Текст книги "Опасная прогулка"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Я знаю, что леди Элдридж предложила ей работу у своей кузины, графини Датчет. Это вполне приличное семейство. Ты зря так тревожишься, – вступилась матушка.
– Надеюсь, кухарка или домоправительница, к которой Бетти попадет в подчинение, не будет спускать с нее глаз. Только вчера мне рассказали о большом количестве деревенских девушек, бесследно пропавших в Лондоне. Причем многие исчезли сразу же по прибытии в город, даже не появившись в домах, где их ждали.
Отец произнес это весьма озабоченным тоном.
– Я думаю, тебе известно про заведения, в которых их держат затворницами? – добавил он мрачно.
– Как все это страшно, – согласилась миссис Хейворт, – но ты ничего не поделаешь с подобной напастью. Проблем хватает и здесь, у нас в деревне. Так что, пожалуйста, не обременяй себя лишними заботами.
– Если б столица раскошелилась на большее число полицейских, там не творились бы подобные ужасы.
Поток его рассуждений уже трудно было остановить. Он оседлал своего любимого конька.
– В наше время ни одна молодая женщина не может пройти в одиночестве и двух шагов без опаски по городской улице, к какому бы общественному классу она ни принадлежала. А уж такая хорошенькая особа, как Бетти Гейри, непременно попадет в беду.
По мнению Юделы, отец был совершенно прав. Она была убеждена, что любую девушку поджидают опасности не только на улицах Лондона, но и даже на лужайке вне стен ее родительского дома.
Сейчас только окна и стены уютного особняка герцога отделяли Юделу от ужасов лондонских улиц, и если бы она покинула этот надежный приют, то что ожидало бы ее вне этого дома?
«Если б я не успела выскочить тогда из экипажа, – размышляла Юдела, – то оказалась бы в жутком притоне прикованной к стене».
Дрожь пробрала ее, и это не укрылось от внимательного взгляда герцогини.
– Тебе холодно, девочка? – спросила пожилая дама, которая отнеслась к девушке со всей теплотой и сердечностью.
– Нет, – поспешила ответить Юдела.
Просто, как говорили люди в нашем поместье, призрак накрыл тенью мою могилу.
– Какой ужас! – воскликнула герцогиня и тут же рассмеялась. – Как суеверны сельские жители! Но ты должна отбросить все дурные предчувствия и быть счастлива. Разве не так?
– Конечно, мадам.
– Вот-вот. Улыбайся, и пусть твое хорошенькое личико сияет, как солнышко. Я не могу выразить, как я счастлива, что мой внук женится. Я опасалась, что после разрыва со своей прежней невестой он навсегда останется холостяком и будет тверд как скала, не откликаясь на все наши мольбы.
– А почему, расстроилась его свадьба? – спросила Юдела.
– Я думаю, что он будет недоволен, если я открою тебе всю правду. Пусть Рэндольф сам расскажет тебе о прежних своих сердечных ранах. По-моему, он притворяется, что эти раны давно залечены. Но девушка, в которую он был влюблен, обращалась с ним очень нехорошо, а он был молод и слишком впечатлителен в то время… поэтому рубец на его сердце остался навсегда.
Говоря это, герцогиня не была печальна, а, наоборот, улыбалась.
– Но, к счастью, я ошиблась. Его сердечная боль утихла. Он нашел наконец то, что искал. Как только Рэндольф женится на тебе, то вся семья будет благодарить господа за то, что он даровал нам такую радость. Уже завтра ты сама убедишься в этом, Юдела.
Примеряя платье, выбирая материю, белье, шляпки, перчатки и украшения, Юдела удивлялась, откуда старая герцогиня вдруг обрела энергию.
Они обе проводили вместе долгие часы на ногах, но пожилая леди еще успевала написать и отправить множество приглашений на надушенных карточках, которые должны были разнести весть о помолвке ее внука по всему Лондону.
– Наши близкие родичи придут в ярость, если узнают об этом событии только из «Газетт». Я должна опередить прессу хотя бы на час-другой. Это вопрос престижа.
Герцог весь день не появлялся в доме, и Юдела разделила обед со старой герцогиней в ее будуаре.
Когда последний портной откланялся, то Юдела поняла, что силы полностью оставили ее. Она упала: на софу, вытянув ноги, которые больше не держали ее.
Герцогиня, улыбнувшись, сказала;
– Это приятная усталость, моя девочка. Тебе надо привыкать к подобным испытаниям. Такова судьба женщины. Конечно, это был волнующий и очень утомительный день, но я как будто скинула десяток лет со своих плеч. Признаюсь, я тоже немножечко устала. Поэтому вам с Рэндольфом придется отобедать вдвоем, а я ограничусь лишь тем, что мне принесут сюда наверх на подносе. Я собираюсь улечься в постель.
– Пожалуйста, не покидайте нас, мадам! – горячо попросила Юдела.
Ей казалось, что остаться наедине с герцогом будет слишком тяжким испытанием для нее. Наверное, и ему тоже не понравится находиться за столом в ее обществе и лицезреть во время обеда свою фиктивную невесту.
– Не притворяйся, что тебе не хочется остаться с ним наедине, – лукаво произнесла герцогиня. – Ты боишься, что он найдет тебя чересчур бледной и усталой? Конечно, выбор гардероба – нелегкое дело. Прими добрый совет: спустись в спальню и полежи несколько минут, вытянув ноги, мое дитя. А потом вставай и надевай на себя платье, которое меньше всего нуждается в доработке. Я думаю, что Рэндольф не заметит мелких недоделок. Но прежде все же поднимись наверх ко мне, чтоб я проверила, все ли в порядке, и смогла тобой полюбоваться, – попросила она.
– Как вы добры ко мне, мадам. Ни в каком сне не могло мне пригрезиться, что я буду иметь столько роскошных нарядов.
– Я скажу моему внуку, что ты не зря потратила время, общаясь со мной, и осталась довольна.
– У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, бабушка. – Впервые Юдела осмелилась обратиться так к вдовствующей герцогине.
Следуя разумному совету старой леди, Юдела, вернувшись в свою комнату, прилегла на кровать. Зная, что ничей посторонний взгляд не наблюдает за ней, она приподняла юбку выше колен, охлаждая разгоряченное и измученное бесчисленными примерками тело.
Больше всего ее беспокоило, сможет ли она достаточно убедительно изобразить на людях любовь, которую она якобы испытывает к герцогу, а он к ней.
Бедная старая герцогиня с такой радостью поверила, что ее внук наконец приплыл в заветную тихую гавань, а эти простые люди – портные и швеи, – с каким энтузиазмом они принялись за работу! Разве она вправе обмануть их ожидания?
Облачившись в новое платье, Юдела взглянула на себя в зеркало и с удивлением обнаружила, что не выглядит уже такой жалкой, какой она появилась впервые в доме герцога Освестри. Дорогое белое платье подчеркивало ее молодость, но в то же время показалось ей настолько красивым, что Юделе захотелось никогда не снимать его. Как будто она была окутана белоснежным осенним облаком. Такие облака часто проплывали в голубом небе над родительским домом, и она любовалась ими. Теперь же Юдела сама была похожа на небесное создание.
Горничная тщательно и долго расчесывала ее волосы, пока они не заблестели в лучах солнца, заглянувшего в окно. Большое зеркало позволило Юделе разглядеть всю себя с ног до головы. Она удивилась тому, насколько совершенна ее фигура. И это не потому, что ее так преобразило новое белое платье, тут помог еще и маленький корсет, который, как ей сказали, был только что доставлен из Парижа. Корсет сделал ее стройную талию еще более тонкой и позволил ей ощутить свою природную грацию.
Запомнив наизусть все свои обязанности, Юдела первым делом отправилась показать себя старой герцогине, чтобы та проверила, нет ли каких-либо упущений в ее наряде. Но как только она вошла в будуар, где среди цветов возлежала ее благодетельница, то она обнаружила, что рядом с бабушкой стоит и разглядывает пришелицу ее внук, сам герцог Освестри. Вдовствующая герцогиня издала восторженный возглас, а герцог промолчал, хотя явно был поражен тем, что предстало перед его взором.
– Ну что, Рэндольф, ты теперь убедился, что я волшебница и за полдня сотворила чудо. По-моему, Юдела выглядит именно так, как ты того хотел.
– Я с детства знал, что вы, бабушка, колдунья. Сегодня вы убедили меня в этом еще раз. Я просто поражен могуществом вашей магии.
Юдела от робости и от того, что герцог так внимательно и оценивающе осматривает ее, лишилась дара речи, но все-таки ей надо было что-то сказать.
– Вы… вы все так добры ко мне, и я вам безмерно благодарна.
Ее сбивчивая речь произвела на герцогиню не очень приятное впечатление.
– Было бы, конечно, хорошо, если бы у нас в распоряжении имелось больше времени, чтобы подготовить Юделу к знакомству с членами нашей семьи, – сказала она в раздумье. – Однако мне кажется, что все поймут, по какой причине Амур так метко попал стрелой в твое сердце, Рэндольф.
– Я всегда восхищался тем, как элегантно вы можете облечь в слова любую мысль, дорогая бабушка. В данном случае ваше красивое высказывание полностью соответствует истине. Действительно, Амур знал, что делает, когда метился в меня.
Юделу несколько обидела его насмешливая интонация. Она подумала, что необходимо предупредить его, чтобы он воздерживался от подобной иронии, иначе его друзья сразу же заподозрят, что он их дурачит с этим скоропалительным обручением. И тут ей пришло на ум, что она была очень глупа, не учитывая того, что первым, кто разоблачит их интригу, будет лорд Джулиус, который знает всю подноготную этой истории. Конечно, ей нужно немедленно поделиться своими опасениями с герцогом. Как только они расстались с бабушкой и очутились вдвоем на лестнице, Юдела тут же обратилась к нему:
– Вы позволите, ваша светлость, сказать вам несколько слов?
– Конечно, я рад слышать ваш нежный голосок. Но обед, по-моему, уже накрыт в столовой внизу.
– Это не займет много времени.
Она колебалась. Может быть, стоило подождать до конца трапезы. Но в то же время ее беспокойство нарастало и невозможно было не высказать герцогу тот ужас, который охватывал ее при мысли о встрече с его родным братом.
Герцог провел ее в салон, который был еще большим по размеру, чем библиотека, и показался ей еще роскошнее. Портреты, висящие на стенах, сказали ей, как древен род Вестри, но она окинула их взглядом без особого интереса, потому что все ее внимание было сосредоточено на том, как герцог отнесется к ее словам.
Он явно старался помочь ей начать этот трудный разговор.
– Я догадываюсь, что вы чем-то озабочены. Не скрывайте от меня ничего.
– Все дело заключается в вашем брате… Лорд Джулиус – он же все про меня знает. Как только он увидит нас, то сразу поймет, что наше обручение лишь… спектакль… Я ведь приехала в Лондон только потому, что он пригласил меня сюда.
Если она думала, что ошеломит этим высказыванием герцога, то ошиблась. Он ответил ей хладнокровно:
– Конечно, я об этом сразу же подумал. Если он начнет задавать вам какие-то вопросы, я тут же пресеку все эти попытки. Отвечать на вопросы буду я. Главное – придерживаться того, что, когда он познакомился с вами, мы уже были давно влюблены друг в друга, но вы были слишком молоды, чтобы выйти за меня замуж.
У Юделы потеплело на душе. Герцог между тем продолжал:
– Вы жили спокойно у себя в деревне со своими родителями и готовились к нашему будущему бракосочетанию. И я в свою очередь готовил себя к этому знаменательному событию, о котором намерен объявить завтра утром всему свету.
Юдела перевела дыхание, ее глаза вновь обрели прежний блеск.
– Как же вы умны. Вы необычайно умны, ваша светлость.
– Я и надеялся, что вы оцените мою находчивость в сложных обстоятельствах. Но давайте продумаем еще некоторые подробности. Например, то, что, когда ваш отец скончался, вы срочно известили меня письмом о постигшем вас несчастье и попросили о помощи.
– Нет-нет, – возразила Юдела, – я думаю, что надо представить это в другом свете. Я не решалась обращаться к вам за помощью некоторое время, чтобы не навязывать вам себя. Может быть, лучше сказать всем, что я старалась как-то справиться со своими трудностями самостоятельно. Ведь слишком много женщин, как мне сообщила ваша уважаемая бабушка, старались заиметь вас в мужья.
Герцог расхохотался.
– Замечательно! Вы этим еще и повысите свой престиж. Бедная сиротка старалась выжить самостоятельно в жестоком мире.
Его похвалу Юдела приняла с сомнением. Уж слишком циничен был его тон. Но все-таки она сказала:
– Я думаю, что даже в вашем окружении оценят женщину, которая выходит замуж по любви, а не для того, чтобы ухватить частичку богатства своего супруга. Или отдаться ему, как пленница. Я бы никогда не стала удерживать человека и ограничивать его свободу, если он сам не захочет надеть на себя брачные узы.
– Значит, вы все-таки не оставили надежды выйти когда-нибудь замуж по любви? Несмотря на то, что Лондон показал вам в тот вечер свое уродливое развратное лицо? – поинтересовался герцог.
– Я постоянно буду жить с этой надеждой. Но никогда не использую никаких подлых методов, чтобы привязать к себе любимого человека. Любовь – это то, что должно даваться… но не браться. Любовь должна быть спонтанна, дарована свыше. Она должна идти от сердца, а не от разума, Герцог выглядел весьма озадаченным:
– И кто же вам внушил все это?
– Мне никто не внушал мысли о любви… Родители вообще не говорили со мной на эту тему. Но инстинктивно я почувствовала, что мыслю правильно… А то, что я видела, наблюдала в жизни, подтвердило мои мысли.
Последнее ее высказывание возбудило в герцоге любопытство.
– А что такого интересного вы наблюдали в своей деревушке? Неужели в этой глуши процветает истинная любовь?
Уже не в первый раз Юделу задела за живое его ирония. Но сейчас она почему-то не смутилась.
– Пусть это не покажется вам странным, ваша светлость, но у простых людей тоже имеется и сердце, и душа. Мои родители преданно любили друг друга всю жизнь. А также многие наши соседи, бедные фермеры, которых вы, наверное, считаете людьми второго сорта, на самом деле способны на сильные чувства.
Она сама удивилась той горячности, с которой вдруг разразилась подобной речью. Ее слегка испугало продолжительное молчание герцога. Он не был разгневан, но явно слова Юделы не очень-то ему пришлись по нраву.
– Простите, ваша светлость. Я не должна была высказываться подобным образом перед вами. С моей стороны это бестактно.
– Я не хочу, чтобы вы извинялись передо мной, – мягко прервал ее герцог. – Я думаю, что нам придется провести вместе достаточно времени, и, конечно, будет лучше, если мы будем говорить друг другу правду и высказывать искренне то, что мы думаем, а не ограничиваться пустой болтовней. Может быть, потому что я слишком мало знаю о вас, меня несколько удивили ваши чувства и ваша горячность, с которой вы их высказали.
– Почему же?
– Потому что ваши рассуждения о любви настолько глубоки и серьезны, что я не ожидал услышать подобные мудрые мысли от юного существа. Вашему возрасту свойственна большая наивность.
Юдела улыбнулась.
– Мой папа однажды сказал, что женщины начинают размышлять о любви буквально с момента своего рождения. Ну а мужчины… они думают, что это свойственно только женщинам, пока сами не влюбятся.
Герцог рассмеялся.
– Я чувствую, что ваш отец, Юдела, был большой умник и философ.
– Мне всегда казалось, что изучение человеческих характеров было его истинным увлечением.
– И поэтому он стал служителем церкви?
– Настоящая причина крылась не в призвании, а в материальных обстоятельствах. Он хотел избавить свою и так многодетную и бедствующую семью от забот о судьбе одного из младших сыновей. Его родители и братья жили очень скудно в Нортамберленде, хотя вокруг них было много свободного пространства. И эта свобода и дикие пустоши как-то повлияли на характер моего отца. Вы знаете, он был отличным спортсменом! Его даже прозвали у нас в окрестностях Преподобный Охотник.
– И, значит, вас тоже приобщили к спорту? Вы тоже любите физические упражнения?
– Я всегда ездила на охоту с папой, пока мы имели возможность содержать лошадей. Кстати, папа основал крикетную команду в нашей деревне. Мы стали чемпионами в соревновании между несколькими графствами.
– Превосходно! Чем больше я узнаю про вас, тем больше преисполняюсь восхищения. Но, возвращаясь к началу нашего разговора, я хотел бы узнать, что еще ваш замечательный отец рассказывал о любви?
– Он обычно говорил, что если мужчина хороший спортсмен, к какому бы классу общества он ни принадлежал, то из него обязательно получится отличный муж.
– А если он никудышный спортсмен? – поинтересовался герцог, которого забавлял этот разговор.
– Тогда он сделает свою супругу несчастной, будет скучным занудой или, не дай бог, пьяницей и свое достояние пустит по ветру, потому что он прирожденный неудачник.
Герцога развеселило замечание Юделы.
– Как бы я хотел побеседовать с вашим покойным отцом, Юдела.
– Он был очень остроумным человеком и умел радоваться жизни… до тех пор, пока не скончалась моя матушка. С тех пор… многое изменилось.
Сдавленное рыдание послышалось в голосе Юделы. Герцог потянулся к ней, чтобы как-то нежно утешить ее, но тут дворецкий громогласно объявил, что обед подан, и интимность их беседы была нарушена.
За трапезой, боясь, что ее молчание будет тяготить герцога, Юдела неустанно восхваляла картины, украшавшие стены обеденного зала, лошадей, которых она украдкой разглядела через окна особняка, пока на нее примеряли наряды, а также книги, увиденные ею в библиотеке. Богатство этого собрания редких изданий привело ее в восторг.
– Вы много читаете, ваша светлость? – спросила она. – Для меня не было большего удовольствия в жизни, чем чтение книг.
– И чем же вы больше всего увлекались?
– Историей и поэзией. Папа вслух читал мне поэмы Пиндара на языке оригинала.
Брови герцога поползли вверх.
– На древнегреческом?
– Конечно, ведь Пиндар – греческий поэт.
– Да вы, как я вижу, весьма образованны.
– Я тоже так думала раньше, но чем больше читаешь, тем больше понимаешь, насколько знания неисчерпаемы. Есть область знания, в которой я абсолютно невежественна.
– Какая же?
– Ваш мир. Общество, в котором вы вращаетесь. Я, конечно, слышала кое-что о нравах в высшем свете и читала о нем в газетах и журналах. Этот мир кажется мне таким же нереальным, как простым людям Древнего Рима, наверное, казался мир сенаторов, полководцев и императоров.
– И вы сравниваете фривольность эпохи Регентства в нашем королевстве с оргиями и безнравственностью времени Тиберия Нерона?
Подобный вопрос он мог задать приятелям в Уайт-клабе после изысканного ужина и, несомненно, получил бы уклончивый или шутливый ответ.
Юдела, в противоположность его друзьям, была вполне серьезна:
– Я так думаю, что в каждый период истории человечества есть люди, которые имеют возможность наслаждаться жизнью и часто делают это даже во вред себе, и те, которые обречены на нищету и голод. Зависть порождает справедливую злобу, и наступает пора, когда верхи и низы меняются местами, но ведь от этого не происходит ничего хорошего, только проливается много крови. Так было, если мы вглядимся в прошлые века, и так, к сожалению, будет, если мы осмелимся заглянуть в будущее.
Герцог некоторое время молча обдумывал то, что услышал от Юделы, и пришел к заключению, что она права.
– Интересно, какой же приговор вынесет история нашему поколению?
– Я так считаю, что он будет справедлив. Время, когда одни богатые и влиятельные, а другие даже не знают, что такое радости жизни, должно кончиться очень скоро. Вспомните о тех, кто сейчас страдает от бедности, кто сражался на полях сражений, а теперь вернулся обратно домой без всякого вознаграждения и вынужден браться за любое дело, чтобы только избежать нищеты.
Герцогу, выслушавшему ее рассуждения, от удивления уже кусок не лез в горло.
– Таких взглядов придерживался ваш отец или это ваше личное мнение? – поинтересовался он.
– Я изложила вам свои мысли, но мы часто разговаривали с отцом на эти темы.
– Неужели такие взгляды на общественную жизнь появились у вас благодаря тому, что вы, Юдела, воспитывались в церковной среде?
– Нет, конечно, нет, – поспешила возразить Юдела. – Церковь служит правительству, а правительство служит вам. Церковь заботится о несчастных, обделенных судьбой гораздо в меньшей степени, чем о вас – баловнях удачи по рождению. Меня больше занимают не рассуждения о боге и милосердии, а действия, приносящие реальные результаты.
– Что вы подразумеваете под конструктивными действиями? – уже осторожно полюбопытствовал герцог.
Ему показалось весьма странным, что такое юное и очаровательное создание, как Юдела, рассуждает о предметах, ей явно недоступных, и повторяет выражения, которые он слышал только от ярых реформаторов вроде Вильдерфорса.
Ему не нравились люди, любящие все преувеличивать, громко кричать о социальном неравенстве и конфликтах, а особенно их фанатичное желание все переделать в такой удобной и приятной для него стране, как Англия.
Ну уж, конечно, никогда в жизни ему не приходилось беседовать на подобные темы с женщинами, которых он приглашал к себе на ужин.
Теперь, пока он ожидал ответа Юделы на заданный им довольно резким тоном вопрос, герцог подумал, что в какой-то степени не он хозяин положения, а она, вполне возможно, дурачит его.
Ее мягкий мелодичный голосок, ее наивная, трогательная внешность находились в резком противоречии с тем, что она произносила.
– Я считаю, что новые реформы, принятые парламентом, должны быть прежде всего направлены на то, чтобы деньги, выделяемые на социальные нужды, достались местным властям и попали в руки именно нуждающихся в них, а не жуликам и проходимцам различной масти, будь они даже благородного происхождения.
Она сделала паузу, ожидая от герцога ответа, но, так как он молчал, пребывая в полной растерянности, Юдела продолжила:
– Так называемые работные дома, размещенные по графствам, – это не что иное, как жуткие места, предназначенные для умерщвления слабых и больных мужчин и женщин, не способных самостоятельно заработать себе на жизнь. Их держат там в заключении, как преступников. Они не вольны уйти оттуда, а если б даже и убежали, то все равно им негде укрыться, и они вынуждены вернуться туда, откуда убежали. Их положение ничем не отличается от положения каторжников, приговоренных за убийство.
– Но все же там у них имеется крыша над головой и кусок хлеба, – попробовал возразить герцог.
Он не понимал, почему ему хочется спорить с нею, хотя в глубине души герцог сознавал ее правоту.
– Человеческому существу, в котором заронена искра божья, мало крыши над головой и жалкой пищи. Мы, люди, нуждаемся в понимании и любви.
– Вот наконец мы вернулись обратно к любви, – с облегчением вздохнул герцог. – Как вы собираетесь одарить любовью всех живущих в этом мире?
– Они сами себя обеспечат любовью, если у них будет на это возможность, – не замедлила с ответом Юдела. – Да будет вам известно, ваша светлость, что семьи по всей стране разрушаются потому, что нет средств, чтобы нормально кормить и содержать жену и детей. А когда кормилец получает увечье на работе или его забирают на войну, то тогда вообще для семьи наступает крах.
Молчание герцога она восприняла как согласие с ее более чем убедительными доводами.
– Я чувствую, что вам понятно, о чем я сейчас говорю. Вы могли бы произнести речь на эту тему в палате лордов и разъяснить власть имущим, что они не имеют никакого представления о том, как живет простой народ.
– А почему вы думаете, что я так уж отличаюсь от этих невежественных власть имущих?
Герцог с трудом обрел свою прежнюю иронию.
– Потому что вы были добры ко мне, ваша светлость. Потому что я уверена, что вы человек добрый по характеру. – Юдела тут же нашлась с ответом. – И потому что я убедилась, что вы умны, и мне нет нужды рассказывать вам о том, что вы и сами видите вокруг себя. Вы не слепой, и то, что творится рядом с вашим уютным, отгороженным от внешнего мира особняком, вряд ли укрылось от зоркого взгляда благородного герцога Освестри.
Герцог перебрал в памяти всех своих знакомых женщин. Ни одной из них, обладающей внешностью, сравнимой с внешностью Юделы, и в голову не могло прийти завести беседу на политические темы, тем более во время интимного ужина.
Опасаясь, что его растерянность отразится на лице, герцог собрал свою волю и заявил неоправданно громким голосом:
– Ваша речь произвела на меня впечатление. Я даже почувствовал себя не в своей тарелке.
– Почему же? – произнесла Юдела, не теряя прежней своей запальчивости.
– Потому что с нас и так уже достаточно крестоносцев, досаждающих правительству и требующих из бюджета денег на социальную помощь, которых у правительства нет.
Вместо ответа Юдела демонстративно перевела взгляд на золотые канделябры, в которых таяли свечи, освещавшие стол, на золотой орнамент севрской посуды и ваз, наполненных мускатным виноградом, сочными персиками и грушами вроде тех, что были поданы ей на завтрак.
Она подумала, хватит ли ей мужества – или задора – вот так, сидя за роскошно накрытым столом, напомнить герцогу, чьим трудом обеспечено его блаженное существование в этом мире.
От прямого упрека она уклонилась, а лишь произнесла с притворной робостью:
– Мне говорили, что принц-регент потратил четверть бюджета королевства на сооружение купальни в Брайтоне и еще четверть собирается ухлопать на охотничий домик под названием Карлтон-хауз.
– Позвольте мне предупредить вас, что выражение «ухлопать» не принадлежит к лексикону дочери лояльного к нашей нынешней власти викария, а тем более оно никак не может сорваться с языка моей так называемой невесты, если мы не хотим вызвать подозрения насчет искренности наших намерений.
– А теперь скажите мне честно, положа руку на сердце, разве вы против того, чтоб наша монархия выглядела достойно перед глазами других европейских властителей и разве наш принц-регент не войдет в историю как щедрый покровитель смелых архитекторов, создатель определенной моды, ну, и как персонаж нескольких фривольных романов, которые будут написаны в будущем нашими потомками?
Юдела была благодарна герцогу хотя бы за то, что он не прервал ее на полуслове, а позволил высказать свою мысль до конца. Ободренная его вежливым вниманием, она продолжила, как бы извиняясь за проявленную ею горячность, неуместную за обеденным столом.
– Я только хотела сказать, что деньги, израсходованные принцем на поддержание престижа королевской семьи, могли бы спасти от голода и унижения тех, кто уже не в состоянии самостоятельно справиться с бедой… Например, помочь солдатам, искалеченным в сражениях во Франции, или морякам, уволенным без всякого пособия после сокращения нашего флота на одну треть.
Как могло это невинное создание догадаться, что именно на эту тему герцог произнес в палате лордов самую темпераментную из своих речей и весьма ею гордился?
Его искренне жгла обида за людей своего поколения, героев битвы при Ватерлоо, победивших величайшего полководца и тирана в современной истории, корсиканское чудовище Наполеона Бонапарта. Как только смолкли торжественные фанфары, армию тотчас распустили, якобы ради экономии государственных средств, причем эта процедура была проделана с неприличной поспешностью. И те, кто так храбро сражался и пролил кровь, мгновенно были забыты.
Но обсуждать подобные проблемы с женщиной, да к тому же еще и хорошенькой, – это герцогу было в диковинку. Предшествующие его пассии интересовались исключительно собственной персоной, а не судьбами каких-то там ветеранов.
Глядя на разгоряченную только что произошедшей дискуссией Юделу, он дивился тому, сколько знаний о современной действительности вмещает эта изящная девичья головка, как остра на язык его будущая подставная невеста, и немного встревожился при мысли – не поступил ли он опрометчиво, разбудив дотоле спящий вулкан.
Слуги, убрав со стола, оставили их наедине.
Герцог, согревая в ладонях бокал с золотистым бренди, почувствовал себя несколько увереннее и даже смог изобразить на лице некое подобие улыбки.
– Ваша горячая речь меня весьма встревожила.
– Почему же?
О боже! Все, что она только что наговорила, было продиктовано страхом, что ее немедленно вышвырнут прочь из уютного особняка, если она будет нема как рыба в обществе герцога за столом. Ведь даже беспомощный заяц стучит лапками и фыркает, когда охотничьи собаки милорда загнали его в тупик. А теперь весь этот произведенный ею шум оказался бесполезным, и она выставила себя в глупом виде.
Мучительная пауза надолго затянулась. Юдела была ни жива ни мертва.
– Вы спросили, почему я озабочен вашей судьбой? Я вам отвечу: мне показалось, что после того, как наше совместное увлекательное приключение подойдет к концу, мне будет весьма затруднительно подыскать вам подходящего супруга.
Ее глаза стали величиной с тарелки, которые слуги только что убрали со стола.
– Почему вы так подумали?
– Потому что мужчинам не нравятся умные женщины, а тем более их раздражает, когда они читают им лекции за обеденным столом.
Юдела не могла сдержать огорченного восклицания:
– О, пожалуйста! Я совсем не хотела читать вам лекции и чему-либо вас учить, ваша светлость.
Она искренне раскаивалась в своем поведении.
– ..Вы лишь спросили моего мнения о некоторых проблемах, которые мы обсуждали с моим отцом. Я обещаю, что больше никогда не коснусь подобных тем.
– Ну почему же? Раз уж нам придется пробыть какое-то время вместе, то мы о многом должны поговорить. Я должен знать круг ваших интересов. Единственное, что меня озадачило, – это образ мыслей женщины, обладающей такой привлекательной внешностью. Меня это забавляет и интересует, но я уверен, что большинство соискателей вашей руки не оценят этих качеств и будут весьма смущены.
– Вы так странно выразились, ваша светлость. Как будто вы собираетесь меня выдавать замуж, – удивилась Юдела.
– Конечно. А в противном случае какое будущее открывается перед вами после того, как срок нашего договора истечет?
– Пожалуйста… будьте добры «. Не занимайте свой ум этими проблемами.
– Уж простите, но я никак не могу не думать об этом. Почему вы запрещаете мне размышлять о вашей будущей судьбе?
– По двум причинам. Во-первых, я не хочу, чтобы кто-то решал за меня вопрос о моем замужестве, во-вторых, я никогда не выйду замуж за человека из высшего света.
– О котором вы пока не имеете ни малейшего представления, – вставил герцог.
– Того, что я читала в газетах и слышала в моем тихом местечке, которое вы, может быть, презираете, но… оно зовется Литл-Стортон… мне достаточно.
– Неужели даже в Литл-Стортоне знают всю подноготную об обществе, в котором я вращаюсь? Господи помилуй, а я-то думал, что моя частная жизнь тщательно скрыта от досужих глаз.
Он заразительно рассмеялся, и Юдела тоже не выдержала и улыбнулась.
