Текст книги "Укрощение леди Лоринды"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Корнуолл был последним районом на юге Англии, попавшим под власть саксонских завоевателей, и первые Камборны выступали против короля Эгберта1212
Эгберт (ум. 839) – король западных саксов (Уэссекса) с 802 г., временно объединивший все англосаксонские королевства, в том числе Корнуолл, Кент и Суссекс, под властью единого правителя.
[Закрыть], отказавшись признать его верховную власть. Девяносто лет спустя они же помогли Ательстану1313
Ательстан (895—940) – король Уэсекса, первым из эападносак-сонских королей подчинивший себе север страны (Нортумбрию).
[Закрыть] оттеснить валлийцев к западу от Экзетера, таким образом сделав реку Тамар границей графства. В течение многих веков Камборны отличались независимым характером, принимали участие в войне Алой и Белой розы1414
Война Алой и Белой розы (1455—1485 гг.) – война между двумя ветвями английской королевской династии Плантагенетов – Ланкастерской и Йоркской. В гербе первой была изображена алая роза, а в гербе второй – белая.
[Закрыть] на стороне Ланкастеров и занимали достойное место в армии под командованием сэра Бевила Гренвилля, когда он нанес поражение сторонникам парламента при Брэдоке1515
Речь идет о событиях так называемой Первой гражданской войны (1642—1646 гг.) между сторонниками Долгого парламента и роялистами в эпоху английской буржуазной революции XVII века.
[Закрыть].
Казалось, в жилах Лоринды пылал тот неукротимый огонь, которого недоставало ее отцу. Она не признавала чьего-либо превосходства и с самого детства яростно противилась любым попыткам навязать ей чужую волю.
– Когда тебе что-нибудь говорят, ты начинаешь упираться и изворачиваться, словно корнуоллские ополченцы в битве при Азенкуре1616
Битва при Азенкуре – один из наиболее ярких эпизодов т.н. Столетней войны между Англией и Францией за право наследования французского престола, состоялась 25 октября 1415 г. на побережье Северной Франции, недалеко от Кале. В этой битве английские войска под предводительством короля Генриха V одержали полную победу над французской армией.
[Закрыть], – говорила ей няня, когда Лоринда была совсем крошкой.
И она по-прежнему готова была упираться и изворачиваться, лишь бы не принимать того, что в данный момент казалось неизбежным и с чем, по-видимому, уже смирился ее отец.
Лоринда молча позволила горничной переодеть себя и соорудить из волос некое подобие развевающихся на ветру локонов. Эта модная прическа словно была создана для того, чтобы ее личико стало еще более прелестным. Лоринда отнюдь не была миниатюрной женщиной, скорее наоборот – выше среднего роста. Однако она была так стройна и грациозна, что у мужчин инстинктивно возникало желание защитить ее. Но очень скоро они могли воочию убедиться, что за внешней красотой и женственностью скрываются непреклонная воля и дьявольская гордость.
Никто бы не стал отрицать, что Лоринда по-настоящему прекрасна, однако, любуясь своим отражением в зеркале, она невольно задавалась вопросом, принесла ли ей красота хотя бы немного счастья.
Конечно, она могла бы обратиться за советом к любой из хозяек светских салонов, так часто сопровождавших ее по просьбе отца, как только Лоринда стала появляться в высшем обществе. Но она не сомневалась, что ответ их был бы одним и тем же: «Тебе надо выйти замуж за богатого человека!»
Эти слова как бы подсказывали, что ей, пожалуй, стоит принять предложение Эдварда Хинтона, или Энтони Долиша, или Кристофера Конуэя, или любого другого молодого аристократа из числа ее поклонников, положивших свои сердца к ее ногам.
Без сомнения, подумала она, заканчивая туалет, любой из них сразу же примчится к ним в дом, получив записку с просьбой навестить ее. Однако чувство собственного достоинства, унаследованное от предков, страдало от одной только мысли, что ей придется выйти замуж, руководствуясь соображениями выгоды.
Она спустилась вниз, гордо вскинув голову, и продолжала строить в уме планы дальнейших действий. В этот момент она больше напоминала полководца, готовящегося к сражению, нежели женщину, которая, как было принято считать, не способна на какие-либо тактические уловки.
Войдя в библиотеку, она обнаружила, что отец провел ночь не у себя в спальне. Он спал, откинувшись на высокую спинку кресла, стоявшего у камина, а пустой графин говорил сам за себя. Она резко тряхнула его за плечо:
– Вставай, папа!
Еще вчера вечером, когда Лоринда беседовала с ним, было очевидно, что он выпил больше обычного, однако после ее ухода он принялся поглощать вино в таком количестве, что глаза его налились кровью и он весь пропах спиртным.
– Вставай, папа! – повторила она, и только тогда граф приоткрыл глаза.
– А, это ты, Лоринда! Что тебе нужно?
– Мне нужно, чтобы ты умылся и сменил костюм, – ответила она. – Уже утро, и завтрак на столе, если ты хочешь есть.
Граф вздрогнул.
– Дай мне чего-нибудь выпить!
Лоринда не стала с ним спорить. Она подошла к подносу, стоявшему на столике в углу библиотеки, и, налив рюмку крепкого бренди, с отвращением протянула ее отцу.
Тот залпом осушил ее.
– Который теперь час?
– Девять утра. Ты сейчас поедешь в Корнуолл или останешься здесь со мной? Предупреждаю, что во втором случае тебе придется мириться с неудобствами. Я собираюсь сразу же после завтрака рассчитать прислугу.
Рюмка бренди вернула ему силы, и он поднялся на ноги. Очевидно, слуга уже заходил, чтобы раздвинуть портьеры, и теперь яркие лучи солнца беспрепятственно проникали в комнату. Одно из окон выходило на внутренний дворик. Клумбы пестрели распустившимися бутонами, и Лоринда вдруг вспомнила, во сколько им обошлись эти клумбы; за цветами до сей поры ухаживал садовник, приходивший четыре раза в неделю.
– Я кое о чем не стал говорить тебе вчера вечером, – не сразу отозвался граф.
– И о чем же?
– Ты не дала мне сделать то, что сделал бы на моем месте любой, кто дорожит своей честью, так что, пожалуй, тебе стоит узнать всю правду.
– Какую правду? – резко спросила Лоринда.
– Я был уличен в плутовстве под конец игры!
– В плутовстве?! – Это был скорее крик души, нежели восклицание.
– Я был пьян и в полном отчаянии – неудивительно, что мне не удалось изловчиться и, не теряя ни секунды, довести дело до конца.
– Кому об этом известно?
– Фоксу и еще трем членам клуба Уайта, они в тот момент находились за столом. Это мои друзья, и я думаю, они будут молчать о случившемся, но я еще не скоро осмелюсь появиться в клубе снова.
Такого удара Лоринда никак не ожидала. Она хорошо понимала, что человек, уличенный в плутовстве, становился отверженным, парией среди людей своего круга. Но так как ее отец пользовался всеобщим уважением, оставалась надежда – всего-навсего хоть какая-то надежда, – что свидетели сочтут инцидент просто недоразумением, вызванным лишней порцией горячительных напитков, и не станут предавать это огласке. Но отец, конечно, правильно заметил, что не осмелится снова вернуться в клуб Уайта.
На какой-то миг Лоринда почти готова была пожалеть о том, что помешала отцу осуществить свое намерение. По сути, это действительно могло быть единственным достойным выходом для человека, уличенного в столь предосудительном поступке. Но вскоре она осознала, что самоубийство было бы с его стороны еще большей трусостью.
– Тебе ничего другого не остается, папа, – спокойно произнесла Лоринда, – как только немедленно ехать в Корнуолл. Ты волен взять с собой одного грума, которого захочешь оставить при себе, и пару лучших лошадей. Все остальное будет продано. – И добавила равнодушно: – Я прикажу перенести твои личные вещи вниз и уложить в дорожную карету.
– А как же быть с моим фаэтоном?
– Его придется оставить здесь. Это новейший из наших экипажей, поэтому за него можно будет выручить больше денег. После завтрака я поговорю с прислугой. Так что если я тебе понадоблюсь, ищи меня в столовой.
Она была уже у выхода из библиотеки, когда отец произнес чуть слышно:
– Мне очень жаль, Лоринда.
Она вышла из комнаты, даже не обернувшись.
Глава 2
Состроив болезненную гримасу, Лоринда смотрела на пустой столик в холле. Казалось невероятным, что всего лишь неделю назад он был засыпан визитными карточками и приглашениями. Его украшали бесчисленные букеты цветов, присланные ей пылкими поклонниками.
овавшее в ней доселе презрение к мужчинам стало поистине безграничным, когда весь Лондон облетело известие: граф Камборн распродает все свое имущество с аукциона.
И как бы Лоринда ни убеждала себя в неотвратимости удара судьбы, все равно потрясение оказалось слишком сильным.
На следующий день после приема в Хэмпстед-Хисе она, как обычно, получила море цветов и любовных записок, и молоток у дверей особняка на Ганновер-сквер не замолкал ни на минуту. Отец был не в том состоянии, чтобы предпринять длительное путешествие. Лоринда заставила его написать письмо Чарлзу Фоксу, уведомлявшее о том, что долг будет возвращен сразу же, как только представится возможность, и фирма, которой было доверено проведение аукциона, получила указания передать Фоксу всю вырученную от продажи имущества сумму.
– Если он когда-нибудь получит остальное, то может считать, что ему крупно повезло! – проворчал граф, заканчивая письмо.
– Я не позволю тебе уклониться от своих прямых обязательств, папа, – решительно заявила Лоринда. – Так или иначе мы найдем деньги, даже если нам потребуется на это вся жизнь.
Граф пробормотал какое-то ругательство и налил себе еще бренди.
Через два дня он отправился в Корнуолл, взяв с собой пару лучших лошадей и самого надежного грума из находившихся у него в услужении.
Лоринде казалось, что даже такая ничтожная уступка выглядит попыткой провести человека, которому они задолжали столь огромную сумму. Однако она ничего не сказала, лишь подумала, глядя вслед удалявшейся карете, что это весьма характерно для ее отца – уехать, даже не поинтересовавшись, как она сумеет со всем справиться без него.
Было совершенно очевидно, что он мог бы стать для нее скорее помехой, чем опорой, и приходилось полагаться только на себя. А продать дом и упаковать те немногие вещи, которые они собирались взять с собой, оказалось чрезвычайно трудным делом.
Двое пожилых слуг, много лет проживших у них, согласились остаться с Лориндой, чтобы помочь ей, пока она тоже не покинет дом.
Все остальные получили расчет с блестящими рекомендациями, чтобы они без труда могли найти себе другую работу.
Служащие фирмы, которой Лоринда поручила провести аукцион, заявили, что с полным на то основанием рассчитывают выручить от продажи дома крупную сумму денег.
Она опасалась, что огромный особняк может оказаться в своем роде «белым слоном» 1717
«Белый слон» – идиоматическое выражение, обозначающее в английском языке дорогое, но обременительное имущество, от которого нет никакой пользы.
[Закрыть], но почти сразу же после публикации объявления агенты по продаже недвижимости начали присылать своих людей, чтобы его осмотреть.
Лоринда подозревала, что дом перестанет служить жильем, а превратится в игорный зал, но сейчас было не до возражений.
Некоторые картины и кое-что из мебели, оказавшееся неподвластным времени и пригодным для продажи, представляли немалую ценность. Однако потертые ковры и обтрепавшиеся портьеры на окнах не могли принести абсолютно никакой выручки.
Если временами она и испытывала приступы печали или подавленности из-за происходившего вокруг, то ей недосуг было им предаваться.
Каждый день с утра до вечера слуги обращались к ней с вопросами, что из вещей упаковать, а что оставить, и вдобавок она то и дело наталкивалась на клерков, которые были заняты составлением описи предметов, выставленных на продажу, и опечатыванием мебели.
Как ни странно, единственным, что по-настоящему глубоко задело Лоринду, было поведение лорда Эдварда Хинтона. Несмотря на то что она всегда была с ним непреклонна, в последние дни она часто вспоминала его признания в любви и надеялась, что он-то уж останется ей верным до конца, даже если все остальные бросят ее в беде. Но через два дня после бала в Хэмпстеде она получила от него записку, в которой говорилось:
«По причинам, от меня не зависящим, я вынужден покинуть Лондон. Вы прекрасно знаете, какие чувства я питал к Вам в течение года, и хотя Вы ясно дали мне понять, что для Вас я ничего не значу, я не мог уехать, не попрощавшись с Вами.
До свидания, моя прекрасная зеленоглазая Лоринда. Я всегда буду помнить о Вас.
Эдвард».
Она долго всматривалась в написанное на клочке бумаги послание, затем отправилась на поиски отца, который только собирался уехать в Корнуолл.
– Скажи, папа, – начала она, – кто из твоих друзей был в тот вечер в клубе Уайта, когда ты проиграл так много денег Чарлзу Фоксу и, к большому несчастью для нас, был пойман на обмане?
На лице графа было написано, что вопрос ему неприятен, но Лоринда не тронулась с места, ожидая ответа. Спустя мгновение он угрюмо произнес:
– Со мной были Давенпорт и Чарлз Лэмбет.
– И герцог Дорсет? – спросила Лоринда. Отец кивнул.
Она удалилась, не сказав больше ни слова. Теперь ей стало понятно, чем объяснялась записка Эдварда. Герцог и герцогиня Дорсет никогда не одобряли ее поведения и меньше всего желали видеть ее женой своего сына. Герцог был человеком строгих правил и, конечно, ни за что на свете не допустил бы, чтоб его имя тем или иным образом связывали с карточным шулером. Эдвард, в свою очередь, был полностью зависим от отца, и герцог, по-видимому, решил немедленно принять соответствующие меры.
Хотя в письме об этом не упоминалось, Лоринда была уверена, что Эдварда либо отправили за границу, либо вынудили уехать на время в одно из отдаленных поместий герцога, пока не минует опасность.
«Почему я решила, будто кто-то обязательно должен быть рядом со мной?» – спрашивала себя Лоринда.
Но как бы то ни было, она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и всеми покинутой.
Когда у дверей дома не осталось никого, кроме торговцев, девушка процитировала с горькой иронией: «Ибо кто возвышает сам себя, тот унижен будет!» 1818
Евангелие от Матфея, 23,12.
[Закрыть]
Как раз в этот момент она услышала стук молотка у двери и решила, что это, должно быть, один из тех служащих, что готовили дом к предстоящему назавтра аукциону.
Горничные наверху упаковывали последние вещи, которые она собиралась взять с собой в Корнуолл, поэтому ей пришлось самой открыть дверь. Она увидела лорда Вроксфорда. Его лицо было еще более язвительным, чем обычно.
– Меня ни для кого нет дома, Ульрик, – сказала Лоринда, глядя ему в глаза.
– Я хочу поговорить с вами, Лоринда. Вы позволите мне войти?
Некоторое время она пребывала в нерешительности, потом одним движением распахнула дверь.
– Вы пришли, чтобы разведать обстановку? Или, может быть, вы хотите оставить за собой какой-нибудь предмет, который заранее присмотрели?
В ее тоне проскользнула насмешка. Лоринда прекрасно знала, что дом лорда Вроксфорда в Хэмпстеде был битком набит сокровищами со всех концов света и вряд ли что-то из имущества ее отца могло привлечь его внимание.
– Я хочу с вами поговорить. – Он положил шляпу на стол.
– Я бы предложила вам сесть, – сказала Лоринда, – но все стулья собраны, чтобы завтра пойти с молотка.
Она проводила его в библиотеку. Особенно угнетающее впечатление производили пустые полки, откуда были убраны все книги. Ковры свернуты, стулья связаны, картины сняты со стен.
Но лорд Вроксфорд смотрел только на Лорин-ду, казавшуюся ему еще более прекрасной, чем обычно, с ее ярко-рыжими волосами, оттенявшими белизну кожи.
Она остановилась посреди комнаты.
– Итак, что вы хотели сказать? – строго спросила она.
– Я пришел сюда, чтобы вы позволили мне забрать вас с собой, подальше от всех бед.
Лоринда бросила на него надменный взгляд, однако ничего не ответила.
– Мы можем вместе уехать за границу, где вам не придется опасаться злобных сплетников. Я всегда был уверен в том, что мы с вами отлично поладим.
Лоринда улыбнулась:
– Благодарю за любезное предложение, Ульрик, но думаю, вы сами знаете, каким будет мой ответ.
– Что вы теряете? Ничего, кроме неприятностей, в которые вас впутал ваш отец.
Лоринда чуть склонила голову набок:
– Интересно, как скоро я успею вам наскучить? Мне всегда казалось, Ульрик, что вы не из тех, кто способен принести свое положение в свете в жертву любви.
– Если бы вы любили меня, то, уверяю вас, я бы никогда не стал ни о чем сожалеть и не пожелал бы увидеть Англию снова.
– Вот именно – «если бы»! – воскликнула она. – К этому все сводится. Вы знаете не хуже меня, что успеете прискучить мне чуть ли не с самого начала.
– Я не могу жить без вас, Лоринда! Я сумею добиться вашей взаимности.
Она рассмеялась:
– Неужели вы настолько наивны, чтобы поверить в это? Я вообще не выношу мужчин и никогда никого не полюблю! Я даже представления не имею, что такое любовь, и, честно говоря, меня это нисколько не занимает.
Он приблизился к ней.
– Черт возьми, Лоринда! Вы способны вывести из терпения даже святого!
– Но вы-то далеко не святой!
Бросив на него лукавый взгляд, она добавила:
– Я прекрасно понимаю, Ульрик, чего вам стоило явиться сюда с этим предложением, зная, что я его отвергну.
– Неправда! – возразил он. – Вы вызываете во мне безумную страсть – и это неизменно! Если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы согласитесь уехать со мной и примете мое покровительство.
– Я никогда не отличалась здравомыслием и понимаю гораздо лучше вас, что мы поссоримся, еще не успев пересечь Ла-Манш. Вы непременно пожелаете прикоснуться ко мне, а я этого не потерплю!
Страстность, звучавшая в ее голосе, заставила вспыхнуть с новой силой огонек, тлевший в его глазах.
– Не глупо ли с вашей стороны так упорствовать?
Она ничего не отвечала, а лорд Вроксфорд между тем произнес, меряя шагами опустевшую комнату:
– Вы подумали, на что обрекаете себя в будущем? Вы сознаете, что значит навсегда заточить себя в корнуоллском поместье с отцом, потерявшим голову от отчаяния, что он больше не сможет играть в карты?
По выражению лица Лоринды Он понял, что удар попал в цель.
– Никаких вечеринок, никаких поклонников, – не отступал он, – если не считать нескольких деревенских олухов. – Он помолчал и затем добавил не без злорадства: – В таких обстоятельствах, Лоринда, едва ли ваша красота сохранится надолго.
Он уловил в ее взгляде смятение и, приблизившись, положил руки ей на плечи.
– Давайте вместе уедем отсюда, – сказал он тихо. – Думаю, мы сумеем развлечься в обществе друг друга. Мы даже можем отправиться на Восток, который мне всегда хотелось посетить.
Лоринда не сделала ни единого движения, но он почувствовал, как от его прикосновения все ее тело напряглось.
– А когда Восток нам надоест? – спросила она чуть слышно. – Что тогда?
– Моя жена может умереть. У нее слабое здоровье.
Лоринда коротко рассмеялась и высвободилась из его объятий.
– Ах, Ульрик, это такая же банальная отговорка, как и ваши жалобы на то, что она не в состоянии вас понять. Люди никогда не умирают, когда вы сами желаете им смерти.
Лорд Вроксфорд нерешительно взглянул на нее. Солнечный свет, лившийся в окна, играл золотыми отблесками в ее волосах, как бы образуя золотой ореол.
– Боже мой, как вы прекрасны! – воскликнул он. – Я хочу, чтобы вы стали моей, Лоринда! Я испытываю к вам такое влечение, какого никогда еще не вызывала во мне ни одна женщина, и твердо намерен добиться своего!
Лоринда бросила на него взгляд, полный нескрываемого озорства:
– Моя старая няня часто говорила: «Хотеть – не значит получить», и это мой ответ.
– Вы не можете говорить так всерьез! – промолвил он. – Вы не настолько глупы, чтобы отвергнуть единственное приемлемое предложение, на какое можно рассчитывать в вашем нынешнем положении.
Он прищурил глаза и добавил:
– Я уже слышал, что Эдварда отослали в отдаленное поместье, а другие кавалеры, до сих пор склонявшиеся к вашим ногам, уже подыскивают себе другой предмет обожания. – Он заметил улыбку на ее губах, и это привело его в бешенство. – Я очень богат, Лоринда, и готов потратить все свое состояние до последнего пенни на вас. Неужели вы действительно способны на такую чудовищную глупость, как отказ от моего предложения?
– Я так и предполагала, что рано или поздно мы доберемся до ваших денег, – съязвила Лоринда. – Если бы завтра на аукцион выставили меня, я уверена – вы стали бы торговаться и, возможно, сумели бы купить меня за бесценок! Но коль скоро решение остается за мной, то меня все это нисколько не занимает.
– Будь я в здравом уме, – с горечью сказал лорд Вроксфорд, – то покинул бы вас, не сказав больше ни слова. Но, учитывая случившееся, я все же хочу дать вам еще одну, последнюю, возможность. Вы согласны уехать со мной?
Лоринда развела руками:
– Дорогой Ульрик, я никогда не забуду, что вы предложили мне помощь, какой бы она ни была, тогда как другие не сделали даже этого.
– Вы действительно намерены упорствовать в своем отказе?
– Пока я буду прозябать в корнуоллской глуши, глядя целыми днями на море и предаваясь заботам о хлебе насущном, я, без сомнения, не раз вспомню о вашем состоянии и испытаю ни с чем не сравнимое удовольствие при мысли, что всех ваших денег оказалось недостаточно, чтобы купить меня.
– Что вы имеете в виду?
– Если говорить прямо, то я имею в виду, что вам нечего мне предложить. У вас нет ничего, за что я была бы готова продать свою душу.
– Я вас не понимаю.
– Что ж, может быть, это и к лучшему. Прощайте, Ульрик.
– Вы на самом деле этого хотите?
– Да. Благодарю вас за то, что пришли меня навестить.
Не в силах больше сдерживать себя, лорд Вроксфорд шагнул вперед и протянул к ней руки, но ей каким-то образом удалось от него увернуться.
– А теперь вы начинаете мне докучать, – произнесла она резко. – Уходите, Ульрик. У меня сейчас слишком много дел, и я больше не собираюсь тратить попусту время.
– Проклятие! – выругался он. – Я не шучу. Вы не можете вот так просто взять и прогнать меня!
– В таком случае вам лучше удалиться самому.
С этими словами Лоринда открыла дверь библиотеки и вышла. Лорд Вроксфорд слышал, как она взбегала вверх по лестнице.
Какое-то время он не двигался с места, на его лице было не только разочарование, но и искреннее удивление. Он не сомневался, что Лоринда предпочтет его предложение, напуганная перспективой похоронить себя заживо в корнуоллской глуши.
Какое-то время он терпеливо ждал, словно втайне надеясь, что она одумается и вернется. Но так как кругом все было тихо, он, тяжело ступая, пересек опустевший холл и вышел через парадную дверь.
Торги привлекли к себе даже большее внимание, чем рассчитывал аукционист. Хотя они должны были начаться только в одиннадцать часов утра, уже за час до назначенного времени в дом хлынул поток посетителей. Предполагалось, что аукцион состоится в большой гостиной, и все приготовленные заранее стулья оказались занятыми.
Лоринда не ошиблась, думая, что добрая половина присутствующих явились сюда из чистого любопытства. Она узнала в толпе многих своих недоброжелателей и не могла не заметить их злорадные усмешки, вызванные незавидным положением, в котором она оказалась. Среди них были те, кого она презирала и к кому относилась свысока; те, кто возмущался ее манерой поведения, а также немало тех, кто втайне восхищался такими ее поступками, на которые они сами никогда бы не решились.
Кроме того, с удовлетворением отметила про себя Лоринда, в зале присутствовало большое количество настоящих покупателей и посредников – они станут поднимать цены, соперничая друг с другом.
– Вы действительно намерены присутствовать в зале, миледи? – спросил аукционист.
– Я должна быть там! – решительно заявила Лоринда.
– Мне казалось, что вы будете чувствовать себя неловко, – заметил он. – В большинстве подобных случаев все передается в наше ведение.
– Мне не терпится узнать, как проходят торги. Она понимала, что большинство людей сочтут ее присутствие на распродаже собственного имущества чем-то из ряда вон выходящим, однако гордость не позволяла ей скрыться от посторонних глаз, как это недавно сделал отец.
«Пусть они думают все что угодно, – решила она, – но я не позволю им считать, будто я убита горем или в отчаянии рыдаю, лежа на кровати».
Она была очень красива и надменна в своем лучшем платье и широкополой шляпе с перьями, сидела рядом с аукционистом и запоминала каждого покупателя. Различные предметы обстановки, выставленные на продажу, оставили ее почти равнодушной, так как с ними не было связано никаких личных воспоминаний. Но вот в зал внесли драгоценности матери, и тут она впервые испытала острый приступ сожаления, вызванного, как она сама пыталась себя убедить, чистой сентиментальностью.
– Ты вся сверкаешь, словно сказочная фея, мама, – сказала Лоринда как-то раз в детстве своей матери – та зашла пожелать ей спокойной ночи перед тем, как спуститься к обеду.
– Это ожерелье принадлежало еще одной из моих прабабок. – Мать прикоснулась к изумрудам на шее. – Когда-нибудь, дорогая, оно перейдет к тебе, эти изумруды под цвет твоих глаз!
Теперь, глядя на изумруды, Лоринда сожалела о том, что ей так и не довелось их надеть. Они слишком бросались в глаза, чтобы их могла носить молодая девушка, а Лоринда всегда гордилась своим непогрешимым вкусом в одежде. Однако она часто вспоминала об изумрудах и не раз, вынимая из сейфа менее массивные украшения, мечтала надеть это ожерелье на свою свадьбу. Оно бы выглядело чрезвычайно эффектно на белоснежной коже, под пару крупным серьгам, сверкавшим у нее в ушах. Теперь же все это пойдет с молотка, и Лоринда окинула взглядом гостиную, невольно задаваясь вопросом, кто из присутствовавших дам сумеет оценить драгоценности по достоинству.
Конечно, у нее не было необходимости выставлять их на торги. Изумруды принадлежали ей, и после смерти матери она упорно не желала уступать просьбам отца продать или заложить их.
– Они мои, папа, – отвечала она, стоило ему заговорить с ней об этом. – Они – собственность маминой семьи и, следовательно, не имеют никакого отношения к Камборнам.
– Позволь мне выручить за них немного денег, Лоринда, – упрашивал ее отец. – Я скоро выкуплю их, даю тебе слово.
Но Лоринда каждый раз отказывалась, и хотя в конце концов ей пришлось выставить их на торги, она пошла на это ради своего отца – для него, а значит, и для нее, это был долг чести. Когда же наконец изумруды были проданы с торгов, у Лоринды возникло ощущение, что часть ее юности с надеждами и грезами ушла безвозвратно.
Для нее ожерелье было чем-то совершенно особенным, и она почувствовала облегчение оттого, что оно не досталось никому из ее знакомых великосветских дам. Изумруды приобрел пожилой мужчина, по виду старший клерк в конторе, и она решила, что это ювелир, выступающий в роли посредника.
«По крайней мере мне не придется наблюдать, как кто-нибудь наденет их себе на шею из желания меня унизить», – подумала Лоринда, с нетерпением дожидаясь конца торгов.
А когда мучительная процедура завершилась, к ней подошел аукционист.
– Весьма удовлетворительный результат, если мне будет позволено так выразиться, миледи, – заметил он, когда они остались одни в пустом зале.
– И какова же общая сумма выручки?
– Около сорока пяти тысяч фунтов, миледи, и если вы согласитесь принять те двадцать тысяч, которые этим утром были предложены за дом, то в итоге получится шестьдесят пять тысяч фунтов наличными, без вычета наших комиссионных.
– Я уже распорядилась, чтобы вы передали чек достопочтенному Чарлзу Фоксу.
– Будет исполнено, миледи.
Лоринда взяла дорожный плащ и набросила его на плечи.
– Вы уезжаете, ваша светлость? – спросил аукционист.
– Да, уезжаю, – ответила Лоринда.
Она вышла не оборачиваясь. Карета ожидала у порога, на козлах сидел совсем еще молодой грум; она его выбрала потому, что ему платили меньше, чем остальным. Карета была нагружена чемоданами, сундуками, саквояжами, медными кастрюлями и прочей кухонной утварью, которая не заслуживала быть выставленной на торги.
Лоринда окинула взглядом карету, улыбнувшись, взобралась на козлы и взяла в руки вожжи.
Почти все, кто пришел на торги, уже разошлись, но когда карета выехала с Ганновер-сквер и проследовала по Пиккадилли, вокруг собралась целая толпа – прохожие останавливались и изумленно таращились на нее. Лоринда была совершенно уверена, что еще до обеда слух о последней скандальной выходке леди Камборн облетит все светские гостиные города. Лондонская публика уже привыкла, что знатные особы не появляются без сопровождения слуг в роскошных ливреях, но кто и когда видел даму из высшего общества в шляпе с перьями, которая бы сама правила каретой, и притом весьма ловко?
Запряженная парой свежих лошадей, карета продвигалась в уличном потоке, и вот перед ними открытая дорога, здесь Лоринда смогла еще прибавить скорость.
Когда уже больше никто не мог ее видеть, она передала вожжи груму.
– Подержи их немного, Бен, – сказала она. – Нам предстоит долгий путь, и мне лучше устроиться поудобнее.
Он сделал так, как она велела, и Лоринда сняла шляпу с перьями. Засунув ее под сиденье, она накинула на голову шарф и завязала его под подбородком.
Потом протянула руку, и, передавая ей вожжи, молодой грум улыбнулся.
– Это немного похоже на приключение, не правда ли, миледи?
– Для нас это путь в неведомое, – согласилась Лоринда. – А поскольку обратной дороги нет, то нам лучше довольствоваться тем, что дано судьбой.
Она задумалась. Совершенно очевидно, что все обстоит именно так, как она сказала Бену, и пути назад действительно нет.
С отъездом из Лондона целая глава в ее жизни подошла к концу.
Путешествие оказалось долгим, и Лоринда успела утомиться задолго до того, как они добрались до Корнуолла.
Она избегала менять лошадей на каждой почтовой станции, а потому они не могли ехать с большей скоростью. Они старались прибывать на место пораньше, чтобы дать лошадям более длительный отдых, а уж затем продолжать путь на следующее утро.
Так как они вынуждены были экономить на всем, Лоринда отдавала предпочтение маленьким гостиницам без привычных удобств, где ее приезд вызывал переполох просто потому, что постояльцы из высшего общества в таких местах редкость.
Впрочем, она обнаружила, что большинство окрестных землевладельцев были только рады ей угодить, и какой бы неудобной ни была постель, какими бы жесткими ни казались простыни, она умудрялась спать достаточно крепко и на следующее утро просыпаться бодрой и полной сил.
Лоринда сменила свое самое нарядное платье, в котором была на аукционе, на более скромное и практичное. В сущности, она уже вознамерилась переодеться в мужской костюм – в нем она чувствовала себя гораздо свободнее, – но тут вспомнила, что ее появление в облике подростка может вызвать настоящий скандал среди сельских жителей, с которыми ей придется общаться. Поэтому Лоринда осталась в женском платье, хотя ее отказ носить шляпу, похоже, сильно удивил многих содержателей гостиниц и особенно их жен.
Отдельные участки дороги были в ужасном состоянии, но погода стояла сухая, и по крайней мере колеса довольно неуклюжей на вид кареты не застревали в непролазной грязи, что обычно являлось одной из самых неприятных сторон путешествия зимой.
Иногда их застигал в пути проливной дождь, но Лоринда упорно отказывалась от предложения Бена посидеть в карете, пока он будет править лошадьми: она считала, что плащ с капюшоном вполне способен защитить ее от любого разгула стихий.
Иногда выдавались очень жаркие дни, лошадям досаждали мухи, поэтому Лоринде приходилось делать остановки и давать им часовой отдых после полдника. Она была не слишком разговорчива с Беном, часто сидела в одиночестве, размышляя о новых испытаниях, ожидавших ее с отцом. Ей было трудно не думать о том, где взять недостающие сорок тысяч фунтов, которые они все еще оставались должны Чарлзу Фоксу.
По-видимому, на какое-то время Фокс оставит их в покое: он был известен своим добродушным нравом, а кроме того, сам не раз имел дело с карточными долгами – ему ли не понять, как нелегко найти крупную сумму наличными в такой короткий срок!
