Текст книги "Эсминцы и коса смерти (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

После нелегкой беседы с отцом, Лебедев плыл обратно на эсминец. Начиналось время белых ночей. Хоть ночь и была довольно светлой, но первое, что бросалось в глаза в ночном городе – это полное отсутствие яркой подсветки. Электрическое освещение улиц кое-где, особенно в центре, присутствовало, но оно не было ярким и выглядело не насыщенным, а довольно жидким и тусклым. На месте, где стоял тот новый жилой комплекс, откуда Лебедев «провалился» в собственное прошлое, не светилось почти ничего. Огромного жилого района на юго-западе просто не существовало. Вместо него южнее Угольной гавани светились несколько домиков в пригородном поселке Урицк, а дальше на побережье залива находился большой неосвещенный участок до самой Стрельны. Да и там почти ничего не светилось. Свет был дальше, в Петергофе. Вот на этот темный участок от Урицка до Петергофа и встанут немцы уже в сентябре, если он не сможет предотвратить такое плачевное развитие событий.

Глава 6

Лебедев вернулся на эсминец за четверть часа до начала вахты, и все, что он успел на корабле до нее, так это посетить гальюн. Он поднялся на мостик за две минуты до пересменки и поздоровался со старпомом. Синицын кивнул ему сонно, расписался в судовом журнале и, спустившись по трапу, пошел в свою каюту спать. Лебедев тоже не выспался, проспав дома лишь пару часов. Но, из-за обилия впечатлений и эмоций, в сон его не клонило. Он был рад, что сонный старпом не заметил, что он заступил на вахту не совсем трезвый. Ведь накануне они с отцом прикончили вдвоем поллитровую бутыль коньяка. Вот как ему отец поверит, если сказал, что бросил пить, но тут же опрокинул за разговором с отцом несколько стопок? К счастью, коньяк оказался качественным, и голова после него не болела. А вообще-то, надо было с этой привычкой завязывать, как можно скорее, пока печень не угробил. Пора преодолеть свою инфантильность. Ему, обладающему теперь сознанием и мудростью старика, было очень неловко за все свои нелицеприятные поступки, связанные с злоупотреблением алкоголем в училище. Сейчас он сознавал, что своим поведением мог сильно помешать отцу в карьерном росте. К счастью, все обошлось. Теперь же он бросит пить. В прошлой реальности он избавился от привычки к пьянству только тогда, когда после тяжелого ранения жизнь его уже висела на волоске. Но избавился же! Иначе, наверное, не прожил бы так долго.

Стоя на мостике, лейтенант молча наблюдал, как борется со сном рулевой, старший матрос Женя Мисютин, как через каждые несколько минут белобрысая голова парня начинает клониться к штурвалу. И как потом, когда тело заснувшего уже начинает сползать на сам штурвал, матрос тут же вздрагивает и, мгновенно просыпаясь, выпрямляется, принимает стойку бравого морехода и озирается по сторонам, не заметил ли вахтенный командир его слабости?

Но лейтенант не собирался делать рулевому замечание. Он знал, что этот краснофлотец вскоре погибнет во время перехода из Таллина, когда корабль подорвется на минах напротив мыса Юминда, как погибнут и многие другие из экипажа корабля вместе с ним, как погибнет и сам эсминец. И самое ужасное было то, что Александр прекрасно знал, где и когда это минное заграждение будет установлено и что можно сделать, чтобы предотвратить постановку мин противником. Надо только заранее выслать корабли в те районы, где будут действовать вражеские минные заградители и топить их за постановку мин на фарватерах, если даже война еще и не начнется официально. Цель немцев как раз и состоит в том, чтобы опередить наш Балтийский флот в развертывании морской минной войны. А если не дать им этого сделать? Если не получится у них поставить мины? А если устроить поход нашей эскадры на их базы и заминировать их акваторию? Ведь для этого все имеется, и большие запасы мин, и силы флота. Но кто решится? Вот в чем вопрос!

Лебедев надеялся на своего отца, как надеялся он и на дядю, на брата матери. Все же разведка флота многое сможет, если захочет. Например, с подачи Александра сможет предоставить сведения наверх, не высвечивая его лично, а, допустим, представив их, как полученные от собственной агентуры. Но все это нужно будет делать как можно скорее, потому что времени остается с каждым днем все меньше. Как говорили в двадцать первом веке: «времени на раскачку у нас нет!» А, когда начнется сама мясорубка войны, будет уже не до того, чтобы к чему-то готовиться. Потому что враг навяжет инициативу, начнет активно давить и напирать со всех сторон и придется отбиваться имеющимися средствами. А они, после потерь первых дней войны, сильно сократятся. И, если он не сумеет предотвратить катастрофу флота и блокаду города, то грош ему цена, как человеку и командиру.

Мрачные мысли терзали Лебедева. Он не сказал еще родителям, что ждет их собственную семью в надвигающейся войне. Не рассказал он матери, что его жена Наташа, будучи беременной, погибнет под бомбежкой в конце сентября, а саму маму убьет осколком немецкого снаряда на остановке в центре города в начале октября. Не рассказал он и отцу, что после прорыва флота из Таллина, его снимут с должности, обвинив в некомпетентности, понизят в звании и отправят на фронт. Где отец и погибнет на передовой в начале 42-го года. А дядя, брат мамы, возглавляющий сейчас разведку, потонет на тральщике при эвакуации флота из Таллина.

Да и с остальными родственниками судьба распорядится не лучше. Всю войну до конца из их большой, дружной и влиятельной семьи пройдет только он сам. И, в данный момент, Александр не знал, что же предпринять, чтобы постараться хотя бы немного сгладить предстоящую трагедию не только для семьи, а ради всей страны и, в особенности, родного города.

О многом еще он должен, просто обязан рассказать родным. Про трагедию Бадаевских складов, про зимнюю «Дорогу жизни», которая для многих стала ледяной дорогой смерти, про Мгу, Мясной Бор и Синявинские высоты. Да мало ли трагедий в этой войне? Бабий яр, Севастополь, Аджимушкай, Сталинград, Ржев, Хатынь, лагеря смерти. Всех трагедий войны и не перечислить. И в каждой тысячи и миллионы жертв. И он бы рассказал все, но даже нет пока возможности поговорить с близкими. Вчерашняя увольнительная на берег была последней перед выходом корабля в море. Завтра после обеда эсминцу предстоял переход из Кронштадта в Таллин. И капитан обещал устроить учения по дороге. Возможно, что экипаж научится точно стрелять и даже сбивать вражеские самолеты. Но что толку от учений на отдельно взятом старом эсминце? На что он может повлиять в боевых действиях своими устаревшими четырехдюймовыми пушками? Если только потопить пару вражеских минных заградителей? Впрочем, при текущем положении, даже такое действие было бы очень полезным и большой удачей. В тот раз, который он помнил, на этой войне наш флот оказался неспособен даже на такое.

Александр Евгеньевич все годы после войны изучал силы сторон и их планы по документам, и хорошо знал, чем располагают немцы и какие у них имеются планы на начало войны. Знал он и точные направления всех главных ударов, нанесенных врагом в начале войны на суше и на море. И не в виде больших стрелок на мелкой карте, а досконально, по населенным пунктам и дислокации воинских частей. Знал точно, как пошел противник, куда нанес удары и какими силами. Какие рубежи советской обороны взял за каждый день боевых действий, насколько продвинулся, где сосредоточился и как укрепился.

Он, хоть и был уже в конце жизни глубоким стариком, но эту тему не забывал никогда. Потому что эта тема была слишком уж болезненной, чтобы забыть ее. И он давно четко понимал, что немцы выставили на Балтике против советского флота основные минные силы. У них имелись десять единиц больших заградителей водоизмещением от двух до пяти с половиной тысяч тонн, способных развивать скорость до двадцати узлов.

В распоряжении немецких флотоводцев адмирала Хуберта Шмундта и капитана цур зее Ганса Бютова находились пять подводных лодок, тридцать торпедных катеров, шесть тральщиков, и восемь противолодочных охотников. Кроме того, у немцев были четыре плавбазы, одиннадцать эскортных кораблей, почти три десятка разнообразных мобилизованных вспомогательных тральщиков и десять стотонных тральщиков-катеров, так называемых «раумботов».

Из всего этого разнообразия, как показала война, основную угрозу надводным кораблям представляли именно торпедные катера водоизмещением под сотню тонн, которые имели хороший запас хода и отличную маневренность. Именно они атаковали конвои и решались действовать в Финском заливе.

Только к сентябрю немцы смогут собрать на Балтике флот тяжелых кораблей, в который войдут линкор «Тирпитц», крейсера «Адмирал Шеер», «Емден», «Кельн», «Лейпциг» и «Нюрнберг», а также несколько эсминцев и вторая эскадра торпедных катеров. А пока ничего из тяжелых сил в распоряжении немецких флотоводцев на театре предстоящих военных действий не имелось.

Две группы минных заградителей «Норд» и «Кобра», которые прятались в шхерах возле побережья Финляндии с середины июня и начали свою смертоносную работу в ночь за сутки до начала войны, – вот кто ставил все эти проклятые мины, на которых погибло столько наших людей! И Александр знал дислокацию обеих групп вражеских заградителей. Никакая маскировка не помогла бы им, будь он хоть командиром эсминца, потопил бы нафиг! А так оставалось только надеяться на кого-нибудь. Может быть, хоть выходы из шхер удастся в этот раз заминировать нормально, чтоб вражеские заградители оттуда не высунулись?

А, если бы Балтфлоту удалось собрать нормальную ударную эскадру, то можно было попытаться перехватить инициативу и навязать сражение легким силам врага с хорошими шансами на успех. Только кто же разработает такой план?

В раздумьях незаметно прошли несколько часов вахты. Капитан взошел на мостик точно по графику, в 8:00, и сменил Александра. Лебедев быстро позавтракал и удалился в свою каюту. Стоя на вахте, он пришел к выводу, что должен записать все то, что ему известно о предстоящей войне. Только вот, известно было слишком даже много. В небольшую общую тетрадь, которую достал Александр из своего рундука, такая обширная информация не могла поместиться. Ему пришлось бы писать многотомный труд, чтобы выложить все имеющиеся знания на бумагу.

Потому, Александр решил пока очень подробно записать только то, что касалось начала войны до Таллинской эвакуации, и ход самой этой трагической эвакуации. А дальнейшее развитие боевых действий думал изложить в общих чертах, особо остановившись на блокаде Ленинграда и дислокации немцев в его пригородах. Он надеялся, что, все-таки, сможет передать эти записи руководству флота, что поможет изменить ход войны. И, если это произойдет, то тогда дальнейшее описание утратит первоначальный смысл, потому что развитие событий изменится. Описывая известные ему факты, особое внимание он, конечно же, уделял обстановке вокруг родного города и действиям Балтийского флота.

Зная о том, что эсминец отправится в переход к Таллину в 16:30, как раз в его вахту, Александр писал простым карандашом до самого обеда. Потому что потом времени на описание предстоящих событий у него будет крайне мало. Тем более, если капитан Малевский все же соберется проводить учения личного состава, о которых они говорили вчера. Лебедев дописался до того, что правая рука стала неметь с непривычки. В 13:00 он, все же, вышел из каюты на обед. На этот раз кок приготовил наваристые щи и пюре с котлетами, а на десерт раздавали компот. Но Александр не успел его выпить, когда вестовой матрос передал ему распоряжение командира корабля срочно подняться на мостик.

Когда он явился, на баке эсминца было довольно многолюдно. Там, судя по добротным кителям, собрались несколько флотских начальников и еще какие-то люди в гражданском, скорее всего инженеры с судоремонтного завода. Командиры что-то оживленно обсуждали между собой и с капитаном эсминца. Он не знал этих людей с седыми усами и волосами. Но понял по их манерам, что начальники немаленькие. Только одного человека из понаехавшего внезапно начальства он сразу узнал, это был его родной дядя по матери, начальник флотской разведки, капитан второго ранга Игорь Борисович Добрынин. Он как раз повернулся и смотрел с бака в сторону мостика.

– А, вот и Лебедев. Пойди-ка сюда, – поманил его старпом Синицын. И добавил:

– Тут тобой интересуется начальник разведки. Похоже, в разведчики тебя забрать хотят от нас. Иди давай, поздоровайся со своим родственником.

Лебедев кивнул, быстро спустился по трапу, прошел мимо носового орудия и встретился с дядей лицом к лицу. Он поздоровался, и все командиры на секунду повернулись к нему, кто-то из них даже кивнул молодому лейтенанту. Многие знали, чей он сын.

– Пойдем, сказал ему дядя, с этого момента ты служишь в разведке. Ты же немецкий язык знаешь на пять. Вышел приказ по флоту, чтобы младших командиров, знающих немецкий хорошо, немедленно перевести в помощь разведывательному отделу. На эсминце тебя заменит лейтенант Василий Мальцев, он уже прибыл на эсминец. Вон он, на юте стоит. Давай, сдавай ему быстро дела и каюту, и спускайся на пирс с вещами. Я тебя на катере буду ждать, – произнес родственник.

Как потом сказал ему дядя, в том небольшом совещании на борту эсминца участвовали начальник боевой подготовки, капитан первого ранга Сергей Валентинович Кудрявцев, помощник флагманского артиллериста по зенитной артиллерии, капитан третьего ранга Баринов, и заместитель начальника тыла, капитан третьего ранга Щукин. Оказалось, что утром вышло новое постановление Военного совета флота, о дооснащении кораблей средствами ПВО и о проведении дополнительных мероприятий по учебному маневрированию и отражениям воздушных атак. И комиссия, посланная советом флота, прибыла рассматривать ближайший эсминец на предмет возможностей для установки на кораблях подобного типа, которых у флота имелось целых семь единиц, дополнительных зенитных установок. И это был первый хороший признак. В прошлой жизни Лебедева такого постановления не выходило. Тем более, не было подобного совещания. Значит, отец постарался. Интересно, что же они придумали совместно с дядей? А то, что что-то придумали, Лебедев уже и не сомневался!

Он быстро прошел в свою каюту, достал из рундука свой маленький чемоданчик, собрал в него личные вещи, сверху кинул ту самую тетрадку с важными сведениями, исписанную накануне, прибрался и пошел искать своего сменщика. Тот так и стоял на юте и, опираясь на леера, любовался силуэтом линейного корабля, медленной стальной громадой надвигающегося издалека на рейд. Линкор «Марат» не был еще ни поврежденным вражеским бомбометанием, ни обгоревшим. Солнечные блики, отражаясь от воды, создавали на его бортах причудливые узоры. Огромный корабль возвышался над акваторией величественно и шел гордо, словно властелин мира, демонстрируя окружающему пейзажу свою мощь и предоставляя покровительство и защиту. Василий Мальцев был худощавым, уже в плечах, но выше Александра. По виду казалось, что он ровесник Лебедеву, такой же вчерашний курсант. На самом же деле он был на три года старше и уже повоевал в Финскую компанию. И ему на днях должны были присвоить старшего лейтенанта. Они поздоровались и вдвоем пошли смотреть каюту. Потом Александр расписался в журнале и, попрощавшись с сослуживцами, отдал честь флагу и сошел по трапу на пирс, прошел вдоль эсминца и за его кормой спустился в командирский катер, блестящий свежей краской.

День снова был ясным, но прохладным, ярко сверкали брызги, поднимаемые по бортам форштевнем командирского катера, солнце делало поверхность акватории ослепительной и переливающейся. Александр с раннего детства любил смотреть на воду и на корабли, наверное, потому и стал моряком. Вот и сейчас он смотрел на кильватерную струю, расходящуюся за катером, и видел, как на рейд Кронштадта встает линкор. Глядя на дядю, который отстранил рулевого и самостоятельно лихо управлял катером, он вспоминал, как в детстве дядя иногда катал их с мамой на небольшой яхте по акватории залива. В командовании Балтфлота многие были яхтсменами. А начальник штаба Юрий Александрович Пантелеев даже достиг звания мастера парусного спорта.

На командирском катере, кроме них с дядей, находились и члены той самой неожиданной комиссии. Потому, поговорить наедине пока не получалось. Но было понятно, что все происходит не просто так. Катер шел прямиком к адмиралтейству, где находился штаб флота. И Александр, вдруг, ясно осознал, что все происходящее сейчас – к лучшему, и что мир вокруг него постепенно начинает меняться. Пока совсем незаметно, но изменения уже начались с простого факта появления самого Александра-старика в этой реальности.

Глава 7

В половине пятого Александр и его дядя Игорь вошли в здание и поднялись в кабинет начальника разведки. Кабинет не выглядел слишком большим, но не был и маленьким. На просторном письменном столе начальника оставалось мало свободного места, папки с бумагами громоздились на нем в несколько рядов, а между ними торчала настольная лампа, несколько телефонов и письменные принадлежности. А почти всю поверхность стола для совещаний, пристыкованного к начальственному столу торцом, занимали разложенные карты. Вдоль стен стояли шкафы с документацией и деревянные картотеки, а в углу громоздился большой сейф. Все свободное место на стенах тоже занимали карты.

Дядя Игорь пригласил племянника сесть на стул за стол для совещаний, а сам уселся с другой стороны, напротив. Какое-то время он внимательно разглядывал своего племянника, как бы пытаясь увидеть изменения, произошедшие с ним. А Лебедев, между тем, рассматривал своего дядю по матери. Перед ним находился кареглазый брюнет тридцати шести лет с небольшими усиками, с умными карими глазами, начавший седеть. Дядя был женат на Нине, дочери генерал-лейтенанта Поленова, начальника штаба Прибалтийского Особого военного округа. У них росла дочь Настя, которой недавно исполнилось восемь лет. Неужели же тетя Нина и маленькая Настя снова умрут от голода в блокадном городе? А отца тети Нины снова арестуют уже в июле и расстреляют, как врага народа за то, что не сумел должным образом организовать оборону, и припомнив, что служил штабс-капитаном в царской армии?

Дядя нарушил молчание и серьезно сказал:

– Твой отец поделился со мной информацией, которую ты рассказал ему вчера вечером. Кое-что совпадает с моими сведениями. Например, места, где, по данным разведки, базируются корабли немцев и финнов. Потому, мы с Женей придумали пока взять тебя ко мне в разведывательный отдел. Я пока не знаю, откуда ты получил такие сведения. В историю о том, что ты, как бы, прожил жизнь и начал жить еще раз, я не очень верю. Так что прости, племяш, но я буду пока считать, что сведения эти тебе приснились, как, например, гениальному ученому Дмитрию Ивановичу Менделееву приснилась во сне его знаменитая таблица химических элементов.

Но ты должен понимать, что несешь огромную ответственность, выдавая информацию подобного характера. И мы с твоим отцом очень сильно рискуем, веря тебе. Так что, прежде, чем мы начнем что-либо серьезное предпринимать, ты должен изложить на бумаге все, что знаешь. Что же касается твоего нового статуса сотрудника разведки, то, в любом случае, в свете подготовки к войне, толковый лейтенант, хорошо знающий немецкий, мне очень пригодится. И даже не один. Так что, все необходимые документы о своем новом статусе получишь сегодня же. А пока начинай работать.

– Есть, начинать работать, – сказал Лебедев и, улыбнувшись, открыл свой маленький чемоданчик и протянул дяде исписанную с утра тетрадку.

Дядя перелистнул страницы, потом вчитался внимательно. Александр наблюдал, как на его лице меняется выражение от простого удивления до озабоченности. Пробежав взглядом страницы, исписанные простым карандашом, дядя сказал:

– Такое, племяш, меняет не только тактику, но и всю нашу стратегию обороны. А ну ка, вот тебе наточенные карандаши, вот чистая бумага и карты Балтики и всех прилегающих территорий. Немедленно приступай. Все подробнейшим образом излагай, что знаешь. Помечай дислокацию на картах. Не стесняйся. Кабинет в полном твоем распоряжении. Только, извини, но я пока закрою тебя здесь на ключ, уж слишком секретные сведения ты откуда-то знаешь. И я прекрасно понимаю, что от этих сведений может зависеть судьба всей страны. А потому, пока пойду с твоей тетрадкой к отцу твоему. И решим, что со всем этим делать дальше. А ты посиди и поработай.

Дядя быстро встал и ушел, заперев за собой дверь, как и обещал. А на единственном окне его кабинета имелась решетка. Смутное подозрение закралось в душу Александра. А не пошел ли дядя стучать на него куда следует? Еще примет его за завербованного иностранной разведкой ради распространения ложной информации, подсунутой специально командованию Балтфлота?

Всего можно ожидать, время неспокойное, брат на брата стучит. Ладно, была не была. Александр взял красный карандаш и сделал первую пометку на карте. Он помечал координаты, ставил номер сноски и писал по каждой сноске отдельное пояснение на бумаге, пронумеровывая каждый лист и параллельно составляя указатель. К бумажным документам и прочей канцелярии он был привычен. Последним местом его службы, уже в отставке, на пенсии, была должность начальника военно-морского архива.

Много лет занимаясь изучением обстановки на Прибалтийском театре военных действий для написания серьезного исторического аналитического научного труда по заказу военной академии, все сведения Александр Евгеньевич знал не понаслышке и не из интернета, а из первоисточников, из документов, многие из которых даже в начале двадцать первого века оставались секретными. И вот сейчас все изученные сведения, удивительным образом, всплывали из памяти в мельчайших подробностях, стоило только начать работать с картой. Его молодой мозг выдавал мысли четко и ясно, а память была почти фотографической. И, удивительное дело, даже то, что старик начал подзабывать, сейчас легко восстанавливалось в мозгу молодого Александра. Так что, и без ноутбука он обойдется.

Часа через два в коридоре послышались шаги. И шел не один человек. У Александра екнуло сердце. Ну вот, его уже идут арестовывать. Ключ в замке медленно повернулся. Но на пороге, к счастью, появился не наряд НКВД, а, опять же, дядя в компании отца, одетого по форме с тремя ромбами в петлицах и большими красными звездами на рукавах кителя.

Первым делом вошедшие взглянули на карту и описания к ней. И остолбенели. На карте уже были обозначены не только дислокация кораблей и все береговые батареи с точными координатами, но и все оперативные штабы немцев и финнов. В данный момент, Александр рисовал вражеские аэродромы и в описании к каждому указывал количество и типы самолетов, а также структуру ПВО и наличие материально-технических средств. Война еще и не началась, но ее туман уже начал рассеиваться, обнажая все нюансы вражеского оборонительно-наступательного комплекса.

– Ну ты, сынуля, и даешь! – осмотрев карту, воскликнул отец.

– Женя, такие сведения только генерал или адмирал могут знать. Да и то, вряд ли, чтобы сразу по всем родам войск. А планы развертывания есть только в главных штабах. Да только сомневаюсь, что, уж, настолько подробнейшие. Эти сведения на уровне генерального штаба, не меньше. Просто невероятно.

– Так и оперативную обстановку по дням я нарисую со всеми описаниями. Дайте только пару дней, – вставил свое слово Саша.

– А ты говоришь, что приснилось ему, – сказал отец дяде.

– Просто другого логического объяснения, откуда у него эти сведения, не существует. Ну, не подкинули же нам через него дезинформацию немцы или финны? Надо проверять, конечно. Но только дезинформация тогда уж очень больших масштабов получается, что невероятно не менее, чем сами эти сведения. Так что я настаиваю, что ему просто приснилось. Осенило, так сказать, – проговорил дядя Игорь.

Александр, между тем, закончил с аэродромами и перешел к исходной дислокации немецких танковых групп. А отец с дядей продолжали обсуждать его работу и даже подшучивать над ним, так, как будто его самого здесь и не было. Им казалось странным и то, что он умеет так аккуратно и точно чертить условные обозначения и делать к ним систематизированные описания.

В конце концов, он не выдержал и сказал:

– Вообще-то, я по последнему месту службы начальник военно-морского архива.

– А я думал, что ты на эсминце служил, – рассмеялся отец.

– Да, снова стал лейтенантом на эсминце, после того, как умер. Не знаю, почему так получилось, но вот получилось. Умер я, но живу дальше, опять с молодости, – проговорил Александр.

– И от чего умер? – поинтересовался отец.

– Сердце подвело. Инфаркт случился, когда внуку про войну эту проклятую рассказывал, – ответил Александр.

– Это что же получается? Что мы с мертвецом разговариваем? – встрял дядя.

– Даже не знаю, кто здесь больше мертвец, – признался Александр.

– В каком смысле? – насторожился отец.

– А в таком, что эту войну пережил из всей семьи только я. И потому, у меня свой собственный счет к врагам. Кровная месть, – сказал Саша.

– Расскажи, – попросил отец.

Александр рассказал пока очень коротко, без подробностей. Отец и дядя были ошарашены. Они долго пребывали в задумчивости, лишь нервно теребили свои фуражки.

– Я не понимаю, это что же, в будущем, получается, такую машину времени изобрели, что человек, умирая, опять начинает жить где-то в прошлом? – нарушил неловкое молчание дядя.

– Это не машина времени, а явление попаданчества. А я получаюсь попаданцем в свое собственное тело, – объяснил Александр, как есть.

– И что это за явление такое?

– Попаданчество – это, дядя Игорь, когда кто-нибудь, куда-нибудь неожиданно попадает и дальше вынужден существовать там, куда попал. Вот я умер и попал сюда, сам в себя. А другой, кто-нибудь, например, умер или впал в кому и попал в тело Наполеона или царя Ивана Грозного, или в Юлия Цезаря, да хоть в Емелю из сказки. Или даже попал на другую планету в тело какого-нибудь разумного слона. Неважно, куда попал, главное, что раз попал, значит, стал попаданцем, – поведал Саша.

– Получается, что у вас там, в будущем, это, так называемое, явление «попаданчества» довольно-таки распространенное? – не понял дядя.

– Ну, если считать, что на эту тему, начиная с последней трети двадцатого века, выпущены миллионы книг, то да, наверное, очень даже распространенное явление, раз об этом столько пишут. Дыма ведь без огня не бывает! Но я раньше в наличие такого явления абсолютно не верил. Пока, вот теперь, на себе его не испытал, – сказал Саша.

– Ну, и в каком звании ты там в отставку вышел, сынуля? – спросил отец.

– До капраза дослужился, – поведал Александр.

– Не сильно и преуспел на службе, получается, – констатировал отец, комиссарское звание которого соответствовало генерал-лейтенанту.

– Может, и до контр-адмирала дотянул бы, вот только флот и комсостав сокращать стали, и резать на металл корабли. И какие корабли! Не чета нынешним. Великолепные океанские эсминцы размером побольше крейсера «Киров» и крейсера ракетные, которые больше нынешних линкоров, на металлолом раздербанили! Вот бы их сюда сейчас. Да, мы бы за пару часов Германию раскатали в пыль! Долбанули бы с ракетных крейсеров и с подлодок ядрен-батонами так, что пепел бы один от Гитлера остался. Да что там от Гитлера, от всего Берлина сразу и от всех их баз! – выпалил Саша.

– А чего это у вас там такой бардак на флоте творился, что годные корабли списали? И что это за батон такой ядреный? – поинтересовался дядя.

– Да там у нас вообще все разваливаться начало. Потому что люди измельчали и стали жить только собственными шкурными интересами, а на страну им стало наплевать. Управляли кое-как, служили и работали тоже кое-как, а воровать стали все, что плохо лежало. Вот бардак потихоньку и начался уже лет через пятнадцать после этой войны, а страна развалилась постепенно к концу века.

– А коммунисты куда смотрели? – спросил отец.

– Давай, лучше про это я тебе потом отдельно расскажу. Этот рассказ слишком обширный, – попытался уйти от ответа Александр.

Но отец настаивал:

– А если в двух словах?

Сын кивнул и проговорил:

– Если в двух словах, то лучшие люди страны именно на этой войне погибли. Двадцать семь миллионов.

– Сколько? – переспросил дядя, не поверив.

Александр еще раз назвал страшную цифру.

Родственники снова были потрясены. Никто в 1941 году не ожидал таких потерь в предстоящей войне.

За разговорами Александр продолжал работать с картами и рисовать танковые позиции вермахта.

– Так получается, что количество танков у них меньше, чем у нас, – сказал дядя, посмотрев на нарисованные позиции и прочитав их описание.

– Это так и есть, – кивнул Александр. И добавил:

– Но немцы используют плотные танковые клинья, а мы дробим свои механизированные части. Потому мы не сможем прорвать их боевые порядки своими танками, а они нашу оборону прорывать еще как смогут. И количество танков тут не поможет. К тому же, большинство наших танков устаревшие. Надо было давно всех танкистов пересадить на Т-34 или на КВ, хотя бы, но не успели, не сделали этого. А остальные танки, хоть и много их, покажут себя в боях с немцами почти бесполезным хламом. Да и мотопехоты у нас нет, а у немцев есть. Потому, наша пехота за нашими танками не успевает, а немецкая – успевает.

– Так ты не ответил, что за батон ядреный?

– Это так у нас называют ядерное оружие, – пояснил Александр.

Но, дядя опять не понял, и пришлось объяснить подробнее:

– Это оружие массового поражения. При взрыве ядерного боеприпаса используется энергия цепной реакции атомных ядер оружейного плутония или урана-235. А сила взрыва одной такой бомбы эквивалентна десяткам, а то и сотням тысяч тонн тротила. Сносит за раз города целиком.

– Так давай, скорее рисуй конструкцию такого боеприпаса, – сказал отец.

Александр взял чистый лист и быстро набросал схему атомной бомбы. Потом сказал:

– Схема, вроде, несложная, да сделать непросто. И нету пока таких технологий. Технологию обогащения урана еще не придумали. Да и урановую руду нужного качества сначала найти надо. Только в конце года американское правительство выделит деньги на начало проекта, а сделают первую бомбу тогда, когда война с немцами уже закончится, в 45-м году.

– А против кого применят? – спросил отец.

– Против Японии, американцы сбросят одну бомбу на город Хиросиму, а другую – на Нагасаки и разбомбят оба города в пепел.

– А что, еще и с Японией война будет? – спросил дядя.