Текст книги "Багровое веселье"

Автор книги: Б Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– А говорил, одной рукой, – обиженно пропыхтел один из дружков, здоровый блондин с бычьей шеей.

– Я имел ввиду одновременно, – пожал плечами я и снова переложил пистолет в правую руку.

Костяшки пальцев слегка онемели, и я подумал, что завтра рука наверняка распухнет. Лоб немного вспотел, мышцы разогрелись и приятно вздулись от притока крови. Я чувствовал себя великолепно. Смотри, Красная Роза, я готов к встрече с тобой.

– Поднимите его, – бросил я. – И выведите отсюда к чертовой матери.

Рыжий все еще продолжал закрывать руками окровавленное лицо. Остальные трое поставили вожака на ноги и поволокли к двери. Все пятеро опустили головы, подыскивая слова, чтобы ретироваться с достоинством. Наконец, блондин нашелся:

– Мы знаем, где тебя найти, – пригрозил он.

– Вы и сегодня знали, – улыбнулся я. – Видите, что из этого вышло.

Ни у кого больше не нашлось возражений. Они молча выволокли культуриста за дверь и ушли.

Я сунул пистолет обратно в наплечную кобуру, зашел в умывальник и несколько минут держал руки под струёй холодной воды. Потом ополоснул лицо, вытерся и, подойдя к окну, выглянул на перекресток Беркли и Бойлстон и несколько раз глубоко вздохнул.

"...Похоже, он может довериться ей. Он мог говорить с ней о таких вещах, о которых никогда не рассказывал ни одному человеку. О том времени, когда он ходил в школу. О матери. Она никогда не говорила сама. Так было нужно. Что-то типа обета молчания... Всегда легче держать рот на замке".

– Моя мать всегда говорила, что женщины обязательно высосут из меня все, что можно.

Она чуть улыбнулась и кивнула.

– Я думаю, она имела в виду деньги. Что они будут идти со мной за деньги.

– А у вас было много денег?

– У меня? Нет. У отца было немного, но у меня – никогда. Ну, то есть я был ребенком. У детей нет денег.

Сегодня на ней был светло-серый костюм с высоким круглым воротником, украшенным жемчугом. Чулки и туфли были белыми.

– Но, может, они могли высосать из вас и кое-что еще? – спросила она.

– В каком смысле?

Она пожала плечами.

– Мне всегда становилось как-то не по себе, когда она это говорила. Ну, что никто не пойдет со мной, ну, понимаете, просто так. И я чувствовал себя последним болваном и думал, что любая девчонка высосет из меня все, что можно, а я буду слишком слабым, чтобы остановить ее.

– Слабым, – повторила она. Это был не вопрос, но и не утверждение.

– Глупо, конечно.

Она кивнула.

– Но когда я был мальчишкой, эти слова и эти мысли заставляли меня очень бояться девчонок.

– Угу.

– Иногда я, бывало, начинал фантазировать... – Его вдруг захлестнула волна страсти и почти сексуального возбуждения: еще никогда он не был так близок к откровению. – Я представлял, что связываю их. – От возбуждения он едва мог говорить.

Она молчала. "Я бы с удовольствием связал и тебя, – подумал он. – Если бы взял с собой веревку. Я бы поднял тебя на ноги и связал".

– А как вы считали, что именно могли высосать из вас девочки? наконец спросила она.

Он чуть не кончил от возбуждения.

– Меня самого, – ответил он каким-то чужим голосом. – Они могли высосать меня самого.

– Откуда?

– Из нее. – Голос как будто отделился от него и звучал сам по себе, странным эхом разносясь по кабинету.

Глава 21

Мы с Сюзан сидели в уютной кабинке ресторана "Дейвио" на Ньюберн-стрит и обедали. Сюзан так приучила себя к красному вину, что могла запросто осушить стакан в один присест. На столе стояла бутылка "Шианти" и два салата.

Но она отпила не больше грамма "Шианти" и поставила стакан.

– Ммм, – одобрительно кивнула она.

– Мы отобрали из твоих клиентов семерых. Семерых возможных, – сообщил я.

– Возможных убийц Красных Роз?

– Тех, кто мог подбросить тебе розу и убежать.

– Но как вы это сделали?

– Мы дежурили под домом и следили за каждым, кто подходил под описание.

– Кто это "мы"?

– Квирк, Белсон и я. Хоук сидел с тобой.

– Потому что ты был единственным, кто видел его.

– Да, – ответил я.

– Засветились?

– Нет. Ни один не заподозрил, что за ним следят. – Я вручил ей листок с семью отпечатанными на машинке фамилиями. Но Сюзан даже не взглянула на него.

– Я тоже думала над этим вопросом, кто это может быть, – сказала она. – Чтобы убежать от тебя, ему нужно было иметь кое-какие физические качества.

Я кивнул. В вазочке лежал хлеб. Я отломал маленький кусочек и доел салат.

Сюзан взглянула на список.

– Да, – согласилась она. – Некоторых из них я тоже отметила. А остальных вы отбросили, потому что они не похожи на человека, за которым ты гонялся – прежде всего по росту?

– Правильно.

– Жаль. Очень жаль, что наши профессии вдруг так пересеклись. И все это именно после того, как мы только-только ощутили весь вкус личной жизни.

– Знаю, – ответил я. – Но придется как-то смириться с этим. И похуже бывало.

– Да. – Она сделала еще один крошечный глоток "Шианти". – Придется. Но мы справимся. Это похоже на тот случай, когда проблема проходит одновременно сквозь деловую и личную сторону жизни. Причем затрагивает самую сердцевину наших отношений.

– Я знаю.

– Но мы сможем любить друг друга так же, как раньше. Ведь каждый из нас может существовать самостоятельно. В то время, как мы вместе образуем единое целое.

Официант принес горячее и унес тарелки из-под салата. Когда он ушел, Сюзан продолжала:

– Знаешь, все это очень нарушает мою самостоятельность. Я никогда не нахожусь одна. Если ты уходишь, со мной постоянно сидит Хоук. Даже когда я работаю, кто-нибудь из вас сидит наверху с пистолетом наготове.

Я кивнул.

– Я вовсе не хочу сказать, что устала от тебя, – объяснила Сюзан. Она слегка подалась вперед, склонившись над тарелкой.

– Я понимаю.

– Или от Хоука. После тебя он первый, с кем мне приятно находиться.

– Но иногда тебе бывает нужно побыть одной.

– Совершенно верно.

– Но мы не можем позволить ему убить тебя.

– Не можем. – Сюзан улыбнулась. – И я уверена, что не позволим.

Мы немного помолчали.

– Если один из моих пациентов и в самом деле убийца и если это он оставил у меня розу, я могла бы, наверное, попытаться вычислить, кто он, наконец сказала Сюзан.

– Но ты не собираешься этого делать.

– Не могу. Пока.

– Только помни, что ты не одна в опасности. В эти самые минуты он, может, как раз готовится убить какую-нибудь новую негритянку.

– Знаю, – кивнула Сюзан. – И это тоже лежит на мне огромной ношей. И мне очень тяжело. – Она отпила немного вина. – Хотя с тех пор, как Уошборн признался, Красная Роза не сделал еще ни одной попытки.

– Мы оба знаем ответ, – нахмурился я.

– Да. Он мог на некоторое время залечь на дно.

– Но на какое время?

– Возможно, достаточно долго, но... Это же потребность. Потребность, с которой он не в силах бороться. Он одержим.

– Значит, он сделает это снова.

– Да, – тихо проговорила Сюзан. – Один Бог знает, чего ему сейчас стоит сдерживаться и каким он станет после этой пытки.

– И все же ты и сама думаешь, что он один из твоих.

Сюзан посмотрела на вино в своем стакане. На свету оно приобрело совершенно фантастический рубиновый оттенок. Она подняла глаза на меня и задумчиво кивнула.

– Да. Я думаю, это один из моих.

– Но кто?

Она покачала головой.

– Я не имею права. Пока. Если я ошибусь, это погубит его.

– Черт побери, – не выдержал я.

Сюзан потянулась через стол и прикрыла мне рот теплыми ладошками. Затем скользнула по моим плечам и взяла меня за руки.

– Пожалуйста, – попросила она. – Прошу тебя.

Я набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул. Сюзан так сильно перегнулась через стол, что я начал опасаться за ее почти полную тарелку.

– Чтобы быть самой собой, чтобы быть женщиной, которую ты любишь, частью того, чем мы с тобой являемся и что не похоже ни на что другое, чтобы быть Сюзан, я должна поступать так, как должна. А это значит, опираться только на свой профессионализм и на свой опыт и не позволять страху влиять на мои поступки.

Я посмотрел на ее хрупкие руки, лежащие в моих ладонях. Казалось, мы были одни во всей вселенной – ни официантов, ни обеда, ни ресторана. Казалось, мы сидим вот так уже целую вечность.

– Да, – вздохнул я наконец. – Ты совершенно права.

Я взглянул в ее темные, бездонные глаза. Она улыбнулась.

– Кстати, – заметил я, – по-моему, ты сейчас раздавишь грудью тарелку.

Он видел, как выступал по телевидению этот ее дружок Спенсер. Сказал, что черномазый не виноват. "Знают ли они о нем? Может, этот сукин сын уже вычислил его, когда он оставлял розу? Но все остальные уверены, что это дело рук черномазого. Почему же Спенсер не верит? А она? Знает ли она, что это он? Что это он связал всех этих баб, залепил им рот и наблюдал, как они пытаются вырваться и закричать? – Он взглянул на рыбку, спокойно плавающую в аквариуме. Вода блестела и искрилась в лучах солнца. Она вышла на минуту, пригласив его в приемную. – Может быть, ей даже понравится, когда он ее свяжет. Некоторым женщинам это нравится. Они любят, когда их связывают и срывают одежду, и даже сами просят об этом. – От такой мысли на него снова нахлынуло возбуждение. – Но потом он уже не сможет приходить поговорить с ней. Она расскажет своему дружку. Сволочь. В газетах писали, что когда-то он был боксером. Чтоб его... А может, она уже и рассказала своему дружку. Может, что-то заподозрила, когда послушала, что он здесь говорил. Они знают. Эти психиатры всегда знают все, даже если ты не хочешь этого. Она постоянно наблюдает за ним. Как он шевелит рукой, покачивает ногой, как ерзает на стуле. Все замечает. Концентрируется на нем... – Рыбка описывала медленные круги в искрящейся воде... – Она заботится о нем. Нет, она ничего не скажет своему дружку. Он сам догадался. Ублюдок. Она не скажет". Дверь распахнулась. На ней было темно-синее платье с красными цветами.

– Входите, – пригласила она.

Он встал и испугал рыбку. Бедняга заметалась по аквариуму.

– Мой отец часто ходил к шлюхам, – начал он. – А потом переживал и на следующий день приносил матери розы.

Психотерапевт подняла на него заинтересованный взгляд. Он знал, что ей будет интересно.

– И тогда она спрашивала: "Джордж, ты был с какой-то шлюхой?" А он опускал глаза и бормотал: "Я принес тебе розу". И уходил.

– Он никогда не дрался с ней? – спросила психотерапевт.

– Нет. Никогда. Только напивался и ходил к шлюхам.

Она спокойно смотрела ему в глаза. В ней всегда чувствовалось спокойствие, умиротворяющее спокойствие.

– А вы как к этому относились? – спросила она.

Он невольно пожал плечами. Вроде как небрежно.

– Как-то однажды он взял меня с собой. – Он снова ощутил в животе знакомую пустоту. Она слегка вскинула брови. – К черной шлюхе, – продолжал он. – Мне тогда лет четырнадцать было. – Пустота увеличилась, и вместе с ней, как всегда, он ощутил тепло. Зазвенело в ушах. Он слушал свой собственный голос, о чем-то говоривший врачу. К звону в ушах вдруг добавилась какая-то безумная смелость. – Боже, от нее так воняло.

Психотерапевт ждала.

– Она мне совсем не понравилась, – он снова почувствовал, как небрежно прозвучала эта фраза.

Они замолчали. Врач сидела прямо и очень спокойно, он – небрежно, как только мог, положив руку на спинку кресла. На глаза снова навернулись слезы. Он все так же небрежно посмотрел на нее. В затуманенном взгляде было ожидание.

– Я не мог, – продолжал он охрипшим и немного дрожащим голосом. – Я ничего не мог сделать. Она была такая толстая и... и... – он почувствовал, как задрожали плечи, – ...волосатая и... какая-то... недоброжелательная.

– К вам? – спросила врач.

– Да, – итак, он уже рассказывает. – Да. Она тискала меня и говорила, какой он у меня маленький и какой вялый, и так хотела, чтобы я все сделал, хотела, ну, понимаете, чтобы он напрягся, а я не мог, и она взбесилась и сказала, что я ее оскорбляю и что, если я не сделаю это, она возьмет нож и отрежет мне его, и я испугался, потому что она была такая черная.

– Ужасно, – вздохнула психотерапевт.

– А мой отец в это время был где-то в другом месте с какой-то другой шлюхой, и я не мог уйти.

Он с трудом перевел дыхание. Предложения получались слишком длинными.

– И... – подбодрила врач.

– И в конце концов она вышвырнула меня из комнаты без штанов и заперла дверь. Так что мне пришлось ждать отца, чтобы он надел на меня свой пиджак и отвел домой. А пока я его ждал, меня в таком виде видело еще несколько шлюх.

– Вы говорили об этом с отцом?

– Он рассердился на меня за то, что я потерял штаны. Сказал, что мать нас теперь сожрет.

Глава 22

В одиннадцать часов утра пришел Белсон и вручил мне толстую папку, содержащую все, что им с Квирком удалось узнать о всех подозреваемых.

– Квирк сказал, чтобы ты прочитал, подумал, а потом мы поговорим, сообщил Белсон. – Ты, я, Квирк и Сюзан, если она, конечно, захочет.

– Хорошо, сегодня прочту, – кивнул я. – А вы чем собираетесь заняться?

– Лично я пойду домой, покажусь жене и детям и посплю немного.

– Пока не заснул, попробуй сравнить этот голос с тем, что я дал тебе раньше.

– Красная Роза опять тебе позвонил?

– Да, как и многие другие. Послушай и определи, какой из всех этих голосов его. Впрочем, ты сразу его узнаешь. Это тот, который говорит, что может быть он все еще гуляет на свободе.

– Попробую сходить в контору и снять отпечаток голоса, – кивнул Белсон. – Правда, сейчас, когда я в отпуске, это будет не так-то просто. Придется просить неофициально. Ладно, увидимся. Пока.

Белсон ушел. Я раскрыл папку и углубился в чтение. Большинство сведений оказались ценны тем, что снимали с подозреваемых всякое подозрение. Никто из всей семерки ни разу не попадал в полицию. Айзелин, преподаватель востоковедения, угодил в одну неприятную историю, когда работал учителем в частной школе для мальчиков. Какой-то ученик пожаловался, что Айзелин приставал к нему в сексуальном плане. Но дело так и прикрыли. Через два года Айзелин получил степень доктора философии в Гарварде и остался на преподавательской работе. Ларсон, полицейский, обращался к начальству с просьбой предоставить ему отпуск по болезни. Жаловался на усталость и депрессию. Но начальство посоветовало ему обратиться к психотерапевту. Кроме Айзелина и Фелтона все были женаты. Айзелин никогда не был женат, Фелтон состоял в разводе. Ларсона они уже вычеркнули из списка, поскольку в то время, когда произошли три из пяти наших убийств, он находился на дежурстве и имел железное алиби. Француз Гане во время второго убийства уезжал к родителям во Францию. Весенние каникулы. Из пяти оставшихся выделялся Фелтон, охранник. Двое преподавателей, санитар, директор гастронома и охранник. Возможно, мы могли бы исключить из этого списка и еще нескольких, если бы побеседовали с ними или с их сослуживцами. Например, можно было бы установить, находился ли санитар Чарлз на службе во время хотя бы одного из убийств. Но тогда они узнают, что попали под подозрение. Значит, отпадает. Итак, больше всех мне понравился Фелтон. Я снова прочитал его досье. За такое короткое время можно было собрать не очень-то много сведений. К тому же им никак нельзя было засветиться. Сорок три года, разведен, отец умер. Живет в Чарлстауне, хотя вырос в Суампскотте. В деле лежала ксерокопия школьного ежегодника с его фотографией и перечислением успехов в учебе и спорте.

– Сукин сын, мать твою... – пробормотал я.

Под его портретом красовалась надпись: "Легкая атлетика – "отлично". Ничего не доказывает. Все это было двадцать пять лет назад. И все же. Я отложил папку, снял трубку и позвонил директору средней школы Суампскотта.

– Мальчик по имени Гордон Фелтон, – попросил я. – Бегал за школьную команду в... где-то в 1961-62. Как он выступал?

– А зачем вам? – спросил директор.

– Меня зовут Артур Дейли. Еженедельник "Нью Ингланд Спортс". Мы тут готовим ретроспективную статью. Спорт в средней школе четверть века назад.

– Ах, вот оно что. Неплохая мысль. Подождите на телефоне, я сейчас гляну. По-моему, у нас где-то хранятся старые снимки и материалы.

Он пропал минут на пять. Я ждал и слушал тишину. Красота. Намного лучше всякой музыки.

– Мистер Дейли, – раздался, наконец, голос директора. – Я нашел. Вот, этот Горди Фелтон был барьеристом. Третье место в штате по бегу со стосорокасантиметровыми барьерами.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Не знаете, где он сейчас?

– Нет. Я всего три года в этой школе. А эти данные просто раскопал в старых записях.

– Ну что ж, спасибо за помощь. – Я повесил трубку.

И все равно это еще ничего не доказывает. То, что он хорошо бегал в детстве, вовсе не значит, что он также бегает и сейчас. Но все же... Не многие могут обогнать меня, а тот, кто подбросил Сюзан розу, смог.

Я отложил досье Ларсона и Гане и еще два раза внимательно прочел дела всех остальных. Затем швырнул их на стол и принялся бесцельно бродить по дому. Выглянул в окно. Проверил содержимое холодильника. Снова выглянул в окно. В холодильнике лежал вилок цветной капусты, две бутылки диетической кока-колы и пачка китайской лапши. Приятного аппетита, мистер Спенсер.

Ровно в час появился Хоук с огромным пакетом тунца и коробкой картофельных чипсов "Кейл-Код".

– Скорее бы поймать этого урода, – проворчал он. – А то у меня от этих дежурств скоро заворот кишок начнется.

На нем был коричневый твидовый плащ "Харрис" спортивного покроя и джинсовая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Накрахмаленные джинсы заправлены в рыжие ковбойские сапоги.

– Ну, ты сегодня прямо гарвардский ковбой, – улыбнулся я.

– Крутой парень, – подмигнул мне Хоук и принялся выкладывать из пакета рыбу.

Мы застелили стойку бумагой, разложили на ней тунца и мило перекусили.

– Один из нашего списка был неплохим барьеристом, когда учился в школе, – сообщил я. – В выпускном классе занял третье место по штату.

– Давно? – насторожился Хоук.

– В 1962 году.

– Ну, это еще ни черта не значит.

– Работает охранником, – добавил я.

– И мечтает быть фараоном?

– А может, и считает себя фараоном.

– Как там она поживает? – спросил Хоук. Под словом "она" он всегда подразумевал Сюзан.

– По-моему, уже догадывается, кто из них он. Хотя еще не уверена.

– Значит, сидит себе, слушает его трепотню, кивает и ждет, что он в любую минуту может выхватить свою чертову пушку и нажать на курок, проворчал Хоук.

– Поэтому мы и торчим здесь у нее по двадцать четыре часа в сутки, нахмурился я.

Хоук кивнул. Мы немного помолчали.

– Ну что, пора начинать собирать новые улики? – наконец, спросил он.

– Да, похоже, пора. У этого барьериста когда-то была жена. Может, схожу поговорю с ней.

– Возьми мою фотографию, – предложил Хоук. – Скажи, что она может встретиться со мной, если захочет помочь.

– А если не захочет, то встретиться дважды, – ухмыльнулся я.

Глава 23

Мими Фелтон жила в одной из многоэтажек, облепивших искусственное водохранилище в Конкорде. Утром по телефону она сообщила мне, что работает кассиром в косметическом салоне "Блумингдейл" и уходит на работу в четыре. Ровно в 14.10 я постучал к ней в дверь. Мими встретила меня в белой хлопковой блузке, до того открытой, что вначале она показалась мне всего лишь широким бюстгальтером, и черных джинсах, которые наверняка застегивались только в положении лежа. Босые ноги с накрашенными ногтями. Копна золотых волос, уложенных так, как будто она всю жизнь только и мечтала показать мне, какая знатная у нее шевелюра. Восемь пальцев украшены кольцами и перстнями. В ушах – огромные серьги, сверкающие, словно новогодние игрушки. Впечатляет.

– Привет, мистер Спенсер, – приветствовала она меня. – Входите, пожалуйста.

На лице – толстый слой тщательно наложенной косметики. Ногти на руках покрыты темно-вишневым лаком. Упругая, загорелая и довольно плоская грудь.

– Так вы детектив?

– Да, – ответил я. – Мне нужно, чтобы вы рассказали мне все, что можете, о Гордоне Фелтоне.

– Можно взглянуть на ваш значок или лицензию, или что там вам выдают? – У нее был тоненький голосок, похожий на лепет ребенка.

Я показал ей лицензию.

– А почему вы интересуетесь Горди? – спросила Мими.

– Служба, – пожал плечами я. – Поскольку он работает в системе безопасности, компания-облигационер желает досконально проверить всех своих сотрудников, у которых есть ее облигации.

– Это что-то типа страхования? – спросила она своим детским голоском.

Я почему-то так и ждал, что сейчас она сделает реверанс.

– Да.

– Ну, мистер Спенсер, судя по вашему виду, вы можете продать свои облигации всем, кому захотите.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Так почему вы развелись, миссис Фелтон?

– Присядем, – предложила она, и мы прошли в крошечную гостиную. Стены украшали полотна авангардистов – все в розово-серых тонах. Из окна открывался вид на водохранилище.

Она уселась в кресло – бледно-лиловую подушку на треугольном металлическом каркасе. Еще два таких же стояли вокруг массивного журнального столика.

– Спасибо, я постою, – ответил я. – Так что там насчет развода?

– Ох, Горди, – вздохнула Мими. – Горди, Горди, Горди...

– Из-за него? – спросил я.

– Что?

– Из-за него вы развелись?

– Он всегда был таким мальчишкой. – Она покачала головой. – Всегда хотел казаться мужчиной, а на самом деле был просто маменькиным сынком. Тряпка, одно слово.

– Как это понять? – спросил я.

– Ну, например, всегда боялся ходить куда-нибудь один, без меня.

– А то, что хотел казаться мужчиной?

– Все время таскал с собой пистолет. Хотел стать полицейским, но, по-моему, никогда в жизни не решится поступить на службу. Хотя все уши мне прожужжал. Был таким, знаете, ну, типа юный друг полиции. Рацию домой приволок. Когда мы еще жили вместе, постоянно крутился вокруг фараонов в Суампскотте. А уж как услышит по рации, что где-то там что-то произошло сразу в машину и туда. Посмотреть. В общем, чокнутый.

– А семья? – спросил я.

– У нас никогда не было детей, – вздохнула Мими.

– А его семья?

– А почему вы не записываете? – удивилась она.

Я постучал себя пальцем по лбу и улыбнулся.

– Если в этот компьютер что-то попало, значит, навечно.

Мими удовлетворенно кивнула.

– Отец у него умер, – продолжала она. – А мать еще жива. Живет в Суампскотте. – Мими покачала головой.

– А чего головой качаете? – спросил я.

– Да он ее просто ненавидит.

– Мать?

– Ну да, – Мими снова покачала головой и грустно улыбнулась. – Да, Чернушка – еще тот подарочек.

– Чернушка? – насторожился я.

– Ну, мамаша Гордона.

– А почему Чернушка?

– Да девичья фамилия у нее такая. Роза Мэри Блэк,* – ответила Мими. Все всегда называли ее Чернушка.

– Господи-Боже ты мой, – только и смог прошептать я.

* Черный (англ.)

Глава 24

– Это Фелтон, – решительно заявил я.

Было субботнее утро. Сюзан, Хоук и я сидели за стойкой, пили кофе и жевали итальянские булочки, которые по пути снова прикупил Хоук.

На стойке лежал коричневый конверт, переданный Белсоном. Внутри находился сравнительный анализ отпечатков голосов.

Сюзан открыла холодильник и выставила на стойку банку вишневого варенья и сливочный сыр. Затем уселась поудобнее, намазала на булочку тонюсенький слой сыра и, положив сверху вишенку, откусила маленький кусочек.

– Это он, Сюзан, сто процентов, – кивнул Хоук.

– Возможно, – проговорила Сюзан, проглотив свой кусочек. – Вполне возможно.

Я налил себе вторую чашку кофе и положил полную ложку сахара.

– Вот и объясняются все символы, – сказал я. – Красная роза, черные женщины. Роза Мэри Блэк, она же Чернушка.

Сюзан аккуратно разрезала булочку пополам и положила обе части в импортный немецкий тостер – достаточно широкий, чтобы вместить обе половинки. Я нажал на выключатель.

– Я знала, что ее зовут Роза, – кивнула Сюзан. – Но он никогда не говорил ее девичью фамилию.

– В этом есть что-то необычное? – спросил я.

– Да вообще-то, нет. Многие пациенты говорят "моя жена", "моя мать", "мой отец". Просто родственники. Они и в мыслях не называют их по именам.

Тостер подал сигнал, Сюзан вынула булочку и положила на тарелку Хоука.

– И у него были с ней какие-то неприятности, да? – спросил я.

Сюзан задумчиво наблюдала, как Хоук намазывает на булочку сливочный сыр. Как и все, что он делал, это действие было выполнено без единого лишнего движения. Но я знал, что он положил ровно столько, сколько нужно.

– Если он и в самом деле одержим тайной злобой по отношению к матери, – проговорила наконец Сюзан, – а мать зовут Роза Мэри Блэк, да к тому же есть и еще кое-какие факты, которые я уже знаю, то он вполне может выражать эту злобу в искаженной форме и направлять ее на тех, кто каким-то образом символизирует для него Розу Мэри Блэк.

– Как, например, негритянки, – поддержал Хоук. – И оставлять на месте убийства розу.

– Все правильно, – согласилась Сюзан. – А если объект его злобы еще и безгранично силен в его представлении, злоба вполне может сочетаться со страхом. А если злоба и страх каким-то образом связаны еще и с сексом, это тоже будет отражаться на его действиях. И тоже в искаженной, извращенной форме.

– То есть он может связывать их и насиловать пистолетом, – уточнил я.

– Совершенно верно, – ответила Сюзан, держа обеими руками кофейную чашку и рассматривая меня сквозь пар.

– Ну а как, подходит Фелтон под это описание? – спросил я.

Сюзан продолжала задумчиво смотреть на меня. Потом медленно поднесла чашку ко рту и сделала глоток. В гостиной, на журнальном столике, громко и ритмично тикали часы. Хоук подлил всем еще кофе.

Я взглянул на Сюзан. Сюзан взглянула на меня. И закрыла глаза.

– Да, – прошептала она. – Подходит. И даже больше, чем вы можете себе это представить.

– Белсон сделал анализ двух голосов, – сообщил я. – Один – того, кто прислал мне кассету, где утверждал, что он Красная Роза. Второго записал мой автоответчик после этой позорной программы Джимми Уинстона. Так вот, анализ показал, что говорил один и тот же человек.

– Я послушаю, – попросила Сюзан.

Я подошел к магнитофону и вставил кассету. Сюзан слушала, подложив руку под подбородок. Я трижды прокрутил обе записи.

Сюзан сидела не шевелясь, задумчиво глядя на магнитофон. Мы с Хоуком ждали. Наконец, Сюзан с шумом выдохнула воздух.

– Похоже, что он, – сказала она. – Я, конечно, не уверена: это может быть и кто-нибудь другой, но может быть и он.

Я вынул из магнитофона кассету. Хоук расслабленно откинулся на стуле, поставил его на две задние ножки и начал медленно и лениво покачиваться, слегка опираясь локтями на стойку. Я подумал, что он мог бы и не держаться.

Сюзан отняла руку от подбородка.

– Сейчас я тоже уверена, что это он, – проговорила она. – Но я абсолютно ничего не смогу сказать в суде как свидетель. Если все эти преступления совершил человек с такой же, как у него, патологией, то вовсе не обязательно, что это был именно он. Я могу назвать целую кучу людей со схожей патологией, которые тоже вполне могут совершить все эти преступления.

– Что же им мешает? – спросил Хоук.

– Не знаю, – пожала плечами Сюзан. – Характер, влияние других людей, степень воздействия со стороны матери, уровень собственного интеллекта, желание вылечиться... А иногда и просто случайность.

– Может, какое-то вмешательство свыше, – тихо пробормотал Хоук.

– Да брось ты, – улыбнулась Сюзан.

Хоук посмотрел на нее и тоже улыбнулся. Ни одна улыбка в мире не излучала такого душевного тепла.

– Значит, он, – заключил я.

– Да, – кивнул Хоук.

– Да, – согласилась Сюзан.

– Но мы не можем это доказать, – продолжал я.

– А отпечатки голоса? – спросила Сюзан.

– Доказывают только то, что мне дважды звонил один и тот же человек. Но это еще не значит, что звонил именно Красная Роза. И вовсе не доказывает, что тот, кого они взяли, не Красная Роза. Даже если ты недвусмысленно заявишь, что это наверняка его голос, ты не докажешь, что он Красная Роза.

– Недвусмысленно... Ну и словечки у тебя, – хмыкнул Хоук.

– Всегда держись поближе ко мне, – посоветовал я ему. – Может, когда-нибудь тоже станешь таким же умным.

– А если в моем журнале записано, что Фелтон был на приеме в тот день, когда ты гонялся за нашим ночным гостем? – не сдавалась Сюзан.

– Вместе с еще семерыми или сколькими там пациентами? – возразил я.

– А убийства? – подал голос Хоук.

– Убийства? – не поняла Сюзан.

– Сопоставь дни убийств с датами твоих сеансов, – объяснил я.

– Зачем?

– Посмотришь, что получится, – хмыкнул Хоук.

– Сейчас принесу журнал, – кивнула Сюзан и отправилась в кабинет.

– Значит, мы уверены, что это он, но никак не можем это доказать, – со вздохом заключил Хоук. – Рано или поздно придется что-то предпринимать.

– Знаю, – вздохнул я.

Вернулась Сюзан с журналом регистрации.

– Назови мне даты убийств, – попросила она.

Я знал их наизусть и без запинки продиктовал ей.

Сюзан быстро записала их своим красивым и совершенно неразборчивым почерком. Элегантный, состоящий из грациозных линий и штрихов, этот почерк обладал исключительным шармом и очарованием, но был совершенно непонятным. Часто Сюзан и сама не могла прочитать, что написала несколько дней назад.

Пока мы с Хоуком убирали посуду и полоскали чашки, Сюзан пролистала журнал. Я закрыл крышкой банку с вишневым вареньем, положил в контейнер сыр и убрал все в холодильник. Хоук вымыл руки и вытер их бумажным полотенцем.

– Вот сукин сын, – вдруг пробормотала Сюзан.

Мы с Хоуком обернулись.

– Обычно Фелтон приходит ко мне два раза в неделю, – пояснила она. – В разные дни, но обязательно дважды в неделю. Так вот, все убийства, кроме первого, произошли на следующий день после приема.

– А когда он начал посещать твои сеансы? – спросил я.

– Через две недели после первого убийства.

Мы замолчали. Лишь жужжание посудомоечной машины нарушало тишину комнаты.

– Значит, что-то на этих сеансах побуждало его к действию, проговорила, наконец, Сюзан.

– Совсем не обязательно, – пожал плечами Хоук.

– Знаю, – нахмурилась Сюзан, сразу превратившись в доктора Сильверман, размышляющую о странностях человеческого поведения. – Но совпадение просто поразительное.

– Так в чем же тут дело? – спросил я.

Сюзан покачала головой, потом встала, подошла к окну и выглянула на залитую утренним светом Линнейн-стрит. Мы молча ждали. Хоук снова уселся на стул, я остался стоять, прислонившись спиной к раковине. Наконец Сюзан обернулась.

– По-моему, тут дело во мне, – проговорила она.

– Как так? – удивился я.

– Скорее всего я выбрала не ту тактику. И вообще я для него не подходила. Приятная женщина, обладающая какой-то властью и полномочиями. Ему было легко перенести на меня те чувства, которые он испытывал к матери.

– Но ведь ты, наверное, и хотела, чтобы так произошло? – спросил Хоук.

– Да, я предполагала, что в дальнейшем научу его управлять этими чувствами, потому что я не его мать и наши взаимные усилия постепенно изменят его состояние...

– Но получилось совсем наоборот, – закончил я.

– А получилось так, что весь его гнев к матери переключился на меня. Во мне была такая же недосягаемость и... О, Господи, у нас в университете даже есть семинар на эту тему. Здесь же все так просто. Его потребность в косвенном, символическом сексуально-карательном наказании просто усилилась из-за этого переключения. Да плюс еще случайная связь между мной и его проблемами.