Текст книги "Затерянный остров"

Автор книги: Беатрикс Маннель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Что за расточительство! Эта нежная кожа настойчиво требует прикосновения.

Пауле понадобилось все ее воспитание, чтобы сдержаться, больше всего ей хотелось отбросить руки хозяйки борделя. С момента ее развода никто не решался подойти к ней так близко, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться.

– Детка, мужчины никогда не останутся в прошлом! Мы, наверное, иногда хотим этого, но они придают нашей жизни необходимую остроту. Какой убогой была бы жизнь без них!

«Очень бедной, – ехидно подумала Паула, – мадам Риве была бы, конечно же, очень бедной без мужчин».

Но ей удалось промолчать, потому что, в конце концов, она нуждалась в деньгах, а мадам Риве была ее первым оптовым покупателем.

– Мне уже пора идти. Как только я сделаю заказанное мыло, я вам его принесу.

– Подумайте над тем, что я вам сказала: с мужчинами у вас еще не все кончено. Я в этом разбираюсь.

Мадам Риве громко рассмеялась и провела Паулу к двери, где она, все еще пребывая в возмущении от сказанного мадам Риве, чуть не споткнулась о Мортена, который сидел там на ступеньках и внимательно смотрел в Библию.

Когда он ее заметил, то сразу же встал, но так плохо держался на ногах, что она схватила его за руку, чтобы ему было на что опереться.

– Хорошшший день сегодня, сударыня, – прошепелявил он и протянул ей свою руку.

Паула, для которой на сегодня достаточно было прикосновений, отклонила предложение, а Мортен, несмотря на свое состояние, оказался джентльменом настолько, что не стал настаивать.

Очевидно, он так хорошо знал дорогу в город, что мог бы найти ее даже во сне, и Паула была рада, потому что одна она бы не вернулась. Сначала он пытался объяснить ей, что он делал у мадам Риве, но Паула не хотела слушать его ложь, и спустя некоторое время он замолчал рядом со своей спутницей, выражающейся довольно односложно.

Через два дня он вернулся, чтобы извиниться и убедить ее, что он не пьяница, а миссионер в полном смысле этого слова, который даже в местах, пользующихся дурной славой, ищет детей Господних. И вот сейчас он сидел у костра, пьяный, и говорил о том, как встретится с королевой. Все хотели попасть на прием к королеве, но Мортен считал, что самые лучшие шансы у него, потому что он был миссионером. Ранавалуна II стала первой королевой на Мадагаскаре, принявшей христианскую веру и превратившейся в убежденную англиканку.

Нориа, однако, не возлагала на это больших надежд. Казалось маловероятным, что королева примет их, так как холм Амбохиманга являлся священным местом, куда европейцев допускали в редких, исключительных случаях. Во дворце в Антананариву это было бы проще сделать. Но, несмотря на это, никто из них ни минуты не сомневался в том, что им удастся попасть к королеве.

Паула боялась, что ее причина наименее убедительна, но она должна была поговорить с королевой, так как это оставалось ее последней надеждой. Несмотря на все усилия, до сих пор ей не удалось хоть что-нибудь узнать о наследстве бабушки. Где именно оно находится, взял ли кто-нибудь плантацию в аренду – ничего этого она не знала.

Ничего.

На Нуси-Бе все говорили о том, что ей для этого надо ехать в столицу, что не входило в ее планы.

В Антананариву она снова без толку обивала пороги с пожелтевшим документом своей бабушки. Все чиновники брали немалые суммы, давали неясные обещания, затем брали еще большие суммы, но никто ей в действительности так и не помог. Местность, указанную в документе, Анталаха, Паула не нашла ни на одной карте. И каждый, кого она о ней спрашивала, только качал головой, якобы никогда не слышал об этом. Только регион Антсиранана, где должна находиться Анталаха, был известен, и каждый знал, что он расположен на северо-востоке Мадагаскара.

Вильнев и его странный ассистент занимались поисками лекарственного растения, которое, по их мнению, в большом количестве росло в тропическом лесу на восточной стороне острова. Это точно заинтересовало бы королеву. Нориа все же дала понять, что следует побеседовать с премьер-министром, потому что он был истинным закулисным правителем. Паула вздохнула: это ничего хорошего для нее не означало. И если потребуется давать взятку привратникам, то ничего не выйдет, так как денег с продажи мыла как раз хватило на то, чтобы подкупить людей в Антананариву. Она была таким же банкротом, как и ее бедный отец, когда у него случился инфаркт.

«Мора-мора, – подумала Паула, – терпение, снова и снова терпение». Она встала, чтобы вернуться в свою палатку.

– А как же насчет празднования Сильвестра? – спросил Ласло.

– Посмотрим, – послышался голос Вильнева.

– Я уже иду спать, давайте завтра об этом поговорим. Спокойной ночи! – Паула сдержалась, чтобы не зевнуть.

Нориа бросила песок на все еще тлеющий костер, и стало нечем дышать. После этого все встали и отправились спать.

Паула, как и все, спала на матрасе прямо на земле, что поначалу представляло сложность для нее, не только потому, что было жестко, но и по причине страха перед насекомыми. Несмотря на наличие москитной сетки, кругом роились клопы, блохи и маленькие мошки. И в результате каждого укуса у нее на теле появлялась большая шишка, пока ей в голову не пришла идея поэкспериментировать с ароматами. В конце концов, не зря она везла с собой свое оснащение, которое состояло из двухсот бутылочек с чистыми ароматическими маслами и эссенциями. Паула попробовала сначала лавандовое масло, затем масло чайного дерева, но результат оказался не просто отрицательным, а даже хуже: эти вещества, казалось, приманивали мадагаскарских клопов. Тогда она попробовала аромат кедровой сосны, капнув несколько капель на три когда-то ненавистных платочка, полученных в подарок ко дню рождения, и разложив их возле спального места. С тех пор ее больше не кусали.

Так она поступала неделю и, убедившись, что это не случайность, предложила масло мужчинам. Мортен не хотел тратить зря ее дорогое масло, Ласло утверждал, что его никто не кусает. А Вильнев пробурчал что-то о жалком женском хламе; насекомые, по его мнению, были частью флоры и фауны страны, а если это кому-то не нравится, тому следует оставаться дома.

Сначала Паула рассердилась на него, затем каждое утро стала с насмешкой наблюдать, как все расцарапывают новые укусы. Все, кроме Ласло.

Она почистила зубы зубным порошком, который сделала по рецепту своей бабушки, и залезла под одеяло.

И в этот момент Паула подумала: «Что же теперь?». Ложась каждый вечер очень усталой, она долго не могла заснуть. Слишком много мыслей роилось у нее в голове. Мыслей о том, что она могла бы сделать иначе или лучше, о том, что она кому-то сказала, о том, что ей не следует так смотреть на Нориа, что она должна попытаться полюбить ворчуна. Все же это было лучше, чем вспоминать свое прошлое, что она себе строго-настрого запретила.

В тот вечер она все же видела перед собой только Ласло, как он поднял свое обнаженное тело из реки на берег и как капли воды стекали по его гладкой коже сияющими струйками при лунном свете.

Но она не ощущала никакого желания, совсем наоборот, что-то в этом образе пугало ее.

4 Письмо Матильды

Амбалавау, утро 8 августа 1856 года

Флоренс, моя дорогая дочь!

Я не буду заниматься пустословием, потому что ты однозначно удивишься моему письму после стольких лет молчания.

Если бы у тебя был мой темперамент, ты незамедлительно сожгла бы это письмо, даже не прочитав его. Но я настаиваю на том, чтобы ты не менялась. Ты всегда была спокойной маленькой девочкой, никогда я не видела на тебе порванного платья, ни одной выпущенной пряди волос – вероятно, как раз потому, что ты родилась в суровом и ужасном мире английских пиратов.

Я пишу тебе, потому что ты постоянно живешь в моих мыслях, а несколько дней назад прошел слух об ужасных вещах, которые произошли в столице, и я понимаю, что могу умереть быстрее, чем думала.

Меня беспокоит тот факт, что я не знакома с твоим мужем и детьми. Но я не сомневаюсь в том, что ты вышла замуж за уважаемого человека, и, как и положено, родила ему минимум двоих детей. Я надеюсь и желаю тебе, чтобы в том мире, в котором ты живешь, ты была счастлива. Я уже давно поняла: я не в силах решать за других, что правильно, а что нет. И именно в этом причина того, что моя совесть нечиста. Мне не следовало так просто отправлять тебя в Европу, даже если ты и счастлива из-за моего решения. Я чувствовала твое отвращение ко мне, отвращение, которое вдолбили тебе в голову злобные остолопы в миссионерской школе, а я была слишком слаба, чтобы выносить презрение в глазах собственного ребенка. Мне очень стыдно за мое малодушие, и я хотела бы, чтобы ты знала, как сильно я сожалею об этой своей ошибке. И ты сделала бы большое одолжение не только мне, но и себе и моим внукам, если бы позволила себе когда-нибудь простить меня. Потому что я поняла одно здесь, на Мадагаскаре, где своих предков почитают как святых: невозможно избежать своей истории, и если ты не достигнешь согласия со своими предками, то и твое будущее не станет светлым и лучистым.

Моя любимая дочь, ты долго жила с верой в то, что твой отец – пират Жан-Мари Ле Томас. Но у меня не оставалось выбора, и я уверяю тебя, мне было очень нелегко оставаться покорной воле этого мужчины.

Но что мне еще было делать? Когда мы с твоим отцом, художником Копалем, возвращались из Мадагаскара в Европу, недалеко от Нуси-Бе на нас напала орда грязных пиратов, они насильно увезли нас в свое логово недалеко от Вохемара. В тот момент я уже была беременна и должна была сделать все возможное, чтобы защитить тебя. Твоего отца продали на рынке рабов в Мораманге. Я больше никогда его не видела, что было еще хуже, чем пережить его смерть. Так как надежда разъедает сердце, надежда убивает все другое и делает тебя своей смехотворной марионеткой.

Но я была беременна и поэтому должна была жить!

Я понравилась Ле Томасу, и он был настолько самонадеянным, что поверил, что ты, моя прекрасная Флоренс, – его дочь. Он вообразил, что твои голубые глаза – от него, при этом ты была на него похожа, как бабочка на паука.

Но только благодаря этому мы выжили, только из-за этого мы смогли позже сбежать в Реюньон. И там мы обосновались, так как перед побегом я ограбила Ле Томаса, и это снова-таки стало возможно только потому, что я заставила его поверить, будто ты – его дочь. Ни с одной другой женщиной у него не было детей, хотя он собирал их вокруг себя достаточно. Я предполагаю, что его чресла из-за того образа жизни, который он вел, были бесплодны.

Я не могла рассказать тебе, кем на самом деле был твой отец, до нашего побега, так как для осуществления моего плана, безусловно, необходимо было, чтобы этот мерзавец чувствовал себя «папой». И я была так убедительна, что позже в Реюньоне ты уже не хотела мне верить, когда я говорила тебе правду; в конце концов, первые двенадцать лет твоей жизни я вдалбливала тебе в голову совсем другое. Как же ты могла разобраться, что было правдой, а что ложью? Но я клянусь тебе Богом, что Ле Томас – не твой отец.

Ты всегда была нежной, прелестной, милой девочкой, однако то, что из тебя сделали учителя в миссионерской школе Реюньона, просто уму непостижимо. Ты была словно кукла в их руках, ты впитала в свое тело Иисуса Христа, как пчела нектар, ты преисполнилась желания быть аккуратной и все делать правильно, ты стала твердо уверена в том, что хорошо, а что плохо.

Сегодня я понимаю, что это была адекватная реакция на то, что тебе пришлось пережить у пиратов, но в то время мне сложно было выносить эту самоуверенную маленькую девочку.

Особенно после того, как это произошло.

Я снова начала работать над моими рецептами, что плантаторы и твои учителя, конечно же, считали бесполезной тратой времени. Кому нужно ароматизированное мыло? Кому вообще нужны ароматы? Если бы там жили хотя бы католики, они, по крайней мере, ценили бы ладан и мирру. Я не знаю, помнишь ли ты, но я даже начала искать в Библии отрывки на тему ароматов, чтобы убедить мою маленькую святую в пользе благоуханий, и я была в восторге, когда нашла в книге Сираха 24, стих 15: «Как корица благовонная и каликант я излучал благоухание, и как изысканная мирра я распространял запах, такой как гальбан, баранец и стакти, а также дым ладана в скинии собрания».

Если мудрость и вера в Бога сравнивается с благовониями, то это не может быть плохо, не так ли?

Но еще более убедительным я считаю то, что давным-давно нашла в гимне любви: «Как прекрасна твоя любовь, моя новобрачная сестра, намного изысканнее твоя любовь, чем вино, и аромат твоих натираний превосходит все благовония! С твоих губ струится густой мед, моя невеста; мед и молоко у тебя под языком, и аромат твоих одеяний напоминает аромат Ливана!»

И с тех пор я задавала себе вопрос, что же это за аромат Ливана, и стала экспериментировать: так все и началось.

В дверь стучат, я должна заканчивать и брать свое оружие, так как ходят слухи, что Ранавалуна I призвала свой народ к смертельной травле всех христиан. Для нее само собой разумеется, что все светлокожие – христиане, которых необходимо уничтожить. Здесь, в деревне, я еще чувствую себя в безопасности, так как я многим помогла своими эфирными маслами, но все же я разозлила таким образом Ракотовао, старосту и знахаря.

На всякий случай я в ближайшее время запишу все для тебя и твоих детей и позабочусь о том, чтобы мое письмо, рецепты и флаконы доставили тебе, моя любимая дочь. И тебе стоит дочитать мое письмо до конца, потому что у меня есть подарок для тебя, который, я надеюсь, принесет тебе счастье и станет вознаграждением за пережитую несправедливость.

5 Бергамот

Citrus bergamus Risso. Свежее, сделанное из спелых плодов масло имеет золотистый цвет и необычайно прелестный освежающий запах, напоминающий запах лимона или апельсина. Оно очень чувствительно к свету, воздуху и теплу.

Паула проснулась от странного шума, который не могла определить. Это был не крик животного, он не был угрожающим, но, несмотря на это, он ее обеспокоил и вызвал любопытство. Она потянулась, почувствовала все синяки от вчерашнего падения, босая вылезла из-под своего льняного одеяла, накинула длинный жакет в стиле сафари и отбросила полотнище палатки.

Было довольно тепло и еще темно, облака рассеялись, и луна светила так ярко, что Паула могла хорошо рассмотреть лагерь. Все было спокойно, слышался только гул мошек и странный шум, который ее разбудил. Казалось, что все, кроме нее, спали. В палатках не было никакого движения, а прямо возле потухшего костра крепким сном спали Нориа и носильщики.

Паула внимательно прислушалась, чтобы выяснить, откуда доносились эти странные звуки. От реки. Паула вернулась в палатку, сунула ноги в ботинки, крепко их зашнуровала и пошла вниз, к реке.

Луна освещала тропинку так ярко, что ей удалось добраться до Икопы, ни разу не споткнувшись. Она спустилась по склону и наконец увидела, откуда доносилось это журчание.

На другой стороне Икопы мерцал свет. Она прищурилась. Люди с факелами шли друг за другом вдоль реки, поверхность которой благодаря зеркальному отражению превратилась в полоску огня. Это были девушки, очень молодые девушки, одетые в белые ламбы. На голове у каждой был большой сосуд. И пока они двигались вперед, они постоянно бормотали похожие слова, которые Паула не могла разобрать. По ее спине пробежала дрожь. Что бы это значило? Эта процессия излучала священную строгость, которую Паула ощущала даже на противоположном берегу. Куда шли все эти девушки? Она много слышала о странных ритуалах на этом острове, до нее даже доходили слухи, что некоторые мадагаскарские племена приносили в жертву людей. Нет, не может же такого быть, чтобы в жертву приносили сразу так много девушек?

«Тсара…» – прошептал кто-то возле Паулы. Она вздрогнула и обернулась. Это была Нориа, в отличие от Паулы, полностью одетая, потому что круглые сутки носила одно и то же платье.

– Тсара, красиво, – повторила она, – эти девушки прекрасны, не так ли? Нам теперь целый год будет везти из-за того, что мы их увидели. – Нориа при этом недовольно посмотрела на Паулу, будто думала, что та это счастье не заслужила, но Паула была слишком заинтригована, чтобы это могло ей помешать.

– Что это значит? Куда они идут?

– Семьдесят незамужних девушек несут воду для новогоднего купального празднования. Большая честь для каждой девушки, которую выбрали для этой церемонии.

– Я не понимаю.

Нориа оценивающе улыбнулась.

– Незамужние девушки – девственницы, но это слово на Мадагаскаре неизвестно, потому что это состояние не имеет для нас никакого значения.

– Нет, нет. Я совсем не то имела в виду, – попыталась объяснить Паула. – Я не понимаю, почему эти девушки должны нести воду.

– Каждый год наш король или королева принимает ритуальную ванну. Фандроана, наш купальный праздник. И воду для него приносят семьдесят незамужних девушек из священного озера, расположенного на востоке от Амбохиманги. Раньше озеро было непосредственно под дворцом, но оно высохло. Они выходят затемно, потому что ванна должна быть наполнена еще до восхода, чтобы вода насытилась золотом солнца до того момента, когда королева будет принимать там ванну в обеденное время.

– А почему не взять воду просто в ближайшей реке?

Лицо Нориа исказила презрительная улыбка, и Пауле стало стыдно, она поняла, насколько заносчиво это, должно быть, прозвучало.

– Потому что в этом озере живут священные крокодилы. Согласно легенде, эти крокодилы являются потомками наших прародителей, королевы Рафоги и ее дочери Рангиты, которые в начале XVI века управляли маленьким королевством. От них впоследствии возникли мерина, народ, к которому принадлежу я. – В ее словах прозвучала большая гордость. – Озеро расположено всего в нескольких километрах от Амбохиманги. Мы верим, что обе королевы похоронены там в лодке и их прах покоится в озере.

Паула смотрела на девушек. Караван, мерцающий белым и золотистым, излучал какую-то вечную красоту, и это вызывало легкий зуд у нее в животе. Она спросила себя, какие чувства испытываешь, когда там идешь. Но она не была малагасийкой и уж точно больше не была девственницей.

– Ранавалуна II тоже искупается завтра в этой ванне?

– Разумеется, это ее обязанность как королевы народа мерина. И каждый ее подданный сможет потом взять немного той воды, выпить ее и загадать желание.

– А я думала, что королева – христианка.

Нориа кивнула и засмеялась.

– Христианам запрещено принимать ванну?

Паула растерянно посмотрела на Нориа. Нориа смеялась!

– Нет, конечно же, нет, – объяснила Паула, – но из соображений гигиены, а не в ходе ритуала.

– А как же крестины? – Нориа все еще выглядела так, будто это ее забавляло.

– Не спорю, но это другое.

– А святая вода?

Паула в этот момент тоже не смогла сдержать улыбку.

– Ну, в любом случае это не вода для купания Папы Римского.

– Но я уверена, – парировала Нориа, – что есть христиане, которые были бы не против получить такую воду.

– Да, возможно, это так, – признала Паула и была удивлена, что овладела собой в разговоре с Нориа. «Ты даже никогда не пыталась», – шептал ей внутренний голос, и в виде исключения Паула сочла, что он прав.

– Совершенно неважно, какую религию исповедует наша королева Ранавалуна II, но если она не будет почитать законы наших предков, это приведет к ужасным беспорядкам. И, в конце концов, кем мы были бы без наших предков?

Караван девушек исчез, их бормотание становилось все тише, и наконец стало слышно только журчание воды в реке.

Нориа и Паула вернулись в лагерь, где они столкнулись с Вильневом, который как раз застегивал штаны. Он поднял голову и удивленно посмотрел на них.

– Тсара мандри! – сказала Нориа. – Доброй ночи!

И снова легла на свой коврик у костра.

– Мамофиса мами! Сладких снов, – ответил Вильнев и обратился к Пауле: – Где вы были? Это может быть опасно.

– Я не понимаю почему. – Пауле не нравился его тон, который показался ей неподобающе покровительственным. – Здесь нет ни хищников, ни ядовитых змей, а горилл, – она постаралась посмотреть на него так, чтобы он понял, кто здесь обезьяна, – я не боюсь. Так что же со мной может случиться?

Вильнев уклончиво поднял руки.

– Хорошо. Вы правы, это меня не касается. Тогда хорошо вам повеселиться!

Что-то тихо бормоча себе под нос, он вернулся в палатку и оставил Паулу в возмущении. Ему всегда нужно сказать последнее слово. «Еще только завтра, – подумала она, – еще только завтрашний день, и больше я не увижу его».

О сне, разумеется, не могло быть и речи, но и дорогой керосин ей не хотелось расходовать. Она нашла ощупью свой сундук, открыла крышку, достала кожаную сумочку с маслами, которые, по ее мнению, должны были ее успокоить.

Хотя Паула начала тренировать обоняние только после своего памятного четырнадцатого дня рождения, но, к счастью, было еще не поздно. Возможно, чувствительный нос достался ей в наследство от бабушки. Отец поддерживал ее и доставал через свою контору ароматические масла, пока комната Паулы не заполнилась бутылочками с различными экстрактами. Никогда прежде она не задумывалась о том, как аромат из растения переходит в масло или мыло. Она начала заниматься экстракцией ароматов, очарованная новым миром, открывшимся перед ней. Прессование, мацерация, абсорбция и экстракция. Прессование – самый простой способ, который, однако, можно применять только в случае со свежей кожурой лимона, померанца, цитрусовых и подобных фруктов. Теперь Пауле было смешно, когда она вспоминала, каким легким занятием она себе это представляла. Но кожуру нельзя просто взять и раздавить прессом, необходимо использовать еще и губчатый метод. Для этого нужно поцарапать кожуру иглой, а затем натереть губкой, которую выжимают в глиняный сосуд. Спустя некоторое время наверху выделяется добытое таким образом масло. Этот метод она испробовала первым и была очень удивлена тем, как долго пришлось ждать, чтобы получить всего лишь несколько миллилитров ароматической эссенции.

Далее она постоянно уговаривала отца приобрести приборы для дистилляции, и он не мог долго сопротивляться, что привело к серьезной ссоре с матерью, которая затянулась на несколько месяцев.

Для дистилляции Пауле понадобились приборы для нагревания, конденсационный горшок с трубками и поддон. Цветы, кожуру, семена или листья необходимо было размять или раздавить и залить кипятком. Так эфирные масла соединялись с водой. В ходе последующего охлаждения на поверхности выделялось масло.

После последнего спора с матерью они с отцом договорились, что Пауле не следует больше заниматься парфюмами дома. Отец оборудовал для нее небольшую лабораторию в кладовой своей конторы, где она могла спокойно работать с ароматическими веществами. Там она обучилась мацерации, так как этот метод больше всего подходил для работы с нежными цветами, такими как розы, померанцевые цветы, фиалки или цветы акации. Для этого необходимо было разогреть очищенную консистентную смазку в медном котелке. Этот котелок стоял на водяной бане, в нем постоянно поддерживалась температура 40–50 градусов. Цветы складывались в проволочную корзину, которую потом подвешивали в разогретую консистентную смазку, и она, в свою очередь, жадно вытягивала из них аромат. Этот эксперимент Паула снова и снова проделывала с разными цветами, в зависимости от того, помаду какой интенсивности хотела получить. Из нее Паула уже могла изготовить изысканные экстракты, раскалывая помаду и поливая ее этиловым спиртом. Все это должно было простоять четыре-пять недель, затем масса процеживалась.

Ее отец даже купил ей стеклянные рамки, необходимые для абсорбции. Они были нужны Пауле для работы с наиболее чувствительными цветами, такими как жасмин, тубероза, нарцисс и резеда, в случае с которыми запрещено любое нагревание. В ходе работы лежащие на рамах длиной один метр, шириной шестьдесят сантиметров и высотой восемь сантиметров стеклянные листы обмазывались консистентной смазкой и посыпались цветами. Эти листы Паула укладывала друг на друга, а спустя время от двенадцати до двадцати четырех часов убирала цветы и закладывала на консистентную смазку свежие, пока та не приобретала желаемую степень аромата. Далее она поступала со смазкой так же, как и в случае с помадой, которую получала при мацерации. Каждую минуту, которую она могла провести вне дома, она проводила в этой кладовке. Она даже дошла до того, что врала своей матери только ради того, чтобы заниматься рецептами своей бабушки, так как они привнесли в жизнь Паулы совершенно новый мир: «Парфюм императрицы Евгении», «Букет Эстерхази», «Каприз моды» или рецепт «Украденные поцелуи».

О существовании лаборатории, кроме отца, знал только Йоханес Карл, который чувствовал там себя удивительно хорошо и стал регулярно навещать ее «у Матильды».

– Она все же была и моей бабушкой, – любил повторять он, прежде чем засучить рукава и помогать ей добывать аромат из цветков.

Отец предложил ей покупать готовые ароматические масла, когда она вскоре после своего четырнадцатилетия начала интересоваться работой бабушки. Но Паула была честолюбива и хотела сама глубоко изучить, как и с какими растениями нужно обращаться. И это было только начало, потому что для хорошего парфюма часто необходимы также различные материалы, в том числе и животного происхождения. Эксперименты с композицией парфюма увлекали Паулу, и она предавалась им с удивительной любознательностью. Это звучало так просто: ароматическая композиция действует на трех уровнях, она включает в себя ноту головы, сердца и основную ноту. То, что воспринимается сразу после нанесения на кожу, называется нотой головы, она должна улетучиться спустя четверть часа, но вызвать любопытство, пригласить и уступить место ноте сердца, аромат которой можно вдыхать несколько часов. Ноту сердца бабушка Матильда называла характером парфюма, в котором, как в поппури, должны проявляться все ароматы композиции, и этому она посвятила многие свои рассуждения. И затем, наконец, появляется основная нота с ее долго действующими ингредиентами, которые должны оставаться на коже как минимум целый день. Когда Паула была занята всем этим, время пролетало незаметно, и чаще всего Паула приходила домой слишком поздно, за что мать наказывала ее все строже, часто домашним арестом. Поэтому Пауле не оставалось ничего другого, кроме как принести масла домой, чтобы продолжать эксперименты.

Интересно получалось, что ее мать любила все те ароматы, которые бабушка Паулы обозначила в своих рецептах как ноты головы: цитрусовые, такие как лимон, апельсин, бергамот или грейпфрут, но также фруктовые запахи – яблоко, груша, дыня и ананас. Каждый раз, когда Паула втирала несколько капель этих ароматов в кожу, мать относилась к ней благосклонно, и, напротив, зеленые ароматы стеблей и листьев, пряные ароматы, такие как камфора, мята и эвкалипт, а также травяные ароматы тимьяна и полыни вызывали у матери раздражение и неприязнь.

Намного сложнее для Паулы было разобраться с нотой сердца парфюма. Существовало очень много возможностей, она никогда не была уверена в том, что композиция действительно убедительна.

Она была вне себя от счастья, когда в одной из книг, снова и снова упоминавшейся в рецептах ее бабушки, обнаружила кое-что интересное. Там было написано, что ароматы можно упорядочить в ключ, подобно нотам. Есть ароматы ключа «соль» и ароматы, которые можно отнести к басовому ключу или ключу «фа».

Каждый аромат был нотой, а значит, можно, исходя из принципов гармонии музыки, создавать ароматические аккорды. Так, например, парфюм по аккорду «соль» состоял из:

«Соль» – пергулярия

«Соль» – чина

«Ре» – фиалка

«Фа» – тубероза

«Соль» – померанцевые цветы

«Си бемоль» – полынь

Гамма ароматов

Дискантовый ключ, или ключ «до»

Гамма ароматов

Басовый ключ, или ключ «фа»

Паула с головой ринулась изучать искусство композиции, однако после смерти отца все внезапно закончилось. Оказалось, что ее чудесный отец был заядлым игроком, который для каких-то сомнительных дел заложил двор бабушки Йозефы. Двор был продан на аукционе, как и вилла, и большинство предметов мебели. И только благодаря Йоханнесу Карлу Пауле удалось забрать из лаборатории некоторые приборы и оставить их в надежном месте у одного из друзей Йо.

Для ее матери мир рухнул, после смерти своего мужа она словно остолбенела, и только маленький Густав не позволял ей совсем опуститься. Но Паула каждую ночь слышала ее рыдания и причитания.

И, будто этого было мало, Йо ввиду ухудшения финансового положения семьи пошел служить в армию, где с ним произошел несчастный случай, который стоил ему ноги, в результате чего он стал непригоден для службы. Справиться с ужасной фантомной болью ему мог помочь только морфий. Он попал в зависимость от наркотика, и все попытки Паулы убедить его принимать менее опасное лекарство срывались из-за невыносимой боли. Когда Паула однажды утром обнаружила своего брата мертвым в постели, это окончательно ее сломило. Она больше не могла и не хотела ничего есть, сильно исхудала. И лишь тогда, когда она была уже настолько слаба, что практически не могла ходить, ее мать начала выбираться из своей летаргии. Она кормила Паулу различными лакомствами и принялась ее наряжать. Для этого она заложила даже свои украшения, первым делом – лазуритовое колье. Она велела сшить Пауле роскошные бальные платья и заботилась о том, чтобы ее дочь постоянно получала приглашения на балы. Все еще костлявую фигуру Паулы прикрывали объемной тканью, кружевными воланами и шелковыми розами, а ее непослушные волосы часами укладывали в локоны. Сначала Паула радовалась подаркам матери, пока не поняла, что та хочет выдать ее замуж. Как можно быстрее, и не за кого угодно, а за богатого мужчину, который спас бы их всех от нищеты, причем не важно, какой ценой.

Паула еще раз понюхала свежее пальмарозовое масло, которое всегда помогало ей справиться с бессонницей, залезла под одеяло и закрыла глаза.