355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бахтиар Ахмедханов » Ход слоном » Текст книги (страница 2)
Ход слоном
  • Текст добавлен: 10 апреля 2021, 04:31

Текст книги "Ход слоном"


Автор книги: Бахтиар Ахмедханов


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

3

Как сейчас помню, это был март. Или апрель. Ну, короче говоря, начало весны, которое я терпеть не могу. Все какое-то серое, размазанное, неопределенное, все какое-то нечистое, словно прыщавое. Сезон-подросток.

Мы сидели на третьем этаже кавказского ресторана возле метро «Новокузнецкая». Пока готовили основной заказ, Бунин попросил белую лепешку и по бокалу красного вина. Обмакнутый в вино хлеб приобретает какой-то терпкий вкус. Необычно, но здорово. Начинает щипать язык и даже слегка дает в голову – если на голодный желудок. У меня же он был как раз голодный: к походу в ресторан я готовился основательно и с самого утра специально ничего не ел.

– Скажи, вкусно? Это меня на Кавказе научили, я же три года в Грузии служил. Какую страну развалили!

Бунин сокрушенно покачал головой. Я тоже горестно поднял брови и развел руками, в одной из которых уже держал обмакнутый в вино хлеб, с которого падали драгоценные капли: да, мол, развалили сволочи…

Я не испытывал по временам СССР никакой ностальгии. Аргументы вроде «тогда мы свободно ездили, куда хотели» – бред сивой кобылы. По стране – да, ездили, хотя и с большим трудом. Попробуй-ка съезди, когда билетов в сезон не достать, а свободный номер в гостинице – это из области фантастики! А сейчас? Куда нельзя поехать сейчас? Хоть по стране, хоть в бывшую республику, хоть на другой конец света. Весь мир открыт, были бы деньги.

А рестораны? Я-то помню километровые очереди у входа и советских официантов, с презрительным достоинством принимавших наши трояки и пятерки, которые им платили только за то, чтобы войти. Я уж молчу про хамский сервис, манеру подсаживать клиентов до полного укомплектования столиков и разбавленную водку в графинах. И чего, спрашивается, ностальгировать?

Вот полковник – другое дело. У военных тогда оклады были раза в четыре выше, чем у инженеров и раз в шесть – чем у врачей. И квартиры им давали как из пушки. И женщины их любили за все за это – любой дуболом с одной единственной извилиной ходил в завидных женихах. Конечно, им теперь обидно. Хотя на обиженного судьбой мой бывший зам совсем не походил. Вон какой стол накрыл, чтоб я каждый день так жил!

Шашлыки были трех видов: из баранины на косточке, из бараньих же почек, печени и сердца и из овощей. Баклажан на шампуре, а внутри кусочек нутряного ягнячьего сала – сама нежность – под водку ничего лучше не придумано. Ну и всякие закуски вроде давленных с чесноком и перцем помидоров (настоящих, прошу заметить, а не из-под пленки), зеленой фасоли со специями и еще много чего.

Помню, выпили мы в тот день-вечер изрядно. Сначала повспоминали наше беззаботное житье-бытье на мебельном гиганте, после чего полковник перешел к рассказу о своей нынешней жизни.

– Алик, мне крупно повезло. Сам посуди: случайно встретил одного мужика, он особистом у нас был. Ни за что бы не узнал, он сам меня окликнул. Упакован от и до, машина дороже твоей квартиры, ты, Алик, только не обижайся. И сразу к делу перешел: мне, говорит, надежные люди нужны в охранную фирму. Чувствую, Алик, это мой последний шанс, нас с тобой как раз тогда с комбината шуганули… Ну вот, а сейчас я, представляешь, старший смены – ну ни хрена не делаю, целый день в интернете с бабами переписываюсь, а зарплата… Ну вот скажи, сколько, ты думаешь, мне платят?

– Ну, тысячи полторы, – промямлил я и подумал, что мир устроен несправедливо и что охранник из Аркаши как из дерьма пуля, даром что целый полковник.

– Полторы! – не произнес, а презрительно выплюнул он. И добавил, перегнувшись через остывающий стол:

– А пять не хочешь?

– Что, долларов? – упавшим голосом прошелестел я.

– Их самых, – устало сказал Аркаша и выпрямился на стуле, глядя на меня своими бледно-голубыми в красных прожилках глазами.

Наверное, в этот момент мне полагалось показать свое восхищение, а еще лучше – изобразить плохо скрытую зависть. Но вместо этого одной рукой я судорожно схватил очередной кусок шашлыка, а другой принялся разливать по рюмкам водку. Рука при этом дрожала противной мелкой дрожью – надо полагать от нереализованной жадности. Да и зависть изображать необходимости не было: думаю, она была написана – нет, грубо намалевана – на моей роже, тоже в красных прожилках, но, в отличие от довольной аркашиной, нищей и очень несчастной.

– Здорово! – каркнул я наконец со всей искренностью, на которую был способен. – Серьезная, наверное, фирма. Как называется?

– Да, фирма…Да так, ничего, конечно… – Аркадий на секунду замялся. – Да черт с ней с фирмой, давай за везенье выпьем!

– И за встречу твою с тем особистом, – с неестественным энтузиазмом поддержал я. – Вот правильно говорят, что ничего случайного в жизни не бывает!

– Да, кажется, особист. – Бунин отчего-то замялся еще больше. – А может, и нет. Я его несколько раз в штабе встречал, может, штабная крыса обычная. Знаешь, как они умеют устраиваться!

Уж это-то я знал! Видел перед собой воочию. И тут мне стало немного стыдно. Разве можно так злобствовать и завидовать? Ну повезло кому-то больше, чем тебе, ну и что? Разве это повод для скверных мыслей? «Неужели возрастное?» – с ужасом подумал я и принялся давить в себе старого завистника, изо всех сил пытаясь вспомнить все хорошие Аркашины качества.

Если честно, вспомнить удалось немного. Ну, вроде не подсиживал (хотя чего там было подсиживать?), не стучал (а кому я нужен, чтобы на меня стучать?), заметки про передовиков мебельного производства строчил как из пулемета (такой бредятины, имея медную, как у Аркаши, задницу, можно хоть по роману в день выдавать) – вот, кажется, и все. На деньги, правда, всегда был жадноват (хотя ему с его полковничьей пенсией хватало выше крыши), но это про каждого второго можно сказать. Ничего страшного. Для комфортного сосуществования в рамках одной конторы личность вполне подходящая.

И тут я сделал стойку. Весь бубнеж про умеющих устраиваться сволочей-штабистов доходил до меня как сквозь туман собственных мыслей, но в какой-то момент туман вдруг рассеялся, потому что Аркаша сказал, продолжая свою мысль:

– Так вот, я и говорю: чего тебе дома сидеть? Нам как раз доверенный человек нужен. Сам знаешь, кто сейчас в охрану идет – приезжие или бывшие менты. Как им можно доверять? А ты у нас москвич, интеллигент, ты и поговорить с человеком можешь, и доверие к себе внушить. Так как, пойдешь?

– В смысле охранником?

– Ну да, о чем я тебе уже полчаса толкую!

Честно говоря, образ охранника у меня ассоциируется с оснащенным дубинкой дегенератом в дурно сшитой униформе. И себя в этой роли я никак не рассматривал. Не потому, что считал себя выше такой работы (хотя и не без этого, конечно), просто людей за 60 в охрану не берут, я уже интересовался. Обо всем этом я и сказал Аркаше. Но он только презрительно фыркнул.

– Еще чего! Тебе и не надо на складе крыс гонять или стройку охранять, для этого другие есть. Ты нужен для другой работы. Творческой, так сказать. И с соответствующей зарплатой.

Высокооплачиваемый охранник-интеллектуал! Мне почему-то сразу представился загородный дом какого-нибудь утонченного олигарха, смертельно уставшего от общения с богатыми кретинами и потому остро нуждающегося в интеллигентном стороже. На случай, если вдруг захочется в тиши аллей перекинуться парой слов о только что прочитанной книге.

Стараясь не выдать своего волнения, я взял еще один кусок мяса и освежил рюмки с водкой.

– Соответствующая зарплата – это сколько? – спросил я как можно равнодушнее.

– Две тысячи долларов, – с интересом глядя на меня ответил Аркаша.

Кровь ударила мне в голову с такой силой, что я испугался, что меня от радости хватит инсульт. «Вот это была бы окончательная несправедливость», – подумал я и осторожно поставил рюмку на стол.

– Две тысячи? – переспросил я, избегая смотреть Аркаше в глаза. – А что, нормально.

– Ну вот и хорошо, – засмеялся охранников начальник. – Тогда будем считать, что с завтрашнего дня ты на работе.

– То есть как на работе? – опешил я. – А как же отдел кадров, бухгалтерия, договор или что там у вас…

– Ага, и отпечатки пальцев! Твоими бухгалтерией, отделом кадров и начальством в одном лице буду я. На работу будешь приходить по адресу, который я тебе дам, там же все формальности вроде зарплаты. Что-то не устраивает?

– Да нет, все устраивает, – неуверенно начал было я, – только как-то странно это…

– Послушай, – уже тоном раздраженного начальника сказал Бунин. – Тебе работа нужна, чтобы на проходной отмечаться или чтобы деньги платили? Я, между прочим, твою кандидатуру долго продавливал, потому что тебя знаю, а знаешь, сколько блатных хотели бы на это место? Работенка-то, между нами, не пыльная, но доходная, сам скоро оценишь.

– Уже оценил, Аркаша, – примирительно заметил я. – А чего охранять-то?

– Об этом не сейчас. Запоминай адрес, а номер моего мобильника ты знаешь. Жду завтра ровно в 10 утра. И убедительная просьба: о нашем разговоре и новой работе – никому. Потом поймешь, что это в твоих же интересах.

Аркаша назвал адрес. Улицу я знал, район «хрущевок» в Кузьминках, то еще местечко. Потом мы заказали еще водки, а потом, когда чувство уверенности в завтрашнем дне достигло апогея, еще. Поэтому первое, что я почувствовал, проснувшись утром, был ритмичный шум в ушах. Неужели давление? А ведь 66 лет, действительно, не шутка, и я в очередной раз дал себе слово поберечься.

Затем я принялся в деталях восстанавливать вчерашний вечер. Как добирался домой забыл начисто. Автопилот. Плохо. Как допивали тоже почти не помнил, так, какие-то обрывки. Вроде приставали к официантке. Тоже некрасиво. Вроде перемигивались с какими-то ужасными, старыми и толстыми бабами, но вроде бы без последствий. А это уже хорошо, что без последствий.

Беда в том, что мне очень не нравилось просыпаться рядом со старыми и толстыми бабами, точно так же, впрочем, как со старыми и худыми. А просыпаться с молодыми не получалось, поскольку сам я тоже давно стал старым и толстым.

Когда мы с Аркашей (интересно, как мне его теперь называть – Аркадий Валерианович?) трудились в нашем деревянном органе, то с получки или премии частенько заказывали девочек по вызову. Когда двух, а когда и одну на двоих – так даже смешнее, не говоря уже про экономию.

Эти оргии мы устраивали в моей квартире, потому что Аркаша, в отличие от меня, был женат. Мадам Бунину я не видел ни разу, о чем нисколько не жалею. Пару раз Аркаша при мне звонил ей и говорил, что задерживается на работе по причине производственного завала – его лицо в эти минуты лучше тысячи слов доказывало, что институт брака давно отжил свое.

Мне же объяснять что-либо было некому. Это было удивительно, и к этому я вот уже много лет все никак не мог привыкнуть. За свою жизнь я так много врал, что когда в этом вдруг отпала необходимость (возможно, именно поэтому и отпала), я оказался в положении человека, всю жизнь прожившего в коммуналке и вдруг на старости лет оказавшегося в собственном особняке. Зачем ему, одному, так много этажей и комнат? Зачем мне, одному, так много свободы?

Девочек мы с Аркашей выбирали самых дешевых. И надо бы хуже, да некуда. В наши годы так выглядели типичные пэтэушницы (ученицы ПТУ, профессионально-технических училищ, кто не помнит), причем двоечницы из неблагополучных семей. Как правило, наши одноразовые партнерши были коренасты, коротконоги, прыщавы, с грязными волосами и, как правило, без коренных зубов.

Они были привычны ко всяким клиентам, и наш возраст их нисколько не смущал. Некоторые, правда, сначала обращались к нам на «вы», но потом все становилось на свои места. Почему-то все они были голодны и прежде набрасывались на еду. Мы с Аркашей терпеливо ждали, стараясь за это время как можно больше выпить. Во-первых, так веселее, во-вторых – не так противно. Как вам наевшаяся всякой дряни сексуальная партнерша, изо рта которой разит купленным у метро копченым окорочком в сочетании с водочно-пепсикольной отрыжкой?

В общем, женщин, судя по всему, вчера не было. Ну и ладно. Думать о еде не хотелось. Вчера от жадности я сожрал столько шашлыков, что ими можно было бы вполне накормить средних размеров африканскую деревню. Жаль, что нельзя наесться впрок– эта мысль в последнее время посещала меня все чаще.

Впрочем, если Аркаша не врет и мне действительно будут платить две тысячи долларов в месяц, то есть шашлыки в ресторане я смогу каждый день. Две тысячи! Только бы все оказалось правдой, думал я, стоя под душем. Начну новую жизнь с первой же получки. Вот только в чем именно будет заключаться новая жизнь, я представлял с трудом.

Помнится, Киса Воробьянинов тоже не очень знал, что будет делать с тещиными бриллиантами, когда их найдет. Ильф и Петров описали представления Кисы о светлом будущем примерно так: покупка новых носков и отъезд за границу. Носков у меня полный шкаф, да и за границу сейчас съездить не так уж сложно. Например, в какую-нибудь Белоруссию.

Можно, конечно, в очередной раз жениться, решив таким образом вопрос быта, но создав себе при этом проблему поглобальнее. Все мои четыре брака распались по той простой причине, что по прошествии какого-то периода времени я и мои жены начинали вдруг раздражать друг друга. Опытным путем я определил первый симптом, ту грань, за которой раздражение начинало нарастать, как выражаются музыканты, crescendo. Первый звоночек – это когда молчать вдвоем становится тягостно, второй – когда больше не о чем говорить за столом, ну а третий – когда хочется отмотать жизнь назад, к моменту первой встречи и все переиграть заново. В общем, женитьба – это плохая идея.

Куда лучше вместо этой глупости заняться зубами. Заменить один из мостов, который вконец расшатался и давно действовал мне на нервы. Зубы – это раз. Потом обязательно купить компьютер. Это – два. Еще хотелось бы съездить в какой-нибудь санаторий – только не лечиться (такой необходимости, тьфу-тьфу-тьфу, пока нет), а просто пожить месяц на всем готовом. А то осточертело каждый день самому готовить себе еду, мыть посуду, застилать постель, убирать квартиру и делать другие скучные дела. А как было бы здорово гулять по тихим аллеям санаторского парка, дремать на скамейке с книгой в руках, сплетничать с соседями по столу, а вечерами резаться в лото!

В общем, перспективы открывались самые радужные – если, опять же, Аркаша не соврал. Все эти мысли одна за другой пронеслись в моей голове, пока я спускался с четвертого этажа нашей убогой, но чистенькой пятиэтажки. Несмотря на относительно раннее время, на скамейке у подъезда уже сидел один из дворовых алкашей. У его ног терлась рыжая Даша, известная всему району, как непревзойденная крысоловка.

– Здорово, Алик, табачком не богат?

Поскольку я уже чувствовал себя если не богачом, то полноценным представителем среднего класса, я не только великодушно отсыпал лишенцу полпачки «Золотой Явы», но и одарил сторублевкой. Правда, подумав при этом, что если Аркаша все-таки соврал, то я очень пожалею об этом широком, почти купеческом, жесте.

Этой мыслью о своей возникшей вдруг принадлежности к среднему классу я забавлялся во время всего пути от «Коломенской» до «Кузьминок». Метро, как известно, давно стало транспортом для бедных, все, у кого появляются хоть какие-то деньги ездят на машинах. Так что неудивительно, что с советских времен публика в метро очень изменилась. Взять хотя бы одежду. Если раньше здесь встречались как очень хорошо и дорого одетые люди, так и те, кто явно с трудом дотягивал до очередной зарплаты, то сейчас почти все пассажиры одеты в шмотки с вещевых рынков. Ну и, конечно, бомжи, которые как были, так и остались.

«Интересно, – думал я, всматриваясь в бледные, невыспавшиеся, словно сырые лица попутчиков, – много ли в вагоне людей, получающих 2 тысячи долларов в месяц? Скорее всего, нет. И вообще, я, наверное, тут один такой в вагоне, из среднего класса затесался!»

«А ведь я теперь тоже машину смогу купить, – продолжал я думать мысли обеспеченного человека. – Но, с другой стороны, зачем мне машина? Лишние проблемы, пробки опять же. На метро гораздо быстрее, а если надо, то всегда можно взять такси. Хорошо все-таки, когда можешь выбирать…»

Хрущевку в Кузьминках я нашел быстро. Двор типовой, похож на наш, летом, наверное, довольно уютный и зеленый. На скамейке на детской площадке несколько аборигенов разминались пивом с водкой под чипсы. Но, в отличие от нашей, в этой компании имелась еще и дама, которая нарочито громко кокетничала с кем-то из сотрапезников. В одной руке у нее дымилась сигарета, в другой она держала белый пластиковый стаканчик с водкой, готовясь опрокинуть его в рот. Мимо компании прошел дворник-киргиз в оранжевой жилетке, напяленной поверх теплой куртки. Перед собой он катил тачку с мусором из которого торчали лопата и скребок. Я набрал номер на домофоне и вошел в подъезд.

Это была обычная съемная квартира с мебелью 70-х годов, вытертыми синтетическими коврами и затоптанным грязным полом. Ничего даже отдаленно напоминающего офис. Тем не менее мой новый начальник, пивший кофе на нежилого вида кухне, немедленно и по-деловому приступил к инструктажу.

То, чем мне предстояло заниматься, было настолько необычно, что поначалу я хотел было послать Аркашу к черту, однако, стоило мне вспомнить все сладостные мысли и ощущения, связанные с принадлежностью к среднему классу, как жадность без труда взяла верх. К тому же неясный внутренний голос нашептывал, что теперь, когда я уже услышал столько интересного, отказаться от работы было бы не только неразумно по экономическим соображениям, но может быть даже и небезопасно.

Но лишь спустя несколько месяцев, обедая в одиночестве в том же самом ресторане и вспоминая аркашино поведение в первый вечер, все его недомолвки, нежелание приглашать меня в офис и давать хоть какую-то информацию о фирме и ее хозяевах, я впервые ощутил явный холодок страха за свою драгоценную – по крайней мере для меня – жизнь.

4

В нашем отеле было несколько ресторанов, но ужин накрывали в самом большом, там же, где и завтрак. Покойный Хасан рассказывал, что еще два года назад отель принадлежал итальянцу, который почему-то продал его египтянину. Новый хозяин не стал морочить себе голову такими пустяками, как хороший сервис, а стал сотрудничать исключительно с российскими туристическими фирмами, которые исправно гнали ему наших соотечественников.

Официанты часто хамили. Впрочем, к этому приучили их сами гости, многие из которых напивались вдрызг и устраивали скандалы с персоналом и между собой. Наблюдать за всем этим было очень интересно. Обычно после ужина я заказывал себе двойную порцию виски со льдом, орешки, какие-нибудь фрукты и с удовольствием пялился на контингент.

Сегодня представление давали трое каких-то молодых людей с бритыми затылками, наверное специально к ужину переодевшиеся в спортивные костюмы. Их толстые шеи украшали массивные золотые цепи, а из рук они не выпускали дорогие мобильники, по которым громко и иногда одновременно переговаривались с абонентами в России. Из их разговоров все присутствующие в ресторане могли сделать вывод, что молодые люди занимаются бизнесом в Красноярске, что прилетели они сегодня утром – отдохнуть от своих трудов и необязательности партнеров, которым, когда они вернутся, придется очень худо.

«Держат пару ларьков, а прикидываются новыми русскими», – подумал я, продолжая наблюдать, как вновь прибывшие стремительно наливаются местным виски.

Через каких-то минут сорок двое из них уже храпели, положив буйные головы на стол, а третий безуспешно пытался заклеить двух девчонок, пивших кофе. Еще через пять минут девушки встали и, спустившись по ступенькам с террасы ресторана, быстрым шагом пошли по обсаженной толстыми пальмами аллее, таинственно освещенной разноцветными фонариками, спрятанными среди цветов и листьев. Отпускник из Красноярска увязался следом, хотя вряд ли ему что-нибудь светило. Девицы, хотя и держались скромно и просто, были явно не его круга.

Нет, далеко не все наши ведут себя как свиньи, подумал я, на мгновение почувствовав нечто, отдаленно напоминающее прилив патриотизма. И почти сразу же подумал о женщине, которая вот уже несколько дней занимала мои мысли.

Сразу оговорюсь: я думал о ней совсем не как об объекте сексуальных домогательств. Хотя бы в силу ее возраста. По моему глубокому убеждению, женщина до 35 лет женщиной вовсе не является, поскольку это, выражаясь языком Папы Карло, еще заготовка. Но раз существует нижний порог женского возраста, то обязательно должен быть и верхний. Не знаю, сколько лет было моей незнакомке, но этот самый верхний порог она явно прошла.

И все же было в ней что-то непреодолимо притягивающее. Скорее всего манера держаться в сочетании с низким, глуховатым и каким-то кошачьим голосом. Судя по всему, она отдыхала одна. Я ни разу не видел ее на пляже, но пару раз замечал на скамейке в парке, где она сидела с книгой в руках. На завтраке мы не встречались, потому что по утрам я люблю подольше поспать, а на ужине она обычно сидела за столом с двумя пожилыми немками.

Сначала я принял всех троих за француженок, потому что говорили они между собой по-французски. Потом я услышал, как «моя» незнакомка разговаривает по-русски с кем-то из отдыхающих, а ее подруги в ее отсутствие говорят между собой по-немецки.

Как бы там ни было, мыслей свести с ней знакомство у меня не было. Ну, познакомимся мы, а смысл? В России у нее наверняка дружная благополучная семья, а если даже нет, то мы, скорее всего, живем в параллельных мирах. И даже если допустить, что не в параллельных, а в одном и том же, то что мне с ней делать? О сексе даже говорить смешно: голос голосом, а что там, под этими элегантными белыми брюками и ярко-желтой блузкой? Ноги со вздувшимися венами и сдувшиеся груди в пигментных пятнах? Для секса можно купить молодую дуру (проститутки в возрастном диапазоне от 35 до 50 стоят намного дороже – так что не я один такой ценитель зрелой женской красоты!), а с этой теткой, наверное, можно было бы стать приятелями.

Конечно, если бы у меня было на это время. Срок моего пребывания здесь катастрофически сокращался, а время, сладко тянувшееся в первые дни, через неделю понеслось, словно набирающий ход скорый поезд.

Про себя я называл ее «дворянкой»: в моем сознании советского человека каждый говорящий по-французки человек – непременно дворянин. Так вот, в тот вечер она оживленно обсуждала с приятельницами красноярских бизнесменов. О чем они говорили, я, естественно, не понимал, но, судя по всему, одна из немок решила проявить участие – по крайней мере, она встала и, подойдя к спящим, попыталась их разбудить. Дворянка, закурив «Мальборо» (потянув носом воздух, я определил, что настоящее, а не российского и даже не арабского производства) что-то сказала и засмеялась, после чего немка, смущенно улыбаясь, вернулась на свое место.

Примерно в это же время в ресторан вернулся неудавшийся ухажер. Он тоже попытался было разбудить приятелей, а когда у него ничего не вышло, то, выпрямившись, обвел столики мутным взглядом. «Только не сюда!», – мысленно взмолился я, но, по закону подлости, эта жирная свинья направилась именно ко мне.

Парень, в сущности, был совсем неагрессивен, хотя и свиреп той алкогольной свирепостью, которая, как считают некоторые, возникает на пустом месте. Не на пустом! Я видел, что его распирало от невысказанности, но что именно ему хотелось высказать он не знал, да и не мог знать по причине дремучести. У каждого человека есть потребность выразить себя, а когда она не реализуется, то возникают скандалы, драки и всякие тому подобные эксцессы.

Бизнесмен заказал бутылку виски и стал рассказывать, чего и сколько они с друзьями выпили в самолете, какие козлы работают в отеле, потому что не говорят по-русски и как вообще неправильно устроен мир. Однако больше всего моего собеседника не устраивал персонал, он материл его с такой страстью, словно собирался остаться в этом отеле на всю жизнь.

Поняв, что скандала, скорее всего не будет, я с удовольствием принялся за «Баллантайнс» – тем более, что парень разорился на настоящий скотч. Через 15 минут я уже был в курсе всех основных событий его недолгой и неинтересной жизни: школа (драки с панками), армия (драки с «черными»), заочная учеба на экономиста, счастливый брак («классная девчонка, в универе на дневном учится«), проблемы с конкурентами («каждый месяц, суки, насылают ментов и пожарников») – вот, пожалуй, и все. Да, а завтра они всей компанией займутся дайвингом. Прямо с утра.

Еще я заметил, что к нашей беседе внимательно прислушивается дворянка – хотя слушать там было ну совершенно нечего. Сергей – так звали моего нового знакомого – от виски не то чтобы пьянел, но как-то тяжелел, и в один прекрасный момент вдруг замолчал и даже перестал реагировать на мои однозначные реплики. Просто сидел, уставясь в тарелку с фисташками и сосредоточенно молчал.

Я легонько потряс его за плечо и предложил проводить до номера. Сергей поднял на меня налитые кровью глаза и громко послал на три буквы. Смущенно оглядевшись на сидящих в ресторане людей, я сел на место и освежил свой стакан – чего пропадать добру. Примерно еще через полчаса, в которые я уложился, чтобы допить всю бутылку, Сергей грузно поднялся и, буркнув что-то на прощание, враскачку пошел в сторону двухэтажных корпусов отеля.

На радостях, что мне не пришлось тащить этого бугая в номер, я заказал чашечку кофе, под которую с наслаждением выкурил еще не менее трех сигарет. После спустился в сад, где долго и с интересом наблюдал за кошкой, забравшейся на финиковую пальму и пристально следившей с нее за прогуливающимися парочками и небольшими группами туристов.

Я был один, но одиночество меня почти не тяготило. Обычно мне не бывает скучно с самим собой, и я легко нахожу, чем себя занять. Людей, похожих в этом на меня, я безошибочно определяю по одному признаку: мы не выносим громкой музыки. Те, кто не могут находиться одни, почему-то нуждаются в постоянном шумовом фоне – будь то музыка или сутки напролет включенный телевизор.

Но сейчас компания бы мне не повредила. Мысль о том, что все идет не так, не покидала меня последние несколько дней, а ужасная смерть охранника, позабытая, как мне казалось еще днем, вдруг вспомнилась сейчас, поздним вечером, среди всего этого ночного великолепия. Скорее всего, я просто недопил, что, как известно, хуже, чем перепить. Возвращаться в ресторан мне не хотелось из экономии, поэтому я медленно прошелся по аллее вдоль моря и так же медленно вернулся к себе в номер.

Войдя, как обычно включил свет в комнате и ванной, куда и направился первым делом. И вдруг я замер. На полу лежало полотенце для ног, на которое я, собираясь на ужин, наступил уже обутый. Несмотря на опьянение, я прекрасно помнил, что вытер им одну из сандалий к которой прилипла короткая, не длиннее двух сантиметров, травинка. И еще тогда обратил внимание, что травинка осталась на полотенце, я прекрасно это запомнил, потому что несколько секунд стоял и напряженно размышлял, убрать ее или оставить. Потом решил оставить прислуге – пора, в конце концов, избавляться от совковых комплексов. Так вот, травинки не было. Значит, кто-то неосторожно наступил на полотенце. Следовательно, кто-то входил в номер. И этот кто-то не из обслуги – персонал, как правило, приходит убираться по утрам.

Я внимательно осмотрел остальные вещи. Вроде ничего подозрительного. Но все равно было ужасно неприятно. Тот, в чью квартиру хоть раз залезали воры, меня поймет. Помню, еще в молодости какая-то сволочь украла из комнаты в студенческом общежитии, где я тогда жил, мой бесподобный серый костюм, сшитый хотя на фабрике «Большевичка», но зато по французским лекалам. Мне было не столько жаль костюма, сколько обидно, что мою вещь теперь носит кто-то другой. Примерно то же самое я чувствовал, когда у меня уводили женщин. А впрочем, наверное, это и есть ревность. Можно ведь ревновать не только женщину, но и костюм или, как в моем сегодняшнем случае, номер в отеле.

Но еще хуже было то, что ко мне приходили явно не воры. Потому что ничего не пропало: ни банковская карточка, бездумно оставленная в ящике прикроватной тумбочки, ни документы, валявшиеся там же, ни вещи. Но если не воры, тогда кто же? И тут меня осенило: конечно, это была полиция!

Ну да, а кто же еще! Сегодня пляже средь бела дня зарезали сотрудника отеля, да так профессионально, что никто ничего не заметил. Кто вот уже скоро 10 дней находился рядом с убитым и вел с ним разные беседы? Я. Значит, меня надо хорошенько пощупать! На месте полицейских я бы тоже пришел к такой мысли, потому что весь пляж изо дня в день видел нас оживленно беседующими. И почти никто, разве что за исключением соотечественниц из Петербурга, не мог даже предположить, что наше общение сводилось, главным образом, к своеобразным урокам русского языка.

Но если так, то почему бы не поговорить со мной открыто? Неужели они думают, что это я убил Хасана? А если все-таки это вообще была не полиция? Тогда кто и что мог у меня искать? Черт возьми, неужели? Неужели кто-то пронюхал о том, что я прячу и теперь пытается это отнять? Но каким образом? Единственная ценность, которая у меня есть, это информация. Но я вывез ее сюда в собственной памяти и извлечь ее…

Какой кретин! Достать ее оттуда проще простого: привязать меня, как показывают в кино, к стулу, показать какие-нибудь плоскогубцы, даже не поднося их близко к лицу – и я выложу все с космической скоростью. А можно просто дать несильно по морде – результат будет тот же. И это я еще себе льщу: припугни меня как следует – и можно сэкономить на кусачках и не пачкать рук.

Игра имела смысл ровно до тех пор, пока никто не знал, что я держу в своей башке. А теперь никто и гроша ломаного не даст за мою жизнь. Выхода не было. Разве что попросить у портье пачку бумаги, разрисовать десяток листов названиями и цифрами из моей памяти, а листы развесить на деревьях и расклеить на стенах – пусть каждый, кому интересно, берет и пользуется. А что, возможно, это мысль. Но отстанут ли от меня после этого? Боюсь, вряд ли…

А может, обратиться в газеты? Есть такой старый американский фильм – «Три дня Кондора». Там за сотрудником ЦРУ, работавшим над секретным проектом и ставшим ненужным и опасным носителем информации, охотилась целая армия наемных убийц. Но ровно до того момента, когда он передал сведения в редакцию газеты, благодаря чему и остался в живых.

Но здесь не кино, тем более, не американское. Да и я не сотрудник ЦРУ, а никчемный пенсионер, старый и жадный дурак, решивший провести остаток жизни в комфорте и вообразивший, что ему это позволят. И чего мне не хватало? Жил бы себе на пенсию и подрабатывал каким-нибудь сторожем, курьером или раздавал бы листовки возле метро. Зато как хорошо и спокойно! Что я, голодал бы что ли? Да ничего подобного! В ресторанах, видите ли, ему захотелось обедать, бразильскую обувь носить и в море купаться! Вот и искупают теперь в этом море – раз и навсегда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю