Текст книги "Выкуп стрелка Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Возбуждённый полушёпот сменился воплем боли:

– Стерва!

Сержант отскочил, тряся кистью, на которую Люсиль плеснула из ложки горячим салом.

Шалон сжал ошпаренную руку в кулак для удара, но, видя, что соотечественница развернулась, готовая вытряхнуть содержимое сковороды ему в лицо, застыл.

– Сядьте, сержант, – устало попросил мэтр, – и успокойтесь. Яблоки у вас, мадам, ещё есть?

– В кладовке позади вас.

Поставив на стол две тарелки, Люсиль выложила половину яичницы на одну и замерла со сковородой над миской Шалона:

– Вам стоит извиниться, сержант.

Сковорода с пузырящимся на ней жиром накренилась над промежностью сержанта, и присевший за стол Шалон проглотил готовое сорваться с языка ругательство, угрюмо выдавив:

– Извините, мадам.

Люсиль наполнила его тарелку и безучастно сказала:

– Приятного аппетита.

– И всё же, почему англичанин? – полюбопытствовал Лорсе.

Люсиль пожала плечами:

– Однажды он пришёл. Пришёл и остался.

– То есть, вы позволили ему остаться, – поправил очкастый.

– Пусть так.

– Ему нечего делать во Франции, – поджал губы Лорсе.

Люсиль хмыкнула:

– Нечего делать? Он приводит в порядок мельницу, ухаживает за скотиной и садом.

– Во Франции, мадам, тысячи неприкаянных мужчин, с радостью бы делавших для вас то же самое. Эти мужчины, – Лорсе указал на двух драгун, уплетавших за обе щеки так, будто месяцами не видели еды, – сражались за Францию. Проливали кровь, голодали, мёрзли и что же получили в награду? Ничего! Жирному борову на престоле и его камарилье плевать на ветеранов!

– А-а, я поняла, – насмешливо бросила Люсиль. – Только вы один снизошли до нужд ветеранов, помогая им украсть чужое золото.

– Это ваш англичанин украл золото. Я же всего лишь способствую возвращению золота законным владельцам.

Лорсе с досадой отвернулся к окну и после паузы осведомился:

– Снег продолжает идти?

– Сильнее, чем раньше.

– Молитесь, чтобы ваш англичанин не застрял в сугробах.

– На вашем месте, мэтр… – Люсиль помедлила, – я бы молилась, чтобы он застрял.

Лорсе непонимающе нахмурился, и она пояснила:

– Если он не придёт, у вас есть шанс выжить.

– Ой, как страшно, – скривился сержант.

– Вы послали с ним всего троих, – продолжала Люсиль. – Упокой, Господи, их чёрные души…

Она демонстративно перекрестилась и взглянула Шалону в глаза:

– Снег его не задержит, сержант. Он вернётся.

Порыв ветра колыхнул дверь. Сержант вздрогнул, нащупывая отобранную у Шарпа винтовку. Люсиль пренебрежительно усмехнулась:

– Мой стрелок вернётся, сержант. Уж будьте покойны.

Окончив проповедь, отец Дефой сделал несколько объявлений: о том, занятия в воскресной школе завтра отменяются, а служба состоится часом раньше. Под конец он попенял мадам Малан за сына. Жак вызвался доставить в церковь наколотые англичанином дрова, однако до сих пор так и не удосужился это сделать.

– Напомните ему, мадам.

– Конечно, святой отец.

Внезапно дверь распахнулась, и ветер зашвырнул в церковь рой снежинок. Огоньки свечей перед статуей Девы Марии в веночке из падуба затрепетали. Трое мужчин с окровавленными лицами и связанными запястьями, спотыкаясь, вбежали в храм. Следом на пороге появился мсье Шарп, англичанин из шато, со взведённым пистолетом.

Отец Дефой воззвал к чужеземцу:

– Это же храм Божий, мсье!

– Простите, святой отец, – устыдился тот, неловко пряча оружие и спешно стягивая шапку. – Я тут привёл вам трёх закоренелых грешников, жаждущих исповедаться.

Сильным пинком стрелок послал капрала Лебека вперёд.

– Мсье Шарп, вы не затворили дверь!

– Виноват, отче, – Шарп посадил пленников на пол перед помостом. – Сидите и не рыпайтесь!

Священнику он пояснил:

– По пути сюда я заглянул в харчевню и пригласил с собой кое-кого из вашей паствы.

Храм наполнился прихожанами в белой от снега одежде. Они мирно выпивали в таверне вдали от ворчания отправившихся в церковь жён, когда их покой был нарушен Шарпом, втащившим в зал трясущегося капрала Лебека и объявившим: «Надумал я скрутить шеи тройке ваших бывших драгун. Кто хочет знать почему, айда за мной в церковь!» Выпивка была забыта. Кто же откажется от предстоящего дармового развлечения? Последним в церковь вошёл Жак Малан. Он обнажил голову и перекрестился, не выпуская дубинки, которую везде носил с собой. Кивнув священнику, Малан громко сообщил:

– Англичанин нарывается, отче!

– Нарываюсь? Ну, можно и так сказать, – не стал с ним спорить Шарп.

Отец Дефой подался вперёд, боясь, что храм осквернится дракой. Лицо его, видимо, ясно выразило тревогу, потому что Шарп успокаивающе махнул рукой и повернулся к деревенским:

– Я вам не по душе, да? – вызывающе начал он. – Вы никак не можете забыть, что я чужак, англичанин, большую часть жизни боровшийся против ваших солдат. Теперь же я посмел поселиться среди вас, и вам моё присутствие не по нутру. Вы без меня обходились много лет и обойдётесь дальше. Так?

– Ещё как обойдёмся! – выкрикнул Малан под одобрительный гомон односельчан.

– А я без вас нет, – твёрдо произнёс Шарп. – Там, откуда я родом, соседи друг за дружку стоят горой. Вы же, хотите вы того или нет, мои соседи, и без вашей подмоги мне не обойтись. Я расскажу вам историю. Историю об императоре, о золоте, о жадности. Так что угомонитесь и слушайте.

Потому что у него в запасе всего четыре часа до сумерек. Четыре часа на спасение семьи.

Шарп поведал селянам без утайки о золоте императора, похищенном Пьером Дюко. Рассказал, как Дюко подтасовал свидетельства, чтобы подозрение пало на Шарпа. Народ слушал стрелка, затаив дыхание, как всегда и везде слушает народ истории подобного рода. Шарп толковал, как пришёл в шато за доказательствами своей невиновности, а получил пулю, да не одну.

– От мадам! – заявил он с нотками негодования и, одновременно, гордости за свою Люсиль в голосе.

Кое-кто засмеялся.

Дюко, по словам Шарпа, хоть и звался майором, не был честным солдатом. Чернильная душа, чиновник, и у многих слушателей заиграли желваки. Кто не попадал в цепкие паучьи лапки крючкотворов? Живописуя свои злоключения, Шарп не жалел красок, и женщины украдкой утирали глаза, крестясь. Вкратце стрелок поведал о поездке а Неаполь, схватке с приспешниками Дюко, об отнятом у очкастого майора сокровище. Селяне сидели на скамьях тихо-тихо, боясь пропустить слово, ибо, если и есть тема, близкая сердцу любого крестьянина, это, несомненно, деньги. Шарп поднял на ноги капрала Лебека. Селяне, недоумевающие, чего хочет от драгунов англичанин, уставились на Лебека с любопытством.

– Этот человек был в Неаполе с Дюко! Был, Лебек?

Капрал кивнул.

– В Неаполе я прибыл не один! Кто пришёл со мной, капрал?

Из носа у Лебека текло, но, так как руки были спутаны, он шмыгнул и пробормотал:

– Солдаты…

– Чьи солдаты?

– Французские.

– Какая на них была форма?

– Императорской гвардии.

– Громче! – потребовал Шарп. – И выпрямись, парень! Смирно! Пусть тебя все слышат!

Лебек, повинуясь привычной команде, встал навытяжку и с несчастным видом выпалил:

– Императорской гвардии!

Шарп нашёл взглядом Малана, удостоверившись, что тот слушает. Бывший сержант продолжал носить роскошные усы – красу и гордость отборных бойцов Наполеона.

– Да, – сказал Шарп, сверля взором Малана, – в той драке я сражался плечом к плечу с ветеранами Старой гвардии вашего императора. Командовал нами генерал Жан Кальве.

По лицу Малана стрелок понял, что имя Кальве тому хорошо знакомо.

– Я дрался там не за Англию! Я дрался там за Францию! И, когда золото оказалось у нас, мы не поделили его, не растрынькали направо и налево! Нет, золото вернулось к императору!

Последнее утверждение не вызвало реакции, на которую рассчитывал Шарп, ибо в глубине души крестьяне полагали, что уж они-то не сделали бы такой глупости, позволив несметному богатству в прямом смысле уплыть у них из-под носа на Эльбу.

– Да вот беда, эти ребятки, – Шарп встряхнул Лебека, – решили, что золотишко прилипло к моим рукам. И они пришли сюда. Семеро. Четверо всё ещё в шато, где удерживают мадам, нашего сына и Марианну в качестве заложников.

По церкви прокатился ропот.

– И я пришёл сюда, потому что вы – мои соседи, и прошу вашей помощи!

Он толкнул Лебека к остальным пленникам и умолк. Несколько секунд в храме царила тишина, затем крестьяне зашушукались, и кто-то без обиняков поинтересовался у Шарпа, с какой радости им ему помогать?

– Мне? – переспросил Шарп, – Мне помогать не надо. Я прошу помощи для Марианны и мадам, которых вы знаете, как облупленных. Неужели вы бросите в беде двух землячек?

Отец Дефой мягко заметил:

– Мы же не военные. Надо вызвать из Кана жандармов…

– В сумерках, – перебил его Шарп, – Люсиль умрёт, а жандармы к тому времени ещё и сапоги натянуть не успеют.

– И что же мы должны делать?

– Сражаться вместо него! – зычно гаркнул из задних рядов Жак Малан. – Чисто английский приёмчик! Кого они только не подряжали драться вместо себя: и немцев, и португальцев, и русских, а сами отсиживались в норах!

Толпа встретила реплику Малана сочувственным гулом. Шарп прошёл к тому месту, где сидел отставной гвардеец, и тот угрожающе взвесил на ладони дубинку.

– Выйдем на воздух? – предложил Шарп.

– Мне и тут хорошо, – сквозь зубы процедил Малан.

– Струхнул? – с порога подначил его Шарп. – Языком-то мести все мастера…

Набычившись, Малан вышел вслед за стрелком на заснеженный двор. Вместо того, чтобы изготовиться к схватке, англичанин присел на низкую церковную ограду.

– Эй, вставай, – приблизился к нему Малан. – Вставай давай!

– Бей, – не шелохнулся Шарп.

Малан настороженно глядел на стрелка.

– Бей, – продолжал Шарп. – Ты же этого хотел всегда? Валяй.

– Вставай, слышь! – Малан в поисках поддержки обернулся на высыпавших из церкви односельчан.

– Драться с тобой я не буду, Жак, – пожал плечами Шарп. – Не вижу смысла. И ты, и я нюхнули пороху, но мне не нужно кулаками добиваться уважения к себе. А тебе нужно. Не люблю таких людей. Впрочем, таких никто не любит. Даже твои земляки тебя не любят и не уважают. Терпят. Немудрено, пользы-то от тебя ни на грош. Ты обещал привезти кюре дрова, но и этого-то не собрался сделать. Объедаешь мать и без толку небо коптишь. А дел вокруг невпроворот. Взять шато: надо чинить мельницу, желоб чистить, а в следующем месяце прибудет груз камня мостить двор. Без сильного малого я не справлюсь. А прямо сейчас мне нужна помощь бывалого солдата. Только настоящего солдата, а не заплывшего жиром пьянчуги, сидящего на шее у матери.

Малан, сжав палку так, что костяшки пальцев побелели, шагнул к стрелку и прошипел:

– А ну, поднимайся!

– Зачем? – скучно спросил Шарп. – Бей так.

– Испугался?

– Кого? Пропойцу?

– Ты кого пропойцей назвал? – зарычал Малан. – Кто-кто, а вы, англичане, ни разу в бой трезвыми-то не ходили!

– Было дело, – признал Шарп, – пили. Когда предстояло сражаться с вами, пили много.

Сговорчивость стрелка сбила Малана с толку. Он поморгал и недоверчиво повторил:

– Пили?

– Не я, сержант Малан, не я. А наши надирались перед боем в стельку. Трудно их винить. Страшно драться с Императорской Старой гвардией. Как-никак, лучшие бойцы Европы.

Малан невольно расправил плечи и, помолчав, еле слышно выдохнул:

– Да… Были.

– Вот что я скажу тебе, Жак. Знаешь, что роднит нас с тобой?

– Что же?

– Мы – единственные солдаты в этой деревне, – Шарп встал. – Настоящие солдаты. Не то, что эта шушера, драгуны!

– Драгуны, ха! – Малан сплюнул. – Куколки на лошадках!

– Но ты же не куколка, Жак Малан? Ты – солдат, а солдат не раздумывает, он действует. Действуй, сержант Малан: или ударь меня, или помоги!

Малан прищурился и после паузы осведомился:

– И чем же я тебе помогу?

– Как мне попасть в шато, избегая обоих мостов? Они поставили на башню караульного. Мосты перед ним, как на ладони. Тебе же известен иной путь?

– Иной путь? Откуда же мне его знать?

– Оттуда. Когда в юности ты лазил на крышу подсматривать за мадам, на мостах тебя никто не видел. Значит, есть другая дорога?

Малан смущённо отвёл взгляд:

– Ну… есть.

– Покажешь? А потом, если не передумаешь, врежешь мне.

– Врежу от души, будь уверен, – широко ухмыльнулся Малан.

– Но первым делом организуем пару хоров.

– Хоров?

– Точно! – загадочно произнёс Шарп, хлопая здоровяка по плечу. – Когда заварилась каша, я был уверен, что без тебя мне не выпутаться. Именно без тебя.

Достав один из отобранных у драгунов пистолетов, стрелок протянул его Малану:

– Эффективней твоей колотушки, Жак.

– У меня дома мушкет есть. Схожу принесу.

– Давай. И… Жак, – Шарп замялся, – большое спасибо.

Провожая бывшего сержанта взглядом, Шарп почувствовал, что напряжение, владевшее им ближайшие полчаса, наконец, покидает его. Словно гора с плеч. Самое время заняться распевкой.

Сержант Шалон обглодал последнюю гусиную косточку, похлопал себя по животу и сыто откинулся на спинку стула. Люсиль с Патриком поднялись наверх, в спальню. Сержант искоса взглянул на потолок:

– Да, готовить она умеет.

– Гусь тяжеловат для моего желудка, – отозвался стряпчий. – Жестковат, жирноват.

Лорсе так и не удалось отыскать в расходных книгах шато ни единого намёка на то, что у семейства водятся денежки. Они были или скаредны, как откупщики, или бедны, как церковные мыши.

– А я бы сейчас ещё одного гуся умял, – лениво признался Шалон. – Как с англичанином и его бабьём поступим, когда англичанин золото привезёт?

Лорсе провёл пальцем по горлу:

– Не терплю насилия, но они непременно натравят на нас жандармов. Правительству завещанием покойного Дюко глаза не замажешь. Оно-то считает золото своим. Следует позаботиться, чтобы майор Шарп и его женщина никому ничего не разболтали.

– Если она всё равно помрёт, – покусал ус Шалон. – Думаю, большой беды не будет, если помрёт немного помятой. Зачем добру пропадать… А, мэтр?

Лорсе поморщился:

– Я нахожу ваше намерение отвратительным, сержант.

Шалон хихикнул:

– Находите каким угодно, мэтр, только позвольте мне потешиться с цыпочкой до того, как она отправится на тот свет. Мадам, – он поднял глаза кверху, – вы на пороге рая!

По лестнице загрохотали каблуки, и по ступеням сбежал караульный из башенки:

– Сержант!

– Что?

– Крестьяне! Целая орава! Сюда прутся!

Шалон выругался, и троица поспешила на смотровую площадку. К шато от деревни медленно приближалась толпа местных жителей с попом во главе. Священник был в праздничном облачении. Рядом шагал мужчина с серебряным распятием на длинном древке. У шато крестьяне разделились. Часть осталась у моста, идущего к воротам, остальных кюре повёл ко второй переправе через ров.

– Будь здесь, – приказал мэтр караульному. – Сержант, вы – за мной.

Сквозь окна кухни они наблюдали за огибающими усадьбу вдоль рва крестьянами со священником.

– Чего им надо? – пробормотал мэтр озадаченно.

– Чёрт их знает, – сказал Шалон, сжимая бесполезную в этой ситуации винтовку.

Лорсе прилип к стеклу:

– Я не понял, они, что, петь будут?

И верно, кюре повернулся к пастве, взмахнул руками. Толпа начала петь.

Они пели рождественские гимны в сыплющемся с неба снегу, старинные гимны о младенце и звезде, о яслях и пастухах, об ангельских крыльях, простёртых над Вифлеемом. Они пели о волхвах и дарах, о Марии и её чаде, о мире на земле и ликованию на небесах. Они пели нестройно, но во всю глотку, будто громкое пение сильнее разгоняло кровь в жилах, заставляя отступить холод.

– Скоро они захотят войти, – предупредила вышедшая на лестницу Люсиль. – Их надо угостить чем Бог послал. Таков обычай.

– Какое «войти»?! Вы что городите? – запаниковал стряпчий.

– И как же вы намерены их остановить? – скептически прищурилась Люсиль. – В окнах горит свет. Они знают, что в шато кто-то есть.

– Скажите им, пусть убираются к дьяволу, мадам!

– Я? – Люсиль подняла брови. – То есть, по-вашему, я должна выйти к моим соседям, пришедшим ко мне в канун Рождества, и предложить им убираться? Так? Нет уж, мсье, управляйтесь без меня!

– Двери запрём, и делу конец, – придумал Шалон. – Пусть поют до посинения. А вы, дамочка, лучше хорошенько помолитесь, чтобы хахаль ваш поскорее денежки привёз!

– Я молюсь, – бросила ему Люсиль, – но не об этом.

Она поднялась к ребёнку.

– Стерва! – процедил Шалон и, помедлив, пошёл за ней.

Снаружи крестьяне старательно и неумело выводили куплет за куплетом.

– Раньше мостов через ров было больше, – объяснял Шарпу Малан. – Один из них, добротный деревянный, на каменных быках, вёл прямо к часовне. Потом его снесли, но снесли как? Деревянный верх разобрали, а с каменными опорами кому охота возиться? Они и сейчас там под водой.

Малан принёс не только мушкет. Дома он надел форму. Потрёпанную бело-сине-алую форму Старой гвардии. Приготовившись на свой манер к драке, отставной сержант провёл Шарпа по широкой дуге сквозь лес к шато с востока. Участок рва, перед которым они остановились, закрывала от наблюдателя на башне крыша часовни. Малан проломил мушкетом тонкий ледок и потыкал оружием в воду.

– Ага! – вырвалось у бывшего гвардейца, когда оковка приклада грюкнула обо что-то твёрдое.

Малан осторожно шагнул в ров. Опора находилась у самой поверхности, воды было сержанту по щиколотку. Нащупывая следующий бык, Малан предостерёг:

– Опор пять штук. Просчитаетесь, майор, – ухнете в канал.

– Ну, переберёмся мы, а дальше?

– На крышу, конечно, – не оборачиваясь, ухмыльнулся гвардеец. – Камешек, видите, над стрехой торчит? Верёвку накину и вперёд.

На крыше есть слуховое окошко, соображал Шарп, через которое можно попасть на чердак, заваленный хламом, копившимся восемь веков. В дальнем конце помещения имелся забитый деревянным щитом люк, выходящий под самым потолком в спальне стрелка и Люсиль. Как-то Шарп не поленился приволочь лестницу, отодрать крышку и взобраться наверх. Чего только на чердаке не было: ржавые пыльные доспехи, стрелы на гнилых древках, сломанный флюгер, арбалет… Вышедшие из моды задолго до рождения Шарпа одёжки соседствовали с чучелом щуки, пойманной ещё прадедом Люсиль, и конём-качалкой. При виде старинной игрушки у Шарпа промелькнула было мыслишка забрать её для сына, но, поразмыслив, он от этого намерения отказался. Катание на деревянном скакуне могло пробудить в Патрике желание стать кавалеристом, а уж этого-то Шарп точно хотел меньше всего на свете.

– Да уж, не хотел бы… – пробормотал он под нос.

– Чего не хотел? – уточнил Малан, стоя на третьем камне и отыскивая четвёртый.

– Чтобы сын когда-нибудь поступил в кавалерию.

– Не приведи Господь, – согласился Малан.

Сержант перепрыгнул с последней опоры на узкую полоску грунта между рвом и часовней. Обернувшись, он протянул стрелку мушкет, облегчая бывшему противнику переправу:

– А поют-то неплохо! – прислушался сержант к хорам, звучащим с двух сторон. – Вы у себя в Англии тоже хоралы поёте в Рождество?

– Поём, конечно.

– Нам капитан говорил, что вы в Бога не веруете.

– Отчего не верить, коль за это наливают и дают закусить?

Малан хмыкнул:

– Выходит, вы разумнее, чем кажетесь. Кстати, бренди в усадьбе найдётся? – спросил гвардеец и, видимо, припомнив шарповы упрёки в пьянстве, спешно добавил: – Не то, чтобы мне выпить хотелось… Зябко.

– Бренди найдётся, – нейтрально ответил Шарп.

Малан выудил из-за пазухи моток верёвки.

– Я пойду первым, – вызвался стрелок.

Нормандец набросил петлю на каменный выступ и покачал головой:

– Нет, полезу я. Мне не впервой. Лучше мушкет подержите, мсье.

С ловкостью, неожиданной при его массе, гвардеец вскарабкался по верёвке на кровлю часовни.

– Когда-то у меня на это уходили считанные секунды, – с плохо скрываемым самодовольством заметил он сверху.

До Шарпа только сейчас дошло, что сказал сержант перед тем, как начать подъём:

– «Не впервой»? Я думал, ты здесь был всего раз?

– Мадемуазель Люсиль приметила меня всего раз, – ухмыльнулся Малан. – Дайте мне дуло мушкета, я подтяну вас сюда.

На зависть легко он поднял Шарпа к себе и по-деловому осведомился:

– Теперь куда?

– Туда, – Шарп указал на забранное ставней окошко по одну сторону двускатной крыши шагах в десяти.

– Вышибай!

– Услышат, – запротестовал Малан.

– Не услышат. Даром, что ли, наши надрываются? Вышибай, тебе же лучше – больше поломок, больше потом за починку огребёшь.

– С чего это ты взял, англичанин, что я буду работать на тебя?

– Потому что я буду тебе платить, потому что тебе небезразлична Люсиль, а ещё потому, что ты будешь работать на такого же вояку, как ты сам, а не на откормленного кота, жравшего и пившего в три горла, пока ты терял товарищей на полях Европы.

Малан крякнул, собрался было что-то возразить, но потом закрыл рот и, круто развернувшись, ударил прикладом в середину ветхой ставни. Одного тычка хватило, чтобы гнилое дерево раскрошилось. Сержант оторвал сломанную ставню и нырнул внутрь. Следом свалился Шарп, отряхиваясь от снега и трухи.

– Теперь за мной, – скомандовал шёпотом он. – Только осторожно, тут сам чёрт ногу сломит…

В пыльном полумраке стрелок с отставным сержантом пробирались по чердаку. Шарп споткнулся о чучело щуки и остановился. Вот он, лаз. Приложив к крышке ухо, он мгновение прислушивался, затем, распрямившись, как пружина, яростно взревел и пнул щит ногой.

Шалон толкнул Люсиль, и француженка с криком упала на кровать. Она не ждала опасности. Да и как иначе, когда за окном пели её земляки, присланные, вне всякого сомнения, Ричардом. Ричард что-то придумал для её спасения… Только ей, похоже, не суждено узнать, что именно. Шалон навис над Люсиль и, проревев: «Ты обожгла меня!», хлестнул её по лицу раненой рукой. Француженка всхлипнула, а Шалон поднёс к её глазам пистолет. Видя страх в её взоре, он довольно оскалился, затем сунул оружие подмышку и принялся торопливо расстёгивать ремень:

– На службе у «маленького капрала»[2]2
  «Маленький капрал» – прозвище Наполеона во французской армии. Прим. пер.


[Закрыть] быстро учишься обхождению с дамами. Итальяночки, испаночки, португалочки… Скольким я задрал подол, уж и не упомню. Так что не кобенься, цыпа. Я не из терпеливых…

Драгун замер, прислушиваясь. Крышка, прикрывавшая лаз на чердак, с треском вывалилась, и каблук сапога Шарпа врезался в физиономию Шалона. Драгун слетел с постели, но, прежде, чем успел подняться сам, чья-то ладонь рывком поставила его на ноги, зажала рот, а кожу между ухом и челюстью больно натянуло дуло пистолета. Очухавшись, Шалон, к крайнему своему изумлению, обнаружил перед собой сержанта Старой гвардии при полном параде.

– Придержите-ка его, майор, – попросил Малан.

Шарп ухватил Шалона покрепче, а гвардеец ощерился и со всей силы пнул драгуна между ног.

– Иисусе! – вырвалось у Шарпа.

Майор разжал руки. Выпучив глаза и хватая воздух, вытащенная на берег рыба, Шалон рухнул на пол. Стрелок повернулся к Люсиль:

– Патрик где?

– С Марианной в соседней комнате.

Шарп подал жене руку, помогая встать с кровати:

– С мсье Маланом вы, кажется, знакомы?

– Рад видеть вас, мсье Малан, – пылко сказала Люсиль, нисколько не лукавя.

– Эй, что там происходит? – донёсся снизу испуганный голос Лорсе.

Шарп открыл дверь и крикнул вниз:

– Лорсе! Это майор Шарп. У меня моя жена и сын, а, кроме того, четверо твоих шавок. Золота у меня нет и не было, оно вернулось к законному владельцу – Наполеону. Сейчас я спущусь вниз, и, если застану тебя там, прикончу. Однако мне неохота брать грех на душу, Рождество всё-таки. Поэтому даю тебе пару минут на то, чтобы смыться. Рубин оставь на столе, а дверь не закрывай. Ко мне тут гости нагрянули.

Пленников Шарп запер в часовне. Пусть посидят до утра, может, раскаются. Не до них. В большом камине холла он развёл огонь для обогрева продрогших людей, не жалевших глоток, чтобы заглушить шум от проникновения Шарпа с Маланом в усадьбу. Шарп разжигал камин, а Малан таскал из подвала пыльные бутылки, хранившиеся там с дореволюционных времён. Позже, сидя за праздничным столом, слушая смех гостей и дивясь, как Люсиль удалось отыскать в шато столько еды, стрелок думал, что, пожалуй, останется в Нормандии. А что? Здесь была его семья, здесь был его дом… И лучшие в мире соседи.

Перевёл Владис. Танкевич

Январь 2013 года