Текст книги "Дар богов"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Барбара Картленд
Дар богов

От автора

Сестры Ганнинг, Мария и Элизабет, приехали из Ирландии в Лондон в 1751 году. Их немедленно провозгласили самыми прекрасными из ныне живущих женщин, но они были так бедны, что некоторое время им пришлось делить один наряд на двоих.

В 1752 году младшая, Элизабет, обвенчалась с герцогом Гамильтоном шестым. Это произошло в половине первого ночи в Мэйфеерской часовне. Вместо обручального кольца у невесты было колечко от занавески.

У Элизабет было два сына; оба стали герцогами Гамильтон, а после смерти мужа в 1758 году она вышла замуж за маркиза Лорна, который впоследствии стал герцогом Агилла.

Старшая сестра, Мария, вышла замуж за графа Ковентри шестого. Мария была так прекрасна, что как-то раз в Гайд-парке ее окружила восхищенная толпа и не давала проехать. После этого случая король настоял, чтобы ее всюду сопровождала стража из четырнадцати солдат.

У нее было пять детей, но умерла она в возрасте всего двадцати семи лет от чахотки, потому что ее здоровье было подорвано чрезмерным употреблением косметики, содержавшей свинцовые белила.

Очаровательная мадам Вестрис была фавориткой многих знатных персон, и ее искушенность в делах любви ценилась наравне с ее профессиональными качествами. Она положила начало новому подходу к сценическому искусству, а ее ножки и смех были подобны сиянию солнца.

Глава 1

1821 год

Когда изящная коляска отъехала наконец-то от дома и покатила по запущенной подъездной аллее, дочери сэра Адриана Уинтона с облегчением вздохнули.

Последние несколько дней они с утра до ночи паковали вещи, готовя отца к отъезду в Шотландию. Сэр Адриан увлекался геологией и обожал писать умные, но ужасно скучные книги о скалах и камнях Британии, а потому, когда его давний друг, живущий в Шотландии, пригласил его в гости, пообещав свозить не только в Пертширские горы, но и на Шетландские острова, он загорелся этой идеей, словно мальчишка.

– Мне всегда хотелось исследовать укрепления пиктов, – говорил он дочерям, – посмотреть, из чего они выстроены. И не удивлюсь, если окажется, что викинги везли камни с собой, через все Северное море – до сих пор этого никто точно не знает.

Пенелопа, младшая дочь, слушала его не слишком внимательно. Вопросы геологии ее не волновали, и она не собиралась этого скрывать.

Зато Алиса, которая очень любила отца, честно старалась вникнуть в то, о чем он говорит. Она понимала, что теперь, после того как умерла мама, работа стала для него всем на свете, и никогда не отказывалась ему помочь.

Сколько раз она переписывала его труды своим аккуратным, изящным почерком, прежде чем отослать издателю! Отец частенько зачитывал ей вслух ту или иную длинную главу своего очередного опуса в те часы, когда Пенелопа или уже спала, или приводила в порядок свой скудный гардероб.

Помахав отцу на прощание, сестры подождали, пока коляска скроется за поворотом, и вернулись в дом.

– Я хочу предложить тебе кое-что, – сказала Пенелопа. Алиса не ответила, и она раздраженно бросила: – Ты меня слышишь?

– Прости, я задумалась. Вдруг папенька взял с собой мало теплой одежды? В Шотландии гораздо холоднее, чем здесь, а он будет бродить по горам в любую погоду, забыв, что уже немолод и легко простужается.

– Перестань кудахтать над ним, как курица над цыпленком! – воскликнула Пенелопа. – Пойдем-ка в гостиную. Мне действительно нужно с тобой серьезно поговорить.

Бросив на сестру обеспокоенный взгляд, Алиса прошла за Пенелопой через холл в неприбранную, но уютную гостиную, которая, когда мама была жива, называлась еще «мамина комната».

Теперь в этой комнате сестры отдавали дань своим увлечениям: Пенелопа – шитью, а Алиса – рисованию. На стуле висело недошитое платье и лежала раскрытая корзинка для швейных принадлежностей, а на маленьком мольберте возле окна стояла неоконченная картина: первоцветы в фарфоровой вазе.

В гостиной было так много книг, что все не смогли поместиться в большом чиппендейловском книжном шкафу и были набросаны в угол, да еще на каждом столе лежали по две-три стопки.

Алиса была «читателем», а Пенелопа скорее «делателем». По характеру они были разными, хотя внешне – очень похожи.

Впрочем, кое-какое различие все же существовало.

Обе сестры были чрезвычайно, почти необыкновенно красивы, но Пенелопа, без сомнения, казалась более эффектной.

Золотистые, цвета спелой ржи волосы, синие, словно летнее небо, глаза, белоснежная кожа, нежный румянец на щеках – идеал красоты.

Посмотрев на Пенелопу, любой бы в первую минуту подумал, что такой красоты не бывает, но, взглянув на Алису и снова на Пенелопу, понял бы, что нет, все же бывает: Алиса была так же красива, как и ее сестра, только это не сразу бросалось в глаза.

Сэр Адриан как-то, будучи в романтическом настроении, назвал сестер «роза и (риалка»; прозвища эти подошли им как нельзя лучше. Сам он, впрочем, очень скоро об этом забыл, поскольку времени подумать о дочерях у него почти никогда не было.

Лишь за два дня до отъезда он удосужился сообщить Алисе:

– Кстати, Алиса, я написал твоей тете Генриетте и попросил разрешить вам пожить у нее.

– О нет, папа! Только не это! – невольно вырвалось у Алисы.

– Что ты имеешь в виду? – удивился сэр Адриан.

Поколебавшись, Алиса сказала:

– А разве мы… разве нельзя нам… остаться здесь? Вы же знаете… Бригстоки о нас позаботятся… до вашего возвращения.

– Бригстоки – слуги, – возразил сэр Адриан. – Уезжая на пару дней, я мог позволить им присмотреть за вами, но сейчас я буду отсутствовать два или три месяца. Нет, это исключено.

Алиса промолчала.

Она напряженно искала выход. Пригласить кого-нибудь пожить здесь, пока папенька будет в Шотландии… Ей отчаянно не хотелось уезжать из деревни, которую она любила, и торчать в Лондоне в обществе тетки Генриетты.

Им с сестрой уже доводилось дважды гостить у нее; оба раза Алиса изнывала от скуки, а Пенелопа назвала атмосферу, царящую в теткином доме в Ислингтоне, гнетущей.

Старшая сестра сэра Адриана задолго до того, как сам он женился, вышла замуж за офицера.

Армейская карьера генерала Ледбери была успешной и долгой. Сэр Адриан презрительно называл его «вояка в кресле», имея в виду, что он ни разу не был на поле боя, не нюхал, так сказать, пороху.

Выйдя в отставку, он получил орден и вскоре умер, оставив жене немного денег и ни одного ребенка. Возможно, именно поэтому леди Ледбери обожала делать людям добро и добывать деньги для миссионеров, увечных солдат и детей-сирот.

Каждый раз, приезжая к ней, племянницы обязаны были либо шить уродливую одежду для жителей каких-нибудь Богом забытых мест, наверняка предпочитавших обходиться вообще без нее, либо переписывать религиозные трактаты, поскольку перепечатку община считала чересчур дорогим удовольствием.

Посвятить подобным занятиям целых два, а то и три месяца – об этом Алисе было страшно подумать. Но так как отец ни в какую не соглашался разрешить своим дочкам остаться дома, Алиса, которая не любила с ним спорить, решила, что разумнее будет ему уступить, уповая только на то, что он скоро вернется домой.

Взглянув на стоявший у окна мольберт, Алиса с грустью подумала, что тетя ни за что не позволит ей тратить время на такое пустое, по ее мнению, занятие, как живопись. А если Пенелопе захочется что-нибудь для себя сшить, ей придется делать это украдкой, по ночам.

Алиса перевела взгляд на сестру и с удивлением увидела, что та улыбается и ее большие глаза весело поблескивают.

– Чему ты так рада? Что случилось?

– Мне пришла в голову замечательная идея! – ответила Пенелопа. – Вчера, после разговора с Элоизой.

Элоиза Кингстон была дочерью местного сквайра. До прошлого года сестры учились с ней вместе – пока ее не отправили в Институт благородных девиц.

Неделю назад она вернулась домой, и Пенелопа уже успела с ней встретиться, а у Алисы не нашлось на это времени: она была слишком занята, собирая отца в дорогу.

– Как хочется повидать Элоизу! – воскликнула Алиса. – Она рада, что снова дома?

– В конце этого месяца ее представят ко двору, – вместо ответа горько заметила Пенелопа.

Только Алиса знала, как обидно для Пенелопы то, что у Элоизы скоро появится возможность бывать на всех балах, приемах и раутах, а ей самой придется сидеть дома.

– Это нечестно! – повторяла она снова и снова. – Почему папенька не сделает для нас то же самое?

– Он не может себе этого позволить, – неизменно отвечала Алиса. – Ты же прекрасно знаешь, Пенелопа, что мы едва сводим концы с концами.

– Так почему бы ему не написать нормальную книгу и получить за нее деньги, вместо того чтобы печатать толстенные скучные тома, которые никто не читает?

На это Алиса всегда улыбалась:

– По-моему, ему и в голову не приходит, что он должен быть кормильцем. Да и в любом случае, он счел бы это ниже собственного достоинства.

– Но ведь фамильное древо есть не станешь, и на титул седьмого баронета не сошьешь новое платье! – в сердцах восклицала тогда Пенелопа.

Куда легче было бы переносить нищету, если бы Элоиза, которая к ним очень хорошо относилась, не рассказывала, приезжая на каникулы, о людях, с которыми познакомилась, и о развлечениях, которые ждали ее в предстоящем сезоне.

А к Рождеству сквайр с супругой собирались ввести свою единственную дочь в высшее общество.

Это было не так уж легко. В Хартфордшире отец Элоизы пользовался широкой известностью, поскольку был крупным землевладельцем, но в Лондоне его мало кто знал, и представители этого самого высшего общества не спешили распахивать перед его дочерью двери своих домов.

И все-таки, видимо, он добился успеха, поскольку, по словам Пенелопы, Элоиза получила приглашения почти на все балы, которые должны были состояться в столице в следующем месяце, и задержалась с возвращением домой, потому что покупала с матерью новые платья.

– Никогда не видела ничего лучше! – восторгалась Пенелопа. – И новые фасоны ничуть, ну просто ничуть не похожи на те, что мы с тобой носим, Алиса. – Голос ее зазвучал мечтательно: – Юбки пышнее, подол украшен кружевом, цветами и вышивкой. Талия, правда, высокая, как и раньше. Рукава широкие. А шляпки такие красивые – просто неописуемо!

Алиса не могла не подумать, что Элоиза совершила большую ошибку, показав Пенелопе свои новые туалеты. Зависть – дурное чувство. Хорошо бы сквайр со своим семейством поскорее уехал в Лондон.

И сейчас, полагая, что ей предстоит в очередной раз услышать описание платьев Элоизы, Алиса покорно уселась на софу и приготовилась внимать восторгам сестры. Но она ошиблась: Пенелопа заговорила совсем о другом.

– Элоиза рассказала мне о двух девушках по фамилии Ганнинг, – начала она. – Они жили в Ирландии и, когда им исполнилось восемнадцать, приехали в Лондон. Обе были очень красивы и очень бедны.

Алиса улыбнулась.

– Я знаю эту историю, – сказала она. – Давным-давно я читала о них и, кстати, тебе говорила.

– Наверное, я не слушала, – отмахнулась Пенелопа. – Так вот. Младшая вышла замуж сначала за герцога Гамильтона, потом, после его смерти, за герцога Аргилла, а старшая – за графа Ковентри.

– И умерла совсем молодой, – подхватила Алиса, – потому что пользовалась кремом от морщин, в котором были свинцовые белила.

– Ну тебе-то не нужно будет этого делать. Алиса удивленно взглянула на сестру:

– В каком смысле?

– В таком, что мы с тобой станем сестрами Ганнинг! – ответила Пенелопа. – Я все хорошенько обдумала. Хотя ты у нас великая скромница, но красотой мы с тобой этим сестрам не уступаем. Алиса рассмеялась:

– Готова согласиться, дорогая, но весьма маловероятно, что два герцога свалятся к нам через дымоход, а граф влезет в окошко.

– Ты разве успела забыть, – поинтересовалась Пенелопа, – что мы едем в Лондон?

– Честно говоря, одна мысль об этом приводит меня в ужас, – ответила Алиса. – И потом, у тети Генриетты можно встретить только священников и миссионеров.

– И все же она живет в Лондоне.

– А нам чем это поможет? Помолчав, Пенелопа сказала:

– Я абсолютно уверена, что, если мы сможем попасть хотя бы на один бал из тех, куда приглашена Элоиза, нам обеспечен такой же бешеный успех, как сестрам Ганнинг.

Алиса опять рассмеялась:

– Мне кажется, это маловероятно. А если и сможем, то в наших платьях будем выглядеть словно нищенки. Не ты ли совсем недавно расписывала во всех подробностях те потрясающие наряды, которые теперь в моде?

– У сестер Ганнинг было одно платье на двоих, – заметила Пенелопа. – Когда одна выезжала в свет, другой приходилось валяться дома в постели. А у нас с тобой их будет два – одно мне, другое тебе. – Алиса недоверчиво покачала головой, а Пенелопа продолжала как ни в чем не бывало: – Миссис Кингстон недавно сказала мне кое-что, и я еще раз подумала, что нам с тобой, как сестрам Ганнинг, просто необходимо держаться вместе. – Поймав недоумевающий взгляд Алисы, Пенелопа пояснила: – Она говорила о вазах, что стоят у нее в гостиной на каминной полке. Знаешь, те, из севрского фарфора. Я их видела тысячу раз, а тут вдруг заметила, что ваз не две, а только одна. Я спросила:

– А где же другая ваза, сударыня? Миссис Кингстон вздохнула и ответила:

– Служанка разбила на прошлой неделе. Я на нее сильно рассердилась. Вы знаете, наверное, что хотя севрский фарфор вообще очень ценится, но пара ваз стоит намного больше, чем одна.

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – кивнула Алиса. – Только все же никак не пойму, где мы возьмем хотя бы одно платье, не говоря уж о двух. – И, поднявшись с софы, добавила: – Ах дорогая! Я знаю, как ты мучаешься оттого, что не можешь, как Элоиза, выехать в свет. Но ведь в Библии сказано: «Трудно идти против рожна». Нужно принимать вещи такими, какие они есть.

Обняв сестру, Алиса поцеловала ее в щеку. Но Пенелопа, к ее удивлению, резко отстранилась и решительно проговорила:

– А я хочу именно, как ты выражаешься, «идти против рожна»! И ни за что не позволю судьбе, а вернее, бедности взять верх надо мной!

Алиса могла понять ее обиду: даже в раздражении Пенелопа оставалась очаровательной. Характером она пошла в отца – такая же решительная и упрямая, готовая любой ценой добиться своего. Алиса, наоборот, была похожа на мать – мягкая и послушная, умеющая смириться с превратностями судьбы.

– Мы должны достать денег на новые платья, – проговорила Пенелопа, обращаясь скорее к себе, чем к сестре, и внезапно с радостным восклицанием закружилась по комнате: – Придумала!

– Что? Где взять деньги? – спросила Алиса.

– Да, – ответила Пенелопа. – Вчера за чаем миссис Кингстон рассказывала о людях, которые прислали Элоизе приглашения на званые вечера. В их числе оказалась леди Харрисон – миссис Кингстон с ней вместе училась в школе. «Теперь она живет припеваючи, – заметила миссис Кингстон. – А все потому, что ее муженек постоянно крутится при дворе у нового короля». Она долго распространялась на эту тему, – продолжала Пенелопа. – Ну ты сама знаешь, как миссис Кингстон любит поговорить. А потом она сказала нечто, что навело меня на светлую мысль.

– И что же это? – спросила Алиса.

– «Леди Харрисон, разумеется, старается сохранить молодость, – процитировала Пенелопа, – и с этой целью, по ее словам, покупает у некой миссис Лалуорт с Бонд-стрит уйму лосьонов и кремов. А знаете ли вы, что самая маленькая баночка крема от морщин стоит целый фунт?»

Пенелопа замолчала, выжидательно глядя на сестру. Понимая, что от нее требуется что-то сказать, Алиса воскликнула:

– Да это же куча денег! А если кремы ей не помогут?

– Это будет как раз то, что нам нужно.

– Что ты такое говоришь? Ничего не понимаю…

– Ах Алиса! Как же ты туго соображаешь! – воскликнула Пенелопа. – Что, если нам продать те кремы, которыми пользовалась мама? Ведь мы же их делаем для себя. Помнишь эту страшненькую девчонку Коснетов? У нее все лицо было в прыщах, а после того как мы дали ей наши кремы, они прошли за четыре дня!

– Ты думаешь… Ты предлагаешь… – начала Алиса.

– Да! – перебила ее Пенелопа. – Именно так мы и заработаем деньги на четыре платья: два утренних туалета и два вечерних.

– Да ты с ума сошла! – воскликнула Алиса. – Никто не заплатит за баночку нашего крема целый фунт, как бы хорош он ни был! Та же миссис Коснет подарила нам за хлопоты лишь букетик нарциссов из своего сада.

– А я и не собираюсь продавать наши кремы миссис Коснет или таким, как она, глупышка! – нетерпеливо возразила Пенелопа. – Мы предложим их дамам вроде леди Харрисон, а они заплатят сколько угодно, лишь бы вернуть себе прежнюю красоту.

– Нет, это невозможно! И потом, что скажет отец?

– Отец ничего не скажет, потому что он уехал по меньшей мере месяца на два, а когда вернется, лондонский сезон уже закончится. Ты не хуже меня знаешь, что в этом году коронация и лето должно быть еще интереснее и увлекательнее, чем всегда.

Алиса знала, что это правда.

Регент, который так долго ждал того дня, когда станет королем, наконец-то его дождался – правда, лишь в пятьдесят восемь лет. В июле должна была состояться коронация, и, если верить газетам, Лондон уже сейчас был наводнен не только английскими аристократами, но и именитыми иностранцами, которые съехались со всех уголков Европы.

– Если наделать побольше кремов и придумать для них какие-нибудь заманчивые названия, светские дамы раскупят их в мгновение ока, – продолжала между тем Пенелопа.

– Ты всерьез предлагаешь, – проговорила Алиса, – отвезти кремы в Лондон и продать миссис Лалуорт, как будто мы простые разносчики?

– Я готова продать что угодно, лишь бы купить новые платья! И какое мне дело, что о нас подумает миссис Лалуорт? Она нас раньше в глаза не видела и вряд ли увидит потом.

Возразить на это было нечего, а Пенелопа продолжала уговаривать сестру, и постепенно Алиса начала сдаваться.

Нет сомнений, что мамины кремы, изготовленные из цветов и трав, росших у них в саду, пользовались неизменным успехом в деревне, где жили Уинтоны.

Люди часто обращались к миссис Уинтон, и ее целебный настой из ромашки, как выяснилось, гораздо лучше снимал температуру и помогал от кашля, чем те лекарства, которыми пичкали больных врачи.

Она научила своих дочерей делать настои и кремы, но до сегодняшнего дня Алисе и в голову не приходило, что ими можно торговать.

– Если мы продадим двадцать баночек по десять шиллингов, – деловито размышляла Пенелопа, – которые миссис Лалуорт продаст уже по одному фунту, это будет выгодно и нам, и ей, и мы сможем купить одно платье.

– А вдруг миссис Лалуорт их вообще не возьмет? – возразила Алиса.

– Нужно хотя бы попробовать. Я не собираюсь отправляться в Лондон в этом ужасном платье! Отказываюсь! На него смотреть страшно! Буду сидеть здесь одна, пока отец не вернется.

– Какая разница, во что мы одеты, если будем безвылазно торчать в Ислингтоне? – чуть слышно пробормотала Алиса.

Без сомнения, это была чистая правда, но она только укрепила Пенелопу в решимости во что бы то ни стало раздобыть хоть немного денег и, проникнув, как сестры Ганнинг, в высшее общество, затмить собой всех светских красавиц.

– В любом случае, – продолжала Алиса, – если даже мы ухитримся раздобыть денег, это не значит, что нас наперебой станут приглашать на всякие балы и приемы.

– Об этом я тоже подумала. Алиса насторожилась.

Идеи, которые сестрица уже успела высказать, отличались экстравагантностью, и она не сомневалась, что и сейчас услышит что-то подобное.

– Ты помнишь, маменька рассказывала нам о своей подруге детства Элизабет Денисон? – спросила Пенелопа и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Я только недавно узнала, что теперь ее зовут маркиза Конингхем и ее имя не сходит со страниц газет.

– После замужества маркиза не очень-то жаловала маму своим вниманием, – заметила Алиса.

– А как же иначе, если мама заживо похоронила себя в этой глуши? Но Элизабет Денисон была старше мамы и очень богата.

Алиса промолчала, зная, что мать была слишком горда, чтобы просить о милости кого бы то ни было. И если ее подруга детства стала знатной дамой, она ни за что не стала бы напоминать о себе даже во имя старой дружбы.

– Прошлой ночью я все хорошенько обдумала, – продолжала Пенелопа. – Мы сделаем вот что. Когда приедем в Лондон, напишем маркизе Конингхем, что мама умерла, и добавим, что у нас остался маленький сувенир, память о тех временах, когда они с маменькой были молоды, – сувенир, который, мы не сомневаемся, она хотела бы получить в собственность.

– Неужели ты действительно собираешься это сделать? – возмущенно воскликнула Алиса.

– Собираюсь и непременно сделаю! – заявила Пенелопа. – Хватит прикидываться дурочкой, Алиса! Мама ужасно расстроилась бы, узнай она, что мы с тобой сидим в этом жалком домишке, никуда не выходим, никого не видим и красота наша пропадает зря!

Голос Пенелопы был полон такой страсти, что Алиса не нашлась что ответить.

Она знала, что это правда. Миссис Уинтон была вполне счастлива, живя в деревне, потому что любила мужа, но всегда желала своим дочерям той жизни, которую она вела, когда была юной девушкой.

Ее родители слыли в Гемпшире важными персонами. Отец ее владел крупным поместьем, и каждый год, когда начинался светский сезон, все семейство переселялось в Лондон.

Миссис Уинтон была единственной дочерью. Когда она выросла, ее представили ко двору, а потом в ее честь был дан веселый и шумный бал, о котором она не раз рассказывала Алисе и Пенелопе – разумеется, когда они достаточно подросли, чтобы с ними можно было разговаривать на подобные темы.

Через три месяца после первого выезда в свет она обручилась с сэром Адрианом, а осенью они уже поженились, чтобы, как нередко говаривала Алиса, «жить долго и счастливо».

Увы, затяжная война уменьшила состояние сэра Адриана, и к тому же он не унаследовал имущества тестя, которое перешло к его сыну, брату миссис Уинтон.

Получив наследство, тот вскоре пал на поле боя, но поместье вновь отошло не к сестре, а к его дальнему родственнику, кузену, носившему ту же фамилию.

В результате отец с матерью вынуждены были жить более чем скромно, но Алиса понимала, что Пенелопа права: если бы мать знала, как скучно они живут, как редко отец приглашает в дом гостей и не менее редко сами получают приглашения от соседей, она бы очень расстроилась.

Впрочем, в гостях у соседей они бывали нечасто еще и по другой причине: о ней Пенелопа сообщила сестре не далее как на прошлой неделе.

– Мы с тобой слишком хорошенькие, вот в чем дело. Миссис Кингстон шепнула мне, что у Хартменсов бал через месяц, но нас на него не пригласят.

– Не очень-то любезно с их стороны, – заметила Алиса.

– При чем тут любезность! Просто мера предосторожности. Представь, что будет, когда мы войдем в залу. Все кавалеры этой простушки Элис, которая двух слов связать не может, и прыщавой Шарлотты тут же их побросают и сбегут к нам.

– Как ты можешь так говорить о людях! – воскликнула Алиса.

– Но это же правда! – стояла на своем Пенелопа. – Они тяжелые, как мешки с углем, и кто захочет катать их по зале, если есть мы, легкие и изящные?

Алиса, не удержавшись, рассмеялась. Хотя ей было неловко соглашаться с сестрой, она не могла не вспомнить, с каким выражением на обеде, куда они были приглашены, полковник Хартменс смотрел на них и как потом усадил их по обе стороны от себя и принялся петь дифирамбы их красоте.

Разгоряченная разговором с сестрой, Алиса открыла окно. Лужайка перед домом сплошь заросла травой, но под деревьями раскинулся великолепный ковер золотистых нарциссов, и бело-розовые цветочки миндаля, как ажурные украшения, четко вырисовывались на фоне синего неба.

– До чего же у нас красиво! – восторженно воскликнула Алиса. – Неужели тебе этого недостаточно?

– Ну уж нет! – решительно возразила Пенелопа. – Умоляю тебя, Алиса, помоги мне! Кто мне еще поможет, если не ты?

У Алисы было мягкое сердце, и этот крик отчаяния тронул ее. Она не могла отказаться, и десятью минутами позже согласилась на план, поначалу показавшийся ей нелепым и сумасбродным.

– Ладно, попробуем продать мамины кремы. Только в Лондон я отвезу их сама.

– У тебя не получится так, как вышло бы у меня! – возразила Пенелопа.

– Получится, если они и в самом деле так хороши, как ты говоришь, – возразила Алиса. – И потом, не стоит тебе, дорогая, торговать кремом на Бонд-стрит, где, если все выйдет, как мы задумали, ты будешь покупать нам новые платья. – Алиса сделала паузу и, поскольку Пенелопа ничего не ответила, продолжала: – Ты прекрасно знаешь, что я не так красива, как ты, поэтому лучше в Лондон поехать мне. Мне кажется, для начала нужно отвезти миссис Лалуорт две-три баночки, и если она заинтересуется, мы наделаем ей столько крема, сколько она пожелает. – Мгновение поколебавшись, Алиса добавила: – Может, попросить ее никому ничего не говорить? И еще попробовать договориться с ней, чтобы она не платила нам за крем, а разрешила купить у нее платья в счет будущей выручки?

Пенелопа, радостно всплеснув руками, обняла сестру.

– Какая ты умница, право, моя дорогая! Я так и знала, что ты со мной согласишься!

– Что же мне еще остается? Но я вовсе не уверена, что это хороший способ обзавестись нарядами.

– Хороший или плохой – другого я не вижу, – отозвалась Пенелопа. – Если бы мы, например, захотели продать какую-нибудь картину или зеркало, я просто не представляю, кому их предложить.

– О чем ты говоришь! – в ужасе воскликнула Алиса. – Эти вещи принадлежат папеньке, а значит, мы бы их просто украли!

Пенелопа улыбнулась:

– Я так и знала, что ты это скажешь! Но что до меня, то я думаю, что, если продать половину из того, что есть в доме, папенька ничего не заметит. Ему вообще нет дела ни до чего, кроме его книг.

С этим трудно было не согласиться, только Алиса была не готова дальше развивать эту тему.

– Мы будем продавать только то, что принадлежит нам, – твердо сказала она. – И первое, что мы должны сделать, – это убедиться в том, что наши кремы вообще кто-то захочет купить.

Два дня спустя Пенелопа проводила Алису на дилижанс, который останавливался на перекрестке в центре деревни.

Они встали на рассвете, поскольку Алисе предстояло многое успеть за день: добраться до Лондона, продать кремы и вернуться домой дилижансом, который проходил через деревню в шесть часов вечера.

– Если ты на него не успеешь, – предупредила ее Пенелопа, – тебе придется заночевать у тети Генриетты, а она, безусловно, найдет странным, что ты отправилась в Лондон одна.

– Не волнуйся, у меня уйма времени, – ответила Алиса. – Честно говоря, мне и самой страшновато ходить по Лондону в одиночку. Так что постараюсь управиться побыстрее, а потом сяду в вестибюле гостиницы «Двуглавый лебедь» и буду ждать дилижанса.

– Это ты хорошо придумала, – одобрительно заметила Пенелопа. – И все же, мне кажется, будет лучше, если я поеду с тобой.

– Нет-нет, – поспешно возразила Алиса. Она прекрасно понимала: как бы невзрачно ни оделась Пенелопа, на нее все равно будут обращать внимание, а это опасно. И хотя ей действительно было очень неприятно ехать в Лондон одной, Алиса знала, что другого выхода нет: миссис Бригсток не в состоянии поехать с ней – старушка еле ходит, а Эмили, девчонка, что приходит к ним мыть полы, чересчур неотесанна, а главное – страшно болтлива и наверняка растрезвонит по всей деревне о том, куда она ездила и зачем.

«Я должна ехать одна, – сказала себе Алиса. – И одеться как можно скромнее, чтобы никто меня не заметил».

И она, поскольку не просто нервничала, а скорее, немножко побаивалась, выбрала для поездки самое простое темно-синее платье и невзрачную пелеринку, которую носила еще миссис Уинтон. Шляпка у нее, хоть и дешевенькая, была украшена искусственными цветами, но Алиса их безжалостно спорола.

– Вылитая пуританка, – сказала Пенелопа, увидев Алису в этом наряде.

– Мне бы в руку еще какую-нибудь религиозную брошюру тети Генриетты, – весело подхватила Алиса, – и тогда уж точно никто не взглянет в мою сторону.

– Если мне придется сидеть вечер за вечером в ее мрачном доме в Ислингтоне и слушать, как она разглагольствует о «несчастных неграх в Африке», клянусь, я брошусь в Серпентайн, – проворчала Пенелопа.

– И какой-нибудь красавец бросится за тобой в воду и спасет тебя, – со смехом подхватила Алиса.

– Скорее какой-нибудь старикан выловит багром! – буркнула Пенелопа. – Так что Бога ради избавь меня от подобной участи, продай наши кремы.

Сестрам пришлось изрядно потрудиться, чтобы смешать кремы в точности по рецепту миссис Уинтон; один, состоящий из свежего огуречного сока и трав, в изобилии росших в саду, получился самым удачным.

Сэр Адриан перед отъездом оставил Алисе десять фунтов.

– Этого хватит вам на дорогу да еще останется на чаевые слугам и прочие мелочи, – сказал он. – Больше дать не могу, и так пришлось заплатить Бригстокам за два месяца вперед.

– Я понимаю, – ответила Алиса. Хотя друг, пригласивший сэра Адриана в Шотландию, обещал оплатить проезд, она не сомневалась, что папеньке предстоит еще много расходов.

Ранний дилижанс, на котором уезжала Алиса, был почти пуст. Две фермерши, собравшиеся в город на рынок, сидели внутри, а трое мужчин предпочли устроиться снаружи, на козлах. Все они как один повернулись и уставились на Пенелопу, когда та целовала сестру на прощание.

«Хорошо, что она со мной не едет», – подумала Алиса.

Когда дилижанс тронулся, она помахала сестре и, усевшись поудобнее, вступила в беседу с фермершами.

Разговор, естественно, вертелся вокруг предстоящей коронации и торжеств, которые состоятся по этому поводу в деревне.

– Уж повеселимся вволю, – сказала одна из женщин. – На целый год разговоров хватит.

– А по мне, хоть бы этих праздников и вовсе не было! – заявила другая. – Король развлекается, а расплачиваться придется нам, помяните мое слово. Каждый должен жить по средствам, вот что я вам скажу, даже король.

«Как это верно, – с грустью подумала Алиса, – каждый должен жить по средствам». И при мысли о том, что на деньги, вырученные за несколько баночек крема, невозможно купить все, что хотелось бы Пенелопе, она совсем упала духом.

В Лондон дилижанс прибыл рано, и Алиса решила прогуляться от Ислингтона до Бонд-стрит.

Расстояние было немаленькое, но это ее не пугало – она привыкла ходить пешком. Хотя Алиса очень любила ездить верхом, они не могли позволить себе держать больше двух лошадей. Это означало, что на охоту с отцом они с Пенелопой ездили по очереди, так как одну лошадь сэр Уинтон прочно, хотя и негласно, закрепил за собой.

«Все равно что носить одно платье на двоих», – подумала Алиса и поймала себя на том, что размышляет о головокружительном успехе сестер Ганнинг. Этим успехом они, видимо, целиком и полностью были обязаны своей красоте.

Себя Алиса не считала сногсшибательной красавицей, хотя и не могла отрицать, что недурна собой, а вот Пенелопа казалась ей самой обворожительной девушкой на свете.