Текст книги "Остров гориллоидов. Затерянные миры. Т. 7"

Автор книги: Б Фортунатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

XXXV. ОТКЛИКИ В ПРЕССЕ

Первая весть о катастрофе в Ниамбе была сообщена европейским читателям короткой телеграммой агентства Гавас:

«10/XII19… г. В Тропическом исследовательском институте в Гвинее вырвалась из закрытых помещений группа диких животных. Несчастье сопровождалось человеческими жертвами».

Однако вслед за этим известия стали более тревожными. Вот что можно было прочесть в эти дни в телеграммах и газетных статьях:

«Journal de Paris» 12/XII 19… г.

«В министерстве просвещения получено сообщение о тяжелом несчастье в нашем Тропическом институте на реке Габун в Нижней Гвинее. Гориллы, над которыми велась в институте научная работа, вырвались по недосмотру из клеток и напали на обслуживающий персонал института. По-видимому, число человеческих жертв довольно значительно».

«Matin» 13/XII 19… г.

Загадка Ниамбы.

«Последние сведения о несчастье в Тропическом институте были настолько странны, что наш талантливый репортер Клод Борегар получил специальное задание собрать по этому поводу исчерпывающие данные, и мы надеемся быстро снять покров тайны с этого дела».

Дальнейшие строки принадлежат перу К. Борегара (в той же газете):

«Поскольку первые сведения о катастрофе в Ниамбе исходили от министерства просвещения, мы направились прежде всего туда и были приняты заведующим отделом научных учреждений мсье Дориньи. Последний казался чрезвычайно потрясенным.

– Я счастлив дать сведения вашей уважаемой газете, – сказал он, – но я должен предупредить вас, мсье Борегар, что эти сведения очень тяжелы. Несомненно, наша прекрасная Франция лишилась нескольких выдающихся ученых, и наш Тропический институт значительно пострадал. Какое несчастье, дорогой мой, какое несчастье!

После короткой паузы профессор продолжал:

– Я должен информировать вас, что в институте велась работа громадного научного значения над выяснением столь интересующего широкую публику вопроса о происхождении человека. Нашим талантливым ученым профессором Крозом, отсутствие сведений о котором вызывает сильнейшее беспокойство, были получены интереснейшие помеси человекообразных обезьян друг с другом и с неграми…

При этом необычайном сообщении у меня невольно вырвался возглас изумления. Профессор развел руками.

– Конечно, Кроз не торопился с опубликованием своих открытий ранее конца начатого широкого исследования… Животные отличались колоссальным ростом и силой, и немногочисленная стража не смогла их удержать. Кроме того, они были вооружены. Надо сказать, что в этих опытах было несколько заинтересовано военное министерство, но это уже выходит из сферы моей компетенции…

Откланявшись и выразив мсье Дориньи соболезнование от имени нашей газеты, я приказал шоферу развить максимальную скорость, и через несколько минут был у подъезда военного министерства.

Начальник отдела колониальных войск отказался нас принять. Тем не менее, после часа ожидания мне удалось захватить его в коридоре. Генерал де Монвер был чрезвычайно раздражен и не пожелал что-либо сообщить.

– Я совершенно не понимаю, мсье, – сказал он, – чего вам от меня нужно?

– Но катастрофа в Тропическом институте…

– Такового по военному министерству не числится.

– Но мсье Дориньи сказал…

– Не знаю никакого Дориньи, – и генерал захлопнул передо мною дверь своего кабинета.

Несомненно, что за всеми этими загадочными событиями и, по-видимому, под нежеланием генерала де Монвера дать нам какие-либо сведения – нечто скрывается! Наши читатели знают, что для «Матэн» нет тайн и что в самое ближайшее время они узнают все! Все!

К. Борегар».

«Нитапite» 13/XII 19… г.

Кровь и грязь

«Катастрофа в Ниамбе вскрыла новую чудовищную затею капитала (и его агентов), целью которой было прибавить лишнее звено к цепям, сковывающим трудящиеся массы. По-видимому бесспорно, что «научная работа» пресловутого Тропического института была лишь ширмой для каких-то невероятных по ужасу опытов военного министерства.

Совершенно бесспорно, что там ставились – и широко ставились – опыты скрещивания человека с обезьяной. Наконец, бесспорно, что созданных чудовищ планомерно обучали обращению с оружием и военному строю.

Для чего это делалось? На этот вопрос, конечно, нетрудно ответить.

Рукоять меча уже выпадает из рук мирового капитала. Уже опасным становится доверить оружие народным массам. И вот была сделана попытка сотворить рабов, бессловесных и свирепых, которых можно было бы в любой момент направить против трудящихся.

Но они просчитались. Оружие обратилось против них самих. Жертвы ужасны. Пусть же они послужат уроком для прочих!»

Агентство Гавас сообщало:

«14/XII 19… г. Войска, посланные против чудовищ, разрушивших Тропический институт, вчера были атакованы по пути в густом лесу. Потери чрезвычайно тяжелы. Остатки отряда прибыли к устью Габуна. Спешно принимаются меры обороны».

Правительственное сообщение от 15/XII 19… г.

«События, имевшие место в результате неудачных опытов в Тропическом институте, вызвали необходимость серьезных мероприятий. Наши войска вследствие тяжелых условий боя в густом лесу понесли значительные потери. Необходимые меры обороны приняты. Два транспорта завтра высаживают войска на побережье. Посланы военные суда. Мирное население опасного района эвакуируется.

Правительством назначена следственная комиссия, которая произведет всестороннее и беспристрастное расследование причин происшедших событий».

«Action Francaise» 15/XII 19… г.

«Опубликованное сегодня правительственное сообщение говорит само за себя. Сгнивший и разлагающий страну парламентаризм несомненно постарается сейчас же переложить ответственность на предыдущее министерство и на тех, которые понимали, что для борьбы с надвигающейся и растущей красной опасностью нужны совершенно особые меры.

Преклонимся перед памятью молодого героя, который всю жизнь свою отдал делу молодого фашизма и теперь погиб в силу какой-то нелепой случайности. Все те, которые знали высоко талантливого капитана Ленуара, согласны, что мы потеряли в его лице нашего будущего вождя, доблестного и энергичного. Крепче сомкнем ряды – и пусть живые будут достойны погибших!..»

Агентство Рейтер сообщало из Капштадта:

«15/XII 19… г. 10 декабря сюда прибыли спасшиеся на аэроплане из Ниамбы русский ученый Ильин, жена погибшего коменданта Ниамбы капитана Ленуара и механик Дюпон. Ильин и Дюпон, вследствие полученных ими ран, посетили больницу. По словам Дюпона, из населения Ниамбы спаслись только они трое».

Агентство Гавас сообщало в двух телеграммах:

«16/XII 19… г. После тяжелого и упорного боя на равнине в 15 километрах от порта Либревилль наши только что высаженные войска принуждены были отойти. Гориллоиды сражались в правильном боевом порядке, и атака их была настолько стремительна, что части правого фланга, слишком долго задержавшиеся на позиции, не смогли отступить и, по-видимому, погибли. Часть населения успела погрузиться на пароходы. Остальные под прикрытием войск отходят к северу».

«17/XII 19… г. Негры, бежавшие из института, показывают, что отрядами гориллоидов командует индивидуум исключительного даже для этих существ роста и обладающий в отличие от них человеческим разумом. В Ниамбе его звали Луи. Есть сведения, что в его отряд входят, кроме гориллоидов, небольшие группы негров».

«Journal de Paris» 18/XII19.. г.

«Фирмы Гагенбека и Руэ, торгующие дикими животными, обратились в военное министерство с предложением закупить всех пленных, которые будут взяты во время предстоящих военных операций. Предложение это министерством обсуждается».

«Matin» 21/XII 19.. г.

ТАЙНА НИАМБЫ РАСКРЫТА!!!

ПОТРЯСАЮЩИЕ РАЗОБЛАЧЕНИЯ КОРОЛЯ РЕПОРТЕРОВ КЛОДА БОРЕГАРА.

Мрачная тайна, окутывавшая ужасные события, так глубоко потрясшие нашу страну, как известно, до сих пор оставалась нераскрытой. Но читатели «Матэн» должны знать истину, и потому мы отправили на место событий человека, для проникновенного гения которого, как это хорошо знают читатели «Матэн», не существует преград и препятствий.

Наш талантливый репортер вылетел из Парижа пять дней назад на специальном трансокеанском аэроплане. За это время он собирал сведения по побережью среди бродящих там несчастных беженцев, посетил развалины Ниамбы, проследил до Капштадта конец найденной им в предыдущих поисках нити, и мы можем сообщить читателям «Матэн», что тайна Ниамбы перестала быть тайной. Послезавтра статья Борегара будет помещена в «М а т э н».

И конечно, 23 декабря (запомните это число) каждый грамотный человек во Франции купит номер «Матэн».

* * *

Статья Борегара в номере «Matin» от 23/XII, набранная громадными буквами, занимала первых две и часть третьей страницы газеты.

Еще с ночи толпы ожидающих стояли перед типографией. Первые партии номеров расхватывались и разрывались в клочья. Мальчики-газетчики в течение дня сбились с ног, но зато получили крупный заработок. Все ротационные машины работали круглые сутки до самой ночи, и тираж достиг десятикратных размеров.

По выдержкам из обширной и потрясающей своими разоблачениями статьи «талантливейшего из репортеров Франции» можно судить о всей статье Борегара и легко проследить наиболее интересные моменты финала трагедии в Ниамбе.

XXXVI. ИХ ТОЧКА ЗРЕНИЯ

(Статья Борегара)

«Дважды два только четыре, а не двадцать пять и не стеариновая свечка», – так начиналась статья Борегара. – «Много запутанных и кошмарных преступлений были бы легко раскрыты, если бы следователи и прокуроры наших трибуналов не забывали этой простой, но великой истины. Истина всегда проста, но почему-то простота особенно трудно постигается человеческим мозгом. Однако переходим к фактам.

Ключ тайны был, несомненно, в Ниамбе. От этого простого факта я исходил в своих поисках. Из населения Ниамбы в живых осталось только трое, не считая, конечно, негров и чудовищ, разрушающих сейчас прекраснейшую часть нашей цветущей и доходной колонии. Значит, только по пути движения троих спасшихся от катастрофы можно было найти и раскрыть тайну.

Первый след беглецов зафиксирован в памятный день 8 декабря в рабочем поселке института, в домике шофера Жана Лаланда.

В результате напряженных поисков среди толп беженцев на морском побережье мне удалось найти ряд очевидцев событий, в том числе (что особенно важно) жену Лаланда. Сам шофер погиб. Жена покойного, убитая горем, тем не менее дала нам, как увидят далее читатели «Матэн», ряд ценнейших справок и сведений.

Восстановим основные факты.

Русский ученый Ильин в момент появления в поселке находился в состоянии острого помешательства.

Этот факт, подтверждаемый всеми очевидцами, находится, по-видимому, вне сомнений. Достаточно указать на совершенное им убийство лейтенанта виконта де Керюзеля и на его бегство по крышам, чтобы все сомнения в этом отношении отпали. Вот первый факт, на который я обращаю внимание читателей.

Однако это помешательство имело направление, я бы сказал, социалистическое (прошу извинения за этот термин у уважаемых депутатов входящей в правительственный блок объединенной социалистической партии).

Это видно, во-первых, из того, что он систематически (заметьте!) обращался к шоферу, его жене и некоторым другим из присутствовавших, именуя их т о в а р и-щ а м и; во-вторых – из того, что он пустил пулю в голову лейтенанту, а не стоявшим рядом и также загораживавшим ему выход рабочим; наконец, из того, что, как сообщает вдова шофера, Ильин просил предупредить об опасности только рабочих. На этот второй факт также обращаю внимание наших читателей.

Перейдем далее. Рабочий Дюпон, несомненно, был на аэроплане с Ильиным. Это видно из того простого обстоятельства, что они затем вместе прилетели в Капштадт. Констатирую это как третий факт.

Рабочий Дюпон, несомненно, принадлежал к местной коммунистической организации, был за это арестован и предназначен к отправке в Европу, но вместо этого переведен в Ниамбу. Вот четвертый факт высочайшей важности.

На выяснение обстоятельств перевода Дюпона в Ниамбу я потратил наибольшие усилия. Департамент полиции, который я запросил по радио, сообщил, что он получил сообщение об аресте Дюпона и о нахождении у него уличающей коммунистической литературы. Других сведений департамент не имеет.

Я понял, что многое мог бы сообщить начальник полиции на территории института, раненый, как известно, Ильиным и находившийся в госпитале на борту парохода. К счастью, к моему приезду лихорадка оставила бедного малого, и он передал мне следующее: Дюпон действительно подлежал после ареста отправке в Европу, но был переведен в Ниамбу по предложению капитана Л е-н у а р а. Отмечаю этот пятый факт.

Третьей из спасшихся была вдова капитана. Вопрос, почему именно жена известнейшего и убежденнейшего фашиста была спасена убийцей бедного де Керюзеля Ильиным и коммунистом Дюпоном, привлек мое внимание.

Должен сознаться, что сначала я предположил здесь романическую подкладку, но тщательное изучение дела показало, что о последнем не могло быть речи. Спасшаяся, к счастью, одна из горничных института показала, что Ильин отличался нелюдимым характером и совершенно не интересовался женщинами, хотя и был, по словам той же горничной, весьма недурен собой.

Мои очаровательные читательницы, конечно, согласятся с невозможностью допустить, что красивая и элегантная дама из общества могла бы увлечься нелюдимым, угрюмым и неряшливым русскими ученым. Кроме того, известно, что русские не отличаются темпераментом.

Таким образом, гипотеза о романической подкладке отпадает, и на этом факте я также останавливаю внимание читателей.

Увидеть лично Ильина, Дюпона и мадам Ленуар я не мог, так как на другой же день по прибытии их в Капштздт они улетели на аэроплане в Европу. Лечивший Ильина врач расхохотался, когда я сообщил ему, что его пациент душевнобольной. В следующий момент он пришел в ужас, узнав, что он лечил убийцу лейтенанта де Керюзеля.

«Во всяком случае, мсье Борегар, – сказал он мне, – я могу категорически заявить вам одно: что бы ни представлял собою этот таинственный русский ученый, он не более нас с вами является душевнобольным».

Чтобы покончить с вопросом о душевной болезни Ильина, остается указать на недавно полученную из Харькова и всем уже известную телеграмму, сообщающую, что известный ученый Андрей Ильин сделал двухчасовой доклад о ниамбских событиях в железнодорожном клубе, переполненном многочисленной аудиторией местных рабочих. После доклада была единогласно принята резолюция, утверждающая, что «только мировой социальный переворот может предупредить повторение подобных чудовищных экспериментов».

Наконец, остается указать, что, по справке конторы воздушного транспорта, билеты на Ильина, Дюпона и мадам Ленуар были взяты via Капштадт-Харьков (через Каир и Константинополь).

Вывод? Я думаю, что для того, чтобы его сделать, не нужно быть первым репортером газеты «Матэн». Сама цепь приведенных мною фактов с железной необходимостью приводит к заключениям, которые может сделать любой ребенок.

1. Был ли Ильин сумасшедшим?

Конечно, нет! Его поведение 8 декабря было просто симуляцией – для того, чтобы избежать ответственности на случай ареста.

2. Если Ильин бежал на аэроплане именно с Дюпоном, а ни с кем другим, если он убил де Керюзеля и ранил начальника полиции, если Дюпон бесспорно был коммунистом, если все трое получают возможность спешно отправиться по воздуху в СССР – то что это значит?

Нужно быть круглым идиотом, чтобы найти два возможных решения. Совершенно ясно, что они делали одно дело, и конечно не случайность, что катастрофа произошла через какие-нибудь два-три месяца по прибытии Ильина в Ниамбу.

3. Ильин и Дюпон спасают именно жену своего злейшего политического врага Ленуара, причем, повторяю, не может быть и речи о какой-нибудь романической подкладке; Ленуар добивается освобождения арестованного коммуниста Дюпона и устраивает его на службу у себя; любимый солдат и сподвижник Ленуара, чудовищно свирепый и бесспорно талантливый гориллоид Луи, принимает после смерти капитана командование обученными им чудовищами, избивает без пощады население целого ряда местностей и опустошает значительную территорию одной из лучших колоний нашего дорогого отечества. Что все это значит?

Если дважды два четыре, а не двадцать пять, если две величины, равные порознь третьей, равны между собой, – то ответ может быть только один.

Капитан Ленуар никогда не был фашистом. Это был один из самых хитрых и опасных агентов Коминтер-н а, разбросанных, как известно, по всему миру для подготовки мировой революции.

Он погиб, погиб по какой-то неизвестной для нас случайности, но созданный им ужас и бедствия растут и ширятся. Избиваются в войне с чудовищами офицеры и солдаты наших доблестных войск, гибнут вложенные в колонию капиталы.

К ответу виновных! Пусть самыми решительными мерами будет в корне пресечена возможность проникновения агентов врага в сердце национальной сбороны: пусть строжайщее следствие обнаружит соучастников Ленуара среди высших чинов военного министерств а!».

ПРИЛОЖЕНИЕ

Ярослав Леонтьев
ФАРТОВЫЙ КОРНЕТ ФОРТУНАТОВ

Борис Фортунатов был заметной фигурой Гражданской войны в Поволжье. Он был одним из пяти депутатов Учредительного Собрания, подписавших первое воззвание Комуча 8 июня 1918 года, и стоял у истоков Поволжской народной армии. Однако даже в специальной исторической литературе невозможно отыскать каких-либо биографических сведений о нем. И уж тем более никто не связывал воедино имена белого партизана, спасателя заповедника Аскании-Нова и писателя-фантаста…

Начальные сведения о его жизненном пути находим в полицейском досье о «лице, привлеченном к дознанию в качестве обвиняемого по делу о террористической группе Московской организации партии социалисгов-революционеров». Итак, перед нами «Фортунатов Борис Константинов, время рождения – 24-го января 1886 года; место рождения – Смоленск; вероисповедания – православного; происхождение – сын статского советника; народность – великоросс; <…> занятия – студент Московского университета; место воспитания <…> – учился в Смоленской, Елецкой и 1-ой Московской гимназиях, которую окончил в 1904 году, и в том же году поступил в Московский университет; <…> основания привлечения к настоящему дознанию – сведения, сообщенные Московским охранным отделением и указывающие на принадлежность Фортунатова к террористической группе; место производства дознания – Московское губернское жандармское управление; <…> принятая мера пресечения <…> – содержание под стражей с 24-го сего Февраля в Москве»[20]20
  ГАРФ. Ф. 102. 7 д-во. 1905. Д. 920. Л. 1–2 об.


[Закрыть]. Из дела Департатамента полиции «О Борисе Фортунатове» видно, что 22 апреля 1905 года первоначальная мера пресечения была изменена: он был отдан под особый надзор полиции в селе Поджигородове Клинского уезда Московской губернии[21]21
  Там же. Л. 3.


[Закрыть]. На лицевой же обложке дела стоит штамп: «ПРЕКРАЩЕНО».

Сохранился и другой департаментский документ, из которого следует, что Фортунатов был задержан полицией 3 февраля 1907 года в Москве как участник «подготовительной» конференции областного комитета партии эсеров[22]22
  Там же. 4 д-во. 1907. Д. 42. Ч. 5.


[Закрыть]. Из единственной, весьма краткой биографической справки о Фортунатове, напечатанной в 1918-м в книге «Революция 1917–18 гг. в Самарской губернии», известно, что он был членом партии с 1902 года, в 1905-м являлся одним из организаторов железнодорожной забастовки и участвовал в московском восстании, был ранен, а в 1907-м был выслан за границу. Очевидно, Фортунатов получил какое-то административное наказание, которое могло быть ему заменено высылкой за границу на тот же срок для продолжения высшего образования.

Помимо этого известно, что по профессии наш герой был химиком, печатался в специальных и популярных изданиях, опубликовав, к примеру, статью об успехах органической химии в журнале «Современный мир»[23]23
  Фортунатов Б. На пути к синтезу хлеба // Современный мир. 1911. № 7. С. 298–322.


[Закрыть]. В ноябре 1909 года Борис Фортунатов вернулся на родину, а спустя три года окончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, к 1915 году еще три курса Московского высшего технического училища.

В 1917-м Фортунатов служил в армии в качестве нижнего чина. После Февральской революции он некоторое время являлся членом Петроградского комитета партии эсеров, участвовал в III партийном съезде в Москве (в начале июня), а затем очутился в Самаре, где был депутатом солдатского и крестьянского Советов.

Интересная характеристика отыскалась в воспоминаниях актрисы и режиссера Самарского городского театра Зинаиды Славяновой-Смирновой: «Фортунатов общий любимец всех почти без исключения.

Со сколькими людьми, своими или чужих партий, ни приходилось говорить, всегда слова «симпатичный», «располагающий» прежде всего срывались с уст при характеристике Фортунатова.

Есть что-то мягкое и задушевное в тонком и чистом овале его лица, в голубизне его открытых глаз, мягкой улыбке, в тонкой белизне лица и рук, в нестройной худощавой фигуре с узкими плечами… Большие сапоги, с богатыря, военного образца, часто торчащие тесемочки из-под солдатской рубашки, всегда поношенные солдатские брюки – придавали детски симпатичную неуклюжесть его фигуре. <…>

Оратор… работник… преданный член партии…, но не в этих качествах главная сила Фортунатова… <…>

Его сила в какой-то внутренней симпатии, вызываемой им к себе и подчиняющей ему товарищей. Не в логических построениях его речи, не в словах и деятельности, а как-то внутренне чувствуешь исходящее из него чувство преданности революции, чуждое выгоды, расчета, трусости, мещанства, эгоизма, чувство, прорезанное жертвенным элементом…

Неугасаемая никогда готовность к порыву, к подвигу – способность редкая даже в наше ультрареволюционное время, – чувствуется в этом худощавом теле и краснеющем по-девичьи лице. Эта способность тогда, в глазах рационалистически настроенных товарищей, в особенности меньшевиков, придавала в их глазах поступкам Фортунатова форму фантастической неделовитости, а секрет был в том, что таких, как Фортунатов, в нужное время оказывалось раз, два и обчелся. Большинство страдало скорее жаждой безопасности, чем фанатической готовностью очертя голову идти в борьбу, не жалея себя…

Фортунатов очень увлекается химией, любит природу, пение, может часами рассказывать о многоцветной радуге и переливах на раковинах, найденных им под Москвой…»[24]24
  Славянова 3. Эсеры. (Воспоминания) // Революция 1917–1918 гг. в Самарской губернии. Т. 1. [Самара, 1918]. С. 122–123.


[Закрыть].

Осенью 1917-го Фортунатов был избран депутатом Всероссийского Учредительного собрания по списку партии эсеров и Совета крестьянских депутатов от Самарской губернии. По словам Славяновой-Смирновой, на вечеринке, устроенной эсерами по случаю отъезда Фортунатова и других депутатов на открытие Учредительного Собрания, он «взял слово с товарищей, что когда надо будет, они выступят с оружием в руках»[25]25
  Там же. С. 125.


[Закрыть].

Действительно, оказавшись в Петрограде, Фортунатов примкнул к группе, выступавшей против позиции подавляющего большинства «учредилки». «Эту группу оппозиционеров составляли главным образом депутаты фронта или лица, так или иначе причастные к великой войне»[26]26
  Соколов Б. Защита Всероссийского Учредительного собрания // Архив русской революции. Т. 13. Берлин, 1924. С. 33.


[Закрыть]. Они разработали план защиты и готовились к активному отражению действий большевиков, однако разного рода обстоятельства помешали реализации этого плана.

Вернувшись в Самару, Фортунатов и его товарищи проигнорировали запрет местных советских властей на их выступления с рассказом о роспуске Учредительного собрания. Напротив, самарские депутаты повели довольно активную агитацию в его пользу на собраниях горожан и в казармах местного гарнизона. Значительным их успехом стал созыв губернского крестьянского съезда, из 600 участников которого не оказалось ни одного большевика. В ответ на это самарские ленинцы пошли на разгон съезда и закрытие партийного клуба эсеров, но тем самым они окончательно испортили отношения с гарнизоном.

Фортунатов и другие лидеры эсеров перешли на нелегальное положение и установили тесные контакты с подпольной офицерской организацией подполковника Н. А. Галкина. Тем временем 8-й Совет партии эсеров в мае 1918 года принял решение о переброске своих основных кадров на восток, в частности – в Поволжье, для подготовки антисоветского выступления. В Поволжье росло сопротивление крестьян начавшейся реквизиции хлеба. Фортунатову была поручена агитационная работа в воинских частях. Когда дошло до прямых столкновений с продотрядами, то на борьбу с «комиссародержавием» поднялись рабочие иващенковских заводов. Именно здесь, в Иващенкове, впервые прозвучало название Комитета членов Учредительного собрания (Комуч), инициативная группа которого была создана Фортунатовым, самарскими депутатами И. М. Брушвитом, П. Д. Климушкиным и тверским депутатом В. К. Вольским.

В это время части Чехословацкого корпуса с боями двигались от Пензы через Сызрань к Самаре. С ними, по свидетельству Климушкина, находились Брушвит и «люди Фортунатова». В начале июня пала последняя железнодорожная станция перед Самарой – Липяги. Оттуда, вспоминал Климушкин, «пробрался к нам делегат от Фортунатова и Брушвита, забрал план Самары, таинственно шепнул, что сегодня ночью «ждите», и ушел обратно»[27]27
  Цит. по: Иоффе Г. 3. Колчаковская авантюра и ее крах. М., 1983. С. 60.


[Закрыть].

Ему вторил известный каппелевец полковник Вырыпаев: «Пришедший ходок сообщил, что чехи 6-го июня решили атаковать Самару. <…> Вследствие малочисленности и неопытности участников организации (подполковника Галкина. – Я. Л.), о самостоятельном выступлении до прихода чехов думать не приходилось. Слухи же об успехах чехов все крепли и крепли. Уже слышалась орудийная стрельба между ними и красногвардейцами под Самарой у станции Липяги (17 верст на запад от Самары). Большевики отправляли навстречу чехам эшелон за эшелоном.

Состоявший в противоболыиевицкой организации видный эсер Б. К. Фортунатов, член Учредительного собрания (впоследствии член военного штаба от Самарского правительства), закладывал под полотно железной дороги близ моста через реку Самарку фугасы и простым аккумулятором, соединенным стосаженным проводом, из ближайшей ямы с демоническим спокойствием взорвал фугасы под поездом с красногвардейцами, шедшим из Самары против чехов. При этом после взрыва Фортунатов совершенно спокойно, чуть ли не по самому проводу, подходил к месту взрыва»[28]28
  Вырыпаев В. О. Каппелевцы // Вестник первопроходника. 1964. № 28. С. 7–8.


[Закрыть].

В ночь на 8 июня чехословаки вошли в город. Навстречу им выступили офицерский отряд Галкина и эсеровская дружина. В тот же день было выпущено первое воззвание Комуча, подписанное Фортунатовым и еще четырьмя депутатами.

Во главе военных сил Комуча стоял штаб Народной армии под предводительством Галкина. По словам начальника его оперативного отдела генерала П. П. Петрова, Фортунатов, будучи членом штаба, «почти не вмешивался в работу по устройству армии и большею частью участвовал в операциях как рядовой боец с винтовкой в руках. В Самарский период борьбы он был дважды ранен»[29]29
  Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918–1922 гг.). Рига, 1930. С. 21–22.


[Закрыть]. По свидетельству того же генерала Петрова, наиболее боеспособными частями Народной армии были Особая Самарская бригада (командир – подполковник В. О. Каппель) и Самарский конный дивизион под командованием Фортунатова. Помимо участия в боевых действиях, Фортунатов по линии Комуча был назначен чрезвычайным уполномоченным (особоуполномоченным) Комитета на фронте. Он также участвовал в работе Государственного совещания в Уфе.

В первую очередь Фортунатов прославился как боевой командир. «Комитетская» деятельность была для него явно вторична. Он участвовал во взятии Казани, Ставрополя (ныне Тольятти); в бою под Ставрополем его находчивость спасла от верной гибели отряд Каппеля, по представлению которого «доброволец Фортунатов» был произведен в чин прапорщика[30]30
  Приказ Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания № 251 от 24 августа (нового стиля) 1918 г.


[Закрыть] и, следующим приказом от того же числа, «за храбрость под Новодевичьем и Казанью – в корнеты[31]31
  Приказ № 252. Автор благодарит за помощь А. Б. Езеева.


[Закрыть].

Полковник Вырыпаев рассказывал: «С отрядом Каппеля (Народной армией) всегда следовал член Учредительного Собрания Б. К. Фортунатов. Официально он считался членом Самарского военного штаба, в то же время выполняя успешно обязанности рядового бойца-разведчика. Сравнительно молодой (лет 30), он был энергичный и совершенно бесстрашный человек. Ему как-то на моих глазах удалось захватить в овраге четырех красноармейцев. Спокойно сказал всегда следовавшему за ним черкесу: «Дуко…» (его имя). Тот, не задумываясь, моментально по очереди пристрелил этих четырех пленников. Случайно я все это видел и потом вечером, когда мы отдыхали, спросил его, почему он приказал Дуко пристрелить красногвардейцев. Приказ – пленных не расстреливать. Он равнодушно ответил: «Но ведь был бой!» <…>

После непродолжительного боя красные оставили Климовку, уходя на запад бесчисленными повозками. Наша пехота вошла в Климовку. Б. К. Фортунатов просил не стрелять по отходящим красным и, взяв 6–7 человек разведчиков, ускакал оврагом, чтобы отрезать хвосты уходящей колонне красных. Мы наблюдали за ним, насколько нам позволяла пересеченная местность. Через полтора-два часа Фортунатов вернулся со своими разведчиками и привел четыре военные повозки с одним пулеметом и пулеметными лентами на каждой, а красногвардейцы убежали в кустарник»[32]32
  Вырыпаев В. О. Указ. соч. С. 8–9.


[Закрыть].

Интересно сравнить его фронтовой образ с наблюдениями Славяновой-Смирновой: «Фортунатов никогда вовремя не поест, не попьет, спать может месяцами на полу, каждую ночь в разных местах и не любит в разгар революционной деятельности примитивного комфорта…»[33]33
  Славянова 3. Указ. соч. С. 124.


[Закрыть].

Наконец, яркий образ Фортунатова дает в своей повести «Встреча» писатель Иван Вольнов, находившийся в 1918 году в Самаре. Фортунатов выведен там под именем начальника кавалерийского отряда имени Учредительного собрания Португа-лова, «о храбрости и жестокости которого так много говорили в добровольческих частях». В одном месте Вольнов нарисовал портрет Фортунатова: «Высокий, щетинистый, с длинным лошадиным лицом, пыльно-загорелый и угрюмый, в простой солдатской гимнастерке, измятом картузе с георгиевской ленточкой, он ни одеждой, ни наружностью не отличался от своих солдат»[34]34
  Вольнов И. Е. Круги жизни: Повести и рассказы. М. 1991– С. 291.


[Закрыть]. В другом месте читаем: «…он был прекрасный стратег, неустрашимый воин… наравне с рядовыми солдатами мужественно нес все неисчислимые тяготы Гражданской войны так же, как рядовые, питаясь тем, что можно было добыть на пути, ночуя в поле, на сырой земле, в сараях или в седле, так же заботливо и нежно относясь к своему верному другу на войне – лошади… Португалов – член Учредительного собрания и мог бы, как другие члены Учредительного собрания, жить в лучших гостиницах, где-то заседать, куда-то торопиться на извозчике или в автомобиле, с озабоченным или непроницаемым видом носить под мышкой толстый портфель, обедать в ресторанах в обществе веселых и нарядных женщин. Он не делал этого, он рисковал жизнью – в поле, в грязи, в крови, под дождем, голодный, во вшах, в бессоннице, в неотпускающем напряжении»[35]35
  Там же. С. 338–339.


[Закрыть].

После того, как 18 ноября 1918 года в Омске произошел переворот, приведший к власти адмирала Колчака, и среди членов Комуча были произведены аресты, кое-кто из «героев» тыла настаивал на аресте Фортунатова, но Каппель (произведенный к тому времени в генералы) взял под защиту своего боевого товарища. «Как ни странно, – писал генерал Петров, – под руководством Каппеля (настроенного монархически – Я. Л.) объединились группы, имевшие ранее на фронте эсеровскую окраску»[36]36
  Петров П. П. Указ. соч. С. 84.


[Закрыть]. Петров продолжал: «Про Фортунатова можно сказать, что с самого начала действий Народной армии он редко появлялся в штабе и все время проводил на фронте с Каппелем. Показал себя отличным солдатом и командиром. Судьба его очень интересна: им был сформирован конный отряд, развернутый в дивизион под его командованием; получил чин корнета; во время отступления от Самары он бессменно прикрывал отход, а когда произошел переворот в Омске и сотрудниками адмирала Колчака был отдан приказ об аресте членов Комуча, то в отношении Фортунатова он не был исполнен. По рассказам, Фортунатов явился к Каппелю и прямо спросил: когда меня арестуете? Каппель успокоил его, что не собирается. Фортунатов до лета 19-го года пробыл в войсках Колчака и только во время боя за Челябинск или после него решил не двигаться в Сибирь, а уйти в район действий оренбургских и уральских казаков. Случайно, уже в Америке, при чтении книжки уральского атамана Толстова о судьбе казаков, мне попало<сь> имя Фортунатова. При отступлении Уральской армии к форту Александровскому зимой 19–20 года упоминается, что Фортунатовский дивизион был еще надежной частью. С уральцами в Персию он не пошел»[37]37
  Он же. Роковые годы. 1914–1920. Калифорния. 1963. С. 109–110.


[Закрыть].