Текст книги "Из современной английской новеллы"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Чтобы даровать вам жизнь, ваша мать долгие часы лежала в родовых муках, – произнесла миссис да Танка. – Думали вы об этом когда-нибудь, мистер Майлсон? Думали вы когда-нибудь об этой несчастной женщине, о том, как кричала, она, ломая руки, извиваясь на ложе? Стоите ли вы таких мук, мистер Майлсон? Ну, скажите сами, стоите ли вы того?

Можно было уйти из этого купе, пристроиться к другим попутчикам. Но этим он доставил бы слишком большое удовлетворение миссис да Танка. Она бы громко расхохоталась, увидав, что он уходит, возможно даже пошла бы следом, чтобы поиздеваться над ним в присутствии посторонних.

– Все, что вы говорите обо мне, миссис да Танка, в равной мере приложимо и к вам.

– Вы хотите сказать, что мы с вами схожи, как две горошины в одном стручке? Тогда это стручок, начиненный динамитом.

– Я не это имел в виду. Ни за какие блага в мире не хотел бы я оказаться с вами в одном стручке.

– Однако вы оказались со мной в одной постели. И не сдержали своего слова, как подобало бы мужчине. Вы трус, мистер Майлсон, никчемный трус. Думаю, что вы сами это знаете.

– Я знаю себя, чего никак нельзя сказать про вас. Вы хоть раз задумались над тем, что вы такое в глазах других людей? Стареющая женщина, некрасивая, увядшая, весьма сомнительной нравственности и поведения. Какую несчастную жизнь устроили вы, должно быть, этим вашим мужьям!

– Сделав меня своей женой, они получили все, чего добивались, сполна. И вы понимаете это, только не смеете в этом признаться.

– Едва ли я лишусь сна, терзаясь этой проблемой.

Утро было прохладное, солнечное, небо ясное. Пассажиры, покидая поезд на промежуточных станциях, кутались в воротники – после теплой духоты вагона холод снаружи казался особенно резким. Женщины с корзинками. Молодые парни. Мужчины с ребятишками, с собаками, которых они забирали у проводника багажного вагона.

Да Танка, говорят, живет с какой-то женщиной. Но тем не менее отказался взять вину на себя. Человеку с его положением адюльтер и публичный скандал не к лицу. Так он заявил. Насыщенно. Жестко. Хорес Спайр, надо отдать ему должное, плевать хотел на то, как это будет выглядеть.

– Какому венку отдали бы вы предпочтение, мистер Майлсон, для возложения на гроб после вашей смерти? Я задаю этот вопрос потому, что намерена послать вам цветы. Единственный одинокий венок. От этой ужасной миссис да Танка, от страшилища.

– Что, что? – переспросил мистер Майлсон, и она повторила свой вопрос.

– А… Ну, из бутеня, пожалуй. – Он сказал это, будучи застигнут врасплох внезапно возникшей перед ним картиной. Ведь он не раз рисовал себе такую картину, не раз над ней раздумывал: катафалк, гроб, в гробу он. Вероятно, все будет совсем не так. Предвидение не было сильной стороной мистера Майлсона. Оглядываться назад, вспоминать, перебирать в уме события, переживания, которые в свое время, быть может, заполняли повседневность, – это было более ему свойственно. Ведь если не заглядывать вперед, дни текут за днями даже не без приятности. Мистеру Майлсону никогда не удавалось закрепить картину своих похорон в уме. Сколько бы он ни пытался, в конце концов все превращалось в чьи-то чужие похороны, на которых он присутствовал. Снова и снова вспоминалась ему кончина его отца и сопутствующие этому событию обряды.

– Из бутеня? – повторила миссис да Танка. Почему он назвал этот цветок? Почему не розы, не лилии или что-нибудь из комнатных растений? Бутень рос в Шропшире – по обочинам пыльных проселочных дорог; в залитых зноем и гуденьем пчел полях – огромные белые пространства волнами спускались к реке. Она сидела среди этих цветов, когда водила своих кукол на прогулку. Она лежала среди них, улыбаясь прекрасной, светлой голубизне неба. Она любила гулять среди этих цветов по вечерам.

– Почему вы сказали – из бутеня?

Он и сам не знал – почему; быть может, потому, что в одну из редких прогулок с родителями за город он увидел эти цветы и они ему запомнились. Но у себя в садике он выращивал дельфиниумы, и желтофиоли, и астры, и душистый горошек.

Ей казалось, что она снова вдыхает этот аромат, – аромат почти неуловимый: полей и жарких солнечных лучей на своем лице, летнего зноя и ленивой истомы. Там была где-то красная дверь, выцветшая и облупленная, и она сидела, прислонясь к ней спиной, на теплых ступеньках крыльца – маленькая девочка, одетая по моде того времени.

– Почему вы сказали – из бутеня?

Ему припомнилось, что он спросил тогда, как называются эти белые пушистые цветы. Он нарвал их и принес домой, и часто потом вспоминал об этом, хотя ему годами не доводилось больше бывать в полях, где цветет бутень.

Она пыталась заговорить с ним снова, но после минувшей ночи нужные слова не приходили ей на ум. Между ними воцарилось молчание, и мистер Майлсон инстинктивно почувствовал все, чем оно было наполнено: она видела себя и его – видела, как они в этот самый миг выходят вместе из отеля на этот вот яркий солнечный свет, как они медлят на тротуаре, не зная, куда направиться, и решают пойти на прогулку. Губы ее зашевелились, сложились в гримасу, и тело покрылось испариной. Она бросила на него взгляд и заметила, как слова замерли у него на языке, потому что он разгадал ее мысли.

Поезд подошел к конечной станции. Захлопали двери; толпа пассажиров поплыла за окном по платформе. Они взяли свои чемоданы и вместе вышли из вагона. Проводник, внимание которого привлекли ее ноги, смотрел им вслед, пока они шли по платформе. Они прошли за контрольный барьер и расстались, разошлись в разные стороны. Она направилась к своей новой квартире, где, по ее расчетам, уже было приготовлено для нее молоко и последняя корреспонденция. Он – к своей комнате: к двум грязным тарелкам на сушилке для посуды, к вилкам с остатками яйца на зубьях и к маленькому вознаграждению в виде розового чека на пять фунтов, выглядывающего из-за фарфоровой кошки на каминной полке.

Как мы захмелели от пирожных с ромом

Суон де Курсей, облаченный в мятый твидовый костюм, предстал передо мной, перебирая в пальцах кончик потрепанного галстука, служившего ему, как видно, не один месяц еще и кушаком, и приветственно огласил дружелюбной площадной бранью четыреста кубических футов воздушного пространства, деликатно именуемых моей конторой. Суон не попадался мне на глаза уже несколько лет: он был из тех людей, которые частенько, без всякой видимой причины, исчезают из поля зрения и из Англии. Между нами говоря, можно было предположить, что его длительные отлучки являются в какой-то мере следствием тех невзгод, которые оставляли такой сокрушительный след на его обличье.

Когда он возник передо мной, мне бы следовало смекнуть, что я должен быть начеку. В том приподнято-возвышенном состоянии, в каком я в ту пору неизменно пребывал, мне были никак не к лицу те развлечения, которые Суон, по всей видимости, хотел мне предложить. Ибо, надо отдать ему должное, Суон никогда не появлялся с пустыми руками. Брать от жизни все, что можно, – по этой части Суон был большой мастак. И он неизменно весьма великодушно предоставлял и другим возможность участвовать в осуществлении его широких замыслов. На этот раз, сказал он, меня ждет приятный послеполуденный отдых. Я же со своей стороны объяснил ему, что не расположен к приятному послеполуденному отдыху, так как дел по горло и нет времени бить баклуши. Но Суон сидел на стуле, вооруженный до зубов своими доводами, и в конце концов я сдался.

Я написал записку и оставил ее на пишущей машинке: "Вторник, после полудня. Я – под ножом хирурга". А затем позвонил по телефону.

– Люси?

– Хэлло, Майк!

– Ну как ты?

– Все хорошо, Майк. А у тебя?

– У меня тоже. Вот решил позвонить…

– Спасибо, Майк.

– Нужно бы повидаться как-нибудь в ближайшее время.

– Да, конечно.

– Я надумал было пригласить тебя пообедать, да вот неожиданно объявился один старый, весьма почтенный друг…

– Очень мило, что ты так надумал.

– Ну да, вот понимаешь…

– Спасибо, что позвонил, Майк.

– До свиданья, Люси.

– До свиданья, Майк.

Суон концом разогнутой скрепки чертил что-то на полированной доске моего стола.

– По-моему, ты это не жене звонил, – сказал он.

– Жене? О нет, какой там.

– Ты еще не женат и вообще ничего такого?

– Нет.

– Отлично. У меня в отеле две девчонки. Говорят, что знают тебя.

И мы вышли на сентябрьское послеполуденное солнце для встречи с ними.

Мне кажется, здесь я могу немножко сплутовать. Моему воображению всегда рисовались шикарные машинистки-стенографистки с красивой фигурой и прелестным ротиком, чью голову легко можно вскружить бодрящим позвякиванием монет, – этакие благонравные девственницы, работающие в фирме «Питмен» и не возлагающие особых надежд на брачную лотерею. Легко могло случиться, что именно такого сорта девицы и взялись бы помогать нам прожигать жизнь в те послеполуденные часы. Но на деле оказалось, что это Марго и Джо – две дошлые художницы-иллюстраторши из модного журнала на глянцевой бумаге.

– Когда мне исполнилось одиннадцать лет, – сказала мне Джо, – я написала небезызвестную детскую книжку и сама нарисовала к ней все картинки. Кто-то надумал ее опубликовать, и это, само собой разумеется, страшно повредило мне в глазах окружающих.

– Должно быть, вы были необычайно развитым ребенком.

– Честно говоря, нет. Это же все было чудовищно плохо, как вы легко можете догадаться. Книжка увидела свет по чистой случайности.

– Джо придает огромное значение словам, – сказала Марго. – У нее подлинное чувство слова.

– Она чокнутая, – сказал Суон,

– Ах, бросьте, – сказала Марго.

Джо и Суон придвинулись друг к другу. Суон скучал и принялся рассказывать Джо анекдот. Марго сказала – явно для меня:

– Джо необычайно одаренная, я таких больше не встречала.

Я кивнул, меня это в общем-то мало интересовало. В баре было полно мужчин в форме: темно-серые костюмы, жилеты, белые рубашки, полосатые галстуки – знак принадлежности к какому-то клубу или учебному заведению.

– Хотите выпить, Марго?

– Неплохая мысль, – сказала Марго, и я протолкался к мокрой стойке и пустил десятишиллинговую бумажку плавать в луже пива. Когда я возвратился к Марго, она сказала:

– Давайте напрямик: что вы думаете о Найджеле?

О Найджеле? Я глотал пиво, чтобы оттянуть время, удивляясь про себя, зачем я пью это пойло, раз оно мне так противно. Потом сказал:

– Ну… Мне нравится ваш Найджел.

– Нет, правда?

– А что ж? Он в порядке. Я хочу сказать…

– Временами мне кажется, Майк, что Найджел самый скучный человек на свете.

Теперь я припомнил, Найджел толстый и болтливый. Найджел знает все, что только может вас интересовать. Когда Найджела понесет, никакая сила на свете его не остановит, это уж точно. Найджел – это муж Марго.

Я выпил еще пива. Пиво было холодное и безвкусное. Я молчал.

– Мы с Найджелом устроили вчера попойку.

– Вот как.

Марго принялась рассказывать мне про их попойку. Я подавленно слушал. Потом принес еще выпивки – себе на этот раз виски. Как я уже сказал, Найджел – это муж Марго. У нее и у Джо было у каждой по мужу. И оба брака висели, как говорится, на ниточке.

Внезапно Марго перестала говорить о Найджеле. Она плотоядно поглядела на меня и произнесла что-то – я не разобрал что. После двух-трех последующих фраз я понял: она говорила мне, что из меня получится хороший муж.

– Мне тоже так кажется, – сказал я.

– Но я вовсе не влюблена в вас, и вообще ничего такого, – сказала Марго, покачиваясь на стуле.

– Ну конечно, нет.

Из пивного бара мы отправились куда-то, решив, что настало время для ленча. Пока ехали в такси, я всю дорогу думал о Люси.

Мы зашли в итальянский ресторан в Сохо – слишком дорогой и не слишком хороший. Суон поведал нам историю своей жизни. Из еды он ограничился несколькими порциями мороженого с фруктами. Я отыскал на лестнице телефон и позвонил Люси.

– Хэлло, Люси! Что ты сейчас делаешь?

– Как что я сейчас делаю? Стою тут и разговариваю с тобой по телефону.

– А я с компанией пьянствую в Сохо.

– Что ж, очень рада за тебя.

– Вот как? Я бы хотел, чтобы ты была здесь.

Люси умерла бы тут с тоски.

– Я читаю "Адама Бида".

– Хорошая книга.

– Да.

– Ты уже завтракала?

– Да ничего что-то не нашлось, и я выпила шоколада.

– Я позвонил, чтобы узнать, как ты.

– У меня все в порядке, спасибо.

– Мне хотелось услышать твой голос.

– А, брось. Голос как голос.

– Можно, я расскажу тебе про твой голос?

– Нет, лучше не надо. Почему-то не хочется.

– Мы еще встретимся как-нибудь?

– Я не сомневаюсь.

– Я позвоню тебе, когда не буду пьян.

– Позвони, а сейчас мне надо вернуться к моему "Адаму Биду".

– До свиданья.

– До свиданья.

Я повесил трубку и постоял, глядя на ступеньки крутой лестницы, ведущей вниз. Потом спустился в ресторан.

– Что, черт подери, будем мы теперь делать? – сказал Суон. – Сейчас четыре часа.

– Мне надо поговорить с Майком, – объявила Марго. – Остальных прошу не слушать.

Я уселся рядом с ней, и она не очень связно зашептала мне в ухо:

– Я хочу посоветоваться с вами насчет Найджела, Майк.

– Но я же его почти не знаю, честное слово.

– Не имеет значения. Понимаете, мне кажется, что с Найджелом что-то неладно.

Я попросил ее уточнить, что она имеет в виду. Вместо этого она повторила то же самое, но в вопросительной форме:

– Майк, вам не кажется, что с Найджелом что-то неладно?

– Ну, видите ли…

– Будьте со мной откровенны.

– Я же сказал вам, что почти не знаю его. Может, у него искусственный желудок, почем мне знать.

– У Найджела, к вашему сведению, самый нормальный желудок.

– Очень рад.

– Совершенно не понимаю, почему вам такое взбрело на ум. Он же никогда не жалуется на желудок.

– Отлично, так что с ним такое, с этим парнем?

– Я подозреваю, что он псих.

– Господи Иисусе, так сводите его к врачу, Марго.

– Вы считаете, что я должна это сделать?

– Ну разумеется. Если, конечно, вам его состояние не доставляет удовольствия.

Марго хихикнула.

– А вы знаете, в какой-то мере – да.

– Тогда в чем проблема?

– Старина Найджел становится таким чудным.

– Но ведь это же вас забавляет, Марго.

– Он стал проделывать очень странные штуки. Я хочу сказать – неизвестно, к чему это может привести.

– Какие странные штуки?

– Ну например, приводит в дом пожилых женщин. Приходит с ними домой и говорит, что они были вместе на каком-то собрании и он пригласил их на чашку кофе. Это выглядит чудовищно – Найджел и эти пять-шесть старух, которые тащатся за ним по пятам. И они торчат у нас целую вечность. Иной раз неделями. И где только он их выкапывает – не имею ни малейшего представления. Он, мне кажется, воображает, что творит очень доброе дело.

– А что он сам-то говорит?

– Он говорит, что у них еще не закончилось собрание. Они рассаживаются вокруг стола и пишут какие-то записочки. И никто ничего не говорит.

– Мне кажется, это очень интересно. Я уверен, что на самом деле все объясняется как-нибудь совсем просто. Вероятно, вы недостаточно глубоко вникли в это дело, Марго.

– Пошли отсюда, – сказал Суон.

Мы перекочевали в другое заведение под названием "Голубой козел". Это был один из тех кабаков, где продают днем спиртное и не заставляют вас при этом смотреть стриптиз. Марго пыталась снова завести речь о Найджеле, но я очень твердо заявил, что не желаю больше о нем слышать. Я стал болтать с Джо.

– Джо, – сказал я, – вы знаете девушку по имени Люси Энструс?

– Это такая маленькая, толстенькая, чуть-чуть лысоватая?

– Нет. Люси красивая девушка.

– Значит, это другая.

– Высокая, блондинка, синие глаза. Пластичная, как кошка.

– Не знаю такой.

– И всегда может сказать что-то неожиданное. Кажется, наполовину шведка.

– А вы не догадывались, Майк, что я наполовину валлийка?

– Нет. Я хотел спросить вас насчет Люси…

– Но я же ее не знаю.

– А я не знаю, как мне быть с Люси.

– Вы вроде Марго. Она тоже не знает, как ей быть с Найджелом. Никто не знает, как ему с кем-то быть. О боже! Можно мне еще водки?

– Конечно. Так вот, как я говорил…

– Я хочу тройную порцию.

Я заказал водку. Рядом с нами Суон и Марго, поглощенные своими мыслями, сидели, погрузившись в молчание. Они даже не слышали, о чем мы говорим. Марго перехватила мой взгляд и открыла было рот, но я повернулся к ней спиной и стал наливать Джо водку.

– У Марго что-то неладное творится с мужем, – сказала Джо. – Бедняжка ужасно встревожена.

– Да, я все это уже слышал. Марго рассказывала мне. Подробно.

– Понимаете, мне нравится Найджел.

– Так может, вы бы помогли ему привести себя в порядок? Но мы говорили о другом. Я сказал вам…

– Найджел, похоже, приводит в дом женщин.

– Да, я знаю, Джо.

– Все же это свинство по отношению к Марго.

Эти слова Марго услышала. И закричала:

– Что свинство по отношению к Марго? – После чего все заговорили разом, а я пошел и позвонил Люси.

– Люси?

– Хэлло! Это ты, Майк?

– Я.

– Хэлло, Майк.

– Хэлло, Люси.

– Ну, как ты?

– Да как-то чудно все. Но, послушай, Люси…

– Я слушаю.

– Я ведь не нарочно. Я не придуряюсь.

– Да где ты?

– В "Голубом козле".

– Это что такое?

– Тут все увешано леопардовыми шкурами. Джо и Марго и Суон тоже здесь.

– А кто они такие?

– Да так… какие-то.

– Очень мило, что ты позвонил, Майк.

– Найджел, муж Марго, приводит домой женщин. Я подумал: может, ты посоветуешь, как ей быть. Она ужасно расстраивается из-за того, что он их приводит. Они все пожилые и приходят по нескольку штук сразу.

– Ну что ты, Майк, я ничего не понимаю в таких вещах. Я понятия не имею, что тут делать. Честное слово.

– Ну прости меня, Люси. Я подумал: может, ты что посоветуешь.

– Ко мне пришли. До свиданья, Майк. Я бы на твоем месте поехала сейчас домой.

Суон заявил, что ему хочется выпить чаю. Мы покинули "Голубого козла" и направились под слепящим солнцем к "Флорис".

Марго снова завела свое о Найджеле.

Суон сказал, что он знает человека, который мог бы здорово помочь Найджелу. Он что-то запамятовал, какой метод лечения применяет этот человек, но только все очень хорошо о нем отзываются, сказал он.

Я пошел и позвонил Люси.

– Люси?

Ответил мужской голос. Я сказал:

– Могу я поговорить с Люси? Я правильно набрал номер?

Мужской голос ничего не ответил, и трубку тут же взяла Люси.

– Это опять ты, Майк?

– Хэлло, Люси. Как ты поживаешь?

– У меня все хорошо, Майк.

– Очень рад.

– Майк, ты звонил мне четверть пятого. Ты имеешь представление о том, сколько времени сейчас?

– А сколько сейчас времени?

– Без двадцати пяти пять.

– Я тебе надоел, так что ли?

– Нет, нет. Просто я хотела знать: не могу ли я тебе чем-нибудь помочь? Может, тебе что-нибудь нужно, но ты не решаешься мне сказать?

– Я погибаю от тоски. Я тут с этими людьми. Люси.

– Ну?

– Кто это там у тебя?

– Мой приятель, его зовут Фрэнк. Ты его не знаешь.

– Что он тут делает?

– Как это понять – что он делает?

– Ну…

– Постой, я сейчас спрошу его. Фрэнк, что ты делаешь?

– Что он сказал?

– Он говорит, что заваривает чай.

– Я тоже пью чай. В "Флорис". Хорошо, если бы ты была здесь.

– До свиданья, Майк.

– Постой, не уходи, Люси.

– До свиданья, Майк.

– До свиданья, Люси.

Когда я вернулся за столик, все они хохотали как чумовые. Суон заявил, что они захмелели от пирожных.

– Понюхай-ка их! – сказал он. Пирожные пахли ромом. Я откусил кусочек: на вкус тоже было похоже на ром. Мы съели целую гору пирожных: захмелеть от пирожных – это казалось нам забавным. Мы заказали еще пирожных и сказали официантке, что они восхитительны. Когда наш восторг немного ослабел, Суон сказал:

– Майк, нам нужен твой совет: что делать с мужем Марго?

– Да я уже сказал Марго…

– Нет, Майк, сейчас шутки в сторону! Ты в этих вещах разбираешься.

– С чего ты взял? Я ничего в этом не смыслю, решительно ничего.

– Ладно, Майк, сейчас я тебе все разъясню. Найджел, муж Марго, связался с кучей каких-то старых баб. Марго боится, как бы это не пошло дальше – бродяги, лавочники, одноногие солдаты… Ну, словом, ты понимаешь. Как ты считаешь, что ей следует предпринять?

– Понятия не имею. Послушай, Марго, я понятия не имею, что тебе следует предпринять. Разве, может, просто спросить Найджела, что все это значит. А пока съешь-ка еще пирожное.

– Отличная мысль! – восторженно завопил Суон. – Марго, детка, почему бы тебе не спросить Найджела, что, собственно, все это значит?

Джо любовно вонзила мне в щеку свои длинные с остро оточенными ноготками пальцы. Поскольку она при этом улыбалась, я сообразил, что это следует скорее понимать как дань восхищения, а не как проявление агрессии

– Да ведь Найджел ладит только одно: они, видите ли, еще не закончили своего собрания, – сказала Марго.

– Ну понятно, – сказал Суон, – но ведь ты же не берешь его как следует в оборот. Ты же не говоришь: "Какого такого собрания?" Ты же не даешь ему понять, что он держит тебя в неведении относительно смысла этих собраний? И он легко мог вообразить, что ты принимаешь все это как нечто само собой разумеющееся и такие супружеские отношения вполне тебя устраивают. Когда ты уходил в туалет, – сказал Суон, обращаясь ко мне, – Марго призналась, что она очень встревожена.

– Она еще раньше признавалась в этом мне. И я не ходил в туалет, я звонил по телефону.

– Может, и мне так сделать? – сказала Марго. – Может, мне позвонить Найджелу и потребовать у него объяснения?

Мы все дружно закивали. Марго встала, потопталась на месте и снова опустилась на стул. Она не может, сказала она. Ей неловко звонить мужу и задавать ему такие вопросы. Она обернулась ко мне.

– Майк, может, ты это сделаешь?

– Я?

– Майк, может, ты позвонишь?

– Ты хочешь, чтобы я позвонил твоему мужу и спросил его, в каких отношениях находится он с несколькими пожилыми женщинами, ни с одной из которых я не знаком?

– Ну ради меня, Майк!

– Да ты подумай только, какие мне придется давать ему объяснения. Подумай – ведь это же стыд и срам! Найджел вообразит, что я – муж одной из этих женщин. Найджел вообразит, что я связан с полицией. Найджел засыплет меня вопросами. Каким образом я смогу добиться от него какого-нибудь ответа, как ты себе это представляешь?

Суон сказал:

– Все, что от тебя требуется, – это просто спросить "Это Найджел? Послушайте, Найджел, верно ли то, что я слышал, будто какие-то женщины появляются у вас в доме в любое время дня и ночи?" Скажи ему, что ты из министерства социального обеспечения.

– Я не могу обратиться к человеку, назвать его Найджел, а потом заявить, что я из министерства социального обеспечения.

– Пойми, Майк, мужа Марго зовут Найджел. Он привык, что к нему так обращаются. Если ты не назовешь его Найджел, он просто пошлет тебя к черту. Скажет, что ты ошибся номером.

– Значит, я скажу так: "Хэлло, Найджел, говорят из министерства социального обеспечения". Тогда он просто решит, что я умалишенный.

Марго сказала:

– Майк, ты сделай так, как сам находишь нужным. Не слушай Суона. Суон объелся пирожными. Ступай, ты ведь знаешь, где тут телефон. – И она дала мне листок с номером телефона.

– О боже правый, – сказал я, нашарил в кармане четырехпенсовую монетку и зашагал к телефону, чувствуя, что не в силах больше все это выносить.

– Хэлло? – услышал я в трубке голос.

– Хэлло. Могу я поговорить с Люси? Пожалуйста.

– Хэлло, – сказала Люси.

– Хэлло, Люси.

– Ну что? – сказала Люси.

– Это Майк.

– Я слышу, что это Майк.

– Они хотят, чтобы я позвонил этому человеку, о котором я тебе рассказывал, но я не умею так звонить людям…

– Почему ты не пойдешь домой и не ляжешь спать?

– Потому что я не усну. Помнишь, я тебе говорил об этом человеке и пожилых женщинах? Так вот, они хотят, чтобы я позвонил ему и спросил, что все это значит. Но, правда же, я не могу этого сделать, Люси, верно?

– Нет, положа руку на сердце, я не думаю, чтобы ты мог.

– Они говорят, надо изобразить, будто я – министерство социального обеспечения.

– До свиданья, Майк.

– Одну мину… Люси?

– Да?

– Этот человек все еще здесь?

– Какой этот человек?

– Человек, который был у тебя.

– Фрэнк. Он все еще здесь.

– Кто он такой, Люси?

– Его зовут Фрэнк.

– Я знаю, но чем он занимается?

– Я не знаю, чем он занимается. Фрэнк, чем ты занимаешься? Для заработка? Он говорит, что он… Как ты сказал, Фрэнк? Он фрахтовый агент, Майк.

– Фрахтовый агент…

– До свиданья.

– До свиданья, Люси.

Когда я вернулся к нашему столику, там все бурно веселились. Никто не спросил меня, что сказал Найджел. Суон заплатил по счету и объявил, что ему не терпится показать нам выставку под названием "Ужасы Востока", открытую где-то в Юстоне. А оттуда он отвезет нас на какую-то вечеринку. В такси Марго спросила:

– Что же все-таки сказал Найджел?

– Его не было дома.

– И никто не ответил?

– Какая-то женщина взяла трубку. Она сказала, что я прервал их собрание. Я спросил: "Какое собрание?" Но она пожелала сначала узнать, кто я такой. Я сказал, что я – министерство социального обеспечения, и она сказала: "О матерь божия!" – и повесила трубку.

Мы приехали на вечеринку часа на два раньше, чем было условлено, но никто, по-видимому, не придал этому значения. Я помогал какой-то женщине в широких спортивных брюках опоражнивать бутылки с вином в глиняную посудину. Суон, Марго и Джо развлекались, записывая что-то на магнитофон, а потом домой вернулся муж этой женщины, и нам предложили перекусить.

Около восьми начали съезжаться гости. Комната наполнилась табачным дымом, запахом пота, винных испарений, музыкой, и вечеринка стала разворачиваться довольно бурным темпом. Какая-то девушка в локонах очень серьезно рассуждала со мной о любви. По-видимому, она находилась примерно в таком же состоянии духа, как и я, но почувствовать в ней родственную душу, хотя бы на краткий срок, я не мог. Она сказала:

– По-моему, каждый человек обладает тем или иным свойством, которое может взять верх над любовью. Оказаться сильнее, понимаете? Как, например, гордость. Или честность. Или нравственность. Даже интеллектуальность, даже эмоциональная цельность. Предположим, двое людей влюблены друг в друга. Единственное, что может разрушить их союз, – это одно из вышеперечисленных свойств личности кого-либо из них. Другие люди не имеют к этому никакого отношения. Разве что косвенным образом – как возбудитель ревности, к примеру. Вы не согласны со мной?

У меня не было никакого мнения на этот счет, но я сказал: да, согласен.

– Еще одна особенность любви, – сказала девушка в локонах, – это ее необычайная заразительность. Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что если вы влюблены, то, значит, в сущности, вам просто хочется быть любимым? Потому что это, разумеется, непреложный закон. Я хочу сказать, что ведь было бы странно, если бы всякий раз, когда кто-то кого-то любит, этот кто-то в свою очередь не пользовался ответной любовью. Такие случаи составляют весьма ничтожный процент.

Какой-то весьма развязный молодой человек услышал эти рассуждения и расхохотался. Он еще долго продолжал хохотать, глядя на девушку в локонах и на меня.

Я отошел, налил себе вина из глиняной посудины и спросил довольно миловидную женщину средних лет, чем она занимается. Она очень засмущалась в ответ. Я улыбнулся ей и направился дальше. Марго поймала меня за рукав и потащила в угол.

– Майк, ты можешь позвонить Найджелу еще раз?

– Я уже думал об этом, – сказал я. – Честно говоря, по-моему, мне не следует лезть в это дело.

– Но как же, милый, ты же обещал.

– Обещал? Ничего я не обещал.

– О Майк!

– Да право же, вся эта история… Ну ладно.

– Сейчас, Майк, хорошо?

– Хорошо, сейчас.

– Люси?

– Это ты, Майк?

– Ясно, кто же еще.

– Да, в самом деле, кто же еще. Где ты теперь?

– На вечеринке.

– Приятная компания?

– Да, как будто. Почему бы тебе не присоединиться?

– Я не могу, Майк. Я занята.

– С этим чертовым фрахтовым агентом, как я понимаю?

– С каким это еще агентом?

– Фрахтовым. С твоим приятелем – фрахтовым агентом. Фрэнком.

– Он не фрахтовый агент. Он работает в издательстве.

– Зачем же он назвался фрахтовым агентом? Последовало довольно утомительное объяснение. Назваться фрахтовым агентом – это, оказывается, было в духе присущего Фрэнку чувства юмора. Я раздумывал над этим, пока шел назад, к Марго.

– Ну, что он сказал, Майк?

– Какая-то женщина ответила, что его нет дома.

– И это все?

– Я сказал, что за домом ведется наблюдение. Я сказал, что местная полиция отнюдь не в восторге от того, что здесь происходит.

– А что она сказала?

– Она начала стонать, и тогда я сказал: "Я вас предупредил" – и повесил трубку.

– Спасибо тебе, Майк.

– Не на чем. В любое время к твоим услугам.

К нам подошел Суон, и Марго сказала:

– Майк снова звонил Найджелу. Майк был просто великолепен.

Суон похлопал меня по спине и сказал:

– Что, ничего веселого?

Марго принялась ему все пересказывать, а я ушел.

Джо делала вид, что слушает, как двое мужчин, перебивая друг друга, рассказывают какую-то запутанную историю. Она сказала мне негромко:

– Ты не расстраивайся из-за Марго. Я позабочусь о том, чтобы она не оказалась в накладе.

Я уставился на нее: с чего это она вообразила, что я расстраиваюсь из-за Марго?

– Я не сомневаюсь, что ты об этом позаботишься, Джо, – сказал я.

– Положись на Джо, – шепнула она.

Я сказал, что на нее вполне можно положиться, я в этом уверен. И стал развивать эту мысль дальше. Один из мужчин сказал:

– Вы позволите, старина?

Я пожал плечами и протолкался обратно к телефону. Я набирал номер три раза, чтобы уж наверняка не было ошибки, но никто не брал трубку.

Все принялись танцевать кто во что горазд. Задержавшись возле глиняной посудины, я снова оказался рядом с девушкой в локонах. Она улыбнулась мне, и я спросил от нечего делать:

– Вы знакомы с девушкой, которую зовут Люси Энструс?

Девушка в локонах покачала головой:

– Почему я должна быть с ней знакома?

– Вероятно, нипочему, – сказал я. Девушка посмотрела на меня очень внимательно и отошла.

Я поднялся наверх и нашел там тихую комнату с кроватью. Неярко горела лампа на туалетном столике. Кровать – с виду очень удобная – была почти полностью погружена во мрак. Я растянулся на кровати, радуясь темноте. Через несколько секунд я уснул. Когда проснулся, светящийся циферблат моих часов оповестил меня о том, что я проспал около двух часов. За туалетным столиком две девушки приводили в порядок свои физиономии. Потом они вытащили из сумочек платочки с изображением лошадей и повязали головы. Они переговаривались шепотом и вскоре ушли. Я лежал, перебирая в уме события этого дня, и пытался представить себе, как буду чувствовать себя завтра утром. Мне всегда казалось очень важным, как человек чувствует себя утром во время завтрака, вспоминая истекший день.

Какой-то мужчина с бокалом в руке вошел в комнату и остановился перед туалетным зеркалом. Он пригладил волосы, поправил галстук. Потом вынул из кармана носовой платок, накрутил его на указательный палец правой руки и прочистил себе по очереди оба уха. По окончании этой операции он что-то пробормотал, разглядывая платок. Я закрыл глаза. Когда я их открыл, он уже испарился. Я закурил сигарету и затопал к телефону.