Текст книги "Гори, гори, моя звезда!"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Благовестница природы!
Спой для праздника весны
Песню горней стороны,
И веселья, и свободы!
 
 
Расскажи мне, как на воле,
Ты, беспечная, живешь?
С кем знакомства ты ведешь;
Что поешь в лазурном поле?
 
 
Птичка, птичка! Как, откуда
Ты взяла такой наряд?
Как роскошен, как богат!
Что за прелесть, что за чудо!
 
 
Расскажи мне – в час ненастья
Есть ли где тебе приют?
Кто с тобою делит труд,
Есть ли в ком к тебе участье?
 
 
Где твой дом: на ветке ль гибкой,
Аль на мягкой мураве,
Аль в небесной синеве,
Аль над током влаги зыбкой?
 
 
А зимой, как снег да вьюги
К нам на север налетят,
Птички что-то не видать…
Знать, гостит она на юге.
 
 
Страшно, птичка! даль да море
Да чужая сторона!
Али вечно там весна,
Аль зимы не страшно горе?
 
 
Нет, не верю! Я певунью
От метели заслоню,
В теплой келье схороню
До весны мою летунью!
 

Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864)

 
Да, я знаю, что с тобою
Связан я душой;
Между вечностью и мною
Встанет образ твой.
 
 
И на небе очарован
Вновь я буду им,
Всё к чертам одним прикован,
Всё к очам одним.
 
 
Ослепленный их лучами,
С грустью на челе,
Снова бренными очами
Я склонюсь к земле.
 
 
Связан буду я с землею
Страстию земной, —
Между вечностью и мною
Встанет образ твой.
 

1842

 
Нет, за тебя молиться я не мог,
Держа венец над головой твоею.
Страдал ли я, иль просто изнемог,
 
 
Тебе теперь сказать я не умею, —
Но за тебя молиться я не мог.
 
 
И помню я – чела убор венчальный
Измять венцом мне было жаль: к тебе
Так шли цветы… Усталый и печальный,
Я позабыл в то время о мольбе
И всё берег чела убор венчальный.
 
 
За что цветов тогда мне было жаль —
Бог ведает: за то ль, что без расцвета
Им суждено погибнуть, за тебя ль —
Не знаю я… в прошедшем нет ответа…
А мне цветов глубоко было жаль…
 

1842

 
Тихо спи, измученный борьбою,
И проснися в лучшем и ином!
Буди мир и радость над тобою
И покой над гробовым холмом!
 
 
Отстрадал ты – вынес испытанье,
И борьбой до цели ты достиг,
И тебе готова за страданье
Степень света ангелов святых.
 
 
Он уж там, в той дали светозарной,
Там, где странника бессмертье ждет,
В той стране надзвездной, лучезарной.
В звуках сфер чистейших он живет.
 
 
До свиданья, брат, о, до свиданья!
Да, за гробом, за минутой тьмы,
Нам с тобой наступит час свиданья,
И тебя в сияньи узрим мы!
 

1845

 
С тайною тоскою,
Смертною тоской,
Я перед тобою,
Светлый ангел мой.
Пусть сияет счастье
Мне в очах твоих,
Полных сладострастья,
Томно-голубых.
 
 
Пусть душой тону я
В этой влаге глаз,
Всё же я тоскую
За обоих нас.
Пусть журчит струею
Детский лепет твой,
В грудь мою тоскою
Льется он одной.
 
 
Не тоской стремленья,
Не святой слезой,
Не слезой моленья —
Грешною хулой:
Тщетно на распятье
Обращен мой взор —
На устах проклятье,
На душе укор.
 

1846

 
Я ее не люблю, не люблю…
Это – сила привычки случайной!
Но зачем же с тревогою тайной
На нее я смотрю, ее речи ловлю?
 
 
Что мне в них, в простодушных речах
Тихой девочки с женской улыбкой?
Что в задумчиво-робко смотрящих очах
Этой тени воздушной и гибкой?
 
 
Отчего же – и сам не пойму —
Мне при ней как-то сладко и больно.
Отчего трепещу я невольно,
Если руку ее на прощанье пожму?
 
 
Отчего на прозрачный румянец ланит
Я порою гляжу с непонятною злостью
И боюсь за воздушную гостью,
Что, как призрак, она улетит.
 
 
И спешу насмотреться, и жадно ловлю
Мелодически-милые, детские речи;
Отчего я боюся и жду с нею встречи?..
Ведь ее не люблю я, клянусь, не люблю.
 

<1853, 1857>

 
О, говори хоть ты со мной,
Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
А ночь такая лунная!
 
 
Вон там звезда одна горит
Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
Дразня его язвительно.
 
 
Чего от сердца нужно ей?
Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
Вся жизнь моя прикована…
 
 
И сердце ведает мое,
Отравою облитое,
Что я впивал в себя ее
Дыханье ядовитое…
 
 
Я от зари и до зари
Тоскую, мучусь, сетую…
Допой же мне – договори
Ты песню недопетую.
 
 
Договори сестры твоей
Все недомолвки странные…
Смотри: звезда горит ярчей…
О, пой, моя желанная!
 
 
И до зари готов с тобой
Вести беседу эту я…
Договори лишь мне, допой
Ты песню недопетую!
 

<1857>

 
Две гитары, зазвенев,
Жалобно заныли…
С детства памятный напев,
Старый друг мой – ты ли?
 
 
Как тебя мне не узнать?
На тебе лежит печать —
Буйного похмелья,
Горького веселья!
 
 
Это ты, загул лихой,
Ты – слиянье грусти злой
С сладострастьем баядерки —
Ты, мотив венгерки!
 
 
Квинты резко дребезжат,
Сыплют дробью звуки…
Звуки ноют и визжат,
Словно стоны муки.
 
 
Что за горе? Плюнь да пей!
Ты завей его, завей
Веревочкой горе!
Топи тоску в море!
 
 
Вот проходка по баскам
С удалью небрежной,
А за нею – звон и гам,
Буйный и мятежный.
 
 
Перебор… и квинта вновь
Ноет-завывает;
Приливает к сердцу кровь,
Голова пылает.
 
 
Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
С голубыми ты глазами, моя душечка!
 
 
Замолчи, не занывай,
Лопни, квинта злая!
Ты про них не поминай…
Без тебя их знаю!
В них хоть раз бы поглядеть
Прямо, ясно, смело…
А потом и умереть —
Плевое уж дело.
Как и вправду не любить?
Это не годится!
Но, что сил хватает жить,
Надо подивиться!
Соберись и умирать,
Не придет проститься!
 
 
Станут люди толковать:
Это не годится!
 
 
Отчего б не годилось,
Говоря примерно?
Значит, просто всё хоть брось.
Оченно уж скверно!
Доля ж, доля ты моя,
Ты лихая доля!
Уж тебя сломил бы я,
Кабы только воля!
Уж была б она моя,
Крепко бы любила…
Да лютая та змея,
Доля, – жизнь сгубила.
 
 
По рукам и по ногам
Спутала-связала,
По бессонными ночам
Сердце иссосала!
Как болит, то ли болит,
Болит сердце – ноет…
Вот что квинта говорит,
Что басок так воет.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Шумно скачут сверху вниз
Звуки врассыпную,
Зазвенели, заплелись
В пляску круговую.
Словно табор целый здесь
С визгом, свистом, криком
Заходил с восторгом весь
В упоенье диком.
Звуки шепотом журчат
Сладострастной речи…
Обнаженные дрожат
Груди, руки, плечи.
Звуки все напоены
Негою лобзаний.
Звуки воплями полны
Страстных содроганий…
Басан, басан, басана́,
Басаната, басана́та,
Ты другому отдана
Без возврата, без возврата…
Что за дело? ты моя!
Разве любит он, как я?
 
 
Нет – уж это дудки!
Доля злая ты моя,
Глупы эти шутки!
Нам с тобой, моя душа,
Жизнью жить одною,
Жизнь вдвоем так хороша,
Порознь – горе злое!
Эх ты, жизнь, моя жизнь…
К сердцу сердцем прижмись!
На тебе греха не будет,
А меня пусть люди судят,
Меня Бог простит…
 
 
Что же ноешь ты, мое
Ретиво сердечко?
Я увидел у нее
На руке колечко!..
Басан, басан, басана́,
Басаната, басана́та!
Ты другому отдана
Без возврата, без возврата!
Эх-ма, ты завей
Веревочкой горе…
Загуляй да запей,
Топи тоску в море!
Вновь унылый перебор,
Звуки плачут снова…
Для чего немой укор?
Вымолви хоть слово!
Я у ног твоих – смотри —
С смертною тоскою,
Говори же, говори,
Сжалься надо мною!
Неужель я виноват
Тем, что из-за взгляда
Твоего я был бы рад
Вынесть муки ада?
Что тебя сгубил бы я
И себя с тобою…
Лишь бы ты была моя,
Навсегда со мною.
Лишь не знать бы только нам
Никогда, ни здесь, ни там
Расставанья муки…
 
 
Слышишь… вновь бесовский гам,
Вновь стремятся звуки…
В безобразнейший хаос
Вопля и стенанья
Всё мучительно слилось.
Это – миг прощанья.
Уходи же, уходи,
Светлое виденье!..
У меня огонь в груди
И в крови волненье.
Милый друг, прости-прощай,
Прощай – будь здорова!
Занывай же, занывай,
Злая квинта, снова!
Как от муки завизжи,
Как дитя от боли,
Всею скорбью дребезжи
Распроклятой доли!
Пусть больнее и больней
Занывают звуки,
Чтобы сердце поскорей
Лопнуло от муки!
 

<1857>

 
Любовь цыганки, —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
 
 
Знавали ль Хмару,
Найдете ль пару
В Москве еще таких очей;
Такой певуньи,
Такой плясуньи
Теперь уж нет нигде, ей-ей,
А пела, пела,
Что твой соловей.
 
 
Любовь цыганки —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
 
 
Она молчала,
Когда, бывало,
Ее дивятся красоте;
А сердце билось,
Оно просилось
Сказать «люблю»,
Сказать «люблю».
Всё он наяву,
Всё он наяву,
Наяву и в мечте.
 
 
Любовь цыганки, —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
 
 
В ней сердце ныло,
Она любила,
Он день и ночь за ней следил,
Но лицемерно
Любил, неверный:
Она цыганка, он барин был,
Ее разлюбил,
Ее разлюбил,
Разлюбил и погубил.
 
 
Любовь цыганки, —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
 
 
Ее венчали
И в пышной зале
Всю ночь был шумный пир потом;
Ее венчали,
А в ночь с печали
Заснула Хмара покойным сном.
Она умерла,
Она умерла,
Умерла с тоски по нем.
 

<1857>

Александр Николаевич Островский (1823–1886)

 
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянский сын!
Допрежь беды не видали беды,
Беда пришла да беду привела
С напастями, да с пропа́стями,
С правежами беда, всё с побоями.
 
 
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянский сын!
Нас Бог забыл, царь не милует,
Люди бросили, людям отдали:
Нам во людях жить, на людей служить,
На людей людям приноравливать.
 
 
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянский сын!
Беду нажили, как изжить будет?
Изживаем беду за работушкой,
За немилей, чужой, непокладною,
Вековечною, злою, страдною.
 
 
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянский сын!
Ты спи, поколь изживем беду,
Изживем беду, изживем грозу.
Пронесет грозу, горе минется,
Поколь Бог простит, царь сжалится.
 
 
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянский сын!
Белым тельцем лежишь в люлечке,
Твоя душенька в небесах летит,
Твой тихий сон сам Господь хранит,
По бокам стоят светлы ангелы.
 
 
Баю-баю, мил внучоночек!
Ты спи, усни, крестьянский сын!
С тобой сидит бабка старая,
До зари с зари прибаюкивает.
Тихий сон очам выговаривает
Да качку-качалку покачивает.
 

1864

Иван Савич Никитин (1824–1861)

 
Тихо ночь ложится
На вершины гор,
И луна глядится
В зеркала́ озер;
 
 
Над глухою степью
В неизвестный путь
Бесконечной цепью
Облака плывут;
 
 
Над рекой широкой,
Сумраком покрыт,
В тишине глубокой
Лес густой стоит;
 
 
Светлые заливы
В камышах блестят,
Неподвижно нивы
На полях стоят;
 
 
Небо голубое
Весело глядит,
И село большое
Беззаботно спит.
 
 
Лишь во мраке ночи
Горе и разврат
Не смыкают очи,
В тишине не спят.
 

1849

 
В зеркало влаги холодной
Месяц спокойно глядит
И над землею безмолвной
Тихо плывет и горит.
 
 
Легкою дымкой тумана
Ясный одет небосклон;
Светлая грудь океана
Дышит как будто сквозь сон.
 
 
Медленно, ровно качаясь,
В гавани спят корабли;
Берег, в воде отражаясь,
Смутно мелькает вдали.
 
 
Смолкла дневная тревога…
Полный торжественных дум,
Видит присутствие Бога
В этом молчании ум.
 

<1850>

 
Молись, дитя: сомненья камень
Твоей груди не тяготит;
Твоей молитвы чистый пламень
Святой любовию горит.
 
 
Молись, дитя: тебе внимает
Творец бесчисленных миров,
И капли слез твоих считает,
И отвечать тебе готов.
 
 
Быть может, ангел твой хранитель
Все эти слезы соберет
И их в надзвездную обитель,
К престолу Бога отнесет.
 
 
Молись, дитя, мужай с летами!
И дай Бог, в пору поздних лет
Такими ж светлыми очами
Тебе глядеть на Божий свет!
 
 
Но если жизнь тебя измучит,
И ум, и сердце возмутит,
Но если жизнь роптать научит,
Любовь и веру погасит, —
 
 
Приникни с жаркими слезами,
Креста подножье обойми:
Ты примиришься с небесами,
С самим собою и с людьми.
 
 
И вот тогда из райской сени
Хранитель-ангел твой сойдет
И за тебя, склонив колени,
Молитву к Богу вознесет.
 

<1853>

 
Отвяжись, тоска,
Пылью поразвейся!
Что за грусть, коли жив —
И сквозь слезы смейся!
 
 
Не диковинка – пир
При хорошей доле;
Удаль с горя поет,
Пляшет и в неволе.
 
 
Уж ты как ни хвались
Умной головою, —
Громовых облаков
Не отвесть рукою.
 
 
Грусть-забота не спит,
Без беды крушится;
Беззаботной душе
И на камне спится.
 
 
Коли солнышка нет, —
Ясный месяц светит;
Изменила любовь, —
Песня не изменит!
 
 
Сердце просит не слез,
А живет отрадой;
Вот умрешь, – ну, тогда
Ничего не надо.
 

 
И вечерней и ранней порою
Много старцев, и вдов, и сирот
Под окошками ходит с сумою,
Христа-ради на помощь зовет.
 
 
Надевает ли сумку неволя,
Неохота ли взяться за труд, —
Тяжела и горька твоя доля,
Бесприютный, оборванный люд!
 
 
Не откажут тебе в подаянье,
Не умрешь ты без крова зимой, —
Жаль разумное божье созданье,
Человека в грязи и с сумой!
 
 
Но беднее и хуже есть нищий:
Не пойдет он просить под окном.
Целый век, из одежды да пищи,
Он работает ночью и днем.
 
 
Спит в лачужке, на грязной соломе,
Богатырь в безысходной беде.
Крепче камня в несносной истоме,
Крепче меди в кровавой нужде.
 
 
По́ смерть зерна он в землю бросает,
По́ смерть жнет, а нужда продает;
О нем облако слезы роняет,
Про тоску его буря поет.
 

1857

 
В темной чаще замолк соловей,
Прокатилась звезда в синеве;
Месяц смотрит сквозь сетку ветвей,
Зажигает росу на траве.
 
 
Дремлют розы. Прохлада плывет.
Кто-то свистнул… вот замер и свист
Ухо слышит, – едва упадет
Насекомым подточенный лист.
 
 
Как при месяце кроток и тих
У тебя милый очерк лица!
Эту ночь, полный грез золотых,
Я б продлил без конца, без конца!
 

1858

 
Вырыта заступом яма глубокая.
Жизнь невеселая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,
Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, —
Горько она, моя бедная, шла,
И, как степной огонек, замерла.
 
 
Что же? усни, моя доля суровая!
Крепко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землею придавится,
Только одним человеком убавится…
Убыль его никому не больна,
Память о нем никому не нужна!..
 
 
Вот она – слышится песнь беззаботная —
Гостья погоста, певунья залетная,
В воздухе синем на воле купается;
Звонкая песнь серебром рассыпается…
Тише!.. О жизни покончен вопрос.
Больше не нужно ни песен, ни слез!
 

1860

Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886)

 
Жаль мне и грустно, что ты, молодая,
Будешь томиться в глуши.
Жаль, что исчезнет в тебе, увядая,
Свежесть прекрасной души!
 
 
Будешь под гнетом пустой и бесплодной
Мелких забот суеты,
Будешь подавлена жизнью холодной, —
Бедная девушка, ты!
 

Март 1845

 
Кто слезы льет, простерши руки,
От скорбной сердца полноты?
Чьи грусть тяжелая разлуки
Печалит нежные черты?
 
 
Она стоит перед иконой,
На ней дрожит лампады свет;
Ее молитва – обороной
Тебе от горестей и бед!
 
 
То мчится вдаль она мечтою,
Покинув спящую семью,
То смотрит с тихою тоскою
На опустевшую скамью, —
 
 
Где ты всегда сидел, бывало,
Скучал покойною судьбой:
Она с прискорбием внимала
И говорила: Бог с тобой!
 
 
И силе той молитвы веря,
Ты добрый дух несешь в себе…
Готов идти, не лицемеря,
Навстречу жизни и борьбе…
 
 
О, что́ бы ни могло случиться,
Но знать отрадно каждый час,
Что есть кому за нас молиться,
Кому любить и помнить нас!..
 

1845

 
Взамен разлуки и печали,
Что́ впереди тебе дано,
Что́ в безотрадно-грустной дали
Тебе судьбой обречено?
 
 
Зачем возможность понимала
Ты жизни лучшей и другой;
Зачем ты душу воспитала,
Зачем стремилась в мир иной?
 
 
И знай: должна уединенно
Твоя поблекнуть красота,
Промчаться юность постепенно,
Разбиться светлая мечта!
 
 
Но заживет с годами рана,
С своим ты свыкнешься житьем!
И все мы, поздно или рано,
Себя самих переживем!..
 

1845

 
Вопросом дерзким не пытай
Судьбы таинственных велений,
Поднять завесы не мечтай,
Не разрешай своих сомнений
И не тревожь в тиши ночной
Видений злых готовый рой?..
 
 
Оставь, забудь, не трогай их,
Там нет отрады и спасенья…
В борьбах измученных пустых,
Ты пожелаешь разрушенья…
Так пусть в сердечной глубине
Всегда безмолвствуют оне!..
 
 
Что если – страшные мечты! —
Все беспредельное созданье
И мир бы целый понял ты
И перенес в свое сознанье?..
Но, мнится, дух напором сил
Земные узы б сокрушил!
 
 
Моли, чтоб вечно не могла
Раскрыться истины пучина,
Заговорит с тобою мгла,
На зов откликнется темнина
И дать властительный ответ,
Где дышит смерть и жизни нет!
 

1845

 
Приди ты, немощный,
Приди ты, радостный!
Звенят ко всенощной,
К молитве благостной.
И звон смиряющий
Всем в душу просится,
Окрест взывающий,
В полях разносится!
 

1847–1850

 
Среди цветов поры осенней,
Видавших вьюгу и мороз,
Вдруг распустился цвет весенний —
Одна из ранних алых роз.
Пахнуло вдруг дыханьем мая,
Блеснуло солнцем вешних дней,
И мнилось – гостья дорогая
Мне принесла, благоухая,
Привет из юности моей!..
 

1978

Иван Иванович Панаев (1812–1862)

 
Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна;
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.
 
 
И, головку склонивши уныло
И глотая слезу за слезой,
«Позабудь, если можно, что было», —
Прошептала, махнувши рукой.
 
 
На нее, как безумный, смотрел я,
И луна освещала ее;
Расставаяся с нею, терял я
Всё блаженство, всё счастье мое!
 
 
Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.
 

<1847>

Василий Павлович Чуевский

 
Я здесь один, я жду свиданья,
Заснули люди, спит земля.
Приди, мой друг, дай мне лобзанье,
Приди скорей, я жду тебя!
 
 
Приди ко мне с улыбкой нежной,
В блестящих шелковых кудрях,
В одежде легкой, белоснежной
И с детской радостью в глазах!
 
 
Скорее, друг! Луна сребрится,
Звезда любви для нас горит!
Проглянет день, и все умчится,
И наше счастье улетит.
 

1858

 
Не кукушка
Во сыром бору
Куковала;
Моя милая
В светлом тереме
Тосковала.
С утра до ночи
Из очей
Слеза всё катилась,
И головушка
На грудь белую
Приклонилась.
 

1850-е

 
Ах ты, Волга, Волга-матушка,
Река быстрая, глубокая,
Стороны родной кормилица,
Многоводная, широкая.
 
 
Для чего ты меня, молодца,
Сберегала и лелеяла,
И победную головушку
На своих волнах покоила?
 
 
Подняла б ты грудь широкую,
Всколыхнулась, расплескалась бы,
И меня волнами шумными,
Как дитя свое, одела бы.
 
 
Если б знато, если б ведано,
В дни былые, в годы прежние
Лучше б ты меня, родимая,
Приютила бесталанного.
 
 
Всколыхнулась, расплескалась бы,
И меня волнами шумными,
Как дитя свое,
Одела бы.
 
 
И лежал бы я на дне твоем,
Как ребенок в колыбелочке,
И меня бы ты, родимая,
Шумом волн своих баюкала.
 

 
Сторона моя, сторонушка,
Сторона моя родимая!
Не на радость, не на счастие
Ты меня вскормила, молодца.
 
 
В молодых летах не знаю я
Ни утехи, ни веселия;
Белым днем и ночью темною
Лью я слезы безутешные.
 
 
Гаснут, меркнут очи светлые,
Сохнет грудь моя с кручинушки;
Проклинаю долю горькую,
Не гляжу на вольный Божий свет,
 

 
Пыль столбом крутится, вьется
По дороге меж полей,
Вихрем мчится и несется
Тройка борзая коней.
 
 
А ямщик, разгульный малый,
Шапку на ухо надел
И с присвистом, разудалый,
Песню громкую запел.
 
 
Соловьем он заливался
Из дали, глуши степной.
С песнью русскою сливался
Колокольчик заливной.
 
 
Долго, долго пыль крутилась,
Долго песню слушал я,
И от песни сердце билось
Так тревожно у меня.
 
 
Тройка мчалась пред горою,
Вдруг ямщик коней сдержал,
Встал, слегка махнул рукою,
Свистнул, гаркнул и пропал.
 
 
Только пыль лишь разостлалась
Вдоль по следу ямщика…
Песнь умолкла, но осталась
На душе моей тоска.
 

1866

 
Гори, гори, моя звезда,
Гори, звезда приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
 
 
Сойдет ли ночь на землю ясная,
Звезд много блещет в небесах,
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах.
 
 
Звезда надежды благодатная,
Звезда любви волшебных дней,
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей!
 
 
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я – ты над могилою
Гори, гори, моя звезда!
 

1868

Федор Иванович Тютчев (1803–1873)

 
Ты зрел его в кругу большого света —
То своенравно-весел, то угрюм,
Рассеян, дик иль полон тайных дум,
Таков поэт – и ты презрел поэта!
 
 
На месяц взглянь: весь день, как облак тощий.
Он в небесах едва не изнемог, —
Настала ночь – и, светозарный бог,
Сияет он над усыпленной рощей!
 

Конец 1820-х– начало 1830-х годов

 
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими – и молчи.
 
 
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь —
Взрывая, возмутишь ключи,
Питайся ими – и молчи…
 
 
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум —
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи —
Внимай их пенью – и молчи!..
 

<1830>

 
Сей день, я помню, для меня
Был утром жизненного дня:
Стояла молча предо мною,
Вздымалась грудь ее волною —
Алели щеки, как заря,
Все жарче рдея и горя!
И вдруг, как Солнце молодое,
Любви признанье золотое
Исторглось из груди ея…
И новый мир увидел я!..
 

<1830>

 
Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят —
Бегут и будят сонный брег,
Бегут и блещут и гласят —
 
 
Они гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперед!»
 
 
Весна идет, весна идет!
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней!..
 

<1830>