Текст книги "Фронт смеется"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

ОТ РЕДАКЦИИ

Весёлая шутка – верный спутник русского солдата В пе¬

рерыве между атакой и во время самой атаки хлёсткий анекдот,

острое словцо вызывают дружный смех бойцов, придают им

бодрость, облегчают их тяжёлый ратный путь.

Отделы юмора и сатиры во фронтовых и армейских газетах—

«Фрицемор», «Смехомёт», «Беглый огонь», «Прямой наводкой»

и т. д. – любимые и популярные на передовых позициях.

В этих отделах наряду с профессиональными работниками

сатиры, активно сотрудничают рядовые бойцы и командиры,

которые впервые взялись за перо только в военное время.

В настоящий сборник включены материалы фронтовых

и армейских газет и журналов:      «Красноармейская правда»,

«Фронтовик», «Знамя победы», «Вперёд на врага», «Сталинское

знамя», «Советский патриот», «На страже родины», «Фронтовой

юмор», «Сквозняк» и др.

В сборнике «Фронт смеётся», понятно, далеко не исчерпано

всё богатство красноармейского творчества в области сатиры

и юмора. Но и те анекдоты, фельетоны, басни и карикатуры,

что представлены в этом небольшом сборнике, свидетель¬

ствуют о том, что смех принят на вооружение в Красной

Армии. Вместе с гранатой, штыком и пулей смех разит фа¬

шистов.

Сборник иллюстрирован карикатурами художников фронта»

виков В. Васильева, Е. Евгаяа, Е. Когана, Б. Лео И др,

фронт умевтся,

Пишет мать родному сыну

Из колхозного села:

«Расскажи-ка, милый Ваня,

Как идут твои дела.

Расскажи мне, как воюешь,

Сколько немцев перебил

И какую там Катюшу

Ты на фронте полюбил.

Я тебе, сынок, желаю

Вместе с Катей бить врагов,

От души благословляю

Вашу дружбу и любовь.

Будет время, стихнет буря,

Прогремит последний бой —

Ты с победою вернёшься,

С милой девушкой домой...»

«Слушай, мать, родного сына!

Не тая, скажу тебе:

Сроду я такого друга

Не встречал ещё нигде.

Признаюсь, что «Катерина»

Мне мила и дорога,

От любви и дружбы нашей

Нет покоя для врага.

Мы сроднились с нею крепко,

Повенчались под огнём...

И клянусь тебе, родная,

Будет время, стихнет буря,

Прогремит последний бой —

Я вернусь, но вот «Катюшу»

Не смогу забрать с собой».

В. Шишляков,красноармеец

Никто не встречал нас лучше, чем бабка Василиса

из деревни Петушки.

Как увидела она, что немцы пятки смазывают,

поймала свою последнюю, от немцев убережённую

курицу и зарезала её: давай, дескать, встречу род¬

ных своих бойцов. Положила она курицу в горшок

варить. И ждёт наших.

Только ошиблась бабка малость. Думала, что нем-

цы совсем удрали, до последнего. А их шесть гадов

осталось, чтобы деревню жечь.

Решили сволочи ещё раз обшарить дома.

Вот один вшивый фриц вбегает к бабке Василисе,

Носом повёл – и сразу курятину почуял.

Стал немец по избе шарить, на печь поглядывать.

А наша бабка Василиса улучила минуту, когда не¬

мец отвернулся, да из горшка курицу и вытащила, а

вместо неё сунула туда старый лапоть.

Пошарил немец по углам – ничего не нашёл.

А курятина ему всё в нос бьёт. Он тогда и говорит:

–      А ну выходи, матка... Сейчас твоя изба фу!..

Бабка Василиса крикнула: «Батюшки!» – и выбе¬

жала из избы. Выбежала, а сама кулаком грозит:

–      Я тебе, проклятый, сейчас покажу, как наши

избы жечь!

Только что фриц из печки горшок достал, а бабка

под окном как завопит во всю мочь:

–      Казаки едут!

Фриц испугался, хотел было утекать, да сказалась

натура немецкая, жадная. Грязную лапу ткнул он в

горшок, схватил лапоть и, второпях не разглядев,

сунул за пазуху.

Бросился к двери. А дверь заперта.

А мы тут как тут, на лыжах поспели. Не дали га¬

дам деревню сжечь. Пять поджигателей уничтожи¬

ли. А шестого, как был в бабкиной избе запертый,

так мы его там живьём в плен и взяли. Сначала

непонятно нам было: почему у фрица лапоть за па¬

зухой, да ещё пареный.

Тут нам бабка Василиса полное пояснение дала и

нас угостила настоящей варёной курицей.

А. Кушниров

Геббельс клялся: «У Оки

Не пройдут большевики,

Красной Армии невмочь

Наши дзоты превозмочь».

Но гвардейские полки

Так тряхнули у Оки,

Что отбросили фашистов

Пустобрёху вопреки.

Геббельс вновь кричал: «Ура!

Мы отходим до Днепра».

Он в речах обосновал

На Днепре «восточный вал».

Но гвардейцы на Днепре

Дали жару немчуре,

Искромсав блудливых фрицев

На котлеты и пюре.

Геббельс клялся: «У Десны

Мы могучи, мы сильны.

Мы готовы ко всему,

Нас не выбить никому».

Но свинцовую пургу

Закатили мы врагу.

Немец драпал, скинув брюки,

На десновском берегу.

Фроят смеётся.

Геббельс Дитмара позвал,

Геббельс Дитмару сказал:

«Думай, Дитмар, где б опять

Оборону нам занять».

Мы ж опять, взведя курки,

Скажем гадам: «Пруссаки,

Занимайте оборону

Где-нибудь на дне реки!»

С. Эйдлин,гвардии ефрейтор

«ВРУЧИТЬ ЛУЧШЕМУ БОЙЦУ»

Боец Н-ской части Григорий Кореванов получил

посылку. На ней было написано: «Действующая ар¬

мия. Вручить лучшему бойцу».

В ящике красноармеец увидел записку: «Дорогой

боец! Хотя я тебя и не знаю, но я с любовью по¬

сылаю тебе этот гостинец. Ешь на здоровье!»

Прочитав записку, подпись и обратный адрес, боец

деловито послюнявил карандаш, вынул открытку и

написал:

«Дорогая Наталья! Хотя ты меня и не знаешь, зато

я тебя хорошо знаю, и гостинец я твой съел с удо¬

вольствием. Как поживает наш сынок? Твой муж

Григорий».

– Вы говорите по-немецки?

– Нет, я говорю только правду.

Работорговец и убийца,

Палач, грабитель и злодей.

Ещё фашистский кровопийца

Сгоняет в лагери людей...

Ещё топор, судеб властитель,

Вбнссён над чьей-то головой,

Но каждый европейский

Как искра в склад пороховой!

Не превратить его в холопа,

Бурлит, кипит, горит Европа,—

В священном пламени войны

Дни псов немецких сочтены!

А. Флит.

Немецкая рота попала в окружение: ни туда, ни

сюда!.. А связи со своими частями никакой. Была

одна рация – и ту снарядом разбило. Беснуется

обер-лейтенант Отто Шульц: туго русские «мешок»

завязали...

Вдруг обер-лейтенант увидел овчарку. «Да это же

овчарка командира нашего полка!» – подумал

Шульц. Овчарка без хозяина мечется во все сторо¬

ны. Думал, думал Шульц и придумал выход из по¬

ложения: он приказал поймать овчарку. Поймали,

привели её к обер-лейтенанту. Написал Шульц за¬

писку: «Командиру четвёртого мотоциклетного пол¬

ка. Выручайте! Зажат со всех сторон! Боеприпасы

наисходе! Слабое место у русских – пункт Б. Обер-

лейтенант Отто Шульц».

Написал, поставил число, прикрепил записку к

ошейнику овчарки, приказал выпроводить её. Спустя

немного времени у самого блиндажа разорвался сна¬

ряд. Из него белые листочки посыпались. Принесли

оберу один листок. Прочёл его Шульц и позеленел

весь. На листке было написано: «Спасибо за сооб¬

щение. Сейчас приду. А насчёт пункта Б. соврал ты,

сын собачий! Смотри, впредь чужих собак не трогай!

Она хоть и немецкая овчарка, но вам служить не

хочет. Старший лейтенант Гущин».

Через час обер-лейтенант Отто Шульц стоял, побе¬

левший, перед старшим лейтенантом Леонидом Гу¬

щиным, у ног которого, высунув длинный малиновый

язык и часто дыша, сидела овчарка.

С. Семёнов

Мотора шум,

Зенитки звон!..

Как много дум

Наводит он.

Бомбил не раз

Немецкий асе,

Бомбил сейчас

В последний раз...

Летящий асе

Увидел нас

И сразу – р-раз! —

По нас фугас.

А в этот час

Один из нас

Снарядом – р-раз! —

И – с неба асе...

Весенний шум,

Вечерний звон,

Как много дум

Наводит он..

Ал. Медогонов

ДЕЛО БЫЛО В МАРТЕ

– Что ни говорите, а на войне всякая специаль¬

ность нужна, любого профиля человек себе место

найдёт, свою профессию с пользой применит.

Вот, к примеру, сказать, есть у нас в роте сержант

Щуничев. Прелюбопытнейший случай был с ним.

Как-то вызывает нас, то есть меня и Щуничева,

капитан и говорит: так, мол, и так, надо взять

«языка».

Снарядились мы и двинулись.

Ночь выдалась тихая, без ветра, мороз слабый.

В белорусское село, где расположился немецкий

штаб, пришли мы вовремя.

Двух часовых сняли без шума. И стали думать:

как бы хоть одного фрица из хаты вызвать?

Щуничев придвинулся ко мне и шепчет:’ «Стано¬

вись за крыльцом, я вызову».

«Ну,– думаю,– что-нибудь уж наш Сергей сооб¬

разил».

Спрятался я за крылечком, жду.

Проходит минут десяток. И вдруг, как назло, на

крыше хаты что-то завозилось и раздался кошачий

вой. Дело, надо вам сказать, происходило в марте.

Ну и вот, сошлись два весенних кота и давай форды¬

бачить. Возятся, орут, шипят друг на друга. Один,

видно, побольше, у него н голос такой суровый, с

хрипотой, а другой – помоложе, потому и голос, не

скажу приятнее, но понежнее.

«Эх,– думаю,– пропало всё наше предприятие!

Погубят чортовы коты нашу затею. Пугнуть бы их,

да нельзя: поднимется шум, фрицы сбегутся».

Только подумал, а коты ещё громче заорали.

Слышу, дверь отворяется. Вышел один из фрицев

на крылечко, голову задрал и на котов орёт. Те было

перестали, а потом топ-топ-топ по крыше, перебежа¬

ли за угол и ну вопить пуще прежнего.

– У, доннер веттер! Ферфлюхте каце! – заругал¬

ся фриц на крыльце, а ему из дома что-то закри¬

чали.

Гляжу: спускается фриц со ступенек и идет за

угол. Двинулся я за фрицем, и через пять минут,

упакованный и с запечатанным ртом, он быстро пе¬

ремещался к нашим позициям.

Откуда-то и Щуничев появился.

Доставили мы нашу добычу и узнали, что фриц

этот из штабных. Когда пришли в землянку, я Щу-

кичеву и говорю:

–      Повезло нам с котами, Серёжа. Кабы не разо¬

рались они, не так легко было бы фрица из дома вы¬

тащить.

Смеётся Сергей.

–      Чего ты? – спрашиваю.

–      Да это я орал.

–      Как так ты?! Там их двое, котов, было.

–      А я на разные голоса.

–      Где же ты такому выучился?

–      А я,– говорит,– до войны в цирке имитатором

работал. Животным разным подражал.

Да, скажу я вам, на войне любая специальность

пригодится.

А. Рейсер,старший лейтенант

Фон Сук и все его сыны:

Курт,

Ганс,

Карлушка,

Фриц

И Вилли,—

Объевшись как-то белены,

В Россию двинуться решили.

Бандиту Курту возле Мги

Прикладом вправили мозги.

Ганс был излечен на Двине

В «водолечебнице» – на дне.

Карлушка – под Опочкою

Свинцовою примочкою.

Под Нарвою нарвался Фриц

На наш «четырёхгранный шприц».

Вовнутрь железа дали Вилли,

И он под Тарту лёг в могиле.

А сам фон Сук, пруссак проклятый,

Прошёл леченье надому:

Припарку сделали гранатой

В Восточной Пруссии ему!

Боец Иван Муха

На воровские, подлые дела лиса всегда была сме¬

ла. А встреться курица ей, утка иль гусыня – и во¬

все чувствует себя, как героиня. На деле же она

злодей, бандит и вор.

* **

Залезла раз лиса на птичий двор. Конечно, ночью:

это же вернее! И уж нзметила курёнка пожирнее. Но

тут, услышав шум, с ружьём колхозник прибежал

Наум и хоть до смерти стерву не угробил, но уго¬

стил её зарядом крепким дроби.

Лисица, взвизгнув, бросилась в кусты – и лататы!

Бежит... В крови спина, и нос, и хвост, и холка..:

Вдруг видит на дороге волка.

–      Ишь, как ты драпаешь! – волк уязвил куму.

–      Совсем не драпаю,– лиса в ответ ему,– а про¬

сто-напросто проветриться желаю и лёгкую прогул¬

ку совершаю!..

* **

Мораль у басенки ясна!

Вот так же и фашистская шпана с разбитым носом

в страхе утекает. Но, хоть и ног не чует под собой,

«мы не бежим,– развязно заявляет,– а только...

фронт выравниваем свой!»

Но мы с одним лишь можем согласиться: нахаль¬

но врут и Геббельс и лисица.

В. Владимиров,

Чего на фронте ни бывает!

Всё тихо будто бы. Но вот

Солдат порою попадает

В такой занятный переплёт,

Что и не снилось, не гадалось,

Не представлялось, не мечталось...

Ну, разве знал Иван Гвоздёв,

Что будет есть уху сегодня?

Он был готов к чему угодно,

Но к рыбной ловле – не готов.

Он был в разведке. Всё – как надо.

Лежал в снегу, промок, продрог.

Под посвист пули, вой снаряда,

Шёл целиною, без дорог,

Где камышами, где кустами,

Где болотистыми местами.

Где прямиком, а где в обход,

Где по мосткам, где просто вброд.

Шагает с верным автоматом,

Идёт – ремень через плечо.

Вдруг слышит, ухнула граната,

За ней – ещё, потом – ещё.

«Что за чертовина такая?

И непохоже, чтобы бой...

Давай пойду да разузнаю»,—

Так рассуждал он сам с собой.

Идёт кустами славный малый.

Здесь до своих рукой подать.

Тиха погодка. Снег подталый,

Весною пахнет. Благодать!

И веткам шум зелёный снится,

И где-то тенькает синица,

И вьёт, война ли не война,

Гнездо весеннее она...

Дошёл Гвоздёв до самой речки,

Ещё на речке крепок лёд.

Он выбрал в зарослях местечко,

Оттуда выглянул. И вот

Пред ним четыре дюжих фрица,

Корзина мокрая, а в ней

На солнце чешуёй искрится

Десяток добрых карасей.

Гвоздёв, прикинувши, смекнувши,

Гранату русскую берёт:

– Так, значит, фрицы, рыбу глушим.

Уху почуяв наперёд?

Должно, охота с голодухи

Почуять рыбку в тощем брюхе?

Врёшь! Не для фрица на Руси

По речкам ходят караси.

Хлебни-ка сам водицы русской,

Валяй-ка – рыбке на закуску!

И как метнёт и как пальнёт!

И в самый раз, никак не мимо,

Четыре ворога – под лёд.

А вот корзина невредима.

И в полк явился наш герой,

Измокший весь, отнюдь не франтом.

Зато с закуской мировой,

Зато с богатым провиантом!

Уха на славу удалась!

Второе – жареный карась,

Шипел, как блин на сковородке,

С хрустящей корочкой такой.

И свежий хлеб и стопка водки.

Для обстановки боевой

Вполне был подходящий вечер.

Ну, тут и песня и рассказ

Про бой, про сабельные сечи,

Про неожиданные встречи.

Теперь у каждого из нас,

Кто испытал стальную вьюгу

И кто изведал, что почём,

Порассказать подчас друг другу

Уж как-никак, а есть о чём.

Бор. Палийчук

Все бойцы как будто по-одинаковому убивают не

мецких оккупантов. С одинаковой яростью. А вы

слушаешь их – и убедишься, что существует разни

ца: каждый бьёт врага по-своему, согласно старой

своей, довоенной профессии. Например.

Бывший кузнец, гнувший до войны подковы, теперь

грохнет в траншейном бою прикладом по голове

фрица и проговорит: «Есть! Ещё одного загнул!»

Бывший парикмахер обязательно жене своей на¬

пишет: «Дорогая моя! Вчера мы опять в разведке

здорово намылили шею фашистам и так их отбри¬

ли, что обошлось даже без горячего компресса».

Бывший фотограф, незаметно подползая к враже¬

скому часовому, непременно шепнёт товарищам:

«Спокойно, снимаю!»

Бывший портной, сбивая очередью из ручного пу¬

лемёта «мессершмитт», конечно, воскликнет: «Плот¬

ная строчка! Разъехался по всем швам!»

Бывший рыбак, прострелив голову немецкому сол¬

дату, усмехнётся: «Клюнул, гад!»

Бывший работник московского метро, выследив и

сняв меткой пулей немецкую «кукушку», скажет пэ

старой привычке: «Готов!»

Бывший учитель, командир орудия, скомандует:

«Шрапнелью ещё разок! Повторение—мать учения».

Бывший доктор, а ныне военврач, встретив воз¬

вращающихся с добычей разведчиков, не удержится,

чтоб не поздравить их: «Операция прошла удачно.

«Язык» у вас сегодня превосходный».

Бывший бухгалтер, бросив гранату в немецкую

землянку, с удовлетворением отметит: «Разнёс по

всем статьям! Баланс подведён полностью!»

И так далее... В общем бьют, как говорится, с

полным знанием своего дела!

М. Яблунин,красноармеец

Мы жили богато,

Нужды мы не знали,

А немцы-подлюги,

Как воры, напали.

Так бейте подлюгу,

Да без передышки,

Чтоб не было немцам

Ни дна, ни покрышки!

Как снайпер Жалепко,

Их пулею взгрейте,

Коль сотый на мушке.,

Так сотого бейте.

Л если, по счастью,

Окажется двести,

Почёт вам и слава

И орден по чести.

Так будьте здоровы.

Воюйте на славу

За родину нашу,

Поля и дубравы.

За милую жёнку,

За отчую хату

Воздайте по счёту

Подлюгам заклятым.

Чтоб снайперской пулей

Трёхсотый давился,

Землёю могильной

Последний накрылся!

Иван Точка

На днях ворвались мы в немецкую траншею. Иду

я, значит, вдоль этой траншеи и вижу: немец в испу¬

ге мечется.

Рост у меня, к вашему сведению, ниже среднего.

Что же касается немца, то был он настоящая дуби¬

на. Я и подумал:

«Чтобы одному взять живьём такого дылду, нуж¬

но попугать его маленько».

Согласно этому намеченному плану, даю автомат¬

ную очередь немцу над головой. И что же бы вы

думали? Немец бухнулся на землю, дрыгнул ногами

и срочно умер. Настоящая блицсмерть.

Засмеялся я и говорю товарищам:

– Я его убил, я и воскресить должен. Нам, со-’

гласно боевой задаче, «язык» нужен, а не покойник.

И применил я тут хотя и простой, но строго науч¬

ный способ. Сначала я поднял эрзацпокойнику го¬

лову. А затем, придав этой голове нужный боевой

порядок, влепил немцу подзатыльник.

Воскрешение произошло немедленно. Немец охнул,

чихнул и вскочил на ноги. В таком виде и доставили

мы его в штаб.

А. Крупов,младший сержант

Скоро год я на войне,

Нет известий о жене.

Вдруг – письмо! Как весел я!

Как мне не хвалиться!

Сын родился у меня —

Счастью нет границы!

Но пришло письмо

второе,

И лишился я покоя.

«Жду ребёнка...»

Ой-ой-ой!

Это что ж, второго?!

Но откуда же второй?

Не пойму ни слова!

А от третьего письма

Застелила разум тьма.

«Только что пришла с вокзала...»

Ты кого же провожала?

«Жизнь без милого тошна...»

Этот «милый»

Кто же?

Значит,

«Всё равно,

Война»,

Ты решила тоже?

Всё же, полон мрачных мыслей,

Письма взял и сверил числа.

Эх, мне всё понятно!!!

Почта письма получала,

Почта письма задержала,

Почта письма присылала

В порядке обратном:

Все июльские – сначала,

А январские – потом,

Прошлогодние прислала

Лишь сегодня вечерком.

Не меня ли в ноябре

Жёнка провожала?

Что писала в январе?

Сына ожидала.

Сын – в июле! Я сполна

Понял, братцы, вот что:.

Виновата не жена,

Виновата почта!

Б. Котляров

Цело было в восемнадцатом году,

Побежали из России господа.

Господин один попал тогда в беду.

Удирая, говорил он всем тогда:.

– Не толкайтесь,

Дайте сесть,

Не пихайтесь,

Знайте честь!

Я ж не просто так явление,

Я не мразь,

У меня ведь есть имение,

Я ведь князь.

У меня есть имя-отчество,

Титул есть,

Но теперь ведь и высочество

Хочет есть!

Много лет прошло в парижском кабаке.

Князь тарелки мыл,

Прислуживал, варил.

Был всегда его

желудок

налегке,

Иногда князь возмущённо говорил:

– Не толкайтесь

Невзначай.

Не стесняйтесь

Дать на чай.

Я ж не просто так явление,

Я не мразь,

У меня ведь есть имение,

Я ведь князь.

У меня есть имя-отчество,

Титул есть,

Но теперь ведь и высочество

Хочет есть.

А когда война с Россией началась,

Он в Париже адвокатов осаждал:

Дескать, я теперь опять как будто князь,

Столько лет, мол, не напрасно ожидал.

Подтвердите

Сей момент,

Подпишите

Документ.

Я ж не просто так явление,

Я не мразь,

У меня ведь есть имение,

Я ведь князь.

У меня есть имя-отчество,

Титул есть,

Но теперь ведь и высочество

Хочет есть.

Он у немцев был в обозе холуем,

Был мальчишкой, был прислугой, денщиком,

Но мечтал он о величии своём,

О поместье, о деревне за леском.

Размечтавшись,

Водку пил,

А надравшись,

Говорил:

– Я ж не просто так явление,

Я не мразь,

У меня ведь есть имение,

Я ведь князь.

У меня есть имя-отчество,

Т итул есть,

Но теперь ведь и высочество

Хочет есть.

На Смоленщину приехал бывший князь.

Скоро вот они, родимые места,

Только вдруг он сковырнулся мордой в грязь

У сухого придорожного куста.

Очень странно:

Был – и нет.

Партизаны

Шлют привет!

Оказалось, что явление —

Просто мразь.

Не видать тебе имения,

Дохлый князь!

Позабудут имя-отчество

Навсегда,

Не вернутся к нам высочества

Никогда!

М. Слободской

–Иди, иди, не упирайся! Я тебя проучу, мерзав¬

ца! – и Ганс из 1-го взвода втолкнул Ганса из 2-го

взвода в комнату.

–      Наконец-то, герр обер-лейтенант, в нашей роте

вор пойман,– доложил Ганс из 1-го взвода.– Он

стащил у меня перочинный ножик.

–      Дайте сюда ножик,—приказал обер-лейтенант.

Ганс из 2-го взвода повиновался.

Обер-лейтенант фон Капес взял ножик и начал

читать нравоучение:

–      Нехорошо, Ганс. Очень нехорошо. У кого вы

воруете? Я понимаю, у русского спереть что-нибудь,

а то у своего. Ведь он этот ножик купил! Не так ли,

Ганс?

–.Так точно, герр обер-лейтенант.

–      ...и уплатил, видимо, дорого. Сколько вы упла¬

тили, Г анс?

–      Не помню, герр обер-лейтенант.

–      Тогда, может быть, помнит тот, у кого вы ку¬

пили?

–      О, да, он, вероятно, помнит... Я его купил у

Г анса из третьего взвода.

–      Позовите Ганса из третьего взвода.

Пришёл Ганс.

–      Ну, вот видите,– продолжал фон Капес,—

Г анс поступил честно. Он уплатил товарищу день¬

ги. Сколько он вам уплатил, Ганс, за этот ножик?

Ганс заморгал глазами:

–      Уплатил?! Я ему сейчас дам оплеуху. Второй

день, герр обер-лейтенант, ищу свой ножик. Был в

правом кармане брюк – и вдруг нет его. Украли...

–      М-да, а где вы взяли этот ножик?

–      Я помогал ротному писарю Гансу нести чемо¬

дан, он мне подарил.

–      Вот видите, Ганс, он помог принести чемодан.

В это время зашёл писарь.

–      Писарь,– продолжал обер-лейтенант,– посту¬

пил как товарищ и дал ему ножик.

–      Ножик, какой ножик? – удивился писарь.—

Ах, это же мой ножик! И монограмма с русской над¬

писью. Десять дней ищу его. Из чемодана украли.

–      Писарь Ганс! Как попал к вам этот ножик?—

вопросил фон Капес.

–      Мне его подарил Г анс из обоза.

Позвали Ганса из обоза-:

–      Кому вы подарили этот ножик?

–      В жизни своей никому ничего никогда ие дарил

и не имею такой глупой привычки,– ответил Ганс.

–      Он тогда был пьян, герр обер-лейтенант, и по¬

этому не помнит,– сказал писарь.

–      Я был пьян? Зло берёт, герр обер-лейтенант,—

ответит писарь Ганс.– Сами видите, он врёт. Ведь

после того, как кто-то украл спиртной паёк нашей

роты, мы забыли запах водки. Украл, негодяй! Я по*

нимаю теперь, куда девался мой лисий воротник,

который я приобрёл в России...

–      А этот ножик ты где приобрёл? Не подарили лц

тебе? – ехидно спросил обер-лейтенант.

–      Так точно... Ганс...

–      Хватит, «Ганс, Ганс!» Вон отсюда! Нож

остаётся у меня! – заревел обер-лейтенант Ганс фон

Капес и сунул ножик в карман.

Л. Прокша

.

Гитлер связался по прямому проводу со штабом

центральной армейской группы:

–      Почему сдали Львов?

–      «Тигры» не удержали!!!

–      А почему сданы Белосток, Перемышль, Брест?!

–      На это у нас дюжина причин, наш фкорер!

–      Это какая же дюжина?

–      Во-первых, нас разбили, а остальные одиннад¬

цать причин нам выяснить не удалось!

В р а ч (новоприбывшему раненому): – Скажи,

Ф р и ц: что слышно на фронте о нашей победе?

Ф р и ц: – От грохота русской артиллерии и раз¬

рывов снарядов, господин доктор, ничего не

слышно!

Перед лужицей прозрачной

На дожде

Размышляет немец мрачный

О воде.

О ручьях, прудах и вскоре

О делах на Чёрном море.

Битый вор битья боится,

А ворьё повсюду бьют...

И от страшных дум у фрица

Дыбом волосы встают.

Видит фриц осколки, банки,

Черепки...

Вспоминает свои танки

И полки...

Кто в ловушке, кто в «котле»,

Кто лежит в сырой земле.

Сколько было, сколько сгнило!..

Страшно думать пруссаку...

И уныло фриц-громила

Трёт вспотевшую башку.

Смотрит немец то и дело

На поля,

Видит немец, что созрела

Конопля.

Свить уже верёвку можно!

Немец охает тревожно.

Холодеет фриц проклятый,

Кинув взгляд на коноплю.

И рукою волосатой

Шею щупает свою.

Всюду «клещи», «кольца», «клинья»

Да «мешки».

Неспроста полны унынья

Пруссаки.

В «эластичной» обороне,

В бронированном вагоне

У бандитов-немцев ныне

Думы только о конце:

О свинце да об осине —¦.

Знаменитом деревце!

Вл. Иванов

О б е р-л е й т е н а н т: – Герр полковник, что это

значит? Я просил надёжное пополнение, а получил...

роту хромых и слепых.

П о л к о в н и к: – Так это же и есть самые на¬

дёжные: они назад не побегут.

С о л д а т (догоняя машину): – Господин полков¬

ник! Большевистский офицер уничтожил наши пуле¬

мёты из нашей же пушки.

П о л к о в н и к (обращаясь к адъютанту): —

Срочно сообщите о победе нашего оружия.

К командиру эсэсовского полка врывается обер-

лейтенант:

–      Ох, господин полковник! Ну русским же от нас

и досталось сегодня!..

–      Здорово досталось?

–      Здорово! Десять наших танков, три самоход¬

ных орудия, сто пятьдесят пулемётов и семьсот

пленных... Живей бегите, а то как бы и вы им не

достались, господин полковник!..

Уговаривать полковника не пришлось.

– Клейст, Гудериан, Рейхенау, Лист! Ведь это

всё сливки германского командования.

–      Да. Битые сливки!

О ф и ц е р: – Сколько осталось от моей роты?

С о л д а т: – Вы, господин офицер.

О ф и ц е р: – А вы?

С о л д а т: – Я от другой роты остался,

Солдат обращается к офицеру:

–      Скажите, господин обер-лейтенант: долго ли

мы ещё будем удерживать этот пункт?

–      По приказанию фюрера – до последнего сол¬

дата!

–      А... Тогда, значит, ждать недолго!

–      Разрешите доложить, господин обер-лейте-

нант: разведка проведена успешно. Моему танку

удалось обнаружить противотанковое ружьё рус¬

ских.

–      Очень хорошо! Но почему вы пришли пешком?

–      Потому что это противотанковое ружьё обна¬

ружило мой танк.

–      О чём ты теперь думаешь, Гейнц?

–      О том же, о чём и ты, Вилли.

–      Ох, какие у тебя мрачные мысли!

Фюрер: – Скажи, мудрец: как объяснить то,

что русские разбили немцев на Чудском озере?

Мудрец: – Случай, господин фюрер.

Фюрер: – Ну, а то, что русские били немцев в

1918 году?

Мудрец: – Несчастный случай, мой фюрер.

Фюре р:– Но почему и сейчас русские бьют нас?

Мудрец: – Привычка, господин фюрер.

Солдат: – Господин офицер, разрешите узнать:

когда кончится война?

Офицер: – А вот я тебе сейчас покажу! (Даст

ему пощёчину.)

Солдат: – Осмелюсь доложить, господин офи¬

цер, вы меня не поняли. Я спросил не о том, как

кончится война, а о том, когда она кончится.

– Посмотри, Ганс, как эта старая польская кре¬

стьянка усердно молится богу. За кого ты молишься?

–      За немецких солдат.

–      Похвально! А какую же ты молитву читаешь?

–      За упокой.

–      Ну, каковы наши успехи, герр генерал?

–      Великолепны! По моим данным, мы победно

отступаем, а русские беспорядочно бегут за нами.

Поддержать арийский дух

Нерадивых фрицев

Раз пытался фон дер Тух

Разной небылицей.

Перед вшивой немчурой

Надрывал он глотку:

«В нашей роте есть герой —

Бравый Эрих Шмотке.

Никогда не отступал,

Никогда не плакал,

Неустанно «хайль» орал

Он перед атакой.

Если русский напирал,

Если голодуха,—

Никогда он не терял

Боевого духа.

Рыцарь Шмотке! Где ты есть?

Выходи из строя!

Приколю железный крест

Я на грудь героя!»

Хайль! Застыла немчура,

Внимая с удивлением:

«Сдался Шмотке в плен вчера

Вместе с отделением».

И. Шереметьев, старшина

– Стар я стал. Зрение слабеет. Шёл я в атаку с

целым полком. Возвращаюсь – и не вижу ни одного

солдата.

–      Ты что болтаешься тут, Фриц?

–      Отстал от части, господин обер-лейтенант.

–      А где твоя часть?

–      На кладбище.

Расстреливали Ганса, который оставил свою пози¬

цию и побежал. Обер-лейтенант Капут спросил его:

–      Что ты, Ганс, желаешь перед смертью? Говори!

–      Хочу, чтобы меня похоронили рядом с моим

фюрером.

–Болван! Ведь он живой ещё!

– Ничего, я обожду.

–      У нас, Ганс, на всю роту три пары рукавиц по¬

лучено.

–      Ну, и как: хватило?

–      Вполне. Одна пара даже лишней оказалась.

«Куда мне лететь? – раздумывал немецкий лёт¬

чик, стоя около своего самолёта.– На восток или на

запад?»

В это время на немецкий аэродром налетели со¬

ветские самолёты и сбросили бомбы. Голова немец¬

кого лётчика вместе с фюзеляжем полетела на во¬

сток, а ноги и крылья самолёта – на запад.

–Пауль Цуккер! Вы распускаете ложные слухи

о том, что наш полк несёт большие потери...

–      Это мне говорили ребята из второго батальона,

господин оЬер-лейтенант.

–      Вы второй раз врёте! Как вы могли это услы¬

шать от солдат второго батальона, если вчера он

полностью уничтожен русскими?

Потеряв связь со своими частями, немецкий гене¬

рал выехал срочно в один из полков. По дороге он

видит удирающих во главе со своим офицером сол¬

дат.

–      Обер-лейтенант, что это такое?! – грозно кри¬

чит генерал.– Вас бьют, а вы ничего не предприни¬

маете?!

–      Как не предпринимаем? Мы же бежим!

–      Фюрер не простит генералу Паулюсу его сдачу

в плен.

–      Ты считаешь, что для генерал-фельдмаршала

очень важно, какого мнения о нём ефрейтор?!

–      Господин фельдфебель, я опросил всю роту, ко

никто из солдат не видел русских разведчиков.

–      Значит, их тут нет?

–      К сожалению, есть!

–      Что же: они невидимы?

–      Видимы. Но тот, который их видел, рассказать

не может.

–      У него язык отнялся?

–      Нет, но он сам «языком» стал.

–      Скажите, генерал фон Шиккер: почему так

мрачен фюрер последнее время?

–      Именно потому, что это—его последнее время.

–      Перед атакой раздайте солдатам водку,

фельдфебель.

–      Разрешите, господин обер-лейтенант, выдавать

водку не перед атакой, а после боя.

–      Почему?

–      Много экономии будет. В прошлый раз я полу-'

чил девяносто порций, а после боя пришлось раздать

только девять,

П. Елизаров,сержант

Немецкий генерал: – Каковы дела на на¬

шем участке?

Немецкий офицер: – Стараемся не покла¬

дая рук, господин генерал: сегодня ещё двести

пятьдесят могил для наших убитых вырыли...

–      Вчера Ганс и Фриц на этой сосне оборудовали

наблюдательный пункт.

–      С какой целью?

–      Чтобы советских снайперов обнаружить.

–      Ну, и обнаружили их?

–      Обнаружили: Фриц похоронен под этой сосной,

а Ганс – около тропинки.

–      Нет, я о снайперах... Их-то обнаружили?

–      Не знаю. Ни Фриц, ни Ганс не могли сказать

об этом ни слова.

–      Знаешь, Ганс, моя жена очень похожа на

«европейский вал».

– Три года она пишет, что верна мне и совер¬

шенно неприступна для других мужчин, а сегодня я

узнал, что она только что родила.

–      Чистый ариец не должен дрожать.

–      И я не дрожу. Это земля дрожит, а я с нею

вместе – за компанию.

–      Обязательно передайте мой привет капитану

Карлу Кирку.

–      Осмелюсь доложить, господин полковник,

Кирк – уже не капитан.

¦– А кто он теперь? Уж не генерал ли?

–      Нет. Покойник.

–      Никак не могу постигнуть тонкостей русского

языка. Одним словом у них обозначается несколь¬

ко предметов. Когда красноармейцы захватили в

плен ефрейтора Мюллера,– это называется захват.

Когда нас окружили под Петровкой,– это был об¬

хват, а потом, когда одна колхозница стукнула меня

ао голове палкой,– это был ухват.

Известно всем, что жить скотине

Невесело в Берлине.

Однажды пёс, осёл и бык

Подняли в жарком споре крик.

Бык промычал: «М-м-мои друзья!

В Берлине жить быку нельзя:

Шерсть рыжая, глаза и рост

Сулят быку позорный пост.

Подсказывает мне нутро,

Что стану я начальством вроде

В конторе брачного бюро,—

Сейчас в Берлине это в моде!»

Пёс заскулил: «А я не стану

В Берлине больше жить и дня:

В любом столичном ресторане

В котлету превратят меня!»

И лишь один, трубя победу,

Сказал заносчиво осёл:

«Иметь я буду жирный стол

И приглашаю всех к обеду».

За образ мыслей преопасный

Казнили пса и с ним – быка.

Ну, а осёл? Живёт прекрасно!

У Геббельса он правая рука...

А. Петацкий,красноармеец

Поезд тронулся и увёз Ганса Кнопке на Восточ¬