Текст книги "Путь марсиан (сборник)"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Лонг наклонился и выключил видеофон.

– Это мне не нравится, – сказал он. – Проклятый болван умышленно… В чем дело?

Риос вдруг вскочил.

– Я же должен следить за импульсами.

– Ну их к черту!

Лонг тоже встал, прошел вслед за Риосом по узкому коридору и остановился на пороге рубки.

– Если Хильдер добьется своего, если он сумеет сделать из этого животрепещущую проблему… Ого!

Он тоже его увидел. Импульс был первого класса и мчался за исходящим сигналом, как борзая за электрическим кроликом.

Риос, захлебываясь, бормотал:

– Космос был чист, говорю вам, был чист. Марса ради, Тед, не лезьте. Попробуйте поймать его визуально.

Риос действовал быстро и умело: за его плечами был опыт почти двадцатилетней работы мусорщиком. За две минуты он определил дистанцию. Потом, вспомнив неудачу Свенсона, измерил угол склонения и радиальную скорость.

Он крикнул Лонгу:

– Один и семьдесят шесть сотых радиана. Вы легко его отыщете.

Лонг, затаив дыхание, крутил верньер.

– Всего лишь полрадиана от Солнца. Будет освещен только край.

Он быстро и осторожно усилил увеличение, разыскивая ту единственную «звезду», которая будет менять свое положение, расти и приобретать форму, доказывая, что она вовсе не звезда.

– Включаю двигатель, – сказал Риос. – Больше ждать нельзя.

– Вот он, вот он!

Увеличения все еще не хватало, чтобы можно было точно судить о форме светящегося пятнышка, за которым следил Лонг, но оно ритмично мерцало, потому что при вращении контейнера солнечный свет падал то на большую, то на меньшую его часть.

– Держись!

Тонкие струи пара вырвались из выхлопных отверстий, оставляя длинные хвосты микрокристаллов льда, туманно сиявших в бледных лучах далекого Солнца. Расходясь, они тянулись за кораблем на сотню миль с лишком. Одна струя, другая, еще одна, и корабль мусорщиков сошел со своей орбиты и взял курс по касательной к пути контейнера.

– Летит, как комета в перигелии! – крикнул Риос. – Эти проклятые пилоты-наземники нарочно так сбрасывают контейнеры. Хотел бы я…

В бессильной злости, ругаясь, он все разгонял и разгонял корабль, так что гидравлическая прокладка кресла осела под ним на целый фут, а Лонг с большим трудом удерживался за поручень.

– Полегче! – взмолился он.

Но Риос следил только за импульсами.

– Не нравится, так сидели бы себе на Марсе.

Струи пара продолжали глухо реветь.

Заработало радио. Лонг с трудом наклонился – воздух словно превратился в вязкую патоку – и включил экран. На них злобно уставился Свенсон.

– Куда это вы прете? – кричал он. – Через десять секунд вы будете в моем секторе.

– Гонюсь за контейнером, – ответил Риос.

– По моему сектору?

– Мы начали у себя. Тебе его не достать. Выключите радио, Тед.

Корабль с бешеным ревом несся в пространстве, но рев этот можно было услышать только внутри корпуса. Затем Риос выключил двигатели так резко, что Лонга швырнуло вперед. От внезапной тишины в ушах звенело еще больнее, чем от грохота, царившего секунду назад.

Оба прильнули к окулярам. Теперь уже отчетливо был виден усеченный конус. Кувыркаясь с медлительной важностью, он двигался среди звезд.

– Да, контейнер первого класса, – удовлетворенно отметил Риос. «Настоящий гигант, – подумал он. – С ним у нас уже очистится прибыль».

Лонг сказал:

– Локатор показывает еще один импульс. Должно быть, Свенсон погнался за нами.

Риос мельком взглянул на экран.

– Не догонит.

Контейнер все рос и рос, пока не заполнил все поле зрения.

Руки Риоса лежали на рычаге сброса гарпуна. Он подождал, дважды с микроскопической точностью выверил угол, вытравил трос на нужную длину. Потом нажал.

Мгновение все оставалось, как было. Затем к контейнеру пополз металлический трос, словно кобра, готовящаяся ужалить. Он коснулся контейнера, но не зацепился за него, иначе он тут же порвался бы, как паутинка. Контейнер вращался; момент его вращения достигал тысяч тонн, и трос должен был только создать мощное магнитное поле, которое затормаживало контейнер.

Вылетел еще один трос, еще и еще… Риос посылал их, нисколько не думая о расходе энергии.

– Этот от меня не уйдет, клянусь Марсом, не уйдет!

Он остановился, только когда между кораблем и контейнером протянулось десятка два стальных нитей. Энергия вращения контейнера при торможении превратилась в теплоту и до такой степени его раскалила, что излучение улавливали даже приборы космолета.

– Клеймо буду ставить я? – спросил Лонг.

– Ладно. Но только если хотите. Сейчас ведь моя вахта.

– Я с удовольствием.

Лонг влез в скафандр и направился в выходную камеру. Он еще помнил точно, сколько раз побывал в космосе в скафандре, – верный признак новичка. Это был пятый раз.

Ухватившись за трос и перебирая по нему руками, Лонг направился к контейнеру, чувствуя, как вибрирует трос под его металлическими перчатками. Он выжег на гладком металле контейнера их серийный номер. В пустоте космоса нечему было окислять сталь. Она просто плавилась и испарялась, а затем конденсировалась в нескольких футах от излучателя и серой матовой пленкой оседала на поверхность контейнера.

Лонг вернулся в космолет. Войдя внутрь, он снял шлем, который уже успел покрыться толстым слоем инея.

Первое, что услышал Лонг, был почти неузнаваемый от ярости голос Свенсона, доносившийся из репродуктора: – …прямо к комиссару. Черт побери, есть же у нас какие-то правила!

Риос невозмутимо сидел в кресле.

– Послушай, ведь он был в моем секторе. Я поздно его заметил, и пришлось ловить в твоем. А ты, если бы погнался за ним, врезался бы в Марс. Только и всего… Вернулись, Лонг?

Он выключил радио. Сигнальная лампочка яростно мигала, но Риос не обращал на нее внимания.

– Он подаст жалобу комиссару? – спросил Лонг.

– И не подумает. Это он просто чтобы развеять скуку. Он прекрасно понимает, что контейнер наш. А как вам понравилась наша добыча, Тед?

– Очень недурна.

– Очень недурна? Да она великолепна! Держитесь! Сейчас я его раскручу.

Боковые сопла извергли струи пара, и корабль начал медленно вращаться вокруг контейнера, который последовал за ним. Через полчаса они представляли собой гигантское боло, крутящееся в пустоте. Лонг определил по «Эфемеридам» положение Деймоса. В точно рассчитанный момент тросы сняли магнитное поле, и контейнер по касательной вышел на траекторию, по которой примерно через сутки должен был достичь этого спутника Марса и попасть в уловители находящегося там склада.

Риос проводил его довольным взглядом. Потом повернулся к Лонгу.

– Удачный денек.

– А речь Хильдера? – спросил Лонг.

– Кого? Вы о чем? Ах, это-то! Ну, если волноваться из-за болтовни каждого проклятого наземника, никогда не уснешь. Забудьте о нем.

– По-моему, об этом забывать не следует.

– Вот чудак! Да бросьте вы! Лучше поспите.

Тед Лонг, как всегда, упивался высотой и шириной главной улицы города.

Прошло уже два месяца с того дня, как комиссар наложил временный запрет на вылавливание контейнеров и отозвал все корабли мусорщиков из космоса, но бодрящее ощущение простора не покидало Лонга. Эту радость не могла омрачить даже мысль о том, что запрет был наложен в связи с намерением Земли провести в жизнь свое недавнее решение экономить воду, а для начала лимитировать ее расход на рейсах мусорщиков.

Крыша улицы была покрыта светящейся светло-голубой краской, возможно, старомодная попытка имитировать земное небо. Тед точно не знал, так ли это. Витрины магазинов, прорезая стены улицы, освещали их.

Издалека, перекрывая шум транспорта и шаги прохожих, доносились взрывы – это пробивали в коре Марса новые туннели. Всю свою жизнь он слышал эти взрывы. Когда он родился, на месте этой улицы была еще нетронутая скальная порода. Город растет и будет расти и дальше, если ему не помешает Земля.

Лонг свернул в поперечную улицу, более узкую и не так ярко освещенную. Витрины магазинов сменились здесь жилыми домами, фасады которых были прочерчены рядами фонарей. Толпы покупателей и машины уступили место медленно прогуливающимся пешеходам и шумным ребятишкам, которые еще не вняли призывам матерей идти ужинать.

В последнюю минуту Лонг вспомнил о правилах приличия, остановился на углу, у водяной лавки, и протянул флягу:

– Налейте-ка!

Толстый лавочник отвинтил колпачок и заглянул во флягу, затем слегка встряхнул ее – там булькнуло.

– Немного осталось, – весело сообщил он.

– Верно, – согласился Лонг.

Лавочник держал флягу под самым наконечником шланга, чтобы не пролить ни капли воды. Зажужжал счетчик. Лавочник завинтил колпачок.

Лонг расплатился и взял флягу. Теперь она приятно похлопывала его по бедру. В семейный дом не принято приходить без полной фляги. К приятелям, конечно, можно зайти и так, во всяком случае, этому не придается большого значения.

Он вошел в подъезд дома N 27, поднялся на несколько ступенек, приготовился нажать кнопку звонка и остановился.

Из-за двери отчетливо доносились голоса.

Женщина говорила с раздражением:

– Приглашай, приглашай своих дружков мусорщиков! Большое тебе спасибо, что ты целых два месяца в году бываешь дома! На меня, конечно, и пары дней хватит! А потом опять твои мусорщики!

– Но я уже давно дома, – ответил мужской голос. – И потом у нас есть дело. Марса ради, перестань, Дора. Они вот-вот придут.

Лонг решил подождать за дверью: может быть, они перейдут на более безобидную тему.

– И пусть их приходят! – отрезала Дора. – Пусть слушают. По мне, хоть бы навсегда запретили эти полеты. Слышишь?

– А на что мы будем жить? – раздраженно спросил мужчина. Ответь-ка!

– И отвечу. Ты можешь прилично зарабатывать на самом Марсе, как и все другие. В этом доме только я одна – «мусорная вдова». Вот что я такое вдова! Да что там, хуже вдовы! Будь я вдовой, то по крайней мере могла бы еще раз выйти замуж. Что ты сказал?

– Да ничего я не говорил.

– О, я знаю, что ты сказал. А теперь послушай меня, Дик Свенсон…

– Да, я сказал! – крикнул Свенсон. – Сказал, что теперь-то я знаю, почему мусорщики обычно не женятся.

– И тебе нечего было жениться! Мне надоело – все соседи жалеют меня, ухмыляются и спрашивают, когда ты вернешься. Другие могут быть горными инженерами, администраторами или, на худой конец, бурильщиками. Во всяком случае, у жен бурильщиков есть нормальная семья, и дети у них как дети, а не беспризорники. У Питера с таким же успехом могло и не быть отца.

– Мама, а что такое беспризорник? – послышался тонкий мальчишеский фальцет. Голос доносился издалека, по-видимому, из другой комнаты.

– Питер! Занимайся уроками! – еще больше повысила голос Дора.

Свенсон тихо произнес:

– Нехорошо вести такие разговоры при ребенке. Что он обо мне подумает?

– Так оставайся дома, чтобы он думал так, как нужно.

Снова раздался голос Питера:

– Знаешь, мама, я, когда вырасту, стану мусорщиком.

Послышались быстрые шаги, на мгновение наступила тишина, а затем раздался пронзительный вопль:

– Мама, ой, мама! Отпусти ухо! Что я сделал? – и снова все затихло слышно было только обиженное сопение.

Лонг воспользовался паузой и энергично позвонил. Свенсон открыл дверь, приглаживая волосы обеими руками.

– Здравствуйте, Тед, – приглушенным голосом сказал он. Потом громко произнес: – Дора, пришел Тед. Тед, а где Марио?

– Должен скоро прийти, – ответил Лонг.

Из другой комнаты торопливо вышла Дора, маленькая смуглая женщина с приплюснутым носом. Ее чуть тронутые сединой волосы были зачесаны назад.

– Здравствуйте, Тед. Ужинали?

– Да, я сыт, благодарю вас. Но вы, пожалуйста, не обращайте на меня внимания.

– Нет-нет. Мы давно уже кончили. Хотите кофе?

– Не откажусь, – Тед снял с пояса флягу и протянул ей.

– О, что вы, не нужно! У нас много воды.

– Прошу вас.

– Ну, что же…

Она ушла на кухню. Через качающуюся дверь Лонг мельком увидел посуду, стоявшую в «Секотерге» – «безводной мойке, которая всасывает и поглощает жир и грязь в одно мгновение. Одной унции воды хватает, чтобы дочиста отмыть восемь квадратных футов посуды. Покупайте „Секотерг“! „Секотерг“ моет идеально. Не затратив лишней капли, так начистит вам посуду, что под силу только чуду!..» Назойливая рекламная песенка зазвенела у него в голове, и, чтобы прогнать ее, он спросил:

– Как поживает Пит?

– Отлично. Перешел уже в четвертый класс. Ну, конечно, мне редко приходится его видеть. Так вот, когда я в последней раз вернулся из рейса, он посмотрел на меня и говорит…

Последовало продолжение, которое было вполне терпимо, насколько бывают терпимы рассказы заурядных родителей о выдающихся высказываниях их выдающихся детей.

Прожужжал звонок, вошел хмурый, весь красный Марио.

Свенсон быстро шагнул к нему.

– Послушай, только ни слова о ловле контейнеров. Дора никак не может забыть, как ты захватил первоклассный контейнер на моем участке, а сегодня она вообще не в настроении.

– Только мне и заботы, что говорить о контейнерах.

Риос сорвал с себя подбитую мехом куртку, швырнул ее на спинку кресла и сел.

Вошла Дора и деланно улыбнулась новому гостю.

– Привет, Марио. Будешь пить кофе?

– Угу, – ответил он, машинально потянувшись к своей фляге.

– Возьмите воды из моей фляги, Дора, – быстро проговорил Лонг. – Он мне потом отдаст.

– Угу, – повторил Риос.

– Что случилось, Марио? – спросил Лонг.

– Валяйте! Говорите, что вы же меня предупреждали, – мрачно буркнул Риос. – Год назад, после речи Хильдера. Ну, говорите, говорите!

Лонг с недоумением пожал плечами.

Риос продолжал:

– Установлен лимит. Об этом объявили четверть часа назад.

– Ну?

– Пятьдесят тысяч тонн воды на рейс.

– Что? – вспыхнул Свенсон. – Да с этим и с Марса не поднимешься!

– Так оно и есть. Это обдуманный удар. Сбору мусора пришел конец.

Дора принесла кофе и расставила чашки.

– Что это вы говорили? Конец сбору мусора? – она села с решительным видом, и Свенсон беспомощно взглянул на нее.

– По-видимому, – сказал Лонг. – С этого дня вводится лимит в пятьдесят тысяч тонн, а это значит, что мы не сможем больше летать.

– Ну и что из этого? – Дора отхлебнула кофе и весело улыбнулась. Если хотите знать мое мнение, так это очень хорошо. Пора бы всем вам, мусорщикам, найти постоянную работу на Марсе. Я не шучу. Это не жизнь рыскать по космосу…

– Дора, прошу тебя, – сказал Свенсон.

Риос что-то злобно буркнул. Дора подняла брови.

– Я просто высказываю свое мнение.

– Ваше полное право, – сказал Лонг. – Но я имею в виду другое. Пятьдесят тысяч тонн – это только начало. Мы знаем, что Земля – или по крайней мере партия Хильдера – хочет нажить себе политический капитал на кампании за экономию воды, так что наше дело плохо. Мы должны как-то раздобыть воду, не то они совсем нас прикроют, верно?

– Ну да, – сказал Свенсон.

– Но весь вопрос в том – как? Правильно?

– Если дело только в воде, – неожиданно разразился Риос, – то есть лишь один выход, и вы его знаете. Если наземники решат не давать нам воды, мы ее возьмем. То, что когда-то их сопливые трусы отцы и деды побоялись оставить свою тепленькую планету, еще не делает их хозяевами воды. Вода принадлежит всем людям, где бы они ни находились. Мы – люди, значит, вода и наша тоже. Мы имеем на нее право.

– А как вы предлагаете ее забрать? – спросил Лонг.

– Очень просто! У них на Земле целые океаны воды. Не могут же они поставить по сторожу на каждой квадратной миле! Мы можем в любое время, когда нам вздумается, сесть на ночной стороне планеты, заправить все контейнеры и улететь. Хотел бы я знать, как они нам помешают?

– Десятком способов, Марио. Как вы находите контейнеры в космосе на расстоянии до сотни тысяч миль? Тонкий металлический корпус, затерянный в бескрайнем пространстве? Как? С помощью радара. Неужели вы думаете, что на Земле нет радаров? Неужели вы думаете, если на Земле догадаются, что мы крадем воду, они там не сумеют установить сеть радаров и обнаруживать приближающиеся корабли еще в космосе?

Дора с возмущением перебила Лонга:

– Вот что я тебе скажу, Марио Риос. Мой муж никогда не будет участвовать в грабительских налетах, чтобы добывать воду для мусорных рейсов.

– Дело не только в мусорных рейсах, – сказал Марио. – Завтра они прижмут нас во всем остальном. Их нужно остановить теперь же.

– Да не нужна нам их вода, – сказала Дора. – Тут же не Луна и не Венера. Полярные шапки вполне обеспечивают нас водой. У нас даже в квартире есть водопровод. В этом квартале у всех есть.

– На личные потребности расходуется наименьшая часть воды, сказал Лонг. – Вода нужна для рудников. А как быть с гидропонными бассейнами?

– Это верно, – сказал Свенсон. – Как быть с гидропонными бассейнами, Дора? Им необходима вода, и пора бы нам выращивать для себя свежие овощи вместо этой конденсированной дряни, которую нам присылают с Земли.

– Только послушайте его, – презрительно бросила Дора. – Что ты понимаешь в свежих овощах? Ты же никогда их не пробовал.

– Нет, пробовал, и не раз! Помнишь, один раз я достал моркови?

– Ну и что в ней было особенного? На мой взгляд, хорошо поджаренная протопища куда лучше. И полезнее. Просто сейчас вошло в моду болтать о свежих овощах, потому что из-за этой гидропоники повышают налоги. И вообще все обойдется.

– Не думаю, – сказал Лонг. – Во всяком случае не обойдется само собой. Хильдер, вероятно, будет следующим Координатором, и вот тогда дело может обернуться совсем скверно. Если они сократят еще и поставки продовольствия…

– Ну, ладно! – воскликнул Риос. – Что же нам делать? Я говорю – воду надо брать. Брать, и все тут!

– А я говорю, что нельзя, Марио. Неужели вы не понимаете, что это Земной путь, путь наземников? Вы цепляетесь за пуповину, которая связывает Марс с Землей. Неужели вы не можете порвать ее? Неужели не видите Марсианского пути?

– Нет, не вижу. Может быть, вы объясните?

– Да, объясню, если будете слушать. Что мы имеем в виду, когда говорим о Солнечной системе? Меркурий, Венеру, Землю, Луну, Марс, Фобос и Деймос. Семь небесных тел, и все. Но ведь это меньше одного процента Солнечной системы. И мы, марсиане, ближе всех к остальным девяноста девяти процентам. Там, по ту сторону Марса, дальше от Солнца, несметные запасы воды!

Все с недоумением уставились на него. Свенсон неуверенно спросил:

– Вы говорите о ледяных оболочках Юпитера и Сатурна?

– Не только о них, но, согласитесь, и это вода. Слой в тысячу миль толщиной – это немало воды.

– Но он ведь покрыт аммиаком или… или еще чем-то, а? – спросил Свенсон. – И потом, мы не можем садиться на большие планеты.

– Знаю, – ответил Лонг. – Но я не их имел в виду. На больших планетах свет клином не сошелся. Есть же еще астероиды и спутники! Например, Веста – астероид диаметром двести миль и почти сплошной кусок льда. Одна из лун Сатурна – тоже. Что вы скажете на это?

– Разве вы не бывали в космосе, Тед? – спросил Риос.

– Вы же знаете, что был. Что вы имеете в виду?

– Да, знаю, но вы все еще говорите, как наземник. А вы подумали о расстояниях? В среднем астероиды не подходят к Марсу ближе чем на сто двадцать миллионов миль. Это вдвое больше, чем от Марса до Венеры, а вы знаете, что даже лайнеры почти никогда не совершают этого рейса в один прием. Обычно они делают остановку на Земле или на Луне. В конце-то концов, сколько времени, по-вашему, человек может находиться в космосе?

– Не знаю. А как по-вашему?

– Вы и сами знаете. Нечего меня спрашивать. Шесть месяцев. Загляните в любой справочник. Пробудьте в космосе больше шести месяцев, и вам одна дорога – к психиатру. Так ведь, Дик?

Свенсон кивнул.

– И это только астероиды, – продолжал Риос. – От Марса же до Юпитера триста тридцать миллионов миль, а до Сатурна – семьсот миллионов. Кто сумеет преодолеть такие расстояния? Представьте себе, что вы летите с обычной скоростью или, для круглого счета, делаете даже двести тысяч миль в час. Это займет… погодите, надо еще учесть ускорение и торможение… это займет месяцев шесть-семь до Юпитера и почти год до Сатурна. Конечно, теоретически можно разогнаться и до миллиона миль в час, но где вы возьмете для этого воду?

– Ух ты! – произнес тонкий голосок, обладатель которого с чумазым носом и округлившимися глазами стоял тут же. – Сатурн!

Дора резко обернулась.

– Питер, марш в свою комнату!

– Ну, ма-ам!

– Не нукай на меня!

Она привстала, и Питер исчез.

– Послушай, Дора, – сказал Свенсон, – посиди-ка с ним немного, а? Ему трудно не отвлекаться, когда мы все тут разговариваем.

Дора упрямо фыркнула и не сдвинулась с места.

– Я никуда не уйду, пока не узнаю, что задумал Тед Лонг. Скажу вам прямо: мне это не очень нравится.

– Ну, ладно, – сказал Свенсон, – оставим в покое Юпитер и Сатурн. Тед, конечно, на них и не рассчитывает. А Веста? Мы могли бы добраться туда за десять-двенадцать недель, и столько же на обратный путь. Двести миль в диаметре – это четыре миллиона кубических миль льда!

– Ну и что? – сказал Риос. – А что мы будем делать на Весте? Добывать лед? Строить рудники? Послушайте, вы представляете, сколько времени это займет?

– Я имел в виду именно Сатурн, а не Весту, – возразил Лонг.

– Ему говорят, что до Сатурна семьсот миллионов миль, а он все свое!

– Ладно, – сказал Лонг, – скажите-ка мне, Марио, откуда вы знаете, что в космосе можно оставаться не больше шести месяцев?

– Черт возьми, это всем известно!

– Только потому, что так записано в «Руководстве по космическим полетам». Этот предел был установлен земными учеными на основе опыта земных пилотов и космонавтов. Вы рассуждаете, как наземник, а не как марсианин.

– Марсианин может быть марсианином, но он остается человеком.

– Откуда такая слепота? Сколько раз вы сами бывали в рейсе больше шести месяцев и без всяких последствий?

– Это совсем не то, – сказал Риос.

– Потому что вы марсиане? Потому что вы профессиональные мусорщики?

– Нет. Потому что мы не в дальнем рейсе и знаем, что можем вернуться на Марс, как только захотим.

– Но вы этого не хотите. Об этом я и говорю. Земляне строят огромные космолеты с библиотеками микрофильмов, с экипажем из пятнадцати человек, не считая пассажиров. И все-таки они могут находиться в полете максимум шесть месяцев. У марсианских мусорщиков корабли на две каюты и только один сменщик. Но мы можем выдержать в космосе больше шести месяцев.

– Вы, кажется, не прочь прожить в корабле год и полететь на Сатурн? – заметила Дора.

– А почему бы и нет, Дора? – сказал Лонг. – Мы можем это сделать. Неужели вы не понимаете? Земляне не могут. Они живут в настоящем мире. У них открытое небо и свежая пища, у них сколько угодно воздуха и воды. И, попадая на корабль, они оказываются в чуждой и тягостной обстановке. Вот почему шесть месяцев для них предел. Но марсиане – дело другое. Мы всю жизнь живем словно на борту корабля! Ведь Марс – это большой корабль диаметром в четыре с половиной тысячи миль, а в нем – крохотное помещение, где живут пятьдесят тысяч человек. Мы здесь закупорены, как в корабле. Мы дышим привозным воздухом и пьем привозную воду, которую без конца очищаем и снова пьем… Мы едим то же самое, что едят на корабле. И когда мы оказываемся в космолете, то продолжаем привычную жизнь. Если понадобится, мы способны продержаться гораздо больше года.

– И Дик тоже? – спросила Дора.

– Мы все.

– Так вот, только не Дик. Вы, Тед Лонг, и этот Марио, который крадет чужие контейнеры, можете сколько угодно болтать о том, как вы год проторчите в космосе. Вы холостяки. А Дик женат. У него жена и сын, и этого с него хватит. Он может получить постоянную работу и здесь, на Марсе. Бог мой, а представьте себе, что вы прилетите на Сатурн и не найдете там никакой воды. Как тогда вы вернетесь? А если у вас и останется вода, так кончится продовольствие. Ничего нелепее я еще не слыхала.

– Погодите, – напряженно произнес Лонг. – Я все обдумал. Я говорил с комиссаром Сэнковом, он поможет. Но нам нужны корабли и люди. Мне их не подобрать. Меня никто и слушать не станет. Я новичок. Вас же знают и уважают. Вы ветераны. Если вы меня поддержите – можете сами не лететь, если вы просто поможете мне убедить остальных, найти добровольцев…

– Прежде всего, – ворчливо прервал его Риос, – вам придется объяснить еще кое-что. Ну, ладно, прилетим мы на Сатурн, а где там вода?

– В этом-то все дело, – ответил Лонг. – Для того и нужно лететь на Сатурн. Вода там просто летает в космосе и ждет, пока за ней явятся!

Когда Хэмиш Сэнков прибыл на Марс, марсиан по рождению не существовало. Теперь здесь насчитывалось двести с лишним младенцев марсиан третьего поколения, чьи деды родились на Марсе.

Сэнкову тогда не было и двадцати. Колония на Марсе представляла собой всего лишь кучку приземлившихся кораблей, связанных между собой герметизированными подземными туннелями. В течение многих лет на его глазах под поверхностью планеты разрастались здания, высовывая тупые носы в разреженную, негодную для дыхания атмосферу. На его глазах появлялись товарные пакгаузы, вмещавшие целые корабли вместе со всем грузом. На его глазах из ничего возникло грандиозное переплетение шахт, источившее кору Марса. А население Марса увеличилось с пятидесяти человек до пятидесяти тысяч.

Из-за этих воспоминаний Сэнков чувствовал себя стариком. Из-за этих и еще более давних воспоминаний, навеянных присутствием землянина. Гость всколыхнул в его памяти давно забытые отрывочные картины теплого, уютного мира, лелеющего человечество, как материнское лоно.

Землянин, казалось, только что покинул это лоно. Не очень высокий, не очень худой, скорее, пожалуй, полный. Темные волосы с аккуратно уложенной волной, аккуратные усики, тщательно вымытая кожа. На нем был модный костюм, такой свежий и аккуратный, каким только может быть костюм из пластика.

Одежда, которую носил Сэнков, была изготовлена здесь, на Марсе. Она была опрятна и удобна, но безнадежно старомодна. По его суровому лицу пролегла густая сеть морщин, волосы давно побелели, и, когда он говорил, его кадык подергивался.

Землянина звали Майрон Дигби, он был членом Генеральной Ассамблеи Земли. Сэнков был комиссаром Марса.

Сэнков сказал:

– Все это тяжелый удар для нас.

– Для большинства из нас тоже.

– Гм… Тогда я должен честно признаться, что ничего не понимаю. Конечно, я не претендую на то, чтобы разбираться в земных проблемах, хотя и родился на Земле. На Марсе жить нелегко, и вам следует это уяснить. Только для того, чтобы обеспечить нас пищей, водой и сырьем, на кораблях требуется много места. А для книг и кинохроники места почти не остается. Даже видеопрограммы доходят до нас только в месяц противостояния, но тогда здесь все слишком заняты, чтобы их смотреть. Я, как комиссар, получаю от агентства «Межпланетная пресса» еженедельную сводку, но обычно у меня не бывает времени, чтобы внимательно с ней ознакомиться. Можете назвать нас провинциалами – вы будете правы. Так что, когда случается нечто подобное, мы только беспомощно переглядываемся.

– Не хотите же вы сказать, – медленно произнес Дигби, – что вы здесь, на Марсе, ничего не слышали о кампании против расточительства, которую проводит Хильдер?

– Кое-что слышал. Один молодой мусорщик, сын моего большого друга, который погиб в космосе, – Сэнков задумчиво потер рукой шею, – очень любит читать об истории Земли и тому подобное. Когда он бывает в рейсе, он ловит видеопередачи, и он слушал этого Хильдера. Насколько я могу понять, это была первая речь Хильдера о расточителях. Молодой человек пришел с этим ко мне. Я, естественно, не принял его рассказы всерьез. Впрочем, после этого я стал как-то просматривать сводки новостей «Межпланетной прессы», но там почти ничего не говорилось о Хильдере, а то, что было, представляло его довольно-таки нелепой фигурой.

– Да, комиссар, – сказал Дигби, – вначале все это было похоже на шутку.

Сэнков вытянул длинные ноги и заложил их одну за другую.

– Сдается мне, что и до сих пор это во многом остается шуткой. Какие доводы он приводит? Мы тратим воду? А поинтересовался ли он цифрами? У меня они все есть. Я велел их приготовить к прибытию вашей комиссии.

Океаны Земли содержат четыреста миллионов кубических миль воды, а каждая кубическая миля весит четыре с половиной миллиарда тонн. Это не так уж мало! Часть этой громады мы тратим на полеты. Разгон происходит в основном в пределах поля тяготения Земли, значит, выбрасываемая вода возвращается в океаны. Этого Хильдер не учитывает. Когда он говорит, что за полет расходуется миллион тонн воды, он лжет. Меньше ста тысяч тонн! Теперь допустим, что на год приходится пятьдесят тысяч полетов. Этого, конечно, не бывает – их и полутора тысяч не наберется. Но, допустим, пятьдесят тысяч. Ведь со временем число полетов, безусловно, увеличится. При пятидесяти тысячах полетов в год в космосе будет невозвратимо теряться одна кубическая миля воды. Это значит, что за миллион лет Земля потеряет четверть процента своих водных запасов!

Дигби развел руками.

– Комиссар, «Межпланетные сплавы» попробовали использовать подобные цифры в борьбе против Хильдера. Но разве можно сухой математикой победить мощное эмоциональное движение? Хильдер пустил в ход словечко «расточители». Понемногу он сделал из него символ гигантского заговора банды алчных, жестоких негодяев, грабящих Землю ради своей минутной выгоды. Хильдер обвинил правительство в том, что оно почти все состоит из подобных людей, Ассамблею – в том, что она им подчиняется, прессу – в том, что она им принадлежит. К сожалению, все это не кажется нелепостью среднему человеку. Он прекрасно знает, что могут сделать эгоисты с богатствами Земли. Он знает, например, что случилось с нефтью в Смутные времена, знает, как погубили плодородие почв. Когда наступает засуха, фермера не интересует, что на космические полеты расходуется лишь крохотная капелька по сравнению с общими водными запасами Земли. Хильдер назвал ему виновников, а в несчастье нет лучшего утешения, чем знать, кого винить. И ради каких-то цифр он от этого утешения не откажется.

– Вот этого я и не понимаю, – сказал Сэнков. – Может быть, я просто не знаю, как живет Земля, но мне кажется, что, кроме напуганных засухой фермеров, там есть и другие люди. Насколько я понимаю из сводок новостей, сторонников Хильдера меньшинство. Почему же вся Земля идет за горсткой фермеров и сумасбродных подстрекателей?

– Потому, комиссар, что у людей есть обыкновение беспокоиться о своем личном благополучии, о своем личном будущем. Сталелитейные компании видят, что эпоха космических полетов требует все больше легких сплавов, в которые не входит железо. Профсоюзы горняков опасаются внеземной конкуренции. Каждый землянин, которому не удается получить алюминий для какой-нибудь своей постройки, уверен, что алюминий идет на Марс. Я знаю одного профессора археологии, который выступает против «расточителей» только потому, что не может получить от правительства денег на свои раскопки. Он убежден, что все государственные фонды расходуются на ракетные исследования и космическую медицину, и это его возмущает.