Текст книги "Взгляд назад"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Айзек Азимов
Взгляд назад

Если Эммануэль Рубин и знал, как рассуждать без назидательности, то умело это знание скрывал. – Когда пишешь рассказ, – вещал он, – то первым делом нужно придумать окончание. Конец рассказа есть окончание лишь для читателя. Для писателя же это самое начало. И если ты во время работы не будешь каждую минуту совершенно точно знать, куда именно движешься, то не попадешь никуда – или куда угодно.

Юный гость Томаса Трамбуля, приглашенный на этот ежемесячный банкет «Черных вдовцов», не сводил с Рубина глаз, зачарованно следя за подергиванием его клочковатой седой бороденки и поблескиванием толстых очков, и обоими ушами впитывал его уверенный и раскатистый голос.

Гость же являл собой молодого человека чуть старше двадцати, весьма худого, высоколобого, но с маленьким подбородком. Его одежда почти сияла чистотой, словно он ради столь знаменательного события разорился на новенький костюм. Звали его Милтон Питерборо.

– Означает ли это, что сперва нужно написать план рассказа, мистер Рубин? – спросил он с легкой дрожью в голосе.

– Нет! Написать-то ты можешь, если хочешь, но я этого никогда не делаю. Совсем не обязательно знать точно, какой дорогой ты пойдешь. Нужно знать лишь конечный пункт, вот и все. Как только он станет известен, то туда приведет любая дорога. Работая, нужно постоянно смотреть из конечной точки назад, именно этот взгляд и будет тебя направлять.

Марио Гонзало, который все это время быстро и ловко рисовал карикатуру на гостя, изобразив его глаза необыкновенно большими и придав им выражение детской невинности, заметил:

– Да брось, Мэнни. Такие трюки с сюжетом еще могут сойти для твоих дешевых детективчиков, но истинный писатель имеет дело с характерами, так ведь? Он создает людей, те ведут себя в соответствии со своими характерами, именно это и направляет сюжет, иногда удивляя даже самого автора.

Рубин медленно повернулся и изрек:

– Если ты говоришь о длинных бесхребетных романах, Марио, – при условии, что ты вообще хоть что-то имел в виду, – то мастеровитый автор вполне способен доковылять до конца подобной тягомотины и выдать более или менее приемлемый текст. Но книжонку типа «сам не знаю, куда иду» распознать можно всегда. Даже если простить аморфность ради каких-либо достоинств книги, тем не менее приходится прощать, а это напрягает читателя и является недостатком. С другой стороны, рассказ с лихо закрученным сюжетом, в котором все идеально притерто друг к другу, есть благороднейший литературный продукт. Он может оказаться плохим, но никогда не потребует что-либо прощать. Взгляд назад…

Сидящий на другом конце комнаты Джеффри Авалон обреченно взглянул на Рубина и заметил:

– По-моему, ты совершил ошибку, Том, с самого начала сообщив Мэнни, что сей молодой человек – начинающий писатель. И теперь Мэнни сел на своего любимого заезженного конька – на этой кляче он может плестись бесконечно. – Авалон помешал пальцем лед в своем стакане и угрожающе свел черные брови.

– Вообще-то, – ответил Томас Трамбуль, чье морщинистое лицо обрело в тот вечер несвойственную ему безмятежность, – парнишка сам захотел встретиться с Мэнни. Он восхищается его рассказиками, бог знает почему. Словом, он сын моего друга и весьма приятный юноша, вот я и решил показать ему суровую сторону жизни, приведя сюда.

– Я тоже не прочь иногда пообщаться с молодежью, – заметил Авалон. – Но меня просто трясет, когда я выслушиваю литературные теории Рубина. Генри!

Молчаливый и весьма расторопный официант, обслуживающий все банкеты «Черных вдовцов», мгновенно очутился рядом, причем создалось впечатление, что для этого ему даже не пришлось двигаться.

– Да, сэр?

– Генри, что это за странная суета?

– Обед сегодня подадут из буфета, – пояснил Генри. – Шеф приготовил различные индийские и пакистанские блюда.

– С карри?

– С большим количеством карри, сэр. Такова была просьба мистера Трамбуля.

– Я захотел карри, и сегодня обед оплачиваю я! – взвился Трамбуль под обвиняющим взглядом Авалона.

– А Мэнни не будет такое есть и станет совершенно невыносимым.

Трамбуль пожал плечами.

* * *

Невыносимым Рубин не стал, зато в громких выражениях не стеснялся. Похоже, лишь на Роджера Хэлстеда никак не повлияла рубиновская тирада против всего индийского.

– Хорошая оказалась идея насчет буфета, – сообщил он, вытер губы салфеткой и, блаженно улыбаясь, принялся накладывать себе третью порцию всего подряд.

– Роджер, если ты не перестанешь жевать, то мы начнем избиение младенцев под твое чавканье, – сказал Трамбуль.

– Валяйте, – радостно отозвался Хэлстед. – Я не возражаю.

– Ты об этом еще пожалеешь, только позже, – пообещал Рубин, – когда перец проест тебе желудок насквозь.

– И начнешь заседание ты, – добавил Трамбуль.

– Если вы не будете против того, что я стану говорить с набитым ртом, – предупредил Хэлстед.

– Тогда начинай.

– Чем вы можете оправдать свое существование, Милтон? – прочавкал Хэлстед.

– Ничем, – ответил Питерборо, у которого от неожиданности даже слегка перехватило дыхание. – Быть может, потом, когда я получу диплом…

– Где вы учитесь?

– В Колумбийском университете, химический факультет.

– Химический? – удивился Хэлстед. – А я было решил, что на факультете английской филологии. Я правильно понял за коктейлем, что вы страстно желаете стать писателем?

– Никому не запрещено стремиться стать писателем, – заметил Питерборо.

– Страстно стремиться, – мрачно буркнул Рубин.

– И что вы желаете написать? – спросил Хэлстед.

Питерборо помедлил и с легким вызовом ответил:

– Ну… я всегда был поклонником фантастики. Как минимум, с девяти лет.

– Боже… – пробормотал Рубин, демонстративно закатив глаза.

– Фантастики? – мгновенно переспросил Гонзало. – Это то самое, что пишет твой приятель Айзек Азимов? Верно, Мэнни?

– Он мне не приятель, – огрызнулся Рубин. – Он просто липнет ко мне, одолеваемый восхищением.

– Может, прекратите приватный разговор? – повысил голос Трамбуль. – Продолжай, Роджер.

– Вы уже написали что-либо из фантастики?

– Пытался, хотя пока еще ничего не предлагал издателям. Но собираюсь предложить. Я просто обязан это сделать.

– Почему?

– Я заключил пари.

– Какого рода?

– Ну… понимаете… – беспомощно пробормотал Питерборо, – тут дело довольно сложное… и может вас смутить…

– Против сложностей мы не возражаем, – заметил Хэлстед, – и уж как-нибудь постараемся не смущаться.

– Ну что ж… – начал Питерборо, и на его лице появилось нечто такое, чего на банкетах «Черных вдовцов» не видели уже годами – пунцовый румянец. – Видите ли, есть одна девушка. Я от нее без… короче, она мне нравится, но я, кажется, ей не нравлюсь, хотя она мне все равно нравится. Проблема в том, что она влюбилась в баскетболиста, классического идиота – шесть футов до бровей и ничего выше. Питерборо тряхнул головой и продолжил: – А мне ее впечатлить не чем. Химия ей до лампочки, но она учится на факультете английской филологии, и я показал ей кое-какие из своих рассказов. Она спросила, продал ли я хоть один, и я ответил, что нет. Но потом сказал, что собираюсь написать кое-что и продать этот рассказ, а она рассмеялась.

Мне это не понравилось, и я кое-что придумал. Кажется, Лестер дель Рей…

– Кто? – перебил его Рубин.

– Лестер дель Рей. Он пишет фантастику.

– А-а, еще один из этих? – уточнил Рубин. – Никогда о нем не слышал.

– Что ж, он не Азимов, – признал Питерборо, – но пишет очень даже неплохо. Так вот, начинал он так. Однажды он прочел фантастический рассказ и решил, что тот просто ужасен. И сказал своей девушке: «Черт, да ведь я могу написать гораздо лучше», а она сказала: «Попробуй», и он написал рассказ и продал его. Поэтому, когда моя девушка рассмеялась, я сказал:

– Спорим, я напишу рассказ и продам его?

– Спорим, что не сможешь? – ответила она.

И тогда я ей предложил:

– Ставлю свидание с тобой против пяти долларов. Если я продам рассказ, то ты согласишься пообедать со мной, а потом потанцевать в любой вечер по моему выбору.

И она согласилась. И теперь я просто обязан написать рассказ, потому что она пошла еще дальше: согласилась на свидание, если я напишу рассказ, и он ей понравится, – даже если я его не продам. А это может означать, что я ей нравлюсь больше, чем думаю сам!

Джеймс Дрейк, все это время внимательно слушавший, провел пальцем по щеточке седых усов и уточнил:

– Или же она уверена, что вы не сможете состряпать рассказ.

– Я это сделаю, – упрямо повторил Питерборо.

– Так садись и пиши, – предложил Рубин.

– Есть одна загвоздка. Я могу написать рассказ, и я это знаю. У меня есть хороший сюжет. Я даже знаю окончание и могу воспользоваться «взглядом назад», который вы упоминали, мистер Рубин. Единственное, чего мне не хватает – мотива.

– Мотива? – удивился Рубин. – А мне показалось, что ты хочешь написать фантастический рассказ.

– Да, мистер Рубин, но это будет фантастический детектив, и мне необходим мотив. Я знаю образ действия убийцы и способ убийства, но не знаю, почему он пошел на убийство. Вот я и подумал, что, придя сюда, я смогу обсудить это с вами.

– Что ты сможешь? – переспросил Рубин, поднимая голову.

– Особенно с вами, мистер Рубин! Я читал ваши детективные рассказы – я ведь не только фантастикой увлекаюсь – и считаю вас великим автором. У вас всегда очень здорово описана мотивация. И я подумал, что вы сможете мне помочь.

Рубин тяжело дышал и весьма убедительно производил впечатление, что вот-вот начнет выдыхать пламя. Во время обеда он в основном пробавлялся салатом и рисом, а затем – лишь бы не умереть с голоду – умял две порции вегетарианских котлеток и теперь пребывал в настроении, которое не смогла бы улучшить даже самая утонченная лесть.

– Давай-ка уточним, Джо Колледж, – сказал он. – Ты заключил пари. Ты собираешься завоевать благосклонность девушки, написав рассказ, который ей понравится, и, может быть, даже продав его – и теперь хочешь выиграть пари и обмануть девушку, заставив меня написать этот рассказ за тебя. Я все правильно понял?

– Нет, сэр, – пылко возразил Питерборо, – совершенно не так. Рассказ напишу я. Я лишь хочу, чтобы вы помогли мне с мотивом.

– И, если не считать этого пустяка, ты его напишешь. Может, тебе этот рассказ продиктовать? Тогда ты сможешь его записать. И у тебя получится экземпляр, написанный твоим почерком.

– Это совершенно не то, о чем я просил.

– Именно то, молодой человек, и хватит об этом! Или напиши рассказ сам, или скажи девушке, что не можешь.

Милтон Питерборо беспомощно огляделся.

– Черт побери, Мэнни, ну что ты взъярился? – спросил Трамбуль. – Ты же сам миллион раз говорил, что идеям цена пятачок за пучок в базарный день, а самое трудное – написать. Так дай ты ему идею. Самая сложная работа все равно достанется ему.

– Не дам, – заявил Рубин, откидываясь на спинку кресла и скрещивая на груди руки. – Раз у вас атрофировалось чувство этики – валяйте, дарите ему идеи. Если сможете…

– Ладно, – решил Трамбуль. – Поскольку я сегодня председательствую, то мог бы решить дело самостоятельно, но я все же поставлю его на голосование. Кто за то, чтобы помочь парнишке?

Он поднял руку, его поддержали Гонзалес и Дрейк. Авалон неуверенно кашлянул:

– Пожалуй, я приму сторону Мэнни. Такая помощь попахивает обманом девушки.

– А я, будучи преподавателем, – добавил Хэлстед, – тоже не могу одобрить подсказку на экзамене.

– Голоса разделились поровну, – подытожил Рубин. – Ну и что ты станешь делать, Том?

– Мы еще не все проголосовали, – заметил Трамбуль. – Генри тоже «черный вдовец», и его голос станет решающим. Генри?

Генри помедлил перед ответом.

– Мое положение почетного члена клуба, сэр, вряд ли дает мне право…

– Ты не почетный член клуба, Генри. Ты «черный вдовец». Решай!

– И помни, Генри, – добавил Рубин, – что ты образец честного человека. Стал бы ты обманывать девушку?

– Никакой агитации! – вмешался Трамбуль. – Говори, Генри.

Генри нахмурился, что случалось с ним весьма редко.

– Я никогда не заявлял о своей исключительной честности, но даже если нечто подобное и было, то нынешний случай я вынужден рассматривать как особенный.

– Я удивлен, Генри, – пробормотал Рубин.

– Вероятно, на мое решение повлиял тот факт, – продолжил Генри, – что я не воспринимаю ситуацию как отношения между молодым человеком и девушкой. Скорее, это дуэль между «книжником» и спортсменом. Мы все книжники, и в свое время каждый из нас мог потерять возлюбленную из-за какого-нибудь спортсмена. Хоть мне и стыдно признаться, но со мной такое произошло.

– А со мной – нет, – перебил его Рубин. – И никакой спортсмен… – Он смолк на секунду, что-то вспомнив, и уже другим тоном продолжил: – Впрочем, это к делу не относится. Ладно, раз большинство «за», значит «за». Так о чем твой рассказ, Питерборо?

Питерборо опять покраснел, на лбу заблестели капельки пота.

– Я не стану пересказывать задуманный рассказ, а только суть того, где мне нужна помощь, – сказал он. – Мне нужна лишь самая малость, не более. Я не стал бы рассказывать и это, если бы результат не значил для меня… так много…

– Продолжай, – ободрил его Рубин с неожиданной мягкостью. – И не волнуйся. Мы все понимаем.

– Спасибо. Я вам очень признателен. Итак, есть два персонажа, назовем их Убийца и Жертва. Я уже придумал, как Убийца совершает преступление и как его разоблачают, поэтому об этом не скажу ни слова. И Убийца, и Жертва – страстные любители солнечных затмений.

– И вы тоже, мистер Питерборо? – прервал его Авалон.

– Да, сэр. У меня есть друзья, которые ездят по всему миру наблюдать затмения, даже если оно всего лишь пятипроцентное, но мне такое не по средствам, да и времени нет. Я наблюдаю те затмения, которые могу. И у меня есть телескоп и фотографическое оборудование.

– Отлично! – воскликнул Авалон. – Очень хорошо, что человек разбирается в затмениях, если пишет о них. Попытки же описать то, в чем ты полный невежда, – верный провал.

– А ваша девушка тоже увлекается затмениями? – спросил Гонзало.

– Нет. О чем я весьма сожалею.

– Знаете, – заметил Гонзало, – если она не разделяет ваших интересов, то, может, вам поискать другую?

Питерборо покачал головой:

– Вряд ли из этого что-либо выйдет, мистер Гонзало.

– Разумеется, нет, – подтвердил Трамбуль. – Помолчи, Марио, и не мешай ему говорить.

– Так вот, Убийца и Жертва снимали затмение, и, вопреки всем ожиданиям, у Жертвы – прирожденного неудачника – снимки получились лучше. Убийца, будучи не в силах с этим смириться, решает убить Жертву. С этого места и далее мне все ясно.

– Но в таком случае у тебя есть мотив, – удивился Рубин. – В чем же тогда проблема?

– А в том, что означает «получилось лучше»? Фотография затмения есть фотография затмения. Одни удаются лучше, другие хуже, но если предположить, что оба фотографа достаточно опытны, то разница окажется невелика. Во всяком случае, не столь велика, чтобы из-за этого пойти на убийство.

Рубин пожал плечами:

– Можно построить рассказ таким образом, что даже небольшая разница станет поводом для убийства. Но должен признать, что для этого потребуется рука опытного писателя. Плюнь ты на это затмение. Попробуй что-нибудь другое.

– Не могу. Повод для убийства, орудие убийства и разоблачение убийцы завязаны именно на фотографии и затмениях. Так что им придется остаться.

– А где же здесь фантастика, молодой человек? – негромко спросил Дрейк.

– Я этого не объяснил? Правильно, потому что стараюсь как можно меньше говорить о самом рассказе. Для него мне понадобятся самые совершенные компьютеры и фантастические способы обработки изображений. Один из двух персонажей – я еще не решил, кто именно – будет снимать затмение из стратосферы, с самолета.

– В таком случае, почему не отпустить поводья? – предложил Гонзало. – Если рассказ будет фантастическим… Вот, послушайте, как я его представляю. Убийца и Жертва помешаны на затмениях, и Убийца в этом деле более опытен. Вот пусть он и полетит на самолете и сделает потрясающие снимки, каких еще никто не видывал, с помощью им же изобретенных фотографических штучек. И пусть Жертва, неожиданно для всех, его обставит. Жертва полетит на Луну и сделает фотографии затмения там. Убийца впадает в бешенство, и вот вам результат – труп.

– Фото затмения с Луны? – изумился Рубин.

– Почему бы и нет? – огрызнулся Гонзало. – Люди ведь уже побывали на Луне, так почему бы не отправить туда героя? К тому же на Луне вакуум, верно? Там нет воздуха. Чтобы это знать, не нужно быть ученым. А без воздуха снимки получатся лучше. Более четкими. Правильно, Милтон?

– Да, но…

Рубин не дал юноше договорить.

– Марио, – сказал он, – слушай внимательно. Солнечное затмение происходит тогда, когда Луна оказывается в точности между Землей и Солнцем. Тогда наблюдатели на Земле видят, как Солнце становится темным, потому что его заслоняет непрозрачная Луна. Земля попадает в лунную тень. Так вот, если ты стоишь на Луне, – его голос стал ехидным, – то как, черт подери, ты можешь очутиться в лунной тени?

– Не гони лошадей, Мэнни, – вмешался Авалон. – Затмения бывают разные. Есть и такая штуковина, как лунное затмение, когда Земля оказывается между Солнцем и Луной. В этом случае Луна попадает в тень Земли и становится темной.

У меня такой вариант. Убийца делает замечательные фотографии затмения на Земле, причем Луна движется перед Солнцем. У него есть суперсовременное оборудование, которое он сам же и изобрел, поэтому никто даже в принципе не смог бы сделать лучшие фотографии Луны, заслонившей Солнце. Однако Жертве удается его обставить, потому что он сделал еще более впечатляющие фото затмения с Луны, где, как сказал Марио, нет воздуха – но при этом перед Солнцем перемещалась Земля.

– Это далеко не одно и то же, – пробормотал Питерборо.

– Разумеется, – подтвердил Хэлстед. Он отодвинул в сторону свою чашку с кофе и теперь делал быстрые расчеты. – Если смотреть с Земли, то Луна и Солнце имеют одинаковый видимый диаметр. Это, разумеется, чистое совпадение, поскольку никакой астрономической необходимости в этом нет. Более того, миллионы лет назад Луна была ближе и казалась крупнее, а еще через миллионы лет Луна будет… словом, неважно. Факт в том, что Земля крупнее Луны, а с Луны мы видим Землю на том же расстоянии, на каком видим Луну, стоя на Земле. Следовательно, Земля на лунном небе выглядит намного крупнее, чем на самом деле. Понял?

– Нет, – буркнул Гонзало.

– Ну и не надо, – раздраженно бросил Хэлстед. – Просто поверь мне на слово. Кажущийся диаметр Земли на лунном небе в три и две трети раза больше, чем диаметр Луны на земном небе. А это также означает, что Земля на лунном небе намного крупнее Солнца, потому что с Луны оно выглядит точно таким же, как с Земли.

– Так в чем же разница? – удивился Гонзало. – Если Земля крупнее, то ей еще проще заслонить Солнце.

– Ошибаешься. Весь смысл затмения в том, что диск Луны в точности перекрывает диск Солнца. Он скрывает яркий круг сияющего Солнца и позволяет увидеть корону – его верхнюю атмосферу. А корона в момент затмения окружает лунный диск великолепным лучистым ореолом.

С другой стороны, если поместить перед Солнцем крупное тело вроде Земли, то Оно заслонит и сияющую сферу, и корону. И мы ничего не увидим.

– Но это в том случае, если Земля полностью заслоняет Солнце, – заметил Гонзало. – А если наблюдать затмение до или после максимума, то хотя бы часть короны будет обязательно видна из-за края земного диска.

– Часть – это не целое, – буркнул Питерборо. – Результат на снимке окажется совсем другим.

Все ненадолго замолчали, потом Дрейк сказал:

– Надеюсь, вы не станете возражать, молодой человек, если химик со степенью попробует предложить свой вариант? Я пытаюсь представить, как выглядит на небе Земля, заслоняющая Солнце. И если вы ко мне присоединитесь, то подумайте вот о чем: у Земли есть атмосфера, а у Луны – нет.

Если смотреть с Земли, то у лунного диска, заслоняющего Солнце, будет четкий и резкий край. Если же смотреть с Луны на заслоняющую Солнце Землю, то край земного диска будет нечетким, а лучи Солнца станут проходить через земную атмосферу. Не окажется ли этот факт тем самым различием, которое можно использовать в рассказе?

– Что ж, я об этом уже подумал, – признался Питерборо. – Даже когда Солнце полностью заслонено Землей, его лучи преломляются, проходя через земную атмосферу, а красно-оранжевые лучи пронзают ее и достигают Луны. Получается такой же эффект, как если бы с Луны наблюдать закат Солнца вокруг всей Земли. И это не просто теория. Даже во время полного лунного затмения Луну все равно можно разглядеть как тусклый кирпично-красный диск. Ее подсвечивает «закат» в земной атмосфере.

По мере того, как наблюдаемое с Луны затмение развивается, часть атмосферы, сквозь которую только что прошли лучи, выглядит ярче, но постепенно тускнеет, в то время как противоположный край земного диска разгорается. В вершине затмения, если наблюдать за ним из той точки Луны, в которой Земля и Солнце отцентрованы относительно друг друга, красно-оранжевое кольцо становится равномерно ярким по всей своей окружности – при том условии, что в тот момент в земной атмосфере не очень много облаков.

– Господи, да разве не мог Жертва сфотографировать именно это, достаточно впечатляющее зрелище? Когда Земля кажется черной дырой в небесах, а вокруг нее тонкий оранжевый ободок. Это стало бы…

– Нет, сэр, – возразил Питерборо. – Тут большая разница. Картина получится слишком тусклой. Просто красно-оранжевое кольцо. Его достаточно сфотографировать один раз, и все. Никакого сравнения с бесконечно изменчивой солнечной короной.

– Дайте-ка и мне попробовать! – вмешался Трамбуль. – Ты хочешь, чтобы на снимке была видна корона. Так, Милтон?

– Да, сэр.

– Останови меня, если я ошибаюсь, но я читал, будто небо голубое потому, что атмосфера рассеивает свет. На Луне, где атмосферы нет, небо черное. И звезды, которые на Земле рассеянный свет смывает с голубого неба, на безвоздушном небе Луны будут прекрасно видны.

– Да, хотя я и подозреваю, что их будет трудно разглядеть из-за сияющего Солнца.

– Неважно. Надо лишь вырезать металлический кружок и установить его на нужном расстоянии перед камерой, чтобы заслонить пылающий диск Солнца. На Земле такое сделать нельзя, потому что даже если Солнце заслонить, рассеянный в атмосфере свет замаскирует корону. А на Луне свет в атмосфере не рассеивается, и корона будет прекрасно видна.

– Теоретически, такое возможно, – согласился Питерборо. – Более того, такой фокус можно проделать даже на Земле – на вершине горы, воспользовавшись коронографом. Однако и в этом случае имитации реального затмения не получится, потому что причина не только в свете, рассеянном атмосферой. Есть еще и свет, рассеянный и отраженный грунтом.

Лунная поверхность будет очень ярко освещена, и свет станет отражаться от нее под самыми разными углами. И хороших фотографий вам все равно не получить. Понимаете, здесь, на Земле, Луна делает хорошую работу потому, что ее тень падает не только на телескоп и камеру. Она накрывает и весь окружающий ландшафт. При идеальных условиях тень Луны может иметь ширину 160 миль и накрывать 21 000 квадратных миль земной поверхности. Обычно она значительно меньше, но в целом ее вполне хватает, чтобы накрыть ближайшую к наблюдателю местность – разумеется, в случае полного затмения.

– Тогда нужно взять большой непрозрачный объект… – начал было Трамбуль.

– Чтобы достичь нужного эффекта, он должен быть весьма большим и удаленным. И манипулировать им станет весьма трудно.

– Погодите-ка! Кажется, я придумал, – вмешался Хэлстед. – Вам нужно для этого нечто большое? Ладно. Предположим, что на окололунной орбите есть космические поселения сферической формы. Если Жертва полетит на космическом корабле и выведет его в точку, где такое поселение окажется между ним и Солнцем, то он получит именно то, что нужно. Он сможет так рассчитать орбиту, чтобы тень от поселения – а она, разумеется, будет конической и узкой, если находиться достаточно далеко – накрыла его корабль целиком. Планеты тут не будет, отраженного от поверхности света тоже. Вот вам и решение.

– Об этом я не подумал, – смущенно признался Питерборо. – Такое возможно.

Хэлстед расплылся в улыбке и от удовольствия разрумянился аж до самой лысины:

– Значит, решено.

– Не хочу показаться занудой, – пробормотал Питерборо, – но… но если мы введем космический мотив, то это породит некоторые проблемы с окончанием рассказа. Для меня важно, чтобы события развивались на Земле или вблизи нее, и при этом оказались столь поразительными и неожиданными, что привели к…

Он смолк, и Рубин договорил за нею:

– Столь поразительными и неожиданными, что привели Убийцу в ярость и разбудили в нем зверя.

– Да.

– Что ж, – продолжил Рубин, – поскольку я здесь мастер детективов, то, вероятно, смогу придумать, как удержать действие поблизости от Земли. Но сначала я хочу кое-что прояснить. Ты говорил, что Убийца снимал затмение с самолета. Почему?

– Потому что лунная тень, упав на Землю, движется очень быстро – до 1440 миль в час, примерно 0,4 мили в секунду. Если стоять на Земле в одной точке, то максимально возможная длительность полного затмения составит семь минут, а затем тень уйдет дальше. Это в том случае, если Земля погружена в лунную тень предельно глубоко. Если же погружение неполное, то затмение может продлиться лишь пару минут, а то и секунд. Мало того, более чем в половине случаев фокус лунной тени во время затмения и вовсе не достигает земной поверхности; и когда Луна расположена прямо перед Солнцем, его диск накладывается на лунный со всех сторон. Это так называемое «кольцевое затмение», когда вокруг Луны просачивается столько солнечного света, что весь эффект пропадает. Для астрономов такое затмение совершенно бесполезно.

– А в самолете? – напомнил Рубин.

– В самолете же можно мчаться вдоль тени и растянуть полное затмение на час или даже больше, хотя для неподвижного наблюдателя на Земле оно очень быстро завершится. И времени для научных наблюдений и съемок окажется намного больше. Это не фантастика, так уже делается.

– А можно ли с самолета сделать очень хорошие снимки? – поинтересовался Рубин. – Будет ли установленная на нем камера достаточно устойчива?

– В моем рассказе самолетом управляет компьютер, компенсирующий все порывы ветра и удерживающий самолет на безупречно ровном курсе. Это и есть один из фантастических элементов рассказа.

– И все же рано или поздно лунная тень окончательно уйдет с земной поверхности?

– Да, тень затмения накрывает фиксированную часть земной поверхности, и у нее есть начальная и конечная точки.

– Вот именно, – сказал Рубин. – Теперь Убийца уверен, что его снятые из стратосферы фотографии станут лучшими из всех когда-либо сделанных, но он не знает, что у Жертвы есть космический корабль. Не волнуйся, ему нет нужды улетать очень далеко от Земли. Суть в том, чтобы корабль следовал за лунной тенью после того, как она покинет Землю. При этом у Жертвы окажется больше времени на фотографирование, более устойчивая база для камеры, – и никаких атмосферных помех. А Убийца угодит в яму, которую сам же и выкопал, потому что этот бедный симпатяга Жертва поступит в точности как и он, но при этом его еще и переплюнет.

Гонзало возбужденно взмахнул руками:

– Погодите! Погодите! Можно сделать даже лучше! Как насчет того кольцевого затмения? Речь шла о том, что фокус тени не достигает Земли.

– Да, верно. Она не касается поверхности.

– И на каком расстоянии она проходит?

– На разном. В экстремальных условиях фокусная точка лунной тени может находиться в сотнях миль над Землей.

– А может ли эта точка отстоять от Земли скажем… на десять миль?

– Да, конечно.

– И затмение все равно останется кольцевым и бесполезным для астрономов?

– Правильно, – подтвердил Питерборо. – Диску Луны не хватит самой малости, чтобы перекрыть диск Солнца. Вокруг него будет виднеться тончайший солнечный ободок, и этого света более чем хватит, чтобы все испортить. На фотографиях не будут видны протуберанцы, вспышки и корона.

– Но что если подняться на десять миль в атмосферу? – спросил Гонзало. – Тогда наблюдатель увидит полное затмение, не так ли?

– Да. Если окажется в нужной точке.

– Ну, вот вам и решение. Приближается кольцевое затмение, и Убийца полагает, что сможет утереть всем нос. Он садится в стратоплан, поднимается на десять миль, чтобы попасть в фокус тени или чуть выше, и летит вместе с ним над Землей. Он намерен превратить кольцевое затмение в полное, а Жертва, обычно неудачник, поступает так же, но с той разницей, что летит на космическом корабле и отлавливает тень в космосе, чтобы сделать еще более качественные снимки. А когда старина Убийца узнает, что его козырного туза побили… тут-то он и слетает с катушек.

– Отлично, Марио, – кивнул Авалон. – Это несомненное улучшение. Рубин скривился, точно неожиданно укусил лимон:

– Ужасно не хочется такое говорить, Марио…

– А тебе ничего говорить и не нужно, – заметил Гонзало. – У тебя все на лице написано… Вот и все, парень. Строчи свой рассказ.

– Да, пожалуй, это лучшее, что можно сделать с сюжетом, – вздохнул Питерборо.

– Что-то ты не очень рад, – заметил Гонзало.

– А я надеялся на нечто более… гм… впечатляющее, да только вряд ли такое отыщется. Что ж, если никому из вас ничего больше в голову не приходит…

– Можно вас прервать, сэр? – проговорил Генри.

– Что? А… нет, я больше не хочу кофе, официант, – рассеянно ответил Питерборо.

– Нет, сэр. Я хотел сказать насчет затмения.

– Генри – член клуба, Милтон, – напомнил Трамбуль. – И, если помнишь, именно его голос оказался решающим в голосовании.

– Да, конечно, помню. – Питерборо хлопнул себя по лбу. – Спрашивайте… э-э… Генри.

– Я вот что хотел уточнить, сэр. Станут ли снятые в вакууме фотографии намного лучше тех, что будут сделаны из стратосферы? И хватит ли разницы в качестве, чтобы подтолкнуть к убийству – если только Убийца не кровожадный маньяк по натуре?

– В том-то и дело, – кивнул Питерборо. – Именно это меня и тревожит. И как раз поэтому я и повторяю, что мне нужен мотив. Разницы в качестве фотографий вряд ли хватит для убийства.

– Тогда давайте подумаем еще, – предложил Генри. – Девиз мистера Рубина: «Когда пишешь рассказ, смотри назад».

– Я знаю окончание, – сказал Питерборо. – И могу оглядываться.

– Я подразумевал другое – осознанный взгляд в другом, неожиданном направлении. Во время затмения мы всегда смотрим на Луну – или просто на Луну во время лунного затмения, или на Луну, закрывающую Солнце, во время солнечного – и именно это фотографируем. А что если взглянуть назад – на Землю?