Текст книги "Любовь и колдовство (Сокровище любви)"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Барбара Картленд
Любовь и колдовство
Глава 1
1805 ГОД
– Заходим в порт, – выглянув в иллюминатор, объявил Кирк Хорнер.
Гавань Порт-о-Пренса была забита множеством самых разных кораблей. С утлыми рыбачьими лодками соседствовали небольшие, изящные парусники.
Но ни одно судно, как с удовлетворением заметил капитан Хорнер, не могло сравниться красотой и размерами с огромным, но изысканно-стройным четырехмачтовым фрегатом, который он привел из Америки.
– Итак, мое приключение начинается, – воскликнул высокий молодой человек, подходя к иллюминатору, чтобы посмотреть на берег, где его ожидало непредсказуемое и, возможно, опасное будущее.
– В последний раз прошу тебя одуматься, Андре, – с нажимом сказал, оборачиваясь к нему, капитан. – Еще можно все переиграть. Пока я разгружусь, ты можешь отсидеться в своей каюте. Слов нет, она тесновата, но, уверяю тебя, по морским меркам, более чем комфортабельна. Ведь на корабле дорог каждый дюйм площади. Почитаешь книгу, попьешь вина. Я тут же закажу для тебя местные напитки. Правда, после всех этих беспорядков они вряд ли так же хороши, как были раньше.
Андре молчал. Однако его взгляд был полон решимости. Было ясно, что он готов выслушать друга, но не отступится от своих намерений.
– А потом мы вместе вернемся в Бостон, – продолжал капитан. – Ты совершаешь непоправимую ошибку. Даже пожалеть о своем поступке ты сможешь лишь в том случае, если тебе повезет остаться в живых, что, откровенно говоря, сомнительно.
– Мы тысячу раз обсуждали этот вопрос, – заметил Андре де Вилларе. – Слов нет, ты совершенно прав. Но тебе известны мои обстоятельства. Если я вернусь в Америку, мне предстоит прожить в бедности до самой смерти. Подобная перспектива меня совсем не прельщает. Я готов к риску. Кроме того, я истратил немало денег на это путешествие. Было бы более чем глупо останавливаться на полпути.
– Но это безумие, настоящее безумие! – с жаром возразил капитан. От волнения на его широких скулах заходили желваки. – Я постараюсь тебе помочь чем могу, хотя предпочел бы, чтобы ты последовал моему совету.
– Ты обещал свою помощь, когда я еще не взошел на борт этого корабля, – напомнил Андре. – Так что же мне теперь надо делать?
Кирк Хорнер снова взглянул в иллюминатор. По берегам бухты раскинулся Порт-о-Пренс, белоснежный город на черном фоне гор. Цвет склонов поражал воображение. В первую минуту могло показаться, что пейзаж – не что иное, как порождение смелой фантазии художника.
То ли горы покрывала какая-то экзотическая растительность, то ли они состояли из неведомых пород. В ландшафте преобладали багрянец и лазурь.
Если бы Андре не знал о трагических событиях, произошедших на острове в последние годы, он был бы приятно поражен. После мягкой зелени Англии буйство тропических красок радовало взор. Однако горы стали безмолвными свидетелями кровавой бойни, разыгравшейся на этом великолепном экзотическом островке.
Теперь даже под лучами щедрого тропического солнца они казались мрачными, навевали тревогу. Пурпурные склоны наводили на мысли о человеческой крови.
Городской пейзаж поражал обилием растительности.
Нигде в мире Андре не видел такого разнообразия оттенков зелени.
Капитан Хорнер не был расположен к любованию пейзажами. Но и он, обошедший на кораблях весь мир, не мог оторвать взгляда от великолепного вида, раскинувшегося перед ними.
Дома сияли белизной среди пышных деревьев, воздух был наполнен густым, незнакомым ароматом, настойчиво напоминающим о том, что путешественники оказались в далеком, причудливом уголке земного шара.
– Я хочу, чтобы ты оставался на борту, пока я разыщу одного человека, который мог бы помочь в поисках, – сказал капитан, уяснивший, что спорить дальше бесполезно.
– И кто же он, мой предполагаемый помощник? – с живым любопытством спросил молодой человек.
– Его зовут Жак Дежан, и он мулат, – скупо пояснил капитан.
Мулатами, как было известно Андре, называли людей, родившихся от смешанных браков, в которых один из родителей был белым, а второй – черным.
Ему доводилось видеть мулатов в Америке. Кирк Хорнер успел рассказать, что кровь не роднит этих людей ни с белыми, ни с чернокожими. Мулаты презирают негров, а негры ненавидят их почти так же, как белых.
Кирк много говорил Андре о том, что ожидает на острове европейца. По его словам, белый человек, который попытался бы сойти на берег, был обречен на гибель.
История Гаити складывалась совершенно не так, как у других подобных государств, где основную часть населения составляли рабы.
В 1805 году ни в одной стране мира, за исключением Гаити, не было правительства, которое преследовало бы европейцев.
На острове правил Жан-Жак Дессалин, бывший главнокомандующий гаитянской армией. В свое время он возглавил восстание, поднятое рабами, которые были не в силах терпеть произвол хозяев.
Повстанческие войска с нечеловеческой жестокостью истребили всех французских плантаторов, а затем – почти все остальное белое население, от младенцев до древних старух.
Пожар революции бушевал на острове девять лет. В 1804 году, когда военные действия за неимением противника иссякли сами собой, Дессалин провозгласил себя императором.
Первым долгом он составил Декларацию независимости, абсолютно безграмотный документ, проникнутый ненавистью к белым.
Сразу же после этого новоявленный император озаботился внешним видом своей доблестной гвардии и лично разработал эскизы нового обмундирования. Несмотря на свою ненависть к белым, он распорядился заказать две тысячи мундиров одной бостонской фирме.
Капитан Кирк Хорнер как раз привез на своем корабле готовый заказ. Андре де Вилларе, его друг, находился на борту в качестве пассажира.
У капитана Хорнера была на Гаити особая, секретная миссия. По поручению своего правительства он должен был составить отчет о положении на Гаити, лично для американского президента.
Дело в том, что американцы задались целью отвоевать для себя гаитянский рынок, с которого им пришлось уйти под натиском генерала Леклерка, родственника Наполеона Бонапарта.
Политика американского правительства вызвала яростный протест французского вице-консула в Филадельфии, Тот выражал негодование по поводу торговли Америки с режимом Дессалина – на остров, помимо обмундирования, направлялось оружие и разная амуниция.
Кроме того, дипломат с возмущением узнал, что в США набирают негров-добровольцев для подкрепления армии новоиспеченного императора, в то время как раз добивавшей остатки французов и испанцев, ранее имевших собственность на Гаити.
Но поскольку все услуги американцев оплачивались ответными поставками хлопка, древесины, меди, а иногда и долларами, у французов не было шансов убедить правительство Америки отказаться от сотрудничества с Дессалином. Когда на одной чаше весов лежат увещевания, а на другой – серебряные слитки, которыми столь богат Гаити, – последние всегда перевешивают.
События на острове развивались столь сумбурно, что издалека было невозможно понять, что там на самом деле происходит. Поэтому Кирку Хорнеру, уже побывавшему на Гаити двумя годами ранее, и поручили разузнать об истинном положении дел.
Зная о садистских методах черного правителя, Кирк Хорнер не мог без ужаса думать о том, что ждет на Гаити его друга, Андре де Вилларе.
Кирк и Андре познакомились в Англии лет семь назад. Андре в то время был студентом Оксфорда, а Кирк в очередной раз прибыл в Лондон за товарами. В ту пору он еще плавал на небольшом торговом корабле.
Андре с парой приятелей забрел в паб, расположенный почти на окраине английской столицы. Бог знает какими судьбами они там оказались. Андре не любил студенческих пирушек, но согласился отметить окончание семестра, вернувшись домой, в Лондон.
Как это часто бывает, к незнакомым посетителям прицепился какой-то местный завсегдатай, которого подзуживали соседи. Назревала хорошая потасовка.
Молодые люди не понимали опасности своего положения. Случайно оказавшись в этой части города, они не знали, что заведение пользуется не слишком хорошей репутацией.
Капитану Хорнеру случилось проходить мимо. Он зашел выпить по пути кружку пива, и взглядом опытного моряка, которому на своем веку пришлось разнимать не одну драку, сразу оценил обстановку.
Подойдя к студентам, он поприветствовал их как знакомых и сообщил, что знает еще одно местечко, где пиво – не хуже, а закуски – разнообразнее.
Это была типично американская манера поведения. Никакой англичанин не стал бы запросто беседовать с посторонними. Студенты опешили.
Андре, самый трезвый из троицы, уговорил товарищей пойти за капитаном.
Так Кирк Хорнер, не любивший бессмысленных драк, спас молодых людей от неприятностей.
Расставаясь, Андре пригласил его к себе. Так завязалась их дружба.
С тех пор капитан навещал друга всякий раз, приезжая в Англию.
Хорнер был настоящим старым морским волком и убежденным холостяком. Тем не менее он привязался ко всей маленькой семье Вилларе и всегда находил время погостить у друзей пару дней.
Капитан, избороздивший на своем корабле моря и океаны обоих полушарий, многое повидал и был великолепным рассказчиком. Возможно, именно своими образными описаниями Гаити он заронил в душу Андре живой интерес к таинственному и прекрасному в своей первозданной дикости острову.
Однако Андре де Вилларе решился на путешествие по другой причине. Во время негритянского мятежа на Гаити был убит его родной дядя, местный плантатор.
Первый бунт на острове произошел еще в 1791 году, но тогда плантатору де Вилларе повезло. Очевидно, он был человек незлой и справедливый, и занимался хозяйством сам, так что его рабы не страдали от произвола надсмотрщиков и наемного управляющего, как это было в большинстве имений по соседству. Де Вилларе не тронули.
Но вторая волна мятежа не пощадила гаитянскую ветвь семейства де Вилларе. Кирк Хорнер написал Андре, что дядя, его жена и три сына убиты, о чем он узнал в свою последнюю поездку на Гаити.
Каково же было удивление капитана, когда два месяца назад Андре приехал в Бостон и попросил помощи. Он рассчитывал добраться до этой страны с помощью старого друга.
– Это совершенно невозможно, – сразу стал отговаривать его капитан. – Дессалин поклялся казнить всех белых, которые попадутся ему на глаза. Как только ты ступишь на землю проклятого острова, за твою голову нельзя будет дать и двух центов.
Кирк рассказал другу все, что сам знал о зверствах гаитянского императора, а потом – и о нем самом.
– Он очень невысокого роста, – сообщил Кирк, – а фигурой – вылитый горилла. Плечи широкие, покатые, шея толстая, прямо-таки бычья, голова посажена с наклоном вперед. Губы толстые, ноздри – необычайно широкие даже для негра, нос – изуродованный. Лоб низкий, чуть не до бровей поросший мелкими иссиня-черными кудрями.
– Да, судя по твоему описанию, он явно не красавец! – рассмеялся Андре.
Его беспечность не понравилась капитану.
– Во всяком случае, ничего смешного в нем нет, – резко сказал Кирк. – Он наводит ужас даже на собственных подданных. Иногда у него бывают приступы зверской жестокости, а временами нападает страшная подозрительность, когда он в каждом видит врага и предателя.
– Я слышал, – заметил Андре, – что он проявил дьявольскую хитрость, пообещав белым поселенцам свою защиту и покровительство в случае, если те сдадутся по-хорошему, а когда они ему поверили, перебил их всех до одного. Это правда?
– Когда в Жереми по его приказу казнили четыреста пятьдесят женщин и детей, улицы города были залиты человеческой кровью, – ответил Кирк. – Даже Кристоф, главнокомандующий Дессалина, пришел в ужас от этой бойни.
Выдержав паузу, чтобы дать Андре возможность осознать услышанное, капитан продолжал:
– Что, по-твоему, мог подумать американский президент, когда ему доложили, что, работая над текстом Декларации независимости, один из приспешников Дессалина воскликнул: «Чтобы написать этот документ, мы возьмем у белого человека кожу вместо пергамента, кровь вместо чернил, а чернильницу сделаем из его черепа, обглоданного шакалами».
Говорят, эти слова были с восторгом встречены всеми членами их «правительства», а больше всех веселился, орал и аплодировал сам Дессалин.
– От этих твоих рассказов кровь стынет в жилах, – заметил Андре. – Однако я все равно не отступлюсь. Я отправлюсь на этот чертов остров, разыщу дядину плантацию и попробую найти место, куда он спрятал свои деньги.
Кирк понимал, что его друг руководствуется не жадностью, а острой необходимостью.
Отец Андре умер, и теперь, после смерти дяди и кузенов, он становился графом де Вилларе и главой семьи.
Если бы не события на Гаити, молодой человек никогда не унаследовал бы этот титул: у его дедушки, графа Рауля де Вилларе, было три сына, из которых отец Андре был младшим.
Чувствуя, что во Франции накаляется обстановка и растет недовольство крестьян, средний сын графа Рауля, Филипп, лет тридцать назад покинул родину. Вместе с молодой женой Мари он отправился на Гаити и обосновался там, рассчитывая сколотить состояние.
Он часто писал домой, рассказывая родственникам, как разбогател благодаря тому, что за кофе и хлопок-сырец, выращиваемые на его плантациях, во всех уголках Нового Света давали хорошую цену.
Потом граф Рауль де Вилларе и его старший сын стали жертвами революционного террора – оба подобно тысячам французских дворян кончили жизнь на гильотине.
Титул и положение главы семьи отошли Филиппу, процветавшему в то время на Гаити. Младший из братьев, Франсуа, вместе с женой-англичанкой и маленьким сыном Андре сумел эмигрировать в Англию.
Андре учился в английских школах, закончил Оксфорд, и французское происхождение выдавало в нем, наверное, лишь блестящее знание родного языка.
К сожалению, его отец остался почти без средств, и семья жила в относительном довольстве лишь благодаря помощи родни с материнской стороны.
После смерти Филиппа титул графа де Вилларе ненадолго отошел к младшему брату Франсуа, а после его кончины, последовавшей в 1803 году, – к самому Андре.
Итак, Андре стал графом, не имея никаких средств на поддержание своего древнего и почетного титула.
Именно тогда он стал внимательно изучать последние письма, полученные с Гаити.
Самое последнее письмо, которое было написано, вероятно, всего за пару месяцев до гибели дяди, показалось Андре весьма многозначительным.
В письме говорилось:
«Обстановка на острове все ухудшается. Если выражаться точнее, надвигается неизбежная катастрофа. Каждый день до меня доходят вести о вопиюще жестоких расправах, происходящих на плантациях моих друзей и соседей. Мужчин не просто убивают, их пытают и режут как скотину, а женщин насилуют, после чего отправляют в рабство на плантации, которыми теперь заправляют чернокожие.
Мы то собираемся бежать, то отказываемся от этой затеи, пожалуй, и правда совершенно безнадежной. Более того, попытка скрыться может привлечь к нам внимание головорезов, и тогда наша судьба будет решена самым печальным образом. Как бы там ни было, беда подступает».
Далее следовала примечательная фраза, которую Андре перечитывал снова и снова:
«Я могу довериться одной земле да, разумеется, покровительству святого господнего креста».
Показывая это письмо Кирку, Андре сказал:
– Странные слова. Не думаю, что дядя стал бы так высокопарно выражаться. По-моему, он просто таким образом сообщает моему отцу, что зарыл свое состояние в землю поблизости от какой-то церкви.
– Вполне возможно, – кивнул Кирк. – Все плантаторы зарывали деньги и различные ценности в землю, Дессалин об этом прекрасно знал и либо пытками добивался, чтобы ему выдали место, где спрятан клад, либо посылал своих молодцов, которые, прочесав в имении все подходящие уголки, находили сокрытое. Говорят, у этого чудовища скопилось огромное богатство.
Помолчав, он добавил;
– Когда Дессалин покидал Жереми, его сопровождал караван из двадцати пяти мулов, нагруженных серебряной утварью, женскими украшениями и другими ценностями. Но, по слухам, это – пустяк по сравнению с тем, что хранится в Окайе. Кстати, тиран тоже завел привычку хранить свои сокровища под землей.
– Все равно я должен испытать удачу, – упрямо сказал Андре. – В конце концов, я всегда был оптимистом.
– Ты станешь мертвым оптимистом, последовав за тысячами своих соотечественников, – мрачно изрек Хорнер. Смягчившись, он улыбнулся.
– Тебе повезло в одном: внешне ты не похож на француза. Ты слишком высокий и крупный.
– Не забывай, что моя мать – англичанка, – заметил Андре.
Хорнер подумал, что его друг действительно унаследовал от матери сходство с ее родственниками.
Цветом волос и глаз Андре пошел в отца, кареглазого брюнета, но ростом был гораздо выше – подобно своим английским кузенам и дядям.
Широкие плечи, узкие бедра и атлетическое сложение считались эталоном красоты среди родовитых денди, составлявших окружение принца Уэльского. Андре как раз соответствовал этому описанию.
Кроме того, он был на удивление силен.
«Однако, – подумал Кирк, – это едва ли поможет ему сохранить жизнь, если он, белый человек, окажется на зловещем острове».
Вновь посмотрев в иллюминатор, капитан Хорнер наконец сказал:
– Если нам повезет, Жак Дежан явится сюда, как только заметит наш корабль. Он должен был ожидать нашего прибытия уже два месяца. Во всяком случае, мне хотелось бы на это надеяться, – добавил капитан, тут же вспомнив, что в этой стране судьба человека могла измениться в считанные минуты.
– Кирк, у тебя повсюду друзья! – добродушно заметил Андре. – Наверное, в мире нет уголка, где ты не имел бы знакомых.
– В моем деле без этого не обойтись, – ответил Кирк.
– Точнее будет сказать, что ты не можешь обойтись без шпионов, которые разнюхивают для тебя, что происходит, – возразил Андре. – Но мне все равно, с кем ты дружишь, лишь бы эти люди мне помогли.
– Все-таки ты невообразимый эгоист, Андре, – полушутливо-полусерьезно упрекнул Кирк.
При этом он подумал, что Андре отличает способность целиком сосредоточиться на своей цели.
Капитан вышел из каюты, чтобы занять свое место на мостике – судно входило в порт.
Андре присел у стола. Если бы в этот момент его увидели друзья, они бы сразу поняли, что молодой человек преисполнен решимости, а зная упрямый характер Андре, можно было не сомневаться, что его не остановят никакие преграды.
Дома Андре пришлось повоевать с матерью, умолявшей его отказаться от путешествия, а в дороге он ежеминутно пускался в споры с Кирком, который, как человек здравомыслящий, прекрасно сознавал, какой риск ждет его друга.
Вся история восстания рабов на Гаити стала проклятьем Франции. Вначале повстанцы сожгли Кап, где пытался высадиться со своими войсками генерал Леклерк, затем генерал умер от желтой лихорадки, после чего война между Великобританией и Францией возобновилась.
Но Андре доводилось слышать, как обращались французские плантаторы со своими рабами. Было бы странно, если бы рано или поздно их жестокость не породила ответной вспышки гнева, вылившейся в кровопролитный бунт.
Рабам повезло: во главе восставших встали два блестяще одаренных в своем роде человека: Жан-Жак Дессалин и Анри Кристоф.
Дессалин, при всей его дикости и жестокости, был опытным воином. Кристоф, более мягкий и здравомыслящий человек, упросил кровожадного сподвижника пощадить нескольких французов, нормально обращавшихся со своими рабами, а также врачей и священников, без которых повстанцам было не обойтись.
Тем не менее девять десятых французских поселенцев стали жертвами кровавой расправы, и Дессалин продолжал разыскивать белых, пытать их самыми изощренными способами, которым позавидовала бы испанская инквизиция в мрачную пору своего расцвета, – и «дарить им облегчение смертью», как он это высокопарно называл.
Андре глубоко вздохнул.
– Если мне суждено умереть, ничего не поделаешь, – сказал он себе. – Однако рискнуть стоит. В крайнем случае моя кровь прольется на землю, которая уже обагрена кровью моих соотечественников. Вернулся Кирк.
– Хорошие новости! – воскликнул он. – Я был прав: Жак Дежан поджидал меня. Он уже на борту, сейчас я вас познакомлю.
В этот момент в каюту вошел мужчина. Андре пристально посмотрел на него, пытаясь составить себе первое впечатление. Ведь от этого человека во многом будет зависеть его дальнейшая судьба.
Кожа у Жака Дежана была темно-золотистого оттенка. Встретив его в Лондоне, Андре не догадался бы, что перед ним мулат. В Англии он сошел бы за очень загорелого европейца. Черты лица также не позволяли заподозрить в Жаке Дежане примесь иной расы, они были вполне европейские. Его выдавали лишь пронзительно черные, без блеска, глаза – столь темных глаз не найдешь даже у жителей Южной Европы, итальянцев или испанцев – да характерные вьющиеся волосы.
Элегантностью наряда мулат не уступал Кирку или Андре, его накрахмаленный муслиновый галстук был завязан с безупречным вкусом, а камзол цвета электрик сидел как влитой.
– Жак, познакомься, это мой друг Андре, которому требуется твоя помощь. Я пообещал, что ты окажешь ему всяческую поддержку, и не сомневаюсь, что ты меня не подведешь.
– Любой твой друг… – судя по тому, что мулат не завершил фразы, ее окончание было хорошо известно им обоим. – Ты же знаешь, Кирк, что я дал тебе обет верности и не собираюсь нарушать его.
Он выражался несколько высокопарно, но смысл слов был очевиден, и Андре решил, что Жаку Дежану можно доверять.
На всякий случай Андре бросил мимолетный взгляд на капитана, желая убедиться, что не ошибается в своем мнении.
Словно отгадав, что означает этот взгляд, Кирк Хорнер сказал:
– Однажды, когда на море был очень сильный шторм, я спас Жаку жизнь. Он обещал всегда, когда понадобится, отблагодарить меня ответной помощью. Мы договорились, что его клятва относится не только ко мне, но и к моим друзьям. Мы знакомы с Жаком не первый год, и я знаю: он никогда не нарушает своих обещаний.
– Это верно, – торжественно кивнул Жак. – Итак, мсье, чем я могу быть вам полезен?
И Кирк, и Андре были неприятно поражены таким обращением. Жак явно с первого взгляда узнал в Андре француза, хотя никто не упоминал его национальности.
Кирк подошел к двери каюты, приоткрыл ее и, убедившись, что в коридоре никого нет, захлопнул посильнее. Только потом он спросил:
– Неужели национальность моего друга так бросается в глаза?
– Я считаю себя неплохим знатоком людей. Само то, что человек, которому требуется моя помощь, не спускается с корабля, а вызывает меня к себе в каюту, вызывает подозрения. А взглянув на мсье, я сразу понял, что передо мной не американец.
Андре рассмеялся.
– Я собирался выдавать себя за англичанина, ведь в моих жилах половина английской крови.
– А в моих – белой, – заметил Жак. – Однако белые общаются со мной, только когда я им нужен.
Андре не уловил в его голосе горечи. Мулат лишь констатировал всем известный факт.
– Ну хорошо, сознаюсь, я действительно француз, – сказал молодой человек. – Да, я забыл представиться. Меня зовут Андре де Вилларе.
После недолгого размышления мулат спросил:
– Вы приходились родственником де Вилларе, чья плантация находилась в Черных горах?
– Да. Хозяин плантации – мой дядя.
– Ваш дядя погиб.
– Кирк сообщил мне об этом еще два года назад.
– Так зачем вы явились на эту землю? – не сводя с Андре своих проницательных глаз, спросил Жак.
Чувствуя, что терять ему нечего, Андре решил сказать правду.
– Мне кажется, что дядя зарыл деньги и другие ценности где-нибудь в своем имении. Поскольку его сыновья погибли, глава семьи теперь я, так что наследство принадлежит мне по праву.
– Я буду удивлен вашему везению, если наш доблестный император приберег его для вас, – ответил Жак.
– А нельзя ли как-нибудь разузнать, нашли имущество моего дяди или нет? – спросил Андре. – Если клад еще не обнаружен, я намерен отправиться на дядину плантацию и найти его.
Жак Дежан развел руками.
– Вы намерены… – насмешливо повторил он. – Это ведь не так просто. Поверьте мне, и навести справки, и разыскать клад страшно трудно!
– Ладно тебе, Жак, – вмешался Кирк. – Ты не хуже меня знаешь, что если кто-то во всем Гаити способен помочь Андре, так это ты. Должен же быть какой-то способ узнать, кого Дессалин ограбил, а кого – нет. Я слышал, в горах у него собраны огромные запасы наворованного добра.
– Это правда, – кивнул Жак. – Но наш император не умеет писать, он не ведет счетов, и я сомневаюсь, что он кому-нибудь доверит пересчитать свои трофеи.
Андре пожал плечами. Он подумал, что поиски могут зайти в тупик, если они не найдут другого пути.
– Но кто-то ведь должен это знать!
– Пожалуй, есть одна особа, которой может быть известно, попало ли к Дессалину добро де Вилларе, – задумчиво сказал Жак.
– Кто же это? – с любопытством спросил Кирк.
– Оркис! – кратко ответил Жак.
– Оркис! – воскликнул капитан. – А она разве в Порт-о-Пренсе?
Жак кивнул.
– Она обосновалась в резиденции Леклерка и выдает себя за сестру Наполеона Бонапарта, на которой был женат генерал Леклерк. После смерти мужа мадам Леклерк вернулась в Европу и получила титул «ее императорское высочество Полины Боргезе».
– Оркис выдает себя за сестру Наполеона! – в удивлении воскликнул Кирк. – Какая чушь!
– А кто такая Оркис? – полюбопытствовал Андре. Кирк рассмеялся.
– Если тебе придется задержаться на Гаити, ты немало о ней услышишь, – пообещал он.
– Но все-таки, кто это?
– Это одна из любовниц Дессалина, – пояснил Кирк. – У него их около двадцати, но эта женщина более других искусна в своей профессии. И хотя все девушки время от времени получают щедрые подарки из имперской казны, похоже, что на все добро наложила свою цепкую ручку Оркис!
Жак расхохотался.
– Вы отлично описали ее, мой друг! Лучше о ней не скажешь. В последний год Оркис перешагнула все разумные пределы в своей погоне за роскошью и властью! Теперь она добивается, чтобы ее короновали в императрицы, но у нее на пути есть маленькое препятствие: Дессалин уже женат.
Жак со смехом продолжал:
– Однако эта дама едва ли страдает от своего двусмысленного положения. Она тешит себя игрой в принцессу Полину, изображая августейшую особу с неописуемым талантом.
– Ты сказал, она переехала в резиденцию Леклерка? – уточнил Кирк.
– Да. Там она принимает своих воздыхателей утром, за завтраком и по вечерам. Там мсье де Вилларе и должен с ней познакомиться.
– Но я считал, что это невозможно, – с сомнением заметил капитан.
– Более того, это совершенно исключено, если мсье останется таким, как сейчас. Но если он собирается спуститься на берег Порт-о-Пренса и двинуться в глубь страны, ему необходимо изменить внешность.
Кирк и Андре воззрились на Жака с нескрываемым изумлением, а тот невозмутимо продолжал:
– Здесь, в Порте, до сих пор осталось несколько белых мужчин. Это американские оружейники и другие ремесленники, обслуживающие армию. Обойтись без них Дессалин не может, тем не менее их едва терпят. А выйти за пределы города, если у тебя белая кожа, – просто самоубийство. Смерть настигнет несчастного, совершившего столь безрассудный поступок, на первой же миле пути.
– Так что же ты предлагаешь? – недоумевающе уставился на него Кирк.
Оглядев Андре с ног до головы, Жак объявил:
– Мы сделаем из него мулата.
– Мулата? – недоверчиво переспросил Андре.
– К счастью, волосы у вас черные, правда, их придется завить, – начал развивать свой план Жак. – Голубые или серые глаза усложнили бы дело, но ваши глаза, мсье, достаточно темны. Они не будут слишком резко выделяться, если вы станете таким же смуглым, как я.
– По правде говоря, мне никогда не приходило в голову загримироваться, – сказал Андре, в голосе которого прозвучала скрытая досада.
– Но поймите, мсье, иначе вы погибнете! – воскликнул Жак. – А если к вашей кончине приложит руку Дессалин или кто-то из его подручных, уверяю вас, последние минуты на этой земле окажутся не из приятных, – мрачно пошутил Жак.
– Да, я это понимаю, – поспешно кивнул Андре.
Он припомнил, каким чудовищным мучениям садисты подвергали не только белых, но и мулатов.
В памяти Андре всплыл рассказ про одного француза, которого Дессалин вызвал к себе и во время вполне миролюбивого разговора лично заколол ударом в сердце, – как оказалось, с самого начала он держал в руке острый стилет.
«Жак Дежан прав, – подумал Андре. – Мне придется изменить внешность. Находясь на Гаити, я должен выглядеть так, чтобы никто не заподозрил во мне белого человека, тем более француза».
Заметив, что на Андре подействовали его доводы, Жак сообщил:
– Сейчас я съезжу домой. Там у меня найдется краска, сделанная из коры местного дерева. С ее помощью можно будет подтемнить вашу кожу. И еще, мсье, постарайтесь подобрать что-нибудь подходящее из одежды. Как видите, мы, мулаты, любим наряжаться в яркие костюмы броского покроя. Мы любим привлекать к себе внимание.
Уже выходя, Жак задал еще один вопрос:
– Вы ведь немного говорите по-креольски?
– Я учил этот язык целый год, правда, только по учебникам. А на корабле у нас был один креол, он учил меня говорить.
– Это замечательно, – одобрительно кивнул головой Жак. – Вы вполне можете говорить и по-английски, и по-французски, но местный язык надо хоть немного знать. Кирк подтвердит: мулаты часто бывают весьма хорошо образованы.
Но образование – не главное. Чтобы доказать, что я умный, я могу предъявить свои дипломы, но в практических делах больше полагаюсь на собственные мозги. А вы уверены, что сможете быстро принимать решения в незнакомой обстановке? Ведь от этого будет зависеть ваша жизнь!
Андре растерялся. Он надеялся, что справится с испытаниями. Однако распространяться о своих достоинствах было не в его характере. Кирк ответил за него:
– Можешь не сомневаться, Жак! Андре, если ему чуть-чуть помочь, не пропадет.
Андре рассмеялся, кивком прощаясь с Жаком. А затем уселся поудобнее, приготовившись ждать возвращения своего нового товарища.
День клонился к вечеру, солнце садилось за горами, когда с корабля на берег отправилась шлюпка с двумя мулатами на борту.
Андре покрасили в темный цвет с ног до головы. Вид получился естественный, правда, краска из жженой коры оказалась на редкость зловонной.
Андре с сомнением обнюхал ее, когда Жак, взявшись за губку, приготовился его гримировать.
– Ничего, – обнадежил Жак. – Когда я вас покрашу, запах вскоре выдохнется. Но чтобы наш обман удался, вам нужно изменить не только цвет кожи, но и образ мыслей.
Андре впервые отчетливо услышал горечь в голосе нового товарища.
– Белые непрестанно притесняли мулатов, отчего мы постепенно перешли на сторону негров, – продолжал Жак.
– Я слышал об этом, – кивнул Андре.
– Но черные нам никогда не верили, – продолжал Жак. – Однако мы лучше их образованы и во многом не отстаем от белых, поэтому мы нужны. Теперь многие мулаты заняли высокие посты. Но мы все равно живем словно на ничейной земле, где-то между миром белых и миром черных, а это очень неуютно.
