Текст книги "Повелитель войн"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3

В самом ли деле Константин ожидал, что я приму предложение? Принесу ему клятву верности и передам Беббанбург с его обширными землями Шотландии? Он слишком хорошо меня знал, чтобы рассчитывать на согласие, так что посылал Домналла не ради этого. Шотландцу поручили сообщить мне, что Этельстан тоже хочет заполучить Беббанбург. И я предупреждению поверил, так как соглядатаи в Уэссексе доносили о делах при дворе Этельстана, и вести меня не радовали. Большой дом в Винтанкестере щеголял теперь позолоченными балками, трон был обит алой материей, королевская стража получила алые плащи и окованные серебром шлемы. Этельстан намеревался поразить нас своим величием, а вокруг него роились молодые, амбициозные люди, жаждавшие обрести земли, серебро и собственное величие.

И король всей Британии приказал мне явиться в Бургем.

Вызов доставил священник в сопровождении сорока верховых воинов, на щитах у которых красовалась эмблема Уэссекса в виде дракона, сжимающего в когтях молнию.

– Лорд, король шлет тебе привет, – сказал поп, после чего неуклюже сполз с седла, опустился на колено и вручил мне свиток, перевязанный красной лентой с восковой печатью, на которой оттиснуто было то же самое изображение дракона с молнией. Печать Этельстана.

Я был мрачен, так как Домналл посеял во мне недоверие к Этельстану. Я разрешил въехать в Ворота Черепов только полудюжине западных саксов, да и тем не дал продвинуться дальше конюшен, где скрепя сердце угостил слабым элем и потребовал покинуть мои владения до заката.

– Ты тоже уедешь с ними, – сообщил я попу, молодому человеку с тонкими как пух волосами, блеклыми глазами и хлюпающим носом.

– Лорд, мы очень устали! – воззвал ко мне священник.

– Ну, значит, чем быстрее вы вернетесь домой, тем лучше, – отрезал я, после чего сорвал со свитка ленту.

– Если тебе, лорд, потребна помощь, чтобы прочитать… – начала было поп, потом встретился со мной взглядом и неразборчиво пробормотал что-то.

– До заката, – напомнил я и отошел в сторону.

Это было невежливо, но я был зол.

– Они считают меня слишком старым! – пожаловался я Бенедетте, после того как священник ушел.

– Слишком старым для чего?

– Было время, – продолжил я, не обратив внимания на ее вопрос, – когда Этельстан нуждался во мне! Теперь он полагает, что меня можно не принимать в расчет, что я слишком стар для помощи ему. Я как король в тавлеях!

– В тавлеях? – спросила она, запнувшись на незнакомом слове.

– Ну, ты знаешь – это такая игра, где двигают фигуры по доске. Этельстан считает, что меня загнали в угол, так как я слишком стар, чтобы быстро реагировать и принимать решения.

– Он ведь твой друг!

– Он был моим другом. А теперь хочет избавиться от меня. Ему нужен Беббанбург.

Бенедетта поежилась. День был теплый, но с закатом холодный ветер с моря застонал под высокими карнизами крыши.

– Что сказал тот скотт? А? Он будет защищать тебя?

Я хохотнул безрадостно:

– Им я не нужен. Их тоже интересует Беббанбург.

– Тогда тебя буду защищать я! – пылко заявила женщина. – Сегодня! Мы идем в часовню!

Я ничего не ответил. Если Бенедетта желает помолиться за меня, я пойду с ней, хотя и сомнительно, что ее молитвы перевесят амбиции королей. Если мои подозрения верны, Этельстан хочет заполучить Беббанбург, и Константин тоже, ведь королевству нужна сила. Король Альфред доказал, что мощная крепость – бург вроде Мамесестера или такая твердыня, как Беббанбург, – является самым действенным средством против захватчиков. Так что Беббанбургу суждено стать либо северным оплотом Этельстана, либо сторожем на южной границе Константина, и командовать ею будет не Утред, а человек, пользующийся полным доверием того из королей, который возьмет верх.

Но разве я не доказал, что достоин доверия? Я взрастил Этельстана, научил его сражаться, дал ему трон. Но я не христианин, не красавчик как Ингильмундр, и не льстец из числа тех, кто, по слухам, окружает теперь короля Уэссекса.

Переданное священником послание содержало приказ прибыть в Бургем на встречу с Этельстаном на праздник Зефирина, уж кем бы он там ни был. Мне полагалось привести с собой не более тридцати человек, захватив запас провизии для них на десять дней. Тридцать человек! Да проще было бы просто потребовать от меня бросить меч и открыть нараспашку Ворота Черепов!

Но я подчинился.

Я взял с собой всего тридцать своих воинов.

А еще попросил Эгила Скаллагримрсона составить мне компанию с семьюдесятью одним его норманном.

И вот так мы отправились в Бургем.

* * *

В ночь накануне отъезда в Бургем я побывал в беббанбургской часовне. Нечасто я ходил туда, и уж тем более с охотой, но Бенедетта попросила, и потому я повел ее в холодную ночь к маленькому храму, стоящему рядом с господским домом.

Я предполагал, что мне просто придется потерпеть, пока она помолится, но обнаружил, что Бенедетта обстоятельно подготовилась к визиту, потому как в часовне нас ждали широкое мелкое блюдо, кувшин с водой и фляжка. Алтарь освещали свечи, замерцавшие, когда порыв ветра ворвался в открытую дверь. Бенедетта закрыла ее, набросила капюшон плаща на темные волосы и опустилась на колени перед блюдом.

– У тебя есть враги, – с горечью произнесла она.

– У всякого мужчины есть враги, иначе он не мужчина.

– Я защищу тебя. На колени.

Я неохотно, но подчинился. Мне ли привыкать к женщинам и магии? Гизела бросала рунные палочки, чтобы предсказать будущее, моя дочь использовала заклятия, а давным-давно в одной пещере мне были ниспосланы сны. Колдуны есть и среди мужчин, конечно, и мы их боимся, но женская магия более тонкая.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Тише! – Она налила воду в мелкое блюдо. И продолжила негромко: – Il malocchio ti ha colpito.

Я не стал спрашивать о значении этих слов, так как понимал, что они обращены скорее к ней самой, чем ко мне. Бенедетта вытащила пробку из фляжки и очень осторожно влила в воду три маслянистые капли.

– Теперь жди, – велела она.

Капли растекались, поблескивая, образуя фигуры. Ветер стонал под крышей часовни, дверь поскрипывала. Волны бились о берег.

– Есть опасность, – сказала итальянка, глядя на масляный узор.

– Опасность всегда есть.

– Дракон и звезда, – произнесла она. – Они пришли с севера?

– Верно.

– Однако опасность грозит с юга. – В тоне звучало удивление. Она ниже склонилась над блюдом, и капюшон закрыл ее лицо.

Женщина снова замолчала, потом махнула мне:

– Подойди ближе.

Я подполз на коленях к ней.

– Нельзя мне поехать с тобой? – с мольбой спросила она.

– Если там опасно? Нет.

Бенедетта приняла ответ, хотя и осталась недовольна. Она и прежде упрашивала взять ее собой, но я строго-настрого запретил своим воинам брать женщин и не мог сделать исключение для себя.

– Не знаю, подействует ли это, – пробормотала итальянка.

– Это?

– Hai bisogno di farti fare l’affascinò. – Она поглядела на меня и нахмурилась. – Я должна защитить тебя при помощи… – Бенедетта запнулась, подбирая слово. – Чар?

– Заклинания?

– Вот только женщина, – тон ее по-прежнему был печальным, – способна сотворить его лишь три раза в жизни. Всего три!

– А ты уже использовала три раза?

– Я наложила три проклятия, – подтвердила Бенедетта. – На работорговцев. Три проклятия.

Еще девочкой ее обратили в рабство. Пройдя через весь христианский мир, она оказалась в холодной, дикой Британии, где превратилась в невольницу третьей жены короля Эдуарда. Теперь ей выпала судьба стать моей спутницей. Бенедетта перекрестилась:

– Однако Бог может дать мне сотворить еще одно заклинание, потому что это не проклятие.

– Надеюсь.

– Господь милостив. Он дал мне новую жизнь, и я встретила тебя. И не оставит меня теперь одну. – Она коснулась пальцем масляного пятна. – Ближе.

Я наклонился ниже, и Бенедетта дотронулась испачканным в масле пальцем до моего лба.

– Вот и всё. Когда почувствуешь, что опасность близка, тебе нужно будет сплюнуть.

– Просто сплюнуть? – Я хмыкнул.

– Сплюнуть! – выпалила она, рассердившись на мою усмешку. – Думаешь, Богу, ангелам и демонам что-то большее нужно? Им ведомо, что я сделала. Этого довольно. И твои боги, они тоже знают!

– Спасибо, – смиренно произнес я.

– Ты вернешься ко мне, Утред Беббанбургский!

– Вернусь, – пообещал я.

Если только не позабуду сплюнуть.

* * *

Никто из нас не знал, где находится Бургем, но перепуганный поп, доставивший в Беббанбург вызов, заверил меня, что это в Камбрии.

– Думаю, Бургем расположен где-то к северу от Мамесестера, лорд.

– К северу от Мамесестера много чего расположено, – огрызнулся я.

– В Бургеме монастырь есть, – с надеждой пробормотал поп, но, когда я ничего не ответил, сник. А потом вдруг просиял. – Кажется, там поблизости битва была!

– Кажется?

– Думаю, да! Я слышал про это. Люди говорили, что это была твоя битва. – Он улыбнулся так, будто ожидал, что я улыбнусь в ответ. – По их словам, ты одержал важную победу! На севере, близ великой стены. Говорят, ты… – Голос его ослабел.

Единственная подходившая под описание битва состоялась в Хеабурге, и потому, следуя расплывчатым указаниям попа, мы поскакали на запад вдоль древнеримской стены, пересекающей Нортумбрию. Погода испортилась, с шотландских гор пришел промозглый холодный дождь, и мы медленно продвигались вперед по возвышенностям. Однажды на ночь мы встали лагерем на развалинах каменного римского форта, одного из бастионов великой стены. Я сидел под прикрытием осыпавшейся стены, вспоминая ожесточенную битву под укреплениями Хеабурга. Дождь норовил залить наши костры, и едва ли кто из воинов крепко спал в ту ночь. С рассветом небо прояснилось, робко выглянуло солнце, и вместо того, чтобы идти дальше, мы провели утро, обсушивая одежду и чистя оружие.

– Сдается, мы опоздаем, – сказал я Финану. – Впрочем, мне дела нет. Но не сегодня ли праздник того святого?

– Да вроде так. Не уверен. Завтра, может быть?

– Кто он хоть был-то?

– Отец Кутберт сказал, что это был дурачок-свинопас, ставший папой. Зефирин Глупый.

Я рассмеялся, потом понаблюдал как стервятник парит в полуденном небе.

– Думаю, пора выступать.

– Мы идем в Хеабург? – уточнил Финан.

– Куда-то туда, – ответил я. У меня не было желания возвращаться в то место, но если поп был прав, то Бургем лежал южнее, так что мы последовали по неровной тропе через скалистые холмы и провели ночь в долине Тинана, под укрытием густого леса. На следующее утро под моросящим дождем поднялись из долины, и на далекой вершине холма я увидел Хеабург. Солнечный луч освещал древний форт, оставляя в тени римские рвы, в которых нашли гибель столь многие из моих людей.

Рядом со мной скакал Эгил. Про битву под Хеабургом он не проронил ни слова.

– Чего нам ожидать в Бургеме? – спросил мой друг.

– Неприятностей.

– Ну, значит, ничего нового, – мрачно процедил Эгил.

Это был высокий, приятной наружности норманн с длинными светлыми волосами и здоровенным, как корабельный штевень, носом. Эгил – странник, обретший дом на моей земле и плативший мне дружбой и преданностью. Он сказал, что обязан мне жизнью, потому как я спас его младшего брата Берга от жестокой смерти на валлийском берегу, но думаю, мы давно уже были квиты. Эгил остался, полагаю, потому, что я пришелся ему по душе, как и он мне.

– Говоришь, у Этельстана две тысячи воинов? – осведомился он.

– Утверждают, что так.

– Если мы ему не по душе, то окажемся слегка в меньшинстве, – промурлыкал Эгил.

– Так, самую малость.

– До этого дойдет?

Я покачал головой:

– Он сюда не воевать приехал.

– Тогда что ему тут понадобилось?

– Ведет себя как пес, – проворчал я. – Метит границы своих владений.

Вот что привело его в Камбрию, эту необжитую и необузданную западную область Нортумбрии. На нее облизывались скотты, ирландские норманны претендовали на нее, мы воевали за нее. Теперь вот заявился Этельстан, чтобы водрузить над ней свое знамя.

– Выходит, он и на нас собирается задрать лапу? – поинтересовался Эгил.

– Полагаю, что так.

Эгил коснулся молота на груди:

– Но ему не по нраву язычники.

– Значит, нас он описает более щедро.

– Он хочет, чтобы мы ушли. Они нас называют чужаками. Язычниками и чужаками.

– Ты живешь здесь, – с нажимом сказал я. – Ты теперь нортумбриец. Ты сражался за эту землю, а потому имеешь на нее не меньше прав, чем любой другой.

– Но Этельстану нужно, чтобы мы стали энглийцами. – Норманн старательно выговаривал незнакомое слово. – И хочет, чтобы все энглийцы были христианами.

– Если он желает проглотить Нортумбрию, то придется вместе с мясом съесть и хрящи, – заявил я сердито. – Половина Камбрии населена язычниками! Он хочет обратить их во врагов?

Эгил пожал плечами:

– Выходит, король просто помочится на нас и мы поедем домой?

– Если это его удовлетворит, то да. – Я надеялся, что так и случится, хотя на самом деле ожидал яростной схватки за Беббанбург.

Ближе к вечеру, когда дорога спустилась в широкую, хорошо орошенную долину, мы заметили на юге дым. Не высокий темный столб, говорящий о сожженной усадьбе, а похожую на туман завесу, окутавшую плодородные поля в речной пойме. Это знак большого скопления людей, поэтому мы повернули коней к югу и на следующий день прибыли в Бургем.

Народ обживал это место издавна – древние люди, составлявшие причудливые круги из больших валунов. При виде подобных кругов я касаюсь молота. Боги посещают эти края, вот только какие боги? Иные, чем мои, и гораздо древнее пригвожденного христианского Бога. Христиане, с кем мне доводилось беседовать, утверждают, что эти места дурные. Дьявольские капища, называют они их. Однако Этельстан выбрал одно из таких мест для собрания.

Круги располагались к югу от реки. Я видел два, хотя позже обнаружил поблизости от них третий. Самый большой лежал на западе, и именно там реяли флаги Этельстана: посреди сотен воинов, сотен шатров, сотен грубых шалашей, крытых дерном. Вокруг них горели костры и стояли на привязи кони. Знамен оказалось много. Некоторые были треугольные и принадлежали норманнским ярлам, находились они в южной стороне, у другой речки, воды которой быстро бежали по мелкому каменистому руслу. Ближе к большому кругу развевались флаги, в основном знакомые мне. То были штандарты Уэссекса: кресты и святые, драконы и вздыбленные кони, черный олень Дефнаскира, скрещенные мечи и бычья голова Кента. Все из них мне приходилось видеть в бою – иногда на моей стороне «стены щитов», иногда на противоположной. Присутствовал тут и прыгающий олень Этельхельма, хотя этот род уже не числился среди моих врагов. К друзьям я его причислить бы поостерегся, но давняя распря пресеклась со смертью Этельхельма Младшего. Среди западносаксонских знамен нашлось место стягам Мерсии и Восточной Англии – все их владельцы признавали теперь короля Уэссекса своим верховным правителем. Таково было саксонское войско, пришедшее на север, и, судя по числу знамен, Этельстан привел в Бургем где-то с тысячу воинов.

К западу, над лагерем меньших размеров и особняком расположенным, реяли неведомые мне флаги. Но я разглядел среди них сжимающую крест красную руку, эмблему Домналла, и сделал вывод, что эти шатры и землянки принадлежат шотландцам. А вот южнее я, к своему удивлению, увидел, как колышется на ветру красный драконий стяг Хивела из Диведа. Ближе к нам, прямо за речным бродом, раскинулась дюжина шатров, осененных треугольным стягом Гутфрита со злобно ощерившимся вепрем. Значит, и Гутфрит здесь. Я заметил, что его небольшой лагерь охраняют воины с эмблемой Этельстана в виде сжимающего молнию дракона на окованных железом щитах. Такая же красовалась на флаге Этельстана на высоченном древке из ствола сосны у входа в самый большой каменный круг, а рядом с ним на шесте почти такой же высоты развевался бледный штандарт с крестом цвета запекшейся крови.

– А это чье знамя? – спросил Финан, указав на него.

– Этельстана, наверное.

– И Хивел тут! – удивился ирландец. – Я думал, что он в Риме.

– Уже вернулся, – предположил я. – Или только собирается. Кто скажет? Так или иначе, валлийцы здесь.

– А где наше знамя?

– В Беббанбурге, – был мой ответ. – Я про него забыл.

– А у меня два своих есть, – довольным тоном заявил Эгил.

– Тогда разверни одно. – Мне хотелось, чтобы Этельстан увидел, как треугольный флаг с темным орлом, принадлежащий норманнскому вождю, прибывает в его лагерь.

Мы переправились через брод. Здесь нас встретили западные саксы, охраняющие шатры Гутфрита.

– Ты кто такой? – Мрачного вида воин вскинул руку, приказывая остановиться.

– Эгил Скаллагримрсон.

Я намеренно попросил Эгила возглавить отряд на переправе. По бокам у него ехали воины-норманны, а я и Финан держались позади. Мы остановились еще в реке, вода журчала, доходя коням до бабок.

– И куда едешь? – резко осведомился мрачный.

– Куда хочу, – ответил Эгил. – Это моя страна.

Он хорошо говорил по-энглийски, нахватавшись от девиц-саксонок, так и прыгавших к нему на ложе, но теперь намеренно коверкал слова, как если бы едва их знал.

– Сюда можно только приглашенным. А ты, сдается мне, не входишь в их число.

На подмогу к мрачному подоспели с десяток западносаксонских копейщиков со щитами Этельстана. Кое-кто из людей Гутфрита расположился позади в надежде поглазеть на казавшуюся неизбежной стычку, а все новые уэссекцы спешили на подмогу к своим.

– Я иду туда. – Эгил указал на юг.

– Ты развернешься и отправишься туда, откуда пришел, – посоветовал мрачнолицый. – Вы все и до самого конца: назад, в вашу проклятую страну за морем.

Маленький отряд разрастался в числе с каждой минутой, и по мере того, как весть распространялась со скоростью пожара, из лагеря прибывало все больше саксов, пополняя его ряды.

– Разворачивайтесь, – проговорил мрачный медленно и с угрозой, как если бы обращался к упрямому мальчишке. – И проваливайте отсюда.

– Нет, – сказал я и втиснул своего скакуна в зазор между Эгилом и его знаменосцем.

– Дед, а ты кто такой? – с вызовом спросил сакс, перехватывая копье.

– Убей старого придурка! – заорал один из людей Гутфрита.

Его товарищи принялись издеваться надо мной, приободренные, видимо, присутствием стражников Этельстана. Крикуном оказался парнишка с длинными светлыми волосами, собранными в толстый хвост. Он протолкался между западными саксами и задиристо посмотрел на меня.

– Я тебя вызываю, – заявил юнец.

Всегда найдется глупец, жаждущий репутации, а убить меня – короткий путь к воинской славе. Парень наверняка был хорошим бойцом: крепкий на вид, явно не обделен отвагой, с добытыми в бою браслетами на предплечьях. Он жаждал добыть громкое имя ценой моего убийства. Более того, на него давили сотоварищи, кричавшие мне слезать с коня и сражаться.

– Кто ты такой? – спросил я.

– Меня зовут Колфинн, сын Хэфнира, – ответил молодой человек. – Я служу Гутфриту Нортумбрийскому.

По моей догадке, он был с Гутфритом, когда я преградил им путь бегства в Шотландию, и теперь Колфинн Хэфнирсон мечтал отомстить за унижение. Он бросил мне вызов, и обычай обязывал меня этот вызов принять.

– Колфинн, сын Хэфнира, – повторил я. – Я не слышал про тебя, а между тем знаю всех воинов в Британии, заслуживших славу. Чего я не знаю, так это зачем мне утруждаться и убивать тебя. Колфинн, сын Хэфнира, в чем причина твоей обиды? Из-за чего наша ссора?

На удар сердца вид у парня стал растерянный. У него было открытое лицо с добротно свернутым набок носом, а золотые и серебряные браслеты на руках говорили о том, что молодой воин пережил немало схваток и одержал в них победу. Вот только чего при нем не было, так это меча, как и любого другого оружия. Здесь лишь у западных саксов под началом мрачнолицего имелись мечи и копья.

– Ну так как? – строго спросил я. – Из-за чего наша ссора?

– Ты не должен… – заговорил было угрюмый сакс, но я оборвал его, вскинув руку.

– Из-за чего наша ссора, Колфинн, сын Хэфнира? – снова потребовал я.

– Ты – враг моего короля, – выкрикнул он.

– Враг твоего короля? Да в таком случае тебе придется сражаться с половиной Британии!

– Ты трус! – бросил он мне и шагнул вперед, но остановился, когда Эгил тронул своего скакуна и обнажил меч, носивший имя Аддер. Эгил улыбался. Шумная толпа за спиной у Колфинна попритихла, и это меня не удивило. В улыбающемся норманне с мечом есть что-то, от чего у большинства воинов бегут мурашки по коже.

Я потянул Эгила назад.

– Колфинн, сын Хэфнира, у тебя нет причины ссориться со мной, – заключил я. – А вот у меня причина для ссоры с тобой есть. И мы уладим наш спор в то время и в том месте, какие выберу я. Вот тебе мое слово. А теперь дай нам пройти.

Западный сакс выдвинулся вперед, явно в стремлении настоять на своей зыбкой власти.

– Ты не приглашен, – вновь заладил он. – И должен уйти.

– Да приглашен он, – произнес другой человек. Он только что присоединился к отряду, перекрывавшему нам дорогу, и как у командира саксов на щите у него была эмблема Этельстана. – А ты, Сенвал, – продолжил он, глянув на угрюмого командира, – тупоголовый идиот. Если, конечно, не решил сразиться с лордом Утредом. Уверен, он окажет тебе такую честь.

Недовольный Сенвал проворчал что-то себе под нос, но опустил копье и отступил, позволяя вновь прибывшему подойти ко мне.

– Добро пожаловать, лорд, – поприветствовал тот. – Как полагаю, тебя вызвали?

– Да. А ты кто такой?

– Фраомар Седдсон, лорд. Люди по большей части кличут меня Конопатым.

Я улыбнулся, потому что лицо у Фраомара было густо усеяно веснушками, пересечено белесым шрамом и обрамлено огненно-рыжей шевелюрой. Он посмотрел на Эгила.

– Буду признателен, если ты вложишь меч в ножны, – вежливо попросил сакс. – По указу короля только стражникам разрешается носить мечи в лагере.

– Он охраняет меня, – заявил я.

– Будь любезен, – обратился Фраомар к Эгилу, будто не слыша меня. И Эгил послушно вогнал длинный клинок Аддера в ножны.

– Спасибо, – сказал Фраомар.

Это был человек лет тридцати пяти, уверенный и деловитый. Его приход заставил зевак разбрестись, хотя я и заметил, что люди Гутфрита бросают на меня взгляды, в которых читалось нечто близкое к ненависти.

– Мы подыщем для вас что-нибудь в лагере, – продолжил Фраомар.

Я указал в сторону юго-запада, на промежуток между расположением саксов и валлийцев.

– Вот там подойдет. – Я спешился, бросил Алдвину поводья и зашагал рядом с Фраомаром впереди моего отряда. – Мы последние из прибывших?

– Большинство собралось уже три дня назад, – ответил сакс, а потом как-то замялся. – Они принесли клятвы на праздник святого Варфоломея.

– Разве не святого, как его там… – Я запнулся, не в силах припомнить имя глупого папы. – Когда был Варфоломеев день?

– Позавчера, лорд.

– И что за клятвы? – осведомился я. – Какие?

Последовала очередная смущенная пауза.

– Не знаю, лорд. Меня там не было. И прошу прощения за этого придурка Сенвала.

– Почему? – На самом деле мне хотелось расспросить насчет клятв, но было ясно, что Фраомар не хочет о них говорить, а я и так вскоре все узнаю. Еще мне хотелось разобраться, почему перетрусивший поп намеренно сообщил нам более позднюю дату, но я понимал, что и на этот вопрос Фраомар ответа не даст. – Сенвал – твой человек?

– Он западный сакс. – Его собственный говор выдавал в нем мерсийца.

– И западные саксы все еще косятся на Мерсию? – поинтересовался я. Этельстан сам был уэссекцем, но войско, возведшее его на трон, состояло по большей части из мерсийцев.

Фраомар покачал головой:

– Эта беда не из крупных. Западные саксы понимают, что Этельстан – лучший выбор. Возможно, кое-кто еще ведет старую битву, но таких не много.

Я скривился:

– Только глупец захочет повторения битвы, что случилась при Лундене.

– Ты имеешь в виду сражение у городских ворот, лорд?

– Это было ужасно, – ответил я, не покривив душой. Моим людям пришлось принять на себя удар отборных войск западных саксов. Настоящая бойня, от которой я просыпался подчас по ночам с ощущением неизбежной гибели.

– Лорд, я помню этот бой, – произнес Фраомар.

– Ты был с Этельстаном?

– Скакал вместе с ним. Видел, как сражались твои люди. – Он прошел несколько шагов молча, потом бросил взгляд на Эгила. – Он вправду с тобой?

– Да, – подтвердил я. – Это норманн, поэт, воин и мой друг. Так что он вправду со мной.

– Просто это так странно… – Фраомар не договорил.

– Оказаться среди стольких язычников?

– Язычников, да. А заодно среди треклятых скоттов. Да и валлийцев.

Мне подумалось, что Этельстан поступил очень мудро, запретив ходить по лагерю с оружием всем, кроме, разумеется, стражи.

– Не доверяешь язычникам, скоттам и валлийцам? – уточнил я.

– А ты, лорд?

– Так ведь я один из них. Я – язычник.

Фраомар смутился. Ему следовало сообразить, что я не христианин – если уж моей репутации не хватало, то висящий на груди молот должен был подсказать.

– Но мой отец говорил, что ты был самым лучшим другом короля Альфреда, – сказал он.

Я расхохотался:

– У короля Альфреда не было друзей. Я восхищался им, а он меня терпел.

– Лорд, и король Этельстан должен понимать, что ты для него сделал, – заявил он, однако голосом, в котором послышалось сомнение.

– Думаю, он ценит то, что все мы для него сделали.

– Битва при Лундене была такая, каких мало! – воскликнул Фраомар, явно обрадованный, что я не обратил внимания на его тон в предыдущей фразе.

– Это точно, – подтвердил я и вроде как невзначай добавил: – С того дня мы с Этельстаном не виделись.

Уловка сработала.

– Он переменился, лорд! – Фраомар помедлил, потом сообразил, что должен обосновать свой вывод. – Стал… – новая заминка, – очень важным.

– Это же король.

– Верно. – Голос его прозвучал несколько печально. – Я тоже был бы важным, стань я королем.

– Фраомар Конопатый, а? – предложил я. Он рассмеялся, и момент откровенности остался позади. – Этельстан здесь? – спросил я, указав на большой шатер внутри каменного круга.

– Он поселился в монастыре в Дакоре, – ответил Фраомар. – Это неподалеку. Ты можешь расположиться тут. – Он остановился на широкой полосе луга. – Вода из реки, дрова из рощи – удобно разместитесь. Вечером в церкви служба, но, как понимаю… – Его фраза осталась незаконченной.

– Думаю, ты прав.

– Следует мне сообщить королю о твоем приезде, лорд? – спросил Фраомар, и снова в его голосе почувствовалось какое-то смущение.

Я улыбнулся:

– Этельстан знает, что я здесь. Но если сообщать – твоя работа, то выполняй.

Фраомар ушел, и мы занялись сооружением шалашей. На всякий случай я отрядил Эгила с дюжиной дружинников разведать окрестности. Проблем ждать не стоило – при таком количестве воинов Этельстана вряд ли какому-нибудь шотландцу или валлийцу вздумается затеять войну. Просто я плохо помнил эту часть Камбрии и в случае неприятностей хотел знать, как лучше избежать их.

Шатров я с собой не захватил. Бенедетта предлагала скроить один из парусины, но я заверил ее, что мы вполне привычны к походным условиям, да и вьючные наши лошади и так уже нагружены тяжелыми бочонками с элем, бочками с мукой и мешками с вяленым мясом, сыром и рыбой. Вместо шатров мои люди нарубили боевыми секирами сучьев, связали их ивовыми ветками и сложили из них немудреные шалаши с односкатной крышей. Потом покрыли их вырезанными при помощи ножей кусками дерна, а пол устлали папоротником. Чтобы сделать работу более увлекательной, объявили соревнование: у кого шалаш получится лучше. Постройку-победительницу, впечатляющую хижину из дерна размером почти с небольшой дом, мне предстояло делить с Финаном, Эгилом и его братом Торольфом. Естественно, нам полагалось рассчитаться со строителями рубленым серебром, элем и добрым словом, что мы и сделали. Потом наблюдали, как двое парней, срубив и очистив от коры высокий ствол лиственницы, поднимают на нем орлиный стяг Эгила. К тому времени солнце клонилось уже к закату, и мы развели костры. Около дюжины моих воинов-христиан отправились туда, где сотни верующих слушали проповедь священника, мы же с Финаном, Эгилом и Торольфом сидели, глядя на пляшущие языки пламени.

Я размышлял о клятвах, об атмосфере напряжения, накрывшей лагерь, для поддержания порядка в котором требовались сильные отряды копейщиков, о вещах, о которых умалчивал Фраомар, и о том, почему меня вызвали в Бургем на несколько дней позже, чем собрались все остальные. Думал и про Этельстана. Во время последней нашей встречи он благодарил меня за Лунден, воздал мне хвалу под приветственные крики. В придачу к Лундену он получил изумрудную корону. Однако с того далекого дня король не отправлял мне никаких сообщений и не оказывал никаких почестей. Я вот уплатил людям серебром за построенный для меня шалаш, а сам не получил ничего за подарок в виде целого королевства.

Wyrd bið ful ãræd.

Судьбы не избежать.

Проповедь закончилась, люди разошлись по своим жилищам, а кучка монахов в рясах с капюшонами принялась с песнопениями обходить лагерь. Первый монах нес фонарь, около дюжины собратьев сопровождали его, распевая низким и мрачным голосом.

– Христианская магия? – поинтересовался Торольф.

– Просто молятся о мирной ночи. – Финан осенил себя крестом.

К нашим шалашам монахи не подошли, но развернулись и направились обратно, туда, где горели костры, освещавшие вечернюю проповедь. Голоса их стали затихать, потом из валлийского лагеря донесся звонкий женский смех.

Эгил вздохнул:

– И почему мы не взяли своих женщин?

– Потому что они нам ни к чему, – ответил Финан. – Тут собрались все шлюхи, обитающие между Кайр-Лигвалидом и Мамесестером.

– Эге! – Эгил расплылся в ухмылке. – И чего ради тогда я торчу тут с вами тремя?

– Можешь воспользоваться вон той рощицей, – сказал я, кивнув на юг, в сторону кучки темных деревьев, росших между нами и лагерем валлийцев.

И увидел стрелу.

В озаренной огнями ночи стрела показалась лишь на миг: мимолетной искрой сверкнул в пламени костра стальной наконечник и мелькнуло серое оперение. Летела она в нашу сторону. Толкнув Финана влево, а Эгила вправо, я сам бросился наземь, и стрела скользнула поверх левого моего плеча, пробив плащ.

– Уходим! – крикнул я, и мы все четверо отползли от костра в тень. Тут вторая стрела вылетела из темноты и вонзилась в дерн. – Ко мне!

Я находился в безопасности позади шалаша, укрытый от лучника, выпускавшего стрелы из ивовой рощицы.

Эгил, Торольф и Финан подбежали ко мне. Дружинники, встревоженные моими криками, вышли из жилищ.

– У кого есть оружие? – спросил я. В ответ раздался хор голосов, и я, не теряя времени, велел следовать за мной.

Я побежал к ивам. Поначалу принял влево, подальше от горящих костров, но понимал, что вопреки этой мелкой предосторожности меня все равно увидят. Похоже, лучник один: будь их двое или трое, в нас устремилось бы несколько стрел. Еще я не сомневался, что стрелявший уже сбежал. Он должен был видеть, как к нему приближаются два десятка человек, на обнаженных мечах которых играют блики огней, и если только не намеревался расстаться с жизнью, то наверняка дал деру. Тем не менее хода я не сбавлял.