Текст книги "Поворот судьбы"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Джек осторожно приблизился к кровати. Его сознание зафиксировало монитор на стене, несколько стоек для капельниц, подвешенную ногу в гипсе. Но глаза мгновенно устремились к лицу Рейчел. Хорошо, что доктор его предупредил. Даже в полумраке был виден отек и свежие ссадины на левой стороне лица, которая уже начинала багроветь. Закрытые глаза, бескровные губы, мертвенно-бледная кожа без привычных веснушек.

Он взял ее руку. Пальцы были вялыми, прохладными. Он осторожно сжал ее ладонь.

– Рейчел! – позвал он тихо. – Это я, Джек.

Она спала.

– Рейчел! Ты меня слышишь? – Он проглотил застрявший в горле ком. – Рейчел!

Она не шевелилась. Не подавала никаких знаков того, что слышит его. Он поднес ее руку к губам, поцеловал и прижал к груди. Ближе к сердцу.

– Чувствуешь? – Сердце билось гулко и часто. – Оно так бьется с тех пор, как мне позвонили. Саманта с Хоуп тоже волнуются за тебя.

Ответа не последовало.

– Проснись, Рейчел, – попросил Джек, внезапно испугавшись. – Я должен знать, как ты. – В его голосе зазвучали панические нотки. – Должен знать, что сказать девочкам. Должен с тобой поговорить.

Когда Рейчел снова не ответила, его охватило отчаяние. Из-за того, что он не в силах разбудить ее. Из-за того, что виновница аварии мертва и не понесет наказания. Но он не мог сказать об этом Рейчел, как бы ни был ничтожен шанс, что она его услышит. У Рейчел было мягкое сердце – мягкое сердце и твердый характер. Она бы безмерно огорчилась, узнав, что девушка погибла. Ей нужно слышать что-то ободряющее, так что об этом лучше молчать.

Но что же ей сказать? «Тебе приятно будет узнать, что моя фирма терпит крах». Рейчел совсем не мстительна, значит, это не подойдет. Не подойдет также: «Я потерял чувство стиля, мои проекты никуда не годятся». Рейчел никогда не одобряла жалости к себе. Не была она и завистливой, значит, он не мог рассказать ей о Джилл. К тому же что он может сказать? Джилл была почти такой же доброй, как Рейчел. Почти такой же хорошенькой и умной. Но далеко не такой жизнерадостной, талантливой и неповторимой. Сравнение всегда будет не в пользу Джилл.

Тогда зачем говорить все это Рейчел? Она от него ушла. Они разведены. Чувствуя беспомощность и невыразимую усталость, Джек сказал:

– Здесь Кэтрин. Она тоже хочет тебя видеть. Пойду поговорю с врачом. А потом привезу девочек. Мы будем у тебя через пару часов, хорошо? – Он посмотрел на веки Рейчел. Они даже не дрогнули.

Пав духом, Джек положил ее руку на жесткую больничную простыню. Наклонился и поцеловал в лоб.

– Я скоро вернусь.

Он уехал из больницы на заре. К тому времени, когда он достиг хребта Санта-Лусиа и шоссе, петляя, стало взбираться в гору, с океана поднялся утренний туман и асфальт сделался влажным. Не выключая фар, Джек зорко следил за дорогой, но пропустить место катастрофы было невозможно. Весь транспорт двигался по единственной свободной полосе, а на другой работали машины аварийной службы. Один искореженный автомобиль уже подняли в воздух, но это был не джип Рейчел. Немного поодаль валялся помятый бампер.

Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, Джек остановился за аварийными машинами и вылез из кабины. Джип Рейчел лежал среди камней чуть ниже. На крыше и боках виднелись царапины и вмятины.

– Проезжайте, сэр. Как только кто-нибудь останавливается, тут же останавливаются и другие. Не успеешь оглянуться, как образуется пробка.

Джек сунул дрожащие руки в карманы.

– В этой машине была моя жена. Похоже, от кабины ничего не осталось. Она чудом осталась жива.

– Значит, с ней все обошлось? – спросил полицейский более мирным тоном.

– Она жива.

Рабочие закрепляли тросы на машине Рейчел.

– Когда закончится эвакуация? – спросил Джек. – Я повезу этой дорогой дочек. Не хочу, чтобы они это видели.

– Наверное, через пару часов. Сможете подождать?

Джек на задержку не рассчитывал, но подождать он, конечно, мог. Если девочки еще спят, так будет даже лучше. А он тем временем постарается придумать, как сообщить им о том, что их мать находится в коме.

Глава 2

В получасе езды от места аварии начинался каньон, часть территории которого принадлежала Рейчел. У въезда в него, в дубовой роще, стояли в ряд девять почтовых ящиков. Всего один из девяти был выкрашен, четвертый слева. В этом году в ярко-красный цвет – так захотела Хоуп. В прошлом году Рейчел выбрала кремовый, а в позапрошлом Саманта – лиловый.

Джек свернул с шоссе и начал подниматься в гору. Дорога жалась к склону и серпантином ползла наверх. Джек поднимался все выше, дубы уступили место платанам и мадронье, потом замелькали кедры. Вокруг дома Рейчел росли уже одни секвойи.

Среди высоких деревьев стояла хижина, обшитая потемневшими кедровыми досками. Остановившись на посыпанной крупным гравием дорожке, Джек вышел из машины и потянулся. Ему необходимо было побриться, принять душ и хоть немного поспать.

На пороге дома его встретил мужчина, который оказался старше, чем ожидал Джек, – лет шестидесяти пяти, если судить по совершенно седым волосам и бороде.

– Девочки спят. – Дункан Блай говорил тем же решительным голосом, что и по телефону. – Как она?

– В коме, – ответил Джек. – Состояние критическое. Опасность представляет только травма головы. Других серьезных повреждений нет.

– Какой прогноз?

Джек неопределенно пожал плечами и подбородком указал внутрь дома.

– Насколько я понимаю, они успокоились?

– Нет. – Дункан сунул мускулистые руки в карманы фланелевой куртки. – Просто выдохлись. – Он прошел мимо Джека. – Меня ждет работа.

Джек протянул было руку, чтобы поблагодарить и попрощаться, но Дункан уже обогнул угол дома и зашагал вверх по лесистому склону.

– Мне тоже приятно было познакомиться, – пробормотал Джек.

Зайдя в дом, он осторожно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней, собираясь с духом. Он мог по пальцам сосчитать, сколько раз он сюда приезжал, и никогда его не пускали дальше порога. Оттуда раньше он мельком видел какие-то цветные пятна. Теперь Джек разглядел стены из некрашеного дерева, зеленую и лиловую мебель, фиолетовые кашпо, яркие картины в рамах. Гостиная сообщалась с кухней, а их общая задняя стена представляла собой огромное окно, выходящее в лес. Сквозь кроны секвой проникали бледные лучи солнца.

Он повернул налево, поднялся на несколько ступенек, прошел по коридору и заглянул в первую комнату. Там висели плакаты с растрепанными парнями, царил беспорядок и крупными буквами по всей стене было выведено имя Саманты. Постель была смята, но пуста.

Преодолев еще несколько ступенек и сделав еще несколько шагов по коридору, Джек обнаружил другую дверь. В этой комнате на стенах висели акварели и царила более мягкая атмосфера. Обе девочки спали в кровати Хоуп. Хоуп свернулась калачиком, Саманта вся разметалась. Между ними лежал комочек рыжей шерсти – кошка.

Никто из троих и не думал просыпаться. Джек вернулся в гостиную и позвонил в больницу. От дежурной сестры он узнал, что состояние Рейчел остается прежним. Потом он позвонил своему партнеру по бизнесу. Услышав его тяжелое дыхание, Джек спросил:

– Тренируешься?

– На беговой дорожке, – выдохнул Дэвид Санг.

– Прости, что помешал, – сказал Джек. – Вчера вечером Рейчел попала в аварию. Я здесь с девочками.

– Где здесь? В Биг-Суре? – Шаги на дорожке замедлились. – Через два часа у нас важная встреча. Серьезная была авария?

– Да. – Джек понизил голос. – Рейчел в коме.

– В коме, – повторил Дэвид. – Она на искусственном дыхании?

– Нет. Но я не смогу прийти на эту встречу.

– Мы не можем ее отменить. Мы уже дважды ее переносили. – После некоторого молчания Дэвид спросил: – Ты что, не готов к презентации?

– Я-то готов, – сказал Джек, – но вряд ли то, что я покажу на этот раз, понравится им больше.

Он получил заказ на проектирование роскошного курортного комплекса в Монтане. Заказчик хотел построить здание с отражающими поверхностями, которые как бы исчезали на фоне неба. Но Джек бывал в Монтане. Стекло и сталь здесь не годились. Он хотел использовать дерево.

Когда его первый проект был отвергнут, он соединил дерево с гранитом. Когда был отвергнут второй проект, он попробовал применить булыжник и разорвал эскизы, попробовал стекло – и разорвал, сталь – и снова разорвал. Лучшим решением было самое первое. Однако сейчас это не имело абсолютно никакого значения.

– Послушай, – сказал он Дэвиду. – Прикрой меня. Я не могу там быть. По семейным обстоятельствам.

– Тут есть одна неувязка. Ты разведен.

– Но не с детьми.

– Согласен. Но на карту поставлены миллионы. Если я скажу, что ты не можешь присутствовать на встрече, потому что должен сидеть с детьми, меня не поймут.

– Тогда сам сделай все за меня.

– Заказчики хотят говорить с тобой. С тобой! А ты упускаешь свой шанс.

– Сейчас я совсем не могу думать об этом. Говори им что хочешь, но я никак не могу приехать. Позвоню, когда появится что-нибудь новое.

Он повесил трубку. Сейчас он мог думать только о катастрофе с Рейчел. Но Рейчел и девочки спали. Он растянулся на диване, прикрыл рукой глаза и последовал их примеру.

Хоуп проснулась и медленно приходила в себя. Она прислушалась к тихому мурлыканью Гиневры, раздававшемуся откуда-то сзади, Хоуп повернула голову, прижалась щекой к пушистой кошачьей шерстке, увидела спавшую рядом сестру и сразу вспомнила, что произошло вчера ночью. Осторожно, чтобы не разбудить сестру, она села на кровати. Взяв на руки кошку, Хоуп молча сунула ноги в ковбойские сапоги и вышла из спальни.

Увидев в гостиной отца, она испытала облегчение. Саманта сказала, что он не придет, что он никогда не приезжал, когда был нужен. Но Хоуп чувствовала, что отец придет. У нее это иногда бывало – предчувствия. Когда уезжала мама, ей было не по себе. Тогда она подумала, что это из-за Гиневры. Ветеринар предупредил, что конец будет тихим и быстрым, и Хоуп приготовилась. Она сама настояла, чтобы Гиневра умирала дома, рядом с ней. Но ей хотелось, чтобы, когда это случится, мама была здесь.

Хоуп опустилась на ковер рядом с отцом, осторожно положив Гиневру в подол футболки. Отец спал. Это что-то значило. Если бы мама умерла, то он разбудил бы их, верно? Она размышляла, будить отца или нет, как вдруг его тело дернулось и он проснулся.

– Нужно было меня разбудить, – сказал он.

– Я думала, если ты спишь, значит, с мамой все в порядке.

– С ней все в порядке. Ей только надо набираться сил.

– Ты говорил с ней? – спросила Хоуп.

– Нет. Она спит. Но думаю, она чувствовала, что я рядом.

– Она не умерла?

– Нет.

– Точно?

Если мама умерла, Хоуп хотела это знать. Ей можно говорить правду.

– Нет, Хоуп, мама не умерла. Я бы не стал тебе врать.

– Когда мы к ней поедем?

– Сегодня утром, попозже. – Он посмотрел на кошку. – Так она появилась у дверей искусанная и побитая?

Хоуп почесала кошке за ухом.

– Укусы зажили.

– Ее зовут Гвендолен?

– Гиневра. – Хоуп погладила кошку по загривку. Тут из дверей раздался голос Саманты:

– Когда ты приехал?

Он поднял глаза, и на какой-то миг, из-за усталости или волнения, ему показалось, что перед ним Рейчел. Отчасти его сбили с толку волосы: светлые, но уже не такие мягкие, как у Хоуп, они были волнистыми и густыми, как у Рейчел, когда он увидел ее впервые. Отчасти фигура – за полтора месяца, что он не видел дочь, она очень повзрослела. Но прежде всего голос, в котором звучали упрек и даже боль – он слышал их в голосе Рейчел накануне расставания.

Джек вдруг снова перенесся в их спальню: он выбирал галстуки для деловой поездки, а Рейчел стояла в дверях. Он видел ее так ясно, словно это было вчера. Она спустилась из общей мастерской, с верхнего этажа их дома в средиземноморском стиле, стоявшего на берегу залива. Ее лицо было бледным и расстроенным, и он приготовился к обороне.

– Я думала, ты не поедешь, – сказала она.

– Я тоже так думал, но мои планы изменились.

Он разложил галстуки, чтобы подобрать подходящие к вынутым из шкафа костюмам.

– Я думала, ты побудешь здесь немного.

Он не обернулся. Не хотел замечать ее бледности.

– Я тоже так думал.

– А ты не можешь отказаться?

– Не могу, – раздраженно ответил он. – Я получил заказ на проектирование бизнес-центра. Это огромное здание. Конечно, большую часть работы можно сделать и в мастерской, это не так сложно. Самое сложное – наполнить здание жизнью, а для этого нужно почувствовать город. – Он наконец выбрал галстук, повернулся к Рейчел и умоляющим голосом произнес: – Возьми, к примеру, свою живопись. Ты отличаешься от других художников благодаря тому, что выбираешь неповторимые ракурсы, планы, цветовую гамму. Но ты не можешь сделать этого, не проводя какого-то времени на пленэре. Так и я.

Она не повышала голоса, но стояла на своем:

– Я выезжаю на пленэр два раза в год. Ты уезжаешь дважды в месяц – даже трижды, если завтра отправишься в свой Провиденс.

– Это моя работа, Рейчел.

Казалось, она вот-вот заплачет.

– Ты оставляешь меня одну.

– У тебя есть дети. У тебя могли бы быть друзья, если бы ты захотела заняться чем-нибудь, помимо живописи. Если бы захотела, ты могла бы ходить куда-нибудь каждый вечер.

– Но я не хочу. Я ненавижу наряжаться. Ненавижу светскую болтовню. Ненавижу стоять на шпильках и жевать бутерброды с икрой.

– Даже по достойному поводу?

В районе залива благотворительные мероприятия были важной частью светской жизни, особенно для людей вроде Джека. На них можно было себя показать и на других посмотреть.

– Здесь я не могу писать, – грустно сказала Рейчел.

– У всех художников иногда случаются периоды спада, – парировал он.

– Это не просто спад. Я выдохлась, с творческой точки зрения я мертва. Здесь я не воспринимаю цвет. Я не чувствую предметов так, как чувствовала раньше. Здесь мне плохо. Мы с тобой чаще бываем порознь, чем вместе.

Он бросил на кровать еще несколько галстуков.

– Взгляни на эти галстуки! – крикнула Рейчел. – Взгляни на них. Они такие консервативные. Мы собирались быть другими. Хотели идти своим путем, а не участвовать в крысиных бегах. – Она опустила голову и тихо сказала: – Когда ты вернешься, меня здесь уже не будет.

Он вздохнул:

– Ну, Рейчел. Попытайся понять.

– Это ты попытайся понять, – заплакала она. – Если уж мне приходится быть одной, то пускай это будет в другом месте. Я еду в Биг-Сур. – И тихо попросила: – Поедем со мной.

Она знала, что он не может поехать в Биг-Сур, до которого из Сан-Франциско три часа езды.

– Ты это серьезно? – спросил он.

– Совершенно. Я прожила здесь десять лет ради тебя. Теперь твоя очередь пожить где-нибудь ради меня. Я хочу, чтобы ты поехал со мной.

– Папа! – Возглас Саманты вернул его к реальности. – Как она?

Прежде чем ответить, он набрал в легкие побольше воздуха. Затем провел рукой по волосам Хоуп, отчаянно желая смягчить удар.

– Дело в том, что она сильно ушибла голову. Она сейчас без сознания.

Хоуп быстро подняла на него глаза:

– Она спит?

– Что-то вроде того. Только она никак не может проснуться. Это называется «кома».

– Кома. – Саманта заплакала.

– На самом деле это не так уж страшно, – поспешно прибавил Джек. – Кома – это состояние, в котором находится мозг, когда ему нужно все силы направить на выздоровление. Когда выздоровление наступает, человек просыпается.

– Не всегда, – с вызовом произнесла Саманта. – Иногда люди лежат в коме годами.

– Мама проснется, – не сдавался Джек.

– Откуда ты знаешь?

Джек этого не знал, но ничего другого просто не мог себе представить.

– Доктор не видит основания для опасений. Послушай, – начал он и перевел взгляд на склонившуюся над кошкой Хоуп, – мы должны быть оптимистами. Мы должны поехать в больницу и сказать маме, что ей станет лучше. Если мы будем стараться, она поправится.

Из груди Саманты вырвался сдавленный стон. Он ожидал увидеть в глазах дочери недоверие, но глаза ее были полны слез.

– Можешь предложить что-нибудь другое? – спросил он. Саманта молча покачала головой.

– Хорошо. Тогда я скажу, что мы, как мне кажется, должны делать. Мы сейчас позавтракаем и поедем в Монтерей.

Хоуп прижала кошку к груди.

– Может, я останусь дома?

– Ты не хочешь увидеть маму?

Хоуп подняла заплаканное лицо:

– А что, если Гиневра умрет, пока меня не будет?

– Не умрет, – сказала Саманта. – Ветеринар сказал, что у нее есть время.

– Совсем немного.

– Хоуп, сегодня она не умрет.

– В чем дело? – спросил Джек.

– У Гиневры опухоль, – объяснила Саманта. – Ветеринар хотел ее усыпить, но Хоуп не дала.

Значит, кошка смертельно больна. Какие еще неприятности их ждут? – подумал Джек. Хоуп подняла на него полные слез глаза и сказала:

– Ей не больно. Если бы было больно, я бы позволила ему это сделать. Но я люблю Гиневру, она это знает. Мне хочется, чтобы она это знала немного дольше. Что здесь плохого?

– Ничего, – ответил Джек. Саманта с ним не согласилась.

– Учись выбирать самое главное, – сказала она сестре. – Мама всегда нас этому учила. Гиневра сейчас не умирает. Если бы мама не попала в аварию, ты бы пошла в школу. Поэтому, если ты оставишь ее сейчас, она не будет знать, куда ты ушла – в школу или к маме. А мама будет.

Джек подумал, что его дочь нашла нужные слова и что для нее еще не все потеряно, но тут Саманта повернулась к нему с недовольным видом и сказала:

– Тебе нужно побриться и привести себя в порядок, папа. Ты выглядишь очень неряшливо.

– Спасибо, – сказал он.

Потрепав Хоуп по плечу, он поднялся с дивана. Он спал – сколько? – не больше часа, и, чтобы восстановить силы, надо было выпить кофе.

Если бы в Монтерей вела какая-нибудь другая дорога, Джек поехал бы по ней, но другой дороги не было. Саманта сидела рядом, ее волосы были влажными после душа, глаза неотрывно следили за дорогой. Хоуп приютилась на заднем сиденье.

На первом же повороте Джек сбросил скорость.

– Глядите! – указала Саманта. – Вот где это случилось. Притормози. Я хочу посмотреть.

Джек не остановился.

– Здесь не на что смотреть. Машины отбуксировали. Обе девочки смотрели в заднее окно.

– Кэтрин говорила, в мамину машину кто-то врезался, – сказала Саманта. – А что случилось с тем водителем?

– Не знаю, – соврал Джек. Саманта снова подалась вперед:

– Знаешь, но не говоришь. Это слышно по твоему голосу. Мама хотела бы, чтобы мы знали правду.

– Сейчас мама хотела бы, чтобы ты или говорила что-нибудь хорошее, или молчала.

– Это ты так говоришь, а не она. Она хотела бы услышать, что мы думаем, а я думаю, что катастрофа была серьезнее, чем ты сказал. Что, если мама не очнется? Я не хочу жить в Сан-Франциско.

– Папа! – донесся с заднего сиденья испуганный голос. В зеркале заднего вида Джек отыскал глазами лицо Хоуп.

– Она не умрет, Хоуп. Она обязательно поправится. Она попала в аварию почти двенадцать часов назад. Возможно, что, когда мы окажемся в больнице, мама уже очнется и попросит подать ей завтрак.

Но Рейчел ни о чем не просила.

– Она спит, – прошептала Хоуп, и на какой-то миг он подумал, что она права.

Если не считать кровоподтека, Рейчел выглядела почти нормально. Не теряя надежды, Джек подошел к кровати.

– Рейчел!

– Не буди ее, – испуганно крикнула Хоуп.

Отступив назад, Джек постоял у двери рядом с девочками, пока они привыкали к виду матери.

– Видите? – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Ни аппарата искусственного дыхания, ни другой аппаратуры для поддержания жизни. Она сломала ногу. Вот гипс. И синяки на лице, там, где она ударилась о машину. По капельницам к ней поступают необходимые лекарства и питательные вещества. На монитор выводятся данные о работе сердца, пульсе, насыщении кислородом.

Обняв Хоуп, он почувствовал, как она кивнула головой.

– Хочешь подойти поближе и сказать ей, что ты здесь? – Она быстро закивала головой. – А ты, Саманта?

Оставив дочерей у двери, он приблизился к кровати, взял Рейчел за руку, наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Привет, мой ангел. Как ты? Смотри, я сказал, что вернусь, и вернулся. Привез к тебе наших девочек. Они здесь, стоят у двери. Они немного растерялись, увидев аппаратуру и все такое.

– Я не растерялась, – с вызовом произнесла Саманта, мгновенно оказавшаяся рядом с ним. – Привет, мам. Это я, Саманта. – Повернувшись к нему, она шепнула: – Это же глупо. Она не слышит.

– Ты уверена?

– Нет.

– Тогда не говори того, чего не знаешь.

Джек обернулся к Хоуп, которая по-прежнему стояла в дверях. Он подозвал ее кивком головы, но она испуганно отпрянула назад.

– Что они делают, чтобы поскорее ее разбудить? – спросила Саманта.

– Видишь капельницу? – Он указал на один из прозрачных пакетов. – Это лекарство уменьшает отек, чтобы кровь и кислород могли проникать в поврежденные ткани и их лечить.

– А почему маме просто не сделают укол, чтобы она проснулась?

– Это не поможет.

– А ты спрашивал?

– Нет, – ответил Джек, бросив на Саманту укоризненный взгляд.

Сейчас он предпочел бы, чтобы дочь ему не дерзила. Он не понимал, почему она так себя ведет: из-за переходного возраста или из-за того, что в его присутствии пробуждаются худшие стороны ее натуры.

– Вот что, – сказал он, – я ненадолго оставлю тебя одну, чтобы ты поговорила с мамой. Не стесняйся. Скажи ей, что я никуда не гожусь. Попроси побыстрее очнуться, потому что ты не хочешь ехать ко мне в Сан-Франциско. Скажи ей, что я ничего не понимаю. Сними с сердца тяжесть. А я пока сделаю несколько звонков. – Он повернулся и увидел Кэтрин Эванс. Она стояла в дверях, обняв Хоуп. – Привет, Кэтрин. Я буду в холле. Я ненадолго.

Он чувствовал себя дезертиром, но к чему ему было оставаться?

– Доктор Бауэр здесь? – спросил он медсестру.

– По вторникам он преподает в университете, – ответила сестра.

– Вы мистер Макгилл? – спросила женщина, разбиравшая бумаги неподалеку.

Под медицинским халатом на ней была шелковая блузка, в ушах большие серьги с роскошными жемчужинами. У Джека возникло подозрение, что серьги она носит только для того, чтобы выглядеть старше своих тридцати лет.

– Да, я Джек Макгилл.

Она протянула руку и сказала:

– А меня зовут Кара. Доктор Кара Бейтс. Я невролог, помощница доктора Бауэра. Перед отъездом он осматривал вашу жену. Все жизненно важные функции у нее в порядке.

– Но она никак не приходит в сознание. Возможно, стоит применить какие-нибудь другие средства?

– Пока нет, – ответила Кара. Повернувшись, Джек направился в холл звонить.

Он сделал два звонка, оба в Сан-Франциско.

– «Санг и Макгилл», – ответила Кристина Джанни.

Она работала с Джеком со дня основания фирмы. Сначала Кристина была секретаршей, заодно выполнявшей разные мелкие поручения, но теперь она поднимала трубку телефона, только когда нынешняя секретарша уходила на перерыв. В остальное время она вела бухгалтерию и отвечала за рекламу. Самым ценным ее качеством была безусловная преданность Джеку.

– Привет, – с облегчением произнес он, услышав знакомый голос.

– Джек, мне очень жаль Рейчел. Как она?

– В коме. У нее серьезная травма головы, остальные повреждения не представляют опасности.

– Как девочки?

– Напуганы.

– Может быть, лучше перевести ее сюда?

– Не думаю. Врачи делают все возможное. Но я хотел бы проконсультироваться со специалистом. Ты можешь узнать, кто считается лучшим неврологом в Сан-Франциско?

– Считай, что дело сделано, – произнесла она с уверенностью, от которой ему стало легче.

– Что происходит в конторе?

После некоторой паузы Кристина произнесла:

– Лучше бы тебе этого не знать.

– Мы потеряли заказ?

– Хуже. Встречу перенесли на следующий вторник.

Он не расхохотался только потому, что слишком устал. Так пошутить могла только Кристина. Много лет она была свидетельницей его растущего успеха, когда адреналин бурлил в крови и фантастические мечты становились явью. Но радость жизни куда-то ушла. С годами держаться на плаву становилось все труднее. Настоящего архитектурного творчества, творческого удовлетворения становилось все меньше, а деловых встреч – все больше.

– Тем лучше, – сказал Джек. – А что с Напой?

Он проектировал в Напе ресторан и должен был встретиться с владельцем, электриком, водопроводчиком и консультантом по кухонному оборудованию.

– Встреча в ближайшую среду. А в пятницу тебе нужно быть в Остине. – Помолчав, она спросила: – Ты сможешь приехать?

Джек закрыл глаза и помассировал усталые веки.

– Не знаю. Рейчел может очнуться сегодня вечером. Или завтра. Или на следующей неделе.

– Ты останешься с девочками?

– Да. На одну-две ночи, пока не прояснятся обстоятельства. Возможно, в пятницу я не смогу быть в Остине, но пока оставь все как есть. Отмени все встречи на завтра.

– Дэвиду это не понравится.

– Я в этом не сомневаюсь.

Мнение Дэвида не волновало Джека. У него были дела поважнее. Второй звонок как раз относился к таким делам.

– Джек! – По голосу Джилл он понял, что она радостно улыбается. – Еще рано. Встреча уже закончилась?

– Она и не начиналась, Джилл. У меня неприятности. Рейчел попала в аварию. Она в реанимации. Я здесь с девочками.

Последовала пауза. Потом Джилл уже без всякой радости спросила:

– В Биг-Суре?

– В Монтерее. Рейчел в коме. Девочки напуганы. Я не могу оставить их одних.

Снова пауза. Наконец Джилл спросила:

– Значит, ты не сможешь прийти на бал?

Ее разочарование было таким же очевидным, как до этого радость.

– Нет, если Рейчел не очнется в ближайшее время. Мне очень жаль. В самом деле. Я знаю, сколько ты готовилась к сегодняшнему вечеру, но я вынужден отменить все встречи. Буду сидеть здесь и ждать.

– Разве с девочками некому остаться?

– За девочек отвечаю я. Я не могу их оставить, Джилл. Особенно сегодня. Ситуация слишком сложная. Я не могу просто взять и уехать.

– Но ты мне нужен на балу. Я сопредседательница собрания. – Она не пыталась его разжалобить, просто констатировала факт.

– Я знаю. Если бы я мог оказаться в двух местах одновременно, то непременно бы приехал.

– Она тебе больше не жена.

Это тоже было сказано без нажима – еще одна констатация факта. Но Джек услышал за ее словами совершенно иное: «Я встречаюсь с тобой два года. Разве в конце концов я не стала значить для тебя больше, чем бывшая жена?»

– Она моя бывшая жена, это правда, но дочери остаются моими. Я не могу оставить их и укатить на вечеринку. – Он заметил, что к нему приближается Кэтрин. – Я должен идти. Мне действительно очень жаль, Джилл. Я позвоню тебе позже, хорошо?

Джек повесил трубку и поспешил навстречу Кэтрин. Вид у нее был крайне озабоченный.

– Девочки по-прежнему с Рейчел? – спросил он.

– Да. А вы возвращаетесь в город?

– Нет. Я только что отменил все встречи.

Она изумленно посмотрела на него. Джек отошел от телефонной будки.

– А вы думали, я уеду?

– Я ничего не думала. Я знаю о вас только то, что слышала от Рейчел. А она говорила, что вы охотнее уходите, чем остаетесь. Она чувствовала себя брошенной.

– Брошенной? – повторил Джек. – Это не я ее бросил, а она меня.

С минуту Кэтрин молчала. Когда она заговорила, в ее глазах был вызов.

– Рейчел считает, что к тому моменту вы сами ее уже практически бросили. Она уехала только поэтому. Она задыхалась в Сан-Франциско. Не могла заниматься живописью. Она была несчастна и изнывала от скуки.

– Если она и изнывала от скуки, то по собственной вине. В Сан-Франциско она много чем могла бы заниматься, но не занималась.

Кэтрин пожала плечами:

– Единственным человеком в городе, с которым она хотела бы заниматься этими делами, были вы, но вы постоянно находились в отъезде.

– Неправда. Я лез из кожи вон, чтобы добиться успеха, потому что мне нужно было обеспечивать семью и, заметьте, дать ей возможность заниматься живописью, не думая о деньгах. Она не хотела брать деньги у родителей. Я стремился дать ей все, чего она, по моему мнению, заслуживала.

– Она это понимала, – согласилась Кэтрин. – Но вы чаще бывали в отлучке, чем дома.

Джек отвернулся и про себя выругался, затем снова обратился к Кэтрин:

– Все это вам сказала Рейчел? Да кто вы такая, чтобы вставать между мной и моей женой?

– Бывшей женой, – поправила Кэтрин. – Однажды вы уже задали мне этот вопрос. Я подруга Рейчел. Я люблю ее и девочек. Они для меня как родные. И я не позволю причинять им боль.

– А я, по-вашему, причиняю?

Джек неотлучно находился при дочерях, как бы назло Кэтрин Эванс. Сначала он сидел с девочками у кровати Рейчел, потом повел их завтракать, после завтрака вернулся с ними к Рейчел, потом повел на ленч. В промежутке он поговорил с неврологом из Сан-Франциско, который пообещал осмотреть Рейчел на следующий день.

Из всего медицинского персонала, который появлялся в палате Рейчел, старшей сестре лучше всего удавалось приободрить Джека и девочек. Ее звали Синди Уинстон. Она носила белые леггинсы, скрывающую полноту длинную блузу и очки с толстыми линзами. Во всем, что она делала, сквозило спокойствие и подкупающая застенчивость. Было видно, что она очень добрая. Она ласково говорила с девочками, и Саманта с Хоуп ловили каждое ее слово.

– Все время разговаривайте с вашей мамой, – советовала она. – Расскажите ей, что вы делали. Расскажите что-нибудь смешное. Или грустное. Вы можете плакать или смеяться. Это нормально. Она вас поймет.

– А что, если нам нечего будет ей сказать?

– Тогда дотрагивайтесь до нее. Это очень важно.

Джеку хотелось знать, когда очнется Рейчел, но этого ему никто не мог сказать. Он выпил столько кофе, что днем его начало трясти. Когда приехала Кэтрин с несколькими приятельницами, он едва мог расслышать их имена. Как только церемония знакомства закончилась, он повел девочек к машине.

Едва они выехали на дорогу, Саманта громким, решительным голосом спросила:

– А кто будет о нас заботиться?

– Я. Если к завтрашнему дню ничего не изменится, то, пока вы будете в школе, я съезжу домой за одеждой.

Саманта пришла в ужас:

– Мы не можем ходить в школу.

– Вы не можете не ходить. Сейчас конец года. На носу экзамены.

– Да, но…

– Я буду отвозить вас в школу. – В школе в Биг-Суре было всего шесть классов, поэтому девочкам приходилось ездить на автобусе в Кармел. А от Кармела до больницы в Монтерее всего десять минут на машине. – Остаток дня вы сможете проводить в больнице.

– Думаешь, я смогу сосредоточиться на занятиях?

– Я думаю, что тебе все-таки следует попытаться. Мама может прийти в себя в любой момент. Это же не будет длиться вечно.

– Откуда ты знаешь? – раздался с заднего сиденья тоненький голосок Хоуп.

– Ваша мама молодая и здоровая. Она поправится.

– Но ты не знаешь наверняка, – возразила Саманта.

– Нет. Но разве лучше думать, что она умрет?

– Нет, не лучше. Я просто не знаю, как быть. У нас масса дел. Зубной врач…

– Пикник.

– Выпускной бал, а у меня нет платья. На этой неделе мама собиралась со мной в магазин, но теперь она в больнице. Кто поедет вместо нее?

– Я, – ответил Джек.

Саманта съежилась на сиденье и стала смотреть в окно.