Текст книги "100 жемчужин европейской лирики"

Автор книги: авторов Коллектив

Мюссе Альфред, де (1810–1857)

Прости

 
На унылом и тягостном жизни пути
Я не встречу тебя никогда,
Говорю я с улыбкою горькой: «Прости,
Безмятежного счастья звезда!» —
Улыбаясь, но с черной змеею в груди
Буду друга я вдаль провожать,
С безысходной тоскою скажу: «Уходи!»,
Но потом засмеюся опять…
Ты, как ветер свободный, стремишься вперед,
Но спокойно вернешься опять,
Тебе счастье на крыльях своих принесет
И любовь, и весны аромат.
Твое счастье блеснет золотистым лучем,
Как небес полуночных звезда,
И сомненье, царившее в сердце твоем,
Улетит, не оставив следа.
Но пройдет вереница блестящих годов,
Перед бездной ты вздрогнешь опять, —
Вспомнишь друга, который всегда был готов
Твое чуткое сердце понять.
 

(Переводчик – Облеухов Антон Дмитриевич, род. в 1862)

Не забывай! Когда заря рассвета…

 
Не забывай! Когда заря рассвета
Чертог волшебный солнцу распахнет;
Когда сребристой ризою одета
Задумчиво по небу ночь плывет;
Когда трепещет грудь от жажды наслаждений,
И вечер сладостных навеет сновидений,
О, слушай, лес шумит, —
Тебе он говорит:
Не забывай!
Не забывай, хотя б судьба разлукой
Грозила нам с тобою навсегда;
Хотя бы блекло с безнадежной мукой
В изгнаньи сердце долгие года;
Припомни грусть любви, припомни расставанье.
Что даль и время тем, кто знал любви страданье!
К тебе, пока я жив,
Стремится мой призыв:
Не забывай!
Не забывай, когда засну глубоко
С разбитым сердцем я в земле сырой;
Когда цветок тихонько, одиноко
Над гробовой распустится плитой.
Мне не видать тебя; но верною сестрою
Бессмертная душа все будет жить с тобою.
Услышь в ночной тиши
Ты стон моей души:
Не забывай!
 

(Переводчик – К.Р. – Великий князь Романов Константин Константинович, 1858–1915)

Петрарка Франческо (1304–1374)

Когда она вошла в небесные селенья…

 
Когда она вошла в небесные селенья,
Её со всех сторон собор небесных сил,
В благоговении и тихом изумленьи,
Из глубины небес слетевшись, окружил.
«Кто это? – шёпотом друг друга вопрошали: —
Давно уж из страны порока и печали
Не восходило к нам в сияньи чистоты
Столь строго-девственной и светлой красоты».
И, тихо радуясь, она в их сонм вступает,
Но, замедляя шаг, свой взор по временам
С заботой нежною на землю обращает
И ждёт – иду ли я за нею по следам…
Я знаю, милая! Я день и ночь на страже!
Я Господа молю! молю и жду – когда же?..
 

(Переводчик – Майков Аполлон Николаевич, 1821–1897)

Благословляю день, и месяц, и годину…

 
Благословляю день, и месяц, и годину,
И час божественный, и чудное мгновенье,
И тот волшебный край, где зрел я, как виденье,
Прекрасные глаза, всех мук моих причину.
Благословляю скорбь и первую кручину,
В какую вверг меня Амур в жестоком мщенье,
И страшный лук его, и стрел его язвленье,
И боль сердечных ран, с которой жизнь покину.
Благословляю все те нежные названья,
Какими призывал её к себе, – все стоны,
Все вздохи, слёзы все и страстные желанья.
Благословляю все сонеты и канцоны,
Ей в честь сложенные, и все мои мечтанья,
В каких явился мне прекрасный образ донны!
 

(Переводчик – Мин Дмитрий Егорович, 1818–1885)

Благословенны месяц, день и год… (вариант перевода)

 
Благословенны месяц, день и год,
И час, и миг, и уголок прекрасный,
Где взор ее, ласкающий и властный,
Меня связал – и душу ныне жжет!
Благословен порыв нежданный, страстный,
Тех первых сладких, радостных забот,
Когда любовь открыла в сердце ход
Своей стреле для муки ежечасной!
Благословенны вы, дары судьбы, —
И к имени заветному мольбы,
И слезы, и томленье, и желанье,
И новой вольной песни трепетанье,
И помыслы о ней, о ней одной, —
Единый путь, открытый предо мной!
 

(Переводчик – Блох Григорий Анатольевич, 1867–1927)

Весною дней, в обманчивом Апреле…

 
Весною дней, в обманчивом Апреле,
Я выплакал в стихах свою беду —
Ошибки юной первый шаг к стыду…
Я был другим, чем стал теперь на деле!
Душой сгорал я в сладостном бреду,
Стремясь в пустых надеждах к лживой цели…
О, если в жизни вы любить умели, —
Я состраданья, не прощенья жду!
Я притчей для народа был родного,
И этой мыслью часто я и снова,
Как в первый раз, бываю потрясен!
Мечты мне стыд и угрызенья дали
И в сердце высекли резцом из стали:
Что мило на земле – лишь краткий сон!
 

(Переводчик – Блох Григорий Анатольевич, 1867–1927)

Мадонна! Страсть моя угаснуть не успела…

 
Мадонна! Страсть моя угаснуть не успела,
Она живет во мне, пока мне жить дано,
Но ненависть к себе до крайнего предела
В измученной душе достигла уж давно.
И если я умру – пусть будет это тело
Под безымянною плитой погребено:
Ни слова о любви, которой так всецело
Владеть душой моей здесь было суждено.
Лучи сочувствия блеснут ли благотворно
Для сердца, полного любовью непритворной,
Которое от вас награды ждет давно?
Но, если вами гнев руководит упорно,
Оковы, столько лет носимые покорно,
Быть может, разорвет в отчаянье оно.
 

(Переводчик – Чюмина Ольга Николаевна, 1859–1909)

Мне сразу отомстить за прегрешенья…

 
Мне сразу отомстить за прегрешенья
Любовь с улыбкою решила вдруг
И тайно приготовила свой лук,
Как злой стрелок настороже мгновенья.
Ни сердце, ни глаза не знали мук
И прежде не страшились нападенья,
Но от стрелы я не нашел спасенья
И пал впервые жертвой метких рук.
Смущенный неожиданным ударом,
Я не успел ответить с равным жаром,
Не мог с оружьем равным выйти в бой
Иль в край хитро уйти суровый, дальный,
Где я бы избежал судьбы печальной,
Насильно ныне овладевшей мной.
 

(Переводчик – Блох Григорий Анатольевич, 1867–1927)

Промчится, мыслью быстрою гоним…

 
Промчится, мыслью быстрою гоним,
Твой нежный лик, любимый и желанный…
О, краткий отдых в муке неустанной!..
Но ты со мной – и я неуязвим!
У врат души твой образ, страстно жданный,
Предстал, и вновь страданием былым
Дрожит Любовь пред голосом твоим,
Пред нежным взором – крест судьбой мне данный!
Как госпожа в свой дом, приходишь ты,
И в скорбном сердце светом красоты
Твой ясный взор сменяет ужас ночи,
Душа потрясена, и слепнет глаз…
Вздыхаю я: «Благословен тот час,
Когда мне путь открыли эти очи!»
 

(Переводчик – Блох Григорий Анатольевич, 1867–1927)

Один, в раздумье, средь пустых полей…

 
Один, в раздумье, средь пустых полей
Я тихими, усталыми шагами
Бреду, и цель одна перед глазами —
Подальше бы уйти мне от людей…
Как за щитом, я скроюсь за лесами
От любопытных взоров и речей:
Они в порывах горести моей
Прочтут с усмешкой страсти грозной пламя!..
Леса, холмы, овраги, ручейки!
Обнажены вам сердца тайники,
Покрытые для мира пеленою!
Взгляните, – в глушь, сюда, пришла ко мне
Любовь, и даже в этой тишине
Мы спор ведем, я с ней, она – со мною!
 

(Переводчик – Блох Григорий Анатольевич, 1867–1927)

Рельштаб Людвиг (1799–1860)

Serenade

 
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они,
Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей!
 

(Переводчик – Огарёв Николай Платонович, 1813–1877)

Рюккерт Фридрих (1788–1866)

О, нет, за красоту ты не люби меня…

 
О, нет, за красоту ты не люби меня
И не люби за то, что я живу богато:
‎ За красоту люби сиянье дня,
‎ А за богатство – серебро и злато.
И не люби меня за молодость мою:
Люби весну, – она все та же бесконечно.
‎ Меня люби за то, что я люблю,
‎ И что любить тебя я буду вечно!
 

(Переводчик – К.Р. – Великий князь Романов Константин Константинович, 1858–1915)

Как мне решить, о друг прелестный…

 
Как мне решить, о друг прелестный,
Кто властью больше: я иль ты?
Свободных песен круг небесный
Не больше царства красоты.
Два рая: ты – в моём царица,
А мне – в твоём царить дано.
Один другому лишь граница,
И оба вместе лишь одно.
Там, где любовь твоя не властна,
Восходит песни блеск моей,
Куда душа ни взглянет страстно,
Разверзсто небо перед ней.
 

(Переводчик – Фет Афанасий Афанасьевич, 1820–1892)

Сюлли-Прюдом Рене (1839–1907)

Посвящение

 
Когда стихи тебе я отдаю,
Их больше бы уж сердце не узнало,
И лучшего, что в сердце я таю,
Ни разу ты еще не прочитала.
Как около приманчивых цветов
Рой бабочек, белея нежно, вьется,
Так у меня о розы дивных снов
Что звучных строф крылом жемчужным бьется.
Увы! рука моя так тяжела:
Коснусь до них – и облако слетает,
И с нежного, дрожащего крыла
Мне только пыль на пальцы попадает.
Мне не дано, упрямых изловив,
Сберечь красы сиянье лучезарной,
Иль, им сердец булавкой не пронзив,
Рядами их накалывать попарно.
И пусть порой любимые мечты
Нарядятся в кокетливые звуки,
Не мотыльков в стихах увидишь ты,
Лишь пылью их окрашенные руки.
 

(Переводчик – Анненский Иннокентий Фёдорович, 1855–1909)

Глаза

 
‎Как много карих, голубых,
Любимых глаз зарю встречало!
В могилах спят они теперь,
А солнце всходит, как бывало.
‎Ночь краше дня; как много глаз
Ее пленялося красою!
На небе звезды все горят,
А те глаза оделись тьмою.
‎Ужель угас их взгляд? Нет, нет,
Не может быть! Они взирают
Куда-то вдаль и то, что мы
Зовем незримым, созерцают.
‎Светила меркнут, заходя,
Но все ж на небе остаются:
Так и у глаз есть свой закат,
Но смерть не может их коснуться.
‎Как много карих, голубых
Закрылось глаз, любимых нами!
За гробом вечная заря
Им светит дивными лучами.
 

(Переводчик – К.Р. – Великий князь Романов Константин Константинович, 1858–1915)

Чары грез и любовных признаний…

 
Чары грез и любовных признаний
Не таятся в словах «я люблю»…
Это слово я в сердце таю;
Красота его есть и в молчаньи…
Вся любовь лишь в безмолвии строгом,
В робких чувствах наивных сердец;
Их красивыми создал Творец,
Цвесть им тихо – повелено Богом.
Упоение – в трепете нежном
Милой, ласковой, теплой руки,
В недосказанной мысли строки,
Непрочтенной вдвоем безмятежно…
Красота – в тех устах молчаливых,
Что мечтания будят – как сон,
И в сердцах, что как розы бутон,
Расцветают безмолвно, красиво…
В аромате волос шелковистых,
Затаивших как будто ответ,
В той улыбке, где ясен привет,
И во взорах любовных, лучистых…
 

(Переводчик – Алчевская Христина Алексеевна, 1882–1931)

Робость

 
Сказал бы ей… но поневоле
Мне речь страшна:
Боюсь, что слово скажет боле,
Чем шепот сна.
Откуда робость? Почему бы
Не быть храбрей?
И почему коснеют губы,
Когда я с ней?
Признанья в ветреные годы
Я делал вмиг
От той уверенной свободы
Отстал язык.
Боюсь, что понял я неверно
Порыв любить,
Боюсь слезою лицемерной
Глаза смочить.
Она хоть искренно польется
Но, может, в ней
Лишь с грустью чувство отзовется
Минувших дней…
 

(Переводчик – Андреевский Сергей Аркадьевич, 1847–1918)

Вальс

 
В дымке тюля и в море цветов
Эти бледные пары несутся
И в минутном объятьи без слов,
Как во власти крылатых духов,
От забвенья не могут очнуться.
В звуках вальса волшебная сеть:
В их угаре влюбленные тают
И кружатся – завидно глядеть —
Будто вечно хотят улететь,
Будто вечно вернуться желают.
Он мечтает: «поймаю ли взгляд?»
А она: «не его ль полюблю я?»
И уста их друг другу сулят
Поцелуя пленительный яд,
Не давая при всех поцелуя.
Но стихает вокруг суета
И смычком замирают удары,
Плачет зеркало… Зала пуста,
Остается одна темнота,
Исчезают воздушные пары.
 

(Переводчик – Андреевский Сергей Аркадьевич, 1847–1918)

Фрейлиграт Фердинанд (1810–1876)

Люби, пока любить ты можешь…

 
Люби, пока любить ты можешь,
Иль час ударит роковой,
И станешь с поздним сожаленьем
Ты над могилой дорогой.
О, сторожи, чтоб сердце свято
Любовь хранило, берегло,
Пока его другое любит
И неизменно и тепло.
Тем, чья душа тебе открыта,
О, дай им больше, больше дай!
Чтоб каждый миг дарил им счастье,
Ни одного не отравляй!
И сторожи, чтоб слов обидных
Порой язык не произнёс;
О Боже! он сказал без злобы,
А друга взор уж полон слёз!
Люби, пока любить ты можешь,
Иль час ударит роковой,
И станешь с поздним сожаленьем
Ты над могилой дорогой!
Вот ты стоишь над ней уныло;
На грудь поникла голова;
Все, что любил, – навек сокрыла
Густая влажная трава.
Ты говоришь: «Хоть на мгновенье
Взгляни; изныла грудь моя!
Прости язвительное, слово,
Его сказал без злобы я!»
Но друг не видит и не слышит,
В твои объятья не спешит,
С улыбкой кроткою, как прежде,
«Прощаю все» не говорит!
Да! ты прощён… но много, много
Твоя язвительная речь
Мгновений другу отравила,
Пока успел он в землю лечь.
Люби, пока любить ты можешь,
Иль час ударит роковой,
И станешь с поздним сожаленьем
Ты над могилой дорогой!
 

(Переводчик – Плещеев Алексей Николаевич, 1825–1893)

Шекспир Уильям (1564–1616)

Сонет 10

 
Не говори, что любишь ты других,
Когда ты сам себя так злобно губишь:
Пусть ты любимец множества твоих
Друзей, но сам ты никого не любишь.
Ты так жесток к себе, так страшно лют,
Что на себя же руку поднимаешь
И хочешь в прах стереть приют
Сокровища, которым обладаешь.
О, изменись, чтоб изменил я мненье!
Не гневу жить роскошнее любви!
Будь, как твой вид, мил, полон снисхожденья
И сам к себе участье прояви:
‎Стань сам собой. И из любви ко мне
‎В потомстве дай вновь цвесть своей весне.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 18

 
Сравню ли я тебя с весенним днем?
Нет, ты милее длительной красою:
Злой вихрь играет нежным лепестком,
Весна проходит краткой полосою.
Светило дня то шлет чрезмерный зной,
То вдруг скрывается за тучей мрачной…
Нет красоты, что, строгой чередой
Иль случаем, не стала бы невзрачной.
Твоя ж весна не ведает теней,
И вечный блеск ее не увядает.
Нет, даже смерть бессильна перед ней!
На все века твой образ просияет.
‎Пока есть в людях чувства и мечты,
‎Живет мой стих, а вместе с ним и ты!
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 24

 
Мой взор, как живописец, закрепил
Твои черты в сокровищнице чувства:
Внутри меня, как в раму заключил
И оттенил по правилам искусства.
И только там сумеешь ты найти
Правдивое твое изображенье:
Оно висит в стенах моей груди,
Твои глаза там вместо освещенья.
И вот, глаза глазам здесь услужили:
Мои – твой лик писали, а твои
Лучами света окна заменили,
И солнце шлет им радостно свои.
‎Но одного глаза не могут дать:
‎Рисуя лик, им сердца не видать.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 31

 
В твоей груди вместились все сердца,
Которых я, лишась, считал тенями:
И там царит вся нежность без конца,
Что схоронил я с прежними друзьями.
Как много слез и стонов к небесам
Благоговейной дружбою пролито
Над гробом их! Но вижу – нет их там:
Они в тебе покоются, сокрыты.
Ты – усыпальница любви живой
С трофеями любви похороненной
Былых друзей. Они слились с тобой
В хранилище любви объединенной!
‎Их образы в твоем лице нося,
‎Ты с ними мне отныне все и вся.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 46

 
Мои глаза и сердце в вечном споре,
Как разделить права на облик твой.
Одни твердят – твой лик в любовном взоре,
А сердце отвечает – нет, он мой!
Он в сердце, в сердце пламенном сокрыт, —
В ларце закрытом, недоступном оку. —
Глаза же говорят – твой светлый вид
В них, в них одних запечатлен глубоко.
Чтоб разрешить по правде это дело,
Призвал я ум, как двух истцов звено.
Все обсудив и все обдумав зрело,
По совести так было решено:
‎Моим глазам твой лик был присужден,
‎А сердцу то, чем ум обворожен.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 47

 
Мой взор и сердце прекратили спор,
Решив войти друг с другом в соглашенье:
Когда мои глаза твой жаждут взор,
Иль сердце ищет страсти утоленье,
Мои глаза рисуют облик твой
И просят сердце разделить их радость, —
В другой же раз у сердца пир горой,
И взор с ним грез любовных делит сладость.
Так, то любя, а то воображая,
Хотя вдали, но все же ты со мной.
И помыслы, тебя сопровождая,
А с ними я, всегда везде с тобой.
‎Когда же спят они, то в мраке ночи
‎Твой образ будит сердце вновь и очи.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 102

 
Моя любовь растет, хоть не на взгляд.
Люблю не меньше, меньше выражая.
Любовь – товар, когда о ней кричат
На площади, ей цену поднимая.
В весеннюю пору любви моей
Тебя встречал моею песней звонкой,
Как у порога лета соловей.
Но чуть окрепнет в ниве стебель тонкий,
Смолкает он, – не потому, что слаще
Пора весны, когда он пел о розе,
Но потому, что там гудит в зеленой чаще
И глушит песнь любви в вседневной прозе.
‎Поэтому, как он, и я молчу,
‎Тебя тревожить песней не хочу.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 115

 
В моих стихах к тебе я прежде лгал,
Где говорил: «Нельзя любить сильнее!»
Тогда рассудок мой не понимал,
Как может быть мой пыл любви ярчее.
Ход времени в миллионах измерений
Крадется в клятвы, рушит власть царей,
Темнит красу, тупит порыв решений
И силу духа силою своей.
Как мог, страшась его всесильной власти,
Я не сказать: «Нельзя любить сильней»?
Уверенный в непрочности вещей,
Я верил только в мимолетность счастья.
‎Любовь – дитя. Я ж, как на зрелый плод,
‎Смотрел на то, что зреет и растет.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 116

 
Не допускаю я преград слиянью
Двух верных душ! Любовь не есть любовь,
Когда она при каждом колебанье
То исчезает, то приходит вновь.
О нет! Она незыблемый маяк,
Навстречу бурь глядящий горделиво,
Она звезда, и моряку сквозь мрак
Блестит с высот, суля приют счастливый.
У времени нет власти над любовью;
Хотя оно мертвит красу лица,
Не в силах привести любовь к безмолвью.
Любви живой нет смертного конца…
‎А если есть, тогда я не поэт,
‎И в мире ни любви, ни счастья – нет!
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Сонет 128

 
Когда ты, музыка моя, играя,
Приводишь эти клавиши в движенье
И, пальцами так нежно их лаская,
Созвучьем струн рождаешь восхищенье,
То с ревностью на клавиши смотрю я,
Как льнут они к ладоням рук твоих;
Уста горят и жаждут поцелуя,
Завистливо глядят на дерзость их.
Ах, если бы судьба вдруг превратила
Меня в ряд этих плясунов сухих!
Раз что по ним твоя рука скользила —
Бездушность их блаженней уст живых.
‎Но если счастливы они, тогда
‎Дай целовать им пальцы, мне ж – уста.
 

(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)

Шелли Перси Биши (1792–1822)

К Мэри Годвин

 
Гляди, гляди – не отвращай свой взгляд!
Читай любовь в моих глазах влюбленных,
Лучи в них отраженные горят,
Лучи твоих очей непобежденных.
О, говори! Твой голос – вздох мечты,
Моей души восторженное эхо.
В мой взор взглянув, себя в нем видишь ты,
Мне голос твой – ответная утеха.
Мне чудится, что любишь ты меня,
Я слышу затаенные признанья,
Ты мне близка, как ночь сиянью дня,
Как родина в последний миг изгнанья!
 

(Переводчик – Бальмонт Константин Дмитриевич, 1867–1942)

Философия любви

 
Ручьи сливаются с Рекою,
Река стремится в Океан;
Несется ветер над Землею,
К нему ласкается Туман.
Все существа, как в дружбе тесной,
В союз любви заключены.
О, почему ж, мой друг прелестный,
С тобой мы слиться не должны? —
Смотри, уходят к Небу горы,
А волны к берегу бегут;
Цветы, склоняя нежно взоры,
Как брат к сестре, друг к другу льнут.
Целует Ночь – морские струи,
А землю – блеск лучистый Дня:
Но что мне эти поцелуи,
Коль не целуешь ты меня?
 

(Переводчик – Бальмонт Константин Дмитриевич, 1867–1942)

Доброй ночи!

 
Доброй ночи? О, нет, дорогая! Она
Не добра, если гонит любовь мою прочь;
Проведем ее вместе с тобою без сна, —
И тогда будет добрая ночь!
Разве может быть добрая ночь без тебя?
Разве в силах я грусть о тебе превозмочь?
Нет, весь мир позабыть, трепеща и любя, —
Это добрая ночь!
Ночь лишь тем хороша, что мы ночью нежней,
От влюбленных сердец скорбь уносится прочь,
Но не будем совсем говорить мы о ней, —
И тогда будет добрая ночь!
 

(Переводчик – Бальмонт Константин Дмитриевич, 1867–1942)

Слишком часто заветное слово людьми осквернялось…

 
Слишком часто заветное слово людьми осквернялось,
Я его не хочу повторять,
Слишком часто заветное чувство презреньем встречалось,
Ты его не должна презирать.
И слова состраданья, что с уст твоих нежных сорвались,
Никому я отдать не хочу,
И за счастье надежд, что с отчаяньем горьким смешались,
Я всей жизнью своей заплачу.
Нет того в моем сердце, что в мире любовью зовется,
Но молитвы отвергнешь ли ты?
Неудержно вкруг солнца воздушное облако вьется,
Упадает роса на цветы,
Полночь ждет, чтобы снова зари загорелося око,
И отвергнешь ли ты, о, мой друг,
Это чувство святое, что манит куда-то далеко,
Прочь от наших томительных мук?
 

(Переводчик – Бальмонт Константин Дмитриевич, 1867–1942)

Я ласк твоих страшусь, как горьких мук…

 
Я ласк твоих страшусь, как горьких мук,
Но ты меня не бойся, нежный друг, —
Так глубока души моей печаль,
Что огорчить тебя мне было б жаль.
Мне страшен каждый вздох твой, каждый звук,
Но ты меня не бойся, нежный друг, —
О, верь мне, я тебя не погублю,
Тебя я, как мечту, как сон люблю.
 

(Переводчик – Бальмонт Константин Дмитриевич, 1867–1942)

Шёнайх-Каролат Эмиль (1852–1908)

Весенняя гроза

 
Мы шли во мгле немых аллей,
Деревья чутко спали,
И в душном воздухе сильней
Цветы благоухали.
Весь чернью отливался пруд,
Кричали кулики,
Как огоньки, то там, то тут
Мелькали светляки.
Так жутко было нам вдвоем…
Ты вдруг мне сжала руки…
Мы шли в смятении немом,
Полны блаженной муки.
Во взоре искрилась слеза,
Вздымалась грудь с волненьем!
В ветвях шумела уж гроза
Мятежным дуновеньем.
Нас осыпал дождь золотой
Акации душистой,
Лицо мое ласкал порой
Твой локон золотистый.
Сверкнули молнии огни
И туча набежала…
И в первый раз грозой любви
Душа затрепетала!
 

(Переводчик – Давыдова (Давидова) Мария Августовна, род. в 1863)