Текст книги "Тайное желание"

Автор книги: Барбара Фритти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

3

Анджела поднялась по широким ступеням к парадному входу церкви Святой Екатерины. Заперто. Подергала боковые двери, но и они не поддавались. В соседнем доме, жилище приходского священника, светились окна, но Анджела пока не готова была потревожить его покой. Может, запертые церковные двери – знак свыше? Мол, она сама по себе и должна действовать на свой страх и риск. И вообще, зачем она сюда явилась?

– Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

Анджела изумленно обернулась, услышав мужской голос, к тому же еще и знакомый. Высокий белокурый юноша со светло-голубыми глазами и веснушками, рассыпанными по переносице, когда-то был ее лучшим другом и объектом подростковой влюбленности. Только теперь он заметно возмужал и вместо голубых джинсов и футболки был одет в черные брюки и рубашку со стоячим воротником с белой вставкой.

– Патрик О’Брайен… – Анджела недоверчиво покачала головой.

Они с Патриком вместе учились в католической школе до одиннадцатого класса, пока ее семья не переехала. Анджела вспомнила, как мама упоминала, что Патрик стал священником, но не знала, что он служит здесь, в церкви Святой Екатерины. Интересно, почему мама об этом не сказала. А может, упомянула, только Анджела пропустила мимо ушей. В последнее время она старательно избегала разговоров о друзьях детства. Почти во всех историях о них присутствовали свадьба или рождение очередного ребенка.

– Анджела Раццини, – произнес Патрик с подкупающей улыбкой, от которой когда-то сердце Анджелы сладко замирало. – Давно пора заглянуть к нам.

– Анджела Пейн, – поправила она. – Я замужем.

– Твоя мама говорила.

– Да, конечно. Наверное, вы часто видитесь.

– Каждое воскресенье. Так же, как с твоими сестрами, их мужьями и детьми. Но ты, Анджела, не пришла ни разу. Почему? – заботливо спросил Патрик.

– Я живу в другом конце города.

– Так это вопрос географии? – Патрик испытующе посмотрел на нее.

Интересно, большой ли грех соврать священнику, если вы когда-то делились с ним сандвичами с джемом и ореховой пастой? Поколебавшись, Анджела ответила вопросом на вопрос:

– Давно ты здесь?

– Шесть месяцев. Некоторое время служил в Лос-Анджелесе, но Сан-Франциско мой дом. Как поживаешь?

– Отлично. Просто отлично.

Патрик улыбнулся, как улыбаются священники, когда понимают, что им говорят неправду:

– Поэтому ты пытаешься попасть в мою церковь в пятницу вечером?

– Поддалась минутному порыву. Ехала мимо, увидела церковь и задумалась о прошлом.

Он понимающе кивнул:

– Сегодня твой день рождения. Подходящее время для размышлений.

– Неужели ты помнишь? – изумленно воскликнула Анджела.

– Я много что о тебе помню, Энджи. Помню, как улыбка освещала твое лицо, когда ты чем-то увлекалась. У всех детей, включая меня, сразу же поднималось настроение. И ты обожала рисование. Ты рисовала на всем, что попадалось тебе под руку: на задней стене родительского гаража, на стене моей спальни и даже на заборе миссис Мерфи. Правда, миссис Мерфи твое художество не оценила, – добавил он со смехом.

– Точно. Я думала, она меня проклянет.

Миссис Мерфи жила в угловом доме, в котором, как были уверены все соседские дети, обитали призраки, а старушку искренне считали ведьмой. Как-то летним днем изнывающая от скуки и подзуживаемая Патриком Анджела нарисовала на ее заборе ведьму, летящую на метле над луной. Миссис Мерфи пришла в ярость, а Анджелу родители на месяц посадили под домашний арест. И как будто этого было мало, отвели на исповедь, а потом еще заставили сотню раз прочитать вслух «Аве Мария» и написать соседке письмо с извинениями.

Анджела погрозила Патрику пальцем:

– Это ты меня подбил, а неприятности, как всегда, достались мне.

– Ты была верным другом. Не выдала меня. Я это оценил. – Он помолчал. – Ты по-прежнему рисуешь?

– Не так много, как раньше, но у меня есть маленькая художественная галерея в Ноу-Вэлли. Я выставляю работы местных художников.

– Обязательно как-нибудь загляну, – пообещал Патрик. – А свои работы ты продаешь?

– Не в последнее время.

Анджела не рисовала уже несколько лет. Не было вдохновения. Казалось, ее творческое «я» усохло вместе со всем остальным.

– Меня совсем не удивляет, что у тебя собственный бизнес. Ты всегда увлекала меня своей решимостью добиться успеха, получить все, что хочешь.

– Иногда одной решимости мало.

Иногда необходимо чудо. Только Патрику она этого сказать не могла.

– Да, – согласился Патрик. – Я всегда считал, что молитва помогает.

– Всегда? – с сомнением переспросила Анджела. – Мне и в голову не приходило, что ты станешь священником. Ты обожал неприятности.

Он рассмеялся:

– Эй, не так уж я был плох. Мы вместе ходили в католическую школу, и я прислуживал в алтаре.

– Ну, от тебя я никогда не ожидала, что ты можешь жить безгрешной жизнью. В детстве тебя посещали греховные мысли… вроде лягушки в кармане пиджака мистера Мартина или отвинченных крышек солонок в закусочной.

– Невинные детские шалости, – ухмыльнулся Патрик. – Я вырос, признал свои грехи, покаялся и теперь стараюсь не грешить. Помоги мне Господь.

– Счастливчик, – пробормотала Анджела, вспомнив, что привело ее сюда.

– Что за человек твой муж? Тебе хорошо с ним?

– Да. Он занимается рекламой. Мы познакомились десять лет назад, когда я работала в агентстве графическим дизайнером. Его зовут Колин.

– И где же он сегодня… в твой день рождения?

Его испытующий взгляд напомнил Анджеле, что ей всегда было трудно лгать Патрику, и ей сразу стало не по себе. Казалось, он видел ее насквозь. Возможно, именно благодаря этому качеству старый приятель стал хорошим священником.

– Он дома. Родные решили устроить мне вечеринку-сюрприз, хотя я просила их не отмечать мой день рождения.

– Раньше ты любила сюрпризы. Что случилось?

– Случилось мое тридцатипятилетие. Этот день рождения напомнил мне о том, чего у меня нет. – Анджела покачала головой, стараясь подавить нахлынувшие эмоции. – Мне пора.

– Не убегай. Поделись со мной, – мягко предложил Патрик. – Ты же не просто так при-ехала.

– Я оказалась здесь совершенно случайно.

– Но ты еще здесь. Не хочешь войти в церковь? – Патрик достал из кармана связку ключей. – Я могу оставить тебя одну. Может, ты хочешь помолиться?

Анджела обдумала его предложение и отвергла:

– Там, в церкви, больше ничего для меня нет.

– Ты уверена?

В его голубых глазах светились любопытство и сочувствие, и ей захотелось довериться ему.

– Патрик, я не могу больше верить. Бог не отвечает на мои молитвы. Он глух к ним, – выпалила Анджела, впервые высказав кому-либо свои сомнения. Предполагалось, что ее религиозные убеждения непоколебимы.

– Может, ты не слушаешь, – тихо возразил Патрик.

– Демагогия. Все священники так говорят. Ты и сам не знаешь, слушает ли тебя кто-нибудь.

– Вот почему это называется верой, Энджи.

Она вздохнула:

– Я свою веру потеряла. Поэтому ты и не видел меня в церкви. Я больше не могу притворяться. И не проболтайся моей маме или сестрам, не то мне конец.

– Если не хочешь войти в церковь, идем ко мне. Я живу в доме священника. Угощу тебя горячим шоколадом. Могу взбить сливки. Ты когда-то любила горячий шоколад со взбитыми сливками.

– Патрик, я давно выросла, и ты не сможешь утешить меня шоколадом со сливками. Я… я сломлена, – обреченно прошептала Анджела.

– Не верю.

– Это правда. Что делают все добрые католики? Заводят большие семьи, сохраняют семейные и религиозные традиции. Это не обо мне. Я не могу родить ребенка. Девочка, которую ты считал способной на что угодно, не может совершить самое простое, самое естественное для женщины… привести в этот мир дитя. Я три раза делала ЭКО, и ничего не получилось. Сегодня вечером Колин сказал мне, что больше не будет пытаться. Ему сорок лет. Он хочет планировать будущее только для нас двоих. Но я никак не могу расстаться с мечтой о собственном ребенке. И не представляю будущего без Колина. Понятия не имею, что нам делать.

Взгляд Патрика стал нежным и печальным:

– Мне жаль, Энджи.

– Мне тоже.

Подавляя подступившие слезы, Анджела отвернулась и поспешила прочь. Ей вовсе не хотелось разреветься перед Патриком.

– Возвращайся! – крикнул он ей вслед. – В любое время. Просто приходи, когда будешь готова.

Анджела остановилась:

– Я никогда не буду готова войти в церковь. Разве только с моим ребенком.

– Бог любит сложные задачи, – улыбнулся Патрик.

– Тогда он должен любить меня.

– Он любит. Ты просто этого не знаешь.

* * *

– Вы в самом деле Джон?

Лиз больше не чувствовала неловкости и наслаждалась легким головокружением от двух с половиной бокалов дорогого шампанского. Весь прошедший час они непринужденно болтали о музыке, книгах, кинофильмах и Сан-Франциско, не затрагивая более серьезных тем. Джон оказался веселым, остроумным, на удивление начитанным и обаятельным – слишком идеальное сочетание. Наверняка он что-то скрывает. Ей просто не могло так посчастливиться.

– Почему бы и нет?

– Вы не похожи на Джона. Слишком простое, слишком обыкновенное имя для синеглазого блондина.

– А какое имя, по-вашему, подходит мне? – полюбопытствовал ее новый знакомый.

– Ну, не знаю. Морган, или Дрю, или любое имя, которое могло бы быть и фамилией. Скажем, Тейлор или Тайлер. – Лиз задумалась. – И, кроме того, что Джон вам не подходит, каждый раз, как я произношу его, вы как будто слегка удивляетесь. Так в чем же дело? Это вымышленное имя? Вы скрываетесь от закона?

– Ничего столь интригующего. Джон – мое первое имя, но родные чаще называли меня средним именем – Эрик, чтобы отличать от отца, тоже Джона.

– Почему же вы не представились Эриком?

Лиз почувствовала, как рвется та эфемерная нить, что, казалось, связала их.

– Отца больше нет на свете, как и всех, кто когда-то звал меня Эриком, – сухо сказал он, поглаживая пальцем край своего пустого бокала. Лишь сжатые губы выдавали его напряжение. – Мама умерла, когда я был подростком. У меня нет ни братьев, ни сестер. Я – вся моя семья.

Объяснилась грусть, которая сквозила за его улыбчивостью, и, почувствовав его затаенную душевную боль, Лиз не произнесла такое банальное и такое бесполезное «мне очень жаль».

– Мне называть вас Эриком или придерживаться Джона? – уточнила она.

– Давайте придерживаться Джона, – после недолгих колебаний выбрал он и добавил с улыбкой: – У меня есть на это свои причины.

– Классно вы переключаетесь, – похвалила Лиз, пригубив шампанское.

– Вы о чем?

– Мрачнеете, а потом просто отмахиваетесь от плохого настроения. Вы стараетесь не думать об отце?

В его глазах промелькнуло удивление, но он легко согласился с ней:

– Может быть. Вы очень проницательны.

– Я привыкла наблюдать.

– Часть вашей профессии? – уточнил Джон.

– Да. Я люблю давать людям то, в чем они нуждаются, даже если они не могут сказать мне, что им нужно.

Их взгляды встретились.

– Я тоже люблю это делать. Приносит удовлетворение.

Лиз улыбнулась в ответ на его улыбку:

– Поэтому вы пригласили меня выпить шампанского. Вам не понравилось мое одиночество в день рождения, и вы сжалились надо мной.

– Получилось веселее, верно?

– Безусловно.

– Ну и хорошо. А где ваша семья, Лиз?

Она окаменела. Сама виновата. И зачем прицепилась к его имени? Могла бы догадаться, что это приведет к личным вопросам. Не отклонялась бы от нейтральных тем и, может, не попала бы в дурацкое положение.

Так солги ему. Эка невидаль. Будто ты раньше не лгала. Да он и не поймет, что ты говоришь неправду.

– Из близких у меня никого нет, – туманно ответила она.

– Очень жаль.

Лиз пожала плечами:

– Раз уж мы перешли на личности, чем вы зарабатываете на жизнь?

– В настоящее время я, как говорится, в простое, – как-то неопределенно сказал он.

– Так обычно говорят об актерах или музыкантах. Вы актер? Музыкант?

– Всю жизнь мечтал стать рок-звездой, но, к несчастью, у меня нет голоса…

Официант, остановившись у их столика, поинтересовался, хотят ли они заказать еще что-нибудь.

Лиз накрыла ладонью свой бокал:

– Я не удержусь на ногах, если выпью еще хоть немного.

– Хорошо, пока не будем. – Эрик-Джон жестом отослал официанта. – Еще рано. Я как раз подумал, что мы просто обязаны продолжить праздник. – Озорные искорки снова замелькали в его глазах. – К югу от Маркет есть отличный танцевальный клуб.

Заманчивое предложение. Она не танцевала уже года два.

– Я не одета для танцев. На мне должно быть короткое платье, туфли на высоких каблуках и фунт косметики.

– Какая разница? – возразил он. – Мы больше никогда не увидим тех людей.

– Если для начала нас впустят в клуб.

– Даже не сомневайтесь, – уверенно заявил Джон.

– Вы не принимаете отказы, верно?

«Интересно, каково это жить, не боясь, что тебя щелкнут по носу?» – подумала Лиз.

Тень пробежала по его лицу:

– Не принимаю, если это зависит от меня. Так что вы скажете?

Лиз безумно хотелось продолжения сегодняшнего праздника.

– Думаю, было бы весело. Надеюсь, вы не станете выделывать невообразимые па.

– Вы не узнаете этого, если не поедете со мной, – подзадорил ее Джон. – Боитесь сказать «да»?

Лиз улыбнулась:

– Последний раз мне бросали вызов, когда мне было двенадцать лет. На пижамной вечеринке в день рождения Марси Беннетт. Мы играли в «Правду или Расплату» на чердаке ее дома.

– И что выбирали вы? – полюбопытствовал Джон. – Правду или расплату?

– Расплату.

– Интересно.

– Почему?

– Выбор многое говорит о человеке. Вам было легче сделать что-то безумное, чем рассказать правду о себе.

– Да, и, как мне кажется, вы точно такой же, – многозначительно произнесла Лиз.

Он слегка наклонил голову:

– Ладно. Расскажите-ка мне о расплате. Что вам пришлось сделать тогда?

– Войти в спальню ее родителей и стащить из-под кровати отцовские тапочки, никого не разбудив.

– Получилось?

– Нет. Я споткнулась о собаку. Она начала лаять. Мать Марси приняла меня за грабителя и завизжала. Мистер Беннетт соскочил с кровати совершенно голый. Его пенис показался мне огромным. Никогда прежде я не видела взрослого мужчину в полной боевой готовности и перепугалась до смерти. Через секунду мы уже все визжали. На этом закончились и игра, и вечеринка.

Джон расхохотался и никак не мог остановиться.

– Не смешно, – заметила Лиз, еле сдерживаясь, чтобы тоже не рассмеяться. – Меня больше никогда не приглашали к Марси. – Она допила свое шампанское. – Поэтому я больше не выбираю расплату.

– Еще как выбираете. Я бросил вам вызов, и вы согласились выпить со мной.

– Ладно, но вы застали меня в момент слабости. Я хотела кое-что изменить в своей жизни, и ваше приглашение показалось хорошей точкой отсчета или началом. Называйте, как хотите.

– Почему вы хотите изменить свою жизнь?

– Потому что хочу большего, – просто сказала Лиз. – Я хочу того, что есть у всех.

Он наклонился вперед. Ему явно стало любопытно:

– А что есть у всех, Лиз?

Она понимала, что правда прозвучит глупо, но поглощенный алкоголь действовал как сыворотка правды.

– Любовь, безумные страсти. Я хочу влюбиться. – Лиз потрясенно замолчала. – Ну, вот, наверное, я напугала вас до смерти, и вы думаете: «Господи, надеюсь, она не ждет всего этого от меня. Я ведь всего лишь пригласил ее выпить шампанского».

Джон рассмеялся:

– Ничего подобного я не думаю. Вы очень честная, Лиз. Мне это нравится.

– На самом деле, не особенно я честная, – искренне призналась она. – Но, вероятно, придется начать. Сегодня как раз подходящий день.

– О чем вы обычно лжете?

– О разном.

– Лжете, чтобы не раскрыть себя настоящую? – уточнил Джон.

– Скорее всего.

– Почему?

– Слишком долгая история для одного вечера. – Лиз вздохнула под его выжидательным взглядом. – Но кое-что я вам расскажу. Три года у меня был парень. Кайл. Я хотела, чтобы у нас все получилось, но он меня бросил.

– Сочувствую.

– Самое отвратительное то, что это я должна была уйти от него, но я боялась остаться одна. Не представляете, как ужасно быть одиночкой среди замужних подруг. И мне не нравилось ходить в кино одной. Глупая причина для сохранения отношений.

– Из двух зол…

– Вот именно. Кайл основательный, надежный. У него хорошая, перспективная работа, он ставит большие цели и добивается всего, что задумал.

– Я восхищен, – сухо заметил Джон.

– Мне казалось, что он именно тот человек, на кого я могу опереться, а опора была мне необходима.

– Ну, вы его переоценили… он вас бросил.

Лиз скривилась:

– Спасибо за напоминание.

– Ваши слова, не мои. На мой взгляд, вам повезло. Теперь вы свободны и можете найти того, кто вам действительно подходит.

– Разумеется. Это так просто.

Джон усмехнулся, и Лиз поняла, что уже привыкла к его усмешкам и, пожалуй, будет скучать по ним. Никогда прежде ей не было так легко в обществе мужчины. Никогда она так не откровенничала… и не только из-за шампанского. Парень ей нравился до головокружения. Обаятельный и сексуальный, остроумный и проницательный, он зацепил ее. Необходимо взять себя в руки. К утру он исчезнет, растворится. Сегодняшний вечер вовсе не начало чего-то, а просто несколько часов веселья. Она даже не знает, есть ли у него девушка, хотя и надеется в глубине души, что нет. Наверное, надо было спросить еще час назад. Но вместо этого она задала другой вопрос:

– А как насчет вас, Джон? Вы когда-нибудь любили?

– Однажды, – ответил он после недолгих колебаний.

– Не хотите рассказать подробнее?

– Ничего интересного. Лучше продолжим праздновать ваш день рождения. Вот и проверите твердость своих намерений: вечер новых открытий.

– Вы решили отрезать мне все пути к отступлению?

– По-моему, отличная мысль.

Лиз его предложение тоже понравилось:

– Я поеду с вами в клуб. Но сначала загляну домой.

– Там видно будет.

Джон достал бумажник, выложил несколько банкнот на столик.

– Позвольте мне заплатить половину. – Лиз потянулась за сумочкой и случайно смахнула ее на пол. – Черт, – пробормотала она. Может, на будущее стоит загадать избавиться от неуклюжести.

Лиз начала собирать рассыпавшееся по полу содержимое сумочки. Джон опустился на колени, чтобы помочь ей, и слишком поздно она заметила, что в его руках оказался конверт.

– Отдайте, – потребовала она.

Он прочитал надпись на конверте и поднял на Лиз удивленные глаза:

– У вас есть знакомые в тюрьме?

Лиз судорожно сглотнула:

– Пожалуйста, отдайте.

Джон перевернул конверт, увидел на заднем клапане надпись «С днем рождения!».

– Поздравление! Вы его так и не открыли.

– И не собираюсь. – Лиз выхватила из его пальцев конверт. – Послушайте, или мы едем танцевать, или я отправляюсь домой, но что бы мы ни решили, об этом говорить не будем. Так что вы выбираете?

* * *

Покинув Патрика, Анджела поняла, что домой ехать совсем не хочется. Слишком тревожно на душе. Может, стоило остаться с Патриком, поговорить подробнее о своих проблемах? Но что может знать священник о неудачных попытках зачать ребенка или о поисках компромисса с мужем? Хотя какой может быть компромисс в столь важном для нее вопросе? Они либо повторят попытку, либо нет. Все близкие устали от ее одержимости, и не осталось никого, кто поддержал бы ее.

Сестры без устали напоминают ей, что отсутствие ребенка не самое страшное на свете.

Энджи, ты должна благодарить Бога, случается в жизни и худшее… Ты могла бы заболеть раком… Ты могла бы разориться. Или тебя сбила бы машина. Радуйся тому, что имеешь…

С ними трудно поспорить. Она не станет отрицать, что в ее жизни действительно много хорошего, но от этого не легче смотреть в бездетное будущее. У сестер дети есть. Им есть кого любить и баловать, растить и о ком заботиться.

И маме звонить бесполезно. Мама просто скажет, что время упущено, что слишком поздно:

«Анджела, если бы ты прислушалась к моим словам, то не попала бы в такое трудное положение. Ты увлеклась карьерой и упустила лучшие для деторождения годы, ты слишком поздно поняла, что важнее – дети или работа».

А друзья отделаются набором банальностей:

«Как здорово, что у вас такая семья: только ты и Колин. У вас есть деньги, вы можете путешествовать по всему свету, если захотите. Можете купить большой дом, развлекаться хоть всю ночь и заниматься любовью посреди кухни. Дети далеко не самое главное в жизни».

Да, поговорить совершенно не с кем… и она еще минут десять ехала без всякой цели, машинально свернула на Эмбаркадеро, прибрежную улицу, огибающую город, с заливом с одной стороны и небоскребами – с другой. Здесь было полно рыбных ресторанов, в Рыбацкой гавани и на площади Гирарделли еще слонялись туристы. Город был оживлен и счастлив, и Анджела честно попыталась проникнуться его настроением.

Может, пора посмотреть на вещи реально. Может, хватит хныкать о том, чего у нее нет и что Колин ей не даст. Надо обдумать возможные альтернативы. Например, попробовать ЭКО без Колина с помощью донорской спермы. Поддержит ли Колин такой вариант? А если нет, готова ли она пожертвовать своим браком ради призрачной возможности родить ребенка?

Можно разузнать о суррогатном материнстве. Другая женщина попробует выносить ее яйцеклетки, оплодотворенные спермой Колина, а им с Колином останется надеяться на лучшее. Пусть сама она не испытает беременность, но в результате, возможно, получит ребенка. Разумеется, это очень дорого, но, если придется, она готова продать свой бизнес. Неужели она не найдет способа получить то, о чем мечтает больше всего на свете?

Патрик напомнил ей, что когда-то она добивалась всего, что хотела. Отчаявшись от череды поражений, она уж и забыла об этом. Неудивительно, что Колин не хочет снова проходить через неприятные процедуры. Ее подавленное настроение тяжело сказывается и на нем. Необходимо убедить его, что, если они не сдадутся, она справится с любыми препятствиями… Только необходимо составить план.

Заметив маленький круглосуточный магазинчик-кулинарию, Анджела решила, прежде чем возвращаться домой, выпить кофе и еще раз хорошенько все обдумать. Ей понадобятся все ее способности, чтобы убедить Колина не отказываться от ребенка в их жизни.

Анджела свернула к обочине, остановилась, взяла сумочку и вышла из автомобиля. Секунду спустя она услышала за спиной шаги и только тогда осознала, как пуст и темен этот участок улицы. Кроме замеченного ею магазина на углу, все остальные были закрыты, витрины забраны решетками. Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, куда ее занесло. Глупо, очень глупо. Она достаточно долго жила в большом городе, чтобы не забывать об осторожности.

Анджела ускорила шаг, но преследователь явно нагонял ее. Совсем близко послышалось учащенное дыхание… кто-то схватил ее за руку.

И у Анджелы мелькнула мысль, что, может, и вправду есть на свете вещи похуже, чем невозможность забеременеть.