Текст книги "Постоянная должность"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА 16

Брэйд опять взялся за телефонную трубку. Чтобы набрать номер, ему пришлось заглянуть в телефонный справочник.

– Но мне необходимо, – объяснял Брэйд. – Это очень важно и отнимет не более минуты. Нет, я действительно не могу ждать до трех часов!

Да, он не мог ждать. Он должен был узнать сейчас же, сию минуту. Ожидание было невыносимо.

Высокий слабый голосок, звучавший сейчас в трубке, был испуганным…

– Ты уверена? – спросил в заключение разговора Брэйд. – Так все и было!

Он подсказывал другие возможности до тех пор, пока ему не показалось, что сейчас он услышит плач. Он только еще раз спросил: «Ты абсолютно уверена?» затем бросил трубку.

Итак, теперь он знает все: и мотив и последовательность событий. По крайней мере думает, что знает.

Но как обосновать свои подозрения? Как нужно поступить, чтобы доказать несомненный, с его точки зрения, факт, чтобы он стал признанным фактом и для других? Он сидел, спокойно размышляя, до тех пор, пока солнце не опустилось так низко, что стало светить ему прямо в глаза, и ему пришлось встать и задернуть штору. В этот момент послышался осторожный стук в дверь. Теперь Брэйд уже сразу узнавал дородную фигуру, контуры которой неясно виднелись сквозь матовое стекло.

– Входите, мистер Доуни!

– День добрый, профессор! Узнал о звонке и решил, что мне лучше сразу прийти. Сожалею, что меня не было на месте.

– Это неважно.

– Отлично, проф. Что еще случилось? У такого человека, как вы, должны быть веские причины, чтобы названивать в полицию.

– Боюсь, что так. – Брэйд с нетерпением следил за тем, как полный детектив усаживается поудобней, и сразу выпалил:

– Послушайте, на мою жизнь было покушение!

Доуни, который полез было в жилетный карман за сигарой, замер, и из его глаз исчезло дружелюбие. Они были холодными, когда он спросил:

– Неужели? И вы пострадали?

– Нет, я спасся. Но еще одно мгновение…

– Так сказать, в самую последнюю секунду?

– Вот именно.

Брэйд внезапно почувствовал мертвящий холод. Не было никакого сомнения, что детектив смотрит на него враждебно. Нет, еще точней; впервые Доуни смотрел на него так, как будто он наконец убедился, что Брэйд и есть убийца.

Взяв себя в руки, Брэйд неторопливо рассказал, каким образом он обнаружил, что кто-то испортил его баллон с кислородом. Доуни слушал безучастно, полуприкрыв глаза веками. Только однажды он проявил интерес: когда Брэйд заговорил о жидкости, напоминавшей глицерин. Сжав руками край стола, Доуни сразу же переспросил:

– Глицерин? Это нечто вроде нитроглицерина?

Брэйд подавил раздражение:

– Нет, нет! Сам по себе глицерин довольно безопасен. Он применяется в кондитерских изделиях и в косметике.

– Безопасен? Но тогда…

– Безопасен в обычных условиях. Но если открыть этот баллон, то тогда чистый кислород создаст в небольшой камере давление около 125 атмосфер. Заметим для сравнения, что давление кислорода в воздухе составляет примерно лишь 0,2 атмосферы. Под действием кислорода высокого давления безопасный в обычных условиях глицерин вступает в бурную реакцию, выделяя значительное количество тепла…

– Вы хотите сказать, взрывается?

– Да. Кислород сорвал бы главный вентиль с баллона и вырвался наружу, превратив сам баллон в чудовищный снаряд.

Доуни глубоко вздохнул и почесал пухлую щеку жестким ногтем:

– А эта дрянь не могла попасть туда случайно?

– Нет, – твердо ответил Брэйд. – Резьбу на кислородном баллоне нельзя смазывать ни в коем случае, и я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь сделал это случайно. В прошлый четверг резервуар был в полном порядке, его испортили преднамеренно.

– Чтобы убить вас, проф? Правильно я понял?

– Очевидно. Другого объяснения не может быть. Этим баллоном пользуюсь только я, и никто другой. Еще минута – и я бы повернул главный вентиль. Фактически я был на волоске от смерти.

Доуни кивнул. Он по-прежнему держался отчужденно.

– Так вы полагаете, что тот же самый малый, который отравил вашего парня, смазал и эту штуку с кислородом?

– Наличие двух убийц в одном здании выходило бы за рамки простого совпадения, не так ли?

– Конечно. И поэтому вы считаете, что убийца не вы, поскольку вы тоже жертва?

– Видите ли…

– Но на самом-то деле вы ведь не стали жертвой, не так ли? Вы целы-целехоньки и в такой же безопасности, как если бы сидели в церкви, потому что вы все же не повернули вентиль. Так ведь? А не вы ли сами намазали этот сироп, профессор?

– Что?! Послушайте!..

– Нет, слушайте вы! Меня тошнит от всего этого, понятно? Я ошибался, когда, несмотря на все улики, считал вас невиновным. А теперь вы сами взвалили вину на себя, потому что не смогли усидеть спокойно.

Заметно оживившись, Доуни продолжал:

– Преступник может смирнехонько сидеть, ничего не делая, и считать, что полиция не найдет улик, достаточных, чтобы засудить его. Так лучше всего поступать, хотя и всего труднее. Вы так вести себя не смогли потому, что у вас чересчур развито воображение: вы из тех, кто выдумывает всякую всячину, а от этого еще больше нервничает… Другой выход уже похуже: поскорее удрать, дать тягу. Для вас он невозможен: у вас семья, положение. Бывает, у преступника остается последний выход – перейти в контратаку. Он может сфабриковать факты, оправдывающие его. Чтобы сделать такую штуку, преступник должен считать себя куда ловчее полиции. Профессору нетрудно именно так и посчитать, ведь ваша профессия требует известной ловкости мышления, не правда ли?

Брэйд решительно прервал его:

– Уверяю вас, ничего подобного в моем случае не было!

– Хорошо, проф, слышу. Но давайте все же проследим дальше. Самый обычный способ подтасовки фактов, с которым мы сталкиваемся, – это когда подозреваемый выставляет себя жертвой. Вот, например, ограбили несколько квартир, и мы считаем, что грабитель – один из малых, живущих по соседству. Глядишь, ограблена квартира самого подозреваемого. Выходит, он тоже жертва и не может быть грабителем, не так ли?

– Значит, я сам испортил баллон?

– Профессор, вы знаете, как я к вам относился. А сейчас думаю, что вы именно так и сделали.

Брэйд взял манометр и спокойно спросил:

– Тогда он вам не нужен как улика?

– Это не улика.

Брэйд кивнул. Он вытер резьбу манометра и баллона мягкой тряпкой, которую окунул сначала в спирт, а потом в эфир. Затем он обдул резьбу сжатым воздухом. «Потом я сделаю это более тщательно», – подумал Брэйд и ввернул манометр в баллон, сердито постукивая гаечным ключом.

Положив ключ, Брэйд повернулся к Доуни, внимательно следившему за ним.

– Я вижу насквозь ваши психологические приемы, мистер Доуни. Вы пытаетесь создать вокруг меня видимость сети логических выводов и полагаете, что я в ней запутаюсь и со страху сделаю признание. А тогда вы будете располагать драгоценными уликами, нужными для присяжных. Этот номер не пройдет!

– Почему же?

– Потому что он может пройти только в одном случае: если подозреваемый виновен. А я невиновен. Более того, я знаю, кто убийца.

Доуни широко улыбнулся:

– Применяете психологию теперь ко мне, профессор?

– Нет, я в этих делах не мастак.

– Ладно. Так кто же убийца?

Брэйд чувствовал, что доведен до отчаяния терпеливой снисходительностью Доуни, с какой обычно разговаривают с маньяками. «Мне тоже нужны доказательства для присяжных, и я добуду их для вас. Только наблюдайте, что я буду делать».

Брэйд быстро взглянул на часы, подошел к телефону и набрал внутренний номер:

– Говорит профессор Брэйд. Вторая лабораторная работа уже почти закончилась, не так ли? Не зайдете ли вы ко мне сейчас? – Он положил трубку. Еще несколько секунд терпения, мистер Доуни.

ГЛАВА 17

Роберта тихо постучала в дверь, и Брэйд впустил ее. Она была в сером лабораторном халате, который был ей явно велик. Около верхнего кармана с карандашами халат был выпачкан красным, а еще где-то обесцвечен и прожжен реактивами. Она внесла с собой слабый запах лаборатории органической химии запах, который студенты вначале не любят, а потом перестают замечать. Ее лицо казалось безжизненным, а глаза беспокойно бегали.

«Бедняжка», – невольно подумал Брэйд и сказал:

– Роберта, этот джентльмен – мистер Джек Доуни.

Ее глаза на мгновение остановились на Доуни. Она прошептала:

– Очень приятно.

– Он детектив, который занимается нашим делом, – продолжал Брэйд. Веки у девушки дрогнули.

– Несчастным случаем с Ральфом. Впрочем, мистер Доуни полагает, что смерть произошла не в результате несчастного случая. Я придерживаюсь того же мнения. Это было убийство.

Ее безжизненное лицо сразу изменилось:

– Что вы говорите! – Она перевела взгляд на детектива и пристально посмотрела на него. – Я знала, что он не мог совершить этой глупой ошибки. Кто… кто убил?

– Это мы и пытаемся выяснить. И вот что. Мистер Доуни знает о вашей дружбе с Ральфом и о том, что вы ссорились.

– Ссорились? Когда?

– Роберта, сядьте, пожалуйста, – попросил Брэйд – Есть один вопрос, который я хотел бы выяснить, и полагаю, вы можете помочь.

Роберта поколебалась, затем медленно опустилась на ближайший к двери стул:

– О какой ссоре вы говорите, профессор Брэйд?

– В кафетерии.

Она казалась удивленной так же, как и Доуни, хотя последний в меньшей степени.

– Вы спорили о том, какой сорт мороженого заказать?

Роберта покачала головой.

– Совершенно не помню. Кто вам сказал? – Она смотрела то на одного, то на другого, как загнанный, испуганный зверек.

– Бармен, наблюдая, как вы спорили, определенно расслышал слово «фудж», а потом вы заказали мороженое «фудж».

Брэйд замолчал. Молчала и Роберта. Казалось, она еще больше побледнела.

– Роберта, не объясните ли вы мистеру Доуни, что бармен мог неправильно истолковать услышанное слово? Не объясните ли вы другое значение слова «фудж», то, которое обычно в ходу у студентов?

Она продолжала молчать.

– Роберта, ведь правда, я не ошибаюсь: «фудж» не только сорт мороженого, это выражение означает «слиповать», «подделать»? Вы спорили о липовых данных, а не о сорте мороженого?

– Нет… – с трудом выговорила она.

– Вчера я застал вас в лаборатории Ральфа. Вы хотели уничтожить его тетради? Спасти репутацию Ральфа?

Роберта через силу отрицательно покачала головой.

– Бесполезно отрицать, Роберта. Я тоже просмотрел его тетради. И я обнаружил фальсификацию.

– Это было не так! – воскликнула она в отчаянии. – Ральф не сознавал, что делает.

Брэйд нахмурился:

– К несчастью, Роберта, Ральф знал, что делает. Он многие месяцы занимался подтасовкой. Не защищайте его. Для подобного поступка нет оправданий.

– Говорю вам, он не понимал, что делает! Он должен был получить ученую степень и думал только об этом. Ральф был настолько уверен в своей теории, что считал лишь вопросом времени получение соответствующих данных и…

– И тем временем он подделал результаты, на которые мог опереться, если бы нужные данные не появились? Не так ли?

– Клянусь, профессор Брэйд, что он не собирался использовать эти цифры! Никогда! Я хочу сказать… – Она беспомощно вытянула руки, пытаясь жестами объяснить слова, которые не в силах была произнести. Наконец ей удалось собраться с мыслями: – Он сказал бы вам. Он пришел бы к вам еще до защиты.

– Он говорил вам, что сделает это? – спросил Брэйд. Жалость к девушке все нарастала, но он уже не мог ей помочь.

– Я знаю, что он поступил бы именно так.

Наклонившись над столом, в разговор наконец вмешался Доуни:

– Профессор, если вы не возражаете, я прерву вас на одну минутку. Мисс, можете ли вы сказать мне одну вещь? Как вам удалось узнать об этой липе? Ведь ваш приятель не рассказывал вам об этом?

– Нет. – Какое-то мгновение она смущенно смотрела на детектива. – У меня был ключ от его лаборатории. Иногда я входила, когда он не ждал меня. Один раз я подкралась к нему сзади, на цыпочках, знаете…

Доуни кивнул:

– Собирались закрыть ему глаза ладонями, или поцеловать, или что-нибудь в этом роде. Конечно, знаю. Продолжайте.

– Я видела, что он делает. Он вписывал произвольные цифры, чтобы подогнать решение уравнения. Я спросила его, зачем…

Она закрыла глаза, подавленная воспоминаниями.

– И он ответил? – спросил Доуни.

Она покачала головой:

– Нет. Он… Он ударил меня. Он вскочил со стула и ударил меня, а потом, как дикий, уставился на меня, но…

– Но вы узнали, чем он занимался?

– Да.

– Когда все это произошло?

– Недели три назад.

– И вы из-за этого ссорились в кафетерии? Вы пытались заставить его прекратить все это и начать работу сначала?

– Да.

Доуни откинулся назад и взглянул на Брэйда:

– Вы выиграли этот раунд, проф. – Он несколько оживился: – Есть еще что-нибудь на уме?

– Я не уверен… – начал было Брэйд, но в этот момент дверь в кабинет приоткрылась. Брэйд поднял глаза. В дверях стоял Кэп Энсон, держа в одной руке ключ, а в другой трость.

Старик с явным неудовольствием посмотрел на всех находившихся в кабинете и, не поздоровавшись, проворчал:

– Мы договорились о встрече, Брэйд.

– Боже мой, конечно! – с волнением взглянув на часы, воскликнул Брэйд. Было ровно пять. – Послушайте, Кэп, дайте мне десять минут, хорошо? Может быть, вы присядете, мы скоро закончим.

Брэйд встал, прошел мимо Энсона, запер дверь и потом, мягко положив руку на плечо старику, заставил его сесть.

– Это ненадолго.

Кэп Энсон многозначительно посмотрел на свои часы:

– Нам предстоит многое сделать.

Брэйд кивнул и повернулся к Роберте:

– Вопрос теперь заключается в следующем, Роберта. Как все это повлияло на ваши с Ральфом взаимоотношения? Я имею в виду все эти липовые результаты.

Энсон наклонился вперед и спросил раньше, чем кто-либо вымолвил слово:

– О каких липовых результатах идет речь?

Ответил Брэйд:

– Ральф, очевидно, подгонял свои экспериментальные данные таким образом, чтобы они соответствовали его теории. Перед вами, кстати, детектив Доуни из полиции, занимающийся расследованием. А это профессор Энсон.

Энсон не обратил никакого внимания на представление. Он спросил с озлоблением:

– Тогда к чему был весь субботний разговор о том, что вы продолжите работу этого юноши?

– Я установил это только вчера, в воскресенье, – сказал Брэйд. – Но, Роберта, вы не ответили мне. Как все случившееся повлияло на ваши взаимоотношения?

– Мы поспорили, только и всего. Я поняла, почему он был вынужден так поступать. Я знала, что он не будет… что он исправится.

– Он сам говорил это?

Роберта молчала.

– Послушайте, Роберта, вы лучше всех знали Ральфа, его подозрительность, его склонность считать, что все против него. Ну, не так ли?

– Ему пришлось многое пережить…

– Я не осуждаю его. Я пытаюсь просто констатировать факт. Вы одна из немногих, к кому он хорошо относился и кому доверял, но вот вы начинаете следить за работой Ральфа и обвиняете его. Он и в вас теперь видит тоже гонителя, врага. Понимаете, к чему я клоню?

Доуни опять прервал Брэйда:

– Слушайте, проф, вы так рассуждаете, будто хотите доказать, что парень убил эту молодую леди. Она жива, как вы можете заметить.

– Я сознаю это, – сразу же ответил Брэйд. – Но если Ральф начал думать о Роберте как о враге, он совсем не обязательно должен был ее убивать, он мог порвать с ней – вот и все.

– Нет, нет! – покачала головой Роберта.

Брэйд жестоко продолжал:

– И совсем нет ничего невероятного в том, что брошенная девушка мстит за это по-своему.

– Что вы имеете в виду? – воскликнула Роберта.

– Что вы убили Ральфа!

– Но это – безумие!

– Так вы полагаете, что кто-то другой мог убить его из-за этих липовых данных? – холодно спросил Брэйд. – Кто же другой мог знать о них? – Брэйд встал и наклонился над девушкой.

Она отпрянула:

– Нет! Не знаю!

– Вы когда-нибудь громко ссорились с ним из-за этого поздно вечером в его лаборатории?

– Да, пожалуй… однажды.

– И кто-то подслушал вас? Кто-то был рядом и все слышал?

– Никто… Я не знаю…

Кэп Энсон прервал Брэйда:

– Послушайте, зачем вы запугиваете бедную девушку?

Брэйд отмахнулся от вопроса. Он спросил еще раз:

– Кто мог слышать вас, Роберта? Кто?

– Но откуда я могу знать?

– А не он ли? – Брэйд с яростью показал пальцем на Энсона.

ГЛАВА 18

Энсон сердито фыркнул:

– Что такое?

Несколько мгновений в комнате можно было наблюдать своеобразную живую картину: Брэйд с вытянутым указательным пальцем, поднявший палку негодующий Энсон, готовая расплакаться Роберта и бесстрастно наблюдающий за всем Доуни.

Брэйду пришлось опустить руку. Он был испуган. Он так тщательно все рассчитал: знал, что Энсон придет точно в пять, именно к этому моменту безжалостно довел Роберту до отчаяния с тем, чтобы в момент максимального накала страстей переложить всю тяжесть вины на Энсона.

Чего он ожидал? Что Энсон растеряется и начнет бормотать признания, а Доуни получит доказательства для присяжных? Да, пожалуй, именно этого.

– Как сказал этот человек? Что такое, профессор? – переспросил Доуни.

У Брэйда сжалось сердце, но он ответил:

– Это сделал Кэп Энсон.

– Что сделал? – Энсон требовал ясности.

– Убил Ральфа. Вы убили Ральфа, Кэп!

– Клевета!

– Это правда, – подавленно промолвил Брэйд. – Вы подслушали ссору Ральфа и Роберты. Кто еще ночью бродит по коридорам? Всю жизнь у вас была такая привычка. Вы узнали, что Ральф подтасовывает результаты.

– Ваши рассуждения еще не означают, что так и было. Но даже если бы я и узнал об этом, что отсюда вытекает?

– Отсюда вытекает вот что: он был моим аспирантом, Кэп, а я – вашим. Брэйд встал и устремил пристальный взгляд на Энсона. На какое-то время важно было только происходящее между ними, когда они смотрели в глаза друг другу. Поступки Ральфа бросают тень на меня, Кэп, но от меня они, в свою очередь, отражаются на вас. Ваша репутация, ваша слава были поставлены на карту.

– Моя репутация, – начал Энсон дрожащим голосом, – в безопасности. Ничто не может ей повредить.

– Я думаю иначе. По-моему, всю свою сознательную жизнь вы хватались за свою славу обеими руками, судорожно пытались ее удержать. Вы помните, Кэп, что сказал о вас ваш любимый аспирант Кинский? Вы называли себя капитаном корабля исследований. Да, вы были капитаном, ваши ученики – командой. А в открытом море капитан имеет право распоряжаться жизнью и смертью любого из членов экипажа, не так ли, капитан?

– Не понимаю, что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что вы всегда хотели иметь право распоряжаться жизнью и смертью своих учеников если не сознательно, то подсознательно, иначе бы вы не лелеяли это прозвище: «Кэп» – капитан. А теперь вы узнали, что аспирант вашего аспиранта, и тем самым все еще ваш аспирант, сделал наихудшее – нарушил одну из заповедей науки, совершил единственный непростительный, единственный смертный грех. И вы осудили его на смерть. Вы считали, что вынуждены это сделать.

Его прервал Доуни, голос которого прозвучал неожиданно и поэтому заставил всех вздрогнуть:

– Вы полагаете, проф, что старик проник в лабораторию парня и подменил колбочки?

– У Кэпа ключи ко всем помещениям, – сказал Брэйд.

– А как он узнал, что делает этот аспирант? Он что, регулярно заходил туда и просматривал его записи?

– Ему незачем было это делать. Он много времени проводил в моей лаборатории. Он был здесь, например, в пятницу, когда я зашел после лекции. Он был здесь сегодня утром. Да что там говорить, он только что вошел сюда. А вторые экземпляры работы Ральфа вместе с подтасованными данными и всем остальным находятся здесь, в моем кабинете. В них Ральф тщательно описывал свои эксперименты, вплоть до заблаговременного приготовления колб. Кэпу легко было решить, что сделать, и он это сделал. Его собственная педантичность помогла ему понять и использовать педантичность Ральфа.

– Все эти заявления ничем не подтверждаются, – прервал их Энсон. – Мне не нужно отвечать на них.

В отчаянии Брэйд продолжал:

– Затем, когда он узнал, что я собираюсь продолжать работу Ральфа… – Он остановился, чтобы перевести дыхание, вынул носовой платок и вытер лоб. – Вы пытались отвлечь меня от работы Ральфа, Кэп. Вы пытались сделать это в зоопарке в субботу, когда хотели заинтересовать меня сравнительной биохимией. А когда вам это не удалось, вы и меня приговорили к смерти. Я бы опозорил вас, поэтому вы решили…

Доуни встал с еще более озабоченным выражением на своем широком лице.

– Профессор, – уговаривающим тоном начал он, – не волнуйтесь. Давайте по порядку. Говорите о парне. Говорите о парне.

Брэйд опять провел платком по лицу.

– Хорошо. Я буду говорить о парне. Приведу в доказательство один факт. Этот человек, – его палец дрожал, когда он опять показал на Энсона, – раб времени. Все преподаватели в какой-то мере такие рабы, но он в этом отношении превосходит многих. Он приходит на встречу всегда с точностью до минуты. Сегодня он пришел сюда в пять ноль-ноль…

– Я это заметил, – подтвердил Доуни.

– Мы все потакаем ему в этом и тоже приходим на встречу с точностью до минуты. Он не допускает никаких возможностей опоздания, не принимает никаких оправданий. Но в прошлый четверг я не мог прийти домой в пять часов, потому что обнаружил тело Ральфа, и остался в университете. Откуда же, Кэп, вы заранее знали, что именно в этот день наше свидание не состоится? Разве когда-нибудь до этого я хоть раз не пришел или опоздал?

– О чем вы разглагольствуете? – презрительно процедил Энсон.

– В четверг, ровно в пять часов дня, вы встретили на улице мою дочь. В тот день вы в университете не были. Никто не поставил вас в известность о происшествии. Однако вы отдали Джинни рукопись и сказали: «Передай это отцу, когда он придет». Что заставило вас предполагать, что меня нет дома?

– Что ж, вас ведь действительно не было? Или вы это отрицаете?

– Да, меня не было дома, но откуда вы это знали? Вы ведь не спрашивали Джинни, дома ли я. Вы даже не подошли к дому. Вы просто отдали девочке рукопись и сказали: «Передай это своему отцу, когда он придет». Вы знали, что меня нет. Именно в этот, единственный раз. Вы знали, что я в университете, рядом со смертью. Как вы могли знать это, Кэп?

– Не кричите, пожалуйста! – отозвался Энсон.

– Это вы устроили мне свидание со смертью! Вы знали, что Ральф Ньюфелд мертв, потому что отравили коническую колбу, предназначенную им для четверга. Вы знали, что я должен буду обнаружить тело, когда зайду сказать Ральфу «до свидания», и что я обязательно это сделаю, – ведь традицию прощаться с аспирантами я перенял от вас. Но хотя вы и знали все это, вы не смогли отказаться от своей привычки точно идти на место встречи и пришли к моему дому, чтобы отдать рукопись.

– Все это глупо. Ваша дочь сказала, что вас нет дома.

– Вы не спрашивали ее.

– Спрашивал.

– Нет, Кэп. В тот день она сказала, что вы велели ей передать мне рукопись, когда я приду домой. Вспомнив это сегодня днем, я подумал, что, возможно, она не все мне рассказала. Поэтому я позвонил в школу. Я заставил ее снова повторить мне все. Переспрашивал несколько раз. Вы не задавали ей вопроса, дома ли я. Вы были уверены. Вы знали.

Энсон посмотрел на Доуни:

– Несомненно, моим словам больше веры, чем словам ребенка. Она могла забыть. Ведь это был случайный разговор, четыре дня назад.

– Профессор Брэйд, похоже, что все так, как говорит другой профессор, сказал Доуни. – Присяжные не поверят.

– Я все разъяснил вам: побудительные причины, последовательность событий. Все сходится.

– Сходится, – согласился Доуни. – А вдруг случайно? Я, пожалуй, могу придумать историю, которая будет всех убеждать, что убийца вы, или находящаяся здесь молодая мисс, или еще кто-нибудь. Разве не гак обстоят дела в вашей химии? Разве вы не можете подвести множество различных теорий для обоснования того или другого эксперимента?

– Да, – безучастно подтвердил Брэйд.

– Только та теория верна, которую вы можете подтвердить другими экспериментами. Приятно, конечно, разрабатывать логическую цепь, но вы не представляете себе, что может сделать с ней опытный защитник, если вы ничем другим не располагаете.

Брэйд опустил голову. Он сделал все, что мог, но ничего не добился.

– Я могу, конечно, задержать профессора Энсона, – продолжал Доуни, допросить его, но это будет не очень хорошо выглядеть, если он невиновен. Он большой человек в своем деле, о нем хорошего мнения. Для того, чтобы опереться на ваши доводы, мне нужно кое-что более основательное, чем куча логического хлама. Мне надо опереться на что-то надежное, вроде вот этой штуки. – Он ударил кулаком по кислородному баллону так, что тот гулко зазвучал. Что-нибудь, на что я могу налечь и повернуть… – Он схватился за главный вентиль.

Энсон, неистово взмахнув тростью, вскочил и закричал:

– Прочь оттуда, болтливый идиот! – Его трость со свистом рассекла воздух.

Молниеносным движением Доуни поймал трость в воздухе и притянул Энсона к себе:

– Что-нибудь не в порядке с этим баллоном, профессор Энсон? – спросил он мягко.

На лице Кэпа Энсона внезапно проступила мертвенная бледность.

– Откуда вы знаете, что с этим баллоном что-то не в порядке? – переспросил Доуни.

Роберта пронзительно закричала:

– Вы отравили его! Вы отравили его! – и бросилась вперед. Брэйд схватил ее за руки.

Энсон резко повернулся лицом к девушке и хриплым голосом сказал:

– Он этого, заслужил. Он изменил науке.

– Так это вы отравили его? – спросил Доуни. – Перед вами свидетели, профессор. Не говорите необдуманно.

– Мне в первую очередь следовало бы заняться им! – Энсон показал на Брэйда и пронзительно закричал: – Бездарь! Я сказал вам на следующее утро, что убили вы, и так оно и есть. Вы были настолько глупы, что позволили ему подделывать данные! Вы сделали его смерть необходимой! Вы в ответе за все! – Его голос от дикого крика понизился до шепота, когда он сказал: – Да, я отравил Ральфа Ньюфелда, – и беспомощно опустился на стул.

Брэйд и Доуни остались одни в кабинете. Доуни вымыл руки и теперь энергично вытирал их бумажным полотенцем.

– Они будут очень строги к нему? – спросил Брэйд. Теперь, когда все неистовство момента спало, Кэп для него опять стал просто Кэпом, его учителем, почти что его отцом.

– По-моему, его не будут судить, – ответил Доуни, постучав по лбу толстым указательным пальцем.

Брэйд с грустью кивнул головой.

– Слушайте, проф, теперь мне прежде всего хочется сказать, как я рад, что мое первое мнение о вас было правильным. Жалею, что некоторое время я вам не верил.

– Ваша работа требует, чтобы вы сомневались.

– Точно. А вы сами, для любителя, проделали дьявольски хорошую сыскную работу.

– Разве? – Брэйд слабо улыбнулся.

– Несомненно. Вы разрешили эту загадку. Располагай я теми же фактами, что и вы, я тоже смог бы это сделать, но, пожалуй, не так хорошо и быстро.

Брэйд в раздумье произнес:

– Видите ли, пожалуй, я давно обо всем догадался, еще когда дочка передала мне слова Кэпа. Но я не мог заставить себя поверить. А когда я обнаружил, что кто-то смазал глицерином баллон, я опять подумал о Кэпе. И снова отбросил эту мысль. В конце концов, какой мотив может у него быть, подумал я, – только тот, что я отказался прекратить исследования Ральфа? Я не знал тогда, что ему известно о подтасовке данных, и он считает поставленной на карту репутацию всей своей жизни. Безопасность его славы! – Брэйд опустил голову.

– Когда же вас окончательно надоумило?

– Сегодня, во время лабораторных занятий. Это была мелочь. Я думал о том, как мы, преподаватели, прикованы к часам, а это всегда наводило меня на мысли о Кэпе. И когда я об этом размышлял, один студент передал свой отчет аспиранту, проводившему лабораторные занятия. Это заставило меня снова вспомнить, как Кэп передавал свою рукопись Джинни. Оставалось только поразмыслить, чтобы все встало на свои места.

– Повторяю – настоящая хорошая работа. Одно только: вы чуть все дело не испортили тем, что слишком много говорили. Знаете, что я имею в виду?

– Что?

– Здесь-то и сказался любитель. Вы хотели рассказать старику все. А зачем? Если он виновен, он и сам все знает. Понимаете? Поэтому всего говорить не надо. Вы что-то оставляете. Так, как с баллоном. Не останови я вас, вы бы и это выболтали. Тогда что?.. Подозреваемому надо рассказать только часть истории, а поскольку он знает ее целиком, то в возбуждении не сможет сориентироваться, какую часть вы ему сообщили, а какую – нет. Поняли? Тогда-то он и пойман! Так ведь и получилось, когда старик выдал себя, показав, что знает о каком-то непорядке с баллоном.

– Что ж, благодарю за науку, мистер Доуни.

Детектив пожал плечами:

– Старый профессиональный прием. Ладно, я думаю, мы теперь распрощаемся, проф. Надеюсь больше не встретиться! По делам, хочу сказать.

Брэйд рассеянно пожал протянутую ему руку и оглядел кабинет, словно никогда раньше его не видел.

– Все это заняло всего около ста часов…

– Показалось намного дольше, могу спорить?

– Будто целая жизнь…

Наклонив голову набок, Доуни спросил:

– Как вся эта история отразится на вашей работе?

– Что? Ах, да, видите ли… – Брэйд рассмеялся коротким смешком, в котором еще слышался отзвук неистовства. – Теперь мне на это наплевать! Значительную часть своей жизни я только тем и занимался, что ждал постоянной должности сидел тихонько и старался быть незаметным. Оказывается, несравненно приятнее давать отпор. Когда я дал отпор Рейнку и Фостеру, я понял, что можно сделать, когда больше нет смысла прятаться и можно позволить себе подраться!

Доуни наблюдал за ним заинтересованным взглядом исследователя человеческих взаимоотношений:

– С вашей стороны, проф, это было дьявольски хорошей потасовкой.

С неожиданной энергией Брэйд воскликнул:

– Так оно и было – все это, вместе взятое! Конечно, было. – Он сражался против всего – начиная от возможной потери работы и семьи и кончая возможностью сесть на электрический стул. Он медленно добавил:– И я победил.

– Наверняка победили, профессор.

Брэйд облегченно рассмеялся. Он подумал о Литтлби. У бедного слюнтяя свои проблемы. На его факультете оказались и убийца и жертва. По этому поводу ему еще предстоит предстать перед руководителем аспирантуры. А тому – перед президентом университета. Далее попечители, а за ними – газеты.

Вверх и вниз по лестнице – никто не в безопасности. У каждого свой дьявол, с которым приходится сражаться. Счастлив тот, у кого есть сила воли, чтобы бороться. Так, как это сделал Брэйд.

– Я сейчас пойду домой, – сказал Брэйд. – Я опять опаздываю, а Дорис должна узнать обо всем.

– Не беспокойтесь о жене. Я решил, что вы слишком взвинчены, позвонил ей и сказал, что все о'кэй. Я предупредил, что вы, возможно, запоздаете. Отправляйтесь домой. Если вы мне все же понадобитесь, я знаю, где вас найти.

– Несомненно. И большое вам спасибо, мистер Доуни.

Они еще раз обменялись рукопожатиями и вместе вышли из здания. Уже на полпути к стоянке Брэйд снова обернулся к детективу:

– И вот смешное дело, мистер Доуни, наконец-то после всех этих лет я получил постоянную должность. Неважно, что произойдет с моей работой; я утвержден на постоянную должность в том единственном месте, где это имеет значение. – Он постучал пальцем по нагрудному карману.