Альбом с набросками падает на землю. Сотый раз Джон бросает свою работу, чтобы подойти к ней, взять ее на руки. Он ведет себя несерьезно, но так заботлив и нежен.

Мэри подняла голову... Маришка... Маришка... Это ее Джон любил так называть. Он был уверен, говорил он, что первый дал ей это имя. Естественно, кто другой мог называть ее так?

Она вся дрожала. Почему чудо произошло теперь.., только теперь? Мэри Армстронг исчезла, и возродилась Маришка Марицелли. Джон был ее мужем!

У нее снова закружилась голова, и стены мастерской поплыли перед нею. Неужели все это было правдой? Она становилась сумасшедшей или действительно обрела память? Волна счастья охватила ее.

– Джон... – позвала она.

Ей ответила тишина. Джон уехал, потому что она сказала, что больше не любит его. Десять лет их жизни снова прошли перед нею. Квартира, где они жили в Нью-Йорке... Джон Марицелли стал знаменитым... Это был уже не тот молодой художник, которым она восхищалась в Ирландии, а зрелый мужчина, любовь которого также еще более окрепла.

– Джон! – прокричала она еще раз с отчаянием.

Джон! Это было последним криком Маришки, когда ледяная расселина разверзлась перед нею. Огромная масса холодного снега унесла ее в безмолвный белый мир. Жестокость судьбы оказалась тем более велика, что Маришка уже носила первого ребенка. Боль и отчаяние лишили ее сознания.

Когда молодая женщина очнулась, она оказалась в ином белом мире.., мире простыней и больничных стен... Врач склонился над ее изголовьем.

"Мы смогли вас спасти, миссис, но вы потеряли вашего ребенка..."

Маришка смотрела на него, не понимая ни единого слова. И поскольку этот человек был наверняка сумасшедшим, она закрыла глаза и унеслась в тот мир, где нет ни печали, ни воспоминаний. Ибо у Маришки Марицелли больше не было прошлого.

У нее не было ничего. Прошли месяцы. Бесконечные встречи с врачом.

"Если вы не будете делать никаких усилий, вы не вернете свою память".

"Но хотя бы намекните мне! Кем я была? Что я делала? Какую жизнь я вела до несчастного случая?"

Она плакала и ломала руки. Но ее палач отказывался смягчиться.

"Если я расскажу вам подробности вашей жизни, вы не выздоровеете никогда. Вы должны найти их в себе самой. Вы сами себе врач".

Кэрол, сидя у ее кровати, повторяла те же слова.

"Но скажи мне, по крайней мере, была ли я одна во время этой драмы?"

"Ответ в тебе самой, Мэри".

Как автомат, она поднялась и прошлась несколько раз по мастерской. Джон уехал. Она была в этом уверена. Овчарня опустела. Личные вещи художника исчезли из его комнаты.

Да, Мэри хранила ответ в глубине своей души. Но впервые встретив Джона на берегу ручья, она его не узнала.

Какое необычное испытание! Только ее сердце узнало его как единственную любовь, ради которой оно должно было биться.

И теперь снова она ждала от него ребенка. Может быть, эта новая жизнь пробудила в ней память?

Мэри взяла драгоценные рисунки. Когда она вернулась к машине, лежавший перед нею горизонт показался ей бесконечно далеким. Где искать Джона.., ее мужа?

Он даже не знал, что она ждала ребенка... Маришка Марицелли обрела свое прошлое, но будет ли у этого ребенка, когда он родится, отец?

Глава 15

В однокомнатной квартире, которую Мэри сняла в районе Сохо, в Нью-Йорке, зазвонил телефон.

Вся во власти своей постоянной надежды, Мэри сняла трубку. Это была Кэрол.

– Ну что, дорогая? Все еще никаких новостей? Мэри готова была плакать от отчаяния. Уже прошел целый месяц.

– Нет.

– Но послушай! – воскликнула сестра. – Твой муж не мог испариться!

– Тем не менее, – ответила она лаконично. И потом в сотый раз обрушилась на Кэрол с упреками:

– Ваш заговор был нелепым, Кэрол. Ты должна была сказать мне правду, когда приехала ко мне на ранчо.

– Нет, – твердо ответила сестра. – Советы твоего врача оказались превосходными. Доказательство тому: ты вспомнила все подробности прошлого.

– Вы с Джоном меня обманывали.

– Для твоего же блага.

– Рассказывай! Какими жалкими ему должны были показаться мои вымыслы, когда я говорила, что ты страдаешь амнезией, а я должна за тобой ухаживать!

– Мэри, сколько раз мне нужно повторять, что Джон тоже провел долгие месяцы в больнице с тремя переломанными ребрами и трещиной в бедре? У него не осталось никаких следов, но он отлично понимал твою растерянность.

– Это не причина, чтобы устраивать заговор за моей спиной!

– Ты несправедлива. Мы следовали совету специалиста, вот и все. Когда ты решила уединиться на этом ранчо, Джон купил овчарню, чтобы смотреть за тобой, надеясь также, что в конце концов ты узнаешь его.

– Увы, это не удалось.

– Ты думаешь, что он не страдал? Считаешь ли ты, что это очень утешительно для мужа – оказаться возле любимой супруги, которая смотрит на него как на постороннего?

Мэри горько улыбнулась.

– С ним обходились благосклонно.

– Да, если признать, что ты вернула ему свою любовь. Но он мог задаться вопросом о глубине твоих чувств.

– Я тоже сомневалась в его чувствах, Кэрол! Когда он подарил тебе эту небольшую картину, я умирала от ревности!

– Идиотка! Джон так надеялся, что этот пейзаж пробудит в тебе воспоминания!

Наступило молчание. Потом Мэри запротестовала снова.

– Я полагаю, вы регулярно звонили друг другу, чтобы сообщать о состоянии больной?

Кэрол вздохнула.

– Тебе нравится причинять себе боль? Ты должна быть нам признательна. Вспомни о первых днях, проведенных на ранчо... Очень ли ты хотела видеть меня? Действительно, это Джон посоветовал мне отложить мой приезд... Пока он не увидел, что ты говоришь не правду. Тогда он посчитал более уместным попросить меня приехать поскорее. Если кто-то и был тут пешкой, так это я!

Мэри кусала губы. Действительно, ее близкие делали все, чтобы ей помочь.

– Хорошо, не будем больше говорить об этом.

– До следующего раза! – подчеркнула Кэрол жестоко. – Я знаю также, что заставила тебя страдать, сказав, что Джон женат. Но это был идеальный психологический шок.

– Идеальный! – повторила Мэри с горечью. – К несчастью, ты не предупредила Джона по телефону, и когда он появился в доме, то принял мои слова за чистую монету!

– А разве ты должна была ему говорить, что больше не любишь его?

– Дело не в том. Но поскольку ты все это устроила, разыщи моего мужа! Кэрол рассмеялась.

– У тебя хватает наглости... Скажи мне лучше, что сказал сторож вашей старой квартиры?

– Он казался удивлен, что я не знаю о ее продаже.

– А директор галереи, где выставляется Джон, не знает, где его найти?

– Нет. Джон сказал ему, что хочет взять несколько месяцев отпуска, и не оставил своего адреса.

– Мне кажется, что все-таки не стоит пускать полицию по его следам.

– Чтобы сообщить ему, что через семь месяцев он станет отцом? Каждое человеческое существо имеет право исчезнуть, если ему так хочется. Это вполне законно.

– Я знаю... А его агент? Что говорит он?

– Он утверждает, что не знает ничего, но я в этом не уверена. Господин Фридланд упомянул неясно о загранице... Но она велика!

– Подожди-ка минуточку... Джон не из тех, кто любит путешествовать по свету или уединяться в монастыре где-нибудь в Индии. Но он мог снова вернуться рисовать в Ирландию. Погоди, вот одна зацепка! Вы были так счастливы в Керри...

Мэри сразу не ответила. Конечно... Как она об этом не подумала? Она что-то коротко ответила в трубку и поспешила закончить разговор.

Кэрол была права... Но Ноэми Рут, редактор журнала "Холлидей", где Мэри нашла работу, оказалась, увы, менее оптимистичной.

– Что вы мне рассказываете, Мэри? Ирландия, конечно, не та страна, о которой можно сделать очерк зимой. Разумеется, наша цель – показать читательницам места, где можно провести отпуск... Почему бы не выбрать Париж?