355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Картленд » Мольба о милосердии » Текст книги (страница 1)
Мольба о милосердии
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:23

Текст книги "Мольба о милосердии"


Автор книги: Барбара Картленд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Барбара КАРТЛЕНД
МОЛЬБА О МИЛОСЕРДИИ

ОТ АВТОРА

За время наполеоновских войн контрабанда в Англии превратилась едва ли не в национальный бизнес.

В конце восемнадцатого столетия контрабандисты терроризировали все южное побережье, и там шла еще одна самая настоящая война – между ними и таможенной службой.

В годы, когда происходили описываемые события, контрабандисты были «друзьями» Наполеона Бонапарта, и тот разрешил им строить в Кале вельботы, что было запрещено в Англии.

По словам самого императора, только в одном Дюнкерке насчитывалось свыше 500 английских контрабандистов.

Выручка за товары, купленные во Франции и Голландии, достигала десяти. – двенадцати тысяч золотых гиней в неделю.

Кроме того, контрабандисты передавали военные тайны и переправляли французских шпионов через Пролив. Когда был схвачен печально известный контрабандист Джек Раттенбург, выяснилось, что он за сто фунтов стерлингов согласился перевезти в Англию четырех французских офицеров.

Глава 1

1814 год

Мариста принесла из кухни яйца, приготовленные Ханной. Опустив поднос на стол в маленькой гостиной, она взглянула на часы.

Может; хоть сегодня Летти явится вовремя…

С тех пор как сестра пристрастилась к чтению по ночам, она частенько опаздывала к завтраку.

Но сегодня Мариста особенно беспокоилась: яйца для них были роскошью, а если они остынут, Летти не станет их есть.

К счастью, ее опасения были напрасны.

За дверью послышались знакомые шаги, и в гостиную ворвалась Летти.

– Доброе утро, дорогуша! – выпалила она. – Я голодная как волк!

– Сегодня куры для разнообразия решили снестись, – улыбнулась в ответ Мариста. – Так что ешь скорее, пока яйца не остыли.

– Не премину!

Летти села за стол спиной к окну.

Освещенные солнцем, ее волосы образовали золотой нимб, и Мариста невольно залюбовалась: на свете нет девушки прекраснее, чем ее сестра; жаль только, в этой глуши некому восхищаться ее красотой.

Легация – так звучало ее полное имя – с каждым днем становилась все прелестнее, и все чаще ее юную головку посещали грустные мысли: вот если бы мама была жива и они по-прежнему обитали в замке, приглашения на балы, приемы и званые вечера сыпались бы на них как из рога изобилия.

Но сейчас никого не интересовали две скромные девушки, прозябавшие в маленьком домике на окраине поместья, которое им уже не принадлежало.

Бывало, по несколько дней, а то и недель они не видели никого, кроме старой Ханны и деревенских жителей.

Однако же к чему горевать, думала Мариста, когда остается лишь как можно лучше распорядиться тем, что у них есть в настоящем.

Покончив с завтраком, Летти с нескрываемым волнением произнесла:

– Ты знаешь, Мариста, вчера к замку опять подъезжали фургоны, я видела, как выносили мебель и, кажется, картины. Они были упакованы в ящики.

Мариста недовольно сжала губы.

– Я уже говорила тебе, Летти, мы не должны подглядывать и шпионить. Замок больше не имеет к нам отношения.

– Я знаю, – молвила девушка. – Но мне все равно любопытно. Как ты думаешь, граф приедет сюда собственной персоной?

Мариста ответила с некоторой заминкой:

– Ханна слышала, будто он уже приехал, вчера вечером.

– Не может быть! – восторженно вскричала Летти. – Как интересно! Наверное, он будет устраивать приемы. Конечно, нас туда не позовут, зато мы сможем посмотреть, как съезжаются гости.

– У меня нет ни малейшего желания хоть как-то соприкасаться ;с графом Стэнбруком, – холодно произнесла Мариста.

Летти пристально посмотрела на сестру, пораженная ее тоном.

– Разумеется, дорогуша, я могу тебя понять. Я сама чувствую то же самое. Граф – отвратительный, гнусный тип, и если мы его когда-нибудь увидим, то скажем ему об этом в глаза. Но здесь так скучно, что любое событие – уже развлечение.

Это была правда, и у Маристы не нашлось, что возразить.

Она молча намазала гренок тоненьким слоем масла, а сверху положила джем, который они с Ханной сварили из кислых яблок с дичка, растущего у них в саду.

При этом она вспоминала деревья в саду на территории замка – ветви гнулись под тяжестью перезревших плодов.

А какие были оранжереи!

Хоть они и нуждались в ремонте, там вызревали персики и виноград, которые зачастую портились, потому что никто их не собирал.

Потом она представила и сам замок с закрытыми ставнями, запертый и опустевший.

Всякий раз, когда Мариста смотрела на него, он казался ей скорбным памятником безрассудству ее отца, и она едва сдерживала рыдания.

Летти прервала ее мысли, обронив задумчиво:

– Интересно, какой он на самом деле?

– Кто?

– Граф, конечно. Из-за того, что случилось с папенькой, мы всегда видели в нем чудовище, людоеда, который пожрал наше счастье, и потому мы в ужасе прятались от него.

В ее голосе было столько драматизма, что Мариста невольно улыбнулась.

– Вряд ли кто мог бы выглядеть ужаснее, чем ты его расписала, – заметила она мягко. – Тем не менее наша ненависть к нему вполне объяснима.

– Да, он омерзителен, – согласилась Летти, – однако я не думаю, что он жульничал, когда играл с папенькой, хотя нам, разумеется, хотелось бы думать, что он мошенник.

– Не сомневаюсь, все было честно, – кивнула Мариста. – В конце концов, Летти, он джентльмен и спортсмен. И все-таки…

Она замолчала.

– Продолжай! – потребовала Летти.

– Бесполезно говорить об этом, – махнула рукой Мариста. – Что сделано, то сделано, и теперь ничего не исправишь.

Летти поставила локти на стол и уперлась подбородком в ладони.

– Оглядываясь назад, когда, я была слишком юная и не понимала, что именно произошло, я не могу избавиться от ужасной мысли: как мог отец решиться на такое безрассудство, как попытка расплатиться с долгами при помощи карточной игры?

– А что еще ему оставалось? – Мариста пожала плечами. – Вообще-то маменька говорила ему то же самое, но его уже было не остановить.

Летти улыбнулась.

– Папенька был довольно импульсивным человеком, и я вся в него. А ты больше похожа на маменьку.

– Надеюсь, – оживилась Мариста. – Для меня очень лестно быть хоть чуточку похожей на нее.

– Ты просто ее копия, – убежденно заявила Летти. – В деревне все так и говорят: «Мисс Мариста точно как ее мать, царствие ей небесное. Самая прекрасная леди из всех, кто жил когда-нибудь на этой земле!»

Она так похоже изобразила деревенский выговор, что Мариста рассмеялась.

– Приятно все-таки, что нас здесь уважают.

Сестры некоторое время пребывали в задумчивом молчании, пока Летти не произнесла неуверенно:

– Предположим… Только предположим, что.., граф пригласит нас на прием… Ты пошла бы?

– Разумеется, нет! – отрезала Мариста. – – Я не желаю иметь с ним ничего общего. Не забывай, именно из-за него бедному Энтони приходится работать на ферме у Доусона, которого он ненавидит.

– По крайней мере он зарабатывает деньги, – парировала Летти. – Я вчера не спала, все думала, есть ли какой-нибудь способ и нам заработать на жизнь. Что-то же мы умеем, Мариста…

– Я тоже об этом думала. Но, хотя по настоянию маменьки мы получили неплохое образование, вынуждена признать, как это ни обидно, что у нас нет никакой надежды заработать хотя бы пенни, если только мы не станем мести улицы или разносить молоко!

И уже другим тоном Мариста добавила:

– Кстати о молоке. Сегодня твоя очередь забрать его с фермы и заплатить за эту неделю. Деньги на шкафчике в кухне.

Летти вздохнула.

– Значит, мне опять придется выслушивать охи и ахи матушки Джонсон насчет «старого доброго времени» да бесконечные жалобы, что самых лучших и сильных мужчин забрали на войну и теперь некому починить ей крышу.

– Я тоже все это выслушивала. Что ж, мне очень жаль Джонсонов, они совсем состарились. Ферма слишком велика, а сыновья их воюют с Наполеоном, и единственные помощники у них – шестидесятилетний старик да деревенский дурачок.

– Чокнутый Бен ни для чего не пригоден, – заметила Летти.

– Он кормит цыплят и собирает яйца, – возразила Мариста. – – Даже такой помощник лучше, чем вообще никакой.

– Он вечно такой угрюмый, – посетовала Летти. – У меня от него мурашки по коже!

– Возьми молоко, и сразу назад, – велела Мариста. – Скажи миссис Джонсон, что Ханне нужно молоко для завтрака, и она не станет тебя задерживать.

Летти скорчила гримасу, но промолчала.

В это время вошла Ханна.

– Вам письмо, мисс Мариста, – сказала она. – Его сунули под дверь вчера вечером, а может, сегодня утром. Я только что его увидела.

– Письмо?

Ханна поднесла конверт, который держала в руке, к самым глазам и воскликнула:

– Сейчас я вижу, что оно адресовано вашей матери.

Так на нем и написано: «леди Рокбурн», но адреса нет.

– Интересно, от кого оно может быть? – промолвила Мариста. – Очевидно, пишет кто-то незнакомый, поскольку не знает, что мама уже год как.., умерла.

При упоминании о матери ее голос дрогнул.

Даже сейчас, по прошествии долгого времени, Мариста по-прежнему тосковала по ней.

– Надеюсь, – изрекла Ханна, – это не счет. Их и так целая куча.

– Мы очень много задолжали? – испуганно спросила Мариста.

– Достаточно, "чтобы я начала волноваться, – ответила Ханна. – Я велела мастеру Энтони выдавать мне больше из его заработка, чем он дал мне на прошлой неделе Он, кажется, думает, что я могу кормить его воздухом!

Закончив тираду, Ханна взяла поднос, на котором Мариста принесла яйца, и удалилась.

Летти хихикнула.

– Энтони всегда жалуется, что Ханна забирает у него каждое заработанное пенни, а в прошлую пятницу он сказал, что если б ему пришлось нанимать служанку, то он предпочел бы более молодую и симпатичную!

– Летти, – возмутилась Мариста, – как ты можешь говорить такие вещи?

– Так он сказал, и, конечно, в его возрасте вполне естественно думать об одной из танцовщиц «Ковент Гарден», перед которыми, по его словам, не может устоять ни один мужчина, и хотеть привезти ее сюда.

Мариста была в шоке.

Очнувшись, она пробормотала себе под нос:

– Все это Энтони, определенно, не может.., себе позволить.

Летти хотела что-то сказать, но передумала.

Она молча смотрела, как сестра боязливо открывает конверт, который принесла Ханна.

Мариста вынула тонкий лист бумаги и, пробежав его глазами, вскрикнула от ужаса.

– Что там? – насторожилась Летти.

– Не может быть… Это невозможно! – Мариста запнулась.

Казалось, она буравит взглядом письмо, рука ее дрожала.

– Здесь, наверное, какая-то ошибка…

Мариста протянула письмо сестре, и та начала читать вслух:

Миледи,

Распоряжением графа Стэнбрука, владельца поместья Рок-Касл, я уполномочен собирать ренту с арендаторов его светлости.

Мне стало известно, что в течение двух с половиной лет вы занимаете ваше нынешнее жилище, известное под названием «Довкот-Хаус», и его светлость не получал от вас арендной платы. Учитывая все обстоятельства, рента за дом, сад и два загона установлена в размере 100 фунтов в год.

Я был бы крайне признателен, если 250 фунтов будут доставлены в контору поместья как можно скорее, Остаюсь, миледи, ваш преданный и покорный слуга,

Эммануил Робертсон.

Умолкнув, Летти уставилась на письмо с таким выражением, словно, так же как и Мариста, не могла поверить в написанное.

Потом она перевела взгляд на сестру, и в глазах ее отразился страх.

– 250 фунтов! – воскликнула она. – Откуда нам взять столько денег?

– У нас их нет, – констатировала Мариста, – и тебе отлично это известно! Ах, Летти, Летти, как же так могло получиться? Я думала, папенька договорился, когда мы уезжали из замка, что мы будем жить здесь… бесплатно.

– Я всегда считала, что этот дом – наш, – растерялась Летти, – и ни на секунду не могла себе представить, что нас погонят отсюда, как нищих.

Мариста ничего не ответила, лишь прикрыла глаза рукой.

После того, как их прежняя жизнь рухнула, они думали, что в Довкот-Хаусе нашли себе надежное пристанище.

Когда отец вернулся из Лондона и известил их, что он проиграл замок и поместье, которыми Рокбурны владели в течение трех сотен лет, в первую минуту никто не мог понять, о чем он говорит.

И все же в конце концов им пришлось осознать тот печальный факт, что если прежде они были бедны, то теперь и вовсе остались без гроша за душой.

Сэр Ричард Рокбурн, баронет, всегда гордился своим достоянием – старинным замком и древностью рода, уходящего корнями в эпоху царствования Генриха VIII.

Яков II даровал одному из Рокбурнов, видному государственному деятелю, титул баронета, и с тех пор замок вместе с титулом стал переходить по наследству от отца к сыну.

Род Рокбурнов с годами обеднел, но его представители не утратили своей непомерной гордости.

Сэр Ричард был красив, обаятелен, любил кутежи и прочие наслаждения, а потому неудивительно, что жил не по средствам.

Когда он полюбил и взял в жены прекрасную дочь жившего по соседству сквайра, который, к несчастью, имел двух сыновей и, значит, не мог дать за дочерью приданого, родственники Рокбурна с укоризной качали головой.

Они также весьма язвительно говорили, что единственная возможность для сэра Ричарда спасти замок состоит в том, чтобы найти жену с богатым приданым.

Однако он был счастлив с юной женой, потакал всем своим прихотям, как привык это делать с колыбели, и был вполне доволен жизнью в деревне, а в Лондон ездил не так часто.

Они вместе катались на породистых лошадях.

Сэр Ричард охотился в своих обширных владениях и приглашал к себе многочисленных друзей, совсем не задумываясь о расходах на подобное гостеприимство.

И лишь когда настойчивость кредиторов достигла предела, сэр Ричард осознал: он должен что-то предпринять и, как говорила Летти, повинуясь порыву, отправился в Лондон, чтобы улучшить свое благосостояние за игорным столом.

В прошлом ему неизменно везло в картах.

Но, к несчастью, на этот раз судьба столкнула его с графом Стэнбруком.

Своими победами на скачках граф был известен всей Англии, его встречали аплодисментами на каждом ипподроме, где его лошади с завидным постоянством приходили к финишу первыми.

Казалось само собой разумеющимся, что он был близким другом и доверенным лицом принца Уэльского (ко времени упоминаемых событий он стал принцем-регентом, и его чуть насмешливо называли Принцем удовольствий).

Мариста и Энтони, как старшие дети, много знали о графе из разговоров родителей, но Летти, к счастью, была еще слишком мала, чтобы понять, о чем они говорят.

– Стэнбрук выиграл две тысячи гиней в Ньюмарке, – сказал как-то за завтраком отец, просматривая газеты. – Удачливость этого человека настораживает. В ней есть нечто странное. На прошлой неделе я услышал чью-то реплику, будто он продал душу дьяволу!

Леди Рокбурн возмутилась.

– Все-таки жестоко, милый, говорить о людях такие вещи!

– А я не так уж уверен, что это не правда, – стоял на своем сэр Ричард. – Только взгляни на отчеты: он выигрывает все скачки, все красавицы Лондона вьются вокруг него, как мотыльки вокруг пламени свечи, у него самые лучшие лошади, самые большие владения, и, разумеется, он содержит самых прелестных куртизанок, каких только можно вообразить.

– О Ричард, не при детях! – ужаснулась леди Рокбурн.

– Вы забываете, маменька, – вмешался Энтони, – что мы с Мариетой уже выросли, и если она не знает, кто такие куртизанки, то мне это отлично известно, и папенька говорит сущую правду. Я видел Стэнбрука на днях с одной из этих женщин. Она была необычайно хороша и вся сверкала алмазами, коих на ней было словно игрушек на рождественской елке!

– Я не желаю слышать об этих женщинах! – категорически заявила леди Рокбурн. – И ни Мариста, ни Летти не должны знать об их существовании.

– Вряд ли им доведется когда-нибудь побывать в их обществе, – заметил Энтони. – Да и мне тоже, пока у меня в карманах гуляет ветер.

– Это всего лишь к лучшему, – отрезала мать.

Она поспешно увела девочек из гостиной.

Как только за ними закрылась дверь, Энтони посмотрел на отца и с усмешкой сказал:

– Вы шокировали маменьку.

– Я понимаю, – ответил сэр Ричард. – И мне придется перед ней извиниться. Я говорил не подумав, но Стэнбрук у меня уже в печенках сидит.

– Наверное, мы все в чем-то ему завидуем, – предположил Энтони. – На прошлой неделе в Лондоне ходили слухи, что он сейчас лучший стрелок, что на дуэли он всегда попадает в намеченную цель, а стреляет так быстро, что не оставляет противнику ни малейшей надежды.

– У меня нет желания драться с кем-нибудь на дуэли, – заметил сэр Ричард. – Но в то же время я ничего не могу поделать со своими чувствами, надеюсь, и у Стэнбрука есть ахиллесова пята.

– Не тратьте время на поиски, папенька, – рассмеялся Энтони. – Если б у него была ахиллесова пята – или хотя бы сердце, – какая-нибудь женщина уже давно бы ее обнаружила. Говорят, он ни разу не был влюблен и меняет женщин, едва они ему надоедают, как иные меняют перчатки.

– Разговоры о нем меня утомляют. – Сэр Ричард встал из-за стола. – Лучше пойдем, я покажу тебе новую лошадь, которую купил вчера. Цена высокая, но, думаю, она этих денег стоит.

К сожалению, высокая ли, низкая ли, но цена этой лошади не была оплачена вовремя – как, собственно, и цена других лошадей.

Кроме того, в замке было множество экипажей, картин, предметов мебели и других изделий, которые поразили воображение сэра Ричарда и были приобретены им в кредит.

Получив счета, он пришел в изумление, что умудрился задолжать так много.

– Как же это меня угораздило? – вопросительно взглянул он на жену.

– Ни одна вещь сама по себе не так уж дорога, – ответила леди Рокбурн. – Просто их столько, что цена за все вместе превратилась в астрономическую сумму.

Ее голос звучал столь несчастно, что сэр Ричард обнял ее и привлек к себе.

– Я не хочу, чтобы ты беспокоилась, – утешал он ее. – Я оплачу все долги, хотя, видит Бог, пока не представляю, как это сделать.

– Может быть, нам.., продать что-нибудь? – нерешительно предложила леди Рокбурн.

– Если ты имеешь в виду картины или еще что-то из обстановки замка, я скажу – нет! – – заявил сэр Ричард не допускающим возражений тоном. – Мой отец тоже был стеснен в средствах, однако он сохранил все для меня, и я намерен сделать то же самое для Энтони.

– Но, любимый, у нас нет ничего, кроме замка и поместья.

– Я знаю, – потупился сэр Ричард. – Что-нибудь придумаю. Не тревожься.

Леди Рокбурн тем не менее тревожилась, но не смела вмешиваться в дела мужа, ибо он этого не любил, и когда сэр Ричард сказал, что уезжает в Лондон, не стала возражать.

В конюшнях появились пустые стойла; к тому же сэр Ричард занял деньги у соседа, своего близкого друга.

Только перед отъездом он сказал жене:

– Молись за меня, любимая, чтобы я вернулся с гордо поднятой головой и нам не пришлось бы всякий раз вздрагивать от страха, услышав стук в дверь.

– О Ричард, что ты задумал? – испугалась леди Рокбурн.

– Разбогатеть, мое сокровище. Когда я верну тебе твое состояние, ты непременно купишь себе самое красивое платье в Англии!

– А если ты потерпишь фиаско? – прошептала леди Рокбурн.

– Я никогда не терпел фиаско, – хвастливо ответил сэр Ричард. – Мне везло всю жизнь, но самым удачным был день, когда ты сказала, что выйдешь за меня замуж. Я люблю тебя, мое сокровище, и скорее умру, чем лишу тебя жизненных благ, к которым ты привыкла.

Он поцеловал ее и уехал, ослепительно красивый и бесшабашный, в блестящем цилиндре, сдвинутом набок.

Седина еще не коснулась его черных как смоль волос.

Мариста махала ему вслед, а когда экипаж, запряженный четверкой лошадей, исчез за поворотом, обернулась к матери и увидела, что она тихонько плачет.

– Что с вами, маменька? – поразилась Мариста.

– Твой отец храбр и уверен в себе, – ответила леди Рокбурн, – но я трусиха, Мариста, и я боюсь, что его ждет неудача.

Позднее девушка поняла: в эту минуту маменьку посетило предчувствие.

Через четыре дня отец вернулся, совсем не похожий на того улыбающегося, бесшабашного мужчину, каким он был до отъезда.

Казалось, он постарел на десятки лет, во взгляде зияла пустота, от которой делалось страшно.

Ни у кого не было сомнений, что он потерпел поражение.

Леди Рокбурн подбежала к нему и обняла.

– Что случилось? – воскликнула она.

– Я все тебе расскажу.

Голос отца показался Маристе чужим.

Было почти невозможно поверить, что одна-единственная игральная карта способна причинить такое горе.

По теории вероятности сэр Ричард должен был выиграть последнюю партию, и против пятидесяти тысяч фунтов графа Стэнбрука он поставил все, включая свой замок и земли.

Но, как выразился ловец удачи, граф был непобедим.

Он открыл туза пик и покончил с сэром Ричардом.

Его жена и дети выслушали эту новость в полном молчании, слишком потрясенные, чтобы задавать какие-то вопросы.

На следующий день семья сэра Ричарда переехала из замка в самый маленький дом поместья, Довкот-Хаус, который пустовал уже несколько лет.

Это был превосходный образчик елизаветинской архитектуры – с венецианскими окнами, небольшими комнатами со сводчатыми потолками и садом, благоухающим розами, жимолостью, лавандой и жасмином.

Но, несмотря на всю эту красоту, он, конечно же, не мог заменить любимый замок, с которым они так сроднились, что он стал их неотъемлемой частью.

Они скучали по круглой башне, откуда открывался замечательный вид на море, по огромному Баронскому банкетному залу, пристроенному несколько позже, и по прекрасным комнатам для свиты, которые отец сэра Рокбурна перестроил и заново декорировал в весьма экстравагантном стиле.

Им не хватало фамильных портретов, покрывающих стены; первые Рокбурны в большинстве своем были воинами и отличались красотой, унаследованной их потомками.

Один из Рокбурнов, написанный Ван Дейком, представлял точную копию Энтони, а сияющие глаза и прямой аристократический нос Маристы легко угадывались на портретах бабушки и дедушки и даже прабабушки и прадедушки.

И только сэр Джошуа Рейнолдс, писавший портрет леди Рокбурн, мог бы запечатлеть на полотне красоту Летти, напоминавшую всякому, кто ,ее видел, цветущую магнолию в садах замка.

В первую минуту леди Рокбурн не могла поверить, что им придется вскоре распрощаться со всем этим.

– Может, продать картины? – нерешительно спросила она.

– Я проиграл замок со всей обстановкой и землями. – Голос сэра Ричарда напоминал крик боли.

Из всего, чем он когда-то владел, он мог взять в Довкот-Хаус только личные вещи, но ничего, что досталось ему по наследству.

Только после смерти сэра Рокбурна, поразившей его близких до такой степени, что они возненавидели графа Стэнбрука и мечтали причинить ему такое же зло, какое он причинил им, Энтони украдкой пробрался в замок и принес несколько вещей – из тех, которые отец был вынужден оставить новому владельцу.

Мариста до сих пор с содроганием вспоминала о том дне, когда они осознали, что отец ушел от них безвозвратно.

В тот день было очень жарко.

Сэр Ричард спустился к завтраку в маленькую столовую, которая после большой Утренней гостиной замка казалась тесной клетушкой.

Он был мрачен и молчалив, но, поскольку в таком настроении он пребывал с тех пор, как они покинули замок, никто не подумал о чем-то чрезвычайном.

Только его жена обратила внимание, что он не притронулся к еде и оттолкнул чашку с кофе.

Он встал из-за стола со словами:

– Жарко сегодня! Пойду искупаюсь.

Сэр Рокбурн часто купался летом, и потому снова никто не удивился его желанию, – Надеюсь, вы не хотите, чтобы я пошел с вами, папенька, – сказал Энтони. – Я собирался поехать к генералу Гренджу, узнать, не изменил ли он свое решение насчет фаэтона. Цена, которую он предлагает за него, явно занижена.

– Правильно, – кивнул сэр Ричард. – Постарайся выручить как можно больше, а деньги отдай матери.

– Я буду торговаться изо всех сил, – решительно произнес Энтони.

Но отец, казалось, не слушал его.

Он обогнул стол и, наклонившись, поцеловал жену.

– Береги себя, любимая, – молвил он. – И не переутомляйся.

Она повернулась к нему.

– А ты не сиди слишком долго в воде. Мне совсем не хочется, чтобы ты простудился.

Он снова поцеловал ее и молча вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, леди Рокбурн сказала тихо, глядя в одну точку:

– Бедный Дик! Он так несчастен, так страдает от того, что случилось, и я не знаю, как успокоить его.

– Что вы можете сделать, маменька? – пыталась утешить ее Мариста. – Разве только убедить его в том, что, где бы мы ни жили, пока мы вместе, мы будем счастливы.

– А вот я не вполне счастлива, – возразила Летти, которой в то время было всего Лишь пятнадцать. – Я ненавижу эту тесную каморку, в которой должна спать.

Я хочу, чтобы у меня была моя просторная красивая спальня в замке. А когда я вырасту, как же вы устроите бал в мою честь, если у нас нет бального зала, маменька?

Леди Рокбурн вздохнула, и Мариста увидела в ее глазах боль.

– Милая мамочка, – обняла ее дочь, – я уверена, все переменится. Быть может, папеньке улыбнется удача, и мы снова вернемся в наш замок.

Мать поцеловала ее в щеку.

– Я тоже на это надеюсь…

Ее голос пресекся, и она поспешно вышла из комнаты, чтобы дочери не увидели ее слез.

Гнетущее предчувствие сжимало сердце.

Минуло несколько часов, а сэр Ричард не возвращался.

Мариста пошла на пляж искать его.

Она спустилась по извилистой тропинке, но отца нигде не было видно.

Она посмотрела направо, туда, где в подножии утеса, на котором стоял замок, находились пещеры.

Мариста знала, время от времени они используются контрабандистами.

Порой местные рыбаки пересекали Ла-Манш и привозили с материка контрабандные товары – в небольшом количестве, чтобы не привлекать излишне пристального внимания таможенников.

Впрочем, таможне доставало хлопот с крупными контрабандистами, увозившими во Францию доброе английское золото, в котором отчаянно нуждался Наполеон.

Прилив уже начался, волны захлестывали пещеры, и Мариста решила, что отец вряд ли пойдет туда.

Она посмотрела в другую сторону и заметила на пляже какой-то странный предмет.

Мариста поспешила туда и обнаружила купальный халат.

Отец обычно надевал его, когда шел на пляж.

Девушка подняла халат и вся похолодела от страшной догадки.

– О нет! Боже, только не это! – воскликнула она, выискивая взглядом среди волн голову отца, плывущего к берегу.

Но сколько хватало глаз расстилалась лишь пустынная гладь моря, равнодушного к человеческой жизни.

Мариста простояла на берегу почти два часа, уставясь в изумрудно-голубые волны, пребывающие в вечном движении, и только после этого отправилась домой с одеждой отца.

Мать встретила ее в саду, и ей не пришлось задавать вопросов.

Она поняла, что случилось, взглянув на лицо дочери и купальный халат у нее в руках.

На мгновение леди Рокбурн застыла, не в силах пошевелиться.

Потом она молча повернулась и ушла в дом, и Мариста поняла, что сегодня потеряла не только отца, но и мать.

Тело Ричарда Рокбурна было выброшено на берег двумя неделями позже.

Его принесли домой и похоронили на кладбище рядом с маленькой норманнской церковью, построенной одновременно с башней замка.

На похороны пришли жители деревни, арендаторы, представители графства.

Те же, кто не смог прийти, прислали цветы.

Ничего не прислал и не явился только сам граф Стэнбрук, и Мариста, глядя на бледное лицо матери, на ее потемневшие от горя глаза, подумала, что отныне будет ненавидеть его еще больше.

Именно из-за него умер отец, а когда спустя пять месяцев скончалась леди Рокбурн, больше не желавшая жить в мире, где нет того, кого она любила, в ее смерти Мариста вновь усмотрела вину графа.

Ее возмущало не только то, что он обыграл отца в карты, – это всего лишь роковая случайность.

Но его поведение после того, как он вступил во владение замком, казалось Маристе жестоким и бессердечным.

Семья сэра Ричарда еще не успела переехать в Довкот-Хаус, как в замок прибыл представитель графа, средних лет адвокат.

Он назначил двух смотрителей, в чьи обязанности входило жить в замке и отвечать за сохранность имущества, потом велел закрыть все ставни, запереть все двери и, не дав себе труда поговорить с кем-нибудь, включая сэра Ричарда и леди Рокбурн, уехал.

Кроме смотрителей, в замке остались лишь два садовника.

Всем прочим служащим, включая конюхов, выдали жалованье за две недели.

Затем, не поблагодарив за то, что они сделали в прошлом, и не интересуясь их дальнейшей судьбой, уволили.

– Неужели возможно быть таким бессердечным? – узнав об этом, печально спросила Летти.

Мариста навсегда запомнила, что ответил отец:

– По-моему, чувства ему вообще незнакомы. Поистине он человек без сердца, и теперь я думаю, все, услышанное мною о нем – чистая правда.

Разумеется, от того, что граф, вступив во владение, даже не соизволил посоветоваться с бывшим хозяином, оскорбление, нанесенное сэру Ричарду, становилось еще более тяжелым.

Он старался не подавать виду, но Мариста, обожествлявшая отца, понимала гораздо лучше, чем Энтони и Летти, как тяжело ему жить, утратив то, что он считал частью своей души.

По ночам она часто лежала без сна, представляя себе, о чем думал отец, когда с совершенно определенной целью уплывал все дальше и дальше в море: он не должен оставлять себе ни малейшего шанса вернуться.

Ла-Манш изобиловал коварными подводными течениями, и пловцу, оказавшемуся вне защиты прибрежных скал, справиться с ними было почти невозможно.

Маристе оставалось утешиться тем, что отец умер быстро и перед смертью не раскаивался в своем отчаянном решении.

Лишь когда маменька присоединилась к нему на небесах и Мариста положила цветы на ее могилу, она поняла, что теперь должна занять место матери и заботиться о семье.

Энтони уже не находил себе места: он мечтал о деньгах, чтобы уехать в Лондон, и ненавидел крошечный дом, в котором чувствовал себя как в тюрьме.

Он унаследовал титул и стал седьмым баронетом, но без гроша в кармане не мог ощутить это в полной мере.

– Хорошо еще, что граф сюда не приезжает и ты можешь кататься верхом по нашим бывшим владениям, – пыталась хоть как-то умиротворить его сестра.

– На чем? – огрызнулся Энтони.

– У нас остались две лошади.

– Те старые клячи, которых никто не хочет покупать! – с ухмылкой произнес он.

– Ах, милый, мне так жаль! – безнадежно воскликнула Мариста.

Энтони обнял сестру одной рукой и привлек к себе.

– Прости, что я рычу как медведь, – извинился он. – Я знаю, тебе так же тяжело, как и мне. Вместо того чтобы каждую ночь танцевать на балах в Лондоне, ты вынуждена торчать в этом болоте без денег, потому что никто не проявляет к нам интереса с тех пор, как мы потеряли замок.

Мариста сама с прискорбием замечала, как на глазах тает круг друзей, некогда тесно общавшихся с ее родителями.

Она пыталась избавиться от тягостных мыслей, но не могла не понимать: это происходит не только из-за того, что они бедны, но еще и потому, что все члены их семьи слишком красивы и обаятельны.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю