Текст книги "Андрокл и лев"

Автор книги: Бернард Джордж Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

тебя по одной щеке, а ты обратишь ко мне вторую. Вот увидишь, насколько

у тебя будет легче на душе, чем если бы ты поддался гневу. (Держит его

одной рукой, другую поднимает для удара.) Лентулий. Центурион, я взываю к вам о помощи. Центурион. Сами напросились, сэр. Это нас не касается. Вы его два раза

смазали. Лучше дайте ему какую-нибудь мелочишку, уладьте дело миром. Лентулий. Да. Конечно. (Ферровию.) Это была просто шутка, уверяю вас, я не

хотел вас обидеть. Возьмите. (Протягивает золотую монету.) Ферровий (берет ее и бросает старику нищему, который хватает монету на лету

и поскорее ковыляет прочь). Блажен, кто дает бедному от хлеба своего.

Полно, друг, не трусь, возможно, я причиню минутную боль твоему телу,

но твоя душа возрадуется победе духа над плотью. (Готовится нанести

удар.) Андрокл. Полегче, Ферровий, полегче; тому, последнему, ты сломал челюсть.

Лентулий, стеная от ужаса, пытается спастись бегством,

но Ферровий безжалостно держит его.

Ферровий. Верно, но я спас его душу. Что по сравнению с этим сломанная

челюсть? Лентулий. Не троньте меня, слышите? Закон... Ферровий. Закон бросит меня завтра на съедение львам. Может он сделать мне

хуже, даже если я убью тебя? Уповай на господа, и он тебе поможет. Лентулий. Пустите меня. Ваша религия запрещает вам меня бить. Ферровий. Напротив, она приказывает мне ударить тебя. Как ты сможешь

подставить вторую щеку, если тебя не ударят сперва по первой? Лентулий (чуть не плача). Но вы меня уже убедили в своей правоте. Я прошу

прощения за то, что я вас ударил. Ферровий (чрезвычайно довольный). Сынок, я смягчил твое сердце? Доброе семя

упало на плодородную почву? Твои стопы обратились на праведный путь? Лентулий (униженно). Да, да. В том, что вы говорите, много разумного. Ферровий (сияя, от радости). Вступи в наши ряды. Отдайся львам. Отдайся

мукам и смерти. Лентулий (падая на колени и разражаясь слезами). Помогите! Мама! Мама! Ферровий. Эти слезы увлажнят твою душу, сынок, и принесут благие плоды.

Господь благословил мои старания, мне дано обращать людей. Рассказать

тебе о чуде... да, о чуде... сотворенном мной в Каппадоккии? Юноша...

такой же, как ты, с такими же золотыми кудрями... насмехался надо мной

и ударил меня точно так же, как ты. Я просидел с этим юношей всю ночь,

не смыкая глаз, сражался за его душу, и к утру он не только был

христианином, но его волосы побелели как снег.

Лентулий падает в глубокий обморок.

Ай-яй-яй! Заберите его. Дух переборол его тело; бедный мальчик.

Отнесите его осторожно домой и предоставьте остальное небу. Центурион. Заберите его домой.

Слуги, напуганные, поспешно уносят Лентулия. Метеллий

идет было за ними следом, но тут Ферровий кладет руку

ему на плечо.

Ферровий. Ты его друг, юноша? Ты присмотришь, чтобы его доставили домой в

целости и сохранности. Метеллий (преисполненный глубокого почтения). Конечно, сэр. Я сделаю все,

что вы скажете, сэр. Счастлив был с вами познакомиться. Можете на меня

положиться. Всего хорошего, сэр. Ферровий (с чувством). Да благословит господь вас обоих.

Метеллий идет следом за Лентулием. Центурион

возвращается на скамью, чтобы продолжить прерванный сон.

Все присутствующие объяты благоговейным страхом и

удивлением. Ферровий с глубоким счастливым вздохом

подходит к Лавинии и протягивает ей руку.

Лавиния (пожимает ее). Вот как, значит, ты обращаешь людей, Ферровий? Ферровий. Да. На моих трудах божье благословение, хотя я и не достоин того,

ведь я не раз оступался из-за моего дурного, сатанинского нрава. Вот

этот человек... Андрокл (поспешно). Не хлопай меня по спине, брат. Она знает, что ты обо мне

говоришь. Ферровий. Как бы я хотел быть слабым, как этот наш брат! Быть может, я был

бы тогда таким же кротким и смиренным. И все же по соизволению божию

мои испытания не столь тяжки, как его. Я слышу рассказы о том, что

чернь насмехается над нашими братьями, осыпает их камнями и бранью, но

когда появляюсь я, этому всему наступает конец: я успокаиваю страсти

толпы; язычники слушают меня в молчании и нередко после задушевного

разговора с глазу на глаз обращаются в истинную веру. С каждым днем я

чувствую себя счастливей, увереннее в себе. С каждым днем легче

становится тяжкий груз великого страха. Лавиния. Великого страха? Что это?

Ферровий качает головой и не отвечает. Он садится на

землю слева от Лавинии и в мрачном раздумье закрывает

лицо руками.

Андрокл. Понимаешь, сестра, он себе не доверяет. А вдруг в последний момент

на арене один из гладиаторов, готовых с ним сразиться, скажет

что-нибудь ему не по вкусу, и он забудется и собьет его с ног? Лавиния. Это было бы великолепно. Ферровий (в ужасе вскакивая). Что? Андрокл. О, сестра... Ферровий. Великолепно предать Спасителя, как это сделал Петр! Великолепно

вести себя как последний негодяй в день испытания! Женщина, ты не

христианка. (Отходит от нее на середину площади, словно соседство с ней

может его осквернить.) Лавиния (смеясь). Да, Ферровий, я не всегда христианка. Я думаю, и остальные

так. Бывают мгновения, когда я забываю, что я христианка, и тогда у

меня сами собой вырываются такие вот слова. Спинто. Не все ли равно, что сказать? Если умрешь на арене, ты будешь

мучеником, а мученики попадают на небеса, как бы они ни вели себя на

земле. Правда ведь, Ферровий? Ферровий. Да, если мы до конца тверды в своей вере. Лавиния. А я не очень в этом убеждена. Спинто. Не говори так. Это богохульство. Не говори так, прошу тебя. Мы

спасемся, как бы мы ни вели себя здесь. Лавиния. Возможно, вы, мужчины, и вознесетесь на небеса на триумфальных

колесницах, гордо подняв головы, под приветственные звуки золотых труб.

Но мне разрешат протиснуться в щелочку райских врат, только если я как

следует попрошу. Я не всегда хорошая, я хорошая лишь временами. Спинто. Ты болтаешь глупости, женщина. Говорю тебе, мученичество все спишет. Андрокл. Будем надеяться на это, брат, ради тебя. Ты ведь хорошо

повеселился, когда разорял храмы? Боюсь, для человека с твоим

темпераментом на небесах будет скучновато.

Спинто угрожающе ворчит.

Не сердись, я просто хочу тебя утешить, если ты умрешь вдруг сегодня

ночью естественной смертью у себя в постели. В городе чума. Спинто (поднимается и, жалкий в своем страхе, начинает бегать по площади).

Об этом я и не подумал. О боже, пощади меня, дай мне принять

мученический венец! О, заронить такую мысль в голову своего брата! Дай

мне принять муки сегодня, сейчас. А то я умру ночью и попаду в ад. Ты

колдун, ты заронил в мою душу смерть. Будь ты проклят! Будь ты проклят!

(Пытается схватить Андрокла за горло.) Ферровий (беря его железной хваткой). Это что такое брат? Гнев? Насилие?

Поднять руку на брата-христианина! Спинто. Тебе легко. Ты сильный. Нервы у тебя в порядке. А я весь пронизан

заразой.

Ферровий инстинктивно отдергивает руку, на его лице

отвращение,

Я пропил свои нервы. Теперь меня всю ночь будут мучить кошмары. Андрокл (сочувственно). Не расстраивайся так, брат. Все мы грешны. Спинто (хнычущим голосом, стараясь найти в его словах утешение). Да, если бы

правда вышла на свет, верно, вы оказались бы не лучше меня. Лавиния (презрительно). Это тебя утешает? Ферровий (сурово). Молись, брат, молись. Спинто. Что толку молиться? Если мы примем муки, мы попадем на небеса, не

так ли? Неважно, молились мы или нет. Ферровий. Это еще что?! Не хочешь молиться?! (Снова хватая его.) Сейчас же

молись, собака, пес шелудивый слизкая змея, грязный козел, или... Спинто. На, бей меня, топчи меня. Я тебе прощаю, помни об этом. Ферровий (отталкивая его, с отвращением). Фу!

Спинто, покачнувшись, падает перед Ферровием.

Андрокл (протягивая руку и дергая Ферровия за полу туники). Любезный брат,

если тебе не трудно... ради меня. Ферровий. Ну? Андрокл. Не называй его именами животных. У нас на это нет права. У меня

были такие друзья среди псов! Домашняя змея – лучшая компания. Я

вскормлен козьим молоком. Разве справедливо по отношению к ним называть

такого... псом, змеей или козлом? Ферровий. Я имел в виду только то, что у них нет души. Андрокл (в сильном волнении, протестующе). О, поверь мне, есть. Как и у

тебя, и у меня. Право, я, наверно, не согласился бы жить в раю, если бы

знал, что там не будет животных. Подумай, как они страдают здесь, на

земле. Ферровий. Верно. Это справедливо. Они должны получить свою долю вечного

блаженства.

Спинто поднялся с земли и теперь крадется слева от

Ферровия; насмешливо фыркает.

(Гневно оборачивается к нему.) Что ты сказал? Спинто (съеживаясь от страха). Ничего. Ферровий (сжимая кулак). Животные попадут на небеса или нет? Спинто. Я же не говорил, что не попадут. Ферровий (неумолимо). Да или нет? Спинто. Да! Да! (Пробравшись наконец мимо Ферровия.) А, будь ты проклят! Так

меня напугал!

Слышен звук рожка.

Центурион (просыпаясь). Смирно! В колонну становись! Эй, пленные!

Поднимайтесь, пора двигаться.

Солдаты строятся; христиане встают с земли. Через

среднюю арку вбегает человек с воловьим стрекалом в

руке.

Погонщик волов. Эй, солдат, дорогу императору! Центурион. Императору! Где тут император? Может, это ты, а? Погонщик волов. Я обслуживаю зверинец. Моя воловья упряжка везет в Колизей

нового льва. Прочь с дороги! Центурион. Что? Идти сзади вас в пыли, среди кучи зевак, которые сбегутся со

всего города смотреть на льва? Держи карман шире. Мы пойдем первыми. Погонщик волов. Обслуживающий персонал зверинца входит в свиту императора.

Дорогу, говорю тебе. Центурион. Ты говоришь? Мне? Ну, так я тебе тоже кое-что скажу. Если

персонал, обслуживающий зверей, входит в императорскую свиту, то обед,

насыщающий их, также входит в нее. Это (указывая на христиан) – обед

твоего льва. Убирайся к своим волам подобру-поздорову и знай свое

место. Шагом марш!

Солдаты трогаются.

Эй вы, христиане, не отставать. Лавиния (отбивая шаг). Ну-ка, обед, за мной. Я буду оливки и анчоусы. Один из христиан (смеясь). Я буду суп. Другой. Я буду рыба. Третий. Ферровий будет жареный кабан. Ферровий (тяжеловесно). Неплохая шутка. Да, да. я буду жареный кабан. Ха,

ха! (Старательно смеется и уходит вместе со всеми.) Андрокл (следуя за ним). Я буду сладкий пирог.

Каждое заявление встречается все более громкими взрывами

смеха остальных христиан, которым шутка пришлась по

вкусу.

Центурион (возмущенно). Молчать! Подумайте о своем положении. Разве

мученикам пристало так себя вести? (Обращаясь к Спинто, который, дрожа

всем телом, плетется позади.) Я знаю, чем будешь ты на этом обеде

рвотным. (Грубо подталкивает его вперед.) Спинто. Это ужасно! Я не гожусь для смерти. Центурион. Больше, чем для жизни, грязная свинья.

Они уходят с площади в западном направлении. Под

центральной аркой появляется упряжка волов, тянущих

повозку, на которой стоит огромная деревянная клетка со

львом.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Место позади императорской ложи в Колизее, где

собираются перед выходом участники представления.

Посредине широкий проход на арену, идущий под

императорской ложей. С обеих сторон от него к входу в

ложу поднимаются лестницы, сходящиеся у площадки,

образующей над проходом мост. В начале прохода, с двух

сторон от него, бронзовые зеркала. На западной лестнице,

справа от выходящих из ложи и стоящих на площадке, сидят

мученики. Лавиния на средних ступеньках; она задумчива,

старается подготовить себя к тому, чтобы достойно

принять смерть. Слева от нее – Андрокл ласкает кошку,

ища себе утешения. Ферровий стоит позади них, глаза его

сверкают, тело напряжено; он полон решимости. У подножия

лестницы, в ужасе от приближающихся мук, скорчился,

обхватив голову руками, Спинто.

С другой стороны прохода спокойно стоят и сидят

гладиаторы, дожидаясь, как и христиане, своего выхода на

арену. Один из них (Ретиарий) почти обнажен. У него в

руке сеть и трезубец. Другой (Секутор) – в кольчуге, в

одной руке меч, в другой – шлем с опущенным забралом.

Немного в стороне от них на стуле сидит эдитор. В

проходе появляется мальчик, вызывающий актеров на сцену.

Мальчик. Шестой номер программы. Ретиарий против Секутора.

Гладиатор с сетью поднимает ее с пола. Гладиатор со

шлемом надевает его на голову; оба идут на арену, первый

– причесываясь на ходу щеткой, второй – затягивая потуже

ремни шлема и расправляя плечи. Оба, перед тем как

выйти, глядятся в зеркало.

Лавиния. Они действительно убьют друг друга? Спинто. Да, если зрители опустят большие пальцы. Эдитор. Ничего-то ты не знаешь. Велика важность – зрители. Неужто ты

думаешь, чтобы угодить всякому сброду, мы дадим убить человека, который

стоит не меньше пятидесяти талантов? Попробовал бы кто-нибудь из моих

парней это сделать! Спинто. Я думал... Эдитор (презрительно). Ты думал! Кому интересно, что ты думал? Ну, тебя-то

убьют, не волнуйся.

Спинто стонет и снова закрывает лицо руками.

Лавиния. Значит, здесь никого не убивают, кроме нас, несчастных христиан. Эдитор. Если весталки опустят большие пальцы, тогда другое дело. Весталки

высокопоставленные дамы. Лавиния. А император не вмешивается? Эдитор. Еще как! Мигом поднимет палец, если увидит, что весталки хотят

загубить кого-нибудь из его любимцев. Андрокл. А они не притворяются, что убивают друг друга? Почему бы не сделать

вид, что ты умер, а когда тебя выволокут за ноги с арены, встать и

пойти домой – как актер? Эдитор. Послушай-ка, приятель, ты слишком много хочешь знать. С тебя хватит

того, что новый лев притворяться не станет. Он голоден. Спинто (со стоном ужаса). О боже, перестаньте говорить об этом. Нам и без

того тошно. Андрокл. А я рад, что он голоден. Не потому, что желаю ему, бедняжке,

мучиться от голода, просто он с большим удовольствием меня съест. Нет

худа без добра. Эдитор (вставая и направляясь большими шагами к Андроклу). Послушай, не

упрямься. Пойдем со мной, брось щепотку фимиама на алтарь. Только брось

– и ты свободен. Андрокл. Не могу. Очень вам благодарен, но, поверьте мне, не могу. Эдитор. Что?! Даже ради спасения жизни? Андрокл. Предпочел бы этого не делать. Я не могу приносить жертву Диане: она

охотница и убивает животных. Эдитор. Неважно. Выбери любой алтарь. Принеси жертву Юпитеру. Он любит

животных, он обращается в животное в неслужебные часы. Андрокл. Вы очень любезны, но, право, я чувствую, что не могу спасти себе

жизнь такой ценой. Эдитор. Я не прошу тебя сделать это ради спасения жизни, сделай это в

порядке личного одолжения. Андрокл (поднимаясь на несколько ступенек, в сильнейшем волнении). О,

пожалуйста, не говорите так. Это ужасно. Вы желаете мне добра, а я

вынужден отказать вам в вашей просьбе. Мне очень неприятно. Если бы вы

могли так устроить, что никто не увидит, как я приношу жертву, я бы

согласился. Но я все равно должен выйти на арену вместе со всеми.

Понимаете – дело чести. Эдитор. Дело чести! Честь портного? Андрокл (извиняющимся тоном). Да, возможно, "честь" здесь – слишком сильное

слово. И все же, знаете, я бы не хотел, чтобы из-за меня пострадала

репутация портных. Эдитор. Ты все это забудешь, когда лев обдаст тебя своим дыханием и ты

увидишь его огромную пасть, готовую сомкнуться у тебя на шее. Спинто (поднимаясь с воплем ужаса). Я не вынесу этого. Где алтарь? Я совершу

жертвоприношение! Ферровий. Собака! Вероотступник! Искариот! Спинто. Я потом покаюсь. Я всем сердцем хочу умереть на арене; я умру

мучеником и вознесусь на небеса... В другой раз, не сейчас, когда у

меня так расстроены нервы. К тому же я слишком молод, я хочу еще хоть

разок порадоваться жизни.

Гладиаторы смеются над ним.

О, неужели никто не скажет мне, где здесь алтарь? (Бросается к проходу

и исчезает.) Андрокл (эдитору, указывая на Спинто). Брат, я не могу так поступить, даже

чтобы сделать вам одолжение. Не просите меня. Эдитор. Что ж, если ты решил умереть, дело твое. Но меня бы такая свинья,

как он, не сбила. Ферровий. Изыди, сатана. Ты – соблазн. Эдитор (вспыхивая от гнева). Да я с удовольствием сам бы вышел сегодня на

арену, чтобы тебя проучить. Как ты смеешь так со мной разговаривать?!

Ферровий кидается к нему.

Лавиния (быстро встает между ними). Брат, брат, ты забылся. Ферровий (сдерживаясь огромным усилием воли). О, мой характер, мой дурной

характер! (Эдитору, в то время как Лавиния, успокоенная, опять

садится.) Прости меня, брат. Мое сердце исполнилось злобы. Мне

следовало бы думать о твоей бесценной душе... Эдитор. Да ну? (С презрением поворачивается к Ферровию спиной и идет на свое

место.) Ферровий (продолжает) ...а я про все забыл, я хотел предложить сразиться с

тобой, привязав одну руку за спину. Эдитор (оборачиваясь с воинственным видом). Что?! Ферровий (раздираемый религиозным пылом и бешеной яростью). О, не уступай

гордыне и гневу, брат. Для меня это было бы так легко. Так...

Их расталкивает в разные стороны главный смотритель

зверинца, выбежавший из прохода вне себя от злости.

Смотритель зверинца. Хорошенькое дело! Кто выпустил отсюда этого

христианина, когда мы переводили льва в клетку возле арены? Эдитор. Никто его не выпускал. Он сам себя выпустил. Смотритель зверинца. Ну, так лев его съел.

Все в ужасе. Христиане в волнении вскакивают со

ступеней. Гладиаторы остаются безучастно сидеть; им

смешно. Все говорят, плачут и смеются сразу. Общий шум и

суматоха.

Лавиния. Ах, бедняга! Ферровий. Вероотступник погиб. Хвала богу праведному! Андрокл. Бедное животное умирало от голода. Оно не могло удержаться. Христиане. Что? Съел его? Какой ужас! Он даже не успел покаяться! Будь

милосерден к нему, грешному, господь! О, я не могу думать об этом!

Погрязший во грехе! Ужасно! Ужасно! Эдитор. Так ему, подлецу, и надо! Гладиаторы. Сам напросился. Теперь он получил свои муки сполна. Ну и лев!

Молодец! О, старому Джоку это не по вкусу, вы поглядите на его рожу. И

черт с ним. Вот посмеется император, когда услышит... Ну и умора!

Ха-ха-ха!!!!! Смотритель зверинца. Теперь у льва на целую неделю испорчен аппетит, он даже

смотреть на другого христианина не захочет. Андрокл. А вы не могли спасти его, брат? Смотритель зверинца. Спасти! Спасти от льва, который обезумел от голода!

Дикого льва, которого привезли из леса всего месяц назад! Да он

проглотил его – я и глазом моргнуть не успел. Лавиния (снова садясь). Бедный Спинто! Такая смерть даже за мученичество не

сойдет! Смотритель зверинца. Пусть пеняет на себя! Кто его просил лезть раньше

времени в пасть моему льву? Андрокл. Может быть, теперь лев не станет есть меня? Смотритель зверинца. Вот вам типичный христианин: только о себе и думает. А

что мне делать? Что мне сказать императору, когда на его глазах один из

моих львов выйдет на арену полусонным? Эдитор. Ничего не надо ему говорить. Дай льву слабительного и кусочек

соленой рыбки, чтобы разжечь аппетит. Смех.) Смотритель зверинца. Да, тебе легко смеяться, а... Эдитор (вскакивая на ноги). Ш-ш-ш... Смирно!. Император!

Смотритель зверинца стремительно бросается в проход.

Гладиаторы браво вскакивают и строятся в одну шеренгу.

Император входит с той стороны, где сидят христиане; он

беседует с Метеллием; за ним идет свита.

Гладиаторы. Здравствуй, кесарь! Идущие на смерть приветствуют тебя. Кесарь. Доброе утро, друзья. Метеллий пожимает руку эдитору, который принимает эту честь с

грубовато-добродушным почтением. Лавиния. Благословение, кесарь, и прощение. Кесарь (удивленно оборачивается, услышав это приветствие). Христианам нет

прощения. Лавиния. Ты меня неправильно понял, кесарь. Я имела в виду, что мы прощаем

тебя. Метеллий. Невероятная вольность! Ты разве не знаешь, женщина, что император

всегда прав, а следовательно, не нуждается в прощении? Лавиния. Я полагаю, император имеет на этот счет свое мнение. Во всяком

случае, мы его прощаем. Христиане. Аминь! Кесарь. Видишь теперь, Метеллий, к чему приводит излишняя строгость? У этих

людей не осталось надежды, поэтому ничто не мешает им говорить мне все

что они хотят. Они дерзки, почти как гладиаторы. Который из них

греческий колдун? Андрокл (смиренно дотрагиваясь до завитка волос на лбу) Я, ваша милость. Кесарь. Ваша милость! Славно. Новый титул. Ну, какие же ты можешь творить

чудеса? Андрокл. Я умею выводить бородавки, потерев их моим портновским мелком, и я

могу жить со своей женой и не бить ее. Кесарь. И только-то? Андрокл. Ты не знаешь ее, кесарь, иначе ты бы так не говорил. Кесарь. Ну что же, мой друг, мы поможем тебе от нее благополучно избавиться.

Который из них Ферровий? Ферровий. Я, кесарь. Кесарь. Я слышал, ты славный боец. Ферровий. Биться нетрудно, кесарь. Я и не то могу: я могу и умереть. Кесарь. Это еще легче, не так ли? Ферровий. Не для меня, кесарь. Моя плоть с трудом приемлет смерть, а дух с

легкостью приемлет битву. (Стеная, бьет себя в грудь.) О, грешник,

великий грешник! (Падает на ступени в глубоком унынии.) Кесарь. Метеллий, я бы хотел видеть этого человека в гвардии преторианцев. Метеллий. А я – нет, кесарь. Он из тех, кто портит всем настроение. Есть

люди, в чьем присутствии не повеселишься: не люди, а ходячая совесть.

Нам было бы при нем не по себе. Кесарь. И по этой причине тоже неплохо было бы видеть его среди вас. Чем

больше у императора совестливых, тем лучше. (Ферровию.) Послушай,

Ферровий.

Ферровий трясет головой и упорно смотрит в землю.

Сегодня на арене силы будут равны. Ты и твои товарищи получите оружие,

и на каждого христианина придется один гладиатор. Если ты останешься

жив, я благосклонно отнесусь к любой твоей просьбе и предоставлю тебе

место в гвардии преторианцев. Даже если ты попросишь не спрашивать тебя

о вере, я, вполне вероятно, не откажу тебе. Ферровий. Я не буду сражаться. Я умру. Лучше стоять в ряду архангелов, чем в

строю преторианцев. Кесарь. Не думаю, чтобы архангелы – кто бы они ни были – отказались

пополнить свои ряды преторианцами. Однако как тебе будет угодно. Идем,

посмотрим представление.

В то время как император со свитой поднимаются по

ступеням, в проходе появляются Секутор и Ретиарий,

возвращающиеся с арены. Секутор покрыт пылью и очень

сердит; Ретиарий ухмыляется.

Секутор. Ха! Император! Вот теперь увидим! Кесарь, скажи: честно со стороны

Ретиария вместо того, чтобы, как положено, накинуть на меня сеть,

возить ею по земле, пока я чуть не ослеп от пыли, а потом поймать меня?

Если бы весталки не подняли пальцы, я был бы уже мертв. Кесарь (останавливаясь на ступенях). В правилах это не запрещено. Секутор (с негодованием). Кесарь, это грязный трюк. Разве не так? Кесарь. Это пыльный трюк, дружок.

Подобострастный смех.

В следующий раз гляди в оба. Секутор. Это он пусть глядит в оба. В следующий раз я кину меч ему под ноги

и удушу его собственной его сетью прежде чем он вскочит. (Ретиарию.)

Так и знай. (Уходит, мрачный и разгневанный.) Кесарь (посмеивающемуся Ретиарию). Эти трюки неумны мой друг. Зрители любят

видеть мертвеца во всем его блеске и великолепии. Если ты вымажешь ему

лицо и перепортишь оружие, они выкажут свое неудовольствие тем, что не

дадут тебе его убить. А когда настанет твой черед, они это тебе

припомнят и опустят вниз большие пальцы. Ретиарий. Может, потому я и сделал так, кесарь. Секутор поспорил со мной на

десять сестерций, что победит меня. Если бы мне пришлось его убить, я

бы потерял эти деньги. Кесарь (умиленно смеясь). Ах вы, плутишки, нет конца вашим проделкам. Я всех

вас распущу и стану устраивать слоновьи бои. Слоны дерутся честно.

Поднимается к своей ложе и стучит в дверь. Дверь

открывает капитан; он вытягивается во фронт, пропуская

императора. В проходе появляется мальчик, вызывающий на

арену участников представления, за ним – три

униформиста; у первого в руках связка мечей у второго

несколько шлемов, у третьего – латы и другие детали

доспехов; они кидают все это в общую кучу.

Мальчик. С вашего позволения, кесарь, одиннадцатый номер программы!

Гладиаторы и христиане!

Ферровий вскакивает, готовый принять мученический венец.

Остальные христиане реагируют каждый по-своему: одни

радостно и бесстрашно, другие – сдержанно и горделиво,

третьи – беспомощно заливаясь слезами, четвертые

горячо обнимая друг друга.

Мальчик уходит.

Кесарь (оборачиваясь у дверей ложи). Час настал, Ферровий. Пойду в ложу,

посмотрю, как тебя убьют, раз ты пренебрег моими преторианцами. (Входит

в ложу.)

Капитан закрывает изнутри дверь ложи. Метеллий и

остальные члены свиты расходятся по своим местам.

Христиане во главе с Ферровием идут к проходу.

Лавиния (Ферровию). Прощай. Эдитор. Спокойненько! Вы, христиане, должны сражаться. Ну-ка. вооружайтесь! Ферровий (поднимая с земли меч). Я умру с мечом в руке, чтобы показать

людям, что я мог бы сражаться, будь на то воля божия; мог бы убить

того, кто убьет меня, если бы захотел. Эдитор. Надень доспехи. Ферровий. Никаких доспехов. Эдитор (грубо). Делай что велят! Надень доспехи! Ферровий (сжимая меч, с угрозой). Я сказал – никаких доспехов. Эдитор. А что отвечу я, когда меня спросят, почему я выставил голого

человека против своих людей в доспехах? Ферровий. Отвечай молитвой, брат, и не бойся земных властелинов. Эдитор. Пф-ф! Упрямый осел! (Кусает губы в нерешительности, не зная, как ему

быть.) Андрокл (Ферровию). Прощай, брат. встретимся когда-нибудь в райских кущах. Эдитор (Андроклу). Ты тоже идешь. Возьми там меч и надень доспехи, какие

подойдут тебе по росту. Андрокл. Право, не могу. Я не могу драться, никогда не мог, не могу

заставить себя так ненавидеть. Меня надо кинуть на съедение львам

вместе с этой леди. Эдитор. Тогда не путайся под ногами и придержи язык.

Андрокл послушно отходит в сторону.

Ну, все готовы?

С арены доносится звук трубы.

Ферровий (вздрогнув). Господь всемогущий, укрепи мои силы. Эдитор. Ага, испугался? Ферровий. Брат, для меня нет ужаснее звука. Когда я слышу зов трубы, или

дробь барабана, или лязг стали, или свист каменного ядра, вылетающего

из катапульты, то моим жилам пробегает огонь; я чувствую, как кровь

горячей волной заливает мне глаза, я должен нападать, я должен бить, я

должен побеждать; сам кесарь не будет в безопасности на своем

императорском троне, если этот дух овладеет мною. О братья, молитесь!

Увещевайте меня! Напомните мне, что стоит мне поднять меч, и я

обесчещен, а наш Спаситель снова распят на кресте. Андрокл. Ты думай о том, как больно ты можешь по ранить бедных гладиаторов. Ферровий. Когда убиваешь человека, ему не больно. Лавиния. Тебя не спасет ничто, кроме веры. Ферровий. Веры? Которой? Есть две веры. Наша вера и вера воина, вера в

битву, вера, для которой бог в мече. Что если эта вера окажется

сильней? Лавиния. Ты найдешь свою истинную веру в час испытан "я. Ферровий. Этого я и боюсь. Я знаю, что я воин. Как могу быть уверенным в

том, что я христианин? Андрокл. Брось меч, брат. Ферровий. Не в силах. Он льнет к моей ладони. Мне было бы легче отторгнуть

от себя женщину, которую я люблю. (Вздрогнув.) Кто произнес это

кощунство? Неужели я? Лавиния. Я не могу помочь тебе, друг. Не могу сказать. чтоб ты не сражался

за свою жизнь. Помимо воли мне хочется видеть, как ты мечом проложишь

себе путь та небеса. Ферровий. Ха! Андрокл. Но если ты собираешься отступиться от нашей веры, брат, почему бы

не сделать этого, никому не причиняя боли? Не бейся с ними. Воскури

фимиам. Ферровий. Воскурить фимиам! Никогда! Лавиния. В тебе говорит гордость, Ферровий. Только гордость. Ферровий. Только гордость! Что благороднее гордости! (Охваченный угрызениями

совести.) О, я погряз в грехе. Я горжусь своей гордостью. Лавиния. Говорят, мы, христиане, – самые большие гордецы; только слабые

смиренны. О, я еще хуже! Мне следовало бы напутствовать тебя на смерть,

а я искушаю тебя. Андрокл. Брат, пусть они воюют во гневе, мы мужественно примем свои муки. Ты

должен идти туда, как агнец на заклание. Ферровий. Да, да, ты прав. Но не как ягненок под нож мясника, а как мясник,

который подставляет горло (глядит на эдитора) глупому барану, которому

он может свернуть шею одним движением.

Прежде чем эдитор успевает ему ответить, в проход

вбегает мальчик. Из императорской ложи выходит капитан и

спускается по ступеням.

Мальчик. А ну, побыстрей на арену. Зрители ждут. Капитан. Император ждет. (Эдитору.) Ты что, заснул, приятель? Немедля

отправь своих людей. Эдитор. Слушаю, сэр. Это христиане волынят, они трусят. Ферровий (громовым голосом). Лгун! Эдитор (не обращая на него внимания). Шагом марш!

Гладиаторы, отобранные для сражения с христианами,

маршируют по проходу к арене.

Эй вы, там, идите за ними. Христиане, мужчины и женщины (прощаются друг с другом). Будь стоек духом,

брат. Прощай. Поддержи нашу веру, брат. Прощай. Да откроются перед

тобой врата рая, любимый. Прощай. Помни, мы молимся за тебя. Прощай.

Будь мужествен, брат. Прощай. Не забывай, Христова любовь и наша любовь

с тобой. Прощай. Ничто не может причинить тебе зла, брат. Прощай. Да

осенит тебя неземное блаженство, любимый. Прощай. Эдмтор (вне себя от нетерпения). Подтолкните их к дверям.

Оставшиеся гладиаторы и мальчик пытаются приблизиться к

христианам.

Ферровий (становясь перед ними). Коснитесь их, собаки, и мы умрем здесь и

лишим язычников зрелища, которого они ждут. (Христианам.) Братья,

великий миг настал. Этот проход – ваш путь на Голгофу. Всходите на нее

храбро, но кротко, и помните: ни слова упрека, ни одного удара,

никакого сопротивления. Идите. (Уходят по проходу. Он оборачивается к

Лавинии) Прощай! Лавиния. Ты забыл: я должна выйти, когда твое тело еще не охладеет. Ферровий. Верно. Не завидуй мне, что я раньше тебя вкушу райское блаженство.

(Уходит по проходу.) Эдитор (мальчику). Отвратительная у меня должность. Почему бы их всех не

бросать на съедение львам? Это не занятие для мужчины. (Угрюмо

бросается в кресло.)

Оставшиеся гладиаторы равнодушно возвращаются на свои

места. Мальчик пожимает плечами и опускается на корточки

у начала прохода, неподалеку от эдитора. Лавиния и

остальные христиане, охваченные горем, снова садятся на

ступени; одни беззвучно плачут, другие молятся, третьи

спокойно ждут уготованной им участи.

Андрокл присаживается у ног Лавинии. Капитан стоит на

лестнице и с любопытством наблюдает за ней.

Андрокл. Я рад, что мне не надо биться. Это было бы для меня самой тяжкой

мукой. Мне повезло. Лавиния (глядя на него с раскаянием). Андрокл, воскури фимиам, и тебя

простят. Дай мне умереть за нас обоих. У меня такое чувство, будто это

я убиваю тебя. Андрокл. Не думай обо мне, сестра. Думай о себе. Это укрепит твое сердце.

Капитан саркастически смеется.

Лавиния (вздрагивает; она совсем забыла о нем). Вы все еще здесь, красавчик

капитан? Вы пришли посмотреть, как я умру? Капитан (подходя ближе). Я нахожусь, Лавиния, при исполнении служебных