Текст книги "За порогом"

Автор книги: Август Дерлет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Фролин стоял тихо, словно выжидая; ждал и я. Шум ветра не ослабевал; к тому времени он набрал пугающую силу, так что казалось, что старый дом того и гляди сорвет со склона холма и швырнет в долину внизу. Стоило мне о том подумать, и я ощутил слабую дрожь, странную вибрацию, как если бы дом вздрагивал, а картины на стенах еле заметно, чуть ли не украдкой задвигались – почти неуловимо и все же безошибочно зримо. Я оглянулся на Фролина, но тот не изменился в лице – он просто стоял, слушал и ждал, так что было ясно, что этим характерным явлениям еще не конец. Голос ветра превратился в ужасный, демонический вой, сопровождаемый нотами музыки, что, верно, звенела уже какое-то время, но так идеально сливалась с голосом урагана, что я не сразу ее расслышал. Музыка походила на ту, прежнюю – играли свирели и время от времени струнные инструменты, – но теперь зазвучала с диким, пугающим самозабвением, с оттенком неназываемого зла. Тут произошло еще два явления. Первое – поступь какого-то гиганта: эхо его шагов словно вплывало в комнату из недр самого ветра; эти звуки со всей очевидностью зародились не в доме, хотя и явно нарастали, приближаясь к нему. И второе – резкая смена температуры.

Снаружи стояла ночь, теплая для сентября в северной части Висконсина, и в доме было более-менее уютно. А теперь вдруг, резко, одновременно с приближающимися шагами, температура начала стремительно падать, так что вскоре в комнате похолодало и нам с Фролином пришлось одеться потеплее. Но и на том загадочные явления не достигли своего апогея – чего Фролин со всей очевидностью дожидался; он стоял, ничего не говоря, хотя то и дело встречался со мной глазами, и взгляд его был куда как красноречив. Как долго мы прождали там, прислушиваясь к пугающим звукам снаружи, прежде чем все закончилось, я не знаю.

Вдруг Фролин схватил меня за руку и хриплым шепотом воскликнул:

– Вот! Вот они! Слушай!

Темп потусторонней музыки резко поменялся с неистового крещендо на диминуэндо: теперь в нее вплеталась мелодия невыносимо сладостная, с легким оттенком грусти – музыка столь же чудесная, как еще недавно была недобрая, и однако ж ноты ужаса не вовсе исчезли. В то же время отчетливо зазвучали голоса, что сливались в нарастающем речитативе, и доносились они откуда-то из глубины дома – можно даже подумать, из кабинета.

– Господь милосердный! – закричал я, хватаясь за Фролина. – Это еще что такое?

– Это все дед, – пояснил он. – Знает он о том или нет, но эта тварь является петь ему. – Кузен покачал головой, крепко зажмурился и произнес с горечью, тихим, напряженным голосом: – Если бы только треклятые бумаги Леандра сожгли, как оно и следовало!

– Даже слова почти различимы, – заметил я, внимательно вслушиваясь.

Да, слова там были – но таких слов я в жизни не слыхивал: ужасные, первобытные звуки, точно какой-то зверь с укороченным языком выкрикивал слоги, исполненные бессмысленного ужаса. Я пошел открыть дверь; звуки тотчас же послышались яснее, стало понятно, что я ошибся: голосов не много, но один, однако ж он способен создать иллюзию многоголосия. Слова – или, наверное, все-таки звуки, звериные звуки – доносились снизу, сливаясь в грозное улюлюканье:

– Йа! Йа! Итакуа! Итакуа кф’айак вулгтмм. Йа! Ухг! Ктулху фхтагн! Шуб-Ниггурат! Итакуа нафлфхтагн!

Невероятно, но ветер взвыл еще более грозно, так что мне казалось, будто в любой момент ураган опрокинет усадьбу в бездну, нас с Фролином вытащит из комнат и выпьет дыхание из наших беспомощных тел. Во власти страха и изумления я подумал о деде в кабинете внизу и, поманив за собою Фролина, выбежал из комнаты и опрометью кинулся вниз по лестнице, вознамерившись, невзирая на отвратительный страх, встать между стариком и его неведомым противником. Я подбежал к его двери, толкнул ее – и тут же, как и прежде, все проявления прекратились, точно щелкнул выключатель; воцарилась тишина, точно завеса тьмы пала на дом, и тишина эта в первое мгновение показалась еще более ужасной.

Дверь подалась, и снова оказался я перед лицом деда.

Он сидел неподвижно, так, как мы его и оставили совсем недавно, хотя теперь глаза его были открыты, голову он склонил на плечо и не сводил взгляда с гигантской картины на восточной стене.

– Ради Господа Бога! – воскликнул я. – Что это было?

– Надеюсь, что скоро это узнаю, – ответил он с достоинством и очень серьезно.

Его бесстрашие отчасти успокоило мою собственную тревогу, и я прошел чуть дальше в комнату. Фролин следовал за мной по пятам. Я склонился над кроватью, пытаясь привлечь к себе внимание деда, но он по-прежнему не сводил неотрывного взгляда с картины.

– Что вы делаете? – призвал я его к ответу. – Что бы это ни было, это опасно!

– Исследователь вроде твоего деда опасностям только рад, мальчик мой, – отозвался он прозаично и сухо.

Я понимал, что он прав.

– Я предпочту умереть в сапогах, нежели здесь, в постели, – продолжал дед. – А что до того, что мы слышали – не знаю, много ли слышал ты, – есть тут кое-что до поры необъяснимое. Но я бы хотел привлечь твое внимание к странному поведению ветра.

– Ветра не было, – сообщил я. – Я своими глазами видел.

– Да-да, – нетерпеливо подхватил дед. – Правда твоя. И однако ж шум ветра звучал, и все голоса ветра – точно так же я слышал, как они пели в Монголии, в бескрайних заснеженных пространствах, над потаенным и нехоженым плато Ленг, где народ чо-чо поклоняется странным древним богам. – Старик резко развернулся лицом ко мне: в глазах его пылал лихорадочный блеск. – Я тебе рассказывал, не так ли, о культе божества именем Итакуа, его еще иногда называют Оседлавшим Ветер, а некоторые – вендиго; так говорят индейские племена в верхней Манитобе, а еще они верят, будто Оседлавший Ветер хватает человеческие жертвы и несет их в дальние концы земли, а потом оставляет – мертвыми? Ох, мальчик мой, есть рассказы, странные легенды, а есть и большее. – Дед с яростным исступлением подался ко мне. – Я и сам видел разное: на теле, упавшем с неба – вот просто так! – находились вещи, которых в Манитобе не раздобудешь, предметы с плато Ленг и с тихоокеанских островов. – Он оттолкнул меня, по лицу его пробежала тень отвращения. – Ты мне не веришь. Думаешь, я в уме повредился. Так ступай же, ступай поспи, наслаждайся вечной обыденностью монотонных дней в ожидании конца!

– Нет! Расскажите сейчас. Я не готов уйти.

– Утром поговорим, – устало отозвался дед, откидываясь на подушку.

Этим мне пришлось удовольствоваться; дед был что кремень и на уговоры не поддавался. Я еще раз пожелал ему доброй ночи и вышел в прихожую вместе с Фролином. Тот медленно, угрожающе покачал головой.

– С каждым разом все хуже, – прошептал он. – Каждый раз ветер шумит чуть громче, холод дает о себе знать все резче, голоса и музыка звучат все отчетливее – и еще звук этих страшных шагов!

Мой кузен отвернулся и побрел вверх по лестнице. Мгновение поколебавшись, я последовал за ним.

Наутро дед, как всегда, выглядел воплощением здоровья. Когда я вошел в столовую, он разговаривал с Хофом, явно отвечая на просьбу, поскольку старый слуга замер в почтительном поклоне, а дед сообщал, что да, он и миссис Хоф могут взять недельный отпуск начиная с сегодняшнего дня, раз для здоровья миссис Хоф необходимо съездить в Вассау проконсультироваться со специалистом. Фролин встретил мой взгляд мрачной улыбкой; румянец его слегка поблек, вид у кузена был бледный и невыспавшийся, но ел он с аппетитом. Его улыбка и то, как он многозначительно указал глазами на спину уходящего Хофа, яснее слов говорили: срочно возникшая необходимость уехать – это такой способ бороться с явлениями, потревожившими мою первую ночь в доме.

– Ну что, мальчик мой, – весело проговорил дед, – вид у тебя далеко не такой осунувшийся, как давеча ночью. Признаюсь, мне тебя даже жалко стало. И похоже, скептицизма у тебя поубавилось?

Старик хихикнул – как будто тут было над чем шутить. Я, к сожалению, никак не мог разделить его веселья. Я сел и приступил к трапезе, то и дело поднимая на деда глаза в ожидании, что он объяснит наконец странные события предыдущей ночи. Вскоре стало ясно, что истолковывать он ничего не собирается, и я вынужден был попросить о разъяснениях – причем я изо всех сил старался не уронить собственного достоинства.

– Прости, если тебя потревожили, – промолвил дед. – Дело в том, что этот самый порог, о котором пишет Леандр, наверняка находится где-то здесь, в кабинете; я был абсолютно уверен, что я к нему близок, когда ты ворвался ко мне в спальню во второй раз. Более того, не приходится отрицать, что по меньшей мере один из членов нашей семьи общался с одним из этих существ – по всей видимости, Леандр.

Фролин подался вперед.

– И вы в них верите?

Дед улыбнулся неприятной улыбкой.

– По-моему, самоочевидно: на что бы уж там я ни был способен, пертурбации, которые вы наблюдали прошлой ночью, вызваны не мною.

– Да, конечно, – согласился Фролин. – Но какая-нибудь иная сила…

– Нет-нет, остается только установить, кто именно. Запахи воды – знак исчадий Ктулху, но ветра, возможно, говорят, что это Ллойгор, или Итакуа, или Хастур. Но звезды к Хастуру отношения не имеют, – продолжал он. – Так что остаются прочие двое. Значит, это они – оба или кто-то один – ждут за порогом. Я хочу знать, что таится за порогом, если только смогу его отыскать.

Казалось невероятным, что дед рассуждает так беззаботно об этих древних существах, но прозаичный подход сам по себе пугал не меньше, чем события ночи. Временное ощущение надежности, что я испытал при виде деда за завтраком, тут же схлынуло; я вновь ощутил медленно нарастающий страх – как по дороге к усадьбе накануне вечером – и уже пожалел о своих расспросах.

Если дед и видел, что происходит, он ничем этого не выдал. Он продолжал рассуждать в стиле лектора, который преподносит аудитории некое научное исследование. Очевидно, говорил он, есть некая связь между событиями в Инсмуте и внешними, потусторонними контактами Леандра Алвина. Покинул ли Леандр Инсмут изначально из-за тамошнего культа Ктулху или потому, что и у него тоже начались загадочные изменения лица, постигшие так многих жителей проклятого Инсмута? Эти странные лягушачьи черты не на шутку напугали федеральную полицию, что явилась расследовать ситуацию в Инсмуте! Возможно, что и так. В любом случае, оставив культ Ктулху, он уехал в висконсинскую глушь и каким-то образом установил связь с кем-то еще из старейших – будь то Ллойгор или Итакуа, – все они, что характерно, стихии зла. По всей видимости, Леандр Алвин был дурным человеком.

– Если в том и есть правда, – воскликнул я, – тогда разве не следует соблюсти предостережение Леандра? Откажитесь от безумной надежды отыскать этот его порог!

Дед некоторое время разглядывал меня с задумчивой кротостью, но было видно, что моя вспышка его нимало не затронула.

– Ну, раз уж я взялся за это исследование, я намерен дойти до конца. В конце концов, Леандр умер естественной смертью.

– Но, исходя из вашей собственной теории, Леандр с ними общался – с этими тварями, – проговорил я. – А вы – нет. Вы дерзаете вступить в неведомые пределы – к этому все идет! – не задумываясь о том, что за ужасы вас там ждут.

– Когда я ездил в Монголию, ужасов я там нагляделся. Не думал даже, что выберусь с Ленга живым. – Дед задумчиво помолчал и медленно поднялся на ноги. – Нет, я твердо намерен отыскать Леандров порог. Сегодня ночью, чего бы ты ни услышал, попытайся меня не прерывать. Жаль будет, если после стольких трудов твоя запальчивость вновь меня задержит.

– А когда вы отыщете порог, что тогда? – воскликнул я.

– Не уверен, что захочу его переступить.

– Возможно, выбора у вас не будет.

Дед молча поглядел на меня, кротко улыбнулся – и вышел.

III

Даже спустя столько времени мне трудно писать о событиях той катастрофической ночи, так живо приходят они на ум, невзирая на прозаичную обстановку Мискатоникского университета, где столько страшных тайн сокрыто в древних, малоизвестных текстах. И однако ж, чтобы понять последующие широко известные события, необходимо знать, что случилось в ту ночь.

Мы с Фролином большую часть дня исследовали дедовы книги и бумаги, ища подтверждения тем или иным легендам, на которые он намекал в ходе разговоров – не только со мной, но и с Фролином еще до моего приезда. Дедовы труды изобиловали загадочными аллюзиями, но лишь один рассказ имел отношение к нашему запросу: несколько невразумительная история, явно фантастического свойства, касательно исчезновения двух жителей Нельсона, что в Манитобе, и констебля Королевской Северо-Западной конной полиции и их последующее появление: они словно бы упали с неба, замерзшие и либо мертвые, либо умирающие, бормоча про Итакуа или Оседлавшего Ветер и про разные страны Земли, причем при них обнаружились странные предметы, сувениры дальних краев, которых при жизни у них явно не было. История звучала невероятно, и однако ж она была связана с мифологией, столь ясно изложенной в «„Изгое“ и других рассказах» и еще более жутко – в «Пнакотикских рукописях», «Тексте Р’льеха» и кошмарном «Некрономиконе».

Помимо этого, мы не нашли ничего, что бы имело прямое отношение к нашей проблеме, и решили дождаться ночи.

За обедом и за ужином, что в отсутствие четы Хофов приготовил Фролин, дед держался как ни в чем не бывало и ни словом не упоминал о своих странных исследованиях, похвастался только, будто теперь у него есть точные доказательства того, что Леандр сам написал этот безобразный пейзаж на восточной стене. А еще выразил надежду, что теперь, приближаясь к концу расшифровки длинного и невнятного письма Леандра, непременно отыщет ключ к пресловутому порогу, на который автор теперь ссылается все чаще. Встав от стола, дед еще раз торжественно предупредил нас не прерывать его в ночи, под страхом вызвать его крайнее неудовольствие, и удалился в свой кабинет – откуда уже не вышел.

– Ты надеешься уснуть? – спросил меня Фролин, как только мы остались одни.

Я покачал головой.

– О сне не идет и речи. Я даже ложиться не буду.

– Боюсь, если мы станем бодрствовать внизу, ему это не понравится, – возразил Фролин, слегка нахмурившись.

– Тогда я буду у себя, – ответил я. – А ты?

– С тобой, если не возражаешь. Дед вознамерился дойти до конца, и мы ничего не сможем поделать, пока мы ему не понадобимся. Может, позовет…

Я подозревал про себя, что если дед нас и позовет, то будет слишком поздно, но не стал озвучивать свои страхи.

Все началось как накануне вечером – с таинственной музыки: из темноты вокруг дома вдруг зазвучали флейты, набирая силу. Вскоре послышался шум ветра, резко похолодало, раздались завывания. А затем сгустилась атмосфера зла настолько великого, что в комнате стало нечем дышать, – и случилось нечто новое, нечто невыразимо ужасное. Мы с Фролином сидели в темноте; я не потрудился зажечь электрическую свечу, поскольку никакой свет не осветил бы источник всех этих явлений. Я наблюдал за окном и, как только поднялся ветер, снова посмотрел на ряд деревьев, думая, что они наверняка пригнулись под неодолимым натиском бури, но снова – ничего, в недвижном безмолвии ни лист не шелохнется. В небесах – ни облачка, звезды ярко сияют, летние созвездия опускаются к западному горизонту, уступая место в небе автографу осени. Шум ветра неуклонно нарастал, теперь ярился настоящий ураган, но по-прежнему ни движения не потревожило темную линию деревьев на ночном небе.

Но внезапно – так внезапно, что на мгновение я протер глаза, пытаясь убедить себя, что это сон, – в обширной части неба исчезли звезды! Я вскочил на ноги, прижался лбом к стеклу. Словно бы туча внезапно вознеслась в небо едва ли не к зениту, но никакое облако не поднялось бы в небо так стремительно. По обе стороны и над головой звезды сияли по-прежнему. Я открыл окно и выглянул наружу, пытаясь рассмотреть темный контур на фоне звезд. То был силуэт гигантского зверя, чудовищная карикатура на человека: высоко в небесах обозначилось что-то похожее на голову, а там, где должны бы быть глаза, карминно-алым огнем горели две звезды! А может, и не звезды? В ту же секунду звук приближающихся шагов послышался так громко, что весь дом затрясся и заходил ходуном, демоническая ярость ветра взыграла до неописуемых высот, а завывания и улюлюканья зазвучали так пронзительно, что сводили с ума.

– Фролин! – хрипло позвал я.

Я услышал, как он подходит ко мне, а мгновение спустя ощутил, как его пальцы крепко сомкнулись на моем предплечье. Значит, и он это видел; никакая это не галлюцинация и не сон – это гигантское существо, контуром обозначившееся на фоне звезд, и оно движется!

– Оно движется! – прошептал Фролин. – О господи! Оно идет сюда!

Он панически отпрянул от окна, я последовал его примеру. Но в следующее мгновение тень в небе исчезла, звезды засияли снова. Однако ж ветер не утих ни на йоту; воистину, если такое возможно, он с каждой минутой ярился все сильнее, все свирепее; весь дом сотрясался и вздрагивал, в то время как эти громовые шаги эхом звучали в долине за домом. Мороз крепчал, дыхание повисало в воздухе белым облачком – холодно было как в открытом космосе.

Из хаоса мыслей вдруг выплыла легенда, записанная в бумагах деда, – легенда о существе именем Итакуа, чья подпись запечатлена в холоде и снегах дальних северных стран. Но стоило мне вспомнить об этом предании, как все было стерто из моего сознания жутким хором завываний и улюлюканий – торжествующий речитатив гремел, словно тысячи чудовищных пастей:

– Йа! Йа! Итакуа, Итакуа! Ай! Ай! Ай! Итакуа кф’айяк вулгтмм вугтлаглн вулгтмм. Итакуа фхтагн! Угх! Йа! Йа! Ай! Ай! Ай!

Одновременно раздался оглушительный грохот и сразу за ним – душераздирающий крик деда, крик, переходящий в визг смертельного ужаса, так что имена, которые он собирался произнести – имя Фролина и мое, – так и не прозвучали, застряли у него в глотке пред явленным ему кошмаром.

Голос резко оборвался, и так же внезапно прекратились все прочие явления, и вновь жуткая, зловещая тишина сомкнулась вокруг нас точно облако рока.

Фролин добежал до двери моей спальни раньше меня, но я отстал ненамного. По лестнице он прокатился кувырком, но пришел в себя в свете моей электрической свечи: я схватил ее со стола, уже выбегая. Вместе мы обрушились на дверь кабинета, зовя старика.

Но ответа не последовало, хотя полоска желтого света под дверью свидетельствовала: лампа все еще горит.

Дверь была заперта изнутри; пришлось ее выломать.

Дед исчез бесследно. А в восточной стене, там, где некогда висела картина, зиял гигантский провал. Сейчас картина валялась на полу, а за ней обозначилась скалистая пещера, уводящая в недра земли, – и поверх всего в комнате осталась метка Итакуа: ковер свежевыпавшего снега. В желтом свете дедовой лампы кристаллы искрились миллионами крохотных драгоценных камней. Если не считать картины, потревожена была только постель – как если бы деда в буквальном смысле слова вырвала из нее колоссальная сила!

Я поспешно оглянулся туда, где старик хранил рукопись Леандра, но рукопись исчезла, не осталось ровным счетом ничего. И вдруг Фролин вскрикнул и указал на картину двоюродного деда Леандра, а затем на расщелину за нею.

– Порог! Все это время он был здесь!

И тут я в свою очередь увидел, как увидел и дед, но, увы, слишком поздно: картина Леандра всего лишь изображала то самое место, где впоследствии был возведен особняк, дабы закрыть пещеристый провал в земле на склоне холма – потаенный порог, о котором и предостерегала рукопись Леандра, порог, за которым исчез мой дед!

Рассказ подходит к концу, и однако ж самый чудовищный из всех странных фактов еще предстоит поведать. Пещеру тщательно обыскали сперва полицейские округа, а потом еще несколько бесстрашных искателей приключений из Хармона; как выяснилось, из пещеры было несколько выходов, так что, со всей очевидностью, кто-то или что-то, желающее проникнуть в дом через пещеру, должно было войти через одну из бесчисленных тайных расселин, обнаруженных среди окрестных холмов. После исчезновения деда выяснилось, чем занимался Леандр. Нас с Фролином подозрительные чиновники допросили с пристрастием, но в конце концов отпустили, когда тела деда так и не нашли.

Но со времен той ночи выяснились новые факты, факты, которые, в свете дедовых намеков, вкупе со страшными легендами из неприкасаемых книг, запертых в библиотеке Мискатоникского университета, оказываются просто убийственны – и убийственно неизбежны.

Первое – это череда гигантских следов, обнаруженных в земле в том месте, где в роковую ночь тень поднялась в звездные небеса: следы неправдоподобно глубокие и широкие, точно там прошелся какой-то доисторический монстр; следы на расстоянии полумили друг от друга; следы, что уводили за дом и исчезали в трещине, уводящей вниз в ту самую потайную пещеру, – идентичные следам, обнаруженным в снегу северной Манитобы, где исчезли с лица земли злополучные путешественники и констебль, посланный на поиски.

Второе – обнаружилась записная книга деда вместе с частью Леандровой рукописи, вмерзшие в лед в чаще заснеженных лесов Верхнего Саскачевана и, по всем признакам, сброшенные с большой высоты. Последняя запись датировалась днем исчезновения деда в конце сентября, но нашли записную книжку лишь в апреле следующего года. Ни Фролин, ни я не дерзнули объяснять их странное появление тем, что первое пришло на ум. Мы вместе сожгли страшные заметки и незавершенный дедов перевод – перевод, что сам по себе, так, как записан, со всеми предостережениями против ужаса за порогом, помог призвать извне существо настолько чудовищное, что описывать его не дерзнули даже древние авторы, чьи кошмарные повествования разбросаны по разным концам земли!

И последнее – решающее, самое страшное свидетельство: спустя семь месяцев тело деда обнаружили на маленьком островке Тихого океана чуть юго-восточнее Сингапура. И – странный отчет о состоянии тела: оно прекрасно сохранилось, словно во льду, такое холодное, что невозможно было прикоснуться к нему голыми руками в течение пяти дней после обнаружения. И, что характерно, нашли его наполовину засыпанным песком, как если бы «он упал с самолета!». Ни Фролин, ни я больше не питали никаких сомнений: это – легенда об Итакуа, который уносит свои жертвы в дальние пределы земли, во времени и пространстве, прежде чем их бросить. По всем признакам, дед был жив хотя бы на протяжении некоторой части невероятного путешествия; если бы мы и сомневались, то присланные нам вещи, найденные в его карманах, и сувениры из странных неведомых мест, где он побывал, стали последним страшным доказательством. В частности, золотая пластинка с миниатюрным изображением схватки между древними существами и с надписью каббалистическими знаками. (Доктор Рэкхем из Мискатоникского университета утверждает, что табличка – из неких мест за пределами памяти человеческой.) А еще – отвратительная книга на бирманском языке с жуткими легендами о проклятом потаенном плато Ленг, обиталище страшного народа чо-чо, и, наконец, отвратительная, чудовищная каменная статуэтка – адское чудище, идущее по ветру над землей!