Текст книги "Боевое Знамя (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Карьера капитана Конфедерации Натаниэля Старбака, отличившегося в битве у Кедровой горы, снова поставлена под угрозу подозрениями и враждебностью командующего бригадой, генерала Вашингтона Фалконера. Исход этого ожесточённого противостояния радикальным образом изменит судьбы обоих и приведет к кровавой развязке во время Второго сражения при Манассасе.

Аккуратно и достоверно восстанавливая исторические события, книга "Боевое Знамя" продолжает увлекательную серию приключений Ната во время одного из решающих сражений в истории Гражданской войны в США.

Перевод: группа “Исторический Роман“, 2014 год.

Над переводом работали:gojungle, david_hardy, Scavenger, Elena_Panteleeva, Sam1980 и Oigene.

Редакция:Sam1980, gojungle, Oigene и Elena_Panteleeva.

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Боевое Знамя

посвящается моему отцу, с любовью

Часть первая

Глава первая

Капитан Натаниель Старбак впервые увидел нового главнокомандующего, когда Легион Фалконера переходил вброд реку Рапидан. Томас Джексон безмолвно сидел в седле на северном берегу реки в состоянии оцепенении и подняв вверх левую руку; его синие глаза, не отрываясь, смотрели на темную и мутную пучину реки. Мрачная неподвижность Джексона казалась такой сверхъестественной, что колонны солдат предпочли пройти по дальней стороне брода, нежели пересечь реку в непосредственной близости от человека, чья поза так напоминала смерть.

Внешность генерала была такой же пугающей. Всклокоченная борода, простой плащ, засаленная фуражка, а лошадь давно следовало отправить на живодерню. Сложно было поверить, что он являлся одной из самых спорных фигур Юга, генералом, заставившим северян провести немало бессонных ночей и беспокойных дней, но лейтенант Франклин Коффмэн, шестнадцатилетний новобранец Легиона Фалконера, утверждал, что странная на вид фигура – и в самом деле знаменитый Каменная стена Джексон. Коффмэн когда-то обучался у профессора Томаса Джексона.

– Однако позвольте заметить, я не верю в то, что генералы могут оказать решительное влияние на сражение, – доверительно сообщил Старбаку лейтенант Коффмэн.

– Какая мудрость в столь юном возрасте, – ответил Старбак, которому самому исполнилось лишь двадцать два.

– Сражения выигрываются солдатами, а не генералами, – отозвался Коффмэн, не обратив внимания на сарказм Старбака.

Коффмэн проучился год в военном институте Виргинии, где Томас Джексон весьма безуспешно преподавал ему артиллерийское дело и естественные науки. Коффмэн смотрел на суровую фигуру, неподвижно сидевшую в потертом седле.

– Не могу представить себе Квадратную коробку генералом, – пренебрежительно бросил Коффмэн. – Он не мог держать в повиновении классную комнату, не то что целую армию.

– Квадратную коробку? – переспросил Старбак. У генерала Джексона было много прозвищ. Газеты звали его «Каменной стеной», солдаты окрестили «Стариной Джеком» или «Бешеным стариной Джеком», а многие из прежних студентов старины Джека звали его Болваном Джеком, но прозвище Квадратная коробка было новым для Старбака.

– У него самые большие в мире ноги, – пояснил Коффмэн. – Просто огромные! Единственная обувь, которая оказалась ему впору, сильно смахивала на коробки.

– Лейтенат, да вы кладезь ценной информации, – небрежно бросил Старбак. Легион все еще находился слишком далеко от реки, чтобы Старбак мог разглядеть ноги генерала, но он дал себе зарок взглянуть на это чудо, когда они наконец-то доберутся до Рапидана. В данный момент Легион почти остановился, его продвижение было задержано нежеланием солдат переходить реку вброд, не скинув сперва изодранные башмаки.

Бешеный Джек Каменная стена Квадратная коробка Джексон имел репутацию человека, не выносившего подобные проволочки, но он, похоже, не замечал этой задержки. Вместо этого он сидел, держа руку в воздухе, а глаза на реке, а с правой стороны от него колонна остановилась, сбившись в кучу. Солдаты, идущие позади этой непредвиденной помехи, были благодарны за вынужденную задержку, так как день выдался чересчур жарким, ни малейшего дуновения, стояла ужасная духота.

– Вы тут высказывались о бездарности наших генералов? – напомнил Старбак своему новому младшему офицеру.

– Только подумайте, сэр, – сказал Коффмэн со страстью юнца, – у нас нет настоящих генералов, не то что у янки, но мы по-прежнему выигрываем сражения. Полагаю, это потому что южане непобедимы

– Ну а как насчет Роберта Ли? – спросил Старбак. – Разве он не настоящий генерал?

– Ли – просто старая развалина! Его идеи изжили себя! – выпалил Коффмэн, потрясенный тем, что Старбак осмелился упомянуть имя нового главнокомандующего армией Северной Виргинии. – Ему, должно быть, по меньшей мере лет пятьдесят пять.

– А Джексон-то не старик, – заметил Старбак. – Ему даже сорока нет.

– Но он ненормальный, сэр. Правда! Мы звали его болваном.

– В таком случае, он наверняка и правда выжил из ума, – подначивал Коффмэна Старбак. – Тогда почему же мы выигрываем сражения, несмотря на наших сумасшедших, изживших себя генералов, или совсем не имея таковых?

– Потому что умение сражаться у южан в крови, сэр. Так и есть, сэр, – Коффмэн был страстным юнцом, определенно желавшим стать героем. Его отец умер от чахотки, оставив жену с четырьмя юными сыновьями и двумя малышками.

Смерть отца вынудила Коффмэна оставить виргинский военный институт после года обучения, но всего лишь год военного образования дал ему обильные познания в области тактики ведения войны.

– У северян, – продолжал он разъяснять свою теорию Старбаку, – смешанная кровь. На Севере слишком много иммигрантов, сэр. Но у нас, южан, кровь чистая, сэр. В нас течет кровь настоящих американцев.

– Ты хочешь сказать, что янки – низшая раса?

– Это признанный факт, сэр. Они потеряли чистоту своей крови, сэр.

– Ты же ведь знаешь, что я янки, Коффмэн, разве нет? – спросил Старбак.

Коффмэн тотчас же смешался, но прежде чем он смог подобрать ответ, беседу прервал полковник Таддеус Бёрд. Командующий Легионом Фалконера быстро шагал из хвоста застрявшей колонны

– Это и правда Джексон? – поинтересовался Бёрд, пристально смотря за реку.

– Лейтенант Коффмэн просветил меня, что настоящее имя генерала Старина Болван Квадратная коробка Джексон, и да, это действительно он, собственной персоной, – ответил Старбак.

– А, Коффмэн, – произнес Бёрд, уставившись на низкорослого лейтенанта сверху вниз, словно тот был неким любопытным образчиком, представляющим научный интерес. – Я помню вас еще лепечущим мальцом, впитывавшим в себя перлы моей блестящей мудрости.

Бёрд, прежде чем стать военным, служил школьным учителем в округе Фалконер, где проживала семья Коффмэнов.

– Лейтенант Коффмэн не перестает набираться мудрости, – торжественно заявил Старбак полковнику Бёрду, – так же как и не перестает изрекать ее, он только что заявил, что мы, янки, – второсортная раса, что наша кровь закисла, подпорчена, разбавлена кровью иммигрантов.

– В самую точку! – живо откликнулся полковник Бёрд и положил свою длинную руку на худые плечи Коффмэна. – Я раскрою вам небольшую тайну, Коффмэн, каждое слово которой встревожит вам душу, заледенит юную кровь, а ваши глаза полезут на лоб, как две звезды, сорвавшиеся с орбит, – полковник говорил уже в самое ухо ошеломленному Коффмэну.

– Знали ли вы, Коффмэн, что когда в бостонском порту причаливают корабли с иммигрантами, семьи с Бикон-Хилл посылают в гавань своих жен, чтобы их обрюхатили? Разве это не непреложная истина, Старбак?

– Так и есть, сэр, они еще и дочерей посылают, если суда прибывают в воскресный день.

– Бостон – распутный город, Коффмэн, – строго заключил Бёрд, отойдя от выпучившего глаза лейтенанта, – и если мне пришлось бы дать вам всего один совет в этом несчастном безумном мире, то он был бы следующим: избегайте этого места, Коффмэн! Обходите стороной! Вычеркните его из списка мест, которые собираетесь посетить. Вы поняли меня, Коффмэн?

– Да, сэр, – со всей серьезностью ответил Коффмэн.

Старбак рассмеялся при виде выражения лица лейтенанта. Коффмэн прибыл всего лишь день тому назад вместе с группой рекрутов, призванных заменить павших в боях у мельницы Гейнса и на холме Малверн. Рекруты в большинстве своем были призваны с улиц Ричмонда, и, на взгляд Старбака, были тощим, болезненным и жуликоватым сборищем сомнительной надежности, но Франклин Коффмэн, как и первоначальный состав Легиона, был из округа Фалконер и преисполнен энтузиазма в деле южан.

Полковник Бёрд перестал дразнить лейтенанта и дернул Старбака за рукав.

– Нат, – сказал он, – можно тебя на пару слов? – мужчины отошли от дороги, пересекли неглубокую канаву, выйдя на поблекший и побуревший от летней жары луг. Старбак прихрамывал, но не по причине ранения: просто на его правом ботинке оторвалась подмётка.

– Неужели это я? – спросил Бёрд, пока они шагали по сухой траве. – То ли я становлюсь мудрее, то ли молодежь безнадежно глупеет? А молодой Коффмэн, хочешь верь, хочешь нет, был ярче всех детей, которых мне к несчастью довелось обучать. Помню, как он заучил теорию герундия всего за одно утро!

– Я вообще не уверен, что овладел теорией герундия, – заметил Старбак.

– Это довольно сложно, – согласился Бёрд, – если только ты помнишь, что это существительное, которое употребляется…

– И не уверен, что хочу заучивать эти чертовы вещи теперь, – прервал его Старбак.

– Что ж, наслаждайся своим невежеством, – величественно согласился Бёрд. – Но помимо этого ты должен приглядывать за юным Коффмэном. Я не вынесу, если мне придется писать матери лейтенанта письмо о его смерти, и у меня ужасное предчувствие, что, скорее всего, он окажется безмозглым храбрецом. Он совсем как щенок. Хвост трубой, сопливый нос и не терпится сыграть с янки в войну.

– Я присмотрю за ним, Дятел.

– Но тебе стоит и о себе позаботиться, – многозначительно добавил Бёрд. Он остановился и взглянул в глаза Старбаку. – Прошел слух, пока что слух, и Господь знает, я не люблю передавать разного рода сплетни, но эта прозвучала тревожным звонком. Слышали, как Свинерд говорил, что тебе не пережить следующего сражения.

Старбак, ухмыльнувшись, отмахнулся от этого предсказания.

– Свинерд – пьяница, а не пророк, – тем не менее, он почувствовал укол страха. Старбак достаточно долго был солдатом, чтобы стать чрезмерно суеверным, и как и любой другой, не был в восторге от предсказания собственной смерти.

– Только, подумай, – продолжил Бёрд, вытащив две сигары из-за подкладки шляпы, – вдруг Свинерд решил сам всё подстроить?

Старбак недоверчиво покосился на полковника.

– Подстроить мою смерть? – наконец спросил он.

Бёрд зажег шведскую спичку и склонил голову к огоньку.

– Полковник Свинерд, – театрально объявил Бёрд, раскурив сигару, – пьяная свинья, животное, бледная немочь, пресмыкающееся по своей натуре, исчадие ада, но он также, Нат, и самый коварный негодяй, а когда не пьян в стельку, то осознает, что теряет доверие нашего великого и глубокочтимого лидера. Вот почему ему необходимо попытаться совершить нечто, способное доставить удовольствие нашему дражайшему господину и властелину. Избавиться от тебя, – последние слова прозвучали жестоко.

Старбак отделался от них смехом.

– Думаешь, Свинерд выстрелит мне в спину?

Бёрд протянул Старбаку зажженную сигару.

– Не знаю, как он убьет тебя. Знаю лишь, что он хочет это сделать, и что Фалконер хочет, чтобы он тебя убил, и кроме того, мне известно, что наш глубокоуважаемый генерал готов вознаградить Свинерда приличной денежной премией, если ему удастся тебя угробить. Так что будь начеку, Нат, или лучше вступи в другой полк.

– Нет, – не раздумывая ответил Старбак. Легион Фалконера был его домом. Он был бостонцем, северянином, чужаком на чужой земле, в своем изгнании обретшим пристанище в Легионе. Легион одарил Старбака неожиданной для него добротой и новыми друзьями, и эти узы были намного сильнее далекой враждебности Вашингтона Фалконера.

Эта враждебность усилилась, когда сын Фалконера Адам дезертировал из армии южан, чтобы сражаться на стороне янки, в этой измене бригадный генерал Фалконер винил капитана Старбака, но даже неравенство в чине не могло убедить Ната вывесить белый флаг перед человеком, основавшим Легион и командовавшим теперь пятью полками, включая Легион, которые вместе составляли бригаду Фалконера.

– Мне нет необходимости бежать, – сказал он Бёрду. – Фалконер не продержится дольше Свинерда. Фалконер трус, а Свинерд пьяница, и еще до конца лета, Дятел, ты станешь бригадным генералом, а я командиром Легиона.

Бёрд крякнул от удовольствия.

– Ты неисправимый хвастун, Нат. Ты! Командовать Легионом? Думаю, у майора Хинтона и десятка людей постарше тебя будет совсем другое мнение.

– Может они и старше меня, но я лучший.

– А, ты всё еще страдаешь от заблуждения, что в этом мире достоинствам воздается по заслугам? Полагаю, ты подхватил это убеждение со всей другой чушью, которую вбили в твою голову в Йеле, при этом оказавшись не в состоянии обучить тебя премудрости герундия, – Бёрд, выдав остроту в адрес альма-матер Старбака, весело рассмеялся. Он мотал головой взад и вперед, это странное колебательное движение и объясняло его прозвище: Дятел.

Старбак присоединился к его смеху, потому что ему, как и всем в Легионе, безумно нравился Дятел. Школьный учитель был эксцентричным, упрямым, несговорчивым, но в то же время добрейшей души человеком. Кроме того, он зарекомендовал себя обладателем неожиданного военного дарования.

– Наконец-то сдвинулись с места, – сказал Бёрд, указав на стоящие колонны, которые начали продвигаться к месту переправы, где ожидала одинокая и загадочная фигура Джексона, неподвижно сидевшего верхом на паршивой лошади. – За тобой два доллара, – неожиданно заметил Бёрд, шагая к дороге впереди Старбака.

– Два доллара?

– Приближается пятидесятый день рождения майора Хинтона. Лейтенант Пайн заверил меня, что сможет достать ветчины, а я раздобуду у нашего всеми любимого вождя немного вина. Мы оплатим торжество вскладчину.

– Хинтон и правда такой старый? – спросил Старбак.

– Да, и если ты доживешь до его возраста, то не сомневайся, мы и тебе устроим попойку в награду. У тебя есть два доллара?

– У меня и двух центов нет, – ответил Старбак. У него хранилась небольшая сумма в Ричмонде, но эти деньги были отложены на черный день, а не для того, чтобы разбрасываться ими на вино и ветчину.

– Я одолжу тебе денег, – сказал Бёрд со вздохом отчаяния. У большинства офицеров Легиона были собственные источники дохода, но полковник Бёрд, как и Старбак, был вынужден жить на скромное жалование офицера Конфедерации.

Солдаты восьмой роты были уже на ногах, когда Старбак и Бёрд достигли дороги, хотя один из новобранцев лежал ничком у края луга, причитая, что и шагу ступить не может. Наградой ему послужил пинок в ребра от сержанта Траслоу.

– Вы не смеете так со мной обращаться! – заголосил парень, отползая в сторону, подальше от сержанта.

Траслоу схватил парня за китель и приблизил к нему свое лицо.

– Слушай ты, недомерок сифилитичной потаскушки, я вспорю тебе живот и продам твои потроха янки на жаркое, если захочу, и не потому что я сержант, а ты – рядовой, а потому что я злобный сукин сын, а ты трусливая гнида. А теперь вставай, черт возьми, и топай дальше.

– Как же ласкает слух речь нашего милого сержанта, – сказал Бёрд, перепрыгивая через канаву. Затянувшись сигарой, Бёрд спросил:

– Так значит, я не смог тебя убедить перейти в другой полк, Нат?

– Нет, сэр.

Дятел Бёрд с сожалением покачал головой.

– Я думаю, ты глупец, Нат, но ради Бога, будь осторожным глупцом. Удивительно, но мне будет жаль потерять тебя.

– Становись в строй! – рявкнул Траслоу.

– Я буду осторожен, – пообещал Старбак, присоединившись к своей роте. Тридцать шесть его ветеранов были подтянуты, загорелы и одеты в лохмотья. Их ботинки разваливались, серые мундиры были в заплатках орехового цвета, а предметы личного обихода состояли лишь из того, что можно нести привязанным к веревочному ремню или завернутым в скатанное одеяло через плечо.

Новобранцы составляли разительный контраст в своих новеньких мундирах, неудобных кожаных башмаках и с жесткими ранцами. Их лица были бледны, а дула винтовок еще не потемнели от ружейной стрельбы.

Они знали, что бросок на север через центральные округа Виргинии скорее всего означал неотвратимое сражение, но что могло принести сражение – оставалось для них тайной. В то время как ветераны слишком хорошо знали, что битва принесет вопли и кровь, ранения, боль и жажду, а может, и добычу в виде награбленных долларов янки или мешочка настоящего кофе, снятого с разлагающегося, усеянного червями трупа янки.

– Выступаем! – прокричал Старбак и встал в строй рядом с лейтенантом Франклином Коффмэном во главе роты.

– Вот увидите, что я прав, сэр, – сказал Коффмэн. – У Старины Бешеного Джека ноги больше, чем у тягловой лошади.

Вступив в брод, Старбак мельком взглянул на ноги генерала. Они и правда были огромны. Как и руки Джексона. Но что действительно бросалось в глаза, так это то, что генерал всё еще держал руку поднятой, подобно ребенку, просящему позволения выйти из классной комнаты. Старбак уже собирался обратиться к Коффмэну за разъяснениями, когда, к его удивлению, генерал шевельнулся. Он оторвал свой взгляд от реки и остановил взор на роте Старбака.

– Коффмэн! – позвал он грубым, срывающимся голосом. – Подойдите ко мне, мой мальчик.

Коффмэн оступаясь выбрался из брода и почти бегом припустил к генералу.

– Сэр?

Бородатый Джексон свесился с седла.

– Вы помните меня, Коффмэн?

– Да, сэр, конечно помню, сэр.

Джексон очень плавно опустил левую руку, словно боялся повредить ее резким движением.

– Сожалею, что вам досрочно пришлось оставить учебу, Коффмэн. Это случилось после первого курса, да?

– Да, сэр, так и было, сэр.

– Это из-за смерти вашего отца?

– Да, сэр.

– А ваша мать, Коффмэн? С ней всё в порядке?

– Конечно, сэр. Да, сэр, спасибо, сэр.

– Ужасное чувство – потеря близкого человека, Коффмэн, – заметил генерал, медленно расслабившись и нагнувшись к худому светловолосому лейтенанту, – особенно для тех, кто не верует в Бога. Вы веруете в Бога, Коффмэн?

Коффмэн покраснел и нахмурился, затем сумел кивнуть.

– Да, сэр. Думаю, верую, сэр.

Джексон принял свое прежнее положение каменного изваяния и снова поднял руку, столь же медленно, как и опускал ее. Он перевел взгляд с Коффмэна на опаленную зноем даль.

– Вам будет очень трудно обрести Бога, если вы не верите в его благодать, – мягко произнес генерал, – так что следуйте писанию и молитесь, мой мальчик.

– Да, сэр, я так и сделаю, – ответил Коффмэн. Он стоял неуклюже и полный сомнений, ожидая дальнейших слов генерала, но Джексон, казалось, вновь впал в свой транс, так что лейтенант повернулся и подошел к Старбаку. Легион продолжил поход, и лейтенант хранил молчание, пока дорога вилась среди небольших пастбищ, беспорядочно разбросанных лесов и ферм у обочины. Лишь спустя две мили лейтенант нарушил молчание.

– Он великий человек, – сказал лейтенант, – разве не так, сэр? Разве он не великий человек?

– Кто, Болван Джек? – поддразнил Коффмэна Старбак.

– Великий человек, сэр, – пристыдил Старбака Коффмэн.

– Как скажете, лейтенант, – ответил Старбак. Про Джексона он знал лишь, что Старина Бешеный Джек был знаменит своими быстрыми переходами, и когда Старина Бешеный Джек шел в поход, умирали люди. И теперь они совершали переход, шли на север, а поход на север подразумевал всего лишь одну вещь – впереди янки. Значит, скоро закипит битва, оставив за собой поля, полные могил, и на этот раз, если Дятел прав, противник Старбака будет не только перед ним, но и позади. Старбак не сбавлял шага. Глупец шел на войну.

В полдень под аккомпанемент перестука вагонов, шипения пара и звона колокольчика паровоза на станции в Манассасе остановился поезд. В механическом грохоте раздался голос сержанта, призывая войска выгрузиться из вагонов на узкую полоску грязи между рельсами и пакгаузами.

Солдаты спрыгивали вниз, довольные, что вырвались на свободу из тесных вагонов, и взбудораженные тем, что прибыли в Виргинию. Станция в Манассасе находилась не на передовой, но всё-таки была частью мятежного штата, и они оглядывались по сторонам, словно открывшийся их взору пейзаж был таким же диковинным и удивительным, как и окутанные туманом холмы таинственной Японии и далекого Китая.

Прибывшие войска состояли в основном из семнадцати-восемнадцатилетних юношей из Нью-Джерси, Висконсина, Мэна Иллинойса, Род-Айленда и Вермонта. Они были добровольцами в новехоньких мундирах, горевшими желанием принять участие в текущем наступлении на Конфедерацию.

Они грозились повесить Джеффа Дэвиса на яблоне и бахвалились, как пройдут по улицам Ричмонда, выкурив мятежников из нор, как крыс из амбара. Они были молоды и несдержанны, полны уверенности в себя, но всё же слегка дрогнули при виде места своего назначения.

Станция в Манассасе была не самым привлекательным местом: она была разграблена отрядами северян, а затем полностью уничтожена отступающими войсками Конфедерации и поспешно восстановлена подрядчиками северян, так что теперь между железной дорогой и заросшим сорняками полем, усеянным пушками, передками, зарядными ящиками, походными кузницами и санитарным транспортом, на несколько акров раскинулись ряды грубых пакгаузов из свежей древесины.

Ежечасно прибывало всё больше припасов и оружия, здесь расположился основной армейский обоз для поддержки летней кампании 1862 года, которая положит конец восстанию и вновь сольет воедино Соединенные Штаты Америки. Над раскинувшимися на широком пространстве постройками курился дымок, исходивший из кузниц, вагоноремонтных депо и топок локомотивов, тащивших товарные и пассажирские составы.

У склада стояли два кавалерийских офицера. Без сомнения, они приложили немало усилий, чтобы выглядеть представительно, на мундирах не было ни пылинки, сапоги со шпорами начищены до блеска, а кожаные пояса блестели. Старший из офицеров, майор Джозеф Гэллоуэй – лысеющий мужчина средних лет с приятным на вид лицом и расширяющимися книзу бакенбардами – нервно сжимал в руках шляпу с плюмажем.

Его спутник был намного моложе, красив и светловолос, с квадратной бородой, широкими плечами и внушающим доверие открытым честным лицом.

Оба были виргинцами, и оба сражались за Север. Джозеф Галлоуэй владел кое-какой собственностью в окрестностях Манассаса, и на его ферме теперь квартировал полк кавалерии северян, набранный исключительно из южан, сохранивших верность правительству в Вашингтоне.

Костяк солдат кавалерийской бригады Гэллоуэя составляли добровольцы из приграничных штатов, спорных земель Мэриленда и западных округов Виргинии, но немало было беглецов и из самих Конфедеративных Штатов. Гэллоуэй не сомневался, что некоторые из этих солдат скрывались от правосудия южан, но большинство было идеалистами, сражавшимися за сохранение Союза. Именно Гэллоуэю пришла в голову идея принимать на службу подобных людей для ведения разведки глубоко в тылу мятежников.

Кавалеристы северян были выносливы и храбры, но совершенно незнакомы с виргинской местностью, и потому их возможности были ограничены по сравнению с безбожниками-южанами, которые знали каждую виргинскую деревню и поселение, где могли найти сторонников, всегда готовых предоставить им кров и еду. Именно Гэллоуэй явился вдохновителем идеи создать подразделение, которое могло бы разъезжать по мятежным штатам не хуже самих южан, хотя идея не получила должной поддержки в Вашингтоне. Наберите свой отряд, заявили бюрократы в правительстве майору Гэллоуэю, и мы соблаговолим принять их на службу, но только в том случае, если все будут экипированы оружием, лошадьми и военной формой.

Вот почему майор Гэллоуэй и капитан Адам Фалконер ждали пассажира, прибывавшего полуденным поездом, только что въехавшим в Манассас. Оба кавалерийских офицера локтями проторили себе путь среди толпы возбужденных солдат к последнему вагону поезда, предназначенному для пассажиров более высокого положения, чем обычное пушечное мясо. Проводник опустил лесенки вагона, и двум леди, едва протиснувшимся в узкие двери в своих пышных платьях, осторожно помогли спуститься на перрон.

За леди на перрон проследовала группа старших офицеров с подкрученными усами, в вычищенных мундирах и с раскрасневшимися от жары и виски лицами. Один из офицеров, самый молодой, отделился от группы и приказал ординарцам привести лошадей.

– Быстрей, пошевеливайтесь! Лошадей для генерала! – кричал адъютант. Кружевные зонтики-близнецы дам колыхались подобно белым поплавкам в океане табачного дыма по волнам темных шляп военных.

Последним пассажиром, вышедшим из вагона, оказался худой и высокий пожилой штатский с седыми волосами и бородой, свирепым взглядом и мрачным суровым лицом. У него были впалые щеки и римский нос, такой же величественный, как и весь его облик, одет он был в темный сюртук, цилиндр, и несмотря на жару облачился в застегнутый на все пуговицы жилет, поверх которого белел воротничок священника. В руке он держал темно-малиновый саквояж и тросточку из черного дерева, которой отпихнул в сторону темнокожего слугу дам, грузившего их поклажу на ручную тележку. Это движение было властным и непроизвольным поступком человека, привыкшего повелевать.

– Это он, – сказал Адам, узнав священника, проповедь которого слушал в Бостоне до начала войны.

Майор Гэллоуэй пробрался сквозь толпу к седовласому мужчине.

– Сэр? – окликнул он только что прибывшего священника. – Доктор Старбак, сэр?

Преподобный Элиял Джозеф Старбак, доктор теологии, король памфлетов и самый известный из всех священников-северян, сторонников аболиционизма, хмуро уставился на встречающих.

– Вы, должно быть, Гэллоуэй. А вы Фалконер? Прекрасно! Мой саквояж, – он всунул в протянутую для приветствия руку Адама свой саквояж.

– Надеюсь поездка была приятной, сэр? – поинтересовался майор Гэллоуэй, почтительно ведя своего гостя к дороге.

– Она стала намного менее приятной, Гэллоуэй, когда мы взяли курс на юг. Должен признать, что инженерная мысль достигла своего апогея в Новой Англии, и чем дальше отдаляешься от Бостона, тем менее приятной становится поездка, – преподобный выдал эти суждения привыкшим достигать самых укромных уголков больших церквей и аудиторий Америки голосом. – Вынужден отметить, меня довольно-таки растрясло на железной дороге юга. Без сомнения, отсталый продукт рабовладельчества. До места моего пребывания мне придется идти пешком ? – недовольно спросил преподобный, внезапно остановившись как вкопанный.

– Нет, сэр. В легком экипаже, – Гэллоуэй собирался попросить Адама сходить за экипажем, но затем увидел, что тот слишком обременен тяжелым саквояжем преподобного. – Я сейчас приведу экипаж, сэр. Тут недалеко.

Преподобный Старбак махнул рукой уходящему Гэллоуэю и с живым любопытством уставился на группу штатских, ожидавших выгрузки почты из служебного вагона.

– Вы читали работы Шпурцхайма по френологии [1]1
  Доктор Иоганн Шпурцхайм (1776–1832) – немецкий медик, наряду с австрийским ученым Францем Иозефом Галем один из основоположников френологии. Френология – (от греч. френо– ум, рассудок и греч. логос – слово, наука) – одна из первых псевдонаук в современном понимании, основным положением которой является связь психики человека и строения поверхности его черепа. Последние годы своей жизни провел в Бостоне, где и умер в 1832 году.


[Закрыть]? – спросил он у Адама.

– Нет, сэр, – удивился Адам совершенно неуместному вопросу.

– Наука многому может нас научить, – заявил преподобный доктор Старбак, – пока мы помним, что все научные выводы подлежат одобрению всемогущего Господа, но мне интересно понаблюдать за доказательствами учения Шпурцхайма, – он взмахнул тростью в направлении стоявших в очереди штатских. – У жителя Новой Англии преобладают в основном благородные формы надбровных дуг. Контуры его черепа указывают на присутствие интеллекта, доброжелательности, мудрости, мышления, тогда как даже в этих ближайших к Северу округах южных штатов я наблюдаю, как черепные контуры людей выдают в них присутствие порочности, воинственности, деструктивности и отчетливую склонность к кретинизму.

Мучающая Адама совесть, как и прочно укоренившийся в нем патриотизм, могли заставить его сражаться против родной страны отца, но он ещё оставался верным сыном Виргинии, и критика со стороны священника-северянина вызвала его негодование.

– Разве Джордж Вашингтон не был южанином, сэр? – чеканя каждое слово, спросил Адам.

Но преподобный Старбак был слишком стар, чтобы отказаться от своих убеждений.

– Джордж Вашингтон, молодой человек, как и вы, был выходцем из аристократии. Мои наблюдения относятся только к безликой черни. Видите там генерала? – властная трость, едва разминувшись с сержантом артиллерии, указала на пухлого офицера, соседа преподобного по вагону.

– Вижу, сэр, – ответил Адам, гадая, какие же характерные черты таил в себе череп генерала.

Но преподобный Старбак уже отставил в сторону свои занятия френологией.

– Это Поуп, – провозгласил священник. – Он был достаточно вежлив, оказывая мне знаки внимания во время поездки. И в самом деле, приятный мужчина.

Адам с интересом наблюдал за новым главнокомандующим Северовиргинской армии. Генерал Джон Поуп оказался румяным и уверенным в себе человеком с проницательными глазами и кустистой бородой. Если френология и правда могла дать точную характеристику свойств его характера, то широкий лоб Поупа и солидное выражения квадратного лица наводили на мысль, что он может стать тем спасителем, которого ищет Север с самого начала войны.

Джон Поуп отличился в битве на Миссисипи, и теперь прибыл на восток, чтобы сотворить чудо в непокорной сельской Виргинии, где северных генералов, одного за другим, сперва водила за нос, а затем и разбивала армия мятежных оборванцев.

– У Поупа верные представления, – с энтузиазмом продолжил преподобный. – Неправильно это, жеманничать с мятежниками. Непослушание ведет к наказанию, открытое неповиновение требует расплаты. Царствие рабовладельцев должно получить по заслугам, а их земли следует предать огню. Поуп не будет бездействовать, он меня в этом заверил. Он настоящий исполнитель воли Господней.

И в самом деле, генерал Поуп почти что сразу же после своего назначения заявил, что старая политика доброго отношения к мирным жителям Юга завершилась.

С этого времени солдаты северян могли спокойно грабить мирное население, и любой возмутившийся подобным поведением южанин должен был быть подвергнут наказанию. Преподобного приводило в восторг подобное рвение.

– Южанин, – наставлял священник Адама, – понимает только один язык. Грубой силы. Этим языком он притеснял негров, и его же и следует использовать для подавления его самого. Вы согласны со мной?

– Я думаю, сэр, – тактично ответил Адам, – что победа северян не за горами.

– Несомненно, так и есть, – согласился преподобный, не уверенный, является ли этот ответ согласием. А согласиться с ним действительно стоило, так как именно от него зависело будущее кавалерийского полка Гэллоуэя и Адама. Адам остался без гроша, дезертировав с Юга, но знакомство с майором Джеймсом Старбаком сослужило ему неплохую службу, ведь как раз от старшего сына преподобного, Джеймса, он узнал о кавалерийском полке Гэллоуэя, он же предположил, что его знаменитый отец может предоставить Адаму необходимые средства для вступления в в него.