Текст книги "Лунная пыль. Я, робот. Стальные пещеры"
Автор книги: Айзек Азимов
Соавторы: Артур Чарльз Кларк
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Командир грузового корабля “Аурига” бушевал, команда тоже, но пришлось подчиниться. Через десять часов после вылета с Земли, в пяти часах от Луны поступил приказ подойти к “Лагранжу”. Потеря скорости, дополнительные расчеты… И, ко всему, вместо Клавия садиться в этом захолустье, Порт-Рорисе, чуть не на обратной стороне Луны. В разные точке Южного полушария полетели радиограммы, отменяющие обеды и свидания…
В ста километрах от “Лагранжа-2” “Аурига” остановилась; вдали, весь в оспинах, отороченный вдоль восточной кромки рябью гор, серебрился почти полный диск Луны. Ближе ста километров к спутнику подходить нельзя: помехи от аппаратуры ракеты да плюс излучение двигателей нарушали работу чутких приборов космической станции. Только старомодным ракетам на химическом горючем разрешалось пролетать вблизи от “Лагранжа”, на плазменные и атомные двигатели был наложен запрет.
С двумя чемоданами (в маленьком – одежда, в большом – приборы) Том Лоусон покинул “Лагранж-2” на ракете местного сообщения и через двадцать минут был на борту грузового лайнера; пилот не спешил, как ни торопили его с “Ауриги”. Нового пассажира встретили довольно холодно. Разумеется, Лоусона приняли бы совсем иначе, если бы на борту знали о ею задании, но главный администратор приказал пока хранить все в секрете. Зачем будить у родственников надежды, которые могут еще и не оправдаться? Начальник “Лунтуриста” хотел немедленно известить печать – пусть видят, что они делают все от них зависящее. Однако Ульсен твердо возразил:
– Подождем, что выйдет. А тогда – пожалуйста, приглашайте своих друзей из информационных агентств.
Его распоряжение опоздало: на борту “Ауриги” был начальник отдела “Интерплэнет Ньюс” Морис Спенсер, который летел к новому месту службы, в Клавий. Спенсер еще не решил, считать ли это повышением после Пекина или наоборот. Во всяком случае, перемена…
В отличие от остальных пассажиров, он ничуть не возмущался переменой курса. Задержка не была ему помехой, напротив, газетчик всегда рад необычному, оно вырывает из повседневности. Разве это не странно: лайнер, следующий на Луну, теряет несколько часов и огромное количество энергии ради того, чтобы подобрать какого-то угрюмого молодого человека с двумя чемоданами. И почему вместо Клавия – Порт-Рорис? “Велели с Земли, приказ сверху”, – объяснил капитан. Похоже, он действительно больше ничего не знает.
Словом, загадка. А загадки – хлеб Спенсера. Он попытался угадать, в чем тут дело И был очень недалек от истины.
Не иначе, это связано с пропавшим пылеходом, о котором было столько толков на Земле как раз перед их вылетом. И этот ученый с “Лагранжа” либо знает что-то о пылеходе, либо может помочь в розысках. Но почему такая секретность? Какой-нибудь промах или скандал, который Лунная администрация старается скрыть? Другой причины Спенсер не мог себе представить.
Он не торопился заговаривать с Лоусоном и с удовольствием наблюдал, какой отпор получили те из пассажиров, которые попробовали затеять беседу с новичком. Морис Спенсер ждал своей поры, и она наступила за тридцать минут до посадки.
Не случайно Спенсер оказался рядом с Лоусоном, когда велели занять места в креслах и пристегнуть пояса перед торможением. Вместе с ними еще пятнадцать пассажиров смотрели на телевизионный экран, на котором стремительно приближающаяся Луна казалась даже ярче, чем в действительности. В затемненной кабине было словно внутри старинной камеры-обскуры; конструкторы космических кораблей наотрез отказались делать обзорные окна, считая их слишком уязвимыми.
Ландшафт быстро разросся, и картина была великолепная, незабываемая, но Спенсер смотрел на нее вполглаза. Его занимало лицо соседа, этот орлиный профиль, который можно было различить в слабом свете экрана.
– Кажется, где-то там, – заговорил он будто невзначай, – пропал корабль с туристами?
– Да, – не сразу ответил Том.
– Я совсем плохо знаю географию Луны… Вы не слыхали, в каком месте это случилось?
Морис Спенсер давным-давно открыл, что можно извлечь информацию даже из самого необщительного человека. Нужно только внушить собеседнику, что он делает вам одолжение; и ведь так лестно козырнуть своей осведомленностью. Эта уловка приносила успех в девяти случаях из десяти, она помогла и теперь.
– Они находятся вот там, – сказал Том Лоусон, показывая на середину экрана. – Вот Горы Недоступности, их со всех сторон окружает Море Жажды.
Спенсер с неподдельным трепетом смотрел на мчащиеся прямо на них черно-белые горы. Как бы пилот – будь то человек или автомат – не подвел: очень уж быстро они падают. Но тут он заметил, что горы вместе с окружающим их серым пятном уходят вправо. Значит, ракета поворачивает к точке, которая находится где-то в левой части экрана. Слава богу, там вроде поровнее.
– Порт-Рорис, – вдруг по своему почину заговорил Том, и Спенсер увидел слева черное пятнышко. – Мы идем туда.
– Вот и хорошо! Не люблю садиться в горах, – отозвался газетчик, направляя разговор в нужное ему русло. – Если этих бедняг занесло в этот хаос, пиши пропало, не найдут. К тому же их как будто накрыло лавиной?
Том снисходительно усмехнулся.
– Вот именно: как будто.
– Что, разве это не так?
Том Лоусон спохватился, что сказал лишнее.
– Больше ничего не могу вам сообщить, – ответил он все так же заносчиво и высокомерно.
Спенсер не стал наседать. Он услышал достаточно, чтобы решить: Клавий подождет, сейчас важнее Порт-Рорис.
Он окончательно утвердился в своем намерении, когда– не без зависти – увидел, как доктор Том Лоусон за три минуты прошел врачебный, таможенный, иммиграционный, валютный и все прочие виды контроля.
Если бы кто-нибудь посторонний подслушал, что происходит в кабине “Селены”, он был бы весьма озадачен. Корпус пылехода отзывался далеко не мелодичными звуками на нестройный хор голосов. Двадцать один человек, всяк на свой лад, пели:
– С днем рождения!
Когда смолк шум, коммодор Ханстен спросил:
– Кто еще, кроме миссис Уильяме, вспомнил, что родился как раз сегодня? Я понимаю, некоторые дамы, достигнув известного возраста, становятся скрытными…
Больше никто не признался, но сквозь всеобщий смех пробился голос Данкена Мекензи.
– Кстати, о днях рождения: я не раз выигрывал пари на них. В году триста шестьдесят пять дней – сколько людей надо собрать вместе, чтобы вероятность того, что двое из них родились в один день, оказалась больше пятидесяти процентов?
Короткая пауза, все обдумывали вопрос, потом кто-то ответил:
– По-моему, надо триста шестьдесят пять разделить пополам. Выходит, сто восемьдесят человек.
– Ответ естественный – и неверный. Достаточно двадцати пяти человек.
– Ерунда! Двадцать пять дней из трехсот шестидесяти пяти… Не получится такого соотношения!
– Простите, но это так. А если собрать больше сорока человек, девяносто шансов из ста за то, что у двоих совпадет день рождения. Нас только двадцать два, но давайте попробуем? Вы не против, коммодор?
– Нисколько. Я обойду кабину и опрошу каждого.
– Нет, нет, – возразил Мекензи – Кто-нибудь может смошенничать. Даты надо записывать, чтобы никто не подслушал чужих ответов.
Кто-то пожертвовал почти чистым листком из туристской брошюры, листок разорвали на двадцать две части и клочки раздали. Когда они были собраны, оказалось, что Пат Харрис и Роберт Брайен родились 23 мая. Все удивлялись, а Мекензи торжествовал.
– Чистое совпадение! – заключил один скептик, и тотчас несколько пассажиров затеяли жаркий математический спор.
Женщин этот предмет не увлекал – то ли их не занимала математика, то ли они избегали говорить о днях рождения.
Наконец коммодор решил, что пора переключиться на другую тему.
– Дамы и господа! Перейдем к следующему пункту нашей программы. Мне приятно сообщить вам, что Комиссия по развлечениям в составе миссис Шастер и профессора Джая… словом, нашего уважаемого профессора, придумала шутку, которая обещает нам немало веселых минут. Они предлагают учредить суд и устроить перекрестный допрос каждого из присутствующих. Задача суда – выяснить: почему мы избрали для путешествия именно Луну? Конечно, среди вас могут оказаться такие, что не пожелают отвечать. Кто знает, – может быть, половина из вас скрывается от полиции или от собственных жен. Пожалуйста, можете отказаться, но не обижайтесь, если мы из этого сделаем нелестный для вас вывод. Ну, как, понравилось наше предложение?
Одни восприняли его восторженно, другие ироническими возгласами выразили свое неодобрение, но никто не восстал решительно против, и коммодор приступил к делу. Как-то само собой вышло, что его избрали председателем суда, а Ирвинга Шастера назначили прокурором.
Первый ряд кресел повернули лицом к кабине. Здесь заняли места председатель и прокурор. Когда все было готово и секретарь суда (то есть Пат Харрис) призвал присутствующих к порядку, председатель взял слово.
– Сейчас мы не решаем вопрос о виновности, – сказал он, с трудом сохраняя на лице серьезность. – Нам нужно определить, есть ли состав преступления Если кто-либо из свидетелей сочтет, что мой ученый коллега оказывает на него давление, он может апеллировать к суду. Прошу секретаря пригласить первого свидетеля.
– Э-э, гм… ваша честь, а кто первый свидетель? – резонно осведомился секретарь
Потребовалась десятиминутная дискуссия с участием суда, прокурора и любителей поспорить из публики, чтобы разрешить эту немаловажную проблему. В конце концов постановили тянуть жребий; первым выпало отвечать Девиду Баррету.
Чуть улыбаясь, свидетель прошел вперед и занял свое место в узком проходе между креслами.
Ирвинг Шастер, который в нижнем белье был мало похож на официальное лицо, сурово прокашлялся.
– Ваше имя Девид Баррет?
– Совершенно верно.
– Род занятий?
– Инженер-машиностроитель, теперь на пенсии.
– Мистер Баррет, расскажите суду, что именно привело вас на Луну.
– Мне захотелось посмотреть, что же это такое – Луна. Время для путешествий у меня есть, деньги тоже.
Ирвинг Шастер искоса поглядел на Баррета сквозь толстые линзы очков; он давно заметил, что такой взгляд озадачивает свидетелей. Носить очки считалось в двадцать первом веке чудачеством, но врачи и юристы, особенно постарше годами, все еще пользовались ими. Больше того, очки стали как бы символом профессии.
– Вам “захотелось узнать”, – повторил Шастер слова Баррета. – Это не объяснение. Почему вам захотелось?
– Боюсь, ваш вопрос сформулирован слишком неопределенно. Почему человек вообще поступает так, а не иначе?
Коммодор Ханстен довольно улыбнулся. Это именно то, чего он хотел: пусть пассажиры спорят и обсуждают вопрос, который всем интересен и вместе с тем не вызовет ни обид, ни чрезмерных страстей (Ну, а если такая угроза возникнет, от него зависит навести порядок в суде).
– Я признаю, – продолжал адвокат, – что мой вопрос нуждается в уточнении. Попробую сформулировать его иначе.
Он подумал немного, перебирая свои бумаги – всего-навсего листки из путеводителя. На полях Шастер набросал кое-какие вопросы, просто так, для вида. Он не любил выступать в суде с пустыми руками. Сколько раз в его практике несколько секунд мнимой консультации с бумагами приносили неоценимую пользу.
– Верно ли будет сказать, что Луна привлекла вас красотами ландшафта?
– Да, отчасти и это. Я просматривал путеводители, видел кинофильмы и не раз спрашивал себя, насколько они отвечают действительности.
– И к какому выводу вы пришли теперь?
– Я бы сказал, – сухо ответил свидетель, – что действительность превзошла все мои ожидания.
Его слова были встречены дружным смехом. Коммодор постучал по спинке своего кресла
– Призываю к порядку! – воскликнул он. – Иначе мне придется удалить нарушителей из зала суда!
Как он и ожидал, это замечание вызвало новый, еще более сильный взрыв смеха. Ханстен предоставил пассажирам посмеяться вволю. Наконец веселье стихло, и Шастер продолжал допрос. Он совершенно вошел в роль.
– Это очень интересно, мистер Баррет. Вы прилетели на Луну, потратили столько денег, чтобы полюбоваться видами. Скажите, пожалуйста, вам приходилось видеть Гранд-Каньон?
– Нет. А вам?
– Ваша честь! – воззвал Шастер к председателю. – Свидетель неправильно держит себя.
Коммодор строго посмотрел на Баррета, но тот ничуть не смутился.
– Мистер Баррет, не вы ведете допрос. Ваше дело отвечать на вопросы, а не задавать их.
– Милорд, я приношу суду извинения, – ответил свидетель.
– Гм… Разве я “милорд”? – неуверенно обратился Ханстен к Шастеру. – Мне казалось, что я “ваша честь”.
Юрист поразмыслил с важным видом.
– Я предлагаю, ваша честь, чтобы каждый свидетель соблюдал те формы, к которым он привык в своей стране. Это вполне допустимо, пока проявляется должное уважение к суду.
– Хорошо. Продолжайте.
Шастер снова повернулся к свидетелю.
– Хотелось бы услышать, мистер Баррет, почему бы сочли нужным отправиться на Луну, хотя далеко еще не осмотрели всю Землю? У вас были какие-нибудь веские причины для столь нелогичного поведения?
Вопрос был отличный, как раз такой, который мог занимать всех, и Баррет постарался ответить убедительно.
– Я довольно хорошо знаю Землю, – медленно произнес он с ярко выраженным английским произношением, таким же редким, как очки. – Жил в гостинице “Эверест”, побывал на обоих полюсах, даже спускался на дно впадины Калипсо. Словом, немало повидал, и родная планета уже не могла меня ничем удивить. А в каких-нибудь сутках пути – Луна, все новое, совсем другой мир. Новизна меня и привлекла.
Ханстен только краем уха слушал обстоятельный, неторопливый анализ. Пока говорил Баррет, он мог без помех изучать остальных. Коммодор успел уже составить себе представление о команде и пассажирах, определил, на кого можно положитъся, от кого ждать подвоха, если дело обернется худо.
Наиболее надежен, естественно, капитан Харрис. Коммодор хорошо знал людей этого склада, он часто встречал их в космосе, но еще чаще в учебных центрах, например в Астротехе. (Когда Ханстен выступал там с лекциями, перед ним всегда сидели подтянутые, аккуратно выбритые Паты Харрисы.) Пат толковый молодой человек со склонностью к технике, но лишенный честолюбия, нашел себе работу как раз по плечу в таком месте, где от него требовались только осмотрительность и учтивость. (Ханстен не сомневался, что миловидные пассажирки особенно ценили в нем второе качество.) Он добросовестен, дисциплинирован, суховат, будет честно выполнять свой долг и – в отличие от многих более одаренных людей – умрет мужественно, без жалоб. Это может оказаться особенно ценным здесь на пылеходе, если их не выручат через пять дней.
Не меньшая ответственность выпала сейчас на стюардессу мисс Уилкинз. Это не стандартный тип космической стюардессы: пресное обаяние и застывшая улыбка. Ханстен успел определить, что мисс Уилкинз девушка с характером и образованная Впрочем, то же самое можно было сказать и о многих девушках ее профессии.
Словом, с командой ему повезло. А как пассажиры? Разумеется, они незаурядные люди, иначе они вообще не оказались была Луне. В кабине “Селены” собрано изрядно ума и талантов, но в том-то вся нелепость положения, что ни ум, ни дарование их не выручат. Здесь важен характер, сила духа – попросту говоря, мужество.
В двадцать первом веке мало кому нужно было физическое мужество. От рождения и до самой смерти люди ни разу не глядели в глаза опасности. Пассажиры “Селены” не были подготовлены к таким испытаниям, а на играх да развлечениях далеко не уедешь.
Не пройдет и двенадцати часов, сказал себе коммодор, как появится первая трещина. К тому времени всем станет ясно, что какое-то препятствие задерживает спасателей и что эта задержка может оказаться роковой.
Ханстен еще раз быстро обвел взглядом кабину. Если не считать не совсем опрятного вида, все они пока остаются разумными и выдержанными членами общества.
Кто из них сдаст первым?..
ГЛАВА 10К доктору Тому Лоусону, заключил главный инженер Лоуренс, нельзя применить древнее правило: “Знать значит простить”. Он знал, что на долю Лоусона выпало приютское детство, без родительской любви и ласки, что астроном вышел в люди только благодаря своему уму, в ущерб всем прочим человеческим качествам. Он мог понять Лоусона, и все-таки тот ему не нравился. “Удивительное невезение, – говорил себе Лоуренс, – на триста тысяч километров вокруг из всех ученых только у этого типа есть инфракрасный локатор, и только он знает, как с ним обращаться…”
В этот самый миг Том Лоусон, сидя в кресле наблюдателя на “Пылекате-2”, закончил наладку неказистой на вид, но вполне работоспособной конструкции. Локатор стоял на треноге, которую укрепили на крыше пылеката, и мог поворачиваться в любом направлении.
Как будто действует… Но поручиться трудно: здесь, в тесном герметическом ангаре, множество всяких источников тепла. Только на Море можно будет проверить по-настоящему.
– Готово, – доложил наконец Лоусон главному инженеру. – Разрешите сказать несколько слов человеку, который будет работать с локатором.
Как поступить?.. Главный внимательно посмотрел на астронома. Одинаково сильные доводы говорят и за, и против, нельзя только допустить, чтобы повлияли личные чувства. Дело слишком важное.
– Вы можете работать в космическом скафандре? – спросил он Лоусона.
– Я их никогда в жизни не надевал. Они нужны только для наружных работ, а это дело инженеров.
– Так вот, вам представляется случай научиться, – ответил главный инженер, игнорируя шпильку. (Если это вообще шпилька; похоже, неучтивость астронома объясняется скорее незнанием светских приличий, чем сознательным пренебрежением ими.) – На пылекате это не так уж сложно. Будете спокойно сидеть в кресле наблюдателя. Автоматический регулятор сам следит за кислородом, температурой и прочим. Одно только меня смущает…
– Что именно?
– Вы не страдаете клострофобией?
Том замялся. Разумеется, перед отправкой в космос его проверили по всем статьям, однако он подозревал – и не зря, – что некоторые психологические тесты прошел еле-еле. Конечно, он не ярко выраженный клострофоб, он не боится замкнутого пространства, тогда его просто не допустили бы на борт космического корабля. Но одно дело корабль, совсем другое – скафандр.
– Выдержу, – ответил он наконец.
– Только не насилуйте себя, – строго сказал Лоуренс. – Желательно, чтобы вы пошли с нами, но выжимать из вас ложный героизм я не хочу. Все, о чем я вас прошу: принять решение, прежде чем мы покинем ангар. Потом, в двадцати километрах от берега, поздно будет передумывать.
Том посмотрел на пылекат и прикусил губу. Сама мысль о том, чтобы на таком хрупком сооружении нестись по этому адову пылевому Морю, казалась ему безумием. Но эти люди каждый день туда ходят. И если прибор вдруг забастует, он хоть попытается исправить его.
– Вот скафандр вашего размера, – продолжал Лоуренс. – Примерьте его, может быть, это поможет вам решиться.
Том натянул на себя эластичный костюм, который так и норовил собраться в складки, застегнул молнию спереди и выпрямился. Он еще не надел шлема, но уже чувствовал себя неуютно. Пристегнутый к костюму кислородный баллон казался ему очень уж маленьким. Лоуренс перехватил озабоченный взгляд астронома.
– Не волнуйтесь, это всего-навсего четырехчасовой аварийный запас. Он вам не понадобится. Главные баллоны стоят на пылекате. А теперь осторожно… Поберегите нос, как бы не прищемило шлемом.
По лицам окружающих Том понял, что наступает критическая минута. Пока шлем не надет, ты еще частица человечества; потом ты уже один в маленьком механическом мире. И пусть лишь несколько сантиметров отделяет тебя от других людей, но ты видишь их через толстый пластик, разговариваешь с ними по радио, не можешь прикоснуться к ним иначе, как через двойной слой искусственной “кожи”. Кто-то некогда писал, что смерть в космическом скафандре – это смерть в одиночестве. Впервые Том подумал, что автор этих слов, пожалуй, прав…
Вдруг из крохотных динамиков в шлеме гулко прозвучал голос главного инженера:
– Все очень просто, кнопки переговорного устройства – на панели справа. Обычно вы соединены с водителем. Эта цепь включена все время, пока вы оба находитесь на пылекате, можете разговаривать сколько угодно. А когда она разомкнётся, вы переходите на радиосвязь – как сейчас, слушая меня. Нажмите, пожалуйста, кнопку “Передача” и отвечайте.
– А что это за красная кнопка “Аварийная”? – спросил Том, выполнив команду главного инженера.
– Вам не придется ею пользоваться… надеюсь. Эта кнопка включает приводной маяк, который будет слать сигналы в эфир, пока вас не разыщут. Не трогайте ничего без нашего указания, особенно красную кнопку.
– Хорошо, – ответил Том. – Поехали.
Довольно неуклюже, так как не успел еще свыкнуться ни с костюмом, ни с лунным тяготением, он прошагал к “Пылекату-2” и сел в кресло наблюдателя. Тонкий шланг – своего рода пуповина, включаемая в гнездо на правом бедре, – соединил костюм с кислородными баллонами, телефоном и электросетью. В крайнем случае, это устройство позволит ему протянуть, пусть без особого комфорта, дня три-четыре…
Маленький ангар был рассчитан как раз на два пылеката, и насосы в несколько минут выкачали из него весь воздух. Скафандр сразу стал заметно тверже, и Тома вдруг охватил приступ страха. Главный инженер и оба водителя глядели на него. Они не увидят его испуга, он не доставит им этого удовольствия. А вообще-то кого не возьмет оторопь при первой в жизни встрече с вакуумом!
Дверь распахнулась, и Лоусона будто толкнули невидимые пальцы: из ангара вырвались наружу остатки воздуха. И вот перед ним, до самого горизонта, пустынная серая гладь Моря Жажды.
Невероятно. Неужели ожило то, что он до сих пор видел только из космоса? (Интересно, кто сейчас смотрит в стосантиметровый телескоп? Кто из его коллег в эту минуту несет вахту на посту высоко-высоко над Луной?) Это уже не картинка, нарисованная на экране крылатыми электронами, а то самое недоброе аморфное вещество, которое бесследно поглотило двадцать два человека. По этой глади он, Том Лоусон, должен идти на таксм непрочном сооружении…
Но размышлять было некогда. Легкая дрожь под ногами – винты уже вращаются. Следом за “Пылекатом-1” они заскользили по поверхности Луны.
Едва они вышли из длинной тени, которая протянулась от здания Порт-Рориса, как встретили лучи восходящего солнца. Даже через автоматические защитные фильтры было опасно смотреть на неистовое бело-голубое пламя в восточной части неба. “Стоп, – поправил себя Том, – ведь я не на Земле, а на Луне, здесь солнце восходит на западе. Значит, мы идем на северо-восток, в Залив Росы, по пути “Селены”…”
Низкие купола Порт-Рориса быстро уходили за горизонт, и ощущение скорости словно окрылило Тома. По ненадолго: едва скрылись из виду все ориентиры, возникла иллюзия, что они застыли в центре бескрайной равнины. Несмотря на гул вращающихся винтов и беззвучный медленный полет пылевых парабол за кормой, казалось, что пылекаты не движутся. Том знал: за каких-нибудь два часа они пересекут все Море, и все-таки боролся с тягостным чувством, будто световые годы отделяют их от других людей. И в душе его, хотя и поздновато, зародилось уважение к тем, с кем он теперь сотрудничал.
Что ж, самая пора проверить прибор… Включив локатор, Том направил его в ту сторону, откуда они вышли. И удовлетворенно отметил ярко светящуюся колею на темной поверхности Моря. Конечно, это пустячная задача для локатора; обнаружить на фоне все более сильного утреннего зноя остывающий тепловой след “Селены” будет в миллион раз сложнее. И все-таки уже легче на душе: если бы прибор вообще не сработал здесь, можно было бы сразу ставить крест на всей затее.
– Ну, как? – спросил главный инженер; должно быть, он следил со своего пылеката за действиями Тома.
– Прибор работает, – осторожно ответил Том. – Как будто все в порядке.
Он навел локатор на тонкий серп Земли. Мишень посложнее, впрочем, ненамного: не нужно большой чувствительности, чтобы уловить ласковое тепло родной планеты, окруженной холодом космической ночи.
Вот оно, инфракрасное изображение Земли… Странное, с первого взгляда даже озадачивающее зрелище. Вместо четкого серпа совершенной геометрической формы он видел размытый гриб, ножка которого вытянулась по экватору.
Понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить изображение. Оба полюса срезаны, это и понятно, они слишком холодные, при таком уровне чувствительности их не обнаружишь. Но что это за выпуклость в ночной, неосвещенной части планеты? Ну конечно, он видит излучение тропических океанов, они отдают во мрак тепле, накопленное за день. В инфракрасном спектре экваториальная ночь была светлее, чем полярный день.
Лишнее напоминание об истине, которую всегда должен помнить ученый: органы чувств человека воспринимают лишь частичную и искаженную картину Вселенной. Том Лоусон никогда не слышал Платонова сравнения людей с узниками в пещере, стремящимися по теням на стене представить себе внешний мир. Между тем его опыт, наверное, пришелся бы по душе Платону. Какая Земля “настоящая”? Видимый глазом безупречный серп, косматый инфракрасный гриб – или ни то ни другое?
…Кабинет был тесноват даже для Порт-Рориса, который служил всего-навсего транзитной станцией между Эртсайдом и Фарсайдом, а также базой для туристов, посещавших Море Жажды. (Правда, этот маршрут сейчас как будто утратил свою притягательную силу…) Лет тридцать назад Порт-Рорис был у всех на устах: в ту пору здесь орудовал один из немногих “лунных” преступников, Джерри Бадкер, который неплохо нажился, торгуя поддельными осколками “Лунника-2”. Конечно, его слава не могла сравниться со славой Робина Гуда или Билли Кида, но на Луне и Бадкер был величиной.
Морис Спенсер был даже рад, что Порт-Рорис такой тихий городишко. И ведь это ненадолго – особенно, если его коллеги в Клавии проведают, что начальник отдела “Интерплэнет Ньюс” почему-то застрял в Рорисе и не торопится на юг, где заманчиво сверкают огни большого (население 52 647 человек) города. Зашифрованная радиотелеграмма на Землю, должно быть, уже успокоила начальство; оно привыкло полагаться на его интуицию и сообразит, в чем дело. Рано или поздно сообразят это и конкуренты, но к тому времени Морис Спенсер надеялся намного опередить их.
Сейчас он обрабатывал все еще недовольного капитана “Ауриги”.
Капитан Ансон только что закончил долгий – на целый час – и очень неприятный телефонный разговор с заказчиком в Клавии. Компания “Макайвер, Макдональд, Маккарти и Маккелох” явно считала Ансона повинным в том, что “Аурига” села в Порт-Рорисе. В конце концов он повесил трубку, сказав, чтобы они выяснили этот вопрос в управлении. А в Эдинбурге сейчас воскресенье, раннее утро; поневоле им придется пока оставить его в покое.
После второй стопки Ансон слегка оттаял. С человеком, который способен раздобыть виски “Джонни Уокер” в Порт-Рорисе, стоит ладить, и капитан спросил Спенсера, как ему это удалось.
– Печать – великая сила, – усмехнулся тот. – Репортер не выдает своих источников, иначе он недолго продержится.
Морис Спенсер достал из портфеля кипу карт и фотографий.
– Вот это было куда сложнее раздобыть в такой короткий срок, – продолжал он. – И я вас очень прошу, капитан, пусть это все останется между нами. Дело совершенно секретное, во всяком случае, пока.
– Разумеется. Речь идет о “Селене”?
– Ага, вы тоже догадались? Да, “Селена”., Может быть, ничего и не получится, но я хочу быть во всеоружии.
Он положил на стол большую фотографию – вид Моря Жажды, снятый с малой высоты разведывательным спутником и размноженный Топографическим управлением Луны. Хотя снимок был сделан вечером, когда тени падали в противоположную сторону, он почти в точности повторял изображение, которое Спенсер видел на экране перед посадкой. Журналист изучил эту фотографию настолько внимательно, что знал ее наизусть.
– Горы Недоступности, – сказал он, – вздымаются почти отвесно из Моря Жажды на высоту около двух тысяч метров. Этот темный овал – Кратерное Озеро…
– …где пропала “Селена”?
– Возможно. Теперь в этом уже сомневаются. У нашего общительного молодого друга с “Лагранжа” есть доказательства, похоже, что корабль затонул в Море Жажды – примерно вот тут. Но тогда люди могли остаться живы. А это означает, капитан, что в ста километрах отсюда полным ходом развернутся спасательные работы. Порт-Рорис окажется в центре внимания всей Солнечной системы!
Капитан присвистнул.
– Похоже, вам повезло! Но при чем тут я?
Палец Спенсера снова лег на карту.
– Вот при чем, капитан. Я хочу зафрахтовать ваш корабль. И хочу, чтобы вы доставили меня, оператора и двести килограммов телевизионного оборудования на западный склон Гор Недоступности.
– У меня больше нет вопросов, ваша честь, – сказал адвокат Шастер, садясь.
– Хорошо, – ответил коммодор Ханстен. – Я должен просить свидетеля не удаляться за пределы юрисдикции сего суда.
Под общий хохот Девид Баррет вернулся на место. Он хорошо сыграл свою роль. В большинстве ответов англичанина серьезная мысль сочеталась с искрой юмора, и слушали его с интересом. Если остальные свидетели будут отвечать так же охотно, за развлечением дело не станет – пока им вообще до развлечений… Даже если взять предельную, вряд ли возможную цифру: четыре исповеди в день, со всеми подробностями, какие способна сохранить человеческая память, – то кто-то еще будет рассказывать, когда испустит дух кислородная цистерна.
Ханстен посмотрел на часы. Целый час до скудного обеда. Можно вернуться к “Шейну” или (хоть мисс Морли и против) обратиться к этому дурацкому историческому роману. Нет, лучше продолжать спектакль, пока все еще настроены так, как надо.
– Если никто не возражает, – сказал коммодор, – я вызову следующего свидетеля.
– Я – за! – поспешно отозвался Баррет, чувствуя себя в безопасности.
Даже картежники не были против, и секретарь суда вытащил из кофейника клочок бумаги. Его лицо отразило замешательство, и он почему-то замялся.
– В чем дело? – спросил председатель суда. – Вам попалась ваша фамилия?
– Гм… нет, – ответил секретарь, с озорной улыбкой глядя на адвоката. Потом прокашлялся и провозгласил: – Миссис Шастер!
– Ваша честь, я возражаю! – Миссис Шастер с трудом оторвала от сиденья свои килограммы, хоть их и поубавилось с тех пор, как “Селена” покинула Порт-Рорис. Жестом она указала на своего супруга, который смущенно уткнулся в записи. – Разве это по чести, чтобы он меня выспрашивал?
– Я готов уступить свое место, – сказал Ирвинг Шастер, не дожидаясь, когда председатель суда произнесет формулу “протест принят”.
– Я согласен вести допрос, – отозвался коммодор, хотя его лицо говорило обратное. – Или, может быть, кто-нибудь еще хочет взять это на себя?
